Текст книги "За спиной была Москва (СИ)"

Автор книги: Владимир Чунихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Но, поскольку справка-доклад главного военного прокурора Н. Афанасьева «О 28 панфиловцах» от 10 мая 1948 года была найдена ранее в возглавляемом им архиве, г-н Мироненко с энтузиазмом подключился к усилиям предыдущих ниспровергателей.

Тем не менее, Эндрю Фоксолл, ни словом не обмолвившись об этом, заявляет далее, что

"...Однако письма советских чиновников, опубликованные Государственным архивом, доказывают, что эту историю выдумал один военный журналист. Более того, советские власти узнали об этой выдумке и уничтожили все доказательства по причинам политической целесообразности. На самом деле несколько якобы погибших солдат той дивизии выжили, а один из них – Иван Добробабин – сдался нацистам в плен, а позже был арестован советскими властями за "предательство родины".

То, что именно и каким образом «доказывают» «письма советских чиновников» мы рассмотрим немного ниже. А пока прошу обратить внимание на очевидную ложь, непринужденно высказанную г-ном Фоксоллом в своей статье. Имеется в виду утверждение о том, что советские власти злонамеренно уничтожили все доказательства мифичности подвига. Ничего, конечно, не сказано о том, какие именно доказательства были уничтожены. Но показательно то, что утверждение это делается с использованием справки-доклада главного военного прокурора Н. Афанасьева «О 28 панфиловцах» от 10 мая 1948 года, вполне себе благополучно пролежавшей в архиве почти 70 лет. И никак, кстати, никем не уничтоженной. Это как?

Что же касается приведенного им «доказательства мифичности подвига 28 панфиловцев», заключенного в том, что несколько человек из них остались в живых. Я живу на свете достаточно долго. И всю свою жизнь, с самого своего детства, знал об этом факте. С полным перечислением фамилий выживших. Не из секретных архивов, разумеется. Из обычной литературы, которой начал интересоваться довольно рано. Так что, то, что этот факт скрывался советской властью, это обыкновенная, обыденная, я бы сказал, ложь.

А далее уже спокойно читаем другую его «мысль», явившуюся развитием этой простодушной лжи:

«... Когда реальность советского прошлого окончательно ушла в историю, ее место заняли мифы – и российские власти активно поддерживали эту подмену. Самым распространенным мифом стал миф о том, что именно Советский Союз одержал победу над нацизмом, защитив всю Европу».

Это, думаю, особых комментариев для вменяемых людей не требует. Здесь утверждается о том, что реальность советского прошлого сменили новые мифы российского периода. И эти новые мифы подменили реальность этого советского прошлого. В котором, как это можно понять из сказанного, не было места современным взглядам на историю. О том, что современные взгляды на нее в

России появились только сейчас.

В частности, именно одним из таких новых российских мифов стал миф о решающей роли Советского Союза в победе над фашизмом. Согласитесь, что Эндрю Фоксолл по-своему логичен, выстраивая цепочку доказательств мифичности российского взгляда на историю своей страны. Логичен и последователен, сменяя и доказывая одну ложь другой. И далее.

«...Пользующиеся поддержкой государства создатели фильма о панфиловцах отказались обратить внимание на новые данные, заявив, что опубликованные письма – это попытка умалить героический подвиг».

Для создателей фильма эти данные не были новыми. Для них они были известны уже давно. И признаны неубедительными. Но понятие такое – «убедительность» г-н Фоксолл считает, видимо, не существенным.

«... Подчинив себе российские СМИ и политику, Кремль подготовил почву для пересмотра и переписывания истории».

Пересмотр и переписывание истории. То есть, те исторические взгляды, которые были господствующими многие десятки лет, от самых еще советских времен, объявлены как появившиеся на свет в России сегодня в ходе современного «переписывания истории». За пределами комментирования.

«...В 2014 году был принят закон, запрещавший реабилитацию нацизма в любых ее формах, в том числе любые акции, подвергающие критике действия Советского Союза с 1939 по 1945 год...»

Закон обсуждать действия Советского Союза в этот период не запрещает. Это уже снова обычная банальная ложь. Но и закон этот прозвучал здесь не зря. И ложь здесь по его поводу не зря. Значит, не нравится на Западе запрет на реабилитацию нацизма в России. И не только в России, конечно.

«...Таким образом, Россия пытается установить исторический канон – одобренную государством версию истории».

Вот кому не нравится канон, о котором говорил Сергей Шаргунов. Что лишний раз показывает, что не зря он поднимал этот вопрос. И не зря суетится по его поводу российский образованный класс.

«... Столкнувшись с такой ситуацией, Запад может предпринять ряд практических шагов, чтобы противостоять попыткам Путина использовать историю в качестве инструмента политики. Внутри России необходимо инициировать образовательные программы, в которых будет проведена четкая грань между признанием роли России и Советского Союза в истории с одной стороны и осуждением попыток России манипулировать историей с другой. Попытки России „монополизировать“ победу во Второй мировой войне и, таким образом, лишить другие бывшие советские республики их наследия, тоже необходимо решительно отвергать».

Куда уже откровеннее.

В один ряд поставлены «мифы о подвиге 28 панфиловцев» и о решающем вкладе СССР в победу над гитлеровской Германией. И это не мой домысел. Это прямо, честно и откровенно изложено в статье. И, что важно, в ней же ставится задача изживать эти мифы в России. Изживать путем воспитания молодого поколения, прежде всего. Создания образовательных программ, осуждающих «попытки России манипулировать историей». То есть, все то же самое. Воспитание стыда за свое Отчество.

Это, повторю, не прекраснодушное пожелание отдельного автора. Такие программы существуют. Существуют и гранты на исследования истории в точно определенной тональности. Сорос – он слишком был виден. Слишком прямолинеен. Слишком был активен, потому и был изгнан из сферы российского образования. Но существует множество других неправительственных фондов, не таких громких, напористых и нахальных.

Относительно обвинений в стремлении России «лишить другие бывшие советские республики их наследия», видели мы здесь пример как раз обратного. Это болезненная реакция на искажение истории, прозвучавшая из Казахстана и Киргизии, заставила опомниться, наконец, хотя бы в одном этом вопросе российские власти.

Что же касается бывших советских республик, где активно «изживается советское прошлое», то никто их и ничего не лишал. Они сами лишили себя этого наследия. Добровольно. Они сами обгадили могилы своих отцов и дедов, воевавших под красным знаменем Победы. Они сами объявили своими героями тех, кто стрелял в спины их отцам. То есть они внезапно и пылко полюбили тех, кто воевал по другую сторону фронта от их отцов и дедов. Сами. Добровольно. И кто им в этом виноват? Они сами выбрали то наследие, против которого воевали их отцы. Захотели быть иудами? Ну, будьте. Никто у вас это иудино наследие не отбирает, зря по этому поводу суетится заморский пропагандист.

Кто-то может возразить, что не та это величина, некто Эндрю Фоксолл, чтобы делать на основании его статьи какие-то далеко идущие выводы. Могу по этому поводу возразить. Дело не в самом этом авторе. И даже не в достаточно серьезном издании, где размещена его статья. Дело в том, что мысли и доводы, приведенные в ней, достаточно типичны для современного совокупного мнения, существующего сегодня на Западе. Во всяком случае, в среде его политических элит, которые и определяют, хотим мы этого или нет, его политику. Просто этот автор в своей статье был несколько излишне откровенен и высказал достаточно такого, чего обычно вслух мы можем не услышать.

Впрочем, думаю, его откровенность скоро перестанет кого-либо удивлять. Дело идет к тому, что стеснительность и тайные смыслы будут в скором времени отброшены. Как там, на Западе, так следом и здесь, у нас. К этому все идет. Если этому не сопротивляться.

***

Так что же это за тема такая, о подвиге двадцати восьми панфиловцев, что явилась она для Эндрю Фоксолла мерилом отношения к историческому процессу настолько, что единственно ее одну поставил он на один уровень с «мифом о решающем вкладе Советского Союза в Победу над фашистской Германией»?

Давайте разбираться.

Предлагаю начать с рассмотрения того самого документа, на который ссылаются Мироненко, Фоксолл, и множество других обличителей мифичности подвига двадцати восьми панфиловцев. Речь пойдет о Справке-докладе «О 28 панфиловцах» Главного военного прокурора Н. Афанасьева, направленной им 10 мая 1948 года на имя секретаря ЦК ВКП(б) А. Жданова. Документ этот, как было уже сказано, выложен на сайте Государственного архива Российской Федерации.

Обнародование любого архивного документа можно только приветствовать. Чем больше будет опубликованных первоисточников, тем более полную и правдивую картину истории мы будем иметь. Но показательно, что ранее Государственный архив Российской Федерации этот документ на своем сайте не выкладывал. Поэтому очевидно, что сделано это бывшим директором архива Мироненко явно в качестве некого вызова. В качестве попытки предъявить доказательство его слов, за которые он подвергся в то время критике со стороны государственных органов.

Вместе с тем, помимо того, что один этот документ (без учета других) не может являться полным доказательством чего-либо, он и сам по себе вызывает такое множество вопросов, что вся эта ситуация поневоле вызывает недоумение. Такое впечатление, что справку эту никто из «ниспровергателей» подвига панфиловцев либо не читал подробно, либо ничего в прочитанном не понял, либо не вдумывался при прочтении вообще. Потому что на самом деле документ этот фактически ни один из своих выводов не доказывает.

Но прежде чем рассматривать доказательства, представленные в нем, важно понять сначала причины его появления на свет. Потому что, если мы не зададимся этим вопросом, то должны будем молчаливо представить себе, что документ этот возник в результате острого приступа чувства справедливости, изначально присущего прокурорскому чину высокого класса настолько, что, отставив в сторону какие-то другие свои текущие дела, он занялся восстановлением исторической правды в той области, которая его, в общем-то, не касалась.

Не надо забывать, что это историческое расследование было сделано в опровержение широчайшего пропагандистского полотна с богатой историей. Потому что, естественно, этот подвиг активно использовался советской пропагандой в ходе всей войны. На основании этого подвига создавались статьи и очерки, стихи и поэмы. Причем все это активно и громко распространялось огромными тиражами на всю страну.

И что? Главный военный прокурор Н. Афанасьев был настолько наивен, что надеялся, что его исторические изыскания каким-то образом смогут стереть в людской памяти все, что было совсем недавно произнесено? Что возможно сказать каким-то образом стране и народу, что подвиг, на который призывали равняться всю Красную Армию, на самом деле не существовал?

По какой причине возник вдруг такой странный исторический зуд? Этот вопрос должен был возникнуть еще тогда, там, куда был адресован этот странный документ. Там, кстати, наивных и простодушных людей тоже не было. Ну, действительно. Не отвлеченными же стремлениями к установлению исторической истины должны были руководствоваться сталинские прокуроры?

Поэтому, разрешите сразу же задать вежливый и негромкий вопрос. А ради чего, простите? Ради абстрактной справедливости?

Уже здесь невольно возникает некоторое чувство неловкости. И осторожный, но неизбежный скепсис. Не верю, – простите меня еще раз. Убеждайте меня в высоких нравственных чувствах руководителей карательных органов сталинской эпохи, это ваше дело. Но мне в них как-то не очень верится. Потому что обычно любое свое дело они совершали для достижения какой-то своей цели. Праведной или неправедной. Но какой-то своей, чисто прагматической, цели. Для получения конкретного и вполне материального результата. В интересах службы, как это обычно говорят. Ну и в своих личных интересах заодно. На этом уровне наивное правдоискательство было такой же фантастической нелепостью, как выращивание тюльпанов и роз в лефортовских камерах.

Тогда почему вообще появился на свет этот документ, который так торжественно выставил на своем сайте Государственный архив Российской Федерации?

Для того, чтобы понять это, надо обратить внимание на обстановку, которая сложилась тогда в стране и в армии. В том числе на наиболее громкие процессы, происходившие примерно в это же самое время.

Давайте вспомним.

В июне 1946 года был снят с поста Главнокомандующего Сухопутными войсками и направлен командовать Одесским военным округом маршал Г.К. Жуков. Практически одновременно с этим происходят и другие, не такие громкие, но важные события.

Летом 1945 года заместителем командующего Приволжским военным округом был назначен генерал-майор Г.И. Кулик. Командовал этим округом в то время Герой Советского Союза генерал-полковник В.Н. Гордов, начальником штаба округа был генерал-майор Ф.Т. Рыбальченко.

Генерал Кулик был фигурой весьма заметной, поскольку в прошлом являлся Маршалом Советского Союза и носил звание Героя Советского Союза. В начале войны не справился (мягко говоря) с возложенными на него обязанностями и был разжалован.

16 февраля 1942 года Верховный Суд СССР лишил Г.И. Кулика званий Маршала Советского Союза, Героя Советского Союза, а также всех орденов и медалей. Он был уволен с должности заместителя наркома обороны, выведен из ЦК. Несколько позднее ему было присвоено звание генерал-майор. В дальнейшем он командовал армией, получил генерал-лейтенанта, потом его снова уволили. Он был отозван с фронта и назначен в Главное управление формирований РККА, заместителем начальника управления по боевой подготовке. В феврале 1945 года за самоустранение от работы, пьянство и стяжательство был снят с должности. Как было сказано в приказе за подписью Наркома обороны Сталина «...за бездеятельность и за то, что он своим недостойным поведением порочит звание генерала Красной Армии...» В апреле Г.И. Кулик снова понижен в звании до генерал-майора, затем даже исключен из партии. Через несколько месяцев был назначен заместителем командующего Приволжским военным округом.

Его командующий генерал Гордов тоже имел свои сложности по службе. Во время войны командовал армией, во время Сталинградской битвы был заместителем командующего Сталинградским фронтом, и даже некоторое время им командовал. Но за просчеты в управлении войсками был от должности отстранен. Потом до конца войны командовал армией, получил звание генерал-полковника. В апреле 1945 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Тем не менее, к чисто служебному его понижению (что случалось тогда нередко и не было каким-то особенным унижением) несомненно должна была прибавиться и чисто личная обида. Связана она была с тем, что имя его и обстоятельства снятия с должности прозвучали тогда на всю страну. Командующий Сталинградским фронтом генерал Гордов был отстранен от командования 12 августа 1942 года. А с 24 по 27 августа 1942 года в газете «Правда» была напечатана пьеса Корнейчука «Фронт». Надо ли говорить, что в высшем органе партийной печати, главной газете Советского Союза, пьесы печатались не часто. И действительно, славу она тогда получила на всю страну. И, хотя высший генералитет принял ее с ощутимым недовольством, популярность ее была тогда очень велика. Нравилась она и Сталину, да это и понятно, иначе ни в какой «Правде» она бы не появилась. А вот для генерала Гордова ее появление должно было быть, конечно же, особенно неприятно. Ведь ни для кого не могло быть секретом слишком прозрачное соотнесение имени одного из главных действующих лиц пьесы, командующего фронтом генерал-лейтенанта Горлова, по вине которого едва не погибли его войска, и только что снятого с должности командующего Сталинградским фронтом генерал-лейтенанта Гордова. Подобной отрицательной известности в стране не имел тогда ни один другой генерал.

Генерал-майор Рыбальченко Филипп Трофимович такой громкой «славы» не имел. Но тоже в ходе войны не раз был перемещен с разных командных и штабных должностей по причине несоответствия им.

Такая вот компания собралась после войны в руководстве Приволжского военного округа. История с их прослушиванием, арестом и последующим расстрелом достаточно широко известна. Давать какие-то оценки этого дела не буду. Остановлюсь только на обстоятельствах, имеющих прямое отношение к нашей теме.

Думаю, понятно, что в то время прослушивать с помощью технических средств весь генеральский состав Красной Армии МГБ возможности не имело. В силу чисто технических и материальных причин. Поэтому ясно, что эту группу прослушивали целенаправленно. Особенно если учесть глубину этой операции, когда слушались не только их кабинеты, но даже и домашние разговоры.

Принято считать, что попали они в поле зрения госбезопасности, когда была записана их пьяная болтовня в номере гостиницы «Москва», где они обитали во время одной из своих командировок в Москву. На самом деле, думаю, случилось это раньше и на основании каких-то агентурных данных. Бывший маршал Кулик вел достаточно шумный образ жизни и был не очень сдержан в выражениях, говоря о своих завистниках, которые его «затирают» и «не дают расправить плечи». Да и сама фигура разжалованного маршала была достаточно заметной, чтобы оставить ее без агентурного сопровождения.

Гостиницу «Москва» в то время тоже не прослушивали во всех ее номерах. В этих целях использовались, видимо, специально оборудованные номера для «высоких» гостей столицы. И куда их специально для этого селили. Так или иначе, но пьяные матерные излияния Гордова и Кулика в адрес Сталина и советской власти были прилежно зафиксированы. Отметим, что одного этого факта было достаточно тогда для обвинительного материала и ареста. Но было решено наблюдение и прослушивание продолжить. Так в распоряжении МГБ оказалось большое количество «материала», явившегося основанием к обвинению.

Это все, повторю, достаточно широко известно. Я позволил себе остановиться на этом деле по причине одной малозаметной странности в нем. Обратите внимание. Генерал Рыбальченко был уволен из армии в июле 1946 года. То есть, история с прослушиванием должна была иметь место уже тогда. В ноябре того же года был снят с должности командующего войсками Приволжского военного округа генерал Гордов.

Арестованы все трое были в январе 1947 года, сначала Рыбальченко, потом, через неделю, Кулик и Гордов. Собственно говоря, дело было предельно ясное. Им были предъявлены распечатки их разговоров, от которых было трудно отпереться. Тем не менее, приговор им был вынесен только в августе 1950 года. То есть, следствие по их делу велось два с половиной года. Почему так долго?

Думаю, не ошибусь, если предположу, что и длительность следствия, да и сама по себе длительность прослушивания, объясняются тем, что в МГБ искали их связи с другими высокопоставленными военными. И, в первую очередь, здесь должно было всплыть имя маршала Жукова. Тем более, что даже в известных нам сегодня распечатках их разговоров оно звучало. И звучало для следователей МГБ весьма перспективно. Особенно там, где выражалось мнение, что если бы Жукова не сняли, то «он бы навел в стране порядок». Навести порядок в стране командующий ее Сухопутными войсками может только в том случае, если получит в свои руки политическую власть. А власть он мог получить в тех условиях только путем силового ее захвата. То есть, для Абакумова явственно запахло переворотом. Заговором.

Надо сказать, что министр государственно безопасности не раз пытался убедить Сталина в том, что маршал Жуков возглавляет некий заговор с целью захвата власти. Еще в июне 1946 года, когда Жукова снимали, основу политических обвинений против него первоначально составляли показания Главного маршала авиации Новикова, данные им на предварительном следствии в МГБ. То есть под Жукова начали копать еще тогда. Но Сталин материалам Абакумова на Жукова не поверил. И санкции на его арест не дал.

Однако попыток дискредитации маршала Жукова министр госбезопасности Абакумов не оставлял. Это видно по тому, что и после назначения того на Одесский военный округ против него велись оперативные действия. Они вскоре вылились в так называемое «трофейное дело», по итогам которого 20 января 1948 года Политбюро приняло постановление «О т. Жукове Г. К., Маршале Советского Союза».

В постановлении, среди прочего, указывалось:

"Тов. Жуков в бытность главнокомом группы советских оккупационных войск в Германии допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародёрства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей. В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчинённых, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления... Будучи вызван в комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вёл себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения. Указанные выше поступки и поведение Жукова на комиссии характеризуют его как человека, опустившегося в политическом и моральном отношении..."

И маршал Жуков вскоре переводится из Одессы в Свердловск, командовать Уральским военным округом. Его явно не желали долго держать на одном месте, чтобы здесь он не успевал обрастать каким-то своим собственным окружением.

Речь в данном случае не идет о том, справедливы были эти обвинения или нет. В данном случае важно то, что против него со стороны МГБ велся постоянный прессинг, в процессе которого в ход шли любые средства. Не только политического, но и чисто бытового характера. Здесь все шло в ход. Все имело значение для его политической дискредитации. И в этом качестве оно работало как одно из средств «большой охоты» Абакумова.

Почему? Все просто. Если Сталин однажды не поверил Абакумову в «заговор Жукова» по той причине, что хорошо изучил того за годы войны, то надо было показать ему Жукова с разных других сторон. Чтобы зародить у него мысль, что не так уж хорошо он изучил ранее своего маршала. Что Жуков и в этом был «такой»... И в том был «сякой»... И там бы «этакий»... То есть, постоянное выявление в нем «непартийных» черт, ранее неизвестных, должно было, при всем их убожестве с точки зрения политической, создавать иную почву общего отношения к нему Сталина. С тем, чтобы переменить его взгляд на Жукова. Количество, в данном случае, должно было неизбежно перерасти в качество. Вода – она, как известно, точит все.

Вот тогда в дело должны было вступить и материалы прослушивания командования Приволжского военного округа. И их показания на маршала Жукова. Заметим, что от июня 1946 года, когда Жуков был снят со своих высоких постов и отправлен служить в Одесский военный округ, до июля 1946 года, когда из армии был уволен генерал Рыбальченко, прошел всего один месяц.

А пока в дело шли попутные обвинения маршала Жукова, показывающие его «истинное партийное лицо». Это и копание в его личной жизни, и пресловутое «трофейное дело». Сюда же можно отнести новое дело, итогом которого и явилась пресловутая «справка о панфиловцах».

Обратим внимание на такую подробность. «Справка» эта не появилась из пустоты. Она была изначально основана на достаточно обычном деле, раскрученном «органами»до огромных масштабов. Отталкивалась эта справка от вполне конкретного дела на сержанта Добробабина, обвинявшегося в службе в германской вспомогательной полиции. И только. Но в конкретном деле конкретного полицая не было, да и не могло быть, никаких следственных действий по поводу подвига 28 панфиловцев. Потому что этот подвиг не имел никакого отношения к значительно более поздней службе одного из участников боя в германской полиции.

Одновременно с этим интересен тот факт, что дела против бывших полицаев, старост и иных пособниках оккупантам расследовали всегда органы госбезопасности. Это была именно их сфера деятельности. Прокуратура осуществляла по этим делам общий надзор, что на практике выливалось в то, что ее обычно просто информировали о ходе следствия. И только.

Интересно и то, что военная прокуратура на то и военная, что обычно вела дела в отношении военнослужащих. Добробабин же к моменту ареста давно уже был из армии демобилизован и являлся к моменту ареста вполне себе штатским лицом.

Кстати, и на обложке первого тома уголовного дела на Добробабина имеется запись «УКГБ УССР по Харьковской области». Это означает, что хранилось оно в архиве этого ведомства, а не в архиве военной прокуратуры, что косвенно подтверждает его непростую подследственность. Но в данном случае конкретно делом Добробабина МГБ заниматься почему-то не стало, а передало его в военную прокуратуру.

При этом мнением о том, что это дело военная прокуратура отобрала у МГБ, думаю, следует пренебречь, в силу несопоставимости значения и веса этих двух организаций. Поэтому ясно, что передача этого дела должна была быть проведена на абсолютно добровольной основе. Но добровольность эта должна была означать, что это Абакумов предложил Афанасьеву вести дело на панфиловцев. Почему?

Дело в том, что военная прокуратура, занявшись не только делом Добробабина, но и «расследованием» подвига 28 панфиловцев, и без того явно превысила свои полномочия. Не ее было дело оценивать его обстоятельства. И уж тем более, оценивать правильность газетных публикаций. Это в чистом виде было прерогативой Главного политического управления Советской Армии. Но еще больше это несоответствие темы с полномочиями должно было броситься в глаза, если бы «расследование» обстоятельств подвига двадцати восьми панфиловцев провело вдруг МГБ, которое вообще было от этой темы совсем уже далеко. Поскольку в этом деле ни шпионов, ни заговорщиков, ни «врагов народа» не было по определению. Здесь к Абакумову могли появиться неудобные для него вопросы со стороны партийного руководства – Сталина или того же Жданова.

Поэтому для того, чтобы вырастить уголовное дело в отношении одного человека до расследования такого государственного масштаба, подследственность его МГБ не годилась. Нужно было другое ведомство.

Имеющиеся мнения о том, что сама по себе эта справка явилась плодом излишнего личного усердия Главного военного прокурора Афанасьева, решившего безнаказанно пнуть опального маршала Жукова, для любого человека, знакомого с нравами высокопоставленной номенклатуры того времени, не убедительны. Для высоких чиновников, тем более силовых органов и структур, наиболее ценимым качеством была их исполнительность. Инициатива могла поощряться, конечно. Но только в рамках поставленной задачи. Все, что сверх поставленных задач, полагалось вышестоящим руководством следствием недостаточной загруженности. То есть, выставляло таких чиновников бездельниками, которые от излишнего количества свободного времени могли себе позволить умствования на посторонние темы. Это со временем врастало в плоть и кровь, становилось не просто привычкой, но образом жизни.

Очевидно, что и в данном случае Главный военный прокурор Афанасьев не проявлял здесь свою личную инициативу. В этом деле он отрабатывал заказ. Работал в кооперации с кем-то. Указать нам на заказчика этого его «творения» может как раз нацеленность его «справки» на компрометацию маршала Жукова. Учитывая же тот факт, что дело Добробабина, легшего в основу «расследования о раздувании подвига панфиловцев», оказалось в ведении не МГБ, а Военной прокуратуры, то обстоятельство это показывает как минимум на кооперацию усилий этих двух правоохранительных органов.

То есть, с самого начала планировалось использовать «дело полицая Добробабина», преобразовав его в «дело 28 панфиловцев». А еще точнее, в очередное «дело маршала Жукова». Кроме того, обвинения МГБ в адрес маршала Жукова по другим поводам подкреплялись обвинениями вроде бы другого независимого органа следствия. Что должно было придать совокупности обвинений против него некий общий налет достоверности и объективности.

Впрочем, здесь мной не делается никаких открытий. То, что Справка-доклад Н. Афанасьева была направлена против маршала Жукова, знающим людям ясно было еще полвека назад.

Вот что писал по поводу этой прокурорской «справки» академик Г.А. Куманев в своей статье «Правда и ложь о сражении у разъезда Дубосеково»:

«О том, как тогда завершилась эта история с расследованием, осенью 1967 г. поведал автору настоящей статьи Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Бывший командующий войсками Западного фронта во время Московской битвы, имевший прямое отношение к награждению 28 панфиловцев, постоянно проявлял интерес к памятным событиям у разъезда Дубосеково, к судьбам оставшихся в живых героев. По словам маршала, ознакомившись с „делом“ панфиловцев, представленном ему прокуратурой, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов обнаружил, что все материалы расследования были подготовлены слишком топорно, „сшиты белыми нитками“ и что комиссия Главной военной прокуратуры явно переусердствовала, „перегнула палку“. Поэтому дальнейшего хода быстро испеченному „делу“ не было дано, и оно отправилось в спецхран...»

Иными словами, состряпана была эта справка настолько примитивно, что хода ей не дали именно по этой причине.

Почему же сейчас эта кое-как сляпанная кляуза является знаменем «развенчания панфиловцев»? Может быть, потому, что, рассуждая об этом документе, люди, которые им потрясают, не видят его очевидной глупости? Которая была видна еще полвека назад?

А давайте-ка присмотримся к этому документу повнимательнее.

***

Справка за подписью Главного военного прокурора Афанасьева начинается с обоснования возникшей необходимости следственных действий в отношении подвига 28 панфиловцев.

Сначала Афанасьев упоминает об аресте в 1947 году Добробабина в связи с обвинением его в измене Родины. То есть указывает на то, что изначально речь шла о его сдаче в плен и службе в германской полиции.

Теперь смотрим, на каком основании дело в отношении одного полицая переквалифицируется им в дело о 28 панфиловцах. Это интересно. Потому что уже отсюда начинается та самая топорность.