Текст книги "Схватка оборотней"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

На другой день после футбольного матча Савельевич пришел в детскую комнату милиции вместе со своим внуком Ромкой.

Его приняла молодая симпатичная женщина в форме лейтенанта милиции с университетским значком на груди. Как можно правдоподобнее он стал излагать инспектору причину своего визита:

– Вчера был с внуком на стадионе, куда нас на своей машине подвёз один мужчина. Представьте, в его машине внук оставил ключи от квартиры. Надо же было старому дураку давать их ребенку для игры. К счастью, я хоть номер машины запомнил…

Он выжидательно смотрел на инспектора детской комнаты, ожидая ее реакции. Ромку заботы деда не волновали. Увидев в смежной комнате множество игрушек, он устремился туда.

Лейтенант милиции, ожидавшая услышать от Савельевича что-то более серьезное и неприятное, успокаиваясь, предложила:

– Вам надо обратиться в отделение ГАИ, где по картотеке установят и сообщат вам адрес интересующего вас водителя.

«Какая грамотная, такую истину я и без тебя знаю. Но там надо, писать заявление, с указанием своей фамилии и своего домашнего адреса», – недовольно подумал Савельевич. Однако внешне он своего недовольства не высказал и с нескрываемым сожалением, обращаясь к внуку, сказал:

– Ну что же, Рома, потопали в ГАИ.

– Не хотю! – закапризничал Ромка, не желая так быстро расставаться с обилием игрушек.

– Видишь ты, какой шалун: терять ключи умеешь, а помогать дедушке найти их не хочешь, так только плохие дети поступают, – беря его за руку и насильно вытаскивая из комнаты, заметил Савельевич.

– Подождите минуточку, я сейчас сама все выясню в ГАИ по телефону, – услышал Савельевич голос лейтенанта, когда уже достиг с внуком двери кабинета.

Получив исчерпывающую информацию, он проникновенно произнес:

– Большое вам спасибо, девушка, за ваше беспокойство.

– Хорошо то, Митрофан Савельевич, что вы запомнили номер нужного автомобиля, а остальное выяснить, как вы убедились, не составило никакого труда.

«Вежливая какая, уже запомнила и обращается по имени, отчеству… Интелепузия с ромбиком, а я тебя, дорогуша, вокруг пальца обвел», – самодовольно думал он, выходя с внуком из кабинета.

Савельевичу понадобилось всего лишь два дня для получения необходимых сведений о Рыбе.

Ему повезло, что Рыба жил в городе. Если бы тот жил в сельской местности, то Савельевичу прибавились бы новые трудности по наблюдению: возникли бы проблемы с жильем, питанием и так далее. Даже сейчас, решая все вопросы окольными путями, Савельевич устал до такой степени, что должен был свалиться в постель и хорошо выспаться.

Однако получаемая им информация о Пуштренко, как допинг, давала ему новые силы, заставляла выкладываться как умственно, так и физически.

Теперь Савельевич знал дом, в котором жил Рыба под чужим именем – Рокмашенченко Ипполит Тарасович. В своем огромном доме он жил один, если не считать огромной сторожевой собаки.

Со слов соседа Рыбы, Савельевич узнал, что иногда к Рокмашенченко приезжают его фронтовые друзья, загоняют свои машины к нему во двор и кутят до утра. А иногда сам Рокмашенченко по несколько дней не появляется дома.

Закончив сбор информации, Савельевич уединился в отдаленной аллее городского парка и, сидя на скамейке, занялся анализом собранного материала и разработкой плана предстоящей операции.

«Рыба живет под чужой фамилией, имеет друзей. Я с ним один справиться не смогу, поэтому мне для осуществления своей задумки потребуется не менее двух человек».

Появилась мысль привлечь к участию в операции сына Николая, чтобы при дележе добычи меньшая часть досталась чужим. Но он был вынужден сразу отказаться от такой мысли, так как Николай не очень-то уважал его как личность и мог не только отказаться участвовать в операции, но и сообщить о ней в милицию.

«Родной сын, а хуже чужого. Пускай ходит в передовиках производства и живет на мизерную зарплату. Я ему из своей доли и ломаного гроша не дам, – горько усмехнувшись, решил Савельевич. – Мне нужны такие помощники, которые могут пойти на мокрое, не болтливы и, самое главное, чтобы не были глупы. В годы моей молодости такой братии было хоть вагон грузи. Сейчас такие люди стали большой редкостью. Времена стали не те, – с сожалением думал Савельевич, – да и молодежь стала не та. Я могу задействовать пару прохиндеев из села, есть такие на примете, но им можно доверить разве только кого-нибудь побить, разбить стекло в доме у старушки, ну в крайнем случае кого-нибудь посадить на перо, но на серьезное дело с ними идти рискованно».

Он стал перебирать в памяти своих знакомых, останавливаясь на тех, которые могли и согласились бы участвовать в осуществлении задуманной им щекотливой операции.

Выбор был небольшой, а поэтому после некоторого раздумья он остановился на Ломе и Стасе – старых рецидивистах, которые давно уже лежали на дне по только им известным причинам, не занимаясь уголовщиной, а поэтому молодым работникам милиции не были известны.

Савельевич познакомился с ними на рыбалке, они были заядлыми рыбаками и со знанием дела могли говорить только о рыбной ловле.

С ними он рыбачил неоднократно, заметив одну закономерность: ни одна рыбалка не проходила без спиртных напитков, поэтому трудно было определить, что они больше любили – рыбную ловлю или коллективную пьянку.

После нескольких рюмок между ними часто завязывались непринужденные задушевные беседы, из которых Савельевич узнал, что его новые знакомые с удовольствием вспоминают свое преступное прошлое и недовольны своей серой, неинтересной жизнью.

«Более подходящие кандидатуры я вряд ли смогу найти. Но согласятся ли они пристегнуться к моей упряжке? – с сомнением подумал он. – Им почти столько же лет, сколько и мне, а в таком возрасте не так легко раскачать человека на «подвиг»… Раскачаю! Я знаю к их сердцам такой ключ, который сделает каждого из них сговорчивым».

Таким ключом для Лома и Стаса были деньги, которые давно уже им в крупных суммах не перепадали. «Что ж, придется немного поиздержаться, но, как говорится, цель оправдывает средства».

Поняв неизбежность предстоящих затрат, Савельевич расстроился, обозленно бросил на землю недокуренную сигарету и, поднявшись со скамьи, пошел домой к сыну.

На поросшей зеленой травой лужайке около пруда, берег которого был одет в зеленую корону камыша, под раскидистой ивой расположилось трое мужчин.

Их рыболовные принадлежности лежали в стороне неразобранной кучей, тогда как три пустых бутылки водки и остатки пищи говорили, что «рыбаки» находятся около пруда уже давно.

По оживленной беседе, которая происходила между ними, можно было с уверенностью утверждать, что тема их разговора далека от рыбной ловли и вряд ли они сегодня к ней приступят.

– Сегодня больше пить не будем, иначе разговор, на который я вас пригласил, не получится, – решительно потребовал Савельевич, внимательно посмотрев по сторонам.

Лом и Стас, а это были они, выжидательно уставились на необычно расщедрившегося Савельевича, заинтригованные обильным бесплатным угощением и предстоящим разговором.

После того, как Савельевич выложил друзьям, не вдаваясь в подробности, суть своего предложения, наступила пауза, в течение которой каждый обдумывал свое решение, прежде чем его высказать.

Откинув сигарету в сторону, Стас решительно заявил:

– Как хотите меня называйте, но я вор и на мокрое дело не пойду.

– Стасик, проверь свои штанишки, – ехидно пробасил ему Лом. – Боишься, что могут лоб зеленкой намазать? Ты же слышал, Савельевич сказал, что мочить никого не будем, а если клиент вздумает выбрыкиваться, то нам придется ему всего лишь слегка пообломать рога и копыта.

Свои слова Лом сопровождал жестами как будто он уже ломал рога своему противнику. Глядя на внушительную фигуру Лома, пышущую здоровьем и силой, можно было не сомневаться, что он и у быка без особого усилия скрутит рога.

В противоположность ему Стас был низкого роста, худощав, слабосилен, а поэтому у знавших его своим внешним видом уважения не вызывал. Но он был намного хитрее и умнее Лома. Свои физические недостатки Стас восполнял большой изворотливостью ума, а если учесть к тому же, что он был мнителен, труслив, корыстолюбив, то можно легко понять, что принимаемые им решения были не всегда окончательными, а поступки – не всегда предсказуемыми.

– Эх, Лом, Лом, рога ломать и дурак сумеет, а ты подумал, кто за рога отвечать будет? – скептически заметил Стас.

Савельевич, не давая дальше развивать мысли Стасу, считая его потерянным для себя, попытался уберечь Лома от воздействия Стаса, а поэтому перебил его:

– Ты не скули, как пришибленный пес, – обиженно и с досадой потребовал он. – Не хочешь участвовать в деле, не надо, барыша больше на двоих достанется.

– А какой будет барыш? – наивно спросил Лом, всем корпусом поворачиваясь к Савельевичу.

Подумав, глубоко все взвесив, Савельевич обронил:

– Теперь тебе достанется штук десять-пятнадцать. Стас же не захотел участвовать в деле.

По расширенным, удивленным глазам собеседников Савельевич понял, что разговор еще не окончен и не все потеряно.

– Где вы возьмете такую кучу денег? – с сомнением спросил Стас, а потом добавил: – Прошло столько лет, столько утекло воды. Может быть, у вашего знакомого что-то когда-то и было, но за четыре-пять десятков лет можно такие капиталы спустить, что и от накоплений с шестью нулями ничего не останется. Ты подумай, Лом, прежде чем соглашаться, а то потом поздно будет.

Лом озадаченно посмотрел на Савельевича, ожидая от него поддержки и защиты от словесного нападения Стаса.

– Я знаю, на что его беру, и думаю, мы не прогадаем. За свои обязательства перед ним я отвечу своей долей в добыче. Но тогда все, что будет сверху, будет принадлежать мне. Так что ты, Лом, свои десять кусков за день работы получишь наверняка.

Лом, мечтательно потянувшись, заверил:

– Мы с тобой вдвоем такой провернем кайф, о котором Стас не читал в книжках. То, что он отшился от нас, даже к лучшему. От такого хлюпика все равно никакого навара не будет, только воздух попортит своими мокрыми штанами.

– Ты, Лом, не борзей. Мы сейчас занимаемся обсуждением серьезной операции, чтобы потом не надо думать над разными мелочами. Может быть, я и соглашусь идти с вами на дело, – Стас сдавал позиции, боясь упустить из-под носа солидный куш, в реальность которого он уже начал верить.

– Он своей трусостью может испортить нам всю малину, и я, Савельевич, на твоем месте его бы не брал, – Лом явно рассчитывал на получение доли Стаса.

– Ты не наглей, дорогой, и много на себя не бери, – обиженно фыркнул Стас, готовый обложить Лома многоэтажным матом, но такое желание сдерживалось кулаками «друга», которыми тот пользовался лучше и грамотнее, чем языком, что он неоднократно уже доказывал.

– Его, конечно, лучше не брать с собой, – обращаясь к Лому и игнорируя Стаса, протянул Савельевич, – но он уже посвящен в существо операции, а поэтому заменять его другим вроде бы не с руки. А без третьего нам все равно не обойтись.

– Ну, если так, поступай как знаешь, – вынужден был согласиться Лом, сожалея об упущенной возможной выгоде.

Окрыленный поддержкой Савельевича, Стас воспрянул духом и оживился. Не утерпев, он язвительно обронил:

– Хватит выступать, я посмотрю, какой ты храбрец на деле.

– Ребята, не будем бакланить, но давайте договоримся сейчас, чтобы потом разговоров не было: кто сдрейфит, лишается части добычи, а какой, мы потом решим.

Наконец единство между ними было достигнуто, условия операции были во всех подробностях оговорены.

– Ты возьмешь на дело с собой свой обрез! – обращаясь к Лому, потребовал Савельевич.

– Ты же говорил, что Рыбу мочить не будем, – заморгал растерянно Лом.

Стас тоже затравленно уставился на Савельевича, вновь сожалея о своем согласии участвовать в деле. «Эти дураки себя гробят и меня за собой тянут. Чертовы мясники, пока не поздно надо от них отваливать», – подумал он, поджимая под себя по-кавказски ноги, но не успел сделать своего заявления.

– Если тот человек, которого мы пойдем потрошить, не поверит в реальность угрозы своей жизни, то мы не получим от него даже ломаного гроша, а поэтому твой обрез должен сыграть видную роль в его устрашении, – поучающе вразумил Лома Савельевич.

– Тогда другой коленкор, – успокоился Лом.

«Хорошо, что я не ляпнул о своем отводе», – с обидой на себя за трусость подумал Стас. – Если я так фраернусь в деле, они, гады, и доли меня лишат.

Перед расставанием Савельевич жестко поставил условие:

– На месте вы должны мне беспрекословно подчиняться, выполняя все мои указания. Если вы начнете бакланить и действовать по своему усмотрению, то может так статься, что не Рыба, а мы станем его добычей, это, я вам скажу, будет нашей прямой дорогой на кладбище.

Глава 4

Рокмашенченко приучил себя спать очень чутко. Это давало ему определенные плюсы при двуликой жизни в течение нескольких десятков лет, когда к нему в любое время могли прийти для задержания как работники КГБ, так и милиции. Каждое из этих ведомств имело к нему длинный перечень претензий, которые могли потянуть на десяток статей уголовного кодекса. Поэтому у него с целью быстрого, но не панического ухода из дома на всякий случай был приготовлен чемодан с необходимыми на первое время принадлежностями. Данная предусмотрительность неоднократно помогала ему в жизни.

…Он проснулся от подозрительных звуков во дворе. Первой его мыслью была: «Что за шум? Почему не лает собака?»

Поднявшись с постели и подойдя к окну, он сонными глазами посмотрел во двор. От увиденного сон мгновенно слетел с него. Он увидел, как один мужчина ломом пытается сбить замок с двери гаража. А рядом с собачьей конурой лежала мертвая овчарка.

«Так вот почему не лаяла собака! – понял Рыба. Увиденное взбесило его не на шутку. – Какой-то прощелыга вздумал угнать у меня машину», – взвинчивая себя, в бешенстве подумал он.

Быстро одевшись и взяв из-под подушки пистолет, Рыба решил выйти во двор: «Проучу шалопая, я ему покажу, как надо воровать», – злорадно думал он, предвкушая удовольствие от предстоящей расправы.

Через зал он прошел в коридор, но выйти во двор не успел: страшной силы удар по голове свалил его с ног, и он потерял сознание.

Очнулся он от резкого запаха нашатыря, который обжег ему слизистую оболочку носа. Подняв голову, он увидел трех мужчин, на лицах которых были надеты черные нейлоновые чулки с дырками для глаз и рта. У огромного мужика за поясом брюк торчал обрез, у второго – пистолет ТТ.

«У меня забрал», – горько подумал Рыба. У третьего, самого хлипкого, он увидел в руках лом.

Только теперь ему стало понятно: он попал в руки не шалопаев, а матерых грабителей, с которыми вел себя как наисопливейший дилетант.

Поняв, что если он видит грабителей, то они тоже наблюдают за ним, Рыба попытался пошевелиться и встать и лишь тогда обнаружил, что его руки и ноги крепко связаны веревкой. Превозмогая головную боль, которая усиливалась при движении, он все же еще раз осмотрел налетчиков и остановил свой взгляд на Ломе, который обращал на себя внимание своей внушительной комплекцией.

«Только он мог меня так благословить», – подумал Рыба, ожесточаясь на громилу и одновременно испытывая к себе жалость как к несправедливо обиженному человеку.

– Послушай, гамбал, ты же мог меня и убить, – обратился Рыба к Лому. В его голосе было столько злобы и ненависти, что Лом не среагировать не мог:

– Ты, мужик, не дыми и сбавь спесь, а то еще разок угощу вот такой фирменной штучкой, и башка в заднице окажется.

Лом приблизил к глазам своей жертвы огромный, поросший рыжими волосами кулак с наколками, похожий на цветную литровую кружку.

– Я к тебе приложился вполсилы, чтобы ты не вздумал гоношиться.

«Если у него такой сокрушительный удар вполсилы, то ему ничего не стоит кулаком и быка убить, лучше его пока не задирать. Я имею дело со скотами, которые понимают только силу. Я перед ними сейчас бессилен, а поэтому на уважение к себе рассчитывать не могу. Однако интересно, что им от меня надо? Сейчас спрошу», – решил он окончательно.

– Какой интерес, если не машина, привел вас ко мне? – Рыба выжидательно посмотрел на бандитов.

К нему подошел Савельевич, у которого за поясом был пистолет Рыбы. Жестом подозвав к себе Лома, он потребовал:

– Развяжи ему ноги и отведи в зал, там поговорим.

Лом без особых усилий поднял шестипудовую тушу Рыбы и поставил на ноги, предварительно сняв с них веревки. Они все прошли в зал, где Савельевич усадил Рыбу в кресло и попросил Лома и Стаса:

– Вы в другой комнате побудьте, а нам с Рокмашенченко надо кое о чем договориться.

Когда они остались вдвоем, Рокмашенченко поинтересовался:

– Может быть, развяжешь мне руки?

– Не стоит, – спокойно возразил Савельевич.

– Неужели боишься меня? – ехидно спросил Рокмашенченко.

– Бояться тебя я не боюсь, но не забываю, что имею дело не с каким-то Рокмашенченко Ипполитом Тарасовичем, а с Пуштренко Филиппом Ивановичем по кличке Рыба, военным преступником, врагом народа, а поэтому могу нарваться на разные пакости. Не в наших обоюдных интересах допускать глупости, они могут дорого обойтись любому из нас.

Выслушав Савельевича, Рыба весь похолодел, его нервное состояние достигло предела. Теперь ему было уже не до шуток.

«Бандиты пришли ко мне не случайно. Они разнюхали обо мне слишком много, даже докопались до моего прошлого. Не иначе, действуют по наводке», – затравленно подумал он, но внешне на сообщение собеседника постарался прореагировать как можно спокойнее.

– Ты, наверное, один из старых моих знакомых. И чем же я тебе в жизни перешел дорогу?

– К сожалению, обрадовать тебя давнишним знакомством не могу, – начал играть свою роль Савельевич.

– Тогда к чему весь этот маскарад с чулком на голове, если ты утверждаешь, что мы незнакомы?

– Мне тебя представили как умного человека, а ты такой же осел, как и другие.

– Можно без оскорблений? А то у нас не получится разговора, – Рыба попытался пошевелить кистями связанных рук.

– Хочешь ты или нет, но разговор между нами состоится в любом случае, – заявил Савельевич. – Тебе от него некуда деваться. Для твоего размышления, как говорил Штирлиц, сообщаю: чулки у нас на головах надеты для того, чтобы ты не запомнил наши лица. Если мы договоримся по интересующим нас моментам, то сохраним тебе жизнь. Приди мы к тебе за твоей жизнью, необходимости в нашем маскараде не было бы: угрохали и до свидания.

«Убедительно говорит, сволочь», – отметил про себя Рыба, а вслух предложил:

– Будем считать наше знакомство состоявшимся. А теперь ответь мне; что вам от меня надо?

– Совсем немного: поделись своим капиталом с нами по-братски, как когда-то ты поделился с майором СС на Красной горе, и мы оставим тебя и твое прошлое в покое.

– У вас обо мне неверная информация, никаких капиталов у меня нет, о майоре СС я впервые слышу, – сдержанно ответил Рыба, а сам про себя подумал: «Что-то где-то слышал этот налетчик и теперь пытается шантажировать. Но такой номер со мной у него не пройдет».

– Филипп Иванович, не надо ломаться, ты не девочка. Если некоторые моменты своей биографии ты запамятовал, то я не поленюсь их тебе напомнить. Я веду речь о том майоре СС, который во Львове дал тебе с корешами возможность грабить квартиры евреев и коммунистов, которые не без вашей помощи подвергались фильтрации, а такие твои дружки, как Виктор, который, между прочим, неплохо мог управляться на кухне, угождая тебе, не брезговал грабить даже трупы.

Вот ты сейчас не хочешь со мной делиться своим капиталом так же, как с тем майором, но придется. Ты пытался увильнуть от него, но он тебя нашел на Красной горе и заставил отвалить себе более килограмма золота и камушков. Может быть, тебе напомнить, что вы тогда с ним пили? Или до тебя дошло уже, что я не ловлю на понт, а напоминаю истину? Твоя попытка начать со мной торговлю ничем хорошим для тебя не кончится. Мы сейчас можем уйти, взяв с собой все твои ценности, даже оставив для лишней статьи УК твою «дуру» и по телефону сообщим в КГБ или в ментовку, чтобы они приехали сюда и забрали военного преступника, изменника Родины Пуштренко Филиппа Ивановича, скрывающегося под именем Рокмашенченко Ипполита Тарасовича, а это для тебя, между прочим, уже дополнительная статья УК.

Обрати внимание: мы им о тебе еще кое-что сообщим, чтобы от вышки ты не увильнул. Хотя, наверное, у них и без нас на тебя компры хватает. Повезут тебя на родину твоих предков, а там свидетелей твоих художеств более чем достаточно.

За оказанную помощь менты еще спасибо скажут, но мы его ждать не будем, а умотаем туда, откуда прибыли. Конечно, они нас искать не будут, а займутся таким жирным гусем, как ты, – Савельевич снисходительно похлопал Рыбу ладонью по щеке. – В тебе столько сала, что до расстрела не успеешь его полностью согнать.

Пуштренко-Рокмашенченко стало страшно за свою жизнь. Беспощадная и жестокая правдивость слов грабителя смертельным гнетом давила на него, он понял, что играть в прятки с вымогателем бесполезно.

«Они обладают точной информацией обо мне. Если они действительно дают мне шанс сохранить жизнь, то дальнейшее отпирательство не в моих интересах», – тоскливо подумал Рыба.

– Сколько вам надо бабок, чтобы вы оставили меня в покое? – страдальчески выдавил он из себя согласие на предложенную сделку.

– Все, что у тебя есть в наличии! – нагло потребовал Савельевич.

– В детстве тебя, наверное, забыли научить скромности, – ехидно заметил Рыба.

– Где уж там, если мы с тобой в одной дерьмовой школе учились, – с усмешкой парировал Савельевич, почувствовав, что противник начинает сдавать позиции.

– Отдав наличность, я останусь совсем голый, – обиженно возразил Рыба.

– Такие «голые», как ты, на Западе еще открывают ювелирный магазин, да и бабок у тебя от продажи дома с машиной хватит до конца жизни.

– Ты накопи свое, а потом уж считай чужое, – зло пробурчал Рыба.

– Нам твоего ничего не надо. Ты отдай нам то, что чужое когда-то прилипло к твоим рукам.

– То, что прилипло к моим рука, как раз вложено в дом и машину, – хмуро пояснил Рыба.

Савельевич, заметив попытку Рыбы вновь вступить с ним в спор, пренебрежительно махнул на него рукой.

– Последний раз предлагаю: давай не будем торговаться и обманывать друг друга. Я не член военного трибунала, а ты пока не подсудимый. Мы с тобой оба мошенники. Сегодня мне повезло обмануть тебя, а завтра ты таким же макаром обманешь кого-нибудь другого.

Понимая беспомощность Рыбы, уверенный в своей победе, Савельевич позволил себе улыбнуться.

Увидев его улыбку, Рыба подумал: «Идиот, как он издевается надо мной! Еще бы, в его руках сейчас все козыри».

– Если я сейчас откуплюсь от вас, то где гарантия моей безопасности в будущем? Не попытаетесь ли вы завтра вновь меня подоить или, еще проще, выдать чекистам?

– Твоя тревога в этом плане напрасна, и я сейчас объясню почему. Мы совершили на тебя сейчас разбойное нападение, за которое мало не дают, а поэтому больше мы так рисковать не намерены. По этой причине не в наших интересах распространяться о своем подвиге. Второй раз ты себя доить нам не позволишь, да нам и совестно будет обижать своего благодетеля.

– Хамишь, дорогой, пользуешься моментом, сегодня все козыри у тебя. Но если ты меня хорошо знаешь, то лучше со мной не шути.

– А не рано ли вздумал меня путать? Ты правильно заметил насчет козырей. Между прочим, и потом их у тебя не будет, – убежденно и вместе с тем презрительно фыркнул Савельевич. У него появилось желание плюнуть Рыбе в его холеное лицо, не видевшее и не испытавшее ни цинги, ни холода, ни голода. Но он сдержался, отложив исполнение своего желания на более подходящее время.

– Хватит обмениваться любезностями и перейдем к делу, – покорно согласился Рыба, смиряясь с неизбежностью раскошелиться. – У меня есть сберегательная книжка на предъявителя. Я согласен получить по ней деньги и отдать их вам, как говорится, с доставкой на дом.

– Если она на предъявителя, то деньги по ней мы можем получить сами, – справедливо заметил Савельевич. – Пойдем, покажешь, где она у тебя лежит.

Они прошли на кухню, где Рыба показал ему тайник, который находился за выдвигающимся плинтусом.

Савельевич вынужден был признать, что не покажи им Рыба своего тайника, его «профессионалы» ни за что не обнаружили бы его. Из тайника Савельевич извлек сберегательную книжку. Не скрывая своего любопытства, он поспешно раскрыл ее, чтобы посмотреть сумму вклада.

– Семьдесят тысяч рублей, – шепотом прочитал он и на какое-то время забыл о присутствии Рыбы. О такой удаче Савельевич не мог даже мечтать.

«Как он обрадовался, прямо потерял дар речи. Жаль, что у меня руки связаны, был бы самый подходящий момент вырубить его… – злобно глядя на Савельевича, думал Рыба, до слез жалея уплывающий из рук капитал. – Я его собирал по крупицам, а приходится отдавать таким кушем».

Возвращаясь в зал и проходя мимо спальни, где Лому и Стасу чертовски наскучило находиться, Савельевич буркнул:

– Пойдемте с нами.

Лом и Стас вскочили с кровати, на которой они играли в карты, и поспешали следом.

В зале Савельевич сказал Лому:

– Хорошенько его привяжите к креслу, пускай посидит.

Заметив удивление в глазах Рыбы, пояснил ему:

– Нам надо между собой потрекать, не оставлять же тебя одного так.

Лом, посадив Рыбу в кресло, привязал его к нему, конец веревки присоединил к пустому ведру, которое поставил за спиной Рыбы с таким расчетом, что если тот попытается освободиться от пут, то ведро обязательно упадет на пол.

Оглядев Рыбу и. выполненную работу, Лом спросил у Савельевича:

– Ну, как я его запеленал?

– Пойдет! – небрежно буркнул Савельевич. Потом, обращаясь к Рыбе, пошутил: – Пока мы будем совещаться, поразмысли на досуге. Например, над таким вопросом: как ты докатился до жизни такой?

Рыба для Савельевича уже перестал представлять интерес. Почувствовав настроение вожака, Лом и Стас заулыбались. Рыбе ничего не оставалось, как в бессильной злобе разжимать и сжимать кисти рук.

Вновь возвращаясь в спальню, которая была облюбована как штаб-квартира, Савельевич уже имел твердое решение: «Только я один должен идти в сберкассу за деньгами, но эта идея должна исходить не от меня, а от них, иначе они могут не согласиться с моей кандидатурой. Спор мне в таком щекотливом деле не нужен».

Савельевич положил на тумбочку сберкнижку на предъявителя, которая сразу же завладела вниманием его друзей.

– Кто из вас согласится пойти и получить деньги в сберкассе? – стараясь говорить как можно спокойнее, произнес Савельевич. На самом же деле он с нетерпением ожидал ответа на свой вопрос.

– А сколько денег придется получать? – спросил Стас.

Данный вопрос не в меньшей степени интересовал и Лома, он молча потянулся за сберкнижкой, чтобы посмотреть сумму вклада, но Савельевич перехватил его руку и сказал:

– Тот, кто захочет узнать сумму вклада и возьмет книжку в руки, тот и пойдет получать деньги в сберкассу. А двое других будут ждать его здесь. Потом каждый из нас получит причитающийся ему куш.

Лом отказался от своего намерения, отошел от тумбочки и сел. Наступила гнетущая, неприятная тишина, которую прервал Лом:

– Савельевич, ты можешь хотя бы примерно сказать, сколько придется получать бабок?

– Чего секретничать! – поддержал его Стас.

– Книжка лежит на тумбочке, берите и смотрите, условия я вам сказал. Я не секретничаю, а боюсь вашей робости. Скажу, что придется получать не менее двух десятков косых, а теперь тот, кто хочет идти за ними, пускай идет.

– Я за бабками не пойду. Мне достаточно той доли, что ты мне обещал, – угрюмо пророкотал Лом.

– Почему не пойдешь? – в один голос спросили Савельевич и Стас.

– У меня слишком приметная харя, я малограмотный, могу там в чего-то не врубиться и засветюсь. Лучше поручите мне охрану Рыбы. Он меня понимает, уважает, мы с ним нашли общий язык, – демонстрируя свой огромный кулак, ухмыльнулся Лом.

Стас, лишившись конкурента, встал перед лицом предстоящей «опасности» один: «Что я, дурнее Лома, чтобы вот так сразу лезть на рожон? Тем более даже Лом боится непредвиденных осложнений и опасных последствий», – подумал он, робея, и, обращаясь к Савельевичу, напомнил ему:

– Ты обещал нам за работу деньги, тебе и идти за ними.

– Кроме тебя, за ними идти некому, – поддержал Стаса Лом.

«Если я сразу соглашусь, то они еще могут изменить свое первоначальное решение. Надо себе немного набить цену», – довольно подумал Савельевич.

– Я разработал операцию, нашел мохнатую приманку и теперь я же должен идти в западню, чтобы принести и раздать вам деньги, тогда как вы будете здесь отсиживаться, ничего не делая? А не слишком ли много требуете от меня, дорогие мои кореши? – с издевкой произнес Савельевич, убеждаясь, что конкурировать с ним никто не желает.

Лом и Стас чувствовали себя неловко, но изменять своего решения не собирались.

– У тебя вид более благородный, да и нервишки покрепче наших, поэтому ты уж, Савельевич, рискни.

Наступила пауза, в течение которой каждый думал о своем, не зная и не предполагая каверзных мыслей другого.

– Так и быть, я пойду за деньгами, но вместе со мной должен идти Стас, – нарушил тишину Савельевич.

Слова были им не произнесены, а мученически выдавлены, с артистическим мастерством, фальшь которого присутствующие не заметили.

– Зачем я должен идти с тобой? – затравлено спросил Стас.

– Будешь стоять на стреме и страховать меня. А то там менты меня схватят, а вы тут будете чаи гонять и не узнаете, когда отсюда надо уматывать.

Лом, подойдя к Стасу, похлопал его по плечу.

– На стреме стоять– не бабки в кассе получать.

«Степень риска минимальная, в крайнем случае смоюсь», – подумал Стас, а вслух сообщил: – Конечно, вдвоем идти куда надежнее, чем одному.

Савельевич своей цели достиг. Все происходило так, как он запрограммировал, но риск будущей операции он тоже понимал. Разряжая наэлектризованную им же обстановку, он, обращаясь к Стасу, пошутил:

– Только ты, мой дорогой, в кассу с собой лом не бери. Второй раз нам такой номер не пройдет.

Они все громко засмеялись. Этот смех услышал в зале Рыба. «В такой ситуации и они еще ржут?! По замашкам видно, что мужики тертые, способны на все, и неизвестно, как они со мной еще поступят», – затравленно подумал он.

Перед уходом Савельевич дал Лому последние наставления:

– Ты с Рыбой не баклань. Чтобы он не запомнил твоего лица и голоса, чулок с головы не снимай: если он тебя увидит, то, кроме гроба, тебе от него подарка не будет. В доме никакого барахла не бери, а деньги и ценности собери в кучу, потом разделим.

Радуясь, что не идет на операцию и остается в доме полновластным хозяином, Лом во всем соглашался с Савельевичем. Тот не спешил уходить, постоял в раздумье, а потом поинтересовался: