Текст книги "За спиной была Москва (СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Чунихин Владимир Михайлович
За спиной была Москва

22 июня 2016 года, в день 75-летия начала Великой Отечественной войны, Президент Российской Федерации В.В. Путин провел в Кремле встречу с участниками Общероссийского исторического собрания, организованного Российским военно-историческим и Российским историческим обществами. И состоялся на этой встрече примечательный разговор.

Начался он с выступления известного историка и писателя Сергея Шаргунова.

"Мне представляется, что историческая память – это иммунитет народа, и иногда случается так, что организм ослабевает и требуются сильные средства для поддержания жизни организма. Я перечитываю «Клеветникам России» Александра Сергеевича Пушкина, где он обращается к нашим недоброжелателям, и пишет: «И ненавидите вы нас. За что? Ответствуйте, за то ли, что на развалинах пылающей Москвы мы не признали наглой воли того, под кем дрожали вы» – я читаю ребенку, он меня спрашивает: «Пап, откуда он знал? Он что, жил тогда, в 41м?» – «За то ль, что в бездну повалили мы тяготеющий над царствами кумир и нашей кровью искупили Европы вольность, честь и мир». Здесь, конечно, повод призадуматься, что история – это не только наука, но и тайна и о пророческом даре русской поэзии, наверное, и о преемственности исторических эпох, и, главное, русского характера, характера нашего человека – в воле, героизме, мужестве, стойкости. Но мне кажется, что история – это ещё и герои. И это то, чего очень часто недостаёт подрастающему поколению – знания о героях: как наших славных предках, так и о героях нынешней эпохи...

... Это вопрос, собственно, и о так называемой вариативности в уроках литературы, которые близки к урокам истории, когда очень часто не совсем понятно: а что мы проходим. Мне кажется, что всётаки нужно договориться о какомто золотом каноне русской словесности, чтобы от «Слова о полку Игореве» с бессмертным князем до «Василия Тёркина» Александра Трифоновича Твардовского был бы понятен основной свод произведений. Вот я лично рос на «Повести о настоящем человеке». Хотелось бы, чтобы она была не факультативом, мне кажется, это было бы важно.

Несомненно, беда – об этом говорилось много, – что очень часто пытаются сделать модным или навязать, особенно подрастающему поколению, некий нигилистический тренд, привить идеи о будто бы неполноценности страны, навязать комплекс вины. Мне кажется, этому нужно противодействовать не столько запретительными мерами, сколько созидая правильную патриотическую альтернативу через многое: через сайты, через встречи..."

Выделим здесь важную тему, которая обсуждается давно. Канон. О том, что какой-то «золотой канон русской словесности» в деле воспитания юного поколения необходим, с этим согласны все. Но в том, какие именно произведения должны туда входить, здесь имеется огромное количество самых разных суждений. Особенно ярко это разнообразие проявляется во мнениях, касающихся произведений, посвященных истории Отечества, особенно позднейшей. Что не удивительно, поскольку отражают они политические пристрастия спорящих, зачастую совершенно противоположные.

Если вспомнить «Повесть о настоящем человеке», то это яркое художественное произведение конечно же достойно того, чтобы занять свое место в «золотом каноне» русской литературы. Оно, безусловно, должно быть в школьной программе в качестве обязательного к прочтению. Но не только в силу его художественных достоинств или силы воздействия на людей. И даже не только в связи с его патриотической наполненностью.

Предлагаю обратить внимание вот на что. Это повесть о подлинных событиях, о подвиге, совершенном на самом деле. И еще важно то, что повесть эта рассказывает не об одном настоящем человеке, но о множестве настоящих людей, защищавших тогда Отечество.

Конечно, перед нами не документальное исследование, а художественное произведение. Но в данном случае и нет нужды доискиваться до абсолютных мелочей повествования, каждая ли буква там соответствует действительности. Основные моменты повествования взяты из жизни и происходили на самом деле.

Это, на мой взгляд, придает ему особенную силу. И действительно может оказать благотворное влияние на воспитание молодых людей, чье мировоззрение еще только формируется.

Сергею Шаргунову возразил другой участник встречи. Впрочем, сделал он это в форме дополнения и дружеской ему поддержки.

"В.Путин: Юрий Павлович, пожалуйста.

Ю.Вяземский: Господин Президент, дорогой Владимир Владимирович!

Позвольте мне поблагодарить Вас за то, что я не слышал от предшествующих руководителей нашей страны, потому что, слушая Ваши выступления, в том числе в трудных ситуациях, я понял, что наш патриотизм – это чрезвычайно сложное чувство, которое минимум состоит из – и Вы меня поправите, если я не прав: это гордость за свою страну, это любовь к ней плюс это боль, когда она страдает, и это стыд, когда она ведёт себя неправильно или когда отдельные люди ведут себя неправильно.

Мне кажется, что это чрезвычайно важно тогда, когда мы воспитываем молодёжь. Это же, в общем, очень сложные организмы, и здесь ни в коем случае не надо забывать о том, что это очень сложное чувство, и здесь не надо както очень резко и позитивно чтото навязывать. Патриотизм – это как растение, очень сложное растение, которое должно расти по своему собственному закону.

Мне кажется, что в этой ситуации я хочу поддержать своего коллегу Сергея, который говорил о значении литературы, но он много о чём говорил. Понимаете, военная литература, причём не только Твардовский, но и такие сложные писатели, как Некрасов, как Гроссман, она, помоему, как раз лучше всего может воспитывать это громадное чувство нашего русского патриотизма, сострадающего и болеющего за Родину..."

Слова правильные и хорошие, сказано так проникновенно, что поневоле хочется с ними согласиться. Конечно, патриотизм, это сложное чувство. Конечно, патриотизм ни в коем случае нельзя насаждать топорно и грубо. Тем более, нельзя в этой области кого-то заставлять или что-то навязывать. И, удачный образ, это действительно растение, которое можно как-то прививать, обихаживать, но расти оно должно, да и будет, по своим собственным законам. Все это верно. И все же звучит в его словах некоторая едва уловимая неправда. Это если остановить себя на этом «поневоле». И задуматься.

«Стыд, когда она ведёт себя неправильно или когда отдельные люди ведут себя неправильно».

Не знаю, поправил ли эти слова В.В. Путин или согласился с ними. Нам же с вами, поскольку речь идет не о приватном разговоре, а о словах, публично заявленных в собрании людей, имеющих вес в современной исторической науке, позволительно, думаю, оценить их самостоятельно.

Если речь идет об исторических событиях и исторических персонажах, совершавших неблаговидные или, тем более, злодейские поступки, то уместнее здесь, на мой взгляд, осуждение. Неприятие. Или ненависть, у кого как, в силу персонального темперамента. Но стыд... Стыд за определенные моменты отечественной истории равнозначен стыду за страну. О чем и было здесь прямо заявлено. Но поскольку ткань истории неразрывна, то стыд за отдельные моменты истории легко переносится на стыдливость в отношении истории и страны в целом.

Стесняться своей собственной истории нас призывают и приучают уже давно. Здесь блестящий и широко образованный Юрий Павлович Вяземский никакого нового слова не сказал. Впрочем, не думаю, что лично его жизненным устремлением является взращивание на российской почве стеснительности по отношению к истории своего Отечества. Но объективно эти его слова показывают тот путь, с которого легко толкнуть юное поколение туда, где, по выражению Сергея Шаргунова, ему прививается через комплекс вины идеи о неполноценности своей собственной страны.

Духовная категория покаяния – вещь, вообще-то говоря, очень тонкая и безусловно индивидуальная. Покаяние как церковное, так и светское имеет силу, когда оно обращено человеком к самому себе. Каясь за свое преступление, он очищает свою душу. Это его личное просветление, которое может способствовать и очищению общества, если покаяние охватило многих. Но, заметим, покаяние за собственные грехи. «Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи», – как было сказано об этом в одной великой Книге.

Конечно, любой человек грешен уже по самой своей природе. Поэтому ему всегда найдется, в чем каяться. И если даже твой грех, который ты переживаешь столь искренне и сильно, на самом деле на взгляд стороннего наблюдателя не столь уж и велик, для этого самого личного просветления никакая сила твоего покаяния не может быть чрезмерной. Здесь эта чрезмерность только на пользу. Здесь она уместна.

Иное дело, когда тебя призывают каяться за грехи, которых ты лично не совершал. Здесь вступают в силу уже иные законы, определяющие не личные, а общественные отношения. В них же любая чрезмерность не только неуместна, но и несомненно опасна. Как и любая крайность, внесенная в общественное сознание. Безусловная добродетель вашего стремления принести счастье отдельному человеку, при усилиях принести счастье всему человечеству, оборачивается нередко большой кровью. Поэтому в общественных отношениях особенно уместны и мера, и осторожность.

Это, замечу, можно отнести к ситуации, когда каяться действительно есть за что. Когда предмет покаяния существует на самом деле.

В данном же случае рассуждения о стыде за свою историю прозвучали весьма странно. Если учесть повод для собрания историков. Поскольку имело оно определенную и весьма значимую повестку дня. Начало Великой Отечественной войны. Юбилей великой трагедии. Трагедии, вообще-то говоря, стыдиться неуместно. Если же не забывать о великом подвиге, совершенном в ходе этой великой трагедии, то неуместно тем более.

Учитывая это, позиция Юрия Павловича Вяземского не столько дополнила выступление Сергея Шаргунова, сколько противостояла ему.

Впрочем, предмет для дискуссий здесь обширный, не будем на нем останавливаться. Каждый волен иметь свое мнение. Предлагаю только обратиться к частному моменту короткого выступления Юрия Павловича Вяземского. К предложенным им образцам литературы для «золотого» его канона. А именно, ссылку его на творчество Василия Гроссмана. Думаю, очевидно, что знаковым произведением этого писателя является роман «Жизнь и судьба». Хочу напомнить одновременно с этим, что «золотой» этот канон Сергей Шаргунов предложил для воспитания молодого поколения. То есть, детей и подростков.

Не буду оценивать художественные достоинства и недостатки романа, здесь это будет неуместно. Хочу только обратить внимание на его основное идейное содержание. А идея там простая и обнаженная. Заключена она в следующем. Советская страна и советское общество являлись воплощением зла на земле настолько, что приходится признать не просто их родство, но и фактическое тождество с нацистским государством и нацистским обществом. Наибольшей выразительности эта мысль была предъявлена в одной из кульминаций романа, сцене допроса одного из его героев, старого большевика, попавшего в плен. Здесь это сравнение и это тождество прямо и однозначно выделено в аргументах гестаповского следователя, которому пленный, волей автора, возразить ничего не смог.

Каким образом Гроссману удалось добиться убедительности для кого-то из читателей своей основной идеи? Как это ни странно, ему не пришлось достигать здесь каких-то художественных высот. Достаточным средством для этого явился предельно простой прием. Заключается он в том, что в романе нет ни одной светлой ноты. Почти все его герои глубоко несчастны. Ни у кого из них нет ни одного эпизода, где был бы он счастлив. У всех персонажей – только трагические обстоятельства. Только несчастье. Только горе.

И очень важна при этом общая для всех подробность. За всеми этими личными несчастьями и горем стоит один источник, один виновник, одна сила. Нет, это не война, хотя именно она и является основным фоном сюжета. По мысли автора главным виновником всех бед является советское государство и советская власть.

Заметим, это важно. Ни один из персонажей не страдает по вине собственных жизненных ошибок и обстоятельств, как это чаще всего и бывает в жизни. Все они страдают потому, что их перемалывает государственная машина. Советская власть. Легко увидеть, что именно поэтому «Жизнь и судьба» не дополняет «Повесть о настоящем человеке». Она ей противостоит. Она ее отрицает.

Понятное дело, что найдутся люди, которые отнесутся к этому как раз одобрительно. Антисоветизм, усиленно насаждавшийся тотальной пропагандой последней четверти века, не может, конечно, не иметь результата. Но одобрению этому противостоит обыкновенный здравый смысл, который поневоле пытается опровергнуть роман Василия Гроссмана. Потому что явная нацеленность автора на результат приводит его к ошибке. Заключается она в заметном отрыве от жизни. И приводит нас к простому выводу. Который можно сформулировать предельно просто. Так не бывает.

Это точно так же нежизненно, как любое произведение, лакирующее действительность советской страны, изображающее ее жизнь в исключительно радостных и светлых тонах. Здесь эти две крайности неизбежно сходятся. Как сходится в точку ошибочности любая упомянутая чрезмерность. Здесь Василий Гроссман, желая предельно сильно выразить свою мысль, явно перегнул палку.

Думаю, очевидно для любого пожившего на этом свете человека, что любая жизнь складывается из темных и светлых полос. У каждого в жизни есть и свое горе, но есть и свои радости. Даже в самых трагических обстоятельствах. Конечно, можно себе представить полностью черную жизнь у кого-то. Но не у всех же. Это, извините, не жизнь, это литература. Она, конечно, подразумевает использование разнообразных литературных приемов, гиперболы, там, или метафоры. Но любой подобного рода литературный прием в применении к политической теме неизбежно напоминает об искусственности подобной позиции. Это, может быть, и красиво, и сложно. Но нежизненно.

Кроме того, это показывает, что талантливый писатель, воздействуя на эмоции, а также с помощью разнообразных литературных приемов и своего воображения способен увлечь и убедить своего читателя в чем угодно. Он может показать, как прекрасен социализм, или как прекрасен капитализм, или как прекрасна диктатура, или как прекрасен фашизм, все, что соответствует его внутренней потребности и его внутренним убеждениям. Был бы талант.

Ничего не имею против этого произведения как такового. Книг должно быть много и разных. Ничего не имею и против того, что эту книгу кто-то считает выдающейся. Каждый человек имеет право на свое мнение. Полагаю, кстати, что ее обязательно надо прочесть. Но читать такие книги надо, уже имея в багаже определенный жизненный опыт и какую-то сумму накопленных знаний. Ведь согласитесь, каждому овощу – свое время.

Но роман этот, сложный, с массой подводных камней, и как минимум неоднозначный с точки зрения прививаемых им идей, предлагается к изучению подросткам. То есть, не просто к прочтению, а к обязательному прочтению. С тем, чтобы учитель выставлял детям оценки за правильное изложение мыслей, заложенных в этой книге. Мыслей о рабском покорстве, а значит, о ничтожестве и неполноценности народа, который защищал Алексей Маресьев. Что это, как не один из многих инструментов к пополнению рядов хулителей Отечества? Тех самых, к кому обращался Александр Сергеевич Пушкин в своих «Клеветникам России»?

Здесь впору вспомнить еще одно примечательное обстоятельство. Заключается оно в том, что в романе «Жизнь и судьба» нет подлинных судеб, нет подлинных героев. Все персонажи являются плодом воображения писателя. Его творческой фантазией. И все события в их жизни, соответственно, тоже. Это не в осуждение, разумеется. Это вполне допустимый художественный прием, применяемый обычно всеми писателями. В конце-концов, и литература-то именуется именно художественной. Но, тем не менее, факт этот отметим. Книга, основанная на полностью вымышленных героях, а потому, соответственно, и их вымышленной жизни, пытается отрицать идею, которую содержит в себе книга о подлинных героях и подлинных событиях.

Дискуссии на эти темы можно было бы продолжать долго, но для нас пока, думаю, достаточно и этого. Тем более, что и сам формат встречи историков предполагал краткость их общения. Всего несколько слов от каждого выступающего. Понятно, в связи с этим, что каждый из них старался успеть сказать о самом для него важном.

Поэтому не удивительно (и одновременно удивительно), что некий итог короткой дискуссии в рамках этой встречи подвел последний из выступающих. Он явно не собирался говорить об этом заранее. Выступающим было отпущено мало времени, а у него были другие серьезные заботы, и занимается он другими важными для себя и своей страны темами исторических исследований, о которых должен был, видимо, сообщить. Да-да. Это и удивительно, что по этому вопросу пришлось высказываться иностранцу, единственному из выступавших. И тоже мягко. И тоже, вроде бы, в дополнение.

"В.Путин: Арон Ильич, пожалуйста.

А.Шнеер: У меня сложная на самом деле миссия, такая своеобразная, потому что, будучи представителем другой страны – я приехал из Иерусалима, – я просто не позволю себе вторгаться в какието внутрироссийские проблемы, с одной стороны. С другой стороны, то, что происходило в Советском Союзе, и Великая Отечественная война – это не просто история моей семьи, моего народа, это наша общая история.

Помню, ещё в старом добром "Новом мире" я когдато прочитал слова Юрия Могилевцева: "Помнить об ушедших поколениях – это, значит, Родину любить". Это было в 50е годы ещё написано и уже потом, намного позже, все мы прекрасно знаем, далеко не у всех была возможность, в общемто, читать замечательную Библию. Позже, но ещё в Советском Союзе я всётаки прочитал, и все присутствующие здесь, бесспорно, знакомы с ней.

Есть Ветхий Завет, есть глава Исход, в которой совершенно чётко, удивительно сформулирована необходимость сохранения исторической памяти: "И расскажи сыну твоему, и расскажи сыну сына твоего, и пусть он расскажет сыну". Вот она, неразрывная цепочка исторической памяти, которая сохраняет историю народа, историю государства. Это чрезвычайно важно, это самое главное. Вот этот смысл исторической памяти.

Совершенно замечательно, я очень рад был услышать слова Юрия Павловича, и ассоциативно у меня возникло продолжение – роль литературы. Мы настолько тесно связаны на самом деле. Нас куда больше сближают не только наши народы, но и наши государства, и Россию, чем кажется на первый взгляд. Вот я приведу пример, который, я думаю, неизвестен.

В 1946 году на иврит была переведена книга Александра Бека "Волоколамское шоссе". Создаётся новое государство – молодое израильское государство, эта книга вручается каждому офицеру израильской армии вместе с оружием. Это было не только учебное пособие, но и, как говорили, руководство к действию. И генерал, будущий начальник генштаба израильской армии Мота Гур, в своих воспоминаниях описывает одну историю, в которой он обращается со словами к своим бойцам, будучи ещё командиром роты, обращается к своим бойцам со словами комбата Момыш-Улы – Герой Советского Союза впоследствии, совершенно замечательный человек – обращается к своим солдатам, которые бежали, струсили, он строит их на плацу и читает главу из этой книги, и заканчивает словами: "Ты думаешь, ты оставил боевые позиции? Нет, ты сдал Москву". Он говорит: "На этом я прекратил читать, отдал честь, повернулся и ушёл. Я был уверен, что солдаты мои меня поняли". Вот опять урок истории, другая армия, другая война, но которая является примером мужества, героизма, на чём воспитывалась тогда молодая израильская армия..."

Так в разговоре появилась еще одна книга, предлагаемая к изучению новым поколениям. Она, собственно, как это видно из рассказа Арона Ильича Шнеера, все равно обречена к тому, чтобы воспитывать защитников Отечества. Только не нашего с вами Отечества. Другие страны и народы воспитываются на примере ее героев, а у нас о ней, действительно, вряд ли кто уже и помнит. У нас, как видим, модным стало воспитание стыда за свою Родину. На других книгах. Потому, видимо, и не стерпел гражданин государства Израиль Арон Ильич Шнеер, сочтя необходимым сказать свое короткое слово о книгах, которыми уместно воспитывать молодых людей. Для пользы своего Отечества. И которые, конечно же, тоже противостоят тем идеям, которые несет в себе книга Василия Гроссмана.

Тот факт, который привел здесь Арон Шнеер, я раньше не знал. Хотя, узнав о нем, удивлен не был. Повесть Александра Бека «Волоколамское шоссе» была в свое время переведена на многие языки мира. В разных странах о ней были отзывы как о выдающемся явлении военной прозы. Мне самому пришлось когда-то подпасть под силу воздействия этой удивительной книги, поэтому факт этот с удовольствием приобщил к другим, ранее мне известным. Таким, например. Эрнесто Че Гевара называл «Волоколамское шоссе» своей настольной книгой. Очень высоко отзывался о главном герое книги Баурджане Момыш-Улы Фидель Кастро. Момыш-Улы, кстати, был приглашен с визитом на Кубу, где был личным гостем министра обороны Кубы Рауля Кастро. Не зря, видимо, эта книга особенно популярна была в небольших странах, вынужденных противостоять противникам неизмеримо более сильным.

Эта книга свободно лежит на сайте Военной литературы (Милитера) в разделе военной прозы, правда, с большим количеством опечаток, сильно снижающим удовольствие от прочтения. Но, даже несмотря на это, она действительно стоит того, чтобы ее прочесть. Не буду навязывать свое собственное мнение, приведу вместо этого отзыв человека, который понимал толк и в писательстве, и в войне.

Издание 1964 года, которое стоит у меня на полке, предваряет слово о книге и ее авторе Константина Симонова. Приведу его полностью.

"Об Александре Беке.

Я два раза читал книгу Александра Бека «Волоколамское шоссе». Первый раз во время войны, а второй – через десять лет после нее. Редко бывает, что ты помнишь не только книгу, но отчетливо помнишь еще и те чувства, которые испытывал, читая ее. И не только в первый, но и во второй раз. А я хорошо помню эти чувства. Когда я первый раз читал эту книгу, главным чувством было удивление перед ее непобедимой точностью, перед ее железной достоверностью. Я был тогда военным корреспондентом и считал, что я знаю войну. Я не знал по довоенному времени имени Бека и не знал его судьбы во время войны, но когда я прочитал эту книгу, я с удивлением и завистью почувствовал, что ее написал человек, который знает войну достоверней и точнее меня и который умеет вынуть из людей войны подробности столь удивительной точности, что невольно закрадывалась мысль, что вызвать на такие подробности человека может только тот, кто знает не хуже этого человека все тончайшие подробности дела, о котором идет речь. А дело это – война.

Второй раз я читал книгу Бека с чувством гордости за нашу литературу военных лет. В то время я взялся перечитывать многие книги и сборники военного времени, в том числе и свои собственные. Мне хотелось проверить, насколько глубоко мы пахали эту военную тему тогда, в горячку войны. Я подходил к себе и другим с известным недоверием, которое порождается чувством дистанции. И надо сказать, что в общем это чувство недоверия, к счастью, не оправдалось. Все-таки мы написали во время войны много, и даже очень много, правды о ней, хотя среди этой правды попадалась порой и ложь, а чаще похожие на ложь умолчания. Но среди правды, написанной всеми нами о войне, одной из самых важных и дорогих правд была правда книги Бека «Волоколамское шоссе». И даже когда я читал ее во второй раз, эта книга стала мне еще дороже, чем в первый. Она была чужда всякого украшательства. Она была гола, точна, экономна. В ней не было ничего лишнего, и в ней даже мысленно не хотелось ничего исправлять. В ней, в этой книге, была самая настоящая война, написанная рукой талантливой, изобретательной, точной, не дрогнувшей перед трудностями задачи.

«Волоколамское шоссе» была и осталась одной из моих любимых книг о войне. Я убежден, и тут уж ни при чем личная моя любовь к этой книге, что это вообще одна из самых лучших книг о войне в нашей литературе. И хотя ее хорошо знают у нас и знают во всем мире, ей, этой книге, еще не полностью воздано по заслугам. Александр Бек прошел большую литературную дорогу. Написал много книг. Но мне хочется сказать не обо всем, а о самом мне дорогом из всего сделанного им до сегодняшнего дня – о «Волоколамском шоссе». Сказать с чувством уважения и благодарности к человеку, в трудное время написавшего ее, эту книгу, сильной, уверенной, бестрепетной рукой мастера, знающего свое дело.

Константин Симонов"

После этого отзыва излишне добавлять еще что-то. Все сказано предельно точно, нет здесь ни в одном слове преувеличений или вежливых, но пустых похвал. Мои собственные пристрастия, связанные с этой книгой, оставлю при себе. Скажу только, что тоже считаю ее одной из лучших книг о войне. Более того. Для меня в этой книге содержатся ответы на вопросы и о причинах наших поражений, и об истоках Победы. Но это мое личное, никому не хочу этого навязывать.

Единственное, добавлю то, что связано с днем сегодняшним. Самым, на мой взгляд, главным является то, что рассказ там ведет реально существовавший человек, командир батальона старший лейтенант Баурджан Момыш-Улы. И описаны там реальные события. Некоторые из них, кстати, нашли свое отражение в боевых документах 316-й (впоследствии 8-й гвардейской) стрелковой дивизии имени генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова.

Вообще-то говоря, о книге рассказывать – занятие напрасное. Тем более, что ее можно легко найти, она, повторю, выложена в сети в открытом доступе. Скажу только несколько слов о том, что происходило после того, как в книге была поставлена точка. Арон Ильич Шнеер назвал Баурджана Момыш-Улы Героем Советского Союза. Это действительно так, но звание это было ему присвоено только в 1990 году, через восемь лет после его смерти.

Будучи гвардии полковником и командуя в конце войны гвардейской стрелковой дивизией, то есть, занимая генеральскую должность, он за войну имел не очень много для своего положения наград. Два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды. Вот, вроде бы, все его награды за войну. Известно, что еще Панфилов представлял его к ордену Ленина. После того, как генерал погиб, представление где-то затерялось, некому было проследить за его судьбой. Потом старший лейтенант Момыш-Улы, командуя уже полком, снова отличился, в ходе зимних боев под Москвой. Был представлен к званию Героя, но представление на каком-то этапе снова было положено под сукно. Объяснить эти случаи легко, если учесть его строптивость и нежелание подлаживаться под начальственное мнение. Судя по книге, единственный генерал, к которому он относился с предельным уважением и доверием, это был Иван Васильевич Панфилов. Но это как раз был командир, с которым не надо было ладить, достаточно было честно относиться к своим обязанностям.

И опять же получается, что произведения о подлинных событиях войны с участием подлинных ее героев утверждают одно. А некие произведения, основанные на событиях и героях, являющихся плодом творческого воображения, утверждают нечто совсем обратное. Иными словами, в данном случае вымысел пытается опровергнуть действительность.

Это, впрочем, не такое уж напрасное дело, как может показаться на первый взгляд. Вымысел, предложенный талантливой рукой, может иметь потрясающую силу. Вспомним пушкинское: «Над вымыслом слезами обольюсь...»

Тем не менее. Вымысел, пусть он будет самым талантливым и правдоподобным – это всего лишь вымысел. Игра ума и чувств.

И снова. Мир идей, отстаиваемый подлинными героями и обстоятельствами их жизни. И противостоящий ему мир художественных образов, несущих идеи, враждебные миру подлинных героев.

Все это, вместе взятое, находит самое свое прямое отражение в общей картине давнего идейного противостояния. Оно явственно обрамляет существо противоречий между комплексом идей исторической правоты России и комплексом идей ее исторической вины и ущербности. И обрамление это, как чутко уловил Сергей Шаргунов, проходит по личностной линии отечественной истории. Ее герои, их жизнь, их борьба, их свершения – вот тот стержень, который наполняет ее жизненной силой и достоверностью. Не говоря уже о силе их примера, позволяющего воспитывать новые поколения в стремлении быть не хуже своих предков. Выказать им свое уважение и признательность повторением их усилий и преодолений. Перерезать эту связь – и не будет больше в будущем никаких усилий и преодолений.

А потому снова заметим, что, как правило, герои эти, подлинные герои российской истории, утверждают историческую правоту своего Отечества. В то же самое время идеи его неполноценности выражают обычно художественные литературные персонажи. И отстаиваемые ими некие умозаключения. Так они рядом и стоят. Подвиги и умозаключения. В том числе так же рядом стоят неизбежно и рассуждения по поводу этих подвигов.

В повести «Волоколамское шоссе» Момыш-Улы говорит автору: «Мир хочет знать, кто мы такие. Восток и Запад спрашивают: кто ты такой, советский человек? Мы об этом сказали на войне. Сказали не этим болтливым языком, которому нипочем солгать, а языком дисциплины, языком боя, языком огня. Никогда мы так красноречиво о себе не говорили, как на полях войны, на полях боя...» Он будто чувствовал, будто понимал, что придет время, и они вот так будут стоять друг против друга – язык подвига и болтливый язык, которому нипочем солгать.

Но, отметив это противостояние, давайте задумаемся. Неужели всего этого не видят, неужели не понимают этого люди, которые пытаются поставить Россию на колени? Сначала для покаяния, конечно. А потом будет видно, для чего еще она пригодится, эта поза...

Давайте не будем считать этих людей неумными. Все это они тоже прекрасно видят и понимают. И, конечно же, такое положение не может их устраивать. А потому оно обязательно должно ими исправляться. Каким образом?

Выходов отсюда может быть два. Первый. Найти своих собственных героев и возвеличить их деяния для воспитания чувства стыда за Россию. Таких, возможно, и можно было бы найти. Долгая и густонаселенная российская история оставила множество персонажей самого разного сорта. В том числе, и таких. Но вряд ли они будут приняты в России с достаточной степенью толерантности и политической корректности. И признаны героями равноценными. Или просто героями.