Текст книги "Клуб любителей фантастики, 2011"
Автор книги: Владимир Марышев
Соавторы: Константин Ситников,Елена Красносельская,Сергей Звонарев,Пауль Госсен,Илья Халь,Евгения Халь,Сергей Цветков,Лев Стеткевич,Борис Примочкин,Михаил Гундарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Лев Стеткевич
РАСПОЛОВИНИТЬ ДИТЯТКУ
– Встать, суд идёт!.
Входит судья – мантия, парик, папка подмышкой, молодой, но серьёзный такой, в очках.
Судья садится, раскрывает папку, читает, потом смотрит поверх очков на спорящие стороны.
– Ничего не понимаю. Поменяйтесь местами.
Тонкая, молоденькая и злющая брюнетка резко встаёт и идёт налево, полный лысоватый дядечка, скрипя стулом, медленно поднимается, отодвигает стол, отодвигает стул и идёт направо. Девушку сопровождает брат, спортивный молодой человек, крепыш, но гораздо ниже толстого дядьки.
– Хорошо, – говорит судья и, пока стороны рассаживаются, читает листы из папки.
– Делим ребёнка, прекрасно.
Брюнетка чихает от злости. Судья внимательно смотрит на неё, потом опять на листы из папки, потом опять на неё.
– Это вы, правильно? – говорит судья брюнетке и показывает ей заявление. Брюнетка чихает и кивает.
– А это, значит, вы, – судья смотрит поверх очков на полного дядьку. – В таком случае поменяйтесь местами обратно.
Спорящие стороны меняются. Толстяк идёт налево, брюнетка направо. Толстяк осторожно обходит брюнетку по большому кругу, метра два, не меньше.
– Ага, – говорит судья, смотрит на спорящие стороны, потом в папку, потом опять на спорящие стороны. – Это восьмое заседание суда по делу… Розенблад против Гугенот… мнэ… Гутентшнихтель. Я назначен в замену предыдущего судьи, обращаться ко мне надо «ваша честь». Сразу предлагаю соломоново решение – ребёнка пополам. Первая сторона?
– Это чёрт знает… – сорвавшимся голосом начинает брюнетка.
– Встаньте, – говорит ей судья.
Брюнетка встаёт.
– Ребёнок принадлежит отцу, согласно брачному договору, подписанному сторонами в надлежащем порядке, – заявляет брюнетка и с грохотом садится.
– Ясненько, – судья чешет нос. – Вторая сторона?
Полный дядька долго встаёт, поправляя очки, доставая платок, отодвигая стол, шаркая ногами.
– Ваша честь, ребёнок должен остаться у матери, – говорит наконец он тонким голосом.
Брюнетка кидает в толстяка авторучку. Метко. Кто-то из зрителей хихикает и пытается скрыть это кашлем.
– Итого, – говорит судья, – стороны, со времени последнего заседания, не пришли к соглашению, так я понимаю, да?
Толстяк пыхтит и пожимает плечами, брюнетка пытается вскочить, но её удерживает брит.
– Предлагаю простое решение, – повторяет судья, – ребёнка пополам.
– Да блин, – кричит брюнетка, – есть договор. Вы читали договор?
Судья прикладывает раскрытую ладонь к уху. Брат громко шепчет брюнетке.
– Ваша честь, – добавляет брюнетка, – читала ли договор ваша честь, блин, ваша честь?
– Читал, – умиротворяюще отвечает судья. – Но открылись некоторые обстоятельства. Вторая сторона?
Судья и зрители наблюдают, как толстяк медленно по частям встаёт и выпрямляется.
– Ваша честь, договор признан ничтожным.
Брюнетка шипит и метает в толстяка мятую бумагу, помаду, мобильный телефон, брат хватает её за руки. На этот раз толстяк ловко отбивает летящие в него предметы.
– Да, – говорит судья, – всё верно. Брачный договор противоречит законодательству – ребёнок не входит в понятие «совместно нажитое имущество, одушевлённое или неодушевлённое». А, первая сторона?
Брюнетка вырывается, отталкивает брата, хватает с кафедры судьи деревянный молоток и бросается на толстяка. Толстяк закрывает лицо руками, брюнетка лупит его по голове, по спине и по чему попало. Зрители рады. Судья молчит.
– Насилие в семье, – пищит толстяк, – занесите в протокол.
Жену избивает муж. Судья поднимает брови домиком. Брат оттаскивает брыкающуюся брюнетку. Толстяк поправляет костюм и вытирает лицо платком.
– Ммм, – говорит судья, – то есть муж это вы, – он показывает пальцем на брюнетку, – а жена вы, – он показывает пальцем на толстяка.
– Да, – отвечают хором обе спорящие стороны.
– Ну что ж, – судья чешет нос и перекладывает бумажки перед собой, – тогда поменяйтесь местами.
Толстяк идёт направо, обходя брюнетку по периметру помещения, то есть, за спиной судьи, брюнетка идёт налево, её за плечи крепко держит брат.
– Так, – говорит судья, когда спорящие стороны усаживаются, – теперь, ещё раз. Розенблад, предъявите себя.
Встаёт брюнетка.
– Представьтесь.
– Анна Владимировна Рыбец, ник сэр Розенблад, мой персонаж…
– Достаточно, – прерывает её судья.
– Госпожа Хугенот… Гу-тент-шних-тель, предъявите себя, будьте любезны.
Встаёт толстяк.
– Игорь Станиславович Рыбник, ник госпожа Гутентшнихтель, в семьсот двадцать пятом году…
– Достаточно, – прерывает его судья.
– Итак, процесс сэр Розенблад против госпожи Гутентшнихтель о разделе имущества и ребёнка. По-прежнему предлагаю – имущество пополам, ребёнка пополам, всё по списку – пополам. Что скажет первая сторона?
Брюнетка встаёт.
– Ваша честь, пять! Пять квестов в день, и всё ради денег и ради семьи. Помимо этого, шесть! Шесть часов ежедневно я тренировала моего малыша. У него уже двадцать девятый уровень. Несмотря на юный возраст, он состоит в гильдии Магов, в гильдии оруженосцев Великого Владыки и в гильдии Погонщиков Драконов, Он будет блистательным воином этого мира. А вот его мать всё это время сидела дома, денег не зарабатывала, дитя не тренировала и теперь предъявляет на него права. Ребёнок мой, я не отдам моего малыша.
Брюнетка садится. Зрители одобряюще шумят. Судья стучит ладонью по столу, потому что молоток куда-то улетел во время драки.
– А теперь послушаем, что скажет вторая сторона.
Толстяк степенно встаёт.
– Ваша честь, воспитание детей – это не зарабатывание денег и не война с гоблинами. Гармоничная личность, ваша честь, растёт в любви. Я десять часов в день, ваша честь, занимался моим дитяткой. Я не хочу оценивать любовь, цифрами выражать прекрасные качества, которые я ему привил, но послушайте – он умеет читать руны, у него семнадцатый уровень в риторике, одиннадцатый уровень харизмы, тринадцатый уровень восприимчивости. Всё это не зарабатывается в боях, всё это – материнская любовь. Ребёнок должен быть с матерью. Он – будущий правитель этого мира, а если не суждено, то – великий мудрец. В любом случае, если вы отдадите дитя отцу, знайте, вы обрекли невинного на вечный холод без материнского тепла.
Толстяк садится. Судья вздыхает.
– Уважаемый сэр Розенблад, уважаемая госпожа Гугентшнихтель, мы в сложном положении. И я настаиваю, давайте из одного ребёнка сделаем двоих. Один останется у отца, второй у матери, все навыки будут поделены пополам.
Зал гудит всё громче и громче. Брюнетка мнёт и рвёт записки, которые ей пишет брат. Толстяк качает головой: «Это безумие, безумие».
– Ну что ещё можно придумать в этой ситуации, – говорит судья. – Игровые консультанты вчера предложили устроить аукцион…
– Вы этого не сделаете, ваша честь, – перебивает его толстяк, – представляете, что этой ночью напишут блоггеры: в вашей игре торгуют детьми!
– А у меня бы хватило денег, дорогуша, – кричит с места брюнетка. – А вот ты не потрудилась перевести бабки из реала в онлайн. А у меня денег хватит.
Судья перебирает бумажки.
– Вот что ещё предлагают консультанты – поединок.
Зал утихает – интересно, кто-то громко шепчет с задних рядов: «махач-махач».
– Да я прямо сейчас готова сразиться с этой мягкотелой курицей, – рычит брюнетка, брат хватает её за пояс и силой удерживает на стуле.
– Вторая сторона?
– Глупо, – отвечает толстяк. – Она меня зарежет, и после этого мне придётся звонить моему другу из «Вечернего ЧП» и давать интервью о насилии в семье, о кровавой резне, несовместимой с гармоничным воспитанием детей. Могу начать набрасывать тезисы.
Толстяк что-то пишет.
– Припух! – вопит брюнетка.
Судья молчит и накручивает белый локон парика на палец.
– Нда, может, всё-таки пополам?
– Это будет огромной потерей для нас обоих, нарушается гармония уникальной личности, – грустно замечает толстяк. – Потом, я воображаю себе весьма эпичный заголовок: «В популярной онлайн игре детей режут пополам». Прекрасно, правда?
Это злит всех. Зал гудит, брюнетка шипит, судья стучит ладонью по столу и громко заявляет:
– Нет, ну я всё-таки судья этой игры! Сейчас нарешаю вам тут, а вы извольте выполнять! Есть правила, есть закон. Как решу, так и будет.
– Воля ваша, ваша честь, – улыбается толстяк.
В зале стучат ногами и кричат: «Махач, резня, пополам, пусть будет больше детей, вообще отобрать, пусть новых делают, в приют, обобществить, продать, пусть соберут отряд, стенка на стенку!»
Судья колотит кулаком в стол.
– Тишина, чтоб вас всех. Удалю. И не узнаете, что я придумал.
Зрители гудят неодобрительно, но постепенно успокаиваются, всем интересно, что будет дальше.
– Есть идея, – говорит судья. – Пусть ребёнок сам выберет, с кем он будет. Первая сторона?
– Это немыслимо, – отвечает с места брюнетка.
– Вторая сторона?
– Глупо, – отвечает толстяк.
– Я вас понимаю, – продолжает судья. – Сейчас ваш ребёнок с технической точки зрения – компьютерная программа, бот, набор параметров, отнеситесь к этому без эмоций, пожалуйста. У него нет личности. Он такая же часть игры, как любое ваше виртуальное имущество, – судья берёт листок из папки и читает. – Богатства семьи Розенблад-Гутентшнихтель: дублёная шкура дракона со смарагдовой чешуёй, три сундука с золотом, магическое кольцо, домашнее животное – помесь пятиглавого тигра с полуторным скатом и так далее… Так вот, я предлагаю, дать ребёнку личность, чтобы он мог сам решить, с кем из родителей он останется.
Зрители зашушукались, обсуждая идею, похоже, им понравилось.
– Первая сторона?
– Ваша честь, – брюнетка встала. – Это издевательство. Личность ему не нужна – это мой малыш, я его никому не отдам. Решать он ничего не может, он ещё маленький.
– Понятно. Вторая сторона?
Толстяк на этот раз бодро поднялся и даже не отодвинул стол животом.
– Ваша честь, материнский инстинкт протестует против бессмысленных рассуждений о личности. Моё дитя должно быть со мной.
– Ясно, – судья что-то пометил у себя в блокноте. – Значит так, мне всё это совершенно надоело.
Зал затих.
– Если я буду слушать вас, мы опять попадём в тупик, и суд растянется ещё на полгода.
Зал совсем-совсем затих.
– Я принимаю окончательное решение…
Тишина гробовая.
– …наделить ребёнка личностью, а через пару месяцев мы его спросим – с кем он будет жить?
Зрители взревели и зааплодировали. Брюнетка попыталась прыгнуть на судью, но её вовремя перехватил брат. Толстяк кривил губки и смотрел в потолок.
– Личность выберем на основании конкурса, который послужит прекрасной рекламой нашей игре. Выберем жюри, выберем претендентов из новых игроков, проголосуем. Это растянется недели на две, на месяц. Очень хорошая у меня идея. Представляю себе обсуждения в блогах, на фанатских сайтах, в «Вечернем ЧП» и в утреннем «Офигеть!». Идеальная идея! А новый игрок, настоящий человек, которого мы выберем, получит управление вашим ребёнком, и сам разберётся, с кем будет: с мамой, – судья показал авторучкой на толстяка, – или с папой, – судья ткнул авторучкой в сторону брюнетки, извивающейся в крепких лапах брата.
Зрители аплодировали стоя. Толстяк звонил по мобильнику. Брюнетка опрокинула-таки стол, но вырваться не смогла.
– Зачем вы отдаёте моего малыша неизвестному проходимцу. У ребёнка не может быть личности! Это мой малыш! – кричала она.
– Короче, – судья стукнул кулаком в стол.
– Я – гений! О дате следующего заседания вас известят. Всё, я в маркетинговый отдел. Пишите мейлы, ребята, и играйте в нашу игру.
Владимир Марышев
ФАНТАЗЁРЫ
В мерцающей радужной стене обозначилось овальное отверстие. Нуг сжался и, весь трепеща, шагнул вперёд.
За огромным столом восседал неимоверно толстый пожилой лулиец. Его желтоватую кожу покрывали мелкие коричневые пятна – признак дурного расположения духа.
– С чем ты пожаловал ко мне? – скрипучим голосом осведомился сидящий.
– Могущественный Дэрг! – выражая почтение, Нуг порозовел. – Речь пойдёт о величайшем открытии!
– В чём же оно состоит? – Щупальца Дэрга поднялись в знак внимания.
Нуг суеверно зажмурил все двенадцать глаз и, мысленно сосчитав до четырёх, выпалил:
– Я создал вечный двигатель!
Щупальца опустились. Это предвещало неприятности.
– Умоляю выслушать меня, Высочайший! – поспешно добавил Нуг. – Я не осмелился бы отнимать ваше драгоценное время, но в моей лаборатории уже изготовлен опытный действующий образец!
– Ничтожный! – Дэрг налился ядовитой зеленью. – Тебе как учёному лучше других должно быть известно, что вечный двигатель невозможен!
Нуг выдержал паузу. Он знал: стоит сейчас ошибиться в выборе выражений, неверно расставить акценты – и дело потерпит крах. Слишком много инстанций пришлось преодолеть, слишком много звонких лансиков было истрачено, чтобы добиться аудиенции у Высочайшего! Нет, Нуг не имел права даже на малейшую оплошность!
– Я и сам так думал, о светоч знаний! Но факты говорят об обратном. Они настолько удивительны, что с трудом поддаются рассудку. Не соизволите ли осмотреть машину, которую изобрёл незначительнейший из рождённых на прекрасной Лулу?
Дэрг молчал, меняя окраску, что выражало колебание. Наконец проскрипел:
– Соизволяю.
…В центре просторного, ярко освещённого зала возвышался большой серебристый куб.
– Позволите начать демонстрацию? – Нуг вертелся возле Дэрга, заглядывая ему в глаза. Получив согласие, он кинулся отдавать распоряжения.
Вскоре куб ожил, его поверхность вспучилась, пошла волнами. Затем одна из стенок откинулась, и оттуда непрерывным потоком стали выходить вполне законченные новенькие сликсы.
Это зрелище потрясло даже невозмутимого Дэрга.
– Невероятно! – он всплеснул щупальцами. – И ты уверяешь, что твой агрегат не питают никакие источники энергии?
– Именно так, Гениальный! Вы можете сами в этом убедиться!
– Очень странно. – Дэрг медленно обошёл загадочное сооружение, продолжающее извергать продукцию. – На чём же основан принцип действия?
– Не уверен, что мне удалось постичь своим слабым умом суть удивительного явления. Но я много размышлял, Великолепный! И, если позволите, осмелюсь высказать собственное предположение.
– Слушаю, – важно произнёс Дэрг.
Нуг напрягся. Вот он, его звёздный час!
– Это не вечный двигатель в полном смысле слова – тут вы совершенно правы, Изумительный. Откуда же моя машина черпает энергию? Я считаю, что из другого мира. Занимающего один объём с нашим, но пребывающего в ином измерении!
Дэрг почернел. Это случалось с ним крайне редко, но если происходило, ждать пощады было нечего.
– Это уже слишком! Твои фантазии не имеют пределов, Нуг! Лулиец с таким неуёмным воображением не может руководить лабораторией. Я отстраняю тебя от должности!
Нуг обречённо окрасился в пурпур…
* * *
– В чём дело, Моррисон? – резко спросил министр энергетики. – Почему термоядерный реактор прекратил работу? Вам известно, что вся программа под угрозой срыва?
– Я ни в чём не виноват! – Моррисон знал, что с министром, когда он так взвинчен, спорить небезопасно. Но ничего другого не оставалось. – Всё было хорошо, и вдруг скачком упала температура плазмы. Сами понимаете, реакция оказалась невозможной. Мы проверили всё, что только поддавалось проверке. Никаких неисправностей! Сотрудники ломают головы и ничего не могут придумать. Но у меня возникла совершенно удивительная догадка.
– Что вы там придумали? – Министр не скрывал раздражения. – Учтите, мне надоели ваши выкрутасы. Плохую работу не оправдывают домыслами!
Моррисону пришлось проглотить оскорбление.
– Вам, конечно, известна гипотеза о параллельных мирах. Я обратится к ней – и лишь тогда в загадочной истории забрезжил свет. Возможно, один из этих миров соприкоснулся с нашим в пространственной точке, совпадающей с положением станции. Именно туда, в иную Вселенную, перетекает энергия плазмы. И кто знает, не используют ли её в своих целях тамошние жители? Звучит, конечно, фантастично. Но ситуация такова, что мы не можем пренебрегать ни одной из версий.
– Ну, хватит! – загремел министр. – Я устал выслушивать ваши бредни! Такой неисправимый фантазёр не может возглавлять проект. Вы уволены!
№ 3
Константин Ситников
ШИП
Чрезвычайный и полномочный посол России в безвестной африканской республике, образовавшейся на волне национальных революций шестидесятых годов прошлого века, Юрий Петрович Усольцев открыл ворота гаража и отважно заглянул внутрь. После яркого солнца, сверкавшего на белых плитках дорожки, сумрак в гараже показался ему мраком кромешным. И в этом мраке ползали огромные золотисто зелёные амёбы. Постепенно сквозь них проступали силуэты наполнявших гараж предметов.
– Барррдак, – обиженно проворчал посол, передразнивая доктора. – Подумаешь, барррдак. Вы ещё ни видели настоящего бардака, господин доктор. Барррдак!
Он был полон решимости. Полным решимости взглядом он обвёл гаражное помещение, и руки у него опустились. Ящики, контейнеры и как попало сваленные вдоль стен коробки с экспедиционными трофеями громоздились перед ним, подобно горам Майомбе.
– Барррдак! – в третий и последний раз повторил посол, уже без прежнего апломба.
Он переступил с ноги на ногу и едва не подпрыгнул на месте. По привычке Юрий Петрович расхаживал по территории посольства в одних носках. Левый носок был продран на пятке, и вот в эту голую пятку и впился сухой и очень острый шип. Вот чёрт! Прыгая на одной ноге, Усольцев добрался до контейнера, рухнул на него и задрал ногу на колено. Шип был длинный, чёрный, с косым деревянистым основанием. Посол никогда раньше не видел таких шипов и понятия не имел, от какого он растения. Скверно, если от ядовитого… Ранка была круглая, кожа вокруг неё покраснела и начала припухать. Чёрт бы побрал этого доктора с его барррдаком!
Он попробовал приподняться, но тут же, охнув, опустился обратно на контейнер. Боль была такая, будто в пятку воткнули раскалённый металлический стержень и с садистским удовольствием повернули там. Чёрт, чёрт, чёрт! Что же делать? Медицинский спирт… девяностопроцентный… в такой круглой градированной бутылке… в запасной аптечке… где-то здесь, в гараже…
Юрий Петрович кое-как поднялся на здоровую ногу и попрыгал туда, где, как ему казалось, в последний раз видел запасную о аптечку. На то, чтобы найти её, ушло не cj менее получаса. Он уже совсем было отчаялся, как вдруг удача улыбалась ему Пожелтевшая аптечка отыскалась в коробке, под книгами и старым тряпьём. К счастью, бутылка была на месте.
Он долго сидел на пустых канистрах, плескал в ладонь быстро испаряющуюся жидкость и обильно смачивал ею голую пятку в большом разрыве носка. Пятка раздулась и была горячая, как сковорода… Вот уж скверно так скверно. Надо показать шип доктору, когда он вернётся… А, чёрт, я же его выбросил. Или посеял. Выбросил или посеял. Пошарить на полу… Не хватает ещё рукой пораниться… Придётся всё-таки найти этот шип…
Покончив с дезинфекцией, Юрий Петрович вынул из кармана большой скомканный и не очень чистый носовой платок и кое-как замотал им рану. Осторожно попробовал наступить на ногу, – боль оказалась не такой уж и сильной, – и захромал к коробкам с экспедиционным барахлом. Но сколько он ни искал, шипа нигде не было. Наверно, завалился между коробками. В жизни больше к ним не притронусь! Доктор их привёз, вот он пусть с ними и разбирается, не без злорадства решил Юрий Петрович. Ему припомнилось, что в кабинете оставалось ещё немного коньяка, и это приободрило его.
Он вышел под солнце и сощурился. На пыльные каменные плитки невозможно было смотреть. Он прикрыл глаза, чувствуя, как наливаются височные доли и особенно ложа глазных яблок тупой болью, и огромные радужные круги поплыли у него под веками. Почти на ощупь он доковылял до веранды, не без труда одолел три ступеньки и повернул ручку на стеклянной двери.
В прихожей на полу сиротливо валялись туфли. И дёрнуло же меня выйти во двор без них! Он опустился на низкую скамеечку и попробовал натянуть туфлю, но пятку раздуло так, что об этом нечего было и мечтать. Прямо золушкин башмачок какой-то… Из ослиного упрямства он всё же надел туфлю, насколько это оказалось возможным, после чего, кряхтя, поднялся и, ступая на носок, шаркая, как старик, потащился наверх. Там он направился прямиком к зеркальному бару.
Запахло хорошим французским коньяком.
А доктор ещё говорит, почему я так много пью!
В течение дня ранка почти не беспокоила Юрия Петровича, и он уж было начал думать, что обошлось. Но к вечеру ему вдруг стало по-настоящему худо. Сначала его охватил жар, потом озноб, потом жар и озноб одновременно. Он больше не сомневался в том, что шип был ядовитый. Или отравленный туземными охотниками, что ещё хуже. Он проглотил несколько горьких таблеток и забрался под все одеяла, какие только нашлись в посольстве. Лязгая зубами и покрываясь испариной, он проклинал доктора, которого вечно нет на месте, когда он нужен. Временами он впадал в горячечный бред, и ему начинала мерещиться всякая чертовщина. А всё доктор, будь он неладен со своими россказнями!..
Во втором или третьем часу ночи бред прекратился, и Юрий Петрович, обессиленный, уснул. Он проспал почти двенадцать часов и до следующего вечера чувствовал себя вполне сносно. Только всё время хотелось пить. Нога почти не болела. Ночью, однако, его свалил очередной приступ болезни с новой порцией горячечной бреда, ещё более устрашающего, чем накануне. Видения были такими жуткими, что посол начал опасаться за свой рассудок. Особенно его встревожило то, что некоторые видения сопровождались сомнамбулизмом. Так, после короткого периода полного беспамятства, он вдруг очнулся и обнаружил, что, вместо того чтобы лежать под тремя одеялами в своей постели на втором этаже посольского особняка, стоит в одних носках в гараже как раз возле тех коробок, где наступил на злосчастный шип! Это так напутало его, что он опрометью кинулся вон из гаража.
Постепенно болезнь отступала, но возник новый повод для беспокойства. Юрий Петрович начал замечать, что в его поведении медленно, но неуклонно происходят странные изменения. Всё чаще он впадал в какое-то неподвижное оцепенение. Его непрерывно мучила жажда, причём к кипячёной воде он стал испытывать необъяснимое отвращение (она казалась ему совершенно безвкусной), предпочитая сырую воду из-под крана, против чего восставали все правила гигиены и санитарии! Коньяк, без которого раньше посол не обходился и дня, теперь вызывал у него тошноту. Потом ему пришла в голову странная идея (кажется, он где-то читал или слышал об этом), что, если обмазать ранку от шипа свежей болотной жижей, она быстрее заживёт. Ему нестерпимо захотелось сунуть ногу в почву – и стоять так часами, наслаждаясь приятной тенью и шумом листвы над головой…
Теперь он не сомневался: виной всему туземная лихорадка, о которой говорил доктор. Месяц назад доктор, вернувшись из очередной экспедиции в джунгли, взахлёб рассказывал о деревне, жителей которой поразила странная болезнь. Они бредили какой-то угрозой из джунглей и боялись приближаться к любому дереву, на котором были лианы. Некоторые доходили до того, что хватали в руки ножи и с остервенением рубили все лианы подряд, какие им только попадались. Когда их пытались образумить, они вырывались и кричали, что всем им угрожает страшная опасность, что в джунглях проснулся ужасный и кровожадный дух Мгембе, который поработит их, если они не сумеют противостоять ему. Приступы болезни сопровождались повышенной моторной активностью, тогда как период ремиссии, напротив, – полнейшей апатией. Болезнь длилась от двух до пяти дней, после чего проходила бесследно. Только вот что интересно, отмечал доктор, выздоровев, туземцы куда-то пропадали, скорее всего, в джунгли. Возвращались они ровно через сутки, и это было уже окончательным возвратом к нормальной жизни. Где они проводили эти сутки, доктор не знал, а деревенские старейшины, если и знали, то помалкивали.
В деревне, по рассказам доктора, был свой колдун и жертвенное место, куда туземцы время от времени приносили чашку маисовой кашицы или высушенную лапку какого-нибудь лесного зверька. Жертвенник представлял собой грубо обработанный камень с отверстием в центре, похожий на старинный мельничный жёрнов. Во время обряда инициации юноша должен был сунуть в это отверстие указательный палец, и при этом, что бы ни случилось, в его лице не должен был дрогнуть ни один мускул. В противном случае, считалось, что юноша не прошёл испытания, и его жестоко высмеивали. Доктор долго не мог понять, что же такого особенного в этом обряде, пока однажды, воспользовавшись отсутствием колдуна (старика мучил запор, и он подолгу застревал в кустах), лично не исследовал «жёрнов», в отверстии которого и обнаружил острый шип незнакомого растения.
В бредовых видениях Юрия Петровича эти россказни доктора отразились самым фантастическим образом. Ему казалось, что он где-то глубоко в джунглях не то стоит, не то сидит на корточках в мертвенно душном и мрачном месте, куда не попадает ни один солнечный луч; вокруг него вьются толстые лианы, и эти лианы покрыты острыми чёрными шипами. Лианы шевелятся, как живые, хотя в джунглях ни ветерка, и вдруг он понимает, что эти лианы – его руки, а сам он – старое, приземистое, корявое, расцвеченное лишайниками дерево, растущее с незапамятных времён в болотистой почве. Во время следующего видения ему открылось, что дерево это обладает зачатками разума и очень сильным чувством самосохранения. В удушливом тропическом мраке терпеливо поджидает оно птиц и зверей, чтобы уколоть их своими ядовитыми шипами и подчинить своей воле. После сезона дождей на лианах распускаются восхитительные цветы – крапчатые, ярко-красные с ярко-жёлтыми языками, – и с таким же восхитительным запахом тухлого мяса, привлекающим мелких зверьков… Потом лианы сохнут, съёживаются, приобретая коричневый оттенок, шипы отваливаются от них, цепляются за шкурки зверьков, и те разносят их по джунглям…
Но не это занимает неторопливые мысли древнего дерева последние сто лет. Коварные двуногие существа подбираются к нему всё ближе, мечтая уничтожить его. Они вырубают и сжигают джунгли, чтобы сеять на их месте свои чахлые посевы. Люди – вот главная опасность. Вот кого нужно подчинить своей воле! И многое для этого уже сделано. Эти глупые чёрные коротышки… Они считают мой ядовитый шип священным! Пусть считают!.. Гораздо опасней белые, называющие себя европейцами. Их сознание не замутнено бреднями колдунов, их сложней подчинить своей воле. Но и они мало-помалу поддаются моему влиянию. Хуже всего, однако, что яд, содержащийся в моих шипах, не только подавляет волю людей, но и позволяет им заглянуть в мой внутренний мир, прочитать мои мысли. А это опасно, смертельно опасно!..
Вот что видел в бреду Юрий Петрович. И всплыло в его памяти это странное туземное слово – Мгембе. «Мгембе, – повторил он вслух, словно бы пробуя это слово на вкус. – Я – Мгембе. Я был Мгембе, пока лежал в бреду. Ночью я спускался вниз… в гараж! Да, да, я спускался в гараж за шипом! Теперь я точно знаю, что собирался делать с ним. На днях ко мне должен зайти в гости мой приятель – туземный король-людоед. Он любит посидеть в кресле-качалке на веранде, и я собирался подложить ему этот ядовитый шип. Господи, я заболел странной болезнью туземцев и уже никогда не выздоровею. Ужасный лесной дух Мгембе поработит меня, как поработил туземцев».
Он снова попытался отыскать шип, сначала в гараже, а потом расширил зону поиска до всего особняка. Куда там! Шип как сквозь землю провалился.
Нужно рассказать обо всём доктору! Скорей бы уж он приехал. Если бы всего месяц назад кто-нибудь сказал Юрию Петровичу, что он может с таким нетерпением ждать доктора Краснова, он рассмеялся бы. И правда, доктор был совершенно несносный человек. Мало того что он считал всех вокруг бездельниками и бездарями, так он ещё говорил об этом вам прямо в глаза при каждом удобном случае. И при этом не стеснялся выпивать ваш коньяк, пользоваться вашим душем и занимать на ночь ваш диван. Но он хотя бы был живой человек, и с ним можно было поговорить…
Доктор появился через неделю или две. Послышался шорох шин под окном, и к воротам подъехал открытый джип. За рулём, в шортах и рубашке с короткими рукавами, сидел доктор. На голове у него была соломенная шляпа, из-под которой поблёскивали золотые ободки очков. Он нетерпеливо посигналил, вызывая швейцара, давным-давно сбежавшего или, может быть, умершего. Умер или сбежал, Юрий Петрович не мог вспомнить. А возможно, его никогда и не было… Под непрерывный трезвон электрического звонка он торопливо спустился по лестнице в холл, отпер стеклянную входную дверь и выбежал на дорожку. Контрольный пункт в особняке бездействовал, и приходилось отпирать ворота обычным ключом. Пока Юрий Петрович возился с заклинившим замком, сидевший за рулём доктор молча разглядывал его ноги в дырявых носках. Его серые, с льдинкой, глаза сердито и насмешливо поблёскивали сквозь стёкла очков. Нос у доктора облупился на солнце и был заклеен кусочком пластыря. Вторым кусочком пластыря был обмотан кончик указательного пальца на правой руке доктора, которой он сжимал руль. Юрий Петрович развёл створы ворот в стороны, и джип вкатил на территорию посольства. В холле между доктором и послом произошёл следующий разговор.
– Что с вами? – спросил доктор, внимательно разглядывая посла. – Вы заболели? У вас нездоровый вид.
– А что вы хотели! – рассердился Юрий Петрович. – Я два или три дня провалялся в постели. Думал, концы отдам. И всё по вашей милости. Где вы пропадали?
– Да так, – неопределённо сказал доктор, – по своим делам. Так вы говорите, что-то серьёзное?
Юрий Петрович обиженно фыркнул.
– Говорю вам, я едва концы не отдал, – повторил он. Неожиданно голос его стал жалобным. – Может, я заразился, а?
– Чем это, хотелось бы знать? – полюбопытствовал доктор.
– Этой вашей лихорадкой.
– Чушь! Вы никуда не выходите и ни с кем не общаетесь.
– Как это не общаюсь! А король?
– Подумаешь, король. Вы и видитесь-то с ним раз в год. Не понимаю, за что вам деньги платят.
– Это вы зря, доктор, – обиделся Юрий Петрович. – Я хорошо делаю свою работу. И вообще, что я могу? Я поддерживаю с королём дружеские отношения. Можно сказать, приятельские отношения. А, доктор, как вам это нравится? – Он нервно хихикнул. – «Благодаря усилиям чрезвычайного и полномочного посла между двумя государствами установились приятельские отношения…»
– Вы несёте бог знает какую чепуху, – сказал доктор.
– Может, дух Мгембе вселился в меня?.. – жалобно предположил Юрий Петрович.
– Чушь и бред! – оборвал доктор. – Жалею, что наплёл вам тогда небылиц.
– И вовсе не небылиц! – горячо возразил Юрий Петрович. – Я сам своими глазами видел…
