Текст книги "Двойной агент. Записки русского контрразведчика"

Автор книги: Владимир Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

ФАБРИКАНТ ФАЛЬШИВОК

В Европе послевоенная и революционная расшатанность умов и нравов откликнулась упадком даже в области «каторжной» совести. Коснулась она и эмиграции, изобильно плодя в ней «шаткие элементы», готовые на любую политическую сделку, как скоро она хорошо оплачивается, а в особенности если ей возможно придать, хотя бы временно, благопристойный вид. Отсюда – промысел фальшивками уже не по политической наивности и патриотическому усердию, не по разуму, как приводились примеры в предшествующей статье, но корыстный, злостный, цинически бессовестный. «Одним из главных фабрикантов фальшивок, – повествует мой осведомитель, – королем „лин“, как его называют, может по праву считаться бывший следователь по особо важным делам Владимир Григорьевич Орлов». Спекуляция и игра «секретными сведениями» шла у него в крупном масштабе. Например, за подложные письма заведующего заграничной работой ОГПУ Трилиссера было заплачено В. Орлову германской полицией 20 000 марок.

В 1929 году Орлов с компаньоном своим Сумароковым попались на фабрикации фальшивых документов, компрометировавших некоторых иностранных политических деятелей, в частности американского сенатора-большевика – Бора. Были арестованы. Дело получилось очень неприятное для эмиграции, так как большевики нашли в нем удобный предлог распространить бесспорное жульничество Орлова на всю эмиграцию, а потому раздули процесс в огромное классовое обвинение. Ведь-де как работают зарубежные белогвардейцы: чуть европейский или американский деятель им не по нраву, они не гнушаются не только словесными клеветами на него, но даже документальными подлогами.

История Орлова была в свое время освещена «Возрождением» (29 марта 1929 г.) подробно и точно. Вкратце она такова. При первом появлении Орлова, по уходе от большевиков, в расположении Добровольческой армии он был принят недоброжелательно, с подозрением, а потому некоторое, довольно долгое, время оставался не у дел. Однако уже в 1919 году мы видим его вольным агентом при разведочном отделе Добровольческой армии в Крыму; а в 1920-м – он, по собственной инициативе, никем не командированный, ни на что не уполномоченный, перебрался в Берлин. Здесь он учредил своеобразное бюро вольной разведки и контрразведки и строго тайное – к услугам как русских эмигрантских организаций, так, в особенности, иностранцев – по большей их платежеспособности.

Русские эмигранты продолжали относиться к Орлову с некоторым недоверием, тем не менее, поддерживали с ним связь, ибо он умел доставать такой интересный материал о большевиках, какого никто не имел. Это открыло ему доступ также к германской полиции, где он пользовался большим доверием.

Таким образом, Орлов, – человек ловкий, бывалый, прошедший огонь, воду и медные трубы, беззастенчивый в способах и приемах разведки, – обрел в Германии обширную и доходную клиентуру. Зарабатывает большие деньги, ведет широкий образ жизни, но L'appetit vien en mangent: с приходом растут и прихотливые расходы, и – мало-помалу «потребности» беспечального житья в свое удовольствие втянули Орлова в сомнительные предприятия, в которых вскоре затем он запутался уже до превращения в уголовного преступника.

Постепенно Орлов в своей разведывательной работе падает все ниже и ниже. Один бог у него – деньги. Начинается кампания подложных документов. Они фабриковались Орловым совместно с его компаньонами – чекистом М. Г. Сумароковым-Павлуновским-Яшиным и Н. Н. Кр-о. Достоверность сфабрикованных документов Орлов удостоверял германской полицией, поставщиком которой он состоял уже долгое время.

Естественно, такая «работа» без конца продолжаться не могла «Фирма», обнаглев на легком успехе, рискнула на опыт одурачить мастера, который по разведочной специальности сам мог бы давать уроки: известного американского политического корреспондента Книккербокера. На попытке продать ему за крупную сумму «липовые» документы, направленные против американских политических деятелей, фирма «засыпалась», и участники ее попали в тюрьму, куда потащили за собой и еще нескольких, более мелких, своих соучастников.

9 мая 1930 г. в Моабите, во втором Ландсгерихте, началось слушание, после неоднократных отсрочек, дела по обвинению Орлова и Павлуновского в торговле фальшивыми документами. Уличенный в явно уголовном деле, Орлов старался придать процессу чисто политический оттенок и выставить себя жертвой большевистских интриг. С этой целью он придумал и выполнил легкую штуку. В один прекрасный день в берлинском коммунистическом органе «Роте фане» появилось письмо «Союза немцев – бывших военнопленных в России». Оно выдвигало против Орлова губительное обвинение, будто во время войны он, будучи следователем в Саратове, содействовал смертной казне трех немецких военнопленных. «Роте фане», печатая письмо, снабдило его негодующим редакционным комментарием. Но на суде Орлов блестяще опроверг содержание письма как злостную небылицу и, следовательно, новое против него большевистское ухищрение. Так как действительно выяснилось, что «Союз военнопленных» никакого подобного письма ни в «Роте фане», ни в другие газеты не посылал и, значит, оказывается оно чьей-то злокозненною клеветою на подсудимого, то Орлов торжествует настолько, что в скором времени возбуждает против редактора «Роте фане» депутата Шнеллера судебный иск за клевету в печати. И выиграл дело. Шнеллер был приговорен к штрафу в 150 марок, а Орлов украсился ореолом жертвы большевиков, победоносно разорвавшей их коварные сети.

Между тем коварные сети были сплетены и закинуты на жертву не кем другим, как… самим же В. Г. Орловым. Надо воздать должное его ловкости. Сидя уже в тюрьме по делу с Книккербокером, он сработал вышеизложенное письмо с доносом на самого себя с целью многосложной интриги. Во-первых, явностью большевистского гонения несколько просушить свою подмоченную репутацию в глазах русской эмиграции. Во-вторых, как невинно оклеветанному в одном деле, заронить в общественное мнение сомнение в виновности подсудимого по другим обвинениям и, таким образом, смягчающе повлиять на суд, который и без того вел дело Орлова вяло и с послаблениями «по независящим причинам», и действительно очень мягкий Орлов и сотрудник его Павлуновский получили всего четыре месяца тюрьмы и затем – первый еще высылку за пределы Германии. И, наконец, в-третьих, сорвать с «Роте фане» малую толику за бесчестье.

Само собой разумеется, что свой остроумный «подлог подлога» Орлов, сидя в тюрьме, не смог бы осуществить самостоятельно, без сообщников, оставшихся на воле. Но таковых он имел достаточно. Например, из его бюро не пошел на скамью подсудимых, ибо «числился в бегах», его ближайший сотрудник и компаньон, Н. Н. Кр-о.

Цели Орлова были достигнуты только отчасти, благодаря догадливости доктора Минца о самодельном происхождении «Письма военнопленных». А главное, Минц настойчиво и доказательно выяснил в Орлове «двурушника», который одновременно работал и против большевиков и с большевиками, – в зависимости от того, где на его удочку лучше клевала рыбка.

«Независящие обстоятельства», ограничившие судебное разоблачение Орлова, вступили в силу уже на второй день процесса, когда доктор Минц просил суд:

1. Пригласить специалиста по почеркам для определения имеющихся у него в распоряжении компрометирующих Орлова документов.

2. Допросить в качестве свидетеля Зиверта, могущего дать неоспоримые доказательства работы В. Г. Орлова на две стороны.

3. Пригласить криминал-комиссара Гезера, имеющего возможность дать суду доказательства сношения Бартельса, личного друга Орлова, с большевиками.

Ввиду замешанности секретных осведомительных органов государства в этом деле, суд во многих требованиях и просьбах вынужден был отказать, и, таким образом, многое на суде осталось невыясненным и замолчанным.

Тем не менее, перед судом прошла яркая вереница разных «деятелей» и «политических коммерсантов». Вот выдержки из судебного отчета русской берлинской газеты «Руль» № 2615 от 5.7.1930 г.:

«Суд допрашивает владельца типографии эмигранта фон Швабе, где были напечатаны, по заказу Орлова, бланки с пометкой: „Государственное Политическое Управление. Заграничный отдел. Москва. Большая Лубянка, 2“. Фон Швабе подтверждает, что Орлов несколько раз делал ему заказы, но не помнит, печатался ли именно такой бланк. Орлов признает, что действительно заказывал бланки, но их было отпечатано всего не более 7 штук, специально для проверки, в этой ли типографии и такими же ли шрифтами были отпечатаны бланки по заказам берлинских агентов ГПУ. Фон Швабе подтверждает, что какие-то заказы он получал от советского торгпредства, но какие именно, он сказать не может. Ему были обещаны даже заказы на крупные суммы, но когда в торгпредстве обратили внимание на то, что фамилия имеет приставку „фон“, то все дело расстроилось».

Столь, видите ли, велик коммунистический фанатизм большевистского сыска, что сословному врагу пролетарскому не дозволит он интересной прибыли!

«Во время допроса фон Швабе происходит неожиданный инцидент. Прокурор заявляет, что в его распоряжении имеется записка Орлова, из которой видно, что он вместе с Павлуновским должны были типографу Швабе крупную сумму. Орлов замечает по этому поводу, что записка эта касается не его личных долгов к типографии, а тех сумм, которые, по его сведениям, типографу должны были агенты ГПУ».

И таким образом подтверждает общность своих с сим учреждением типографских заказов и счетов.

Высланный из Германии В. Г. Орлов обосновался в Бельгии и немедленно принялся за свою обычную работу, выступая на этот раз уже в качестве «убежденного германофоба» и торгуя с разведками стран Антанты разными «разоблачениями против немецкого шпионажа».

Этой деятельности его посвятила немало внимания газета «Фолькишер Беобахтер». В ее номерах 112 и 113 от 21 и 22 апреля 1932 года помещен обширный материал, подкрепленный многочисленными фотографиями с собственноручных писем Орлова, неукротимого разнообразного торговца разведочным товаром. Газета обличала:

«Исчерпав безрезультатно все средства борьбы против просто национал-социалистского движения в Германии, ГПУ взялось за последнее оружие, за так называемый моральный террор – средство политического и морального отравления при помощи фабрикуемых документов. Первые „документы“ были выпущены 14 сентября 1930 г. и фотографически воспроизведены в парижской газете „Борьба“, издаваемой бывшим зампредом в Париже Беседовским. Цель их была доказать материальную связь национал-социалистов с большевиками. „Документы“ эти гласили:

1. «200 (двести) штук получил Зальцбург. 10 июня 1930 г. Адольф».

2. «Совершенно доверительно товарищу Любченко. Прага. Витеска, 16. При сем квитанция Адольфа на 200 штук немецкого товара в счет отдаленных соседей. Прошу записать их на счет Виктора-старшего». Подпись.

Под Адольфом здесь подразумевается не кто иной, как… Адольф Хитлер! Беседовский утверждал, что нац. – соц. получали деньги от большевиков регулярно и что шифрованные квитанции на них хранятся в московских архивах. Теперь мы («Фольк. Беоб.») в состоянии документально доказать, кто является фальсификатором этих и многих других «документов», так как располагаем подлинной перепиской и фотографиями с нее автора этого подлога. Это известный в Германии русский эмигрант Владимир Орлов. Вот фотография его рукописных писем:

1. «Уважаемый товарищ. Посылаю Вам большую и малую рыбку. Большую переведите. Эту грамотку верните, для верности. Крепко жму Вашу руку. Ваш Орлов».

2. Его же рукой по-немецки: «200 штук получил. Зальцбург 10.6.1930 г.».

(Опускаю из рукописи осведомителя третий документ, так как он лишь воспроизводит фотографически вышеприведенную записку под номером 2.)

Эта переписка, достаточная уже сама по себе для того, чтобы разоблачить приемы фальсификаторов, подкрепляется следующей запиской, написанной рукой Орлова, фотографию с которой мы («Фольк. Беоб.») воспроизводили: «Подпись Адольфа у меня будет».

Этим дается полное доказательство злоупотребления подписью Адольфа Хитлера со стороны фальсификаторов в целях фабрикации подложных против него документов. Этот самый Орлов, который в свое время сфабриковал письма Трилиссера, чтобы компрометировать таким образом немецкий «Комиссариат общественной безопасности», продолжает и ныне, конечно из-за границы, по мере помощи своих друзей в Германии, свое темное, подлое, но хорошо оплачиваемое ремесло.

Через своего друга и сотрудника Александра Гуманского, бывшего еще до недавнего времени «представителем Беседовского» в Германии и уже в 1924 году подлежавшего высылке из Германии за подлоги политических документов, отмененной благодаря хлопотам его тестя, имевшего хорошие связи в социал-демократических кругах. Орлов также имел эти заручки и чувствовал себя в полной безопасности. Расшифрованные нами («Фольк. Беоб.») сегодня подлоги против национал-социалистской партии являются далеко не единственными в «работе» Орлова и Гуманского. В наших руках находится переписка между Орловым и Гуманским, личности которых не оставляют ныне никакого сомнения.

Вот эта переписка:

1. Гуманский – Орлову (перевод с немецкого). «В. Г. Я говорил в моих кругах о вашем предложении. Мне было указано лицо, близко стоящее к Ш., которое, наверно, будет заинтересовано этим материалом. В разговоре я заявил, что интерес действительно есть и что некоторые вещи против национал-социалистов можно будет „опубликовать в „Мюнхенер пост“, где ищут сенсаций. Очень вероятно, что если вы изготовите удачный ассортимент, то «интерес“ может быть сейчас же реализован, дело это совершенно солидное. А. Гум.».

Как явствует из дальнейших писем, под буквой «Ш» подразумевается другой фальсификатор – Шеффер.

2. Орлов – Гуманскому. «Уважаемый господин Портков. Я нашел блестящий материал. Тут мы можем сделать дело. Опустите приложенное письмо просто в почтовый ящик, ведь нужен только материал о подготовке нац. – соц. убийств. Опасно лишь оставить следы отпечатков для дактилоскопа. Документы сфабрикованы. Не выпускайте их из рук: предложению СПД (социалист, партии) нельзя доверять. Материал очень важен. Он происходит из большой серии документов. Из-за Порткова Ш. (Шеффер) может провалить все дело, очень беспокоюсь об этом. Деньги перешлите Кузьм. Карав. Жду с нетерпением телеграммы. Ваш. Кс. Венцеслав. Ваш телефон 6555».

Красным карандашом Орлов добавляет: «Документ может быть дан сейчас же для экспертизы».

Портков – псевдоним Гуманского (уж и выбрал!). Кс. Венцеслав – псевдоним Орлова. Из этих писем явствует, что Орлов находится в связи через посредника с лицом, которое опубликовало в газете «Мюнхенер пост» подложные проскрипционные списки, приписываемые национал-социалистам. Опасения Орлова, что Шеффер может «из-за Порткова провалить все дело», следует объяснить тем, что Портков-Гуманский был сильно компрометированным лицом и был несколько раз арестован. Поэтому Орлов и советует ему не действовать лично, но через посредника.

3. Орлов – Гуманскому (фотография подлинного письма). «Уважаемый г. Портков. Очень просит (заказчик?) отсрочки на два дня. Дал денег. Согласился. Ш. будет угол Фридрихштрассе и Кох. штр. Приступлена к выработке условий. Срок сдачи 14 дней. 25 000 за поручение и словесное обещание в случае нужды дать показания. Ваш Кс. В.».

Как видно, цена за подлог и ложное показание на суде довольно высока: 25 000 марок, хотя впоследствии она и сильно понижается.

4. Орлов – Гуманскому. «Дорогой господин Портков. Посылаю Вам новости:

1. Организация покушения на X. Бурга.

2. По делу Кенкеля.

3. Убийства наци.

4. Круги, замешанные в дело X. Бурга.

С другим мы ввалимся. Я бы этого не делал. Надо приготовить для С. П. что-то новое. Пишите о событиях. Ваш Кс. В.».

По этому письму судя, выходит, что Орлов подготовлял материал, доказывающий намерения нац. – соц. устроить покушение на ф. Зинденбурга. Также и члену ландтага Кинкелю, обличавшему уже давно Орлова и Гуманского, готовилась какая-то неприятность.

«Фолькишер Беобахтер» приводит еще ряд фотографий с писем Орлова в Париж и в другие страны близких к «высшим белым» кругам и к французской разведке, которые, доверяя Орлову, невольно и бессознательно являлись фактическими пособниками по распространению его «фальшивок» среди эмиграции.

После ареста В. Г. Орлова и М. Г. Павлуновского участники разоблаченной «фирмы» принуждены были разъехаться в разные стороны, продолжая каждый по своим силам, разумению и способностям свою «почтенную» деятельность. В. Г. Орлов перебрался в Бельгию, в Брюссель. Второй компаньон Орлова – М. Г. Павлуновский – остался в Берлине. Третий, и главный, участник, Н. Н. Кр-о, перебрался в Париж, где и живет под другой украинской фамилией. Осведомитель мой дает приблизительный адрес. Работа его в Париже, как и раньше, двойственна: с одной стороны, он состоит в тесной связи с отборными, матерыми чекистами, с другой – хорош с кругами легитимистов.

В свое время «Возрождение», излагая историю Орлова, назвала его почтительным отрицательным примером: показательным образцом путей, каких эмиграция должна избегать, как бы они не являлись соблазнительными по обстоятельствам времени и хотя бы даже казались на первый взгляд невинными по прямому отношению к русскому делу.

«Что же, мол, если иные наши даже и морочат каких-то там немцев и американцев? Велика ли беда? Ведь не наша деревня с того сгорит! А и в том-то и пущее зло, что палки от них далеко во все стороны летят и пламенят, прежде всего добрую славу, честь и способность той среды, которая имеет несчастье считать лгунов-поджигателей, хотя уродами своей семьи, а все же не чужими».

А. Амфитеатров.

ПИСЬМО ОРЛОВА АМФИТЕАТРОВУ

Брюссель, 25 мая 1937 года.

Глубокоуважаемый Александр Валентинович!

Очень Вам благодарен за Ваше любезное письмо от 27 апреля 1937 года.

Просимую копию моего письма к Вам я послал сразу же, но из Италии ее мне вернули, так как в виде «папье д'афер» в Италию на русском языке посылать нельзя. Пришлось посылать ее второй раз уже в закрытом конверте.

Свой протест в «Возрождение» я послал через шесть дней, после появления Вашей статьи.

Я привык уже к иностранной газетной этике и рассчитывал, что «Возрождение» не может оставить мой протест без внимания. Задержку я объяснял всяческими причинами. Полагал, что у них финансовая катастрофа, что мой протест так же велик, как и Ваша статья, а это уже много. Объяснял, конечно, главным образом, теми соображениями, кои изложены мною в прилагаемом письме, которое я отправил в редакцию газеты «Наш путь» по поводу статьи Генерала П. Н. Краснова. Думал, что тут могли иметь место и личные мои взаимоотношения с рядом лиц, кои в свое время числились моими клиентами, когда я был Судебным и Военным Следователем и Чином Прокурорского Надзора. Лица эти, являющиеся в настоящее время поклонниками Кандаурова, Соколова, Кольберга, Крошке, естественно, не могли не влиять на редакцию «Возрождения».

Я все ждал, что кто-либо из доверенных лиц, как это я предложил г. Семенову, у меня в Брюсселе просмотрит то из моих архивов, что я мог распубликовать в прессе, как относящейся к организации секретной работы Русского Генерального Штаба и генерала А. П. Кутепова.

Однако ничего из ожидаемого не последовало. Мало того, «Возрождение» не послало Вам даже моих документов и опровержения. Оно явно этим подчеркнуло, что село в лужу.

Назвать поименно Ваших «сообщителей» я не могу, так как материалы для Вашей статьи – плод работы целого коллектива двух организаций: Братства Русской Правды, куда входили лица, состоящие в одной ложе с Кандауровым, Соколовым, прикрывавших своими именами агентов ГПУ – Александра Кольберга, Кротко, Хомутова, Карпова с их компаньонами – Зивертом, Толем и др., а также второй Организацией, работающей в Брюсселе и руководимой гг. Жозефом Дуйе и сыном его Виктором. Всем этим Организациям оказывало и сейчас оказывает содействие тоже «Возрождение», так как большинство сотрудников и сам редактор, судя по книге Свиткова, входят в те же ложи, в которых были Соколов и Кандауров.

То, в чем сознался Александр Кольберг перед гитлеровской полицией, а именно в службе в ГПУ и получении от этого учреждения значительных сумм – было мною доказано за девять лет до его вынужденного сознания. Но благодаря заступничеству Соколова и ряда влиятельнейших агентов ГПУ, вкрапленных в верхи эмигрантских организаций, все шишки за эти разоблачения посыпались на меня.

Естественно, что в Берлине они именно помогли ГПУ спровоцировать против меня процесс, они стремились к тому, чтобы меня не впустила ни одна страна в Европе и чтобы таким образом социал-демократы могли оказать свою «дружескую» услугу Советскому правительству и выслать меня в СССР.

Когда же я совершенно для них неожиданно, благодаря содействию В. Л. Бурцева, попал в Брюссель, то поднялась паника. Организовывались у меня кражи, вскрывалась почта, взламывались двери у меня в квартире, писались и пишутся на меня доносы и только благодаря одному В. Л. Бурцеву я добился возможности быть у местных властей на надлежащем счету, а не числиться белой вороной.

Когда Ваша статья обо мне как о члене Ордена Иуды Предателя была переведена на немецкий и французский языки и в сотнях экземплярах разослана указанными выше двумя организациями по всем шпионским и полицейским организациям Германии и Бельгии, то начальник здешнего Сюрте Пюблик в разговоре на эту тему сказал советнику Министерства иностранных дел (их обоих знает В. Л. Бурцев):

«Мы считаем эту статью грязным бельем русских эмигрантов».

Работа этих организаций, однако, продолжается, но чего она стоит и кем ведется, Вы можете усмотреть из книги «Силлак без вуали», суть которой знает и может подтвердить правильность ее выводов В. Л. Бурцев, отлично знающий и организацию эту, и ее руководителей.

Вы сообщили В. Л. Бурцеву, что я, состоя в Ордене Иуды Предателя, «что-то проделал с документом, который компрометировал» русских и испортил взаимоотношения их с немцами.

Тут я чего-то не понимаю.

Все время процесса по всем газетам публиковалось, что своими делами в Германии я разрушал дружеские взаимоотношения Германии с Коминтерном. О России или о русских на процессе не было сказано ни одного слова.

Если считать Интернациональную банду, засевшую в Кремле, за Русское Правительство, а заграничных Апфельбаумов, Бриллиантов, Радеков-Собельсонов, Баллахов-Финкельштейнов, Розенбергов за представителей русского народа, то даже и этого не было, так как речь шла исключительно о Коминтерне.

Сейчас последователи Кандаурова, Соколова, Кольберга, Дуйе и их покровители из «Возрождения» стараются затушевать Коминтерн в моем процессе, но стоит только прочесть хоть один документ из трех фигурировавших на суде, как тотчас же будет установлено, что никто из этих лиц не знает, в чем же дело.

Уже одно то, что «Возрождение» старается затушевать следы уличенного агента ГПУ, называя его не по действительной его фамилии, а только одной буквой, доказывает, что за спиной «Возрождения», как и за спиной Верховного Круга гг. Дуйе, Кольберга, Хомутова, Зиверта, кто-то стоит, кому совершенно невыгодна правда о работе ГПУ среди русской эмиграции. Вся эта мелочь понимает, что им выступать нельзя нигде со своими подмоченными именами и репутациями, и потому пытается спрятаться за именами авторитетными.

Я полагаю, что наши «сообщители» не совсем надеялись на Вас и Вам не доверяли, так как предполагали, что не на все приманки Вы пойдете. Поэтому они Вам подсунули вырезки из враждебной мне прессы только за период моего процесса во второй инстанции, не дав Вам для изучения материала печатного за период времени, когда дело мое слушалось в первой инстанции. А это был основной момент процесса, когда мирового судью еще не стесняли приказания Москвы, переданные через Министерство иностранных дел. Во второй инстанции делалось только то, чего требовала Москва. Ваши «сообщители» не дали Вам также и прессы периода времени третьей инстанции, а также, вероятно, не дали прессы немецкой национальной, а не масонской. Все это указывает на руководящую роль лиц из ГПУ, стоящего за спиной «сообщителей». Занятна также здесь роль и самого «Возрождения», которое отменно хорошо знало о всех периодах моего процесса с Москвой и не только не напомнило Вам об этом, но и скрыло от Вас мои протесты и документы, что я им немедленно послал.

Сообщаю Вам некоторые данные о себе. Я рязанец, у меня сотни и сотни лет в роду были монахи, священники, профессора Духовных Академий, и отец еще кончил Вологодскую Бурсу, хотя потом и оказался в Университете. Для меня все эти инородцы, сидящие в Кремле и правящие именем моим, то есть рязанца, моим же народом – враги, как враги их покровители за границей, с которыми и я, и мои дети, и внуки будем бороться до конца. Никакая сила меня не заставит молчать и сложить оружие.

Мне сейчас шестой десяток при их конце. Недавно меня освидетельствовали в Брюссельском Военном Госпитале (я военный инвалид, две трещины в черепе и дырка в животе от красноармейской пули) и мне определили 70 процентов потери трудоспособности и инвалидности. На руках у меня жена, у которой во время операции 16 лет тому назад вынули на 18 сантиметров позвонки и перерезали центральные двигательные нервы ног, рук и желудка, чем обрекли ее на полный паралич. Я сам сейчас за 10 франков в сутки работаю в ночном ресторане и мою там грязные тарелки по 12-14 часов. Домой прихожу с опухшими и разъеденными содой и горячей водой пальцами. У меня нет ни домов, ни автомобилей, что есть у моих обвинителей и их московских покровителей. Но я каждую минуту покоя и отдыха работаю над своими материалами по изобличению красных дипломатов в совершении уголовных преступлений. Сейчас уже у меня скопился огромной важности материал, который знает В. Л. Бурцев, знающий, в какой тяжелой материальной обстановке живу я и жил в Германии.

Пишу все это я Вам не в виде жалобы. Я ни на что не жалуюсь и меня ни Верховный Круг, ни Силлакт с их покровителями из Москвы не запугают. Я буду бороться для России и за Россию так же, как, вероятно, работаете и Вы, так как в Вашем лице я всегда видел такого же коренного русского активиста, как и я сам.

Искренно Вас уважающий,

Ваш покорнейший слуга.

ГАРФ, ф. 5802, оп. 1, я– 2268, л. 116—118.