Текст книги "Ковчег детей, или Невероятная одиссея"

Автор книги: Владимир Липовецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Высадив свои дивизии во Владивостоке, Япония, не теряя времени, стала занимать основные позиции – не только военные, но и политические. Генерал Отани объявил себя командующим всеми оккупационными войсками, и вскоре в его руках оказались важные стратегические центры русского Дальнего Востока.

8 августа 1918 года четыре японских миноносца вошли в устье Амура, один крейсер – в бухту Де-Кастри, еще один крейсер и два миноносца бросили якоря в портах северного Сахалина.

Столь же быстро и решительно продвинулись сухопутные силы. 12-я дивизия заняла Никольск-Уссурийский и Хабаровск. Бригада генерала Ямады вошла в Благовещенск. А 5-я дивизия – в Читу. Под ее контролем оказалась Забайкальская железная дорога.

Уже в начале оккупации численность японцев достигла 73 тысяч солдат и офицеров, что в несколько раз превышало лимит войск, оговоренный совместной декларацией, и продолжала расти. Однако США смолчали и сами довели свой десант до 19 тысяч.

В середине сентября во Владивосток прибыл командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири генерал Гревс. Высадившаяся ранее дивизия под командованием Штейера уже рассредоточила свои силы, часть из них была направлена в Забайкалье.

Генерал Гревс, ознакомившись с расположением японцев и не желая оставлять их вне контроля, передислоцировал свой корпус. Он оккупировал Сучанские каменноугольные копи и занял участок между Никольск-Уссурийском и станцией Уссури. Американский гарнизон Хабаровска был подкреплен полком пехоты.

Вторая группа под командованием полковника Марроу заняла железную дорогу между Яблоневым хребтом и Байкалом.

Расставляя таким образом силы, Гревс создавал чересполосицу между японскими войсками, стесняя свободу их передвижения.

Генерал Отани пытался оказать давление на Гревса, указывая, что он, генерал Отани, является командующим всеми силами интервентов. Но Гревс заявил, что подчиняется только американскому президенту и будет распоряжаться своими людьми, как сочтет нужным.

Американцы видели в Японии потенциального противника на Тихом океане и Дальнем Востоке. В Токио были озабочены тем же.

Имея противоположные интересы, обе стороны тем не менее вели себя сдержанно, не вступая в открытое противоборство. Куда пристальнее внимание их было приковано к смертельной схватке красных и белых. Чаша весов здесь колебалась, пока не давая резких перевесов ни той, ни другой стороне. Сегодня важно было понять, какая реальная сила стоит за спиной адмирала Колчака, провозгласившего себя две недели назад Верховным правителем Российского государства? Как скоро сумеет он сменить свою временную резиденцию в Омске и въехать на белом коне, как он не раз обещал, в Кремль?

Генерал Гревс в это верил с трудом, наблюдая, с каким неутомимым упорством красные атакуют Транссибирскую магистраль, парализуя движение и не давая Колчаку возможности закрепиться на стратегических рубежах.

Небольшие партизанские отряды отличались большой подвижностью. И потому были неуловимы. Они взрывали железнодорожное полотно, разрушали мосты, наносили неожиданные удары по станциям и разъездам.

На запасных путях и в тупиках скопились тысячи вагонов. Не хватало локомотивных и кондукторских бригад. Бастовали железнодорожники. Работа их становилась небезопасной, и многие дезертировали. Повсеместно царил хаос. Сотни и сотни паровозов были повреждены. И вдоль всей магистрали эти металлические монстры составляли многочисленные кладбища. Не было похоже, чтобы кто-либо в ближайшее время смог вдохнуть в них жизнь, зажечь оледеневшие топки.

Острой проблемой стали чешские легионеры. Совсем недавно они были подданными Австро-Венгерской империи, которая, все еще значась на карте, на самом деле перестала существовать, распалась на глазах. Десятки тысяч чехов и словаков, прекрасно обученных и организованных солдат, оказались никому не нужными, но одновременно и необходимыми всем. Использовать эту бесхозную силу в своих интересах, привлечь ее на свою сторону – кто только не ставил перед собой такую задачу!

Цель же самих легионеров сводилась к скорейшему возвращению домой, где Томаш Масарик провозгласил Чехословацкую республику. И это их желание совпадало с решением Международной конференции, постановившей отправить чехословацкий корпус на запад кружным путем. Сначала по железной дороге во Владивосток, а уже оттуда в Европу морским транспортом.

Теперь понятно, почему бывшие военнопленные стали стекаться как поодиночке, так и целыми отрядами к Транссибирской магистрали, видя в ней единственное свое спасение, а потому пытаясь овладеть ею. В короткое время чехословаки захватили расположенные вдоль железной дороги города – Челябинск, Омск, Ново-Николаевск, Томск, а затем повели наступление на Иркутск, откуда почти беспрепятственно был открыт путь к Владивостоку.

Первые эшелоны с чехословаками прибыли во Владивосток за полгода до появления здесь Райли Аллена. Уже в мае 1918 года их было 16 тысяч. Бывшие подданные Австро-Венгрии надеялись, что незамедлительно, прямо с колес, пересядут на суда, идущие в Европу.

Надежды оказались напрасными. Никакие пароходы их не ждали. Вместо этого им предложили казармы в так называемом Гнилом Углу. Не слишком-то приятное место, получившее свое название потому, что здесь вечно сыро и клубится туман.

«Даже у птицы есть гнездо, – подумал Райли, – а эти бедолаги который месяц не найдут себе пристанища».

Чтобы отправить их в Европу, понадобились бы десятки и десятки судов. А где они? Значит, им еще долго находиться во Владивостоке.

Среди бывших военнопленных много раненых, больных. Есть и инвалиды. Американский Красный Крест – их главная, а может быть единственная, надежда.

Райли Аллен уделил папке весь остаток дня. Больше всего в ней было отчетов, которые Рудольф Тойслер еженедельно посылает в Вашингтон. Но были и местные донесения к самому Тойслеру. Там находился дневник, обнаруженный в сумке трагически погибшего врача. Были письма, ждавшие ответа, газетные вырезки и фотографии. Было и множество радиограмм, сухих, без единого яркого слова.

В конце папки он нашел листок, которому вначале не придал внимания. Сообщалось о большой группе детей, оказавшихся вдалеке от дома. Они уехали из Петрограда, чтобы провести каникулы в предгорьях Урала, но к зиме не смогли вернуться к родителям.

Без хлеба и теплой одежды!

У Аллена кольнуло сердце. Он почувствовал и зримо представил трагедию, которая назревает далеко отсюда.

– Я хочу заняться детьми. – Это были первые слова, которые он произнес утром при встрече с Рудольфом Тойслером.

– Хорошая мысль. Я знал, вы не пропустите эту страничку, – ответил Тойслер, хитро прищурив глаза.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Человек, взявшийся написать документальную книгу, невольно становится исследователем. В его руки попадают материалы, вышедшие из-под пера многих людей, а потому представляющие разные и даже полярные точки зрения.

Первым из американских источников, с которым мне пришлось познакомиться, была небольшая статья – всего дюжина страничек, вошедшая в одну из серий «Делаверских записок» (Университет штата Нью-Йорк) за 1949 год.

«Эпизод из времен Великой русской революции. Детские колонии в Сибири» – таковы заголовок и подзаголовок статьи. Ее авторы Джейн Сван и Вальтер Кирхнер помогли мне узнать, что американцы проявили интерес к детям и желание им помочь еще до приезда Валерия Альбрехта и его спутников в Сибирь, а Райли Аллена – во Владивосток.

В 1918 году в Самаре находилась штаб-квартира Американского союза христианской молодежи, которую возглавлял Байард Кристи. До этой организации дошли слухи о бедственном положении юных петроградцев. Но прежде чем спасать детей, надо было провести обследование: где и как живут колонисты, много ли их…

Это нелегкое задание поручили Альфреду Свану.

Сван, будучи англичанином, родился в России. Он и его жена Екатерина покинули Петроград, гонимые голодом. Супруги Сван добрались до Нижнего Новгорода. Затем спустились по Волге до Самары. Здесь Альфред Альфредович и познакомился с Байардом Кристи и сразу принял его предложение включиться в благотворительную работу.

Масштаб предстоящей операции был таков, что Союзу христианских молодежи в одиночку не справиться. Вот почему к делу помощи детям подключился Американский Красный Крест.

В Самаре находилась и другая благотворительная организация – Миссия друзей, о которой сейчас, десятилетия спустя, я мало что могу сказать. Знаю лишь одно: в нее входили настоящие люди, готовые к самопожертвованию, к какой угодно работе, самой грязной и неблагодарной. Альтруизм был в крови этих людей.

Так в одной упряжке с Альфредом Сваном оказались Грегори Уэлч и Чарльз Коллис. Тоже англичане, а возможно, ирландцы.

Будучи по убеждению пацифистами, Коллис и Уэлч отказались стать солдатами и участвовать в кровавой войне. Но захотели приносить пользу несчастным и нуждающимся. Пусть их пошлют в страну, где труднее всего. Вот и оказались в России.

Движимая чувством милосердия, эта троица (так и хочется сказать – святая троица) отправилась навстречу опасности и неизвестности.

Обследование колонии, группы которой разъехались по разным городам Сибири, показало печальную картину. Примерно тысяча детей в возрасте от пяти до шестнадцати лет нуждалась в хлебе, деньгах, теплой одежде, жилье, дровах, мыле и медикаментах, а главное – в участии, в немедленной помощи.

Картина, нарисованная авторами «Делаверских записок», в целом соответствует тому, что мне рассказывали бывшие колонисты. Но некоторые описания вызывают тем не менее возражения. Не столько мои, сколько самих участников тех далеких событий.

Положение детей было и без того трудным и драматичным. Так стоит ли еще более сгущать краски?! Судите сами.

Из «Деловых записок»

В Тюмени колония помещалась в большом бревенчатом доме, бывшей крепости, построенной родом Строгановых во времена Иоанна Грозного. Когда туда прибыли представители Красного Креста и вошли в обширный двор с его конюшнями и сараями, перед ними предстала плачевная картина.

По темным коридорам взад и вперед сновали полураздетые фигуры. Мальчики с всклокоченной шевелюрой играли в карты, почти не обратив внимания на вновь пришедших… Между игроками происходили драки… Иные валялись на своих кроватях… И вся эта картина венчалась лестницей, превращенной в уборную.

Нет, не следовало изображать мальчишек как стадо необузданных бродяг и диких волчат, лишенных какого бы то ни было внимания и опеки со стороны русских воспитателей.

К слову говоря, другой американский автор, Флойд Миллер, так и назвал свою книгу – «Дикие дети Урала», что вызвало резкие возражения и даже неприятие книги бывшими колонистами. Видимо, и Миллер держал в своих руках «Делаверские записки». Потому и получил одностороннюю информацию.

Но я все же с интересом прочел написанное им. Для меня куда важнее ошибок и неточностей были доброта и человеколюбие, которыми пронизаны многие миллеровские страницы. Очень жаль, что ему не довелось встретиться с петроградцами.

Посмотрим, как они сами вспоминают о своей первой встрече с американцами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«ХОЧУ К МАМЕ!»

Георгий Финогенов:

– Нас распределили по школам Тюмени. Я попал в Коммерческое училище. Находилось оно очень далеко, в нескольких километрах от дома, где мы жили. Учился я плохо из-за своей глухоты и отсутствия учебников. У меня была лишь одна тетрадь, в которую я и записывал все предметы.

Когда наступила зима, стало еще хуже. В училище пришлось идти уже не по улице, а прямо по ледяной Туре. Одеты мы были плохо: полушубок без воротника, шапка на вате, рваные рукавицы… А на ногах – дырявые валенки.

Однажды погода так ухудшилась, что идти было и вовсе невозможно. Поднялась метель. Усилился мороз. Я шел по замерзшей реке, закрыв лицо рукавицей, и чувствовал, что замерзаю. Навстречу мне попался мужик на дровнях. Он остановился, схватил меня в охапку, повалил в снег и начал растирать лицо. Когда я отошел, он сказал: «Скажи спасибо, хлопец, что меня встретил, а то было бы худо».

Я отморозил себе нос, щеки и уши. Крестьянин посадил меня на дровни и повез обратно.

Через несколько дней я снова пошел в училище, но уже вместе с товарищем. Нам встретились два человека в полувоенной форме. На ломаном русском языке они стали спрашивать, кто мы и откуда. А узнав, кто мы, незнакомцы сказали, что сегодня на учебу идти не надо, и повернули нас домой.

На собрании объявили, что колонию берет под свое покровительство Американский Красный Крест. Нас будут кормить, одевать, а потом повезут в Петроград. Мы очень обрадовались.

Вскоре приехали грузовые машины с продовольствием и одеждой… Жизнь в колонии стала другой. Нас стали хорошо кормить и одевать. Американцы к нам относились как к собственным детям. И даже не наказывали за проделки.

Валентина Скроботова:

– Среди колонистов ходили слухи, что нас хотят раздать по семьям, так как содержать не на что. Наша администрация дала объявление в газете с просьбой о помощи. Но вот вскоре появились два иностранца из Красного Креста. Жизнь наша сразу изменилась в лучшую сторону – одели, обули и стали хорошо кормить.

На Рождество устроили хороший, даже шикарный обед. Каждому дали чуть ли не по целому кролику и всякие сладости, от которых мы уже отвыкли.

Девочек одели в длинные салопы на заячьем меху. На них было хорошо кататься с ледяной горки.

Но, несмотря на такую веселую жизнь, мы часто вспоминали свой дом и своих родителей. Стоило сказать одной из нас: «Хочу к маме!» – и заплакать, как к ней присоединялись остальные. Поднимался такой рев, что сбегались встревоженные воспитатели и начинали утешать. Ничего не помогало. И только наплакавшись вволю, мы шли танцевать…

Юрий Заводчиков:

– По воскресеньям мы толкались на петропавловском базаре среди людей и верблюдов. Там мы продавали или меняли остатки своего скудного имущества, стараясь приобрести хоть какую-то зимнюю одежду. И очень радовались, если удавалось раздобыть старый полушубок или шапку.

Очень многие, особенно старшие ребята, уже курили. Почувствовав явное безразличие к этому делу Христины Федоровны Вознесенской и ее мужа Павла Ивановича (а он был нашим воспитателем), мы обзавелись кисетами, которые нам сшили девочки. И стали крутить цигарки из старых газет, заправляя их местным самосадом. Тогда в Петропавловске некоторые узнали и вкус вина.

Нашей колонии грозил постепенный развал.

Но вот о нас, почти беспризорных, полуголодных и никому не нужных петроградских детях, узнали американцы. Они нас взяли под свою опеку. И с этого времени жизнь колонистов изменилась. Нас всем обеспечили.

А еще мы были рады, что Американский Красный Крест освободил от работы Христину Федоровну Вознесенскую и ее мужа. Появились новые воспитатели.

Нина Рункевич:

– К нам в Петропавловск неожиданно приехали мистер Сван и его жена миссис Сван Екатерина Владимировна. Приехали как предвестники весны и больших перемен в нашей жизни. Он – англичанин. Настоящий джентльмен. А она – русская, уралочка… Очень красивая женщина с длинными белокурыми косами ниже колен. Скромные, культурные люди, желающие добра всему живому.

Евгения Иткина:

– Американцы собрали совет, в который вошли воспитатели и дети от каждой группы. Нам объявили, что колония переходит на самообслуживание. Выделяются дежурные, на обязанности которых – убирать комнаты, следить за порядком, приносить пищу и раздавать ее, мыть посуду. Несколько человек ежедневно работают и на кухне.

В назначенный день было приказано убрать территорию колонии от мусора и вычистить уличную уборную: мальчики – свою половину, а девочки – свою. Пока эта работа не будет сделана, питания никто не получит.

Этот жесткий приказ возымел свое действие. С тех пор соблюдалась чистота. А я благодаря такой психологической ломке на всю жизнь утеряла боязнь «черной работы».

Что говорить, жизнь наша переменилась. И благодаря нашим покровителям-американцам появилась надежда скорого возвращения в Петроград.

Когда мы ложились спать, то начинались вечерние беседы. Каждый по очереди говорил о своем доме, о том дне и часе, когда приедет, как встретится с родителями и о чем будет рассказывать.

Иван Семенов:

– С первой же встречи Альфред Альфредович Сван произвел на нас очень хорошее впечатление: и обликом своим, и манерой обращения с нами, колонистами. А для меня самого знакомство с ним стало знаменательным, так как отразилось на всей дальнейшей жизни, помогло мне стать музыкантом.

Однажды, гуляя со мной, Сван спросил, увлекаюсь ли я музыкой. Я ответил, что очень. И могу играть по слуху на мандолине, гитаре и балалайке.

Вдруг, неожиданно для меня, Сван стал напевать русскую песню. Тогда я невольно начал ему подпевать вторым голосом с различными украшающими подголосками, имитируя и бас, и аккомпанемент. Альфреду Альфредовичу это понравилось. И он посоветовал мне заняться музыкой.

В дальнейшем, при каждой новой встрече, мы возвращались к нашей любимой теме. Я получил много полезных сведений о музыкальном искусстве.

И вот у меня появилась мысль, а не является ли Сван профессиональным музыкантом. «Да, – ответил он, – я композитор»…

Виталий Запольский:

– Когда было подписано соглашение с американцами, прямо сказка началась! В тот же день к нам пришли два повара из местного населения. Были наняты два десятка портных. Они принесли свои машинки, и весь наш дом превратился в швейное предприятие.

Американцы доставили целые рулоны ситца, бязи и полотна. Нам стали шить платья, юбки, рубашки, кальсоны… Доставили и сукно. Мы, мальчики, были под влиянием моды моряков и требовали, чтобы женщины нам шили брюки клеш.

Обеспечили колонистов и теплой зимней одеждой.

О питании и говорить нечего. Нам сразу же дали суп с жирным мясом, котлеты с гречневой кашей. А на третье – ананасные консервы. На следующий день – какао, потом сгущенное молоко. И все время на третье что-нибудь вкусненькое.

Нам очень полюбились два представителя Красного Креста. Мистер Уэлч – спортивного сложения блондин, тип английского юноши. Второй – мистер Коллис, худощавый, высокий брюнет, похожий на южноамериканца. У него был физический недостаток – одна нога короче другой. И он волочил ее немножко. Вот почему мы его очень жалели.

Они нам сказали, в первый же день сказали:

– Мы вас будем учить английскому языку, а вы нас – русскому.

Мы очень быстро подружились. В наших спальнях были широкие постели на двоих – два тюфячка и две подушки. И лежали на них соответственно двое мальчишек. И вот подходит кто-нибудь из американцев, бухается между нами посередине, обнимает за шею… И начинается задушевная беседа. Такие они простые парни были!

А еще помню, как они влюбились в одну и ту же женщину, нашу воспитательницу. Все колонисты разделились на две группы. Одни болели за Уэлча, другие – за Коллиса. Мы говорили: «Ой, она пошла с Уэлчем. Бедный, бедный Коллис…» Если же было наоборот, то точно так же переживала другая партия.

Зоя и Валентина Яковлевы:

– Американцы нам подарили струнный оркестр. В свободное от учебы время мы танцевали. Танцы были старинные – вальс, краковяк, мазурка, полька… Любили также танго, падеспань и падепатинер. Танцевали все – и колонисты, и воспитатели, и американцы… Да и местные жители.

На танцах действовала летучая почта. У каждого была уже первая любовь. Все это заполняло жизнь. И хоть как-то уменьшало чувство тоски по дому.

* * *

Дав слово доставить петроградских детей домой и передать их из рук в руки родителям, миссионеры Американского Красного Креста взяли на себя сверхтрудную задачу.

Волею судьбы они оказались в огромной, почти необъятной стране с суровым климатом и суровыми нравами.

Россия напоминала гигантское красно-белое лоскутное покрывало, где линия фронта менялась день ото дня и нередко проходила по соседней улице, а то и внутри семьи.

Стояла глубокая зима. Холодное сибирское солнце медленно и лениво катилось по небосклону, словно снежный шар. Бездорожье и стужа, тиф и недостаток еды, а главное, отсутствие какой бы то ни было связи с Петроградом заставляли воспитателей (а в основном это были женщины) находиться на грани отчаяния.

Волонтеры поняли сразу – от них требуются не слова, а горячая пища и теплая одежда.

Сам Господь послал их в наиболее трудное для колонии время.

Первые волонтеры, которых увидели колонисты – Грегори Уэлч, Чарльз Коллис и Альфред Сван, – не были гражданами Соединенных Штатов. Но они явились детям под знаком Американского Красного Креста. И уже одного этого было достаточно.