Текст книги "Очерки по истории естествознания в России в XVIII столетии"

Автор книги: Владимир Вернадский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 4.
 Выяснение формы Азии и составление географической карты России.

1. Открытие морского пролива между Азией и Америкой в допетровской Руси (Дежнев). – 2. Экспедиция Беринга. – 3. История карты Российской империи. Атлас 1745 г. Ремезов. Брюс. Соймонов. Кирилов. Делиль. Великая Сибирская экспедиция. Нагаев.

4.1 Открытие морского пролива между Азией и Америкой в допетровской Руси (Дежнев).

 Решение вопроса о характере Азиатского континента экспедицией Беринга было первой крупной научной работой русского общества. Это было первое великое открытие, сделанное вошедшим в научное творчество государственным целым. Географическая карта начала XVIII в., времен Петра, резко отличалась от современной. Для Африки были нанесены на карту [общие] контуры, но ее внутренность не была известна.

Эти контуры для Азии не были известны даже в такой степени, как их знали для Африки. Весь северо-восток Азии был неизвестен; о положении Японии только догадывались. Север Америки и ее западная часть, как побережье, так и внутренность страны вплоть до Калифорнии, были почти совсем неизвестны. Где кончалась Азия севернее Китая и как близко к ней приближалась Америка, было неизвестно. Оставался невыясненным вопрос, не представляет ли Европа-Азия-Африка-Америка единое целое, одну сушу, непосредственно соединяющуюся перешейками. Мы знаем теперь из истории науки, что вопрос этот к этому времени был в действительности уже вырешен определенным образом, но он не был известен современной науке. Якутский казак С. Дежнев в 1648 г. объехал северо-восток Азии и из Ледовитого океана вышел в океан Тихий. Донесения Дежнева скрывались в приказах и канцеляриях Московского царства. На них не было обращено внимание. Местные люди в Восточной Сибири, несомненно, знали о существовании морского прохода из берегов Ледовитого океана в Анадырь и Камчатку, и едва ли об этом могли не знать центральное правительство и Петр. Хотя нельзя не отметить и другой источник аналогичных знаний. Сведения о свободном Северном море были известны в культурной среде дальневосточного образованного общества – Японии, Кореи, Китая. То, что было известно в XIV в. в Китае, проникло в Европу в неясных указаниях Марко Поло о «Соколиных островах», откуда китайские правители получали полярных соколов.24 Однако эти сведения толкуются и иначе, и «Соколиные острова» переносятся на далекий Запад, в область Таймыра и Тобольской губернии.25 Но в русской литературе конца XVII в. были и более точные сведения, которые были добыты ученым молдаванином Н. Г. Спафарием, обрусевшим и долго бывшим на русской службе. В «Описании Китайского государства», оставшемся в рукописи, в главе об Амуре – «Сказание о великой р. Амуре, которая разграничила русское селение с китайцами», – которая встречается в списках отдельно от всего сочинения, Спафарий дает совершенно правильное представление о его географическом положении и значении [32]. Между прочим, он пишет:

«А на устье реки Амура не только большие суда мочно делати, но и корабли большие. И мочно ходити в Китай и в Японский остров. Да и сверх того мочно сыскати и другие острова, которые еще на свете не знатны и никто не проведал, для того, что по Северному морю плавати нельзя и из Восточного также не проведано».26 Это писал Спафарий в Москве в 1678 г., до потери Амура по Нерчинскому договору (1689). Взгляды Спафария не были забыты – его работа распространялась в рукописях как XVII, так и XVIII в.27 Очень возможно, что часть сведений его попала в печать начала XVIII в. Витсен был в отношениях со Спафарием и жаловался в письмах к Лейбницу, что Спафарий боится давать точные сведения,28 считаясь с опасливостью московского правительства. Витсен же обратил впервые внимание и на указание Марко Поло.29 Он не был очень высокого мнения о знании китайцами северных областей Азии, находил в связи с вопросом о соединении Азии с Америкой, – что оно ничтожно.30

Несомненно, если Витсен мог знать результаты посольства Спафария, то тем более они должны были быть известны в Москве, где служил в Посольском приказе Н. Спафарий. Еще яснее указания местных сибирских обывателей.

Мы имеем целый ряд. ясных и точных указаний на знакомство местных людей с возможностью объехать морским путем Азию. Очень возможно, что Дежнев не был единственным, и другие безвестные промышленники проходили тем же путем. И его донесение сохранилось случайно: он говорил о проходе между прочим, указывая на открытые им залежи моржовой кости на Анадыре.

Сведения местных людей проникали даже в среду любознательных русских людей московского общества того времени и через них входили в научную среду Запада, наносились на местные самодельные карты или отражались на картах ученых-географов Запада. Еще в 1525 г. Павел Иовий со слов русского посла к папе Клименту VII, по-видимому образованного и бывалого, какого-то Дмитрия [33], указывал, что Россия окружена океаном, по которому, держась правого берега, можно доехать до Китая.31 Так, один из западноевропейских писателей о России XVII в., I Авриль,32 передает свой разговор 1686 г. со смоленским воеводой, который указывал, что между Америкой и Азией лежит большой остров и что этим путем Америка могла населиться из Азии. По-видимому, часть сведений об Америке шла через чукчей: по их именам назывались области Америки, которые указывались на самодельных русских картах [34], например на интересном чертеже 1720 г. безграмотного казацкого офицера Шестакова (ум. 1730) 33 или на карте дворянина Львова в Якутске, которые были в руках Миллера [35]. Эти показания попали уже в 1730 г. в литературу на карте Страленберга, приложенной к его сочинению о Сибири, получившему большую известность. Он писал на этой карте об устье Колымы: «Отсюда русские... с большими трудами и опасностью жизни прошли в Камчатскую область» (Hie Rutheni ab initis per moles glaciales quae flante Borea ad littora, flanteque Austro versus mare iterum palantur magno labore etvitae deserimial transvecti sunt ad Regionem Komtshatkam).34 Указание на эти поездки и открытия есть и в тексте.35

Пленный шведский офицер Страленберг прожил 13 лет в Тобольске и собирал там сведения отовсюду. Часть данных на его карте принадлежит не ему, но ученому-натуралисту Мессершмидту, посланному в 1717 г. в Сибирь Петром Великим.

Сохранились известия, что при Петре и местной властью собирались сведения о северо-восточных странах Сибири и местах, лежащих за Сибирью. Так, в 1710 г. взята сказка о поездках Т. Стадухина на восток от Колымска; она сохранялась в делах Якутской воеводской канцелярии и впервые опубликована в 1742 г. В 1718 г. собирал сведения в Анадыре от чукчей отправленный туда губернатором князем Гагариным подьячий (в капитанском ранге) П. Татаринов. Татаринов указывал на нахождение против Чукотского мыса большого острова, земли с большими реками, лесами, густонаселенной, богатой соболями. Наряду с этим Татаринов сообщает и о нахождении там хвостатых людей и людей с птичьими , ногами...36

И все же донесением Татаринова, как увидим, пользовался Беринг, как пользовался он и его спутники и всеми другими показаниями, собранными в Сибири. На основании их Беринг в 1725 г. писал из Енисейска в Адмиралтейств-коллегию: «Великим коштом крепко станет экспедиция: Сафонов и Шестаков ведают, каков тракт; а ежели б определено было итти с устья Колымы до Анадыра, где всемерно пройти возможность надеюсь, о чем новые Азийские карты свидетельствуют и жители сказывают, что преж сего сим путем хаживали, то могло бы быть исполнено желаемое с меньшим коштом...»37 По-видимому, его предложение не встретило сочувствия в Петербурге.

Таким образом, несомненно, поездка Дежнева или аналогичные ей поездки других на местах не были забыты. Предание о них было живо в это время в Сибири и сыграло свою большую – психологическую – роль в путешествии Беринга.

Но имя Дежнева здесь нигде не названо. Его впервые открыл академик Миллер, бывший в Сибири в связи со второй экспедицией Беринга. В 1736 г. им была найдена часть донесений Дежнева в Якутском архиве и опубликована сперва в 1742 г.38 и более подробно только в 1758 39 в изданиях Петербургской Академии наук, через 104 года после путешествия Дежнева. Значение этого путешествия долго не признавалось современниками Миллера. Гмелин, говоря о его поездке, не называет в 1752 г. даже имени Дежнева и пишет о поездке так: Es sind sogs Spuren vorhanden, dass ein Keri mit einem Schifflein, das nicht vis grosser als ein, Schifferkahn gewesen, von Kolyma der Tschuketschoi nc vorbei und bis nach Kaintschatka gekommen ist».40 Значение Дежнев в XVIII в. правильно оценили только Миллер и Ломоносов.41 Кун, выдвинувший работы Беринга, совершенно не упоминал о Дежневе.42 Его офицеры сомневались в существовании этого казака и его поездки. И в XIX в. значение плавания Дежнева долго не признавалось, и лишь в 1890 г., через 252 года после этой поездки, были напечатаны Оглоблиным документы, несомненно подтверждающие поездку Дежнева.43

Семен Иванович Дежнев,44 по-видимому, родом из Великого Устюга [36], является одним из тех энергичных, предприимчивых людей, которые – с небольшими средствами и в исключительно суровой обстановке – захватили и связали с Московским царством Сибирь. Вся его жизнь полна лишений, борьбы с природой и инородцами. Он был одновременно служилый человек и промышленник – занимался торговлей. Прежде чем он попал в Нижнеколымск, он служил в Тобольске, Енисейске, Якутске. Уже в 1639 г. он был «приказным», «начальным человеком», т. е. не бы простым, рядовым казаком <...> Мотивами его поведения являлись нажива, сознание государственного служения и любовь к свободной, вольной жизни вне рамок цивилизованного, стесняющего личную свободу государства. В этой борьбе вырабатывались крупные люди и сильные характеры. Здесь создавалось то коллективное знание, которое является формой ее сознательной научной работы толпы и в благоприятный момент может входить или оказать влияние на научную мысль. Ибо в суровой борьбе с природой и людьми изощрялась наблюдательность этих людей и подымалось в их душе глубокое чувство природы.

Сам Дежнев совершенно не понимал значения своего открытия. Едва ли он имел какое-нибудь понятие об Америке, как не имели о ней представления в большинстве московские воеводы, дьяки, не говоря уж о более мелких чиновниках старого русского царства, с которыми ему приходилось сталкиваться. В своих челобитьях, через 15-20 лет после своего путешествия, Дежнев почти не упоминает об открытом им морском пути [37]. В московской службе были признаны его заслуги – открытие и завоевание богатой моржовой костью Анадырки.45 Но уже в 1650 г., через год после морского прихода Дежнева, был открыт относительно удобный сухопутный путь московскими служилыми людьми, сперва С. Моторою, потом Т. Стадухиным, который сперва пытался пойти путем Дежнева, был его врагом, приписывал себе открытие «Большого Носа» – оконечности Азии. Стадухин оставил по себе имя открытием Колымы.46 Этот сухопутный путь – волоком – исследовался сибирскими воеводами, и в этих исследованиях участие принимал сам Дежнев.47

Морской путь Дежнева был забыт и оставлен, и едва ли можно счесть это практической ошибкой. Этот путь был опасен. Дежнев прошел Берингов пролив благодаря исключительно благоприятным [ледовым] условиям лета 1648 г.: море было свободно от льда! [38].

Дежнев не являлся инициатором предприятия и не стоял одиноко в своих стремлениях. С 1638 г., когда енисейский казачий десятник Е. Буза открыл Яну,48 русские неуклонно продвигались вдоль берега все дальше на восток [39]. Уже в 1641 г. Дежнев был на Яне, а в 1642 г. по Индигирке выплыл в Студеное море. В 1646 г. мезенеп И. Игнатьев с компанией пытался пройти в Анадырь; ему не удалось проникнуть далеко, и он вернулся назад (с Чаунской губы). Однако он привез ценную моржовую кость и указания на ее нахождение дальше, у Анадыря. Уже в следующем, 1647 г., в июне, Ф. Алексеев [40], приказчик московского гостя А. Усова, снаряжает экспедицию в Нижнеколымск, и к ней в качестве правительственного надсмотрщика был откомандирован «служилый человек» С. Дежнев. Экспедиция была неудачна, вернулась назад, и в следующем, 1648 г. она отправилась вновь, причем материально в ней участвовал не только гость Усов, но и Дежнев. Они вышли в июне 1648 г. на 6 кочах [41]. Кочи, обычный в то время сибирский тип морских судов, вероятно, перешли сюда из Беломорского побережья.49 Это были нередко плохо построенные плоскодонные с одной палубой суда (они достигали 12 сажень длины). Они все были построены из дерева; даже гвозди были деревянные. Ближе знавший их – в середине XVIII в. – академик Фишер пишет о них: «Европеец едва отважился бы идти на таких худых судах по морю, с которого никогда лед не сходит. Между тем архангелогородцы в прежние времена не знали ни о каких других морских судах и ходили на них в Мезень, в Пустозеро, да и на Новую Землю»50 [42]. На них шли русские по Студеному морю – Ледовитому океану, идя вдоль берегов. На них и Дежнев впервые действительно обошел в середине сентября Азию и вышел из Ледовитого в Тихий океан. Но какой ценой! Из кочей ни один не сохранился. «Прошед Анадырское устье, судом божиим те наши все кочи море разбило», – говорит Дежнев в 1662 г. Из 90 человек команды в живых осталось всего 12!51 «А я, холоп твой, – пишет Дежнев в челобитной царю Алексею, – на Анадыр-реку доволокся всего двенадцатью человеки, и с теми достальными своими товарищи, не хотя голодною смертью померети, ходил я, холоп твой, в поход к Канаульским и к Ходынским не к ясачным мужикам».52 Сам Дежнев сознавал, что прошел случайно. В 1653 г. из Анадырского острога он не решился отправить государеву казну (моржовую кость и меха) морским путем, так как судно не было хорошо снаряжено, а «иноземцы говорят: не по вся-де годы льды от берегов относит в море...».53

Дальнейшая судьба Дежнева малоизвестна. В Анадырском остроге он являлся начальником до 1659 г., собирая моржовую кость, меха, ведя мелкую борьбу с туземцами. Позже он бывал в Якутске и в Москве и в вознаграждение за свои заслуги в 1665 г. был сделан Якутским казачьим атаманом. Наши сведения о нем прерываются на 1672 г., и его дальнейшая судьба неизвестна. В той же челобитной 1662 г., о которой я говорил раньше, он так характеризует свою сибирскую службу: «А холоп твой, пошед из Енисейского острогу, служил тебе, великому государю, всякие твои государевы службы и твой государев ясак сбирал на великой реке Лене и по иным дальним сторонним рекам в новых местах – на Яне, и на Осмоконе, и на Индигирке, и на Алазейке, и на Колыме, и на Анадыри – реках – без твоего государева денежного хлебного жалования, своими подъемы. И будучи же на тех твоих государевых службах, в те многие годы всякую нужу и бедность терпел сосновую и лиственную кору ел и всякую скверну принимал – двадцать один год».54

Дежнев умер, не сознавая выпавшего ему на долю исторического дела. Прошло больше двух столетий – 230 лет – после него, прежде чем Норденшельду на «Веге» в 1878-1879 гг. удалось счастливо пройти не только его путем, но сделать его как часть еще более трудного пути, из Атлантического океана в Тихий.55 Другие попытки были неудачны.

По-видимому, в XVIII столетии одному энергичному русскому купцу Шалаурову из Иркутска удалось с устьев Лены пройти счастливо Берингов пролив, но он погиб на зимовке у мыса Шелагского, где позже были найдены его останки. Шалауров пытался пройти с устья Лены Камчатку в 1761-1763 гг.; он потерпел неудачу среди тяжелых лишений, в борьбе с суровой природой. Потеряв все средства в этой экспедиции, он уехал в Москву и, набрав нужные деньги, в 1766 г. вновь отправился в путешествие, из которого ему не было суждено вернуться. С другой стороны, еще в 1820-х годах, до Норденшельда, Шишмарев из Берингова пролива прошел до мыса Сердце-Камень у входа в Ледовитый океан. Путь Дежнева был забыт и не дал прямых данных для решения вопроса о соединении Азии с Америкой, который был чужд русским людям или русской государственной власти XVII столетия.

А когда позже, через 50-60 лет, при Петре, он был поставлен на разрешение время резко изменилось. Русским людям пришлось решать ее в другой обстановке. Для этого не нужно было повторять путь Дежнева.

Пользуясь новыми для русских приемами астрономического определения местностей, решить вопрос о границе Азии и Америки можно было и без полного обхода Азиатского материка. Беринг, несомненно, в общем разрешил эту задачу, хотя проливом, названным Куком его именем,56 и не вышел в Ледовитый океан: существование моря к северу от его пути было выведено им из расспросов чукчей, из подходов к морю с суп русских землепроходцев. Только через 50 лет после него и через 130 лет после Дежнева Кук и Клерк вышли в Ледовитый океан, пройдя пролив Беринга. Но и их путь не казался решением вопроса. Еще в XIX в. ученые-географы считали возможным соединение Азии и Америки севернее широты, достигнутой Клерком в 1778 г. Это допустил, например, один из спутников Кука и Клерка, Верней, в 1819 г.,57 так как в это время еще не было сплошной съемки всех берегов Азии от Ледовитого океана до Тихого. Такая съемка, исключавшая всякую возможность сомнения была дана лишь после 1820 г. экспедицией барона Врангеля и Анж .....................

(оборван текст – нужно досканировать).

4.2 Экспедиция Беринга.

 Уже в 1719 г. Петр Великий, послав геодезистов Евреинова и Лужина на Камчатку и на отыскивание лежащих в море островов, поставил им на решение вопрос: «Сошлась ли Азия с Америкой?» Может быть, одновременно или раньше сделана была им попытка пройти морем в Сибирь из Архангельска.58

Но мысль Петра к этим вопросам направлялась гораздо раньше. Мы уже видели, что этот вопрос стоял на первом месте среди географических вопросов, побуждавших многих современников ждать его разрешения от новой России. Его ставил уже в 1697 г. Лейбниц в одной из записок, составленных им для приближенных Петра, должно быть, Лефорта,59 его же касался он в 1711 г. в переписке с Брюсом,60 несомненно обсуждал его с Петром Великим при свидании в Пирмонте в 1716 г.61 Сохранилось известие, что в 1717 г. побуждали Петра к научному разрешению этого вопроса его голландские друзья.

Однако Петр действовал здесь отнюдь не из-за одних научных соображений – это не было в его характере.

Его побуждали к этому вопросы государственной пользы и выгоды. Он должен был знать, что находится за пределами его царства и нет ли на дальнем Востоке удобного морского пути в те страны, которые давно привлекали к себе внимание всех энергичных морских народов.

Прежде всего Петру надо было точно и ясно выяснить положение своего государства в мировой сфере возможностей. То, что ясно нам теперь, тогда было неизвестно.

Экспедиция Евреинова и Лужина явилась продолжением аналогичных попыток, сделанных раньше. Еще в 1710 г. шли приказания в Охотск – исследовать морским путем прилежащие острова, и из Охотска казак Соколов достиг морем Камчатки.62 Сохранились известия об отдельных более или менее удачных поездках И. П. Козыревского, пленных шведов – Г. Буша, А. Молина, дворянина Сорокоумова.63 Герье указывает Вагина и Пермякова, достигших какого-то острова (1711 г.), казака Крупышева, который был заброшен в Америку до Гвоздева.

Наибольшее значение имела экспедиция И. П. Козыревского.64 Козыревский – сын якутского казака, внук поляка – в 1712-1713 гг. открыл Курильские острова. Сохранились известия, что Козыревский предпринял эту морскую поездку, чтобы загладить свое участие в восстании против В. Атласова в 1711 г. на Камчатке, где Атласов был убит. На Камчатке Козыревский был по крайней мере 10 лет, с 1701 г. Козыревский имел поручение не только отыскать неизвестные острова, но и узнать о Японии. По возвращении из экспедиции он постригся в монахи в построенной им на Камчатке пустыни. Он сам говорит об этой поездке:

«В 1713 году до монашества своего посылай я был за проливы против Камчатского носа, для проведания островов и Японского государства, также новых землиц всяких народов; следовал туда мелкими судами, без мореходов, компасов, снастей и якорей. На ближних островах живут самовластные иноземцы, которые не сдавшись на сговор наш, дрались с нами: они в воинском деле жестоки и имеют сабли, копья и луки со стрелами. Милостью господа бога и счастием его императорского величества мы оных иноземцев имали в полон и брали их платье шелковое, и дабинное, и кропивное и золото».65 При поездке в Тобольск с донесением и по делам монастыря Козыревский был задержан в Якутске местным архимандритом Феофаном, не отпущен в Тобольск и был занят делами различных монастырей епархии. Лишь в 1730 г. Козыревскому удалось выбраться в Москву, по-видимому, в связи с подготовлявшейся Великой Сибирской экспедицией. Здесь Козыревский дал ряд сведений о Японии, прибрежных островах и Камчатке. После 1730 г. сведения о Козыревском исчезают. В его истории многое остается темным, так как сохранились, например, указания, что он получал инструкции от Петра. Его сведения, несомненно, сыграли крупную роль в подготовке экспедиции Беринга, которому Козыревский доставил докладную записку.

Все эти экспедиции Петра имели практическую цель. Едва ли можно сомневаться, что ею было искание золота или серебра. В этих поездках видим мы отдаленный отзвук той легенды о богатых золотом и жемчугом островах Зипангу (Японии), лежащих за морем, за Китаем, которая была в XIV столетии принесена в Европу Марко Поло и служила вековой приманкой великих путешествий XV-XVIII столетий, сделала больше для географических открытий, чем какие бы то ни было другие, более реальные интересы.

Созданная капризом истории легенда о Зипангу есть одна из тех форм человеческого мечтания о силе, счастье и могуществе, которые сыграли и, может быть, играют в истории научных исканий крупную роль. Они заставляют напрягать волю, подыматься мысль. Проходят поколения упорных стремлений, пока человек убеждается в призрачности сверкающей перед ним цели. Но попутно при этих исканиях делаются великие открытия, и под их влиянием, за их реальным содержанием более или менее быстро блекнет и теряется вызвавший эти открытия призрак.

Такую роль в астрономии играли гороскопы, в химии – искания философского камня и эликсира жизни, в физике – задания магии, в математике – задача квадратуры круга. Такую роль в открытиях географии играли различные причудливые легенды, одной из которых была легенда о Зипангу. Она получила в глазах европейцев нового времени большее значение, чем придавал ей Марко Поло, передававший преувеличенные рассказы о богатстве Японии, которые были распространены при дворе монгольских владык Китая, пытавшихся завоевать Зипангу.66

За золотом Китая и Зипангу шел еще Колумб. За ним стремились все те испанские, английские, голландские, французские моряки и искатели приключений, которые подымались с юга в Тихий океан или пытались проникнуть в него с севера. Легенда эта имеет свою многовековую историю, на которой здесь нет возможности останавливаться. Никакого реального основания она не имела, так как в этих странах – в Японии и Китае, как мы знаем теперь, было мало золота. То золото, которое здесь циркулировало, было собрано вековой охраной в замкнутой культурной области. Оно было ничтожно по сравнению с теми его запасами, которые были позже, уже в XIX столетии, найдены в странах, быстро проходимых в стремлении к призракам красивой легенды.

И Петр в поисках золота искал его не там, где оно было. Петр внимательно следил за событиями в Средней Азии и был о них хорошо осведомлен:67 Его интересовала Индия, песочное золото, шедшее из Бухарин и внутренних провинций Азии. За золотом он посылал князя Бековича-Черкасского в Хиву, в экспедицию, кончившуюся печально не по вине Петра, и почти одновременно с той же целью, в 1715 г., по направлению к Восточному Туркестану, к Яркенду, был двинут Бухгольц с военной силой. Как известно, и эта экспедиция кончилась неудачей. Однако она привела к занятию степных областей Западной Сибири. Обе экспедиции были эпизодами, но мысль не была оставлена, и, как мы увидим, географическая разведочная, подготовительная работа продолжалась и в областях Каспия, и в областях азиатских, прилегавших к Западной Сибири. Стремление в Индию с суши было для Петра проявлением такого же морского стремления западноевропейских государств, с той же целью и с теми же стремлениями государственной выгоды.

Создав флот, Петр стремился к тому же и морем. Он думал искать золото в странах Тихого океана. Одним из предсмертных, неисполненных его распоряжений была экспедиция за золотом в Мадагаскар. Смерть его застала корабли готовыми к отплытию. Ту же цель преследовал Петр и на дальнем востоке своих владений. Соймонов в 1728 г. вспоминал разговор свой с Петром на Каспии (вероятно, в 1722 г.), когда он указал Петру: «А как Вашему Величеству известно, сибирские восточные места и особенно Камчатка от всех тех мест (Восточной Индии) и Японских, и Филиппинских островов, до самой Америки по западному берегу остров Калифорния, уповательно от Камчатки не в дальнем расстоянии найтиться может; и потому много способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было, против того сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены. Те мои слова Его Величество прилежно все слушать изволил; но как скоро я речь мою окончил, так скоро мне изволил сказать: «Слушай, я то все знаю, да не ныне, да то далеко».68 Продолжать разговор на эту тему Петр Соймонову не дал, но перевел на другое, спросил, был ли он в Астрабадском заливе, и затем сказал: «Знаешь ли, что от Астрабада до Балха и Водокшана (Бадакшана) и на верблюдах только 12 дней ходу? А там во всей Бухарии средина всех восточных коммерций. И видишь ты горы? Ведь и берег подле оных до самого Астрабада простирается: и тому пути никто помешать не может».

В этой обстановке началось стремление морем на восток. В указе Евреинову и Лужину было сказано: «Ехать вам до Тобольска, и от Тобольска, взяв провожатых, ехать до Камчатки и далее, куда вам указано, и описать тамошние места: сошлася ли Америка с Азией, что надлежит дело тщательно сделать, не только Зюд и Норд, но и Ост и Вест, и все на карте исправно поставить...»69 Здесь бросается в глаза указание ехать «куда вам указано» – намек на тайное поручение. По-видимому, Евреинову и Лужину было поручено убедиться в существовании какого-то минерала, который, по указанию (1712-1713 гг.) И. П. Козыревского, добывался японцами па Курильских островах. Ибо в сохранившемся описании поездки Евреинова и Лужина видно, что, рискуя всем, вопреки требованиям капитана судна они считали себя обязанными высадиться на одном из Курильских островов. После его посещения, что было сопряжено с приведением судна в негодное состояние, они считали свою миссию законченной и вернулись назад. Вероятно, Козыревский имел указания на остров Медный, позже открытый и изученный русскими, на берегу которого в XVIII в. находили большое количество самородной меди.

Через несколько лет, незадолго перед смертью, Петр вновь вернул к решению поставленной в 1717 г. географической задачи. На этот раз в 1724 г., во главе ее был поставлен находившийся на русской службе датский моряк Беринг.70 В собственноручной записке от 5 января 1725 написанной за три недели до смерти, Петр писал: «Надлежит на Камчатке или в другом месте сделать один или два бота с палубами. На от ботах возле земли, которая идет на Норд и по чаянию, понеже оной конца не знают, кажется, что та земля часть Америки. И для того искать где оная сошлась с Америкой, и чтоб доехать до какого города европейских владений или, ежели увидят какой корабль европейский, проведать от него, как оной кюст называют, и взять на письме и самим побывать на берегу и взять подлинною ведомость и, поставя на карту, приезжать сюда...».71

Задача поставлена была ясно и просто: Петр искал с севера тот путь, к которому европейцы подходили с юга. Он хотел соединиться Европой, с новой открывающейся перед нами культурой не только с запада, но и с востока.72

Экспедиция под начальством Беринга, при офицерах Шпанберге73 Чирикове,74 мичмане Чаплине, ведшем журнал путешествия,75 выехала из Петербурга частью незадолго перед смертью Петра Великого частью сейчас после его смерти, в начале 1725 г.76 Однако дальнейшее снаряжение ее потребовало много времени. Из Камчатки бот Беринга «Святой Гавриил» мог выйти только 20 июля 1728 г., т. е. через 3.5 года.

Это не были потерянные годы! Приходилось перевозить лес, пушки, снаряжение по неизвестной, дикой, холодной стране без дорог; строить корабли в безлюдных местностях. Указания центрального правительства противоречили знанию местных людей, не доверяя последним или боясь не исполнить государев указ – «слово и дело», что не раз бывало в в ученых поездках того времени, Беринг сделал ряд ошибок в ведении экспедиции. Нельзя, однако, отрицать, что он еще в начале поездки Енисейска предлагал дежневский путь, как более легкий, – мы не знаем какие указания он получил в ответ на свое предложение из Адмиралтейств-коллегии.77 До Камчатки – Нижнекамчатска – экспедиция добралась с огромными лишениями, потеряв более 500 лошадей, часть груза, изголодавшись. Умерло от лишений несколько десятков человек, было много больных и бежавших. В числе умерших был геодезист Лужин.

В Нижнекамчатске Беринг мог убедиться в существовании вблизи Камчатки населенной земли. В Камчатку попадали оттуда деревья, приносимые морем и неведомые на месте; несомненно, существовали сношения чукчей с американскими туземцами, и эти последние бывали Азиатском берегу. Берингу это стало известно из рассказов туземцев. Я уже упоминал, что он знал и о поездках русских из Колымска на Анадырь.

Таким образом, Беринг отправлялся на восток не наугад. Плавание его было исключительно счастливое. В своем донесении императрице Анне Беринг пишет: «А 15 того же августа пришли в ширину северной 67 градусов 18 минут, рассуждая, что по всему виданному и по данным инструкции блаженные и вечнодостойные памяти Его Императорского Величества исполнено, понеже земля более к северу не простираете а к Чукотскому или к восточному углу земли никакой не подошло, и все вратился, а ежели еще иттить далее, а случились бы противные ветры, то не можно, паки того лета возвратиться до Камчатки, а на тамошней земле зимовать было бы не без причин, понеже лесу никакого не имеется, а тамошний народ не под державою Российского государства самовластен и союзства с нашими ясашными инородцами не имеет. А от устья Камчатки и до сего места, откуда возвратились по берегу морскому, великие высокие каменные горы подобостенную крутостию и в лете из под снегов не открываются».78 В донесении Адмиралтейству он указывает, что на широте 64o 30.7' он встретил чукчей, которые сказывали: «что земля их делает две губы и обращается к устью реки Колымы и всюду прилегло море и великие отмели...».79