355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Леви » Искусство быть другим » Текст книги (страница 12)
Искусство быть другим
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:28

Текст книги "Искусство быть другим"


Автор книги: Владимир Леви


Жанр:

   

Психология


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Закурить дай, говорю...

– "Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил, выпил рюмку, выпил две, зашумело в голове".

"Офелия, о нимфа, помяни меня в своих молитвах".

"Бить знаменитых некрасиво, не это поднимает ввысь..." – и так далее (не забывая следить за движениями рук "партнера").

Вариант Д ("глухой").

– Эй! Погоди-ка!.. Слышь?!

Вы не слышите. Вы глухой. Вы идете дальше. Вас догоняют, хватают за рукав..

– Ты что, глухой, туды-растуды?..

Несуетливо останавливаетесь. Указываете на ухо – на этот раз на свое. Да, вы глухой. Глухонемой, если угодно. Глухота, однако, не мешает, а помогает вам быть четко – внимательным. В следующую секунду вам могут указать знаками же: "Дай закурить", или начать бить сразу (с глухонемым-то чего особенно церемониться), но сценарий уже сбит, и на вашей стороне фактор неожиданности. Чаще всего при такой встрече все-таки отстают.

Молодой Мужчина, Добрый Мужчина, Высокочтимый Рыцарь! Вы сами прекрасно понимаете, что и при всеобъемлющем опыте нельзя дать рецептов на все случаи жизни уже потому, что каждый по-разному способен их понять и применить. Разумеется, есть и ситуации, в которых все вышесказанное неприменимо, есть положения, в которых сопротивление насилию невозможно, даже каратисту высшего класса предписывается при грабеже под дулом пистолета отказаться от борьбы и отдать деньги. (Если "кошелек или жизнь", то жизнь, если "жизнь или честь", то честь.) Но даже в безнадежных, казалось бы, случаях может выручить психологическая изобретательность.

Специальный вариант (для женщин и физически слабых)

В любом охот– или спортмагазине покупается свисток, издающий звук, близкий к звуку свистка милицейского. Свисток всегда иметь при себе. В случае угрозы хулиганского нападения немедленно свистеть: даже если за километр поблизости нет никого, хулиган, как правило, немедленно исчезает.

Внимание, Благородный Джентльмен, Мягкий Человек с твердой волей!

Очень важно помнить о взаиморазличии и взаимосвязи двух сторон агрессивности: внешней и внутренней.

Внешняя – агрессивное поведение, агрессивная маска, манера обращения, словарь, тон – все это не требует описаний. Но это одно, а внутренняя агрессивность – другое. Под маской агрессивности может скрываться и трусость, и равнодушие, и добродушие, это обычнейшая защита от предполагаемой агрессивности другого и просто стиль общения определенных кругов. Конечно, и маска (как агрессивности, так и доброжелательности)

как-то воздействует на душу-прирастает, въедается, – но глубинный импульс все-таки живет своей независимой жизнью.

Для вас сейчас важно:

1) У других: научиться различать агрессивную маску и агрессивный импульс, в поведении детей и подростков они различимы особенно отчетливо, ибо еще не вросли друг в друга. Наблюдая за подростками и вспоминая эпизоды собственной жизни, вы легко поймете, где зарыта собака.

2) У себя:

а) сознательно подавить агрессивный импульс,

б) иметь при этом в запасе сознательно отработанную агрессивную маску как шаблон для определенных ситуаций, как один из печально необходимых, крайне нежелательных языков общения.

Это работа не одного дня и не одного года. Особенно трудна, конечно, вторая ее половина, касающаяся самого себя. Подавление агрессивного импульса... Кем ты себя считаешь, какую роль, какую миссию берешь на себя в мире? Кто ты на земле*– носитель духовности или представитель местной флоры и фауны? Вопрос "верхний" – упирающийся в весь твой "низ": темперамент, привычки, наследственность биологическую и душевную.

Если ты выбрал духовность, то агрессивности вынужден объявить беспощадную войну– не на смерть, а на жизнь. Да, вот ты выбрал духовность, ты выбрал Добро и Свет, и первое чувство, в тебе закипающее, – это ярость, это ненависть, это злоба! Да, ты ненавидишь злобу и ярость, ты ненавидишь ненависть! И тебе приходится действовать.

Если ты действительно выбрал духовность, то в первую очередь ты ненавидишь агрессора ближайшего из ближайших. Ты воюешь с ним на его территории. Ты ненавидишь ненависть – свою собственную, самоличную. А как же иначе?.. Если не так, то ты неизбежно сравниваешься с теми, от кого хочешь избавить мир, ты их просто-напросто копируешь и подменяешь: зверь, победивший зверя, останется зверем. Если же первый твой враг-агрессор: ты сам, зверь в тебе, то ты входишь в новое качество духовного человека, и все внешние твои действия, направленные на очищение мира от зверства, обретают чистую правоту.

Но как же,,как же вытравить из себя зверя?..

...Я скажу вам сейчас о самой малости из личного опыта, о ерунде. С некоторых пор я перестал прихлопывать кусающих меня комаров – я их просто отгоняю.

Смысл?.. Одним комаром меньше, одним больше... Да вот в том-то и дело! Внешнего смысла в "комарином гуманизме", конечно, нет. Но нет ведь и смысла в протнвокомарином озверении. Если комар уже укусил, от его убийства тебе легче не станет, а если еще не укусил, так все равно укусит: не этот, так другой. Прихлопни я на себе хоть миллион комаров, их практически не убавится и не прибавится. Ыо зато отказ от убийства неразумной твари имеет большой внутренний смысл. А именно:

практика подавления агрессивного импульса. И практическое же воплощение принципа человечности, определенного Альбертом Швейцером как благоговение перед Жизнью. Здесь необходима последовательность, не исключающая и мелочей творения. Между прочим, как это ни странно, я заметил, что после принятия этой позиции комары стали относиться лично ко мне гораздо гуманнее: кусают нежно, заботливо-ей-богу, проверьте сами!..

Но шутки шутками, комары комарами, а духовность.

должна быть реалистичной и иметь средства самозащиты. Флора и фауна остаются флорой и фауной. Если на вас набрасывается злобная собака, приходится поднять камень или палку, сделать угрожающий жест. Для этого совсем не требуется включать в себе агрессивный импульс по отношению к данной собаке и собакам вообще, но требуется проявить его, и очень решительно. Случаи, когда необходима агрессивная маска, достаточно часты: одернуть подонка, поставить на место хама, проявить необходимый напор и резкость в ситуациях, исключающих разговор "по-хорошему". Самое сложное, конечно, узнать, действительно ли ситуация исключает разговор по-хорошему – тут ничто не поможет, кроме личного опыта и жизненных экспериментов.

Совет Молодому Рыцарю: поставьте себе за правило выражать агрессивность в форме изысканной вежливости, а доброжелательность и нежные чувства – в виде притворной, шутливой агрессивности (без перехода, однако, в нарочитую грубость и фамильярность). Следуя этому правилу, вы добьетесь:

а) необходимого эстетизма в поведении минус слащавость,

б) ощущения четкого внутреннего размежевания и баланса между агрессивным импульсом и агрессивной маской.

То, что я Вам рассказал, постаравшись быть как можно конкретнее, – лишь наводящая суть, лишь канва для поиска собственного, для творчества -не побоимся применить это затасканное слово и к не слишком благоуханной области жизни. Думаю, что и навыки, о которых мы говорим, относятся к необходимейшим элементам самовоспитания и культуры, к искусству жить. Как вы уже поняли, я принадлежу к сторонникам рискованной, обоюдоострой, не раз зло вышученной формулы добро должно быть с кулаками.

С тем, однако, важнейшим уточнением, что Добро обязано делать все от него зависящее, все возможное, чтобы кулаки не пускались в ход. Определить меру этого возможного – вот самая трудная моральная задача всех добрых людей, вместе взятых, и каждого поодиночке. От меры этой необходимой самообороны зависит и моральное существование Добра, и физическое.

"Возлюби врага своего" – да, прекрасно, но если враг твой убьет тебя, то некому будет и возлюбить беднягу.

Я не сторонник таких высоких трагедий, а потому полагаю, что Добро должно быть еще и с мозгами.

Успеха и Вам!

Ваш Д. Кет".

Внимание, Читатель, веду репортаж с места событий. Я зашел к Д. С. без звонка, воспользовавшись предоставленным дубликатом ключа (не особая честь, а простое удобство), – зашел, по невежливости, на полчаса раньше условленного и застал в положении, исключающем гостеприимство: он находится на полу, на зеленом коврике, занимается своей Новой йогой. Молча кивнул мне глазами, находясь в смешанной позе льва, лотоса и змеи. Пока я снимал плащ и приветствовал Ци-ника, это магическое сооружение успело переквалифицироваться в каракатицу, а затем, путем ряда скорпионных конвульсий, исчезло: в данный момент коллега находится в основополагающей позе покойника.

Обесцвеченные глаза недвижно устремлены в высокий лепной потолок, где, объяв лиру, столь же недвижно летят хвостатые драконы, полульвы, полулошади. Минут через восемь (я уже приблизительно знаю) забегают бицепсы, заиграют икры, засветится свежесть – его поднимет, и мы продолжим наш психосинтез.

Гляжу в окно – рамы откинуты, на подоконнике Цинциннат, он сегодня сер и серьезен, переоценивает ценности. За окном серые слезки, сентябрь. Напротив – мокренький дворик, с истлевающими тополями и опустелым вороньим гнездом, в голой глубине-обшарпанный особнячок, приспособленный под детсад, но шума нет, – пусто и пасмурно, по сырой песочнице, оскальзываясь о листья, семенит вспухший голубь.

...Все еще недвижен, сыроватый сквознячок шевелит волосы...

Все более укрепляюсь в выводе, что и загадка, и разгадка Д. С. заключена в совмещении крайностей. Но не в том их застылом сложении, которое в результате дает нудный нуль.

Все разбрасывается по-отдельностям, разбазаривается по специальностям, каждый – чрезвычайный и полномочный посол какой-нибудь ограниченности.

Прерываюсь – Циник спрыгнул с подоконника, потянулся, а Доктор, кажется, возвращается к жизни.

V

РИСУНКИ

НА ШУМЕ

ЖИЗНИ

Портрет психотерапевта

Что, правда? Наконец-то завоеван,

И я могу сказать тебе: "мой друг"?

О друг мой, есть ли словосочетанье

Нежней и проще, мягче и теплей?

Мой друг, мой брат, дитя мое, ты помнишь,

Когда, несчастный, грубый и угрюмый,

Меня ты тупо спрашивал: зачем?

И повторял: "зачем тебе я сдался?"

Чего прошу я, ты узнать пытался

За этот непонятный дружбы дар...

Зачем? Мой друг, затем, что светит солнце,

Затем, что нам придется умереть,

Затем, что быть глупцами не смешно,

Увы, мой друг, печально и преступно,

Затем, что боль страшна и неотступна,

Но вместе легче пить ее вино!

Тео Ливингстон

...Иногда, в порядке обмена рабочим опытом, я сижу, вернее, лежу у Д. С. на индивидуальном приеме – да, именно лежу, на этой самой кушетке, под видом загипнотизированного пациента. К такому здесь привыкли.

Входящие не обращают на меня особого внимания. Слушаю, потихоньку подсматриваю, мотаю на ус... Естественно, играя загипнотизированного, да еще в такой обстановке, нетрудно и впрямь впасть в гипноз – вероятно, этим можно объяснить некоторые иллюзии, возникавшие у меня по ходу дела.

Человек и его музыка

– ..Здесь вы решаете себя из Другого, вы из него, вы для него. Поэтому всего прежде расслабьтесь, – пояснял он, – расслабьтесь мощно, концертно-откиньте себяи включитесь – прием... Зацепкой может бьггь что угодно-и завитушка волос у виска, и моргание, оно ведь может жить от человека отдельно, как улыбка Чеширского кота, и, однако, человек именно в нем, и какое-то особое колыхание платья... Погружаетесь – начинаете слышать, начинаете жить... Главное, чтобы вас в себе было как можно меньше-только резонанс, только прием...

Прием сейчас начнется, я уже здесь, а вот и "он входит, румяный невзрачный мальчик, виновато улыбается медсестре Нине, садится, откидывается. Очередь двинулась. Первым записан пациент С., алкоголик, запои на почве тяжких депрессий – едва он приоткрывает дверь, Д. С. становится отменно сухощавым, щеки втягиваются, обрисовывается хищный профиль аскета... Опять с похмелья, состояние простоквашное... Бормочет оправдательную невнятицу, Д. С. не слушает, ощетинивается – все ясно и надо действовать, сейчас приходится быть дикобразом. Бледен, стальные глаза, резкий ломаный голос, пациент СПИТ, прямо в кресде, императивный гипноз... Поспешно поднимаюсь, неуклюже помогаю переместить С. на кушетку, сам притуливаюсь как-то сбоку...

...Тебя нет, есть только Входящий, его походка, осанка, лицо, голос, мимика, поток, сознания, эскиз ситуации, рисунок судьбы – все это становится тобой, с каждым новая жизнь, и в этой жизни ты – все, что знал, делал, думал, чувствовал раньше, все прежде Входившие, сгусток знаний о том, как бывает, но все сначала, но все иначе – появляется М., нескладная личность неопределенного возраста – вернее, старик с детства, а сейчас ему вроде бы 33, вроде бы работает в какой-то организации, вроде бы женат, вроде бы разводится – все вроде бы, потому что нереально это все, потому что не верит он в собственное существование, не участвует в спектакле, а так, механический статист. Выглядит М. так, будто уже пьяный портной, торопясь под праздник закончить и загулять окончательно, наудачу скроил его из несгодившихся обрезков других людей, забыв к тому же снабдить бровями, и оттого все в нем напряжено, стиснуто, местами перекошено, местами висит – неудобно жить, неудобно... По клинической терминологии-тяжелый шизоид, но болезненного процесса нет, ни бреда, ни галлюцинаций, а просто он такой, просто такое существование. Безобиден, как травка, подозрителен, как носорог.

Заколоченный со всех сторон черный ящик, но не черный, а якобы... Что случилась с Д. С.? Ну и солидность!

Невероятно тучен, оплывшее лицо, профессорские сдобные глазки, один из которых к тому же слегка косит, бровей тоже нет... Ни о чем не спрашивает, покашливает, пациент тоже покашливает, напрягается до последнего сосуда, неудобство жизни достигает своего апогея...

И вдруг – что-то происходит, что-то неуловимое – и вот сидят два обычных непримечательных человека и просто, тихо беседуют...

Ящик с жалобным скрипом раскрывается, оказывается, это коляска, в ней вполне живой ребеночек – нуну, дальше...

...спрашивай, утверждая, и утверждай, спрашивая.

Улавливай замешательство, особую четкость, многословие, категорические отрицания-все эти оконца и дверцы, все эти ходы в подсознание... Твой взгляд, внимание, молчание-уже действие, быть может, на годы вперед, на целую жизнь -но слушай, слушай, внимай! Беспрерывно и бесконечно, с напряженным интересом, с улыбкой, непроницаемо., терпеливо, завороженно... Умей перебить, засмеяться, умей не договорить, не дожать....

...Входит женщина (случай несчастной любви, отягощенный злосчастным характером), она говорит, говорит и плачет, плачет и говорит, уже по третьему заходу, а он слушает, а он внимает неутомимо, вставляя только бессловесные реплики, слушает и внимает... Утешения не предвидится, утешения и не нужно...

Дама уходит, смеясь, ее сменяет пациент У., невротик с детства, тревожно-мнительный ипохондрик. Д. С. держится спокойно и просто. Только глаза, без улыбки и без вопроса – глаза барханного цвета, глаза-песок. Дай бог хоть десятипроцентный успех, мужчина тугоподвижный. Набор интонаций предельно скуп, да и слов почти нет, но молчание уже в другом ключе, без магнетизма, лишь впитывающее тревогу собеседника...

Пациент полуспит-гипноаутотренинг.

Видение подсознания (слышание, интуиция – все едино, а точного слова нет) – первоочередная забота.

Переболев Фрейдом, Д. С. понял, как легко в суждениях о человеке стать жертвой подсознания собственного и как велика опасность впасть в примитивную "игру на понижение": все от секса, всеот самолюбия, все от шизофрении, все от летающих тарелок и пр. Содержанием и сознания, и подсознания может быть все, что угодно, все от всего – и от этого изобилия у Д. С., как он мне однажды признался, бывают странные состояния. Иногда чувствуешь себя так, будто никогда не работал с людьми, не знаешь никого, ничего, девственно невежествен и беспомощен. Иногда наоборот, кажется, что врачебно-психологическая машина, заключенная в тебе, беспредельно вместительна и сильна, что мог бы одарить целый мир пронзительным знанием, музыкой мысли, всех, всех просветить и вылечить...

Стереоскопия входящего: он тот-то и тот-то, шизоид-циклоид, маньяк-холерик, неврастеник-истерик, пикник-чайник, регбист-мазохист, закомплексованный-засекреченный, но он также и сын своих родителей, сын места, времени и культуры, – крепостной, если бы в прошлом веке, жрец, если бы в Древнем Египте... Но вся эта бытность вариацией на известную тему не мешает ему быть ни на кого не похожим духом, никогда не бывавшим животным, инопланетянином, сыном Вечности..,

...Кандидат в самоубийцы, за один год потерял сына, жену и работу. В данный момент глубоко заморожен, ничего не чувствует, вялые автоматизмы. Д. С. тоже будто только что вынут из холодильника – медленно шепчет что-то невразумительное, опять замолкает, опять пытается пошептать, копошение на одном месте, но пациента (я это чувствую по своим капиллярам) начинает обволакивать какое-то призрачное тепло, что-то в нем начинает оттаивать... Я уже знаю, что происходит это потому, что Д. С. зажигает в себе самую хрупкую и дорогостоящую струну (сколько раз лопалась) – восхитительное наклонение, искусство скрытого комплимента, но пациент этого, квцнечно, не чувствует, ему просто чутьчуть теплее... Вот жесты Доктора делаются увереннее, в голосе нарастает мажор мужской правоты, дыхание благожелательной силы-он заранее, с львиной галантностью признателен за резонанс, он говорит почти нараспев, всецело веруя и уповая...

Стоп... стоп!.. Я почувствовал это секундой-двумя позже Д. С., я чувствовал, что он сам уже чувствует, но подсказать, как вы понимаете, не было никакой возможности, а его все несло...

Пережим!

Ошибка! – Занесло в фальшь! – Внушение не срабатывает! – Пациент снова летит в бездну! – Нерв контакта вот-вот оборвется! – Скорей назад! – Но назад уже нельзя!..

Все дебютное преимущество убил преждевременный выпад, торопливость одной-единственной интонации.

Спасти партию не удалось, пришлось сдаться на милость химии, положить в больницу...

Люди безмерно различны. Иногда кажется, что причисление их к единому природному виду – просто ошибка, будто Природа лишь пошутила, придав нам более или менее одинаковую оболочку. Причудливые своекровные существа...

Вчера приходил человек-черепаха, с панцирем на душе. В тишине, под лучами ласки маленькая головка на морщинистой шее высовывается, размякает, но при малейшей незнакомой вибрации втягивается обратно.

Беззлобие и безлюбие. Спячка-депрессия семь месяцев в году...

Потом пришла женщина-одуванчик, с облетевшими парашютиками любви дунул ветер... Ждать до следующей весны.

...Если все мы такие единственные, такие особые, то может быть, для каждого из нас существует и единственный Идеальный Врач, единственный исцеляющий гений души? Единственный Идеальный Друг, Идеальная Подруга, Возлюбленная, Возлюбленный?..

Штрафной батальон

О том, что на ГИПе работают все для всех, я уже говорил. И не так уж редко случается, что пациент помогает пациенту действеннее, сильнее, чем самый проникновенный врач.

Вот хотя бы история с этой 18-летней девочкой. Как до нее дошли слухи о Д. С., я не знаю. На адрес диспансера пришло письмо:

"...Я не знаю, дождусь ли Вашего ответа. Мне почти все равно. Посмотрите на эту физиономию (приложено фото), и Вы все поймете. Была застенчива, сейчас както проходит, становлюсь просто злой. Жить не интересно. Если будете отвечать что-нибудь, то скажите: верно ли, что некоторые люди напрасно рождаются на свет. Во всяком производстве ведь есть свой брак. Может ли человек прийти к выводу, что ему не стоит жить? Спокойно и без истерики.

Лена Ц."

Д. С. долго вживался в почерк, долго всматривался в фотокарточку-довольно славное некрасивое личико с тяжелым выражением... Сел было писать ответ, но раздумал.

"Ты уж извини, тезка, некогда, спешу к Федору, яблок надо купить, магазин через час закрывается и гололед, а я всегда в очереди стою, такая привычка, хотя и пропускают, право имею, а не могу. Д. С. просил не откладывать, печатаю быстро, пожалуй, успею. Значит, как там, говоришь, не стоит жить? А скажи, человеку, у которого вместо лица обожженная маска, уроду из страшного сна, как, по-твоему, – стоит или нет???

Здравствуй, это я, Камбова Елена, 29 лет, инвалид I группы. Сама себе казалась так себе, завидовала хорошеньким, ревновала всех ко всем. После взрыва газа в духовке оказалась без лица. 10 процентов зрения. Увидишь без бинтов – грохнешься в обморок, и я тебя не поддержу, чтобы не испугать еще больше... Последнее зеркало в доме было 5 лет назад. 4 пластические операции. 2 попытки самоубийства. После второй откачивали месяц в Склифософском. Д. С. подхватил...

Ну, вот и представилась. Так знаешь что, Леночка?

Счастлива, что самое интересное. Я, я счастлива, я, эгоисточка с малых лет, шагу не ступавшая без "как на меня смотрят"... Счастлива. Не веришь приезжай, посмотри, для тебя, пожалуй, и бинты сниму на минутку.

Таких дур, как мы, и надо лечить ожогами, уродка была до этого, вот что ясно, как божий день. Вот на этом снимке, где самая хорошенькая, как все говорят, мама не позволяет снять со стены, мне тут 18, первая любовь и все такое, вижу как сквозь молоко, но ясно: уродина, душа неумытая. И сколько таких вокруг. Через минуту старухи, и все слепы, как совы днем. Жалко. Помочь нечем, ожогом только. А обожженная счастлива, моя милая, обожженная не зависит ни от кожи, ни от носа, ни от чего, обожженная свободна, хотя времени нет совсем.

Другие заботы. И никаких больше операций, незачем, некогда. Друзей не было, а теперь много, хожу на ГИП, не успеваю, мама болеет, а теперь вот и Федор. Тоже инвалид, без обеих ног. Художник. Не показываю, конечно, что было лицом, обходимся...

Ну, что тебе еще, на прощание? Печатаю на машинке, вслепую. Овладела английским в объеме иняза, занимаюсь испанским, читаю пальцами и остатком зрения, перевожу, играю на гитаре, пишу песни, сказки, еще коечто, не печатают, но Федору нравится. Вот так, Леночка.

Да, и самое главное впереди: сама скоро мамой стану, бог даст, уже на четвертом месяце. Сперва испугалась, хотела аборт, боялась, как ему это будет, но Д. С. успокоил: "Маленький привыкнет, большой поймет". А у него будет все. Насчет того, кому стоит жить, а кому нет, скажу так: всякому дано право увольнения по.собственному желанию, но увольнение увольнению рознь.

Бывает и своевременная отставка, на манер Хемингуэя.

Но выбрать время-искусство труднейшее (почитай Сенеку, "Письма к Луцилию"). А бывает-и чаще всего – дезертирство, бегство трусливых дураков. Жизнь – война, ты понимаешь? За человеческую душу,, за ваши души, слепцы, не на смерть, а на жизнь... А много ли настоящих солдат? Вот и приходится дезертиров вроде меня посылать в штрафные батальоны, а дур вроде тебя, поелику возможно, учить.

Прости за резкость, имею право. Не потеряешь – не найдешь. Предложи мне теперь лицо какой хочешь красавицы – откажусь.

У меня уже есть. Поняла ты или нет?.. Тебе не досталось ожога, пусть его заменит мое письмо.

Прости. Будь здорова.

Твоя Елена".

Письмо возымело действие.

Некоторые соображения

Я уходил, Д. С. рассуждал, дело опять затягивалось.

– Возьмем две точки, отделенные друг от друга некоторым расстоянием. Назовем одну Здоровьем, а другую Болезнью. Что мы видим?

– Способ Мышления Здорового Большинства. Есть люди здоровые, то есть мы. И есть больные: сумасшедшие-ненормальные – психи чокнутые-чекалдыкнутые-чайники-кипятильники-самовары-будильники...

– А теперь соединим точки линией и наметим на линии третью точку. Ровно на середине.

– ..Ага, ну это те, которые еще не совсем. Слегка-сприветом-немного-того-малость-нервные-чуть – чуть дёргаются-по-утрам-бегают. И психиатры, им за вредность дополнительный отпуск...

– Стоп-стоп. Ну-ка еще точечки. Целых две: между первой и второй и между второю и третьей. Здесь Способ Мышления Здорового Большинства исчерпывается. Неведомо пока еще Здоровому Большинству, что оно как раз и пребывает между этими точками, в рыхлом промежутке, который наука называет умным словом кон-тину-ум, что и Псих-Здоровье, и Псих-Болезнь суть абстракции, живущие исторической жизнью и подбирающие для своего воплощения конкретных персон. Смело говорю от имени профессионально здорового большинства: норма там, где нас не. Когда, мы идем, норма перед нами расступается, как полевая трава, а на нас летит, как мошкара на огонь, патология. Какой психиатр не увидит в ближнем той или иной степени ненормальности? Какой нормальный человек приблизится к психиатру?..

Открылась дверь, Циник вошел, я вышел.

Иногда

(запись из личного дневника Доктора)

"...когда опять наталкиваешься на стену, когда в очередной раз опускаются руки, когда просвещенный умница, почти гениальный критик смотрит на тебя ясными глазами имбецила и опять задает вопрос ни о чем, когда свежо, смело и в который раз навсегда, как любовь, приходит отчаяние и разваливается, как захмелевший купчик, разбросав где попало конечности, а потом отправляется гулять, гулко аукая по закоулкам души...

О, да что говорить (спокойствие) – что говорить, если весь громоздкий поезд технологической цивилизации еще откуда-то оттуда, от первого шумерского колеса, взял да и сперва медленно, потом все быстрее, быстрее, быстрее...

...Никак все-таки не укладывается в голове, почему юных людей десять, пятнадцать, эн лет подряд учат чте– у нию и письму, физике, географии и еще черт знает чему Я и почему не учат, как общаться, как спать, как любить.

Почему не преподают физику внушения, чтение подсознания – эти каждодневные предметы первой необходимости. И слов-то даже, заметь, нет для них подходящих – точных, плотных, красивых слов – всё какие-то худосочные, вымученные, слова-заморыши. "Самовнушение"...

...Когда-то, на исходе детства, боль этого отсутствия ожгла, как открытие, родила вдохновенную до слез, честолюбивую до сумасшествия надежду, рывок... Но я почти не продвинулся, я корябал поверхность паркета, как игрушечный луноход, я, посвятивший ч ел о веч и не всю сознательную жизнь, чувствую себя в лучшем случае первоклассником среди дошколят...

Ну, а вообще?..

Может ли психология похвастаться чем-нибудь сравнимым с такими уже обыденными чудо-детищами технологии, как, например, телевизор?

Не-а. Из чудес у нас есть гипноз, но он был всегда, старичок-гипноз.

...Спокойствие. Балласт усталости, горечи...

Ведь ты сам поставил себя в это положение. Ты объявился, ты назвался. Ты принял роль – вот к тебе и повалили Вопросы, Просьбы, Жалобы, Требования, Стоны, Мольбы-SOS! SOS! SOS1-эти звонки и розыски, эти доверительные рекомендации от знакомых, эти подлавливания у дверей, эти бесконечные ворохи писем. Другим пишут о красоте природы и словесной находчивости, а тебе о тоске и ненахождении смысла жизни. Сегодня: заика из Тамбова, шизоид из Туркмении, гадалка из Чехословакии, заключенный из США, импотент с острова Маврикий. Вчера, правда, выдался день здоровья: два любопытных школьника и одна восторженная, веселая...

"...К сожалению, воспользоваться вашими советами не смог, ничего не выходит. Конечно, виноват я сам – нет силы воли... Помогите мне воспользоваться вашими советами..."

"Мы не волшебники и не хотим быть шарлатанами" (Корчак). Благие намерения без квалификации дают тот же результат, что и квалификация без благих намерений. Врач – воплотитель духовной энергии, рабочий любви с засученными рукавами. Болтайте же сколько угодно, больные эстеты, а мы будем месить навоз жизни, и о чистоте наших рук судить не вам. Скверно только, что нас так мало, что захлестывает поточность, что мы тоже люди, и устаем, и позволяем себе ошибаться. Сеанс психотерапии-хирургия мгновении, равных судьбе. Рассказывают, что однажды знаменитый дирижер Леопольд Стоковский, прервав исполнение, обратился к недисциплинированной аудитории: "Писатели пишут на бумаге. Художники рисуют на холсте. Мы рисуем музыку на тишине. Дайте тишину, мы дадим музыку". Как вы правы, требовательный маэстро, и как мы вам завидуем. Нам нельзя требовать тишины, мы рисуем на шуме жизни".

Кредо

(Из письма Доктора)

"Дорогой Н. H.

За свою врачебную жизнь я успел узнать не одну тысячу людей. Я ходячий отстойник человеческих несовершенств и несчастий, моя специальность неразрешимые конфликты, неизлечимые болезни, неисправимые характеры, нелепые ситуации... Не буду говорить, в скольких случаях из трех мне удается излечить невротика, в скольких из пяти-душевнобольного, скажу только, что лишь в двух из ста получается, казалось бы, самое простое: слегка изменить взгляды, характер, поведение так называемого здорового человека. И ни в одном из эн – оградить от судьбы. Я такой же человек, как мои пациенты, вместе с ними я переболел всеми их болезнями и ни от чего не застрахован в дальнейшем. Казалось бы, как тут не впасть в пессимизм? И кому как не мне?..

Не скажу, что эти настроения никогда меня не посещали. Посещали и посещают: без работы сидеть не приходится... И тем не менее – поверите ли Вы мне? – несмотря ни на что, год от года я становлюсь все более уверенным оптимистом. И по чувству, и по убеждению.

Вы спросите: "А не по обязанности ли?.."

Да, ипо обязанности. По обязанности перед Жизнью. По обязанности, без которой нельзя жить.

И нельзя ничего понять – ни воробьиного чириканья, ни детского плача. И нельзя ничего сделать – ни приготовить завтрак, ни бросить камень, даже в свой собственный огород. Пессимизм слишком общедоступен. Быть пессимистом несравненно легче, чем изобрести хотя бы велосипед.

Но я не одноцветный оптимист. Не розовый, не го-, лубой и не какой-нибудь еще. Радость имеет цвет радуги.

Радугу дает только белый свет. Весь мой скепсис и весь пессимизм остаются при мне и растут, н расцветают соответственно своим основаниям, но только в строго ограниченном пространстве моего Черного Заповедника. Знали бы Вы, сколько у меня здесь водится адских зверюшек. Здесь пожалуйста. Здесь – но не дальше.

Я держу свои экспонаты за колючей проволокой.

А организовал я этот заповедничек (не без усилий), когда понял, вернее, когда ощутил, что Жизнь и Человек открывают нам только те свои стороны, которые мы сами расположены воспринять. Что освещение мира исходит изнутри. Что правота есть только способ светопреломления. Что Жизнь всецветна. Что Истина многолика.

...Острейшая, глубочайшая боль детства – боль дисгармонии, какофония душ. Люди вокруг меня – ЛЮДИ!

ВЗРОСЛЫЕ! БОГИ! – не могут прийти к простому согласию... Минные поля обид, пулеметные очереди упреков, кандалы нелепой взаимной лжи, мыло в глаза, бешеная бессмыслица – ЧТО ТАКОЕ? Я не сюда хотел, я не к вам просился! Я не выбирал ни мир, ни себя, я не подписывался ни на животный страх, ни на этот ужас непонятной виновности, и вся моя трусость, все вранье, ваше и мое – я ничего этого не заказывал, мне все, все подсунули...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю