Текст книги "С нами были девушки"

Автор книги: Владимир Кашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

2

– А мы с вами уже знакомы, – повторил капитан Моховцев.

Андрей еще больше вытянулся.

– Правда, знакомство наше состоялось при таких обстоятельствах, что лучше б не встречаться. А?

Воротник начинает душить Андрея, однако он не может, не смеет пошевельнуться, а тут еще это чертово солнце не дает раскрыть как следует глаза.

– У вас, лейтенант, все-таки есть совесть, – усмехнулся Моховцев. – Даже глаза отводите. Стыдно? А?

Андрей делает шаг в сторону. Наконец! Солнечные лучи падают мимо, и он хорошо видит командира.

За большим письменным столом, наверное оставленным гражданским учреждением, стоит осанистый человек. Сейчас на нем нет форменной фуражки с поднятой тульей, и розово поблескивает чисто выбритая загорелая голова. Из-под светлых выгоревших бровей – строгий, умный взгляд.

– Мне можно идти? – спрашивает дежурный.

– Идите, лейтенант Грищук, а мы здесь побеседуем.

Капитан опустился на свой стул. В открытое окно заглянул любопытный воробей. Он перелетел с акации на подоконник и повернул головку, точно приготовился послушать беседу между капитаном и молодым офицером.

– Откуда прибыли?

– Из госпиталя, товарищ капитан!

– С санитарками воевали?

– В госпитале лечат раны, товарищ капитан.

Моховцев поднимает плечи, отчего его погоны становятся почти торчком.

– Службу знаете?

Манера капитана разговаривать неприятна Андрею. К тому же командир или позабыл, или нарочно не предлагает сесть.

– Свою знаю, товарищ капитан.

– Как это «свою»?

– Радио.

– А проводную связь?

– Меньше. Все внимание уделял основной специальности, товарищ капитан.

– И телефон надо знать. У нас пока главная связь – проводная… Ясно?

– Так точно, товарищ капитан.

– А службу ВНОС совсем не знаете?

Андрей начинает припоминать, что он знает о службе ВНОС, и ему становится неловко.

– Та-а-к, – протянул капитан и, не отрывая от Андрея внимательного взгляда, короткими пальцами выстучал по столу какую-то дробь. – Что же с вами делать, лейтенант? Ведь придется, как и всем офицерам, дежурить на батальонном посту! А? – Он звонко ударил по столу. – Ладно, побудете здесь, возле радиостанции, подучитесь, привыкнете, а там посмотрим…

Лицо Земляченко мрачнеет: «Чего ж смотреть, когда в предписании отдела кадров написано – на должность начальника радиостанции…»

Моховцев почувствовал настроение офицера.

– Чем-то недовольны? А?

– Я солдат, товарищ капитан.

– Верно. Значит, так и сделаем, пока что назначаю помощником начальника радиостанции. Будете ходить в оперативную комнату присматриваться, изучите пособия по службе ВНОС и силуэты самолетов. Да так, чтобы спросонок мог ответить. Лично проэкзаменую. Ясно? А?

– Так точно. Разрешите идти?

– Выполняйте!

Земляченко козырнул, повернулся и, чеканя шаг, вышел из кабинета…

– Ну, как дела? – спросил Грищук, когда Земляченко снова нашел его. – А? – Он так похоже скопировал командира, что Андрей, несмотря на испорченное настроение, улыбнулся и спросил:

– Товарищ дежурный, разрешите сесть?

– Садись, садись. Хозяин, наверно, все время на ногах держал?

Земляченко утвердительно кивнул.

– Правильно! Вашего брата новичка сразу надо ставить на свое место! Как же он решил с тобой?

– На радиостанцию.

– Начальником?..

– Пока что помощником.

– Это чтобы ты нос не задирал. Там сейчас техник парадом командует… А откуда хозяин тебя знает?

Земляченко только рукой махнул.

– Обожди меня. Вернусь, покормлю, покажу казарму.

– Хорошо.

Несколько минут Андрей блуждал по двору, потом нашел скамеечку под акацией и сел. С наслаждением вдохнул пьянящий запах поздних цветов. «Как на курорте», – подумал он.

За высоким домом, в котором располагался штаб, садилось солнце, по двору стлались длинные тени.

Андрей задумался и не услышал, как к нему подошел лейтенант Грищук:

– Пошли, дружище, оформляться.

В большой комнате офицерского общежития было пусто. Двумя рядами стояли кровати, из-под которых виднелись вещевые мешки. Грищук указал на свободный топчан под стеной, и Андрей подсунул под него свой чемодан. В небольшой столовой, куда они пошли после этого, Андрей увидел двух офицеров, сидевших за столиком в углу. Это были начпрод Белоусов и врач батальона. На пороге кухни стоял пожилой старшина.

– Здравия желаю всем вместе и каждому в отдельности! – поздоровался Грищук. – Это наш новый товарищ, – отрекомендовал он Андрея, – лейтенант Земляченко. Прошу любить и жаловать двойной порцией, – обратился он к старшине.

– Ну, с кем еще тебя познакомить? – спросил Грищук, когда Андрей пообедал. – Может, к девушкам в казарму заглянем?

– А удобно?

– Хозяин тебя уже предупредил?

– О чем?

– Нет еще?.. Понимаешь, наш капитан – командир требовательный, строгий и, если хочешь, справедливый. Только вот беда – за девчат очень боится. Даже обидно делается. Понимаешь?

– Нет.

– Как клушка возле цыплят ходит, чтоб коршун не сцапал. Ясно? А? – Грищук приблизил к Андрею свое круглое, с диковатыми глазами лицо.

– Какой коршун?

– Когда начальство давало в батальон девушек, то предупредило, что командир отвечает за каждую головой, если с ней чепе случится… Ведь война войной, а жизнь жизнью.

Новые товарищи вышли из столовой.

Во дворе Андрей увидел, двух девушек, которые, согнувшись, тянули большой аккумулятор.

– Смотри, как напрягаются, бедняги, – пожалел их Андрей. – Нелегко, видно, им служить.

– Кому как… Одно дело служить здесь, другое – на наблюдательном посту, за десятки километров от ротного поста, за сотни от батальонного, у самой передовой. Там живут четыре, реже пять бойцов-девушек. Там тяжелее. Это не то что пехота, – с усмешкой промолвил он, – когда ты в коллективе воюешь… Тут – стоишь на посту, наблюдаешь, и сам ты себе и солдат, и офицер, и генерал… Будь здоров – служба!

Андрею до сих пор было неудобно обращаться на «ты» к своему новому знакомому, хотя тот это сделал сразу. А теперь, задетый за живое, он отбросил условности.

– А ты пробовал?

– А как же! Я начинал с солдата… Кстати, тоже в пехоте побывал.

Грищук немного помолчал, потом добавил:

– На посту каждый стоит… так сказать, наедине с совестью, со своим долгом… Где-то высоко в ночном небе проходит самолет. Наблюдатель не видит его, а по легчайшему шуму, похожему на шепоток ветерка, должен угадать: свой летит или чужой… Не проворонить и не ошибиться.

– Ну, это, пожалуй, легче, чем в атаку идти!..

– А попробуй на слух определить, каким он идет курсом, то есть на какой объект выходит, – это тоже легко? Даже в ясный день за десять – пятнадцать километров не так просто распознать тип самолета, его высоту, когда весь он как маково зернышко…

Андрей ничего не ответил. Приходилось и ему видеть самолеты – и свои, и вражеские, но он не очень задумывался, чем один отличается от другого. Конечно, если это свой, то хорошо, а если чужой, то…

– Каждый самолет имеет определенную скорость, «потолок», свои возможности маневрирования… – говорил Грищук.

– Это все можно изучить, повнимательней присматриваться…

– Пока будешь присматриваться, самолет уже вон куда уйдет. А тебе нужно немедленно известить зенитчиков, аэродром истребителей. Ведь зенитчикам тоже требуется время, чтоб подготовиться к встрече с врагом, истребителям – подняться в воздух, набрать высоту.

– Возле самой передовой, конечно, потруднее. А здесь…

– Посты везде, и у передовой и тут, каждую секунду настороже. Вот стоит наблюдатель одну смену, две, три, десять, а вражеских самолетов нет. Служит месяц – два, год – и ни единого пролета над его постом… Как здесь не ослабнуть воле, как не отвести глаз от надоевшего неба, как не взглянуть на землю, не заслушаться при восходе солнца птичьим гомоном в недалекой роще, как не замечтаться? Ведь девичьи души все-таки!.. И в это самое мгновение где-то за тучами крадется вражеский самолет, один-единственный за всю твою службу. И за твоей спиной он спокойно сбрасывает смертоносный груз на город, на станцию. Потому что ты его проворонил, и товарищ твой на соседнем посту тоже проворонил… Мужество, дорогой друг, есть не только у пехоты, что идет в штыковую атаку. Есть оно и у наших девушек, которые каждый день терпеливо выполняют свои обязанности. Недаром замполит Смоляров называет их стражами воздушного океана… Однако это уже философия, а тебя интересуют люди. Пойдем в мой взвод и…

Грищук не закончил фразы. В окне штабного здания появился капитан Моховцев, махнул дежурному рукой.

– Подожди минутку! – бросил Андрею Грищук и побежал к штабу.

Когда Грищук возвращался, во дворе появилась, словно выросла из земли, коренастая полная девушка с лихо заломленной на кудрях пилоткой. С трудом натянутая на ее могучие плечи солдатская гимнастерка, казалось, вот-вот лопнет по швам. Девушка козырнула и что-то сказала лейтенанту. На ее широком мясистом лице отражалось и смущение, и отчаянная решимость. В левой руке она сжимала какой-то белый комок.

Грищук остановился. Одним взглядом Андрей сразу охватил плотную фигуру девушки, увидел ее по-мужски крупные загорелые руки. «Ну, это уже почти солдат, – с удовлетворением подумал он. – Такая, пожалуй, и за мужика справится».

Не ожидая, пока Грищук освободится, Андрей не спеша направился к нему.

– Чего тебе, Максименко? – добродушно спрашивал тем временем у девушки Грищук.

– Да вот, товарищ лейтенант! – Девушка лихорадочно развернула белый комок, который сжимала в руке, и изумленный Земляченко даже издали разглядел, что это женский лифчик.

– Ну?! – нахмурился Грищук.

– Что же мне делать, товарищ лейтенант?! – громко говорила Максименко. – Лучше бы совсем не давали! Зачем мне этот детский размер? На нос?! Я обращалась к старшине, – обиженно продолжала она. – А он только и знает: других нет, один размер получил. Как-нибудь приладишь. А как я прилажу?!

Максименко сделала невольное движение, словно хотела примерить развернутый лифчик к своей высокой груди и подтвердить этим, что права она, а не старшина, но вовремя спохватилась и опустила руки.

– Так что же ты от меня хочешь, Максименко?! – почесал затылок Грищук. – А я тебе где возьму?

– Разрешите обратиться на склад, к старшему лейтенанту. Может, и найдется там хоть один для меня. Старшина не разрешает, еще и ругается!

– Ладно, обращайтесь.

– Есть обратиться! Разрешите идти?

Девушка откозыряла и четко повернулась кругом.

– Максименко!

Она снова повернулась лицом к офицеру.

– Максименко! – Грищук уже заметил, как по губам подошедшего к ним Андрея скользнула ироническая улыбка. – Вот что запомните раз и навсегда: ко мне по таким вопросам не обращаться. Для этого существует старшина! – сердито сказал он.

– Есть не обращаться по этим вопросам! – Девушка только сейчас заметила Земляченко и смутилась, поняв, что ее взволнованный разговор с командиром взвода слышал и этот посторонний офицер.

– Идите.

– Слыхал? Вот, друже, какие дела приходится иногда решать. Хай им грець! – проворчал Грищук, когда девушка отошла. Похоже, что ему было неловко перед новичком. – А впрочем, и это нужное дело… – тут же добавил он. – Снабженцы наши действуют по стандарту. Взяли на корпусном складе один размер, по количеству личного состава, раздали бойцам. А дальше хочешь носи, хочешь смотри…. Придется замполиту Смолярову доложить. Его хозяйственнички, будь здоров, боятся! Так-то, друже, – вдруг засмеялся он, и Земляченко понял, что Грищук не может долго сердиться и что к нему уже вернулось добродушное настроение…

В коридоре дома, куда вошли офицеры, было полутемно, хотя дневальная уже зажгла висевший на стене фонарь.

– Ты комсомолец?

– Комсомолец.

– Познакомлю сейчас с комсоргом.

Земляченко молчал. Думал о своем. Вспомнилось приключение на речке. Жалко, что забыл глянуть на эмблемы девушек. Может, они из какого-нибудь госпиталя? Или регулировщицы? У въезда в город он видел девушку с карабином за плечами и маленькими флажками в руках. Она ловко взмахивала ими, указывая путь автомашинам, и успевала одновременно отдавать честь офицерам, которые проезжали мимо нее… А может, из прачечного отряда? Нет, что-то не похоже. Загорелые лица, выправка – не похоже! А что, если они вносовки?.. «Вот еще, – рассердился на себя Земляченко, – буду девушками голову забивать!»

В конце длинного коридора открылась дверь. Узкий прямоугольник света лег через порог. Дневальная с повязкой на рукаве осторожно, чтоб не пылить, выметала сор.

– Так, так, аккуратнее подметайте, иначе быть беде! – весело воскликнул Грищук. – Ясно?

Дневальная вытянулась в струнку, а когда Грищук махнул рукой – подметайте, мол, дальше, – опять взяла в руки веник.

– Какая же беда, товарищ лейтенант?

– Суженый лысым будет.

– Вот почему не повезло Манюне, – тихо засмеялась девушка. – Видать, плохо прибирает в своей парикмахерской.

– Да и у вас не все в порядке, если глядя на ночь подметаете, – ответил Грищук и скороговоркой произнес: – «Ой, чыя цэ хата незаметена? Ой, чыя цэ дивчина незаплетена?»

– Проходите, товарищ лейтенант, пока я не обмела вас.

– Горенько мое! – с притворным испугом сказал Грищук и широким шагом ступил через порог.

– Здравствуйте, товарищи солдаты!

Андрей, который вошел в казарму вслед за Грищуком, нерешительно остановился возле порога.

Большая комната, где жили солдаты взвода управления, чем-то отличалась от обычной казармы. Андрей не мог сразу сообразить, чем именно.

Возможно, такое впечатление создавали постели: одеяла сложены вчетверо и не закрывают полностью простыней; концы простыней завернуты так, что кажется, будто это белые пододеяльники; на некоторых кроватях кроме больших набитых сеном солдатских подушек улеглись маленькие вышитые подушечки. Над кроватями висят нарисованные жирным карандашом портреты Зои Космодемьянской, Лизы Чайкиной, Людмилы Павличенко, Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко… А возможно, не свойственный солдатской казарме уют придает покрытый скатеркой стол, за которым сидят несколько девушек, занятых далеко не военными делами.

– Как жизнь молодая? – спросил Грищук. – А где комсомольское начальство?

– Дежурит.

– Привел пополнение, – он указал на Андрея. – Новый офицер нашей части лейтенант Земляченко.

Со всех сторон на Андрея смотрели глаза; в вечернем освещении комнаты все они были одинаковы – темные глубокие глаза незнакомых девушек в солдатской форме.

– Здравствуйте, товарищи! – негромко сказал Земляченко.

– Здравия желаем, товарищ лейтенант! – прозвучало в ответ.

– Садитесь! Занимайтесь своим делом, – разрешил Грищук.

– Проходите, товарищ лейтенант, – пригласила одна из девушек, придвинув Земляченко табурет.

Андрей обошел табурет и сел на длинную скамейку, стоявшую вдоль стола.

На какое-то время стало тихо. Девушки с откровенным любопытством рассматривали нового офицера. Хоронясь от их взглядов, Земляченко наклонил голову и смотрел не на солдат, а на работу, которой они занимались. Одна из девушек обвязывала кружевом платочек, в ее руках снова замелькал костяной крючок, а белый клубочек раз за разом подпрыгивал, когда вязальщица подтягивала к себе нитку. Рядом девушка с ефрейторскими нашивками на погонах делила лист белой бумаги на клетки, готовясь перерисовать с газеты, которая лежала перед ней, портрет Героя Советского Союза.

Сидя на краю кровати, девушка в большой, свисавшей с плеч гимнастерке штопала носок, напялив его на солдатскую алюминиевую кружку. Нитки ложились одна возле другой туго, как струны. Русые кудряшки спадали ей на глаза, и она, откидывая их, встряхивала головой. Перед той, что пригласила Андрея сесть, лежала раскрытая книга. Появление офицеров перебило ее чтение, и она то бросала взгляд на начальство, то опять тянулась глазами к страницам книги.

И только одна девушка у тумбочки, над которой низко свисал фонарь, чистила разобранную винтовку.

«Ну и солдаты!» – горько подумал Андрей, наблюдая, как искусно штопает носок его соседка. Чтобы как-нибудь начать разговор, он протянул руку к книге:

– Что читаете?

– Да так, одна повесть, – сдержанно ответила девушка.

Андрей бросил взгляд на твердую обложку. На ней виднелся полустертый цветной рисунок: размахивая саблями, французы в красных мундирах и высоких медвежьих шапках наполеоновской гвардии окружили стройного русского гусара. Он сидит верхом на лошади и лихо рубится с врагами. Выведенное полукругом название книги стерлось. Титульную и первые страницы «зачитали». Андрей знал, что на семнадцатой или тридцать третьей странице внизу можно найти название произведения. Перелистал страницы с потертыми серыми уголками и прочел: «Смелая жизнь».

– Интересная?

– Очень! – откликнулось несколько голосов.

– О чем?

– О войне. О Надежде Дуровой.

Надежда Дурова! Где-то он слышал эту фамилию. Но где? Многозначительно протянул:

– А-а…

– Читали?

– Старое издание. Наверное, и в библиотеке не найдешь. Нравится?

– Тут о девушке одной, которая пошла с французами воевать. Это когда Наполеон на Россию напал.

– Переоделась мужчиной, – добавила художница, оторвавшись от черчения. – Потому что женщин тогда в армию не брали.

– И никто не знал, что корнет Александров – это Надежда Дурова… Интересная жизнь у нее была! – проговорила после паузы собеседница Андрея, взяв из его рук книгу.

– А что хорошего? – вмешалась Мария Горицвет, которая, закончив работу в парикмахерской, пришла в казарму. – Счастья так и не видела, только и всего что слава.

– Как же вы понимаете счастье? – с удивлением спросил Земляченко.

– Обыкновенно. Сколько бывает, что человек всего себя отдает работе, а сам остается без личного счастья. Да что далеко ходить!..

Андрей поймал себя на том, что насмешливо посматривает на Грищука: «Вот тебе и терпеливое мужество!»

– Замуж потянуло! – не растерялся Грищук. – Тогда, Мария, надо было не в армию проситься, а дома сидеть.

– Там ей было не очень весело, – не поднимая головы, кольнула Марию художница. – Старые да малые остались.

– Ну кто пришел сюда за личным счастьем, тот дверью ошибся, – подсмеивался Грищук. – Впрочем, кто ищет, тот найдет. Только действуйте побыстрей, а то закончится война, и хлопцы по домам разбегутся…

– Очень нужны нам хлопцы! Что мы, любовь крутить сюда приехали, товарищ лейтенант? – раздался чей-то строгий голос из глубины казармы. – Не дождутся того ваши хлопцы!..

В полутьме Земляченко не смог разглядеть лица говорившей.

До сих пор он завидовал своему спутнику, который так непринужденно разговаривал с девушками в солдатской форме. Грищук ему понравился, и Земляченко уже собирался рассказать о приключении на речке. Однако сейчас он рассердился на лейтенанта, сведшего интересный разговор к пошловатой шутке.

Тем временем дневальная, взглянув на часы, скомандовала:

– Готовиться к смене!

Девушка, которая штопала носок, сделала последний стежок, вытянула кружку и воткнула иголку в отворот пилотки. Одновременно поднялась художница. Свернув рисунок, она положила его в тумбочку. Начали готовиться к смене и солдаты, сидевшие поодаль на своих кроватях. Собирались они не торопливо, но и не медленно – как люди, которые делают привычное дело. Туже затягивали ремни, расправляли складки на гимнастерках. Взяв с полки возле столика дневальной щетку, по очереди обмахивали в коридоре свои кирзовые сапожки.

– Разрешите, товарищ лейтенант…

– Действуйте, – кивнул Грищук.

– Смена, становись! – подала команду дневальная.

Солдаты без лишней суетни встали в строй.

– Старшая смены, проверить подготовку!

Художница с ефрейторскими нашивками на погонах вышла из строя, круто повернулась и начала внимательно осматривать подруг.

Андрей залюбовался девичьими лицами. Они стали суровыми, с них слетело выражение домашности, женственности. «Как на боевое задание», – подумал Андрей, и легкая усмешка скользнула по его губам. Старшая смены, наверно, заметила это, потому что, повернувшись к Грищуку, подчеркнуто громко отрапортовала:

– Товарищ лейтенант, смена готова к выполнению боевого задания!

– Все в порядке? – справился Грищук у ефрейтора.

– Так точно, товарищ лейтенант! Разрешите вести строй?

– Ведите!

– Налево!.. Шагом марш! – резким голосом командовала художница.

Дежурная смена телефонисток и радисток двинулась в оперативную комнату батальонного поста.

В казарме стало тихо. Здесь остались только офицеры, Горицвет и дневальная.

– Значит, замуж охота, Мария? – лениво спросил Грищук.

– Замуж – не напасть, кабы замужем не пропасть, – лукаво отозвалась та.

– Что верно, то верно, – согласился Грищук.

Отойдя, к пирамиде с оружием, он взял карабин, вытянул затвор и стал заглядывать против фонаря в сверкающий ствол, давая этим понять, что с шутками покончено.

Земляченко тем временем рассматривал портреты и плакаты на стенах.

Через минуту Грищук поставил винтовку в пирамиду.

– Время и мне сменяться… Погуляй тут, друже. Освобожусь – пойдем на радиостанцию, – и он вышел из комнаты.

В коридоре послышался глухой шум. Он приближался, нарастал и вскоре превратился в мерный топот солдатского строя.

– С занятия возвращаются, – ответила дневальная на немой вопрос Андрея. Тот кивнул головой и отошел в угол, заинтересовавшись плакатом «Подвиг Гастелло».

Дверь резко открылась, пропуская девушек. Переглянувшись с дневальной, которая кивнула на офицера, девушка, что привела строй, скомандовала: «Смирно!» – и, приблизившись к Земляченко, отрапортовала:

– Товарищ лейтенант! Отделение возвратилось с занятий. За командира ефрейтор Чайка.

Андрей, услышав чистый, звонкий девичий голос, повернулся и принял стойку «смирно». Сердце его застучало сильнее. Перед ним стояла та самая девушка, которую он видел сегодня возле речки.