Текст книги "Тени над Латорицей"

Автор книги: Владимир Кашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

5

На следующий день утром подполковник Коваль, гладко выбритый, подтянутый, спешил в уголовный розыск, куда уже доставили Кравцова и Самсонова. Он умел не терять формы даже после бессонной ночи, а эта ночь была не только без сна – она была крайне беспокойной, полной напряженных раздумий над головоломками, которые подполковник задавал себе сам. То начинало казаться, что он нащупал верный путь, то озарения и догадки лопались как мыльные пузыри, а смелые гипотезы разбивались – одна за другой – о глухую стену неизвестности. Но холодный душ и чашка крепкого кофе, как всегда, взбодрили Коваля, снова привели его в состояние боевой готовности.

Идя по улицам, он снова продолжил свои размышления. Получалось, что хотя факты – против Длинного и Клоуна, но прямых доказательств нет и приходится уповать лишь на то, что преступники признаются под давлением косвенных. Правда, и это окончательно не докажет их виновности. Но… Стоит ли забегать вперед?..

Кравцова и Самсонова разыскали в Тюменской области, на нефтепромысле вблизи Сургута. Приятели уже и к работе приступили, но с пропиской не торопились: во-первых, они не были выписаны с предыдущего места жительства, а во-вторых, боялись, что их сразу же обнаружат. На работу же их взяли и без прописки – «на нефти» рабочие руки нужны всегда.

В Сибирь Длинный и Клоун ехали кружным путем – петляя и, как говорится, заметая следы, а назад дорога была короткой: арестованных доставили самолетом.

Уже в самолете, как доложили конвоиры, Самсонов расплакался, но под презрительным взглядом своего сообщника испуганно затих. Кравцов же весь путь – от сибирского промысла до камеры предварительного заключения в родном городке – мрачно молчал, затравленно косясь на конвоиров. И не трудно было догадаться, о чем он думал в эти бесконечно длинные для него минуты…

В коридоре милиции Коваля встретил Вегер с пустым графином в руке.

– Здравия желаю, товарищ подполковник! – приветствовал его начальник уголовного розыска. – И майор Бублейников уже здесь. Я сейчас, вот только воды холодной налью.

Коваль вошел в небольшой и, несмотря на распахнутое настежь окно, душный кабинет. Навстречу поднялся Бублейников.

– Давно ждете? – спросил, пожимая ему руку, Коваль.

На столе перед Бублейниковым лежал чистый лист бумаги, продырявленный в нескольких местах. Внешне спокойный майор с непроницаемым лицом в минуты напряженных размышлений протыкал попавшую под руку бумагу авторучкой или карандашом. Иногда по рассеянности прокалывал даже документы и имел за это неприятности.

Казанком Бублейников почти не занимался, считая версию, связанную с ним, пустым делом. Коваль не мог теперь не отдать должное интуиции своего коллеги. А вот Длинный и Клоун заинтересовали майора не на шутку и, едва их привезли, он первым примчался в милицию.

Полное медно-красное лицо Бублейникова лоснилось от пота.

– Дикая жара, Дмитрий Иванович! – пожаловался Бублейников, утираясь платком. – Дышать нечем. Баня. Африка.

Коваль отметил про себя, что вырядился майор в плотный форменный китель.

– В камерах, поди, прохладней, – усмехнулся Коваль. – А вы воротничок расстегните.

– Ну, этим двоим, которые в камере, не завидую! – воскликнул майор, пропустив разрешение подполковника мимо ушей. – Им, думаю, там жарче, чем нам здесь. Вегер сейчас холодной водички принесет, – добавил он.

Коваль сел у окна, опершись локтем о шаткую тумбочку. За стол садиться не хотел: во время допроса любил походить, посмотреть на улицу, на машины и на людей, на дома и крыши, на меняющиеся цвета неба. Это благоприятствовало свободному полету мысли, помогало неясным, расплывчатым рассуждениям приобретать четкие очертания, пробуждало неожиданные ассоциации. К тому же официальный стол настораживал тех, с кем приходилось беседовать, мешал непосредственному контакту.

Вошел Вегер с графином.

– Ну вот, – сказал он, поставив графин на стол, – вода есть. Разрешите, Дмитрий Иванович, приступить? – обратился он к Ковалю. – Я уже распорядился привести Самсонова.

Подполковник кивнул. Он понял выбор Вегера: Клоун был духовно слабее Длинного.

– Спектакль сейчас будет. Кеды я ему приготовил. Те, в которых он прыгал. Я этих акробатов посадил, разумеется, в разные камеры, чтоб не слишком складно врали, – засмеялся капитан.

…И вот уже сам Клоун стоят перед ними, неповоротливый, узкоплечий, на безбровом лице – большой нос и испуганные серые глаза.

Коваль отослал конвоира и предложил подозреваемому сесть. Самсонов уставился на заиндевевший графин.

Угрюмо отвечая на канонические вопросы (имя? фамилия? год и место рождения? судимости?), он не отводил взгляда от графина.

– Пить хотите, Самсонов? – спросил Коваль.

Парень кивнул. Коваль налил ему стакан воды.

– Ну, а теперь, что интересного вы нам расскажете? – не по форме начал допрос подполковник, забирая пустой стакан.

Клоун удивленно уставился на него. Такого вопроса не ожидал.

– Ну хорошо, – сказал Коваль, когда молчание ему надоело. – Ничего интересного нет. Тогда попробуем иначе. Что вы делали в ночь на шестнадцатое июля, где были, с кем?

Самсонов словно окаменел. Только глаза его, полные страха, свидетельствовали, что перед офицерами – живое существо.

– Ну, вспомнили? В ночь накануне вашего с Кравцовым, или, как вы его называете, Длинным, бегства из городка?

Самсонов тупо смотрел на графин.

– Еще воды?

Он отрицательно мотнул головой.

– Что ты молчишь, когда тебя спрашивают? – прикрикнул на него Бублейников. – Язык проглотил?

Коваль жестом остановил майора.

– Ладно. Староминаевскую улицу знаете?

Самсонов кивнул.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес подполковник. – Были вы там в ночь на шестнадцатое?

Парень вздрогнул и чуть слышно прошептал:

– Нет!

Такой ответ не был самым разумным, но Самсонов этого, видимо, не почувствовал.

– Громче, – попросил Коваль, давая ему возможность подумать. – Были или нет?

– Нет, – более уверенно повторил Самсонов. И вдруг, словно хватаясь за соломинку, закричал: – Не был я, не был!

– Не кричи, – сказал ему Вегер. – То молчишь, будто бы удавился, то вопишь на всю Ивановскую. – И, взглянув на подполковника, капитан открыл сейф, достал оттуда китайские кеды. – Твои?

Самсонов смотрел на кеды округлившимися глазами. О чем он думал в этот момент, что сказали ему эти старые, со стертыми носками кеды?.. Он непроизвольно подобрал ноги, обутые в дешевые босоножки. Казалось, погружается парень в тяжелый сон. И так же, как во сне, где действуют силы, перед которыми ты бессилен, стоптанная обувь на столе капитана словно превратилась в страшное чудовище.

– Помнишь, где их выбросил? Нет? Зачем же было их так глубоко прятать, на дне канала? Думал, не найдем? – спрашивал тем временем Вегер. – А вот ведь нашли. И людей нашли, которые видели эти кеды на тебе, хозяйку квартиры Фаркашеву, например. Не стоит нас обманывать, Самсонов. Ну, так что скажешь?

Клоун закивал головой – раз, потом еще раз, в третий раз – как заводной болванчик.

– А следы этих твоих кед остались во дворе Иллеш. Когда прыгнул с забора. Хорошие следы, очень четкие. Выдали тебя кеды, – продолжал Вегер.

– Двор Каталин Иллеш на Староминаевской улице? Так ведь, Самсонов? – спросил Коваль.

Голова Клоуна остановилась.

– Я не убивал, – тихо и хрипло, но отчетливо произнес парень.

– Вот как! – саркастически воскликнул Бублейников. – Кого же это ты не убивал?.. – и он впился в Самсонова взглядом.

Возможно, до сознания Клоуна дошло, что, растерявшись, он уже признался в том, в чем больше всего боялся признаться. Глаза его наполнились слезами, и он громко зарыдал, сползая со стула и тыкаясь головой в стену.

– Самсонов! – прикрикнул на него Вегер. – Перестань!

Но остановить истерику было уже трудно.

Придя в чувство, мокрый от слез и воды, которой обрызгал его капитан Вегер, Самсонов упрямо молчал, словно онемел, и Коваль распорядился отправить его в камеру и привести Кравцова.

Кравцов производил совершенно другое впечатление, чем его напарник. Старше возрастом, высокий, достаточно крепкий, он окатил Коваля недобрым взглядом из-под тяжелых надбровных дуг, прикрыл глаза. Сжатые губы, резко очерченные углы рта, глубокие морщины, угасшие глаза говорили о том, что Длинный кое-что в жизни повидал. Для Коваля, который умел читать человеческие характеры по лицам, по жестам, по мимолетным взглядам, Кравцов не был загадкой. Подполковник сразу понял, что имеет дело с человеком решительным и отчаянным. Такие люди очень опасны. Злые и упрямые, они, даже понимая неминуемое поражение, идут напролом.

– Староминаевскую улицу знаете?

– А как же. Кто ее не знает.

– Где вы были в ночь на шестнадцатое?

– Дома. Готовился в дорогу.

– И уехали?

– Как видите.

– А почему так поспешно?

– Давно надумал податься отсюда.

– Почему?

– Надоело в «Водоканале» ишачить.

– Зачем же счастья искать так далеко – в Тюменской области?

– А где же еще теперь заработаешь? Только на нефти.

Кравцов отвечал коротко, не поднимая взгляда.

– Скажите лучше, зачем арестовали?

– Не догадываетесь?

– Нет. Я ничего не сделал.

– Ишь ты! – Майор Бублейников не выдержал и с размаху ткнул авторучкой в лист бумаги. – И глазом не моргнет!

Коваль укоризненно посмотрел на него.

– Ну так как же, Кравцов, задавать вопросы или сами расскажете?

– Что рассказывать?

– Где вы были в ночь на шестнадцатое июля и что делали?

– Я уже сказал.

– У вас есть свидетели?

– Зачем мне свидетели?

– Для алиби.

– Я не преступник.

– Что ж вы делали в ночь на шестнадцатое июля?

– Собирался в дорогу.

– Где?

– Дома, конечно.

– С которого часа?

– Точно не помню. Вечером.

– И долго?

– Может, в два или три часа лег спать.

– С вами еще кто-то был?

– Клоун.

– То есть Самсонов?

– Да. Он может подтвердить мое алиби.

Было, как говорится, не до смеха. И все-таки Бублейников саркастически хмыкнул. «Ворон ворону глаза не выклюет», – проворчал он, словно про себя. Коваль и Вегер, не отводя взгляда, пристально смотрели на Кравцова.

– И долго с вами был Самсонов?

– Пока не собрались.

– До двух или трех часов ночи?

– Да.

– А когда вернулись домой?

Кравцов был начеку. Весь превратился в слух. Лишнего слова не проронил ни разу. Только глазами, как голубыми лезвиями, посверкивал. И Ковалю казалось, что от напряжения и злобы даже уши Длинного прижались к голове.

– Я никуда из дому не выходил. Не темните, гражданин начальник.

– Весь вечер?

– Да.

Капитан Вегер по знаку подполковника подошел к сейфу и открыл его.

– Зачем же было так торопиться в дорогу? – спросил Коваль. – Собирай потом после вас брошенные вещи!

Кравцов молча пожал плечами.

– Так спешили, Кравцов, – продолжал подполковник, – что и сапоги забыли. А они ведь там, на нефти, пригодились бы.

Вегер извлек из сейфа сапоги.

– Ваши? – спросил Коваль.

Кравцов мельком взглянул на них.

– Не знаю. У меня таких вроде бы не было.

– Как же это не было, гражданин Кравцов? – укоризненно покачал головою Коваль. – Вы вспомните. Люди-то вас именно в этих резиновых сапогах видели, и хозяйка квартирная Фаркашева подтверждает…

– Резиновые сапоги нынче у каждого есть. И почти все одной фабрики.

– Но эти-то ваши!

– Может, и мои. Они все одинаковые.

– Нет, не все. Именно эти оставили следы на чужом дворе. Догадываетесь, на каком?

Кравцов пожал плечами.

– Вы знали Каталин Иллеш? – прямо спросил подполковник.

Кравцов на какое-то мгновение съежился, полоснул Коваля лезвиями глаз, но тут же, демонстративно расслабившись, ответил спокойно:

– Знал.

– Вы были у нее в ночь на шестнадцатое?

– В ночь? Ночью мне там делать нечего.

– А сапоги ваши там были. Может, вы их кому-то одалживали?

Кравцов криво усмехнулся.

– Что ж тут такого? Наниматься ходили. Она искала пастуха – корову пасти. От Евы узнал. Самсонов без дела шатался, я и его привел.

– Нет, не сходятся концы, – заметил Вегер. – Правду говори, Кравцов. Сам говоришь – в Сибирь собирались, так зачем же было наниматься?

– Потому и уехали, что не взяла нас вдова.

– Кравцов, вы подозреваетесь в убийстве Каталин Иллеш и ее дочерей, – сказал подполковник Коваль.

– Я?! – выкрикнул Длинный и сразу осекся. – Если человек судимость имеет, значит, ему все можно присобачить? Да?! – И, подняв голову, он уничтожающе глянул на подполковника.

– Вы были той ночью с Самсоновым у Иллеш, во дворе остались следы вот этих ваших сапог. Вам нет смысла отрицать свою вину.

– Это вы сперва докажите!

– Правильно, – сказал Коваль, – над этим мы и работаем.

– А вот допросим сейчас твоего напарника – он все скажет. Ты ведь его натуру знаешь, Кравцов, – добавил Вегер. – И тогда у тебя даже смягчающих не будет. Советую признать свою вину.

– Конечно, печенки отобьете – Клоун все скажет, что захотите.

– Тебе когда-нибудь отбивали?

– Из меня все равно ничего не выбили бы, – Длинный уверенно махнул тяжелой рукой.

– Итак, вы были там ночью?

– Днем, а не ночью.

– В котором часу?

– В два часа дня. Хозяйка прибегала с работы корову доить.

– Через забор нанимались? – не удержался от колкости Бублейников.

Кравцов замолчал. На лбу у него выступил пот.

– Через забор, спрашиваю? – повторил майор. – Как вы попали во двор?

Кравцов молчал.

– Следы во дворе у забора глубокие. Экспертиза свидетельствует, что от прыжка, – сказал Коваль. – Земля после дождя влажная была, мягкая. На сухой земле такие следы не остались бы. А дождь шел только вечером. Ну, так как же, Кравцов? Как вы все это объясните?

Кравцов снова промолчал.

– Молчание – не лучшее доказательство, – заметил подполковник и обратился к Вегеру: – Василий Иванович, свяжитесь с метеостанцией, пусть дадут точную справку, в котором часу пятнадцатого начался дождь. Ну, Кравцов? Что скажете?

Кравцов опустил голову:

– Я преступления никакого не совершил, – пробормотал он.

– А где ножи, которые с Самсоновым изготовляли в мастерской, а?

– Ножи? – как будто искренне удивился Кравцов. – Никаких ножей я не делал. Не такой я дурак. Двести двадцать вторую статью наизусть помню.

– Юри-и-ст, – сердито протянул Бублейников. – На тюремных харчах здорово выучился! Только главного не понял, что жить на свете надо честным трудом, что шилом патоки не ухватишь!

– Вам мои судимости поперек горла стали? – вскипел Кравцов. – Так я и знал! Вам бы хоть к чему-нибудь прицепиться, а там уж и дело пришить – раз плюнуть, это вы умеете, – он затравленно переводил взгляд с одного на другого. – Вот назвали убийцей – и амба! Вам что? Лишь бы дело закрыть.

– Ну, ну, Кравцов, полегче на поворотах! Судимости-то у тебя какие? Не простые. Не только за кражу по сто сороковой отбывал, а и по сто сорок первой, за грабеж, – подчеркнул майор.

– Я давно завязал…

– Может быть, может быть, – заметил начальник уголовного розыска. – А потом снова развязал.

И Вегер прищурился, словно хотел получше рассмотреть Кравцова.

– Ходить не умеешь – не побежишь, – мрачно вставил Бублейников.

– Я больше ничего не знаю, – сказал Кравцов упавшим голосом. – Больше ничего говорить не буду. Все. Я устал. – И он опустил плечи.

Когда Кравцова вывели, майор Бублейников пододвинул к себе целый ворох продырявленных бумажек.

– По-моему, вопрос ясен, – убежденно сказал он. – Установим, где их ножи, и можно обоих передавать следователю.

– Клоун все расскажет, – вслух подумал Вегер.

– Жаль только, что они имели время сговориться. – Бублейников вздохнул. – Попали бы они ко мне в то утро, совсем другой был бы разговор.

– И все-таки нет у нас прямых доказательств, – заметил подполковник Коваль.

– Будут! – уверенно произнес Бублейников и раздраженно швырнул скомканные бумажки в корзину у стола, так что часть их угодила на пол. – Я убежден! Вы руки, руки его видели, Дмитрий Иванович? Обратили внимание? Такие руки медведя запросто задушат. А он ими так и поигрывает, так и играет, как будто даже и на нас с вами броситься готов!

– Руки – да, но ведь не руками, а ремнем задушена была Каталин Иллеш! – напомнил Коваль.

– Нет, действительно, не все с ним ясно, – поддержал Коваля капитан Вегер.

– Пожалуй, да, – согласился майор. – Но если хотите, я еще один довод выставлю против них. Скажите, пожалуйста, на какие такие шиши катались они по всей стране, до самой Тюмени? А?! Откуда деньги взяли?! – и майор машинально схватил еще один лист бумаги и яростно проткнул его авторучкой.

V
После шестнадцатого июля

1

Второй допрос Самсонова начался с того самого вопроса, от которого в прошлый раз подозреваемый впал в истерику.

– В прошлый раз, – медленно начал Коваль, – мы остановились… – В своем штатском летнем костюме с неярким, но красивым галстуком подполковник был похож теперь на старого учителя, ведущего урок. – Мы остановились, – продолжил он, обращаясь к Самсонову, – на вашем заявлении: «Я не убивал». – Коваль взглянул на капитана Вегера, писавшего протокол. – Василий Иванович, так в протоколе?

Вегер перевернул страницу:

– Так точно, товарищ подполковник.

– Хорошо. Так кого же это вы не убивали?

– Как – кого? Вдову и дочек ее.

Хотя Клоун ерзал на стуле, но выглядел теперь не напуганным, как на первом допросе, а покорным. Казалось, что, все обдумав, он решил сдаться на милость правосудия, чтобы хоть немного облегчить свою участь.

– А почему это вы решили, что они убиты? – спросил Коваль.

– Приснилось, наверно? Сон вещий видел, а? – поднял голову от протокола Вегер.

– Слышал. Слышал, что их убили. Все слышали, и я.

– Слышал, значит, – хмыкнул, по своему обыкновению, Бублейников, который стоял, прислонясь к дверному косяку, и с высоты своего роста брезгливо рассматривал тщедушного белобрысого парня в грязных потертых джинсах и давно не стиранной футболке. – Когда слышал-то?

Самсонов повернулся к нему.

– Тогда же… Ну, утром, тогда же… На следующий день после того…

– После чего? – спросил Коваль.

Самсонов снова повернулся к подполковнику:

– Ну, после того, как их убили!

– А скрылись почему так стремительно, если ни в чем не виноваты? Зачем забрались в такую даль? Не иначе как прятались? От кого?

– Потому и прятались. Я не хотел – Длинный велел. Сказал, на нас могут подумать, – с готовностью ответил Клоун.

– Странно получается, Самсонов: отчего ж это именно о вас должны были подумать, а не о ком-нибудь другом?

– Не знаю, – проворчал Клоун. – Я правду говорю.

Бублейников насмешливо повел бровью:

– Свежо предание, да верится с трудом!

Клоун сморщил белый лоб, пытаясь понять, при чем тут какое-то предание.

– И все-таки, почему же собрались по тревоге? – строго спросил Коваль.

– Длинный уже сидел. Два раза. Вот и испугался.

– Но вы-то, Самсонов, судимости не имеете. Вам-то нечего бояться. Почему же скрылись вместе с Кравцовым?

Клоун только вздохнул.

– И вообще, почему в таком случае другие люди, тоже раньше судимые, не тронулись с места?

Клоун пожал плечами. Наступила долгая пауза.

– Чего ты дурачком прикидываешься? – не выдержав, взорвался Бублейников. – Отвечай, когда спрашивают! Вот уже и шапка на тебе горит!

Парень невольно коснулся своей нечесаной головы.

– Приятель твой все рассказал, – заметил капитан Вегер, нацелив ручку прямо в грудь Клоуна. – Сознался, что ходили к вдове Иллеш. Он умнее тебя.

Клоун в полной растерянности глянул на офицеров. Он не знал, как ему быть. Казалось, он сейчас запищит, как загнанный охотниками заяц.

– Мы хотели переждать, пока найдут убийцу. Я не убивал, – жалобно промямлил он. – Боялись, что засудят.

– Ты не убивал? – быстро спросил Бублейников. – Ладно. А кто же? Кравцов?

Клоун покачал головой.

– С вами еще кто-то был? – спросил Коваль.

– Нет.

– Так кто же убил? Святой дух?

– Не знаю.

– Ну что ж, начнем сначала, – спокойно произнес Коваль. – Расскажите о той ночи на шестнадцатое, все по порядку. – Он заметил жадный взгляд, брошенный парнем на зажженную папиросу. – Хотите курить?

– Если можно.

Коваль протянул ему «Беломор».

– Ну, были там, во дворе вдовы, – вздохнул Клоун, взяв папиросу. – Так что из того? Ну, зашли…

– Днем, через калитку?

– Нет, – Клоун опустил голову, – через забор. Ночью.

– Зачем же ночью да еще и через забор?

Клоун опустил голову еще ниже, так, что его нечесаные вихры совсем закрыли лицо.

– Ну что же ты глаза прячешь? – сказал Бублейников.

– Разрешите, я папиросу выкурю, – выпрямился Клоун. – Я вас прошу, – умоляюще взглянул он на Коваля, поняв, что именно он тут старший. – Я вам все скажу, только пусть они, – и Клоун со страхом покосился на Бублейникова, – меня не перебивают.

– Курите, курите, – разрешил Коваль.

Пока Клоун жадно глотал дым, капитан Вегер просматривал исписанные листы протоколов, а Бублейников куда-то вышел, демонстративно оставив двери полуоткрытыми, чтобы проветрить кабинет, где уже, как говорится, топор можно было повесить.

– А теперь, – сказал Коваль, когда майор вернулся, – кончайте, Самсонов, курить. А то уже и «фабрика» горит. Так зачем же вы пошли ночью к Иллеш?

– Я не убивал, – снова повторил Клоун. – Честно. Можете мне верить. – И он провел ногтем большого пальца по оскаленным зубам – это должно было означать, что он клянется. – И Длинный тоже не убивал. Мы хотели войти, а там уже кто-то был. В доме. Ну, мы и рванули оттуда. Больше ничего. Утром слышим – убийство. Мы перепугались, что на нас подумают, решили уехать. Переждать.

– А зачем вы ходили к Иллеш? Зачем?! – снова сорвался Бублейников. – С вами нечеловеческое терпение нужно иметь!

– И нужно-таки, – негромко заметил Коваль.

– Ладно, скажу, – вздохнул парень. – Вдову потрясти хотели.

– Вот так бы давно, Самсонов, – с облегчением вздохнул Бублейников. – Стало быть, признаетесь, что пошли грабить.

– Но мы ничего не сделали. Даже в дом не вошли. Я пальцем никого не тронул – клянусь! А утром Длинный говорит…

– Называйте подлинную фамилию, – перебил Клоуна капитан Вегер, уже дважды по ошибке вписавший в протокол кличку.

– А утром, – повторил Клоун, – Длинный, то есть Кравцов, говорит: «Давай сматываться – вдову укокошили!» Я ее не душил, не резал, зачем же мне отвечать?!

– Расскажите по порядку.

– Что говорить? С чего начинать?

– Начните с вечера.

– Были мы у Длинного, то есть, извините, у Жеки Кравцова, в карты играли, в очко. Потом пошли. Мы еще раньше договорились, что пойдем к вдове.

– В котором часу вы там были, у ее дома?

– Точно не скажу. Что-то около часа ночи. Пошли, значит, пришли…

Клоун говорил теперь, не останавливаясь, и капитан Вегер едва успевал записывать показания.

– Никого не встретили по дороге?

– Какая-то парочка на углу стояла. Под деревом, недалеко от дома. А может, еще кто-то был. Не присматривался.

– Дальше.

– Перелезли через забор.

– Ничего вас там не удивило, во дворе?

– Нет, – пожал плечами Самсонов.

– Как же вас собака не покусала? У Иллеш волк – не собака.

– А собака в сарае была заперта, оттуда и лаяла. Да так глухо, как из-под земли. Мы удивились с Длинным, а потом обрадовались. Можно еще папироску? Два дня не курил – уши опухли.

– Берите, – сказал Коваль, – и рассказывайте.

Клоун разговорился, оживился, выпрямился – словно с каждым словом сбрасывал камень с души.

– Ну, подошли тихонько к двери, – продолжал он. – А за дверью возня какая-то, кто-то шороху дает, а кто-то хрипит, словно душат его.

– Отчетливо слышали хрипение? – с сомнением переспросил Вегер, перестав писать.

– Сначала подумали, что показалось. Нервы все-таки. А потом слышим – еще и еще! Да так страшно, что мы – назад. И смотались.

– Ах ты, какие пугливые, боже ты мой! – проворчал майор Бублейников. – Перепугались, бедные, – и концы в воду.

– Когда назад лезли – я как раз на заборе был, – там кто-то закричал, да так, что у меня мурашки по телу забегали. Даже сейчас, как вспомню, – съежился Клоун, – плохо делается.

– Так сразу и бросились назад? – переспросил Коваль.

Клоун кивнул.

– И не заинтересовались, что там делается, в доме?

– Длинный сказал: «Тут мокрое дело…» Кто-то нас опередил.

– А вы тоже были готовы на «мокрое»?

Клоун испуганно вытаращил глаза:

– Мы по мокрому не работаем.

– Зачем же ножи прихватили? – спросил майор Бублейников.

– У меня не было ножа.

– А у Кравцова?

– Не знаю. Может, и был.

– А ему зачем?

– Может, замки ломать…

– А где выбросили эти ножи?

Клоун снова начал твердить: у него ножа никакого не было.

– А где тот, что вы вместе с Кравцовым сделали в мастерской?

– Я никаких ножей не делал.

Для предстоящей беседы с Кравцовым, которого Коваль справедливо считал главной фигурой в этой небольшой компании, было достаточно уже и того, что рассказал Самсонов, и подполковник решил пока оставить его в покое и отправить в камеру.

– Самсонов, вы рассказали немного правды, это хорошо. Это в вашу пользу. Но скажите вот еще что: вы вдвоем ходили к вдове Иллеш или втроем?

– Вдвоем! – И на лице Клоуна появилось такое выражение, будто бы он готов был землю есть, чтобы подтвердить свои слова. – Только вдвоем, только вдвоем, – повторил он.

– А кто такой Кукушка? – поинтересовался капитан Вегер.

Клоун словно поперхнулся и, глядя куда-то в сторону, пробормотал:

– Не знаю.

– Он не был с вами в ту ночь?

Чуть не сказал: «Нет, не был», – но своевременно сдержался. Однако подполковник Коваль так же, как Бублейников и Вегер, прекрасно видели растерянность Клоуна.

– Разрешите, Дмитрий Иванович, у меня еще кое-что есть, – обратился Бублейников к Ковалю, хотя тот уже вызвал конвоира.

Коваль кивнул.

– На что ты жил здесь три месяца? – спросил Бублейников парня. – На какие деньги?

– Два с половиной…

– Хорошо, два с половиной.

– Случайные заработки. На вокзале вещи носил. Курортникам. Чемоданы всякие, корзины.

– И тебе доверяли?

– Дрова пилил и колол.

– В мае и в июне?! Не мели чепуху!

– Есть такие, что в мае дровами запасаются.

– А скотину пасти не нанимался?

– Пробовал.

– К кому?

– На улице Духновича, на Лесной. Фамилий не знаю. Меня Длинный водил. Да не взяли.

– А к Иллеш?

– К убитой? Нет, не нанимался.

Бублейников выдержал паузу, многозначительно взглянул на коллег и сказал Клоуну:

– На этот раз ты, кажется, не врешь… Понял, что у палки два конца. А на какие деньги вы с Кравцовым разъезжали?

– Билеты он покупал. Я не знаю, на какие. Значит, были деньги. Он на «Водоканале» работал…

– Знаем мы его работу, – двусмысленно произнес Бублейников.

Вошел конвоир.

Клоун, не читая, подписал протокол, вернул его капитану Вегеру и, оглядываясь на неумолимо строгого майора и вытирая рукавом футболки потное лицо, вышел с конвоиром.

После короткого перерыва Коваль распорядился привести Кравцова.

– Ну что ж, – сказал подполковник, когда Кравцов по его разрешению опустился на стул и вытянул свои длинные ноги. – Все произошло так, как и предполагалось. Ваш приятель Самсонов признался, что ходили вы к Иллеш ночью, грабить ходили.

На неподвижном лице подозреваемого это сообщение не отразилось, разве только еле заметно шевельнулись полуопущенные веки и углубились уголки сжатых губ.

– Что вы на это скажете, гражданин Кравцов?

Кравцов ответил не сразу. Положив свои огромные руки на колени, он задумался, потом спросил:

– Долго вы его били?

– А вас бьют?

– Меня? Нет.

– Но ведь и вы сейчас признаетесь. Под давлением неопровержимых фактов.

Подозреваемый упрямо, как норовистый конь, мотнул головой и сверкнул холодными голубыми глазами.

– Самсонов показал, что вы лазили ночью через забор, что грабеж этот был задуман вами давно.

– Это не доказательство. Клоун берет на себя – его дело, а я при чем? Может, он и ходил грабить, и лазил через забор.

– Есть и объективные данные. Метеостанция дала официальную справку, что дождя днем не было, только вечером, – подполковник пододвинул поближе к Кравцову документ, но тот даже не взглянул на него.

– И наниматься к Иллеш ты с Самсоновым не ходил – все это записано в протоколе, – указал на стопку исписанной бумаги капитан Вегер. – А самое главное: есть свидетельство местного жителя – ты его знаешь, и я могу его назвать, – которого ты расспрашивал, много ли добра у Каталин Иллеш и зачем ей столько денег. Это тоже прямое доказательство…

Кравцов тяжело дышал, глядя в сторону.

– Как видишь: и прямые есть доказательства, и косвенные, и признание напарника. И – лучше поздно, чем никогда – сознаться самому, тогда и смягчающие тебе найдут, и высшей меры не получишь. Зачем она тебе, хоть ты ее полностью заслужил? – Произнеся эту тираду, майор Бублейников умолк, и вид у него был такой, словно он до конца выполнил свою миссию.

Длинный взглянул на майора, на Коваля, посмотрел на авторучку в руках капитана Вегера, готового записывать его показания, еще несколько секунд подумал и, громко вздохнув, сказал:

– Пишите.

И начал рассказывать о ночи на шестнадцатое июля…

Вегер быстро писал. Но вдруг его перо словно споткнулось, и он остановился: Кравцов слово в слово повторил то, что говорил Самсонов.

– То, что вы сказали до сих пор, не вызывает сомнений, – заметил Коваль. – Отправились с Самсоновым ночью грабить вдову Иллеш, перелезли через забор. А дальше путаете.

– Ничего я не путаю.

– Вы ведь не вернулись назад, – строго сказал майор Бублейников. – Как же это у вас получается – шли, шли и никуда не пришли?

– Я уже сказал: там кто-то был. Я на мокрое дело не пойду.

– С чего вы взяли, что там «мокрое» дело?

– Догадался.

– А уходили, говоришь, опять через забор?

– Да.

– Не ври! Можно было и через калитку выйти. Задвижка-то на ней изнутри, со двора. Зачем же рвать штаны на заборе?!

Кравцов не ответил.

– Ну так что же?

– Не знаю, – наконец выдавил из себя Кравцов.

– Ну ладно, – сказал Коваль. – Перелезли через забор, очутились на улице. Это они с перепугу, Семен Андреевич, – усмехнулся подполковник. – Но зачем же все-таки из города бежать, да еще так далеко?

– К вам в руки попадать не хотелось.

– Но ты же твердишь, что ни в чем не виноват! – воскликнул Бублейников.

– А попробуй докажи тут, в камере, что ты не верблюд. Знаем мы вас. Судимых сразу схватите. А мы там были, во дворе. И следы оставили. Кто нам поверит? Да еще с таким, как Клоун. Его прижми маленько, он сразу запищит. Так и получилось. У вас такая манера. Знаю. Вам лишь бы в сроки уложиться и дело закрыть. Я переждать хотел, пока вы тут настоящего убийцу найдете. А потом и вернулся бы.

– Хорошего вы мнения о милиции, нечего сказать, – заметил Коваль.

– Полжизни с нею дело имею.

– Я больше.

– Сравнили! – возмутился Длинный. – Шкура у меня одна, и справедливость вашу я на ней проверять не намерен.

Бублейников отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Где это видано – вот так разговаривать с убийцей, как делает это Коваль, который разрешает мерзавцу грубить, насмехаться! Так вот с преступником манежиться! Скоро, пожалуй, дойдет до того, что будут милиционера посылать за мороженым для арестованных. Как в оперетте! Дали бы ему с этим Длинным с глазу на глаз потолковать – всю спесь сбил бы сразу!