Текст книги "Враги по разуму"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Словно отвечая на этот вопрос, сзади раздался ироничный голос: – Что за шум, а драки нет?

Гал, извернувшись, оглянулся. Доктор Морделл как ни в чем не бывало стоял на пороге комнаты и с нескрываемым изумлением взирал на борющихся бессмертных и на бегущих зографовцев. Одна из очередей угодила ему прямо в грудь, но он этого даже не почувствовал, а только протер глаза, словно желая удостовериться, что все это ему не снится…

– Нет, разумеется, мне это не нравится, – сказал Морделл. – Но поймите меня правильно, Гал. Делать трагедию из того, что произошло, было бы величайшим нонсенсом…

– Как-как? – не понял Мальян, но мультилог только мельком глянул на него и снова повернулся к Светову.

– В конце концов, я отдал науке всю свою жизнь, – продолжал он, – а что такое жизнь с точки зрения вселенских величин? Жалкий отрезок времени, не более того… Ни одному человеку, занимавшемуся наукой, еще не удавалось лицезреть конкретные плоды своих усилий. Да, у каждого были ученики и продолжатели дела. Только слишком уж часто эти продолжатели после смерти учителя предавали его и перечеркивали жирной чертой то, что он завещал им… Теперь мне первому предоставлена такая возможность: доводить любое исследование до конца. И, по большому счету, я даже могу быть счастлив, что по стечению обстоятельств вы все-таки решились… э-э…

– Обессмертить вас, – подсказал Гал.

– Да, хотя это не научный термин, – сказал Морделл. Как Гал уже убедился, доктор больше всего не любил «ненаучных» формулировок. – Я бы предложил нечто вроде «этернелизации».

– Ну и как же вы сформулируете суть этого процесса, док? – осведомился Рол. Морделл прищурился.

– Что-нибудь вроде… ну, скажем… возведение длительности жизни субъектов в энную степень, где «эн» стремится к бесконечности.

– Как это стремится? – с подозрением спросил Рол. – Я-то считал, что наша жизнь теперь и так бесконечна.

– Не стоит придерживаться столь категоричных взглядов, – сказал ученый. – В конце концов наша Вселенная не так уж и бесконечна: вспомните хотя бы гипотезу о Большом Взрыве. – Мальян явно имел в виду, что у него есть свое представление о взрывах вообще, а тем более – о больших взрывах. – Дорогой мой, наш мир неуклонно сжимается и, рано или поздно, соберется в одну точку. Вы можете прогнозировать, что будет с нами после этого?

– И как скоро это случится? – спросил Рол.

– По приблизительным подсчетам, этак через несколько миллиардов мегалет, – с серьезным видом ответил Морделл.

Мальян с шумом выдохнул воздух из легких и стукнул кулаком по столику, да так, что на них подозрительно посмотрели с разных сторон.

– Ну, ты и загнул, док! – с восхищением воскликнул он. – Так бы сразу и сказал, что нас теперь голыми руками, да и не только голыми, ни одна сволочь не возьмет!.. Давайте за это и выпьем!

За это и выпили.

Они сидели в круглосуточном баре-автомате, затерянном в бетонно-пластиково-стеклянных недрах Интервиля, уже несколько часов.

Идею завалиться сюда выдвинул Рол. Доктор, едва они, наделав еще немало шума в «спецклинике» Зографова и побив пытавшихся помешать им охранников, выбрались в город, по простоте душевной предложил отправиться к нему домой. Однако Ролу и Галу хотелось посидеть спокойно, без всяких отвлекающих факторов в виде вооруженных людей и тайных наблюдателей.

Ночь уже была на исходе, и в баре кроме них сидели только самые стойкие завсегдатаи. При полной автоматизации здесь царила смертная скука – выручала компания. Они потягивали джин с тоником и беседовали на всякие разные темы.

Больше всего Гал боялся, что доктор, мягко говоря, неадекватно воспримет свое превращение. Но Морделл отнесся к нему неожиданно спокойно.

– С точки зрения системологии, любопытно вот что, – вдруг изрек Морделл. – Человечество является очень устойчивой системой. Эта устойчивость была обеспечена способностью человечества к адаптации по отношению к окружающей среде. Необходимость такой адаптации обусловливалась стремлением к выживанию. Но теперь человечеству больше не нужно приспосабливаться к изменениям внешней среды, и тут возникает закономерный вопрос: не приведет ли это к распаду системы на отдельные элементы?

Он, видимо, уже представлял себя на каком-нибудь симпозиуме, в перерыве между заседаниями беседующим, а может быть, и спорящим в кулуарах с коллегами.

Однако спорить с профессором Галу сейчас не хотелось.

– Какое это имеет значение, Вицентий Маркович? – с горечью спросил он. – Ведь пока что еще не все люди стали бессмертными.

– Станут, – зловещим голосом пообещал Рол. – Когда Чужаки нагрянут сюда, дело пойдет значительно быстрее.

– Ты думаешь, они все-таки нагрянут? – спросил Гал.

– А куда мы от них теперь денемся? – усмехнулся Мальян. – Победить мы их все равно не сможем, да и энтузиазм воевать у большинства населения пропал еще после первой волны похоронок… Вспомни, как это все начиналось.

Гал добросовестно вспомнил. Действительно, когда схватка с Пришельцами только началась и по всей планете был брошен клич: «Добровольцы, желающие спасти планету от гибели, – шаг вперед!» – люди видели в спейсерах чуть ли не героев всего человечества. О них снимались фильмы, писались книги, все лучшее, что было на Земле, шло на обеспечение военных действий… Со стапелей межнациональных военных заводов один за другим сходили боевые спейсеры, боеприпасы, вооружение и прочая техника… Один раз, когда он возвращался в училище после увольнения в форме курсанта ОЗК, ему попалась стайка девушек. Не успел он опомниться, как они, смеясь и восторженно щебеча, налетели на него, чтобы расцеловать в обе щеки…

Да, Рол был прав. Когда человечество осознало, что война будет не короткой, а затяжной, когда оно оценило размах потерь и ужаснулось величине потерь будущих, когда надежды на скорый разгром врага лопнули и пришлось подтянуть пояса, чтобы сообща прокормить, одеть и обеспечить всем необходимым Звездный Корпус, – вот тогда-то изменилось и отношение к войне и к людям, упорно ведущим ее. Все чаще стали роптать недовольные. Все больше раздавалось призывов любым путем прекратить войну и сесть за стол переговоров с «братьями по разуму». Все громче стали заявлять неизвестно откуда вынырнувшие личности, что, мол, только фанатики могут драться до конца и что интересы безопасности человечества требуют сдаться на милость Чужаков. Они даже в рабство были готовы пойти, лишь бы сохранить свою шкуру, капитулянты несчастные!

Причем в последнее время сторонники прекращения войны все активнее переходили от лозунгов к делу. Митинги, пикеты, демонстрации… Кампания пропаганды в оппозиционных средствах массовой информации… Прямой саботаж на предприятиях военно-промышленного комплекса и угрозы расправы с милитарами и руководством ОЗК… Наконец, массовый отказ молодежи идти на службу… дезертирство из рядов ОЗК…

– С учетом закономерностей исторического развития человечества очевиден следующий факт, – решительно заявил профессор Морделл. – Распад человечества на отдельные, хотя и бессмертные, личности угрожает, по существу, гибелью земной цивилизации. Будет утрачено и забыто все, что накапливалось веками, а самое главное – не будет больше ни науки, ни культуры, ни искусства!

– Что вы предлагаете, Вицентий Маркович? – резко спросил Гал.

Профессор вздохнул.

– Пока… хм-м… я бы предложил, – сказал он, – тост за человечество. За нашу цивилизацию!

Они выпили за цивилизацию. Потом – за каждого из ее представителей в лице присутствующих. Увы, и на бессмертных алкоголь возымел обычное действие, и разговор вскоре приобрел явно бестолковый характер.

– …Теперь, когда нам известно, каковы Пришельцы, мы можем смело утверждать, что цель их нападения на Землю – сделать людей такими, как они сами, – чуть заплетающимся языком объявил доктор Морделл. – То есть уподобить самим себе, – то бишь сделать бессмертными, вечными, неуязвимыми и так далее. Теперь понятно, почему им потребовалось начинать войну с человечеством. Ведь получается, что чем упорнее сопротивляются люди агрессии, тем быстрее Пришельцы выполнят свою миссию…

– Что-то я не понимаю, док, – сказал Мальян. – С одной стороны, вроде бы нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока Чужаки перещелкают своими адскими установками все человечество. А теперь выходит, что и сопротивление инопланетянам – на руку… Так что же делать?

– Извечный вопрос, – заявил профессор. – А извечные вопросы, как известно, еще никогда не решались положительно.

– Выходит, тупик? – настаивал Рол. – И не бороться с этими гадами нельзя, и от борьбы толку не будет. Куда ни кинь – всюду клин, так получается по-вашему, док?

– Не знаю, – сказал Морделл, уставясь на свой стакан с джином. – Знаю только, что я ничего не знаю… хе-хе… Это не моя мысль, но я ее полностью разделяю.

– Все это ерунда, – вмешался Гал. – Этак мы с вами ничего не решим. И вообще хватит заниматься пустой болтовней. Надо поставить перед собой конкретную задачу и последовательно действовать, чтобы ее выполнить…

– А что ты предлагаешь? – спросил Рол.

– Откуда мы знаем, каковы истинные цели Пришельцев, – раздумчиво начал Гал. – Мы зациклились на том, что они хотят сделать человечество бессмертным. А дальше? Каков их дальнейший замысел? Ведь должны же они иметь какие-то более глобальные цели?! И, возможно, хотя бы этому мы сможем как-то помешать – особенно пользуясь нашим нынешним состоянием…

– Если вы хотите рассматривать этот вопрос с научной точки зрения, – сказал Морделл, – то запомните: в науке нет слов «должен», «обязан» и так далее – это вам не армия… Настоящий ученый употребит слова «может», «способен» – и то с оговорками типа «видимо», «вероятно» и «предположительно»… Кстати, как вам такая гипотеза: никаких конкретных целей у Пришельцев, как и у человечества, нет?.. Что, выглядит абсурдом? А на мой взгляд, эта гипотеза логично объясняет некоторые… м-м… парадоксы в действиях наших противников. Ведь если исходить из предположения, что «Шар» существует вечно – по крайней мере с момента возникновения нашей Вселенной, – то это могло существенным образом определить и основные принципы мышления этого… гм… существа. Разум всегда обусловлен основами его существования. Почему человечество с тех пор, как стало разумным, постоянно изобретало цели своего существования? Только потому, что оно осознавало конечность жизни как каждого из людей в частности, так и самого себя в целом!.. Я вполне допускаю, что если бы по каким-то причинам люди с самого начала обладали бессмертием, они… были бы неразумны. По существу, разум возник на Земле для того, чтобы обеспечить выживание.

– Вы хотите сказать, док, что Чужаки не обладают разумом? – осведомился Рол.

– Да нет, – отмахнулся профессор. – Разум у них, конечно, наличествует – но он не подпадает под то определение, которое даем разуму мы. Это нечто иное, ребята. По всей видимости, «Шары» не всегда были бессмертными, а возникли на базе некой космической суперцивилизации. Обретя бессмертие, эти существа вынуждены были мыслить совершенно другими категориями. И то, что для нас, положим, как и для прочих разумных рас во Вселенной, составляет основу существования – борьба за выживание, непрерывность развития, прогресс, постановка и решение поэтапных задач жизнедеятельности – таких, скажем, как изменение внешней среды или адаптация к этой среде, или и то и другое, вместе взятое, – для «Шаров» может быть понятиями, лишенными содержания…

– Нельзя ли попроще, Вицентий Маркович, – потребовал Гал. – А то мозги набекрень сворачиваются от ваших рассуждений…

– Что ж, извольте попроще. Иными словами, то, что для нас является жизненно важным, для Пришельцев может быть чем-нибудь вроде игры. Игры в жизнедеятельность. Ведь совсем ничего не делать они тоже не могут – любой объект, а тем более мыслящий, осуществляет деятельность. Поэтому, вероятно, они вынуждены имитировать деятельность других цивилизаций, и вследствие этого в действительности, уподобляя себе других по форме, по содержанию, они уподобляются этим другим, и в этом диалектика их существования, которое вполне может составить даже некое подобие смысла их деятельности… А как называется деятельность, ставящая целью имитацию другой, истинной деятельности? Чем человек занимается в детстве, когда лишен возможности заниматься настоящей деятельностью?

– Игрой, – сказал потрясение Рол. – Слушайте, Вицентий Маркович, вы – гений. Теперь-то в голове моей все встало на свои места. Да за такую теорию вам Нобелевской премии будет мало!..

– Я, конечно, польщен, – вяло согласился профессор, – но не забывайте, что до теории моим рассуждениям еще очень далеко. Пока это – всего лишь одна из гипотез, которую нельзя подтвердить фактами…

– Да, но ее нельзя и опровергнуть, – сказал Мальян. – Да здравствует наука!

С этими словами он осушил свой стакан до дна, но Гал не последовал его примеру. В нем постепенно нарастало отчаяние.

– Красивая у вас получилась гипотеза, Вицентий Маркович, – недовольно хмыкнул он, навалившись грудью на край столика. – Только, к сожалению, она способна выбить почву из-под ног у любого, кто еще преисполнен решимости продолжать борьбу с Пришельцами. Между тем я по-прежнему считаю, что эта борьба должна продолжаться во что бы то ни стало!

– Но это бессмысленно, – удивился Морделл. – Это попахивает даже фанатизмом, дорогой Гал.

– Возможно, – упрямо сказал Светов. – Я, конечно, могу напоминать вам фанатика. Но меня смущает одно обстоятельство. В своих рассуждениях вы оперировали понятиями «человечество», «цивилизация» – этакими неопределенными множествами… системами. Я допускаю, что в науке следует оперировать этими абстрактными понятиями. Но лично для меня человечество – не пустой звук. Для меня это – живые, несчастные, в большинстве своем некрасивые, но – конкретные люди. И вот тот надравшийся субъект позади вас – человек… И родные Рола – люди… И моя мать – человек.

– И Зографов – человек? – с ехидством спросил Мальян.

– Да, и он тоже, – разозлился Гал. – Все разумные существа, которые живут на этой планете, – люди. И мне ясно одно: они нуждаются в защите. Защитить их в сложившихся обстоятельствах способны только мы с вами, бессмертные. И поэтому, если именно на нас ложится ответственность за исполнение этого долга, мы не имеем права стоять в стороне и смотреть, как гибнет цивилизация!

– Эк куда вы замахнулись, – с иронией протянул Морделл. – Вижу, что обретение бессмертия имеет еще одно следствие: манию величия. Осознав, что теперь он практически вечен, человек, ставший бессмертным, неизбежно проникается мыслью о своем великом предназначении. Позвольте вам заметить, Гал, что в этом отношении вы недалеко ушли от этого вашего Зографова.

– Ну зачем вы так, – смутился Светов. – Зографов – свинья и скотина, он-то совсем другие цели перед собой ставил…

– Но тоже глобальные, – сказал профессор. – Так-так… Ну и как же вы, позвольте спросить, собираетесь спасать людей?

– Очень просто, – отрубил Гал. – С оружием в руках.

– Один? – удивился доктор Морделл.

– Почему – один? В конце концов нас с вами уже трое. Если мы приложим определенные усилия, то рано или поздно найдем и других бессмертных.

– И вы считаете, что они пойдут за вами? – спросил мультилог.

– Эх вы, ученый, – с горечью сказал Гал. – Вы думаете, что людям прежде всего необходимо знание того, что происходит. А по-моему, им больше нужна вера. Если я заставлю их поверить в то, что борьба всегда имеет смысл, даже если она безнадежна, они пойдут за мной.

– Заставить поверить людей в успех безнадежного предприятия, – возразил профессор тоном прокурора, – можно только одним путем. А именно – посредством лжи. Вы что, собираетесь обманывать своих будущих соратников по борьбе?

– Если надо – да, – просто сказал Гал. – И по-моему, рассуждать об этичности этой лжи во спасение человечества не имеет смысла.

– Да вы страшный человек, Гал, – вскричал профессор. – Вы понимаете, что вы говорите?!. А вы подумали о том, что будет, когда ваша ложь вскроется?! Она не может не вскрыться, Гал! Через год, через два – но это рано или поздно произойдет! И тогда от вас отвернутся не только такие же, как вы, но и обычные люди!

– Все равно, – упрямо повторил Гал. – В нашем положении это лучше, чем то бездействие, на которое вы обрекаете нас своими изящными рассуждениями!

Он поднялся на ноги и посмотрел сверху вниз на своих друзей.

– Вы-то, надеюсь, поддержите меня? – спросил он, чувствуя холодок под ложечкой.

Профессор молча отвернулся. С ним все было ясно.

Гал взглянул в упор на Мальяна.

– Ну а ты-то, Рол, конечно же, идешь со мной? – спросил он. – Ты же присягал на верность своему долгу защиты планеты!

Лицо Рола внезапно исказилось, и он грязно выругался.

– Присягал! – выкрикнул он. – Потому что не представлял тогда, чем все это может обернуться. Черт побери, тогда, давая присягу желторотыми юнцами, мы все верили, что должны защищать людей. А теперь у меня больше этой веры, Гал, нет – понимаешь? Я всегда готов защищать тех, кто этого достоин. Но защищать это отребье, именуемое человечеством, этих подонков, погрязших в подлости, предательстве и разврате, – вот им! – Он сделал непристойный жест в сторону пьяных завсегдатаев бара. – И потом, в данный момент мне есть кого защищать, кроме них, ведь у меня – семья, Гал… И совсем не от Чужаков, а от наших доморощенных негодяев в лице Полковника и его подручных. Что, если они все-таки решат отомстить мне, пока я буду с тобой шастать по Земле?..

– Понятно, – отчеканил Гал, повернулся и, печатая шаг по пластику пола, направился к выходу.

Вот сейчас они меня окликнут, думал он, ощущая своей напрягшейся спиной взгляды профессора и Рола. Вот сейчас они рассмеются и скажут: да ладно, Гал, не обижайся, мы же тебя разыграть хотели, а на самом деле мы вместе с тобой, и мы всегда будем вместе!..

Но они его не окликнули.

– Это вы? – Глаза Нессы на секунду стали широкими-широкими, но она тут же сощурилась и ослепительно улыбнулась. – Заходите. Как хорошо, что вы пришли!

Она посторонилась, пропуская его в тесную переднюю.

Гал прошел, нерешительно топчась на месте и пытаясь заглянуть в комнату.

– Родители дома? – спросил он. Несса опять улыбнулась.

– Нет, они недавно ушли. Папа повез маму гулять. Ей врачи рекомендовали больше бывать на свежем воздухе – говорят, парализованным нужно как можно больше кислорода. Да вы проходите, не стесняйтесь… Пойдемте лучше ко мне.

Комнатка у нее была совсем крохотная. Метров девять, не больше. Тем не менее здесь умещались и головизор, и транспьютер, и кровать, и шкаф с книгами. И даже два кресла.

– Садитесь, – предложила Несса, на ходу проворно убирая с кресла что-то розово-кружевное и швыряя его в щель стенного шкафа. – Что-нибудь выпьете?

– Нет, спасибо. А что, мы так и будем на «вы»?.. В конце концов, знаем друг друга давно, так что пора и подружиться, – сказал Гал.

Мысленно он проклинал себя. И зачем я только притащился к ней? Одиночество заело, братец? Тебе не хватает женского, мягкого?.. Вспомни, кто ты и кто она, – и все станет на свои места. И останется только откланяться, извиниться и уйти подальше.

Но уходить, как ни странно, почему-то не хотелось. Почему-то он слишком устал за последнее время.

– Я почему-то была уверена, что мы с тобой еще встретимся, – говорила между тем Несса, присаживаясь на уголок кресла в опасной близости от Гала. На ней было простенькое домашнее платьице, отнюдь не скрывавшее ее стройных ножек. Гал старался не опускать взгляда, а смотреть девушке только в лицо. Или вообще на нее не смотреть. – Хорошо, что ты еще здесь, на Земле… живой… хотя что я говорю? – Она мило смутилась. – Рассказывай, где был, что делал?

Гал пристально посмотрел на нее.

– Ты хоть помнишь, как меня зовут?

– Конечно, – сказала она. – Гал… А фамилия – Светов. А что? Думаешь, я забыла?.. Настал черед Гала смущаться и краснеть.

– Нет-нет, что ты, – торопливо сказал он. – А насчет того, что я делал… Ходил. Просто ходил по белу свету. Массу городов и стран обошел, объехал и объездил…

– Тебе негде жить? – ужаснулась Несса. – Бедняжка! Устал, наверное!

– Да нет, дело не в этом… Просто я решил найти всех наших… ну, ты понимаешь. Таких, как я и как твой брат. Он, кстати, в последнее время не объявлялся?

– Не-ет, – протянула удивленно Несса. – А зачем? Зачем они тебе?

– Дело есть, – сказал Гал. – Я пытаюсь их уговорить… Они – милитары, Несса. И они еще не до конца исполнили свой долг перед человечеством.

– Ты уговариваешь их вернуться на войну?

– По-твоему, это подло? Но пойми, им уже ничто не грозит, так кому же, как не им, сражаться? Если бы мне удалось уговорить их, отпала бы необходимость множить и без того немалое количество обреченных на проклятую вечную жизнь! Тысячи ребят сейчас пытаются уклониться от призыва в армию – а их за это судят!..

Несса внимательно смотрела на него, склонив голову.

– Ну и как, – спросила она, – многих тебе удалось уговорить? Гал отвел глаза.

– Это не так просто, – пробормотал он. – Во-первых, их еще найти надо, а в их состоянии ни дома, ни жилища, ни приюта не требуется: летай себе вольной птицей без документов и без денег из одного уголка земного шара в другой!.. А во-вторых… Пойми, у них теперь совсем другое сознание, чем у обычных людей… Сначала я думал, что главное – это внушить им надежду. И я находил ребят и врал им про неизбежную победу и про то, что я якобы знаю способ борьбы с Чужаками… Я научился говорить так убедительно, что меня можно было бы использовать в качестве рекламного агента по продаже воздуха. Они соглашались со мной, что бороться надо, что спасти человечество надо и что это их долг, которому они присягали. Но потом почему-то не шли за мной. Понимаешь? Ссылались на какие-то неотложные делахотя какие такие дела могут быть у людей, пред которыми – вечность?.. У многих родные нуждаются в уходе и попечении – и на это они тоже ссылались… И тогда я уже стал жалеть, что затеял все это. Но раз начал – надо доводить до конца… Знаешь, потом я понял: нужно говорить им правду. И пусть сами решают и выбирают, что для них лучше: жестокая, безжалостная истина или ложная надежда… Как ни странно, дело пошло намного лучше, и сейчас у меня есть пара десятков ребят, на которых я могу положиться, как на самого себя…

Глаза у Нессы вдруг стали огромными и абсолютно непрозрачными, словно вода в омуте.

– Скажи, Гал, – искусственно спокойным, но все-таки чуть заметно дрогнувшим голосом спросила она, – а среди них нет Альгиса? Ты вообще где-нибудь встречал его?

Гал пожал плечами.

– Если ориентироваться по имени – то нет, – сказал он. – Но это не показатель, Несса. Многие, как я убедился, сменили свои имена и фамилии…

Она вскочила и стремительно распахнула дверцу шкафа с книгами. Что-то рухнуло на пол и рассыпалось бумажным ворохом, но Несса не обратила на это внимания. Через секунду она нашла то, что искала, и подала Галу.

Это был видеокадр, на котором высокий загорелый парень в белой рубашке и шортах отбивал теннисной ракеткой мяч. Лицо его хорошо было видно во всех ракурсах, и Гал его сразу узнал. Это был один из подручных Зографова, с которым ему пришлось бороться в коридоре «спецклиники» полковника при спасении доктора Морделла. Однако сказать об этом девушке он никак не мог. Не имел права. Так и не досмотрев, дотянется ли Альгис до мяча, Гал вернул открытку Нессе и покачал головой.

– Нет, – сказал он, – не видел.

Несса присела на корточки и стала собирать разлетевшиеся бумаги. Он встал с кресла и тоже присел, чтобы ей помочь, и увидел, что руки у нее дрожат, и губы тоже, а в янтарных глазах стоят круглые, как стеклянные горошины, слезы.

– Несса, – сказал он, тупо вперившись взглядом в ее круглые колени, которые почему-то оказались у него перед носом. – Я клянусь тебе, что когда… что если случайно встречу твоего Альгиса, я не буду предлагать ему то, что предлагаю другим. Я просто дам ему пару раз по морде за то, что он заставляет тебя и твоих родителей мучиться! И пускай он не почувствует боли от удара, но, может быть, в нем проснется боль от чего-то другого?..

Она подняла голову и откинула назад свои пышные волосы, разметавшиеся по плечам. В глазах ее уже не было слез.

– Гал, – прошептала она. – Ты… ты такой… Поцелуй меня. Пожалуйста!..

Она закрыла глаза и всем телом подалась к Светову. Гал ощутил, как горячее дыхание вырывается из ее губ и опаляет его лицо нестерпимым жаром.

Руки, помимо его воли, потянулись обнять ее за узкие, хрупкие плечи, но он сжал кулаки так, чтобы ногти впивались в ладони, забыв о том, что боли он все равно не чувствует…

Неужели я не имею права теперь даже на любовь, подумал он. Ведь Коры все равно давно уже нет, и кто тебя осудит, если и Несса любит тебя – это заметно, – и ты любишь ее?!. Но он вспомнил слова Нессы, сказанные ею при первом их знакомстве: «Я хочу иметь детей», и ему стало скверно. А что, если изменение в моих генах никак не повлияло на способность делать детей? Что, если она когда-нибудь действительно забеременеет от меня? Не осложняй свою жизнь, братец, возьми-ка себя в руки. Ты же – милитар, бессмертный воин, которому не положено иметь родных и близких.

И он резко встал и сказал, не слыша своего голоса: – Что ж, спасибо за гостеприимство, Несса. Мне пора…

Она тоже поднялась, и в глазах ее он прочитал такую безмерную боль, от которой ему стало не по себе.

– Гал, – сказала она. – А меня ты возьмешь с собой на войну?

– Зачем? – глупо спросил он.

– Я тоже хочу стать бессмертной, – сказала она. – Чтобы всегда быть с тобой…

Это было окончательное признание. Он давно уже не испытывал боли, но сейчас она охватила его и скрутила изнутри мягкой когтистой лапой, и, чтобы хоть как-то избавиться от нее, он, не говоря ни слова, повернулся и пошел к выходу.

Несса не стала провожать его. Она проводила его взглядом в спину.

* * *

Это было уже совсем в другом городе – Гал давно путал их названия.

Он лежал в гостиничной кабине на сто пятнадцатом этаже и смотрел в окно на звезды. Как ни странно, но на такой высоте почему-то казалось, что звезды отсюда не ближе, а еще дальше, чем когда смотришь на них с земли. Браслет настойчиво жужжал зуммером вызова и слегка покалывал в запястье – на тот случай, если бы Гал спал.

Не буду отвечать, подумал Светов. Ну их всех к черту! Какое им дело до меня? Опять будут просить сделать кого-то бессмертным. Почему-то им кажется, что бессмертие подобно зубной пасте: если веришь рекламе – решишь все проблемы. Им и в голову не приходит, что это, наоборот, начало всех проблем. Да, конечно, каждый боится смерти. И каждому хочется перехитрить природу, обмануть все физические законы – и увековечить себя во плоти. А потом приходит отрезвление. Оно неизбежно, ведь, только обретя неуязвимость, начинаешь понимать: ты как бы приговорил себя стоять на берегу, от которого отплывает в вечное путешествие корабль, на борту которого – все остальное человечество.

И в этой связи еще не известно, кому из нас легче: мне, имеющему возможность дотянуться до пассажирской палубы и высадить на берег кого-нибудь из пассажиров, или таким, как Альгис, брат Нессы, которым остается только быть пассивным провожающим уходящего навсегда корабля…

На всей Земле нас, которых Пришельцы сделали бессмертными, пока несколько тысяч. Что же будет, когда они в конце концов сомнут наше жалкое сопротивление (а большинство людей им в этом с удовольствием поможет) и начнут раздавать бессмертие направо и налево? Держиморде и закоренелому преступнику… Президенту и рабочему… Порядочному и негодяю… Дряхлому старику и грудному младенцу… Это у людей, да и то не у всех, а лишь у таких ненормальных, как я, возникают сомнения насчет справедливости распределения всяческих благ. А они – не люди, и едва ли им присущи терзания выбора… М-да-а, страшно себе представить. А еще страшнее потому, что это, если не тешить себя иллюзиями, неизбежно. Противостоять им мы долго не сможем, потому что с каждым днем этого неравного противоборства таких, как они, на Земле становится все больше, а таких, как эта Несса, как Кора, как Морделл, как я, наконец, – все меньше и меньше…

Браслет продолжал жужжать, будто свихнулся. Гал ругнулся и нажал кнопку ответа.

На экранчике величиной с ноготь мизинца вырисовалось лицо доктора Морделла.

– Легки на помине, доктор, – сказал мрачно Гал. – Я тут как раз думал о вас. Долго, значит, жить будете…

С чем вас и поздравляю, мысленно добавил он. Ведь долго – это все-таки не вечно…

Вицентий Морделл был явно взбудоражен. Настолько, что проигнорировал все последующие вопросы Светова, в частности, о том, как ему удалось вычислить номер его персональной связи.

– Голубчик мой! – с ходу закричал он, глотая окончания слов. – Вы не представляете, как вы мне сейчас нужны! Скорее! Берите аэр и немедленно прилетайте ко мне!

– А в чем, собственно, дело?

– Мне с большим трудом удалось его вынести из лаборатории!.. Всего лишь до утра!.. Вы не представляете, чего мне это стоило!.. Но утром я должен его вернуть во что бы то ни стало – иначе с меня потом голову снимут!

– Кого – его? – не понимал Гал.

Выяснилось, что речь идет о каком-то сложном электронно-контрольно-измерительно-анализирующем приборе весом в добрых полсотни килограммов (Гал представил, как профессор, озираясь по сторонам, тащит этот груз из последних сил, завернув в какую-то тряпку, через проходную своего «ящика»). Прибор – не то микролептометр, не то синхрофазомодулятор, Гал тут же забыл его название – мог пригодиться, по мысли Морделла, для исследования свойств черного луча Уподобителя, которым владел Светов.

Когда Гал это уяснил, ему стало смешно.

– Послушайте, Вицентий Маркович, – сказал он, сдерживая невольную улыбку. – Неужели вы думаете, что я соглашусь стать подопытной свинкой в ваших руках?

– Вы не поняли, Гал! – закричал Морделл. – Вы так ни черта и не поняли!.. Речь идет не о вас, а о вашем… гм… приборе! И не об официальном обследовании в секретных лабораториях спецслужбы… Я, лично я буду этим заниматься и, клянусь, результаты и свои выводы буду держать в абсолютном секрете – от всего мира, поймите, дебил вы этакий!..

Судя по последнему эпитету, профессор был уже вне себя от жажды научного познания.

– Тогда зачем это вам? – осведомился Гал. – Если какое-либо знание скрывается от всего человечества, это не знание, а его слабое подобие. Вы же сами мне когда-то это говорили, вспомните!..

– Не будьте идиотом, – прошипел Морделл. – Я же хочу помочь тысячам таким, как мы с вами!.. Следует уяснить – прежде всего для себя, – как достигается это бессмертие. Если же мы поймем, каким образом универсальные природные законы, в том числе и закон сохранения энергии, нарушаются, то мы сможем понять, как с этим бороться! Вы понимаете, к чему я клоню?