Текст книги "Сеть для игрушек"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Глава 4

Когда я вернулся домой, на часах было уже около двенадцати ночи.

На этот раз я был трезв и поэтому решил поставить машину на подземную стоянку, находившуюся в подвале дома.

Помещение стоянки представляло собой обширный зал, разделенный на отдельные боксы бетонными опорами, между которых стояли машины. Когда-то освещение здесь было достаточно ярким, но перегоревшие лампы давно не меняли, и поэтому углы подвала скрывались в тени.

Мои шаги гулко отдавались по бетону. Голова у меня гудела – видимо, вследствие усталости и тех неприятных сюрпризов, которые сегодня сыпались на меня горохом, – и я предвкушал, как сейчас поднимусь к себе, приму душ, а потом с банкой пива расположусь перед экраном стереовизора и буду следить за перипетиями сюжета интер-сериала до тех пор, пока глаза не слипнутся от сна.

Уцелевшие лампы светили мне в спину, и тень моя удлинялась передо мной с каждым шагом. Вдруг я заметил, что она приобретает какие-то необычные очертания и остановился. Вскоре до меня дошло, что на мою тень накладывается еще чья-то, чужая, и горло мое пересохло, потому что это могло означать только одно: сзади кто-то стоит. Однако, ни шороха, ни звука за своей спиной я не слышал.

Я выхватил из кобуры пистолет и прыгнул в сторону, переворачиваясь в прыжке так, чтобы еще в полете можно было выстрелить по тому, кто стоял сзади меня.

Но сзади никого не оказалось. Только где-то за соседними машинами отчетливо звякнул металл.

Я ужом скользнул в промежуток между машинами и прижался к холодной поверхности дверного люка, прислушиваясь к шорохам. Сердце учащенно билось, по вискам ползли противные струйки пота. Я осторожно выглянул в центральный проход, и мне показалось, что в ту же секунду за крайний автомобиль мелькнуло что-то темное. Я нажал на курок, и пуля выбила кусок бетона из стены, с дребезжанием лопнувшей струны отрикошетив в сторону.

Я прекрасно понимал, что стрелять наугад не имело никакого смысла, но все-таки выстрелил еще раз, и крайний автомобиль с шипеньем выпустил воздух из пробитой шины. Скорее всего, неосознанно я пытался дать понять тому, кто меня преследовал, что меня не возьмешь голыми руками.

Надо было что-то делать, а не сидеть в укрытии, ожидая, пока противник доберется до меня. Поэтому я выбрался в крайний проход и двинулся на четвереньках к выходу, то и дело замирая в готовности пустить в ход оружие.

Внезапно что-то щелкнуло, лампы на потолке мигнули и погасли. Стоянка погрузилась в кромешную тьму. Тот, кто охотился за мной, видимо, имел инфракрасные очки, и теперь получил то же преимущество надо мной, которое имеет зрячий над слепым.

Я представил, как я буду метаться в темноте, а маньяк будет насмешливо наблюдать за мной, а потом, когда ему надоест забавляться со мной, как кошке с мышкой, укокошит меня способом, не оставляющим следов, отвезет в багажнике машины до озера и утопит там с камнем на шее… Страх от этих мыслей куда-то пропал, а появилась почти спортивная злость. Рано радуешься, придурок, думал я, продвигаясь наощупь в темноте. Я все-таки кое-чему научился в этой жизни, и ты напрасно считаешь, что тебе без труда удастся расправиться со мной… В кармане я нащупал зажигалку и зажал ее в свободной руке.

В темноте терялись все представления о пространстве и о своем местонахождении в нем. Наверное, такие же ощущения возникают у пилота самолета, летящего в облаках, когда по каким-то причинам отказывают все приборы. Несколько секунд спустя я не мог бы с уверенностью сказать, где находился и далеко ли до меня стены, продвигаюсь ли я вперед или топчусь по кругу…

Уверенным можно было быть в одном: кто бы ни был субъект, подкарауливший меня в этом бетонном склепе, он не будет тянуть резину. Если, конечно, у него есть хоть капля сообразительности. Зрение быстро адаптируется даже к самой непроглядной тьме, поэтому до Демиурга – или тому, кто выдавал себя за него, – должно было дойти, что вскоре я буду не таким уж и слепым…

Везет же мне на схватки в подвалах, подумал я, вспомнив ту переделку, в которую угодил много лет назад в подвале аптеки.

Я оказался прав.

Колено мое с размаха ударилось о какой-то угловатый выступ – по-моему, это был бампер машины – и тут же слева от меня раздался подозрительный шорох. Пришлось на время забыть про ушибленную ногу.

Я резко присел и, выбросив руку в том направлении, откуда донесся звук, щелкнул зажигалкой. Язычок пламени выхватил из мрака кусок пространства, и я увидел только чью-то руку, которая сжимала какой-то странный предмет, похожий на пистолет, но с эллипсоидным утолщением посреди ствола. Лицо незнакомца оставалось во мраке. В тот же миг над моей головой словно пронесся сильный порыв ветра, который задул огонек зажигалки. Я выстрелил наугад во тьму, но, видимо, промахнулся, потому что звука падения тела на бетонный пол не последовало.

Выстрелить второй раз противник мне не дал. По моей руке что-то с силой ударило, пистолет вылетел и с грохотом брякнулся на пол. Чтобы не быть в роли пассивного наблюдателя того, как меня будут убивать, я нанес ответный удар ногой в темноту и попал. Однако мой невидимый соперник не издал ни звука, словно я сражался с роботом, не испытывающим ни боли, ни иных человеческих чувств.

Меня ударили в солнечное сплетение с такой силой, что дыхание мое остановилось, и я скрючился в три погибели, пытаясь как можно быстрее прийти в себя. Холодные руки обвили мою шею сверху удушающим захватом, перед глазами поплыли разноцветные пятна, и я понял, что еще немного – и от меня останется только бездыханная оболочка. Вместо того, чтобы безуспешно пытаться ослабить железную хватку противника, я подался вперед, нащупал перед собой его ноги, вцепился в них обеими руками и попытался сбить с ног «невидимку» толчком плеча. Незнакомец, однако, устоял и еще сильнее сдавил мою сонную артерию. Однако, пытаясь сохранить равновесие, он навалился на меня всем своим телом, и мне ничего не оставалось, кроме как использовать эту силу инерции в соответствии с законами физики. Уже почти теряя сознание, я ухитрился просунуть голову между ног нападавшего, а затем, помогая себе руками, резко распрямился, совершая рывок, как штангист, поднимающий рекордный вес – впрочем, вес моего противника действительно был немалым.

Захват на моей шее ослаб, и тело нападвшего, скатившись по моей спине, с грохотом рухнуло на пол. В других условиях я бы не дал ему подняться на ноги, но когда тебя долго душат, а потом ты выкладываешься весь ради одного-единственного движения, то не скоро удается восстановить силы. Я уцепился рукой за невидимую в темноте машину, жадно хватая ртом воздух, и в это время позади меня хлопнула дверь. Только теперь я припомнил, что на случай пожара на стоянке имелся запасной выход на поверхность.

Придя в себя, я, выставив руки перед собой, нашел в стене стальную дверь и потянул ее на себя. Глаза мои резанул показавшийся ослепительно-ярким свет, а далеко наверху отчетливо слышался топот ног бегущего по ступеням лестницы человека. Можно было бы, конечно, попробовать догнать его, но дыхание мое еще не восстановилось до конца.

Поэтому я вернулся на стоянку, поблуждав во мраке с зажженной зажигалкой, обнаружил рубильник на стенном щите и включил в подвале свет. Потом прошел на место нашей схватки и принялся исследовать пол. Пистолет свой я обнаружил сразу. Немного погодя я нашел и тот предмет, которым был вооружен мой противник. Теперь, при свете, я смог изучить его. Мне хватило и одного взгляда, чтобы понять, каким образом преступнику удавалось отправлять людей на тот свет, не оставляя от них ни следа. Для этого вовсе не требовалось ни топить их тела с грузом на шее на дне Озера, ни закапывать под покровом ночи в городском парке, ни растворять останки несчастных в серной кислоте. Это раньше маньяки выходили на охоту за людьми, вооружившись топорами, опасными бритвами, удавками из гитарных струн и прочими примитивными средствами умерщвления. Теперь научно-техническая революция предоставила в их распоряжение куда более эффективные и совершенные средства, чтобы пачками и незаметно убивать людей в условиях мегаполиса.

Все еще держа странный пистолет в руках, я бросил взгляд на стену подвала и только теперь понял, что за ветер прошелестел над моей головой в тот момент, когда я осветил своего противника огоньком зажигалки. В стене, на уровне человеческого роста, виднелось почти идеальное круглое отверстие, диаметр которого составлял не менее полметра, и края его не были оплавлены, как это бывает при попадании лазерного луча, а на полу под ним не было ни осколков бетона, ни крошек, ни пыли. Словно стена была сделана из бумаги, и этот круг аккуратно вырезали из нее ножницами, чтобы потом выбросить в мусорную корзинку…

Пистолет-атомайзер – вот что было в арсенале у злодея по кличке Демиург. Не так давно по страницам мировой печати промелькнуло сообщение, что одна из оружейных фирм получила патент на производство бесшумного и принципиально нового оружия, стреляющего не пулями и не лазерными лучами, а пучком античастиц, нарушающих связи между атомами в молекулах вещества, из которого состоит цель. В результате такого «выстрела» объект с массой в несколько сот килограммов просто-напросто превращается в облачко атомов и перестает существовать как физический объект. Пока в ООН велись ожесточенные дискуссии, относить ли данное оружие к категории особо опасных, а потому подлежащих запрету средств массового уничтожения, фирма проводила испытания атомайзера и, судя по тому, что он каким-то образом оказался в руках Демиурга, результаты были высоко оценены специалистами.

Я осторожно опустил атомайзер в карман. Как возможная улика или ниточка, ведущая к маньяку, он все равно не годился. У меня появилось предчувствие, что в ответ на мой официальный запрос никто не сможет мне дать разъяснений, как это чудовищное, сверхзасекреченное оружие оказалось в Интервиле, да еще в руках охотника на людей… В итоге, атомайзер будет у меня изъят представителями службы безопасности. Вместе с объяснительной запиской по поводу того, как он попал ко мне, и письменным обязательством не разглашать государственной и военной тайны… А дактилоскопическая экспертиза тоже ничего бы не обнаружила, потому что собственной шеей я убедился, что преступник был в перчатках.

Но самое большое разочарование, граничащее с мурашками по спине, ждало меня впереди. Я исползал весь тот участок пола, на который должен был приземлиться маньяк после моего броска через спину, но не обнаружил там ни малейшей зацепки. Ни мельчайшей капельки крови, ни волоска не потерял этот сукин сын, шмякнувшись мордой о бетон!.. Поневоле создавалось впечатление, что против меня действовал не человек, а дьявол в образе человека. Призрак во плоти. Гомункулюс, выведенный в какой-нибудь секретной лаборатории. Робот-убийца, наконец… Эту череду псевдонаучных гипотез можно было продолжать до бесконечности, но я не стал больше ломать голову, а отправился к себе.

Ночь – вернее, остаток ночи – я провел скверно. Мало того, что битых два часа я проверял свою квартиру на предмет скрытых микрофонов и мини-компов, так еще и сон, который мне приснился, был весьма разнообразен по части кошмаров. То мне снилось, что человек в черном стоит у моего изголовья, и тень от него покрывает меня зловещим саваном (в этот момент я очнулся в поту и с частотой пульса, как у бегуна-марафонца в середине дистанции). То я бродил по каким-то развалинам, усеянным жирным пеплом и полуобгоревшими трупами, в поисках хоть одной живой души, а когда наконец заметил далеко впереди бредущую фигуру в плаще с капюшоном и нагнал ее, чтобы расспросить, каким образом Интервиль постигла участь Помпеи, то из-под капюшона в меня вперились пустые глаза манекена, в руке которого был зажат атомайзер…

Я с большим трудом отделался от навязчивого сна, когда еще только начинало светать и решил больше не смыкать глаз, хотя чувствовал разбитость во всем теле. Не успел я сварить себе кофе, как грянул сигнал вызова на связь.

Как ни странно, но это был не дежурный по Управлению, спешивший обрадовать меня сообщением о новом ЧП в городе, и даже не Демиург.

Это оказался Сева Башарин, который, судя по его возбужденному виду и синим кругам под глазами, тоже провел эту ночь не уткнувшись в подушку, а в трудах праведных.

– Рик, – сказал он таким голосом, что я вмиг позабыл события минувшей ночи, – немедленно садись в машину и дуй ко мне!

– Это еще зачем? – осведомился я. – Если чтобы пообщаться на какую-нибудь умную тему, так, по-моему, для разговоров у нас есть более подходящее время… Или у тебя началось недержание речи?

– Не будь идиотом, Рик, – перебил меня Сева, и по его тону я понял, что ему сейчас не до шуток. – Я тебе говорю, приезжай – значит, так надо… И срочно, потому что это очень важно для всех нас и, прежде всего, для тебя, Рик!

– А ты где сейчас? В Управлении? – глупо спросил я, хотя и сам уже видел, что за взлохмаченной головой Севы отсутствуют какие-либо пробирки и приборы.

– Я жду тебя дома, – сказал Сева. В этот момент за пределами экрана послышался какой-то звук, и он повернул голову, прислушиваясь.

– Тут кто-то мне в дверь названивает, – немного погодя сообщил мне Сева. – Будто с цепи сорвались, честное слово!.. Ладно, ты не задерживайся, Рик.

Перед глазами у меня все поплыло, и я сразу вспомнил свой горький опыт. Те сволочи, против которых мне всю жизнь пришлось играть, свое дело знали четко. Сначала это была Люция, супруга моего дружка Слана. Потом они расправились с Баглаем. Потом был еще Лент Талбанов… Людей убирали в тот самый момент, когда они получали исключительно важную информацию о Воздействии и пытались донести ее до меня или до кого-нибудь еще. Теперь, значит, у них на мушке был Сева. Проклятый город, в нем все прослушивалось и просвечивалось насквозь, и ничего с этим нельзя было поделать, ничего!..

Я с досадой вдарил кулаком по столу, не чувствуя боли, и заорал что было силы:

– Постой, Сева!.. Не отключай визор! Никому не открывай, никому!.. Ну, я прошу тебя, слышишь?! Сукин ты сын, Сева, тебя же убьют!..

Но было поздно, экран погас. Я тут же ткнул в клавишу, чтобы снова вызвать Севу на связь, но на другом конце линии никто не подошел к аппарату.

Мне оставалось только усиленно внушать себе, что хоть в этот-то раз я не опоздаю – просто было бы черной несправедливостью, если бы и Севу я нашел уже мертвым. Хотя от этого самовнушения спокойствия не прибавлялось…

Глава 5

– Нагнал же ты на меня страху, дружище! – сказал я Севе.

– Я? – повторил он с удивлением. – Причем здесь я? Это все твои кровавые мальчики в глазах, Рик!.. Я же тебе говорил, в последнее время ты сходишь с ума. Впрочем, все мы сходим с ума, каждый по-своему…

Не ты первый сообщаешь мне эту новость, устало подумал я, но вслух эту мысль не озвучил. Если я и схожу с ума, то этот процесс слегка затянулся: с того самого момента, когда я ввязался в эту бучу с геймерами, каждый из тех, с кем мне приходилось иметь дело, рано или поздно, приходил к аналогичному выводу. «Вяло текущая шизофрения» – кажется, есть такой термин у психиатров. Интересно, к чему она течет: к выздоровлению или окончательному помешательству? Гм… Помнится, у нас в Университете один студиозус-прогульщик принес «справку от врача», которую сочинил сам после долгих консультаций с медицинскими справочниками: «Отсутствовал в школе всю неделю, потому что болел сифилисом»…

Я чувствовал, что мысли мои устремились вовсе не туда, куда следует, но ничего с этим поделать не мог. Вероятно, это была запоздалая защитная реакция сознания на стресс, который я перенес, пока летел на бешеной скорости на другой конец города, желая только одного: застать Севу еще живым – пусть раненым, пусть изуродованным, но живым!.. И еще я мечтал застать у его тела тех, кто нанес ему предрассветный визит. Почему-то эти люди представлялись мне похожими на Клура – с виду неуклюжими, но на самом деле с отработанными долгой практикой рефлексами и навыками превращения человека в развалину без особых подручных средств…

Однако, оказалось, что тревога была ложной. Просто сосед Севы – некто со странной фамилией Бляс, – имевший обыкновение просыпаться вместе с птицами, вернулся с утренней пробежки по ближайшему парку и обнаружил, что у него закончились запасы кофе, за каковым он немедленно и без зазрений совести поперся к Башарину.

Сева, удовлетворив кофейного маньяка, тут же перезвонил мне, но меня уже не было дома, а наручный визор я впопыхах, конечно же, забыл захватить с собой…

– И потом, – продолжал Сева, – еще неизвестно, кто на кого страху нагнал. Например, когда ты ворвался ко мне с пистолетом в руке, с выпученными шарами на белом лице и ринулся прыгать из комнаты в комнату, как какой-нибудь классический шериф в задрипанном городишке Дикого Запада, я точно чуть копыта не отбросил!.. Знаешь, мне в голову полезли твои же россказни о делах давно минувших дней, и я даже подумал: а что, если они и Рика сделали марионеткой?

– Ладно, ладно, – пробормотал я, – будем считать, что инцидент исчерпан. Ты давай, рассказывай, не тяни.

– Может, заодно позавтракаем? – предложил Сева. – Я сейчас кофейку покрепче заварю, а то башка после бессонной ночи отказывается функционировать… Подожди, я проверю, осталось ли у меня что-нибудь после налета Бляса.

Он отправился на кухню, а я вздохнул и огляделся. Интерьер, в котором обитал мой друг, назвать унылым было нельзя. Наоборот, здесь все было, будто нарочно, разбросано так, чтобы вызвать у посетителя невольную улыбку. Так, высокочастотный паяльник вызывающе торчал из книжного шкафа, на стене, на самом видном месте, красовался мятый женский бюстгальтер огромного размера, компьютер в сочетании с мощным анализатором обретались на голом полу в центре комнаты, зато письменный стол вместе с бумагами и толстенными фолиантами был зачем-то накрыт выцветшим гобеленом. Алогизмов в квартире у Севы было полно, но, как ни странно, проведя здесь немного времени, любой здравомыслящий человек начинал вдруг ловить себя на мысли, что успел привыкнуть к подобному хаосу и что, самое ужасное, ему такой беспорядок нравится гораздо больше, нежели своя собственная, словно вылизанная собачьим языком, среда обитания…

Сева вернулся, трудолюбиво таща перед собой поднос, до отказа заставленный тарелочками с бутербродами, чашками, кофейником и прочими причиндалами. От коньяка и прочих спиртных напитков я наотрез отказался, но Сева и не настаивал. По-моему, ему гораздо больше нравилось пить со мной в своей гнусной лаборатории, чем в домашней обстановке.

Уничтожив в два приема гигантский сэндвич и с шумным прихлебыванием отпивая горячий кофе, он стал рассказывать, что заставило его вызвать меня в столь ранний час на связь.

По словам Севы, всю ночь он корпел над медальоном с «заглушкой», который я дал ему накануне. Он разобрал всю электронную начинку до последнего винтика, он облазил все технические справочники от корки до корки, он даже звонил какому-то знакомому физику в три часа ночи с просьбой дать ему краткую консультацию – в общем, просьбу мою он исполнил очень добросовестно. Когда все доступные ему методы экспертизы были исчерпаны и он сидел в тупом изнеможении, пялясь на крохотные детальки демонтированной микросхемы, ему наконец пришла в голову одна идея, но чтобы ее проверить, Севе пришлось посреди ночи пешком (такси он так и не сумел поймать) переться в Управление, уламывать дежурного вскрыть лабораторию и проводить какой-то там молекулярный анализ в области скрытого спектра одной малюсенькой детальки, которая входила в состав микросхемы «заглушки».

– И знаешь, что показал анализ? – возбужденно вскричал Сева, который к этому моменту успел напрочь забыть и о бутербродах, и о давно остывшем кофе.

– Предполагаю, – нарочито спокойным тоном ответил я. – Какую-нибудь бяку вроде проводника Воздействия.

– Ты что, знал об этом с самого начала? – с таким подозрением осведомился Сева, что я чуть не расхохотался.

– Ну-у, – менторским голосом протянул я, – знать не знал, но подозревал. Как в анекдоте про то, как два генерала загадывали друг другу загадки, и один из них спрашивает: «Что такое: большое, бронированное, с башней, пушкой и гусеницами, начинается на „та-“, а заканчивается на „-нк“?»… Помнишь?

Но Сева только отмахнулся от всех анекдотов в мире небрежным жестом. Плевать ему было сейчас на юмор, этому гению полицейской экспертизы.

Он принялся объяснять, в чем состояла суть его открытия, но, признаться, из его объяснений я ни черта не понял. Вроде бы внутренняя поверхность этой детальки, наименование которой сразу же вылетело из моей головы, одурманенной в результате скверно проведенной ночи, была покрыта каким-то кристаллическим веществом R-образной структуры (мне это говорило не больше, чем химическая формула воды для ребенка, только что освоившего азбуку), и это вещество по всем параметрам способно было при определенных раздражителях проводить и многократно усиливать психогенное излучение. Что-то вроде электронно-химического наркотика…

– Представляешь, Рик? – воскликнул Сева, от волнения снова хватая бутерброд и принимаясь поедать его с такой скоростью, будто год голодал на необитаемом острове. – Мгм… ммм… умгу?

Он, определенно, был доволен собой, но никак не мог взять в толк, что я далек от ликования. Своим открытием он подтвердил мои самые худшие подозрения, только и всего.

– Ты жуй почаще, – посоветовал я, – не дай Бог, подавишься… Значит ли это, мой ученый коллега, что таким образом неоспоримо доказан тот факт, что медальон служил инструментом Воздействия?

Он наконец справился с бутербродом и принялся мне азартно объяснять, что, во-первых, ничего неоспоримого в науке нет и быть не может; во-вторых, что медальон лишь потенциально мог быть использован для Воздействия, а в-третьих…

– … а в-третьих, ты не дослушал меня, Рик! Это еще только цветочки!.. Да, замысел неведомых нам конструкторов использовать «заглушки», якобы нейтрализующие Воздействие, для дальнейшего зомбирования носителей – только уже на другой частоте – был, сам по себе, блестящим, но какова ему цена в наших условиях, когда этими штучками по инерции пользуется лишь каких-то жалких десять процентов населения Интервиля? Неужели стратеги Контроля не в силах были предвидеть, что в будущем их влияние на людей существенно уменьшится? Или они были готовы с этим примириться? Но почему? Вот какие вопросы возникли у меня после открытия…

– Эпохального открытия, – не без иронии поправил его я.

– Да ладно тебе! – отмахнулся он, но чувствовалось, что даже ироничная похвала была ему приятна. – И тогда я подумал: а что из себя представляет этот многостековый чип… ну, та самая деталь, которая содержала R-вещество? Я опять полез в справочники. И знаешь, что я выяснил? Что данный чип давным-давно используется нашей промышленностью! Он входит в состав схем стереовизоров, радиоприемников, магнитофонов, визоров и прочих бытовых электронных приборов… даже в кухонных комбайнах и кофемолках на комп-процессорах он есть, Рик! Вот, смотри! – Он устремился куда-то вглубь квартиры и вскоре вернулся. На ладони его лежал крохотный кружок темно-зеленого цвета. – Я растребушил свой стереовизор, достал оттуда этот чип и проделал анализ…

Он сделал эффектную, по его мнению, паузу.

– И обнаружил там это… как его? – спросил я.

– То же вещество, что и в чипе твоей «заглушки», Рик, – торжественно провозгласил Башарин. – Ты был прав, брат: нами по-прежнему управляют, как «игрушками»! Единственное, в чем ты заблуждался, так это в том, что пытался приписать Воздействие проискам каких-то сил добра и зла…

– Но ведь это означает, – пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль, проговорил я, – это означает, друг мой Сева, что Сеть-2 все-таки существует. А раз так, то нет никакой гарантии того, что и в этой сети не завелись свои геймеры – новое поколение. Ты знаешь, с логикой у меня в общем-то худо, но я в свое время много думал о Воздействии – о первоначальном Воздействии, Сева, – и постепенно пришел к выводу, что Контроль – это еще не конечная инстанция. Ведь как объяснить появление первых геймеров, если почти тотальное Воздействие через Сеть-1 позволяло Контролю пресечь все их поползновения в самом зародыше? Разве это не свидетельствует о том, что сам Контроль был инициатором геймерства. А для чего ему это? Какой ему смысл порождать то, против чего он потом вынужден будет безуспешно бороться в течение многих лет?.. И вот если учесть это, то я никак не могу принять твой упрек насчет сил добра и зла. Извини за зацикленность, но должен быть кто-то еще, кто стоит выше Контроля и для кого сами контролеры представляют собой «игрушки»!..

Сева криво усмехнулся.

– И, по-твоему, это Бог? – спросил насмешливо он.

– Причем тут Бог?!.. – разозлился я. – В наше время есть немало других сил, которые могут претендовать на роль Всевышнего. Воздействие, в конечном счете, – вовсе не игра, Сева, но даже если бы оно оказалось игрой… «И в бирюльки бывает занятной игра, если играют в нее мастера», написал один мой покойный друг юности… Политика умеет много гитик, Сева, причем грязных гитик. А здесь все явственней пахнет политикой. К тому же, если бы людьми играл от нечего делать сам Господь, то нам с тобой, жалким смертным, бесполезно было бы дергаться!..

Сева внимательно рассматривал меня, высоко вздернув белесые брови.

– А знаешь, Рик, – произнес он, – я теперь понял, почему ты так усиленно отвергаешь причастность Бога, инопланетян и потусторонних сил к Воздействию… Ты отталкиваешь эту мысль, как говорится, всеми фибрами своей души, и именно для того, чтобы я тебя опроверг и успокоил, ты забрасывал вчера удочку, признайся!.. Ты дрейфишь, Рик, что эта бредовая идея может оказаться… ну, если не истиной, то хотя бы ее аналогом. Ведь ты посвятил всю свою жизнь борьбе с Воздействием, а в этом случае у тебя не останется никакой надежды на победу. Ведь с богами невозможно сражаться простым смертным, Рик.

– Ты не прав, брат Всеволод, – возразил я. – С богами трудно сражаться, но не невозможно… Не далее, как прошлой ночью я, например, весьма успешно съездил пару раз по физии одному божеству! Правда, самозванному, но ведь и все боги – самозванцы, не так ли?

– Да? – скептически скривился Сева. – И кому же это ты набил морду?

– Демиургу, – ответил я.

– А вот и он, – сказала секретарша.

Из коридора донесся приближающийся топот и шум голосов.

Я поднялся с кресла, и тут же в приемную ввалилась целая толпа людей. Впереди, словно флагман, шествовал Авер Гунибский. Глядя на него, я в который раз констатировал, что Авер сильно изменился с тех пор, как сменил стойку бара на кресло мэра. На нем был дорогой костюм в полоску, воротник рубашки с начальственной небрежностью был расстегнут, а узел галстука ослаблен. Бороды давным-давно не было и в помине – увы, неизбежная дань имиджу чиновника и отца города в одном лице. Лицо Авера, кстати, изображало значительность и неустанную заботу о городских делах.

За Гунибским неотступно следовали какие-то люди, старательно соблюдающие дистанцию. Складывалось впечатление, что все вместе они поддерживали невидимый длинный шлейф, который влачился за Гунибским. В этой ораве были люди с портфелями и без оных, с папками под мышками и с какими-то свертками, вертлявые и услужливые, просительно полусогнутые и чинно выпрямленные.

Авер не обращал на них абсолютно никакого внимания.

Увидев меня, он широко осклабился, подошел, похлопал по плечу, заботливо осведомился: «Давно ждешь меня?» – и, не дожидаясь ответа, повернулся к секретарше:

–Почта есть?

Секретарша принялась судорожными движениями выдирать из пейпер-блока кипу каких-то бумаг, писем и газет.

– Что-нибудь срочное? – поинтересовался Авер, не обращая внимания на людей, набившихся в приемную.

Секретарша принялась что-то мямлить, но он, не слушая ее, выдернул наугад из кипы корреспонденции узкий длинный конверт и, прищурившись, вгляделся в него:

– На каком это языке? – вдруг громко осведомился он неизвестно у кого.

В толпе сзади произошло скрытое движение, несколько голов выдвинулись из-за плеча мэра, чтобы разглядеть конверт, но секретарша опередила всех:

– Это из французского атташата, Авер Харитонович, – неожиданно четким солдатским голосом отчеканила она. – Если хотите перевод…

– Зачем? – добродушно осведомился Авер. – Французский я и сам знаю. Много всяких слов: «Бордо», «Мартель», «Крюшон»… еще один коньяк есть, как его?.. "Шато ".

Присутствующие с готовностью засмеялись.

– Ладно, – сказал Авер, беря меня за плечи и увлекая за собой в кабинет. – Мы тут с господином полицмейстером немного посплетничаем о том, о сем, а вы все считайте, что я еще не пришел.

В кабинете он подтолкнул меня к нагромождению мягких кресел вокруг столика на низких ножках, напоминавшего своими размерами аэродром. Из-за того, что крышка столика была сделана из чистого горного хрусталя, казалось, будто «аэродром» покрыт коркой вечного льда, а посему непригоден для эксплуатации в летных целях.

Когда мы уселись, Авер поинтересовался:

– Что будешь пить, Рик?

Я усмехнулся. Нет, все-таки от прежнего хозяина «Ходячего анекдота» кое-какие черточки в Гунибском еще оставались. Во всяком случае, на уровне тех фраз и интонаций, к которым он привык.

– Ничего, – сказал я, – а не то заставишь свеженький анекдот рассказывать.

– Не бойся, – сказал Авер, окончательно освобождаясь от галстука, – анекдоты меня давно перестали интересовать. К тому же, свежих анекдотов не существует, поверь мне на слово. Все так называемые свежие анекдоты – хорошо забытые анекдоты «с бородой»…

Он откинул крышку пульта сервировки, нажал одну из кнопок , и из недр столика на хрустальную поверхность всплыли бутылка шампанского в ведерке со льдом и два изящных фужера высотой почти с эту бутылку.

– Может быть, ты и прав, Авер, – сказал я, – но зато новости уж точно бывают свежими.

Он свирепо покосился на меня, наполняя фужеры светло-розовой пузырчатой жидкостью.

– Опять какое-нибудь ЧП? – брюзгливо спросил он. – Что-нибудь стало известно о том маньяке, который вот уже полгода будоражит город? Или твои ребята накрыли молодчиков, которые готовят Бойню в городе?

– Ну, зачем ты сразу о хорошем? – шутливо сказал я, хотя мне было совсем не до шуток. – Свежие новости – не обязательно хорошие новости.

Он залпом отхлебнул почти полфужера и мрачно посмотрел на меня:

– Так я и думал, – сообщил он. – Разве от тебя чего-нибудь хорошего дождешься? Ну давай, садист, режь меня без ножа!