Текст книги "Проклятые Земли (СИ)"
Автор книги: Владимир Кощеев
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Глава 3
Давно я не был здесь. Дар или проклятье – бессмертие заставляет постоянно менять место жизни. Обычные люди не чувствовали себя в безопасности рядом с тем, кто не стареет и после смерти возрождается. Где-то нас презирают, где-то – относят к нечисти, мифическим вампирам, охотятся.
И вот, спустя тридцать лет, я вернулся в родные края.
Конь тихо фыркнул, перебирая копытами по протоптанной среди лесного массива широкой дороге. Я ослабил поводья, позволяя буланому двигаться с небольшой скоростью. Спешка теперь ни к чему – вот-вот лес раздвинется, открывая взору деревню.
Седые Мхи. Не самое интересное название, в детстве казалось, настоящий герой должен рождаться в местах куда более благозвучных.
Впрочем, подходило имя для деревни прекрасно. Вокруг старого селения, построенного в незапамятные времена, действительно разрослись седые мхи. Древний лес, окружающий забытую даже собственным баронством деревню, казалось, был здесь с начала времен.
Ветер резко поднялся, подбирая с земли пригоршни невидимой пыли, пришлось зажмурить глаза да приподнять воротник куртки, чтобы не набросало за шиворот. В небе грянул гром, я задрал голову – приближается снегопад. Чем примечательна зима в этих краях – она приходит резко. Но холода не стоят долго, быстро уступая права солнцу и теплу.
Я натянул капюшон на голову. Кожаная куртка, местами истертая до дыр, конь, старый меч, горсть медяков – вот и все мое богатство. А ведь уезжал с твердым намерением разбогатеть.
Хмыкнув, подобрал поводья и чуть поторопил коня. Все же интересно, как здесь все изменилось за это время. Лада, наверное, все же вышла за кузнеца, а Мила – давно нянчит внуков. Улыбнувшись воспоминаниям, выехал из леса и, ухватившись за рукоять меча, притороченного к седлу, замер.
Деревня в десяток домов была мертва. В покосившихся строениях не чувствовалось жизни – только пустота и почти выветрившийся запах жилья.
Спешившись, вынул клинок из ножен и двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. На стене крайнего дома, где жил кузнец, проросла зеленая плесень. Накренившиеся стены покрылись серым мхом, сбитая из крепких бревен дверь валялась рядом с черным провалом входа, словно ее вышибли тараном.
Столы и лавки – все перевернуто, присыпано черепками горшков. Истлевшие занавески свисают грязными паклями с закрашенных пылью окон. В воздухе витает прелый запах сырости.
Быстро осмотревшись, вышел на свежий воздух. С неба сыпался мелкий снежок. Все еще сжимая меч в руке, огляделся вокруг. Конь мирно жевал выросшую по колено траву, совершенно не обращая внимания на мечущегося хозяина.
Я обыскал еще два дома – везде та же пустота. Деревня заброшена, и случилось это достаточно давно. Меня охватило чувство тревоги – пока служил наемником, успел наслушаться историй о вымерших селениях. Но если байки у костра звучали не более чем история, сейчас передо мной открывалась совсем иная картина.
Кто-то же выбил двери, порылся на полках. Оставленные дома стали жертвами мародеров – перевернутые горшки, разломанные кровати. Здесь явно похозяйничали люди.
Жизнь наемника приучила не разбрасываться полезными вещами, все, что пригодится в хозяйстве – необходимо найти и присвоить. Так что первым делом отправился в кузницу, расположенную за крайним домом.
Под железной крышей пристройки стояла наполовину развалившаяся кирпичная печь, несколько металлических заготовок уже съела ржавчина. Но, на мое счастье, нашлась парочка пригодных оселков. Забросив их в котомку, предварительно снятую с седла, нашел несколько банок с маслом. Пусть и подпортилось, но если переработать, вполне сгодится для смазки меча.
Холодало, снег сыпал уже крупными хлопьями. Не желая оставаться на морозе, направился к дому травницы – там я заприметил более-менее уцелевшую печь. Жаль, что дров заготовлено не было – значит, либо разграбили мародеры, либо деревню забросили в межсезонье, когда старая поленница уже израсходована, а новое топливо еще не нарублено.
Дом травницы пах чуть иначе, чем остальные – сказывались истлевшие на стенах вязанки трав. Пар раз чихнув, сунул неприглядные веники в печь, нашел связку старой бересты в углу и высек искры огнивом. Огонь медленно занимался, я уложил пару деревяшек поменьше – когда-то это была табуретка. Дождавшись, пока пламя разгорится, закрыл печь и повторно осмотрел дом.
Две комнаты – лекарня, сохранившая дверь с тяжелым амбарным замком, и совмещенная с кухней жилая. Кроме рассохшейся лавки, колченогого стола и пары табуреток здесь остались лишь дряхлые занавески, да нашелся в углу покрытый старой плесенью чугунок. Под столом оказался небольшой кухонный ящик. Отлично, нож и ложка.
Протерев приборы о штанину, забросил в котомку. Конечно, на продукты рассчитывать не приходится – в таких условиях ничего не могло уцелеть. Сомневаюсь, что хотя бы мыши сюда наведываются.
Взгляд зацепился за дверь в лекарню. Как сейчас помню, Зара – молодая ученица травницы, штопала мне предплечье, когда сорванцом разодрал кожу, перелезая через забор. Для подозрительного приемыша такая помощь была сродни волшебству. Неудивительно, что я изо всех сил старался не казаться слабаком, сдерживал рвущиеся наружу рыдания.
Воспоминания заставили улыбнуться. Как давно это было.
Присев на корточки около замка, осмотрел его, пачкая пальцы в ржавчине. Интересно, ключи пропали вместе с хозяйкой?
Короткий удар рукоятью меча – дужка треснула и развалилась. Поймав замок, чтобы не гремел, отложил в сторону и, поднявшись на ноги, потянул старую дверцу на себя. Дерево заскрипело, цепляясь за наклонившийся от времени пол. Пришлось приложить немало усилий, чтобы открылся нормальный проход.
Изнутри пахло иначе. Никаких трав, никакой пыли.
Я застыл на пороге, не решаясь войти. Прямо на меня смотрел усохший до костей труп. Судя по истлевшему сарафану, это либо сама травница, либо одна из учениц. Свет, что проникал из жилой комнаты выхватил проржавевший от крови серп в правой руке.
Войдя в комнату, я осмотрелся. Да, это Зара, та самая, что так хорошо ко мне относилась. Но почему труп заперли снаружи?
Внимательно глядя по сторонам, нашел потертую книгу с выцветшей обложкой. Если мне не изменяет память – по этой книге старая Вельва учила девушек своим премудростям. Захватив в котомку несколько инструментов, повернулся к выходу и уже собирался выйти, как глаз зацепился за странность.
Я точно уверен, что голова Зары была наклонена в другую сторону. И смотрела она в пол, а не на меня.
Ощутив, как на загривке встают волосы, медленно опустил пальцы на рукоять меча. Комната тесная, особо не помашешь, но не кухонным же ножом орудовать! Выдернув клинок, навел острие в грудь погибшей.
Но Зара не двигалась, все так же глядя на меня пустыми глазницами. Легкий ветер, проникающий снаружи, шевелил выбеленные пылью и временем волосы. Она так гордилась своими косами при жизни.
Сделав маленький шаг назад, не сводил взгляда с тела, все время ожидая, когда же она пошевелиться. От напряжения пальцы на рукояти вспотели, по спине пробежала капля пота. Никогда не боялся мертвецов, но ни за что не поверю, что ошибся – тело лежало иначе!
Лишь оказавшись в жилой комнате, навалился на дверь, стараясь поскорее отгородиться от ужаснувшего трупа. Со скрипом и грохотом удалось вернуть ее на место. И только после этого я, наконец, облегченно выдохнул.
Вернусь сюда днем, а пока нужно озаботиться теплом. Я обернулся к выходу на улицу и, уже раздумывая, чем заменить входную дверь, сунул меч в ножны.
Из уцелевшей мебели вряд ли что-то подойдет для такой задачи, а вот старый, пусть и разлезшийся на нитки плащ – вполне можно закрепить. Конечно, тепло все равно будет уходить, но других вариантов пока нет.
Выйдя на улицу под не перестающий сыпать хлопья снег, свистнул, подзывая коня. Буланой нашелся между домами и, весело фыркнув, поспешил ко мне, пережевывая траву. Отлично, хоть одно живое существо в вымершей деревне.
Привязав коня к развалившейся коновязи, направился в соседний дом – следовало разжиться дровами. У старого скряги Мо нашелся приличный запас сырых и поросших мхом, но все еще пригодных для огня брусков. Загрузившись, насколько позволяли руки, вернулся в дом травницы и высыпал добычу на пол.
В печи как раз догорала табуретка. Не долго думая, подбросил три полешка покрупнее и задвинул заглушку. Пусть пока разгорается, а мы озаботимся ужином.
Вернувшись к коню, залез в седельную сумку. Нащупав сверток с сыром и уже зачерствевшим хлебом, захватил мех с разбавленным вином. Где-то в лесу каркнул ворон, я замер, вслушиваясь в окружение, но птица, видимо, просто подзывала собратьев в гости.
Убедившись, что никто не входит в деревню, отнес еду в дом, после чего расседлал коня и, не придумав ничего лучше, завел его в предбанник. Стреножив, похлопал по шее и вернулся к огню.
Проверив печь, заложил еще пару поленьев, открыл мех и, сделав первый глоток, принялся за еду. Конь тихо фыркнул, тряхнул гривой и затих, а я, откинувшись спиной к стене, вытащил из котомки книжку травницы и пробежался по строчкам.
Знания оказались полезными. Собственно, прочти я ее раньше, может, и не стал бы выбрасывать запасы трав в огонь. По всему выходило, большую часть этого гербария все еще можно было использовать.
Перелистывая пожелтевшие от времени страницы, увлекся чтением, тепло печи под боком успокаивало и расслабляло. Наконец, завернув еду, снял ножны и пристроил их рядом, чтобы в случае опасности успеть выдернуть меч.
Потрескивающая печка убаюкивала, разлившееся по телу тепло медленно, но верно, вгоняло в сон. Продолжив листать, наткнулся на заметки дневника одной из учениц. Пробежав глазами, узнал несколько сплетен, да хронологию свадеб. А еще – жалобы на старуху Вельву, что гоняет за каждую провинность в лес за травами.
А еще на деревню стали часто нападать волки. Мужики несколько раз устраивали облавы, но серые возвращались снова и снова, будто гнал их кто из родных краев к Седым Мхам.
Старая Вельва говорила, это дурное знамение, что Волчий Пастырь ведет своих воинов на юг. Вслед за волками придут волкодлаки, и не будет спасения, ибо проклятые не знают ни усталости, ни жалости.
Может, это и случилось? Может, таинственный Пастырь на самом деле натравил на Седые Мхи свою паству?
Отложив книгу, прикрыл глаза. Старые сказки ожили, истребили всех на моей родине. Но тогда к северу от деревни тоже никого нет в живых? Почему же барон бездействует?
Заскрипело дерево, я выхватил меч, вскакивая на ноги. Волосы на загривке зашевелились, по коже прошел леденящий душу ужас.
Дверь в лекарню была открыта.
Глава 4
Я таращился в черный провал, куда совершенно не доставал свет от печи. Пальцы на рукояти вспотели, волосы на загривке встали от ощущения потустороннего ужаса, катившего волнами из лекарни.
Конь вдруг заржал испуганно, вскинулся, молотя копытами воздух, перетянутые ноги разорвали ремень и конь вырвался наружу.
– Стой! – крикнул, срываясь в прыжке наружу.
Не хватило совсем чуть-чуть, чтобы перехватить поводья. Буланой вырвался на свободу и умчался в ночь. Я же застыл посреди двора, укрытого густым туманом. От выпавшего снега не осталось и следа – лишь чуть подмокшая земля свидетельствовала, что здесь была влага. Чавкнула грязь под сапогами, я огляделся вокруг – ни души.
Хорошо хоть снял седельные сумки – там все мои сбережения. Сплюнув от досады, вернулся в дом травницы. Повезет – найду коня поутру. Он всегда возвращался, так чем этот раз отличается?
В жилой комнате все осталось без изменений. Происшествие с конем отрезвило, отгоняя страх. Я снова внимательно оглядел помещение, не оставляло чувство угрозы. В сторону лекарни старался не смотреть, следил лишь краем глаза.
Может, именно потому и заметил смутное движение в темноте. Сжав рукоять меча, встал спиной к печке. По-хорошему, нужно раскрыть ее, чтобы света стало больше, но и так видел относительно нормально. По крайней мере – сунься Зара ко мне из-за двери, точно замечу.
Все еще сжимая меч, отвернулся на секунду – скинуть крючок с печи и распахнуть дверцу. В спину тут же ударил леденящий душу ветер. Меня пробрало до самых костей. Душа ушла в пятки, волосы на загривке вскинулись.
Резкий разворот и удар наотмашь. Воздух взвизгнул, рассекаемый острым лезвием. Никого. Лишь ветер гуляет снаружи, да долбится бессильно в чудом уцелевшее окно.
И все же нарастающее чувство опасности – наследие жизни наемника – не давало успокоиться. Как-то же дверь в лекарню открылась, и я уже готов поверить в существование живых мертвецов.
Борясь с желанием броситься к двери, чтобы закрыть одним ударом плеча, продолжал всматриваться в темноту. Теперь свет от печки проникал глубже, вычерчивая в темноте синие полосы предметов. И, могу поклясться, трупа там не было!
Проглотив комок в горле, сделал осторожный шаг вперед, держа острие меча между собой и лекарней – если кто и полезет, наколю на клинок, выигрывая время.
Выждал несколько секунд тишины и сделал шаг вперед, не сводя глаз с черноты проема. Зрение медленно привыкало к темноте за старой дверью.
Еще шаг, скрипит половица под сапогом, вырывается пар изо рта – в этой части дома уже заметно холоднее. Но руки лишь крепче сжимают меч, а глаза смаргивают подступающие от напряжения слезы.
Еще шаг. И снова ничего, до двери всего метр, на следующем шаге смогу дотянуться до края и толкнуть, отрезая лекарню от жилой комнаты. Там останется лишь подпереть чем-нибудь, уж соображу. Главное, закрыть проклятую дверь.
Шаг, на выдохе удар ногой по бревнам, дерево скрипит. И разваливается в труху прямо под окованным носком сапога. Ну, это уже никуда не годится! Только что дверь была крепкой и едва сдвигалась!
За спиной раздается жуткий скрежет, оборачиваясь, снова рублю воздух клинком. И застываю, глядя в мертвые глаза истлевшего тела.
Зара стоит передо мной, наклонив голову на бок. По глазному яблоку скользит гнилостно-желтая слизь, но травница не обращает на него внимания. Челюсти медленно ходят вниз и вверх, словно восставшая разминает их. Усохшие руки приподнимаются, острые когти вместо фаланг вытянуты в мою сторону. Облезлое платье распалось на рваные ленты грязного полотна. Треснувшая кожа на скулах обнажает остро заточенные зубы.
– Х-ш-ш-ш... – вырвалось из глотки умертвия.
Я отшатнулся назад, к проему в лекарню, чувствуя, как седеют волосы.
– Мертвые не оживают! Мертвых бояться не нужно – бояться нужно живых! – всплыли в памяти слова сотника.
Но вот он – оживший мертвец, тянет ко мне свои тощие руки. Мгновение страха отступило, оставляя после себя лишь ярость и гнев за мимолетный испуг.
Крепче сжав рукоять, я зарычал и, шагнув вперед, рубанул по воздуху, отгоняя нежить прочь. Острая сталь свистнула, срезая клочки сарафана, но Зара и не подумала отступать – наоборот шагнула навстречу, сокращая расстояние.
Я ушел из угла, куда меня загоняла тварь кувырком. Над головой прошуршала дряхлая ткань, задев затылок обрывками. От этого прикосновения, кажется, волосы поседели от ужаса.
Выпрыгнув на ноги, снова ударил клинком за спину в развороте. Зара, медленно поворачиваясь, напоролась на сталь. Оглушительно щелкнула кость, правая рука по локоть отломилась, отлетая в сторону печки. Я ударил еще, обрубая левую.
Почуяв приближающуюся опасность, отпрыгнул. И вовремя – нежить рванулась вперед, широко раззявив усеянную острыми зубами пасть.
Щелкнули челюсти рядом с лицом, оттолкнул тварь, ударив в грудину. Хрустнули ребра, Зара отлетела к стене. С потолка посыпалась труха, укрывая паутиной и грязью переломанную, словно брошенную куклу, нежить.
Я застыл, ожидая продолжения схватки, но труп больше не шевелился. Отведя меч в сторону, подошел на шаг и, взмахнув клинком, перебил сухие позвонки. Теряя последние волосы, череп покатился к печи. Пинком ноги отправил отрубленную голову в огонь.
Пламя тут же сменило цвет на ядовито-зеленый. По ушам ударил страшный визг, а тело, оставшееся у стены, рассыпалось прахом.
Все еще не веря в такую легкую победу, переводил дыхание, оглядываясь по сторонам. Что за проклятье превратило молодую девушку в потустороннюю тварь? Почему она осталась одна во всей деревне?
Словно в ответ, снаружи завыли. И это совершенно точно не были волки.
– Похоже, ты была не одна, – прошептал я печке, где не осталось и следа от черепа умертвия.
Развернувшись к двери, замер, ожидая. Вой приближался, дробился на несколько голосов. Похоже, я разбудил дремавшую нежить. И теперь твари сунуться за моей душой.
Рука машинально дернулась к воротнику куртки. Подаренный приходским священником еще в детстве крест будто сам прыгнул в ладонь, источая тепло, накопленное от тела. Простой жест сразу же успокоил, словно некто более сильный незримо присутствует рядом.
Вой не прекращался, но теперь звучал иначе, все так же злобно, жутко, но уже разочарованно. Будто вынув нехитрый оберег, я отгородился от опасности.
Нужно было внимательнее слушать проповеди, мелькнула мысль, хотя бы молитвы знал бы. А теперь, когда страшные сказки об оживших мертвецах стали реальностью, даже и память не помогает, а я на нее никогда не жаловался. Выберусь отсюда – сразу же найду церковь и...
Церковь! Нужно добраться до прихода. Всего час пути от Седых Мхов до Заречья. Нужно просто продержаться ночь – ну же, Алекс, не первый раз в дежурство заступаешь!
Успокоив себя, сосредоточился на доносящихся с улицы звуках. Итак, противник подобрался к дозорному расчету. Судя по вою, там не меньше пятерых. Если все такие же неловкие, как Зара, справлюсь без проблем. Если окажется сложно – встану в проходе, благо дверь была узкой, по двое не пролезут. Отбиваться в таком проеме сможет и один боец. Всего лишь ночь.
Вой стал глуше – или твари отступают, или задумали что-то еще. Нужно поскорее привлечь их внимание, не дать завязать бой на их условиях.
Широко шагая, дошел до входа в дом и рывком сорвал ткань, загораживающую улицу. Едва успел отпрыгнуть назад – еще один мертвец уставился на меня безжизненно-белыми глазами. Застывшее в неописуемом ужасе лицо, почти слезшая кожа, сквозь дыры щек торчат желтые гнилые зубы.
В нос ударил приторно-сладкий запах разложения. Где бы ни пряталось умертвие, процесс гниения шел полным ходом. Вскинув кривые лапы, лишь отдаленно напоминающие руки, тварь сунулась в проем.
Пинок в грудь отшвырнул противника назад. С улицы сразу зашипели еще трое мертвецов. Шатаясь, словно пьяные, они шаркали ногами, ломая горбыли подтаявшей грязи.
– Да вы не очень-то торопитесь! – рассмеялся, стараясь загнать подсознательный страх поглубже. – Ну же, твари, вот он я, подходи по одному!
Левое умертвие оказалось ближе – его-то я и встретил ударом по протянутой костлявой лапе. Кисть со стуком упала на землю, но мертвец потери конечности не заметил – так и пер вперед, закрывая вход от собратьев.
В отличие от предыдущего, этот сохранил остатки одежды.
– Привет, Орин! – усмехнулся я. – А я у тебя в кузнице похозяйничал, ты, думаю, не против? – и рубанул по шее, скорее сбивая хрупкий череп, чем срезая.
Голова кузнеца упала под ноги, я, не глядя, наступил, кроша кости толстой подошвой. Умертвие тут же осыпалось прахом, я едва успел уклониться от выпада подобравшегося слишком близко голого мертвеца. Когти твари пронеслись в миллиметрах от кончика носа, я выгнулся дугой, пропуская лапу над собой. Но мертвяк оказался умнее – болезненный удар по лодыжке, я теряю равновесие и падаю на спину.
Злобное шипение сменяется победным воем, но я ударом окованного металлом носка ломаю бедро слишком умного умертвия, заставляя завалиться рядом. Обдав гнилостным зловонием, труп ощерил и без того отвратительную пасть. На лицо мне пролилась зелено-желтая жижа.
Обхватив когтистыми руками, мертвец взвыл, прижавшись всем телом. От моей груди пошло свечение белоснежного огня, тепло потекло по конечностям, наполняя мышцы силой, а сердце – отвагой.
Тварь шипела, на глазах обращаясь в прах, я подскочил на ноги, спеша встретить нового противника. А крест на груди сиял, словно маленькое солнце.
Стоило четвертому умертвию попасть под этот свет, оно взвыло от боли, вскидывая руки к лицу, но сквозь дыры в ладонях белое сияние все же достало мертвяка. Я успел рассмотреть, как медленно выгорают точки на морде твари – как раз, где пробивается свет креста. А следом рассыпался и сам мертвяк.
Остальные, видимо, почуяв слишком сильного врага, решили отступить. Медленно отшагивали назад, все еще шипя и подвывая. Я не сводил с них взгляда, пока не исчезли в тумане, уже скрывшим противоположную сторону деревни.
Итак, первая битва за мной. Я коснулся теплого металла на груди. Прости, что не верил в твою силу, Отец.
Вой раздался где-то далеко. Мертвецы убирались прочь.