Текст книги "Двойной агент. Записки русского контрразведчика"

Автор книги: Владимир Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

БЕРЛИН, 1913 ГОД

Слава Богу, наконец-то вокзал на Фридрихштрассе! О Берлине 1913 года можно рассказывать долго! Сколько событий! Жизнь бьет ключом!

Мы, наконец, достигли цели путешествия, в которое отправились из Варшавы. Но, прежде всего я, конечно, должен объяснить, кто это «мы». Мы – это мой друг, государственный обвинитель, и ваш покорный слуга, судебный следователь. Мы очень напряженно работали, и нам только что удалось разоблачить еще одно опасное шпионское гнездо, как ни странно, тоже в районе Равы. Там мы арестовали телеграфиста Варшавского телеграфного бюро Петра Антосевича: он был взят с поличным в тот самый момент, когда доставал из кармана планы обороны Варшавы, чтобы передать их немецкому шпиону – некоему Эрнсту Бему, который якобы являлся представителем одной из фирм, торгующей в России сельскохозяйственным оборудованием.

В ходе допроса мы добились от предателя признания, что он при посредничестве Бема продал огромное количество важных секретных документов Рихарду Скопнику, высокопоставленному немецкому чиновнику из приграничного города Зольтау.

Рихард Скопник – ловкий и умный немец лет около сорока, занимал на границе официальную должность, дававшую ему все возможности для шпионской деятельности. Конечно же, ни для кого не было секретом, что у него были агенты по всей Польше, и за нами они следили везде, куда бы мы ни поехали. Однако всякий раз, когда мы по долгу службы приезжали на границу, он всегда вел себя с очаровательной любезностью.

И вот мы с коллегой в Берлине. По счастливой случайности на перроне нас встретил полковник русской армии с орденом Святого Владимира в петлице. Он с жаром приветствовал нас, своих соотечественников, и не отходил от нас до тех пор, пока не познакомил с чрезвычайно обаятельным молодым человеком, неким доктором Якобом из Берлина. Доктор Якоб поразил нас заботой и вниманием, выражал восхищение всем русским и умолял нас быть его гостями во время нашего пребывания в Берлине.

Все это ставило нас в чрезвычайно неловкое положение. Не могли же мы, поблагодарив его за несколько назойливое приглашение, объяснить, что мы предпочли бы, чтобы на время короткого визита в столицу Германии нас оставили в покое. Наконец мой друг намекнул, что дело обстоит именно так. Вот тут-то доктор Якоб и показал свое истинное лицо. Уж не хотим ли мы оскорбить его? Ведь он испытывает к России самые теплые чувства! Его дядя – высокопоставленный правительственный чиновник в Зольтау, Рихард Скопник! Может быть, мы с ним знакомы?

– Да, немного, – ответил мой друг, незаметно толкая меня локтем. – Племянничек приставлен следить за нами в Берлине, – прошептал он мне по-русски, когда мы спускались по вокзальной лестнице.

– Сделаем вид, что ни о чем не подозреваем, – ответил я.

Мы позволили племяннику Рихарда Скопника сопроводить нас в один из известных отелей и угостить завтраком, дали прокатить себя на такси и посмотрели достопримечательности немецкой столицы. Мы посетили Потсдам и, наконец, закончили день в кабаре на Унтер-ден-Линден. Мы пили, смеялись и вскоре немного опьянели, что, впрочем, неудивительно: мы видели в зеркало, как наш друг подливал нам коньяк в пиво, полагая, что делает это незаметно.

– Еще так рано! – сказал он, уводя нас в ночной бар, славившийся хорошенькими девочками, которых он тут же пригласил на пикник при луне на берегу реки Шпрее.

В отель он привез нас целыми и невредимыми, когда забрезжил рассвет, и чуть ли не уложил нас в постель! Остаток ночи он провел в коридоре, не сомкнув глаз, и на следующий день, когда мы настояли на том, чтобы сделать кое-какие покупки перед отъездом из Берлина, не выпускал нас из виду. Он нанял частный автомобиль, бегал за нами в магазине Вартхайма в поисках сувениров на память и упаковал их так, чтобы их не обнаружил бы даже самый зоркий таможенник.

Все это обошлось ему, наверное, в копеечку, но он не позволил нам заплатить хотя бы за что-нибудь. И всегда успевал первым. Ну что мы могли поделать! В конце концов, мы пошли по пути наименьшего сопротивления и покорно позволили показать нам все, что было интересного в этом очаровательном городе. День мы завершили, как обычно, в кабаре за кружкой приправленного коньяком пива.

На следующий день мы уезжали домой в Варшаву, где нас ждала работа по делу Антосевича-Бема-Скопника. Доктор Якоб заказал для нас два места у окна в вагоне первого класса, проводил нас на вокзал, сам внес в купе наши вещи. Он нежно обнял нас на прощание, назвал своими самыми дорогими друзьями и клятвенно заверил нас в том, что скоро будет вспоминать эти незабываемые дни в Зольтау в обществе своего дяди Рихарда Скопника.

Поезд тронулся и, окутанный клубами пара, стал медленно набирать скорость, а мы смотрели в окно и махали нашему «другу». Можно представить себе вздох облегчения, который вырвался из уст этого энергичного коротышки, когда он убедился, что две опасные личности отбыли в сторону границы.

Мы с моим другом, имея большой опыт в подобных делах, не могли не оценить, насколько добросовестно он выполнил данное ему поручение следить за нами во время нашего пребывания в Берлине и пресечь любые наши происки в Германии. Только зря он потратил столько денег и сил. Никакой цели мы не преследовали! Мы не стремились ничего выведать. Мы приехали, как и сказали, немного отдохнуть и отвлечься от тяжелого и запутанного дела в Раве.

Наш берлинский «друг», безусловно, сделал все возможное, чтобы развлечь нас, и мы благодарны ему за это по сей день!

БРЕШЬ НА ГРАНИЦЕ

Мое купе имело очень странный вид: горы документов на полу, кучи бумаг на пульмановских диванах и еще целая груда в сетке для багажа у меня над головой. Я даже не мог выглянуть в окно! Кругом были бумаги, бумаги и еще бумаги. Все это были документы по делу братьев X. и Ко. (Оба брата и по сей день играют в экономике далеко не последнюю роль. Они научились копить деньги и, что более важно, их наживать. Да и память у людей в наши дни такая короткая!).

Я читал, читал и читал. Позади остались Петроград, Москва, Ростов, Баку. Поезд шел все дальше. И все это время – только документы по делу братьев X. Так в чем же обвинялись братья X. и их сообщники?

До войны Россия экспортировала большое количество сахара в Персию, где очень любят пить чай. Братьям X., в то время мелким уличным торговцам, каким-то образом удалось организовать перевозку сахара караванным путем не только в Персию, но и неприятельским войскам в Турцию, и даже дальше, в Германию. Более того, они экспортировали за границу, во враждебные России страны, все, что могли прибрать к рукам по линии военного интендантства.

За взятки, железнодорожники помогали доставить товар до границы, а потом все шло как по маслу, поскольку контроля практически не было. Бельгийцев, которые взимали таможенные пошлины на турецко-персидской границе, обвести вокруг пальца тоже было нетрудно.

До войны доход братьев X. составлял около восьмисот тысяч рублей. В первый год войны, благодаря хорошо организованной системе контрабанды, достигшей огромных размеров, их капитал вырос до десяти миллионов рублей, а на следующий год – до семидесяти пяти миллионов рублей золотом!

Итак, в 1916 году меня направили в Персию, чтобы разоблачить преступную деятельность «предприимчивых» братьев и покончить с их знаменитым караваном. Задание не из легких, уверяю вас, поскольку, уже находясь в Киеве, оба героя и их сообщники проявили такие чудеса изобретательности, что были осуждены лишь ценой огромных усилий.

Что мне пришлось пережить на суде!

Допросив одного из них, я предложил ему подписать протокол.

– Писать? Мне? Как это вдруг я смогу писать? Я не писатель и не секретарь! Зачем мне уметь писать? Я подрядчик, финансист. Мои мысли бегут быстрее, чем ручка по бумаге. Поэтому я очень сожалею, что не могу ничего подписать.

Но сейчас, в бешено мчащемся поезде, мой ум был занят вопросом, как контрабандистам удавалось переправлять весь этот бензин, нефть, железо вражеской державе, я погружался в тонкости определения качества сахара! Я даже попытался выучить несколько персидских слов, потому что мне предстояло поработать в Персии и общаться с караванщиками.

В дверь моего купе постучали – это проводник принес телеграмму:

«Немедленно отправляйтесь в Тифлис. Необходимо срочно встретиться с вами. Великий князь Николай Николаевич».

Это, разумеется, заставило меня изменить планы, и я немедленно отправился в Тифлис.

Великий князь знал меня по предыдущим делам, связанным с разоблачением шпионов. Ему также было известно, что я мог поехать в Персию только по делу большой важности.

Итак, я прибыл в Тифлис. Великий князь Николай жил в доме губернатора. Я показал полученную телеграмму охране, и меня провели в кабинет, где с большими церемониями принял личный советник великого князя, которому доложили о моем приезде.

Советник проводил меня в апартаменты князя. Минуя многочисленную охрану, мы прошли в банкетный зал. Стол, как я заметил, был сервирован на три персоны. В зал вошел великий князь Николай. У него был холеный, ухоженный вид. Он дружески приветствовал меня, и без дальнейших церемоний мы сели за стол. Прислуживали нам два одетых в форму казака.

– Consomme en tasse? (Чашку бульона?).

– Скажите мне, – спросил великий князь, – как вы собираетесь вести дело против этих бандитов?

Я коротко посвятил его в свои планы. Провести расследование в Тифлисе, перекрыть все лазейки, допросить караванщиков, разоблачить всех сообщников и устранить нанесенный ущерб.

После консоме (бульона) подали риссоли (пирожок с мясом), квас, черный хлеб. Водку не пили, хотя соблазнительная бутылка стояла на столе.

Я передал великому князю копию своего пятнадцатистраничного отчета. Он имел полное право быть в курсе происходящего, ведь именно он нес ответственность за ту территорию, где орудовали контрабандисты. К тому же было похищено кое-что из его собственных запасов.

Через двадцать минут аудиенция закончилась. Великий князь, прощаясь со мной, очень любезно попросил меня:

– Займитесь этим, мой дорогой друг. Я рад, что прислали именно вас! Нам здесь очень нужна твердая рука!

Я без промедления продолжил свое путешествие в Тебриз, к наследнику шаха. Мои попутчики тут же переполошили весь город, и по нему со скоростью лесного пожара разнеслась весть, что прибыл царский посол.

Мой первый визит был к российскому консулу, который предложил мне остановиться в его доме. Это было как нельзя более, кстати, потому что другие здания имели вид не очень привлекательный. Не успел я привести себя в порядок, как к дому подкатил шикарный, запряженный четверкой лошадей экипаж персидского губернатора. Это был невероятно старый маленький человечек, одетый в парадный мундир, на котором красовалась большая звезда – высший орден государства. Консул представил меня ему, и я подумал про себя, какие препоны готовит на моем пути правительство Персии. Конечно, я был русским судебным следователем, прибывшим в Тебриз с единственной целью – потрудиться на благо своего государя. Не было ни договоренностей с местными властями, ни согласия их правительства. Но старого перса привели сюда совершенно иные заботы!

– Какая форма будет на мне?

В каком мундире я приеду завтра утром на аудиенцию к наследному принцу, я объяснил ему через консула, который выступил в роли переводчика (у меня с собой была только поношенная полевая форма). «В таком случае, – заявил губернатор, – наследный принц тоже наденет поношенную полевую форму. Итак, завтра утром в одиннадцать».

На следующий день без десяти одиннадцать к российскому консульству подъехала необычная кавалькада. На козлах роскошного экипажа сидел казак, а рядом с ним ливрейный лакей размахивал национальным флагом России размером с большую скатерть. Оба были одеты в великолепную форму. Еще двое верховых казаков ехали впереди, двое – с правой и двое – с левой стороны экипажа. Чего, скажите, еще желать! Мы галопом промчались по узким улочкам города, через базарную площадь, где сотни странного вида людей с крашеными волосами и бородами, сидя на корточках у лотков и жаровен, предлагали свой товар.

С дикими воплями казаки расчищали путь нашему экипажу, и мы неслись во весь опор мимо бесчисленных верблюдов и ишаков на встречу с наследным принцем. Его дворец сгорел. (А жаль, ведь при нем был гарем!) Теперь он временно проживал в маленьком и скромном доме.

Мы прибыли к месту назначения, и кавалькада остановилась перед крошечным домиком. У входа нас ожидал оркестр из десяти музыкантов, одетых в форму, которая ужасно напоминала форму российской полиции с той лишь разницей, что ее украшали лампасы, как у генералов! Был и дирижер, почтенный старец, который размахивал огромной дирижерской палочкой. Когда мы выходили из экипажа, оркестр грянул марш Петра Великого. Прелестный знак внимания! На террасе нас ждал человек в невообразимо древнем мундире с зеленой лентой через плечо и сверкающим орденом Льва и Солнца! Это был церемониймейстер. Консул послал со мной своего переводчика, я представился и выразил признательность за оказанный прием. С большой торжественностью нас провели через комнату, напоминавшую караульное помещение, такой она казалась убогой и запущенной. Ужасные стулья, старый ковер, грязные окна! У двери в немом приветствии застыла пара слуг весьма преклонного возраста, с тщательно расчесанными бородами, в белых носках и башмаках. С подобающим достоинством они проводили нас в следующую. Там нас встретил еще один человек, обходительный, с привлекательной внешностью и изысканными манерами, в модной визитке. Он говорил по-немецки, по-русски и по-французски и приветствовал нас на всех трех языках. Это был придворный врач. Он учился в Париже и много путешествовал. Он предложил нам чай, и мы сели, почувствовав себя в его обществе более непринужденно.

– Сахар? – предложил он. – Его контрабандой доставляют сюда ваши соотечественники, но товар, могу вас заверить, высшего качества.

Спустя четверть часа наш новый знакомый распрощался с нами, и глашатай в фантастическом, опереточном, наряде возвестил о прибытии наследного принца, В комнату вошел высокий юноша лет семнадцати, Как было оговорено днем ранее, одет он был в форму, которую, по-видимому, считал полевой. Черные брюки, золотые галуны, ботфорты, украшенные белыми розочками, и маленькая персидская шапочка, которую венчала ослепительно блестящая звезда! Я с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

– Откуда вы приехали и какова цель вашего визита?

– Я – представитель Российского императорского штаба, – ответил я и коротко рассказал о цели своего визита в его страну.

– Желаю удачи! – сказал мне гостеприимный хозяин, – А как здоровье царя и его семьи?

Я не посмел разочаровать юношу и не стал объяснять ему, что в это неспокойное время я практически не общался с членами императорской семьи, Я ответил так, как будто у царя вошло в привычку ежечасно присылать мне бюллетени о состоянии своего здоровья:

– Все хорошо. Нельзя пожаловаться.

– Радостное известие. Передайте ему мои наилучшие пожелания. А как вам нравится в Персии?

– Удивительная страна! – ответил я почти искренне.

– Рад слышать это, потому что мне тоже нравится ваша страна. Я был однажды в Петербурге. Замечательный этот ваш северный город.

На этом аудиенция закончилась, Я отправился в глубь страны с пятью переводчиками, поскольку невозможно было определить заранее, какой именно переводчик мне понадобится, а одной из моих основных задач было попытаться выяснить, на каком диалекте говорил каждый контрабандист! Я не мог доверять своим переводчикам: все они, думаю, были мошенниками и водили дружбу с контрабандистами. Через несколько недель в лагерь прибыл посланник наследного принца.

– Зачем обременять себя таким количеством ненужной работы? – спросил он. – Отрубить голову – и проблема решена раз и навсегда.

Принять совет посланника я, естественно, не мог, хотя преступники того заслуживали, все-таки мы, русские, цивилизованный народ. Мы будем биться над делом до тех пор, пока постепенно, шаг за шагом не разоблачим все уловки хитроумных спекулянтов. Государству должны быть известны все подробности о том, какой товар похищен контрабандистами, где он произведен, какого качества и куда переправляется. Знать это мы были обязаны потому, что в жадные руки негодяев, занимавшихся контрабандной торговлей сахара, уплыли многие миллионы рублей.

По дороге домой в Киев я провел несколько дней с великим князем. Я арестовал всех, в чьей вине был уверен. Но моя работа оказалась напрасной. Главные виновники, воспользовавшись личными связями с Распутиным и его секретарем, без особого труда убедили этих двух деспотов повлиять на царицу и закрыть дело. Даже царь сказал, что «разоблачение их преступления было достаточным наказанием», и даровал им помилование. Остальным осужденным также повезло. Свершившаяся буржуазно-демократическая революция привела к власти в феврале 1917 года такое правительство, которое даровало свободу даже опасным государственным преступникам.

ЗАБЫТАЯ МОГИЛА В ТЕГЕЛЕ

Лишь немногим берлинцам известно, что в Тегеле есть улица Виттештрассе. В старые добрые времена Александр III приобрел там участок земли, поэтому местные жители назвали прилегающую улицу в честь Витте.

И есть там могила, неприметный холмик, под которым покоятся останки человека, сломленного жизнью! Русский, он умер в мучениях в одном из берлинских приютов, в ужасающей бедности, всеми забытый, отвергнутый!

А когда-то он был великим, известным, могущественным, счастливым и богатым человеком!

Владимир Сухомлинов.

Имя, забытое в наши дни, ибо нынешнее поколение всегда торопится, спешит. Ему чужды сентиментальные воспоминания.

Владимир Сухомлинов – военный министр России.

Когда это было?

Нет, прошли не столетия, а всего несколько лет. Он был министром еще в годы войны, которая разрушила его жизнь. И вот уже несколько лет он покоится в Тегеле, проклятый многими, но до сих пор любимый и прощенный другими.

Он был блестящим офицером, умницей. Это сразу бросалось в глаза. Смел до безрассудства! А какой характер! Какое воображение! Не часто встретишь такого человека, поэтому российский Генштаб сразу ухватился за него.

Сухомлинов и сейчас стоит у меня перед глазами, невысокий, но могучего телосложения, даже немного склонный к полноте, аккуратно подстриженная седая бородка, открытое простое лицо.

Его назначили военным министром, и незадолго до объявления войны он заявил: «Мы вооружены. Мы можем пойти в наступление в любой момент». Но уже первые выстрелы показали, что это не так. Ни о какой готовности к войне не было и речи. Неприступные крепости пали. В плен сдавались целые полки, им не хватало твердости и выдержки, сказывалась и нехватка оружия.

Ни продовольствия, ни оружия, ни боеприпасов, Устаревшая армия и полное отсутствие резервов!

Разразился грандиозный скандал. И, естественно, вся ответственность сразу же легла на плечи военного министра.

Складывалось впечатление, что многие грубые ошибки были совершены им умышленно, поэтому на царя оказывалось давление с тем, чтобы он принял строгие меры.

В Петрограде была создана комиссия, в состав которой вошел и я. В задачу комиссии входило расследование всех обстоятельств данного дела. Моя задача состояла в том, чтобы выяснить, не был ли он связан с иностранными шпионами, и определить круг его знакомых. За четыре месяца я собрал массу уличающих его доказательств и составил досье, где на четырехстах страницах были изложены все факты, которыми располагала Россия в отношении своего бывшего военного министра.

Среди прочего мне пришлось разбираться в одном деле, когда допущенная им ошибка имела очень серьезные последствия. Перед войной трое российских военных изобрели дымовую шашку. При взрыве она создавала дымовую завесу, под прикрытием которой можно было незаметно производить передислокацию войск. Несколько лет изобретению не давали хода. Сухомлинов был в ссоре с одним из изобретателей: когда-то тот опубликовал в газете статью о том, что одна из крепостей, по его мнению, не имеет достаточных запасов воды. Сухомлинов же незадолго до этого уверял царя в обратном, поэтому он не только отказался провести испытания шашки, но даже распорядился о переводе изобретателя на другую должность, а попросту он был изгнан подальше с глаз долой.

От проекта, однако, не отказались, и, в конце концов, изобретателям удалось добиться царской аудиенции. Военный министр заявил, что в других странах проводились испытания подобных устройств, но закончились они полной неудачей.

Однако изобретение настолько заинтересовало царя, что он приказал провести не одно, а два испытания и возлагал на них большие надежды. И надежды его, к великой радости изобретателей, оправдались. Он приказал начать массовое производство дымовых шашек, но Сухомлинов между тем не торопился выполнять царский приказ.

В июле 1914 года в Петроград прибыл офицер французской армии, которому в ходе военных учений продемонстрировали действие дымовой шашки.

Изобретатели обратились с настоятельной просьбой не демонстрировать дымовую шашку в присутствии иностранных военных атташе, справедливо опасаясь, что сведения о ней попадут в руки вражеской разведки. Однако, несмотря на данное обещание, Сухомлинов прибыл в сопровождении немецкого генерала. Изобретатели не хотели проводить испытание при данных обстоятельствах, однако военный министр сказал, что не потерпит такого недоверия, заявив, что его гость не представляет никакой опасности, так как ничего не понимает в подобных вещах.

– Пожалуйста, подарите мне две шашки для моего музея! – упрашивал немецкий генерал граф Дохна. И Сухомлинов, военный министр России, уступил: он отдал немцу изобретение своих соотечественников. И так уж случилось, что вскоре после первого сражения французы прислали русским немецкую дымовую шашку, подобранную на поле боя. Она была изготовлена из тех же химических компонентов, что и шашки русских изобретателей. А в России это изобретение так и осталось в благих пожеланиях. Дымовые шашки не были запущены в серийное производство!

Другой случай, по которому я вел расследование, был и того хуже.

Через несколько месяцев после начала войны к министру зашел двоюродный брат его жены инженер Николай Гошкевич.

– Дорогой кузен, – сказал посетитель, – война скоро закончится, и я хотел бы подготовить мемуары о вас и перевести их на все иностранные языки, чтобы мир узнал, сколь многим он обязан тому мастерству, с которым вы провели мобилизацию наших вооруженных сил. Только мне, разумеется, необходимы соответствующие документы!

– А кто будет писать эту книгу?

– Осторожность, прежде всего! Доверьтесь мне, своему кузену, предоставьте мне, прежде всего секретный меморандум, в котором содержатся сведения о стратегии, численности войск, вооружении и продовольственном снабжении. Это документ огромной исторической важности, ведь существует только три рукописных экземпляра: у самого государя и у вас.

Сухомлинов без колебаний передал ему этот документ. Через два дня кузен появился вновь.

– Дорогой кузен, – сказал инженер, – не могли бы вы разъяснить мне пару пунктов меморандума.

– Это невозможно и совершенно не нужно для вашей работы. Информация, о которой вы просите, могла бы заинтересовать только шпиона, и я не скажу вам об этом ни слова, – ответил министр, провожая своего посетителя. Но он забыл потребовать возвращения меморандума.

Вскоре Гошкевич пришел еще раз.

– Послушайте, – предложил он, – у меня есть два первоклассных агента, у них прекрасные связи в Берлине, и они могут добыть любые необходимые вам сведения. Они имеют возможность встретиться с военным министром Германии, министром военно-морских сил; они вхожи в министерства иностранных дел и могут доставить в Петроград важную информацию относительно будущих переговоров о мире.

Сухомлинов проконсультировался с царем, который дал свое согласие, и двух друзей инженера – Василия Думбадзе и князя Мачиабелли – снабдили деньгами и направили в Берлин.

Мачиабелли с тех пор никто не видел, и больше о нем ничего не известно. Второй агент был задержан, когда возвращался обратно, при переходе финской границы. При нем нашли шифрованный меморандум и донесение на русском языке с изложением условий, на которых министр Германии готов подписать сепаратный мир.

Расследование, однако, показало, что документы были сфабрикованы германским генштабом с целью дезинформировать русских. Было неопровержимо доказано, что Думбадзе является германским шпионом. Его приговорили к двадцати годам тюремного заключения, Гошкевича – к четырем годам каторжных работ. (Оба впоследствии были освобождены правительством Керенского. Думбадзе в настоящее время проживает в Америке и борется за независимость Грузии.).

Гошкевич был замешан и в других делах, связанных со шпионажем, и входил в ближайшее окружение Альтшиллера, австрийского вице-консула в Петрограде. Альтшиллер один стоил многих! Любой ребенок в России знал, что он шпион, для которого все средства хороши. Только военный министр, казалось, ни о чем не подозревал! Он и его жена были очень дружны с этим обаятельным и весьма состоятельным господином. Альтшиллер фактически оплачивал счета портного экстравагантной мадам Сухомлиновой. Он не раз приглашал ее и ее мужа в свое роскошное загородное поместье в окрестностях Вены. Он оплачивал их дорожные расходы, автомобили мадам Сухомлиновой. Он всячески поощрял ее склонность к расточительству, безропотно оплачивал все счета!

В итоге он мог творить в кабинете военного министра все, что пожелает. Он вскрывал письма, просматривал всю корреспонденцию, помогал принимать решения о том, что, у кого и в каких количествах закупать. Фактически всем министерством руководил Альтшиллер.

В ходе следствия мы столкнулись со множеством странных фактов. Мадам Сухомлинова, например, носила такие наряды, какие не могла позволить себе сама царица. Она заказывала платья разных цветов, оттенков и фасонов и белье под стать им на сумму, более чем в три раза превышавшую министерский оклад ее мужа со всеми дополнительными выплатами.

Эта женщина в огромной степени ответственна за его падение.

На основании всех изобличающих его фактов в 1916 году Сухомлинов был помещен в Петропавловскую крепость и приговорен к пожизненному заключению. Однако в 1918 году он был помилован революционным трибуналом, через Финляндию бежал в Берлин, поселился в одной из комнат приюта Фриденау, где и умер от голода!

Екатерина Сухомлинова к тому времени давно забыла о нем. Во время революции она сбежала с молодым красавцем грузином. Впоследствии ее арестовали где-то на Волге, при ней было два фунта сахару. И она, и ее друг были расстреляны за спекуляцию!