Текст книги "За спиной была Москва (СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

"... Допросом Добробабина установлено, что в районе Дубосеково он действительно был легко ранен и пленен немцами, но никаких подвигов не совершал, и все, что написано о нем в книге о героях-панфиловцах, не соответствует действительности.

Далее было установлено, что кроме Добробабина остались в живых Васильев Илларион Романович, Шемякин Григорий Мелентьевич, Шадрин Иван Демидович и Кужебергенов Даниил Александрович, которые также числятся в списке 28 панфиловцев, погибших в бою с немецкими танками. Поэтому возникла необходимость расследования и самих обстоятельств боя 28 гвардейцев из дивизии им.Панфилова, происходившего 16 ноября 1941 года у разъезда Дубосеково..."

Обратите внимание на причинно-следственную связь.

Вначале, то есть в 1947 году, устанавливается преступление Добробабина, совершенное значительно позднее боя под Дубосеково. Одновременно с этим устанавливается, что никаких подвигов в ноябре 1941 года он не совершал. Затем этот тезис развивается.

«Далее было установлено», что в живых остались еще 4 человека. Обратим внимание на это «далее». То есть, «установлено» это в том же 1947 году или позднее (напомню, что справка от 1948 года). И утверждается, что именно на основании этого («поэтому») именно в это время «возникла необходимость расследования также самих обстоятельств боя» 16 ноября 1941 года.

Пролистаем справку немного дальше. Читаем в этой же самой справке, на другой странице.

"... В мае 1942г. Особым отделом Западного фронта был арестован за добровольную сдачу в плен немцам красноармеец 4-й роты 2 батальона 1075 стрелкового полка 8-й гвардейской им.Панфилова дивизии Кужебергенов Даниил Александрович, который при первых допросах показал, что он является тем самым Кужебергеновым Даниилом Александровичем, который считается погибшим в числе 28 героев-панфиловцев...

...В августе 1942 года Военная Прокуратура Калининского фронта вела проверку в отношении Васильева Иллариона Романовича, Шемякина Григория Мелентьевича и Шадрина Ивана Демидовича..."

То есть здесь же прямым текстом указано на явное несоответствие приведенного в справке довода его причине. Потому что о том факте, что несколько бойцов из двадцати восьми остались в живых, было известно, оказывается, еще с августа 1942 года. Известно, обратим на это внимание, самой военной прокуратуре, не кому-то еще. Иначе говоря, нельзя было бы сослаться на то, что факт проверки 1942 года знал кто-то другой, а прокуратуре это было неизвестно. Известно это было именно военной прокуратуре аж с 1942 года, и это признано в самой этой справке.

Так почему же несколько выше пишется о том, что, в 1947 или 1948 году, а точнее, «далее», лишь после допроса Добробабина, «было установлено» наличие нескольких человек, оставшихся в живых? Почему вдруг «поэтому» именно в 1948 году «возникла необходимость расследования и самих обстоятельств боя», если это обстоятельство было известно прокуратуре еще с августа 1942 года? Еще за шесть лет до того, как вдруг «возникла необходимость»?

Получается, что причина расследования обстоятельств боя 28 панфиловцев, указанная в справке прокурора Афанасьева, существенной (или даже сколько-нибудь внятной) не является.

Далее.

Еще один вопрос по этому поводу. Почему вообще «возникла необходимость» изучать обстоятельства подвига, совершенного ранее? Надо сказать, что случай это был в то время редчайший, если не сказать – уникальный. Единственный в своем роде.

Ведь Героев Советского Союза осуждали и ранее. При этом порядок во всех случаях был единообразен. Осужденных Героев Советского Союза обычно лишали звания. Но звания лишали за последующие поступки. И практически никогда не исследовали обстоятельства присвоения звания, а уж тем более, обстоятельств самого события. Подходили к этому просто, лишить звания и все. Генерала Павлова расстреляли, лишив его звания Героя. Но никто не изучал его бои в Испании. Рычагов, Штерн... Смушкевич – этот вообще дважды Герой Советского Союза. Никому и в голову не пришлось исследовать, правильно ему присвоили эти две звезды или нет. Лишили – и все. Того же маршала Кулика лишили этого звания. Но не за то, что он не имел к тому ранее оснований, а за то, что звания этого он оказался недостоин впоследствии. За его последующие действия.

И Добробабин. Его же тоже обвиняли в тех поступках, которые он совершил после того боя, а не в этом бою. И звания Героя тоже лишили за его последующие действия. Почему, в данном случае, возникла такая уникально странная необходимость в том, в чем никогда не видели необходимости ранее?

Потому что пятеро из двадцати восьми не погибли? Но почему причиной расследования их подвига могло явиться то обстоятельство, что кто-то из двадцати восьми остался в живых?

Здесь ведь имеется веская деталь. Звание это им присвоили не за то, что они погибли. Звание это им было присвоено за проявленный героизм. За то, что они остановили немецкое наступление. За подвиг. Об этом говорится, кстати, и в самой формулировке Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР. «За мужество и героизм, проявленные...» А не за то, что они погибли. Если бы каждому погибшему на той войне вешать Золотую Звезду, золота бы в стране не хватило.

Кого-то покоробило, что об их общей гибели было написано в газетной статье? Для кого-то открытием стало, что после боя, когда территория осталась за противником, кто-то из дравшихся оказывается не убит, а ранен? Попадает в плен? Что приходит семье похоронка, а потом «похороненный» оказывается живым? Так это на войне случалось сплошь и рядом.

Кто-то не понимал, что полное знание о том, кто погиб, а кто выжил, это в данном случае не в возможностях рядового корреспондента? У него же на момент написания статьи не было и не могло быть полной информации?

Да и какое вообще имеют значение газетные статьи? Что, если подвиг неправильно описан в газете, от этого подвиг становится несуществующим? Где здесь обстоятельства, которые могут служить ни много, ни мало, но – основанием для следствия?

И еще.

Расследования, связанные с изучением обстоятельств каких-то подвигов, и уж, во всяком случае, газетных статей о них, всегда было в компетенции Главного Политического Управления Красной Армии, а никак не прокуратуры.

Ведь как должна была действовать прокуратура в обычном порядке? Осудили Добробабина, лишили его звания Героя. И, если возникли сомнения по поводу боя у Дубосеково, направили представление в ГЛАВПУР, чтобы там разобрались. Так ведь там и разбирались, сами пишут в этой же справке (несколько ниже) о том, что в свое время изучал этот вопрос представитель от политуправления. Так укажите, что плохо его изучал. Поверхностно или недобросовестно.

Нет, не написали. Более того, оперлись на какие-то данные, выявленные работником политуправления тогда, в ходе того давнего расследования. Только взялись толковать их сами. И что показательно. Не по документам о боевых действиях. А по газетным статьям. Начали выискивать не обстоятельства боя, а обстоятельства написания корреспонденций.

Далее в справке описывается уже само это расследование. Так об этом и говорится:

"Расследование установило:

Впервые сообщение о бое гвардейцев дивизии Панфилова появилось в газете «Красная звезда» 27 ноября 1941 года.

В очерке фронтового корреспондента Коротеева описывались героические бои гвардейцев дивизии им. Панфилова с танками противника. В частности, сообщалось о бое 5-й роты Н-ского полка под командой политрука Диева с 54 немецкими танками, в котором было уничтожено 18 танков противника. Об участниках боя говорилось, что "погибли все до одного, но врага не пропустили"..."

А вот уже пошел и первый криминал. «Говорилось». То есть, репортеры, сообщив, что погибли все до единого, определенно совершили преступное деяние.

Да неизвестно тогда было, кто погиб, а кто-то выжил. Территория боя осталась за немцами, кто мог тогда знать о выживших? Полной информации о бое ни у кого, тем более у корреспондентов, не могло тогда быть по определению. Они могли только предполагать. То, что предположение выдавалось за уверенность, так в той обстановке иначе было нельзя. В ходе боя не на жизнь, а на смерть, любая неуверенность недопустима.

А что «не пропустили», так и действительно не пропустили, пока были живы. Немцы прошли после того, как они погибли. Это, по-моему, яснее ясного. Если все погибли, то и не могло остаться никого, кто мог бы «не пропустить». Естественно, немцы после этого прошли дальше. Но прошли по мертвым. Не по живым. Это, по-моему, должно быть понятно любому нормальному человеку. Даже не воевавшему. Даже прокурору.

Снова из справки:

"...28 ноября в «Красной звезде» была напечатана передовая статья под заголовком «Завещание 28 павших героев». В этой статье указывалось, что с танками противника сражались 29 панфиловцев.

"Свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые двадцатью девятью советскими гвардейцами из дивизии им.Панфилова... Смалодушничал только один из двадцати девяти... только один поднял руки вверх... несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды, выстрелили в труса и предателя..."

Далее в передовой говорится, что оставшиеся 28 гвардейцев уничтожили 18 танков противника и... "сложили свои головы – все двадцать восемь. Погибли, но не пропустили врага"...

И снова упор в справке делается на то, что в статье говорится о гибели всех двадцати восьми. И снова как преступное деяние военных корреспондентов.

Далее.

"...Передовая была написана литературным секретарем «Красной звезды» Кривицким. Фамилий сражавшихся и погибших гвардейцев, как в первой, так и во второй статье указано не было.

В 1942 году в газете «Красная звезда» от 22 января Кривицкий поместил очерк под заголовком «О 28 павших героях», в котором подробно написал о подвиге 28 панфиловцев. В этом очерке Кривицкий уверенно, как очевидец или человек, слышавший рассказ участников боя, пишет о личных переживаниях и поведении 28 гвардейцев..."

Снова интересно. Обратите внимание на это «или». Дело в том, что в очерке Кривицкого нигде не говорится о том, что он был очевидцем боя. Там сказано (черным по белому, между прочим), что факты взяты со слов смертельно раненого красноармейца Натарова. То есть, в пересказе.

Для чего вставлено это – "или"?

Благодаря этому невинному предлогу дело о преступлении Добробабина легко и непринужденно представляется теперь уже как дело о преступлении военного корреспондента Кривицкого, возможно (это прямо следует из этого невинного «или») выдававшего себя за участника боя. И подчеркивает умысел в его действиях.

Топорно, конечно. Ну, так речь и идет как раз о топорно сляпанном документе, которым сегодня размахивает прогрессивная общественность.

Далее в справке продолжает цитироваться очерк Александра Кривицкого:

«...Пусть армия и страна узнает наконец их гордые имена. В окопе были: Клочков Василий Георгиевич, Добробабин Иван Евстафьевич, Шепетков Иван Алексеевич, Крючков Абрам Иванович, Митин Гавриил Степанович, Касаев Аликбай, Петренко Григорий Алексеевич, Есибулатов Нарсутбай, Калейников Дмитрий Митрофанович, Натаров Иван Моисеевич, Шемякин Григорий Михайлович, Дутов Петр Данилович, Митченко Николай, Шапоков Душанкул, Конкин Григорий Ефимович, Шадрин Иван Демидович, Москаленко Николай, Емцов Петр Кузьмич, Кужебергенов Даниил Александрович, Тимофеев Дмитрий Фомич, Трофимов Николай Игнатьевич, Бондаренко Яков Александрович, Васильев Ларион Романович, Болотов Николай, Безродный Григорий, Сенгирбаев Мустафа, Максимов Николай, Ананьев Николай...»

И далее.

«... В апреле 1942 года, после того, как во всех воинских частях стало известно из газет о подвиге 28 гвардейцев из дивизии Панфилова, по инициативе командования Западного фронта было возбуждено ходатайство перед Наркомом Обороны о присвоении им звания Героев Советского Союза. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942г. всем 28 гвардейцам, перечисленным в очерке Кривицкого, было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза...»

Обратим внимание. «По инициативе командования Западного фронта...»

На самом деле, инициатива эта могла исходить от кого угодно. Кривицкий вспоминал впоследствии, что уже на другой день после появления статьи о двадцати восьми панфиловцах редактору «Красной Звезды» Ортенбергу звонил Калинин. Для того, чтобы поручить восстановить имена участников этого боя. На предмет награждения, конечно, поскольку именно в его ведении находилось награждение высшими наградами СССР. Да и сам Сталин, поскольку внимательно читал центральные газеты, в том числе и «Звездочку», наверняка заинтересовался этой статьей. Во всяком случае, звонок Калинина в ее редакцию мог быть следствием этого его интереса.

Но да, представление на Героя, направленное в правительство, и должен был утвердить командующий фронтом. Только утвердить какой-то документ, это же вовсе не значит – быть его инициатором. Прокуроры же извернули вполне обычную практику прохождения наградных документов как личную инициативу маршала Жукова. Иначе упоминание о том, чья это была инициатива, выглядит в таком серьезном документе неуместно.

Зачем это было сделано?

А вот здесь и выглядывает на свет сама причина появления на свет этого документа, настолько прозрачно прозвучало здесь упоминание об авторстве идеи с награждением 28 панфиловцев. Если бы справке дали ход, то следующим шагом логичным было бы обвинение маршала Жукова в фабрикации несуществующих подвигов. Для выпячивания несуществующего героизма подчиненных ему войск. А, значит, и собственного героизма. Примитивно? А что во всем этом не примитивно?

Дальше в справке, сразу за упоминанием о том, что инициатором присвоения звания Героя является «командование Западного фронта» начинается найденный по поводу этой инициативы компромат.

"...В мае 1942г. Особым отделом Западного фронта был арестован за добровольную сдачу в плен немцам красноармеец 4-й роты 2 батальона 1075 стрелкового полка 8-й гвардейской им.Панфилова дивизии Кужебергенов Даниил Александрович, который при первых допросах показал, что он является тем самым Кужебергеновым Даниилом Александровичем, который считается погибшим в числе 28 героев-панфиловцев.

В дальнейших показаниях Кужебергенов признался, что он не участвовал в бою под Дубосековом, а показания свои дал на основании газетных сообщений, в которых о нем писали как о герое, участвовавшем в бою с немецкими танками, в числе 28 героев-панфиловцев.

На основании показаний Кужебергенова и материалов следствия, командир 1075 стрелкового полка полковник Капров рапортом донес в наградной отдел ГУК НКО8 об ошибочном включении в число 28 гвардейцев, погибших в бою с немецкими танками, Кужебергенова Даниила и просил взамен его наградить Кужебергенова Аскара, якобы погибшего в этом бою. Поэтому в Указ о награждении и был включен Кужебергенов Аскар. Однако в списках 4 и 5 рот Кужебергенова Аскара не значится..."

Можно себе представить, как обстояло дело в мае 1942 года, во время подготовки наградных документов. Когда выяснилось, что один из панфиловцев, Даниил Кужебергенов остался жив и даже короткое время был в плену, он был сразу же обвинен в том, что сдался в плен добровольно. Обвинение стандартное для того времени и здесь от обвиняемого даже не требовалось признания.

Но одно обвинение сразу же потянуло за собой другое. Предатель, «добровольно сдавшийся в плен», не мог оставаться в рядах героев. В том, что он не участвовал в том бою, Кужебергенову уже пришлось «сознаваться».

Академик Куманев, описывая свой разговор со следователем, допрашивавшим когда-то Кужебергенова, воспроизвел его признание в том, что тот был вынужден добиваться обвинительного заключения по приказу сверху. Но даже и без всех этих признаний ясно, в общем-то, что добиться «признаний» тогда было очень много способов. А вот защитить себя можно было только одним. Не признаваться.

Только в чем? В чем не признаваться в данном случае? Ты знаешь, что правды здесь ни у кого не найдешь. Тебя уже назвали предателем, добровольно сдавшимся в плен. С тебя, фронтовика, люди, не нюхавшие передовой, требуют еще, чтобы ты сказал, что в том бою не участвовал... Да подавитесь.

А потом уже, как следствие, начались неуклюжие бумажные маневры командира полка полковника Капрова с наградным списком, в ходе которых «новый» Кужебергенов, вписанный туда задним числом, вообще был лицом вымышленным. И результаты всех этих манипуляций, начало которым положили труды особистов, составители справки предъявили как еще одно доказательство того, что подвига «не было».

Это, впрочем, было только началом обвинений. Далее они развиваются уже более основательно. Во всяком случае, с привлечением материалов действительного расследования, которое в августе 1942 года вело Главное Политическое Управление РККА.

Из справки.

«... В августе 1942 года Военная Прокуратура Калининского фронта вела проверку в отношении Васильева Иллариона Романовича, Шемякина Григория Мелентьевича и Шадрина Ивана Демидовича, которые претендовали на получение награды и звания Герой Советского Союза, как участники героического боя 28 гвардейцев-панфиловцев с немецкими танками. Одновременно проверку в отношении этого боя производил старший инструктор 4-го отдела ГлавПУРККА9 старший батальонный комиссар Минин...»

Итак, в самой справке указывается, что в августе 1942 года Главное политическое управление РККА проводило проверку обстоятельств боя. Вызвана она была, судя по всему, проверкой, которая велась в отношении панфиловцев Васильева, Шадрина и Шемякина, оставшихся в живых после боя под Дубосеково. Проверкой этих панфиловцев занималась в том же августе, как сказано в справке, «Военная Прокуратура Калининского фронта». Но обстоятельствами самого боя, заметим, занималось Главное политическое управление. И правильно. Его это была епархия, разбираться с газетными статьями.

Заметим здесь же, что по результатом этой двойной проверки всем троим панфиловцам, пусть и без широкой огласки, но были вручены звезды Героев Советского Союза. Несмотря на то, что уже и тогда, по результатам проверки ПУРККА, стали известны те самые факты, на которые опиралась Главная военная прокуратура в 1948 году. Значит, тогда обстоятельства боя под Дубосеково сомнений не вызвали. Ну, кроме всем понятных красот и преувеличений в газетных материалах.

Теперь сами обстоятельства, выявленные ГлавПУРККА в 1942 году и которые переписал в свою справку главный военный прокурор в 1948-м. :

"...Одновременно проверку в отношении этого боя производил старший инструктор 4-го отдела ГлавПУРККА9 старший батальонный комиссар Минин, который в августе 1942 года донес Начальнику Оргинспекторского отдела ГлавПУРККА дивизионному комиссару т.Пронину:

"4 рота 1075 стрелкового полка, в которой родились 28 героев-панфиловцев, занимала оборону Нелидово – Дубосеково – Петелино.

16 ноября 1941 года противник, упредив наступление наших частей, около 8 часов утра большими силами танков и пехоты перешел в наступление.

В результате боев под воздействием превосходящих сил противника 1075 стрелковый полк понес большие потери и отошел на новый оборонительный рубеж.

За этот отход полка командир полка Капров и военком Мухомедьяров были отстранены от занимаемых должностей и восстановлены после того, когда дивизия вышла из боев и находилась на отдыхе и доукомплектовании.

О подвиге 28 ни в ходе боев, ни непосредственно после боя никто не знал, и среди масс они не популяризировались..."

Перед нами одно из самых известных утверждений этой справки. Косвенным «доказательством» отсутствия подвига 28 панфиловцев служит тот факт, что 1035-й полк Капрова «был разгромлен». А вместе с этим, читай, разгромлена была и вся дивизия Панфилова. Подвига не было, а был, наоборот, разгром. Прямо это не утверждается. Но на эмоциональном уровне это утверждение главного военного прокурора Афанасьева должно подчеркнуть сегодня ложность советской пропаганды, подменяющей поражение великим подвигом. Особенно хорошо это действует на людей, не знакомых с реальностью Московской битвы. Они не очень хорошо знают о том, что и дивизия устояла, и к Москве немцев не пропустила.

Что в этих утверждениях свидетельствует о том, что боя под Дубосековым не было? Ничего. Оборону полка немцы раздробили, опрокинули, да так, что пришлось побежавших собирать по лесам. Но дальше-то немцы пройти не смогли. Почему-то не воспользовались такой отличной возможностью нарастить свой успех и гнать разгромленный полк до самой Москвы. Есть у кого-то предположение, что произошло это потому, что немцы дальше наступать не захотели? Или просто не умели наступать?

Так почему разбитый полк немцев дальше не пропустил? Да, командирам удалось его снова взять в руки. Но почему им это удалось? Кто предоставил им время для этого? Ведь нужно разбежавшихся снова собрать. Сколотить новые подразделения. Выделить им новые участки обороны, уже восточнее старого рубежа. И успеть еще на новых участках окопаться. Не немцы же предоставили им это время?

Так в том-то и дело, что это время дали им небольшие изолированные островки обороны, где горстки солдат намертво вгрызлись в свои позиции и заставили немцев терять время. Заставили вместо преследования и победного марша развертывать свои силы и атаковать снова. Речь здесь даже не только о 28 панфиловцах. Они такие были не одни. Такие группы, отдельные взводы, роты, батальоны, становились тем становым хребтом обороны, которые и дали привести основные силы в порядок. Это касается, кстати, не одного этого полка. Так дралась и вся дивизия. Потому и удавалось в полосе ее обороны немцев останавливать, тормозить, перемалывать.

Поэтому разгром полка совершенно никак не отрицает возможность того, что та или иная группа бойцов совершила подвиг, подобный подвигу двадцати восьми. Не исключает это, естественно, и возможность самого этого подвига. Не только не отрицает, но, наоборот, предполагает. Иначе, повторю, немцы не дали бы времени на то, чтобы организовать снова оборону разгромленного полка.

Подобный аргумент был понятен проверяющим из ГлавПУРККА в 1942 году. Поэтому и получили трое уцелевших звезды Героя. Но был совершенно непонятен прокурорским чинам в 1948 году. Как, впрочем, кому-то и из наших с вами современников.

Теперь о том, что о подвиге не было тогда известно. И он в то время, по свежим следам тех боев, «не популяризовался».

Так и не могло о нем тогда быть известно «ни в ходе боев, ни непосредственно после боя». В те времена новости не становились мгновенно известными, как в эпоху интернета. А любой реальный бой – это кульминация неизвестного, иначе не было бы столько людей, «без вести пропавших» на той войне. Кроме того. Шло напряженное сражение, когда обстановка была до предела запутанной, быстро меняющейся. Оборона держалась на ниточке, то и дело рвущейся в разных местах. Это кстати, порождало порой самые невероятные слухи.

Полк был фактически разбит. Рота Гундиловича понесла тяжелейшие потери. Что там случилось со взводом, которым командовал политрук Клочков, знали тогда единицы. Кто мог тогда «популяризовать» его подвиг «среди масс»? Во-первых, не до того было. Во-вторых, подобные подвиги совершались тогда во множестве. В-третьих, чтобы разобраться во всем этом, нужно было время. Да и некому было тогда этим заниматься. Политработники дивизии или дрались на передовой, как политрук Клочков, или собирали рассеянные части и подразделения, сколачивали их и снова вместе с ними держали оборону. Разбираться с этим начали только тогда, когда появились люди из центральной газеты, которым специально было поручено выяснить обстоятельства того боя.

Так что снова видим мы перед собой все тот же «шитый белыми нитками» аргумент.

Следующее прокурорское «доказательство».

"...Опросом местных жителей выяснено, что бои дивизии им.Панфилова с немецкими танками происходили в ноябре 1941 года на территории Нелидовского с/совета, Московской области.

В своем объяснении председатель Нелидовского с/совета Смирнова рассказала:

"Бой панфиловской дивизии у нашего села Нелидово и разъезда Дубосеково был 16 ноября 1941г. Во время этого боя все наши жители, и я тоже в том числе, прятались в убежищах... В район нашего села и разъезда Дубосеково немцы зашли 16 ноября 1941 года и отбиты были частями Советской Армии 20 декабря 1941г. В это время были большие снежные заносы, которые продолжались до февраля 1942г., в силу чего трупы убитых на поле боя мы не собирали и похорон не производили.

...В первых числах февраля 1942г. на поле боя мы нашли только три трупа, которые и похоронили в братской могиле на окраине нашего села. А затем уже в марте 1942г., когда стало таять, воинские части к братской могиле снесли еще три трупа, в том числе и труп политрука Клочкова, которого опознали бойцы. Так что в братской могиле героев-панфиловцев, которая находится на окраине нашего села Нелидово, похоронено 6 бойцов Советской Армии. Больше трупов на территории Нелидовского с/совета не обнаруживали".

Подождите. А как же утверждение полковника Капрова, что здесь полегло более 100 бойцов 4-й роты, которое приводится здесь же, в этой же справке, но тоже немного ниже?

И кто хоронил? Старики? Женщины? Дети? Голодные немощные жители из разоренной войной и обобранной оккупантами деревни? Долбили февральский лед? Чем? Лопатами? Досками? Щепками? Да они сколько могли, столько и похоронили. Дальше хоронили уже похоронные команды. Но почему-то ВОЕННАЯ прокуратура не обратилась к документам армейских похоронных команд, которые и хоронили погибших весной 1942 года. Почему-то они ограничились показаниями сельчан, которые видели, что похоронные команды нашли еще трех убитых. И как гражданские «жители с/совета» могли утверждать, что воинские похоронные команды больше никого «не обнаружили»? Какие воинские структуры перед ними отчитывались?

Да и сами команды... В местах прошлых боев было столько незахороненных убитых, в том числе и в перемешанных немецкой артиллерией окопах, что захоронить всех они, видимо, и не пытались. Могло быть и так. Возможно опознали тело Василия Клочкова, это было тогда достаточно просто, знаки различия младшего политрука и, главное, орден Красного Знамени (второй ему вручить не успели), его тогда на всю округу не было больше ни у кого. А остальные... Засыпали окопы и все.

Так что и это «доказательство» абсолютно ничего не доказывает.

Ну, а дальше главный военный прокурор Афанасьев приступает в справке к своим главным «доказательствам». К показаниям военных корреспондентов.

«... Таким образом, следует считать установленным, что впервые сообщения о подвиге 28 героев-панфиловцев появились в газете»Красная звезда" в ноябре 1941 года, и авторами этих сообщений были фронтовой корреспондент Коротеев и литературный секретарь газеты Кривицкий.

По поводу своей корреспонденции, помещенной в газете «Красная звезда» от 27 ноября 1941 года, Коротеев показал:

«Примерно 23 – 24 ноября 1941 года я вместе с военным корреспондентом газеты „Комсомольская правда“ Чернышевым был в штабе 16 армии... При выходе из штаба армии мы встретили комиссара 8-й панфиловской дивизии Егорова, который рассказал о чрезвычайно тяжелой обстановке на фронте и сообщил, что наши люди геройски дерутся на всех участках. В частности, Егоров привел пример геройского боя одной роты с немецкими танками, на рубеж роты наступало 54 танка, и рота их задержала, часть уничтожив. Егоров сам не был участником боя, а рассказывал со слов комиссара полка, который также не участвовал в бою с немецкими танками... Егоров порекомендовал написать в газете о героическом бое роты с танками противника, предварительно познакомившись с политдонесением, поступившим из полка...»

Так получается из самой этой справки, что ни Коротеев, ни Кривицкий ничего не выдумывали о бое. Коротеев и Чернышов эти сведения получили от комиссара дивизии Егорова. И рассказал им Егоров на основании политдонесения, полученного от комиссара полка.

Что же касается подчеркнутого прокурорами обстоятельства: «...Егоров сам не был участником боя, а рассказывал со слов комиссара полка, который также не участвовал в бою с немецкими танками...», то многозначительность этой обличительной фразы шита опять-таки белыми нитками. Комиссар полка, а уж тем более комиссар дивизии, по определению не могут быть личными свидетелями каждого конкретного боя. Даже исходя из того простого обстоятельства, что полоса обороны и полка, и, тем более, дивизии составляла многие километры. Десятки километров. Где физически невозможно находиться везде одновременно. Не говоря о том, что каждый из них имел свой круг прямых и непосредственных обязанностей, за которые отвечал по законам военного времени. У одного была дивизия, у другого – полк.

Поэтому, естественно, каждый из них судил об обстановке по докладу нижестоящих политработников. Уж такие вещи военному прокурору положено было бы знать. Он и знал, конечно. Но уж очень надо было, чтобы материал носил обвинительный характер. Поэтому даже о такой простой и обычной вещи надо было сказать именно так. Обличительно.

Следующие обличения:

«... В политдонесении говорилось о бое пятой роты с танками противника и о том, что рота стояла „насмерть“ – погибла, но не отошла, и только два человека оказались предателями, подняли руки, чтобы сдаться немцам, но они были уничтожены нашими бойцами. В донесении не говорилось о количестве бойцов роты, погибших в этом бою, и не упоминалось их фамилий. Этого мы не установили и из разговоров с командиром полка. Пробраться в полк было невозможно, и Егоров не советовал нам пытаться проникнуть в полк...»

Так полк был разбит (это сам Афанасьев пишет в этой же справке), его бойцов в этот момент собирали по лесам командиры и политработники. Им было до корреспондентов? Интервью давать? Да и Егоров сам не имел тогда связи с полком. Более того. Тогда и штаб дивизии ожидал, что немцы вот-вот появятся у их расположения. В тот момент не появились. Потому, что нашлось, кому этих немцев где-то остановить. Но то, что связь с полком не могли пока установить связные от самой дивизии, тем более не смогли бы сделать двое репортеров. Да и куда корреспондентам ехать? Наугад? В леса? В плен к немцам? Поэтому Егоров ехать туда и «не рекомендовал».

Снова показания Коротеева.

"... По приезде в Москву я доложил редактору газеты «Красная звезда» Ортенбергу обстановку, рассказал о бое роты с танками противника. Ортенберг меня спросил, сколько же людей было в роте. Я ему ответил, что состав роты, видимо, был неполный, примерно человек 30-40; я сказал также, что из этих людей двое оказались предателями... Я не знал, что готовилась передовая на эту тему, но Ортенберг меня еще раз вызывал и спрашивал, сколько людей было в роте. Я ему ответил, что примерно 30 человек. Таким образом, и появилось количество сражавшихся 28 человек, так как из 30 двое оказались предателями. Ортенберг говорил, что о двух предателях писать нельзя, и, видимо, посоветовавшись с кем-то, решил в передовой написать только об одном предателе.