355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Леонов » «Искал не злата, не честей» » Текст книги (страница 5)
«Искал не злата, не честей»
  • Текст добавлен: 10 июня 2021, 15:02

Текст книги "«Искал не злата, не честей»"


Автор книги: Владимир Леонов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Пушкин никогда не жаловался на жизнь. Как мужчина и философ. Он понимал, что в мире много страданий, а счастье просто недостижимо. Он принимал условия земной жизни, как суровую божественную необходимость.

Я жить хочу, чтобы мыслить и страдать…

На свете счастья нет, но есть покой и воля…

Ни один поэт в мире не создал филигранный мем такой всепобеждающей веры: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», – это написал только русский поэт. И это не просто фигура речи поэтической. В этой одной строке больше Национального, чем во многих декларациях, где на каждом шагу употребляются слова Россия, Родина, патриотизм и т.д.

Поэт был счастлив в друзьях, в семейной жизни: «Нет лучшей любви, когда положишь душу и волю за друзей своих» (Еванг.Матф.).

Были любовные увлечения, ссылки, унижения со стороны властей, но страдальцем он себя не ощущал. Он смотрел на друзей, простых, обыкновенных, не позволяя себе никакого презрения. Его всепроникающие голубые глаза и слова: «Друзья мои, прекрасен наш союз».

Пушкин был необыкновенно чуток на всякое доброе слово и даже намерение: «…Я лил потоки слез нежданных…»:

Имеет он права на ваше снисхождение,

На слезы жалости, внемлите брата стон,

Несчастный не злодей, собою страждет он.

Сюжеты, избираемые мастером слова, просты, жизненны, наполнены душевной мягкостью, открытостью и отзывчивостью, с налетом сказочности, загадочности. Физическое доказательство реальности души. Мягко и осторожно идут они навстречу нам, лечат, вдохновляют, окрыляют. Возбуждают в нас стремление к гармонии и красоте, благородству мыслей и поступков, острее почувствовать силу Жизни. И ты как бы начинаешь парить в чистом, прозрачном водухе. Талантище и время над ним, как над Лермонтовым, Фетом, Тютчевым, Достоевским, Толстым не властно: «Порой опять гармонией упьюсь, // Над вымыслом слезами обольюсь. // И может быть – на мой закат печальный // Блеснет любовь улыбкою прощальной» – А. С. Пушкин. Элегия.

Поэтический вирус поэта уникален, заразен и абсолютно неизлечим, это называется – очаровать читателя с первой строчки, с первой смысловой ноты, с первого чувствительного аккорда колоритностью, смоляной вязкостью и внутренним интенсивным ритмом лирических стихий, словно ты в лабораторию Мефистофеля, в жерло Этны погружаешься при мерцании пылающей свечи. Или превращаешься в светлячка, полет и свет которого не зависит от капризов цветков и природы. Все предельно искренно. Предельно честно и ничего лишнего.

Поэзия поэта проста. Поэзия красоты. Поэзия веры. Поэзия любви. Для мирочувствования ему не нужно скитов и церквей; не нужно суесловий и славословий: его поэтический алтарь – собственный мозг и собственное сердце, а поэтический амвон – это доброта и любовь:

Меж нами речь не так игриво льется,

Просторнее, грустнее мы сидим,

И реже смех средь песен раздается,

И чаще мы вздыхаем и молчим.

Мелодичная поэтика речужника наполняет читательское пространство запахом цветущей белыми бутонами по весне черемухи и чувственными тремоло сказочной жар – птицы. И думаешь, возможно, воздушные тропы стихов забирают твои чувства, навсегда завоевывают сердце, настолько гармонично лиричные строки сливаются гармонично с твоей натурой, природой, поисками любви и радости.

Стихи рождаются как реакция чуткого сердца, проекция раздумий поэта, его отклик на мир, его прозрение на мир, несут в себе печать личной судьбы и являются отражением души поэта в реальности происходящего, становясь ее эквивалентом, вешним бытием, развертываются в моральную ответственность, лежащую у истоков судьбоносных значений для человека. Поэзия здесь как метаморфоза солнечного бога Аполлона в реальности, она освещает внутренний мир, заливает и укрощает внутренние пожары и дарующее прилив сил, воли и удали:

Стихи словно снежный ноктюрн – невозможно оторвать взгляд от этого чуда! И засыпает луна нежной ленью… И тают слова, как деревья в снегу, и замирают в снежной пыли! И звучит совершенная музыка, которая меняет ритм сердца… А мы, как белые снежинки, летим в свету для тепла и красоты… Честно, другого и не ощутишь, как только вдохновение на долгие годы.

Стихи написаны с душой, а главное, со смыслом, где каждое движение твоей души абсолютно точно совпадает по нотам с необычным солнечно-волшебным текстом.

Гармония. Красота. Энергия, сила, радость. Закроешь глаза и витаешь над думами. Мощно! Восторг! Потому, что от души, искренне и честно:

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдет;

Что пройдет, то будет мило.

Поэзия, которая даёт комфорт в душе и чувство уверенности, возможность отвлечься от бытовых забот, успокаивает, наводит на воспоминания о прошлом –обязательно только хорошем. Да, всё так чисто и волшебно притягательно, что обо всех невзгодах забываешь и наполняешь каждую клеточку сознания благостью присутствия в этом мире.

Будто в темных коридорах древнего Колизея ты вдруг увидел через окно вечернее небо под звездным шатром и в космическом освещении ощутил всю красоту проявленной природной щедрости, ее великолепное янтарное цветением: чем дольше ты смотришь на звезды, тем ближе они к сердцу, теплее и светлее.

Будут звучать вечно звуки поэтической лиры Пушкина, изумляя Русь. Похожие на сон, в котором реальность, идиллия и легенда одновременно. И под солнцем, и под вьюгой, и под снежными буранами, и когда просветлеет восток, и когда запылает запад… очаровывая, возбуждая любить больше, любить тоньше… в условиях прагматичного суетного мира принимающие редкое, сродни космической метелице и звездному водопаду чудесное проявление:

Мир человека в его стихах – это не лужа и не грязь, а полет, манящий и увлекательный. Ты словно бежишь по облакам, а не врастаешь в землю, словно сандалии спали с твоих ног, за плечами крылья выросли, настолько энергетическая заряженность пронизывает каждое художественное слово поэта.

Стихи поэта с «искрой Божией» придают яркость и красочность русской лексике, увеличивают понятийный и терминологический словарь думающего современника: «побеждать, чтобы восхищать» -протопоп Аввакум.…

Авторский эпитет «Счастливый русский стих» не только подчеркивает выразительность образа поэта, но и выражает сущность его творения – отдавать, «…что хотел сберечь в себе, сделав собою…»

Красота и величие его ухода из жизни на самом гребне духовного расцвета – и трудно найти в истории равного ему любимца природы:

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

Вот счастье! вот права…

И прожил он короткую жизнь будто пройдя по «струне бездну – красиво, бережно и стремительно» (из «Семи великих тайн» Н. Рериха»)

И наказ, достойный внимания Платона и восхищения Перикла, передан им Грядущему (в авторском размышлении):

«Делай работу добросовестно, гражданин России.

Служи своей мечте и служи людям.

Победа – это все. Без победы нет будущего России.

Без победы нет целого мира под названием Россия.

Без победы нет великого гражданина и великой России.

Если ты побеждал, и побеждали с тобой другие, этого уже достаточно.

Достаточно для смысла жизни и счастья жизни.

И когда придет время, будь готов действовать и вести других.

Потому что у сильной судьбы, у России, всегда расчет на Цель и Действия. Всегда расчет на Ум, Силу и Волю.

Сделай это своим жизненным правилом, гражданин России, и тогда невыполнимых задач не будет.

И будешь ты тогда гордиться Родиной, ее историей, ее выбором, ее созиданием: « Я предчувствую, что россияне когда-нибудь… пристыдят самые просвещенные народы успехами в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы»

– Петр I

Пушкин проявился как истина, не имеющая даты рождения. Вне времени. Как попытка поймать неуловимое и ускользаемое, проходящее по линии священного предания: жизнь, смерть, Бог.

Хозяин своего поэтического мира, ставший высочайшим авторитетом, Пушкин доброжелательно ведет с читателем душевную беседу, глубоко проникновенную и сочувственную, и внимательную, в которой интенсивно раскрывается и его композиционное мастерство, и творческое освоение всех скрижалей культуры, и богатейшее воображение, и художественное воссоздание многочисленных изгибов истории России, образов, характеров и верований русского человека, опираясь на высокий вкус, тонкое художественное чутье ( «Это наслаждение миром, которое даровано нам Богом») .

Словно приоткрывается колдовской занавес, чем – то напоминающий Млечный путь: красивый и неповторимый, в котором есть некая тайна, притягивающая и завораживающая; ввысь мысль и взгляд человека уводя, прямо и стройно, на вид всей Вселенной, к ее заповедному дару, безнадежно вечному, томимому сердце и вызывающему интуитивно душевный трепет – Жизни и Смерти:

Не мысля гордый свет забавить,

Вниманье дружбы возлюбя,

 Хотел бы я тебе представить

Залог достойнее тебя,

 Достойнее души прекрасной,

Святой исполненной мечты,

Поэзии живой и ясной,

Высоких дум и простоты;

Автор не навязывает пожизненное поклонение Пушкину, но ясно заявляет, что содержательный художественный мир Пушкина есть аналог земного человеческого мира, его отражение, своего рода зеркало. .И понимает, что не мы его рассматриваем и исследуем, присваиваем и передвигаем по своему хотению и своей прихоти – то слева от истории, то справа, в конце; не он объект созерцания, а мы перед ним – его герои и персонажи; то есть мы, граждане, и Россия сегодняшняя им предвидена, предсказана и представлена.

Со всей очевидностью в этом зеркале( пушкинском поэтическом мире) отражаются все драматические последствия истории, когда человек пренебрегает «высшими ценностями», уподобляется «звериному царству»: создает самодовольные умозрительные теории, производит утопические мечтания, размахивая знаменем убогого воинствующего атеизма, недодуманного подражания и слепого догматизма, имея итогом разрушение, распад, гниение чувства священности мира ( оказывается у пушкинского «разбитого корыта»):

Лишенный всех опор отпадший веры сын

Уж видит с ужасом, что в свете он один,

И мощная к нему рука с дарами мира

Не простирается из-за пределов мира

(пушкинское «Безверие»).

Поэт Пушкин образец чистого, русским чернозёмом явленного таланта. Он чисто русское явление, поднявшее из своего пройденного такой существенный и такой мощный русский характер, «Мелькартовый столп» поэтической России… Пушкин.

Его поэзия несет силу энергетического воздействия, она снимает плоскую картинку мира, разбавляя ее глубиной, густотой слова, сюжета, мудрости. Как это объяснить? Напрашивается сама по себе мысль, будто птица Гамаюн передала ему свою философию и энергию. Видела его и покровительствовала ему. И радовалась проявлению таланта, ибо Пушкин своей поэзией, говоря языком библейской аскетики, – «и будете человеков делать», – выращивал отборные семена, из которых и прорастала будущность России.

Та страстная и яростная будущность, наделенная всякой гордостью, которая не допустить рассеяния России среди народов, подобно «зернам, разбросанным во время веяния лопатой, и ни одно зерно не ложится рядом с другим». Как орел носится над птенцами своими, бережет их и поднимает на крыльях своих, уча летать, так и поэт своей лирой поднимает по реперной высоты нравственную чистоту русской души: «Раскрыть свою душу всему человеческому» ( писал Герцен).

В поэзии Пушкина – упорное стремление не только найти оправдание, связанного с трудностями жизни, безверия, но и поддержать надежду на смысл жизни в. Поэт не стонет «как голубица», не «рычит, как лев», не сокрушаясь и не отчаиваясь о разрушении Жизни и об участи своей Судьбы. Отчаяние и отступничество для него – второстепенные явления в сознании, этот шлейф недомогающих величин находится на периферии. Авангардным выступает неистовое желание противостоять вызову, брошенному России, в поединке выиграть.

А он, вирус неверия и алчности, хочет заворожить, околдовать и погрузить великую нацию в себя. Требует отрешиться от самой себя, от всего окружающего мира, быть забитой в угол, в самую глушь, сиротливо и немощно стоять:

Понятна мне времен превратность,

Не прекословлю, право, ей:

У нас нова рожденьем знатность,

И чем новее, тем знатней!

Словно никакого касательства к нему, русскому мирочувствованию не имеет весь этот человеческий порядок с его кутерьмой, суетой, сумятицей, кипением страстей, стремлением подавить один другого и всеми прочими милыми вещами, которые люди удосужились создать, произвести, развить, придумав для них всякие прелестные названия, вроде «радость», «счастье», «благополучие» и другие красивые слова, перед которыми живой человек с величайшим благоговением снимает шапку.

Это состояние внутреннего мужества становилось для Пушкина, таким образом, источником воодушевления и веры в грядущую мощь России, знаком и метой неослабности национального самосознания, сродни веры мудрецов о том, что страдания нередко выступают необходимым условием обновления, очищения. Эти мудрецы учили, что противостояние человека, общества натиску безнравственного недуга, «подобного смерти и бездне» (Свящ. писание) придает смысл тем невзгодам и обременениям, которые связаны с этой борьбой, «Поскольку мы делали свою собственною истории, никто не сделали ее за нас» и… «Не стояли на крови ближнего» -Священное Писание.

Именно об этом великом уроке говорит история России, трепетно и с теплотой воспеваемая Пушкиным. Невозможно быть русским и патриотом и не верить в тысячелетнюю историю Руси – ибо не случалось еще такого нечистого, чтобы покорилась кому ни будь земля русская силам нездешним: было же сказано князем Олегом, прибивающим щит победителя к воротам Царьграда: «Кто более и славнее меня?»:

Победой прославлено имя твое:

Твой щит на вратах Цареграда;

Россия в Поднебесной всегда останется Россией, нашей прекрасной и сильной Россией. Той легендой, духовной силой, которая «своим мученичеством», «растерзанная и издыхающая» (определения Пушкина) остановила «варваров», спасая христианскую Европу. В чем – то совершив жертвоприношение (добровольно взойдя на Голгофу из –за неведомых «промыслительных» целеполаганий). И ей выпала честь (чем не божественное благо»?) положить сверхисторический чекань на лик человеческий, явить Пушкина, а в нем – мощную, не бывалую до этого, культуру. И не мета ли это, маркировка высочайшего статуса нашей трогательной Отчизны перед Вселенной, данные огромной и великой стране как знамение и символ чуда для укрепления, отрады, назидания и наставления. Такая сила всегда живая, все выдержит и погибнуть не может:

Поэзия, как потрясающее путешествие и исследование человеческой души.

Поэзия, как многолетний поход за знаниями, во время которого читатель посетит удивительные миры и познакомится с лучшими мудрецами времени: «… сияло солнце над тобой однажды, и наслаждался жизнью ты, вкушая пищу… …».

И существует поэзия Пушкина вне времени, как вне времени любовь, доброта и Бог.

Кажется, монархи Старого Света и Света Нового готовы были гарантировать мирянину Пушкину бесконечную синекуру при собственных дворах, ибо лира его услаждала душу…

Мы живем в мире, который больше, чем тот, что стоит перед нашими глазами. Он феномен. Поводырь. Он не просто ведет нас. Он проводник и носитель нашего человеческого смысла – идеокинез, позволяющий создать нам мысленные образы и менять, и изменяться. Этот мир пронзает нас. Он воет, «как стрелецкие жёнки», каменеет, как мать распятого Иисуса, и видит смысл будущего в сбережении памяти и скорби. Передаёт мученический опыт человека. Он – немой свидетель роста, бунта и распада человечности в ойкумене существования. А главное – он выразитель общечеловеческой психологии: «…каждая смерть убеляет меня, ибо я един во всем человеческом…» , потаённая святая вера на краю гибели, торжество человеческого духа, правды и исторической справедливости над «дряхлым стариком Произволом». И он же, мир Творца, привнес в мир человека вот это пасхальное полнолуние, апогей человеческого бытия – Наилучшее украшение жизни не убранство и место, а жажда «Быть». Та внутренняя сила, которая выше сплина, Млечного Пути и Южного Креста.

Мы живем сквозь него и просто не замечаем и никогда не заметим его обоза смерти – мрачной бездны с неотступной старухой смертью, Хароновым провозом через Лету и царством Аида. Лишь только горечь существования (это гротескное сновидение) напомнить о близости конца…

Поэтическое пространство Пушкина живет во многогранном пространстве реалий и сказки. Там нет разделения на внутреннее и внешнее, на мир вне человека и внутри него.

Лес, духи и божества природы, небо, звезды, ночь, день, любовь и доброта – все это воспето нежно, с душевной трогательностью в едином клубке бытия:

Весна, весна, пора любви,

Как тяжко мне твое явленье,

Какое томное волненье

В моей душе, в моей крови…

Будто шел, шел Александр по волшебной тропинке, да на небо поднялся. Увидел оттуда всю удивительную прелесть русской земли. Наполнил ковш чистыми облаками, да спустился вниз и опрокинул прозрачные стихи на мысли и думы современника …

На страницах – всплески настроений: веселых, грустных, решительных…и море любви к живущим на земле людям, как будто их сердца целуются. Каждая лирическая строка – очарование, откровение, открытие, разрешая людям лучше понимать свои мысли и чувства и становиться благороднее и милосерднее:

В чужбине свято наблюдаю

Родной обычай старины:

На волю птичку выпускаю

При светлом празднике весны.

Я стал доступен утешенью;

За что на бога мне роптать,

Когда хоть одному творенью

Я мог свободу даровать!

И ты начинаешь понимать, что деды наши никогда сомнений не знали. Робости не испытывали, если беда приходила. Умели яростно воевать, неистово любить, от зари до зари землю пахать. А для мира и достатка – избы и города строили.

Среди всей мудрости, которую мы впитываем в себя, на всей высоте своих понятий, мы вдруг иногда останавливаемся и спрашиваем: так же ли чист наш внутренний мир, так же ли тепло в нас сердце, как в наших легендарных предках? И как они согревали себя, и какая вера в них жила, как далеки они были от слабых жалоб, как мало обвиняли и как терпеливо несли свой крест. Кажется, они понимали многое, что непонятно нам сегодня, они сохраняли то, что мы потеряли сегодня; а то, что успели от них приобрести, размыли по болотцам и трясинам своего заупокойного мира.

И слова апостола: «Пусть языком твоим говорят ангелы, но если в словах твоих не будет любви, то они будут медью звенящей и кимвалом бряцающим» – становятся ясны для нас, как никогда; мы понимаем, что в них дано мерило добра и зла, с которым мы никогда не погибнем и которое приложимо ко всякой мудрости. Главное – люби мир и водворяй его везде.

Связывающим мотивом, сквозной мифологемой поэзии Пушкина – путешествие человеческой мысли и души через радости и горечи существования, уравновешиваемое ницшеанским вечным возвращением; сформулируем образно – трезвое бодрствование в пещере Полифема; поэт, как Одиссей, избранник, спаситель своих читателей, ищущих ( пока может) знание, доброту и веру. Ведь гений Пушкина гармоничнее, масштабнее всех ощущает священную, одухотворенную природу бытия и человека – в том парадоксальном, нередко драматическом противоречии с нею, которое привнесла с собой реальная практика человеческой истории.

Центральная, коренная сила в таком феномене как Пушкин лежит в не области филологической, эстетической, собственно культурной, – а в сфере духовной, там, где сошлись душа и совесть, то, что мы зовем «духовной природой» – именно человек является средоточием творчества Пушкина. И только образ человека, думающего, действующего, верящего полностью передает нам, читателям, основные идеи и чувства, волнующие художника слова. Мы захвачены проникновенной человечностью и душевной силой поэта.

Ибо духовное, то есть внутренне незримое, человек проявляет в поведении – интеллектуальном, этическом деянии, а у художника – еще и в собственно творческом промысле:

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;

Настоящее уныло:

Все мгновенно, все пройдет;

Что пройдет, то будет мило.

Мы говорим о ценностной иерархии, впервые поставленном Сократом и сформулированной им в виде вопроса о том, что есть Благо (Бытие), развитой затем в концепции Платона как Жизнь, Добро и Красота. Говоря другими словами, система устремлений и предпочтений, представлений о добром и злом, высоком и низком, об идеале этическом и эстетическом, об интересах моего «Эго» и интересах «остальных» – обо всем том, что предписывают наши внешние и внутренние регуляторы.

И все это незримые пункты бытия чрезвычайно конкретные, они есть у любого из нас. У Пушкина все развилось и выразилось в его творчестве, во всем художественном мире в целом, и есть данность реальная , сегодняшняя, явленная физически и эмоционально оцениваемая («Слова поэта суть уже его дела»,– выражение Пушкина в передаче Гоголя), а в глубинных ценностях – исполненная смысла и эстетической гуманности, прекрасная, совершенная и ясная пушкинская картина мира, вбирающая в себя конструкцию нашего мира как такового: когда человек есть венец Творения и одновременно разрушитель его.

Нам кажется, что мы держим в руках саму трепетную ткань Вселенной, из которой произрастает наше неуловимое «Я», наша страна любви и счастья, удивляясь ее могуществу и жалкости одновременно. Ее экстатической мощи, пределу воли и свободы. И она же – обитель мишуры, примесей и порчи. Понимая этот шаманский гнозис, что изменить ход Судьбы нам не дано: «мы в жизнь приходим по ее всевластвующему закону». Все будет так, как нужно собственной Судьбе:

«Два пути нам не пройти, Жизнь непременно возьмет свое.

Мы не властны остановить рассвет, Вернуться назад».

Промозглые ветра сомнений охлаждают наш рассудок, разгоряченный призрачными (идеал и мираж вкупе) надеждами, а колокола минувшего звучат в наших сердцах, и вдруг они превращаются в набат – а он, как известно, по генезису происхождения всегда предвещает потери и беды. Чехов: «…дьявол, та неведомая сила, которая создала отношения между сильными и слабыми, эту грубую ошибку»:

Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Зачем и почему все на Свете? Зачем на небе живописный интерьер звезд, неизвестно для кого горящих и гаснущих? Зачем на Свете жизнь с ее миллиардами живых существ, и любящих и ненавидящих друг друга, вечно притягивающих одних и отталкивающих других.

«Храните их, кто сердцу дорог, Кто за собой вас тащит в горы.

Как жаль, что их совсем немного, Но вы просите их у Бога».

«Когда земля уходит из-под ног, Не хочется ни жить, ни улыбаться,

Ты знай и помни – Это просто Бог

В твою судьбу решил всерьез вмешаться.

И никого на свете не вини. Терпенье – всегда залог Судьбы.

За все, что есть, Судьбу благодари. Ты просто помни – все всегда пройдет,

Настанет светлый час – пройдет и это…»

Зачем мы сами со своей горькой, как микстура, историей, растленной душой, тревожным настоящим и едким будущим, где мы перестаем быть самими собой? Зачем этот непрерывный хлесткий танец Жизни под звуки чужого барабана (лишь редкие танцуют под свою музыку). Выражение Чехова: нет особенного желания жить, зато есть геморой и отвратительное психопатическое настроение":

«Жизнь нетленна, жизнь прекрасна,

Но бывает в жизни так, почему – то свечи гаснут,

Наступает полный мрак. Ничего кругом не видно, страшно.

В этой темноте так просто За друзей принять врагов,

За любовь принять измену, Слепо растоптать цветы".

Куда мы идем в своем развитии? Кто будет ждать нас после заката луча? Какая же все-таки сила не дает нам покоя, вынуждая нас менять свои представления и понимания о Путях, стать летописцами стенаний и плача, зачастую не считаясь с нашим жалким интересом сохраниться на земной юдоли. Все эти качества («смертные грехи»), презрев скитскими испытаниями несгибаемого Аввакума, по удивительной и странной метаморфозе вдруг представлясь духовными навыками, уводят человека от Творца, потому что именно на служении им концентрируется жизнь человеческого духа. Душа становится неспособна переживать духовную радость, отключаются некие духовные «органы чувств», а страсть (как мучение, страдание -церк.) затягивает всё сильнее и мучительнее, опустошая человека и требуя всё большего угождения себе и вызывая ассоциации с финалом «Реквиема» Ахматовой: «Опять поминальный приблизился час, /Я вижу, я слышу, я чувствую вас…». И – метафорические корреляции: как постоянное ощущение одиночества, беззащитности в мире, враждебном человеку. Пронзительный, нескончаемый контекст жизненных страданий, как колесо Сансары, заставляет вспомнить бессмертные страницы гоголевской «Шинели», где этот мотив переходит из физического мира ( природного холода) в нравственное пространство ( тонущая в «океане иллюзий» душа), а трагизм одной конкретной судьбы входит в историю русского мученичества, сливается с трагизмом человеческой жизни.

А поэтическое деяние Пушкина, прежде всего, есть картина мира, светлая и исторически перспективная, построенная на ценностных глыбах и пирамидах духовности. Где естественное соотношение светлого и темного, высокого и низкого, света и бездны; где поэт исследует свой душевный и духовный опыт, транслируя этот опыт через художественное слово в сцепке субьективно-обьективного созерцания и исследования глубины человеческой души, и прежде всего, «русской по движению».

«Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»- восклицал поэт, закончив трагедию осенью 1825 года («Пир во время чумы»). И написал об этом Вяземскому 7 ноября – в годовщину петербургского наводнения, которое потом, в поэме, будет выражено им как бунт природы, грозный ответ на самоуправство человека, претендующего на власть над миром.)

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

Можно смело утверждать, нам, живущим в двадцать пером веке, что творения Пушкина, являясь, в сущности. картиной мира и выражением его духовной биографии есть «художественная антропология», концепция бытия человека в прошлом, нашем настоящем и грядущем будущем.

Наследник библейских Адама и Евы, одинаково верящий в Перуна и второму лицу Святой Троицы, признающий «душ высокие порывы», уважение к себе и милосердие к людям самыми восхитительными творениями седого мироздания: «Создав Адама и Еву, сказал Бог: «…наполняйте землю и обладайте ею» (Бытие). И для которого земной рай (иначе – цветущий оазис души) – это «Древо Познанья» и моральная квинтэссенция Христа, давшего нам право на выбор, а не на грех, однажды прозвучавшее приблизительно так – я приду подобно молнии…и сотворю ваше милосердное будущее.

Прикоснешься осторожно к стихам Пушкина – и забываются «прелести святынь» и «повязанных ангелов», ведь функционал поэзии не в развлечении нас (как бы время скоротать?), она в другом целеполагании – помочь нам понять Жизнь, дойти до самых сокровенных и будоражащих ее «копий», чувств далеко минувшего и пережить их вновь в легендарном ответе князя Киевского Владимира на предложение принять веру мусульманскую: «Кто познал сладкое, тот никогда не захочет горького!»:

Прости, Тригорское, где радость

Меня встречала столько раз!

На то ль узнал я вашу сладость,

Чтоб навсегда покинуть вас?

От вас беру воспоминанье,

А сердце оставляю вам.

Быть может (сладкое мечтанье!),

Я к вашим возвращусь полям,

Приду под липовые своды,

На скат тригорского холма,

Поклонник дружеской свободы,

Веселья, граций и ума.

Глава 2

«Что день грядущий мне готовит?»

Поэзия Пушкина, славящая человеческое бытие во всех ликах и смыслах, не просто миг истории, оно бессмертно, как бессмертны разум, свет и добро.

Он создал величайшую славу России и ушел в свои тридцать семь лет, осушив до дна и сладостную и горькую чашу жизни. Как будто загадочный черный человек в «Моцарте и Сальери» воплотил предчувствие поэта, заказав Моцарту «Реквием» …

Он нашел и понял, по радости и муке, главное дело жизни, создав век и выполнив работу мира.

Из толпы слабой, бескрылой и слепой Он первым сделал шаг к огненному богу Фаэтону. Окончил жизнь земную и начал вторую. Вечную.

Возник на миг, на стыке веков, «…возмужал среди печальных бурь» и остался на века, пережив «веков завистливую даль»,

Так и вошел в историю, в глубину веков и времени – непобедимым и неподражаемым (фраза А. Македонского о себе):

Для милых снов воображенья,

Для чувств… всего.



Теодор ван Тульден. Боги оплакивают Фаэтона. 1606 или 1607

Он умел читателя заставить трепетать перед Красотой мира, ощущать его безмерность, его величие, и – он же проникает вглубь человека, и потому заставляет читателя прислушиваться к голосу внутри самого себя, ощутить себя частью «божественного» замысла, подхваченного потом Тютчевым «Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги – бессмертье их чуждо труда и тревоги».

Он учил понять мир и понять самого себя:

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

 И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута – и стихи свободно потекут.

Пушкин создал в своих стихах одухотворенный мир природы, эмоционально наполненный и нежный. Восхищаясь красотой родной земли, Пушкин и в нас пробуждает любовь к родному краю, просторам нашей великой Родины. И мы, взволнованные художником слова, по – новому переживаем и чувствуем и ее великую душу, и красоту ее земли.

Данные Творцом свойства таланта – живость, искренность, пленительную гармонию и ярусность композиционных построений, поэт оберегал до последнего вздоха. Реализм красоты, рожденной отчасти в природе, отчасти в мечтах и воображении Пушкина, очаровывающий гармоничным соединением человека с окружающей его природой, расстилающимся ландшафтом, окаймленном мягкими лирическими описаниями гор и долин, течением малых и больших рек среди цветущей зелени, лесистых взгорьев под синеющим сводом небес, вносит в душу читателя покой и умиротворенность и повергает в страх и смятение любого самоназванного поэта.

Он не придумывал ничего искусственно, его поэтические образы и сюжеты рождены жизненным наблюдением и потому особенно убедительны и необычайно одухотворены и естественны. Возникает ощущение, что писались тропари на голубом небосводе, потому что ты начинаешь как будто возвышаться над землей и как будто парить в чистом прозрачном воздухе:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю