Текст книги "Застава в огне"

Автор книги: Владимир Брагин

Соавторы: Александр Хорт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Владимир Брагин, Александр Хорт
ЗАСТАВА В ОГНЕ

Глава 1
Заколдованный круг

Участок таджикско-афганской границы, контролируемый заставой капитана Аскерова, и раньше считался местом беспокойным. А уж в последнее время, когда наркокурьеры обнаглели до предела… Прежде они выбирали для перехода темное время суток или праздничные дни, когда была надежда на то, что пограничники ослабят бдительность. Тут уж приходилось учитывать их расчеты, даже в новогоднюю ночь выходить в дозор. Сейчас же переплывали Пяндж, естественную границу, прямо среди бела дня. Участились и похищения людей из близлежащего кишлака. Буквально вчера пропал Назар Шарипов, отец Лейлы, невесты начальника заставы Мансура Аскерова.

Лейтенант Жердев сразу узнал приехавшего из районного центра следователя: это был тот самый, который разбирался с делом застреленного недавно милицейского лейтенанта Салтана Пирмухамедова. Поскольку позвонили в розыскной отдел и сообщили о похищении Назара с заставы, следователь первым делом пришел в кабинет начальника. Потом Жердев, по просьбе капитана, проводил следователя к дому Шариповых.

Бедной Лейле уже десятый раз приходилось повторять то немногое, что она о похищении знала. Все сводилось к тому, что отца украли люди, пришедшие с того берега. А уж где они его прячут, совершенно неизвестно. Могли и туда переправить, могли вполне спрятать и здесь. У всех тут полно родственников и знакомых. Может, томится Назар где-нибудь под боком, и в любой момент похитители могут нагрянуть за выкупом, а получив деньги, сразу вернут заложника. Пока же конкретных подозрений у следователя не было, и он уже собирался уйти, но Лейла пыталась его задержать, будто хотела добиться от него каких-то радикальных действий. Тот и рад бы помочь, но, поскольку существенных зацепок у него не было, следователь ограничивался тем, что всячески утешал девушку:

– Мне очень жалко вашего отца. По-человечески это происшествие легко понять, особенно мне: у меня у самого брата жены в прошлом году украли. Он в Душанбе жил.

– И что вы тогда делали?

– Мы ничего не могли делать. Просто ждали, нам больше ничего не оставалось. Положение казалось безвыходным. Честно говоря, мысленно мы уже с Абдураимом распрощались. А потом, через неделю, похитители позвонили, высказали свое требование. Они хотели освободить из тюрьмы своего компаньона. Пришлось освободить преступника из тюрьмы, они вернули заложника. Целая эпопея была.

– Так отдайте за моего отца тоже кого-нибудь. Неужели вам жалко?

– Да не жалко, конечно, о чем разговор. Вся беда в том, что неизвестно, кто им нужен, чего они хотят. Вы же сами говорите: никто не обращался с конкретными требованиями. Кому давать, если не знаем, кто это сделал.

Во двор Шариповых пришел капитан местной милиции Халилов, моложавый человек с умным, несколько сердитым лицом. Капитан сразу поддержал следователя. Он сомневался, что Назара похитили афганцы, как это утверждала Лейла. Такой вывод девушка сделала на основании рассказа крестьянина Джамшита, видевшего похитителей. Капитан тоже говорил с ним и считал, что от показаний Джамшита мало толку.

Следователь, извинившись, сказал, что ему пора уезжать. Лейла растерянно спросила:

– Когда я могу увидеть вас?

– Мы будем искать, девушка, можете не сомневаться. Обо всех новостях обязательно сообщим вам.

Он торопливо вышел со двора. Лейла хотела пойти за ним следом, однако милицейский капитан мягко удержал ее за руку.

– Постой. Не приставай к следователю. Все, что он мог, он тебе сказал, ничего нового не услышишь. Мой тебе совет – поговори с Аюб-ханом.

– Да я сразу к нему пошла, – ответила Лейла с нервным смешком.

Лицо Халилова выразило крайнюю степень заинтересованности:

– Что он тебе сказал?

– Ничего путного. Тоже дал полезный совет – поговорить с Аскеровым.

– Да, имеет смысл. Ты уже говорила.

Лейла раскрыла рот, чтобы ответить, да в последний момент передумала. Она поняла бессмысленность такой беседы. Всему кишлаку известно, что Халилов справляется только с легкими делами. Когда перед ним сложная проблема, у него не получается ничего путного. Сразу вызывает людей из центра или обращается к пограничникам. Махнув рукой, она тихо сказала:

– Ладно, спасибо за помощь. Извините, что беспокою вас.

Понимающе кивнув, капитан направился к выходу и возле калитки остановился. Ему было нелегко оставить девушку в слезах и без надежды на благополучный исход.

– Не обижайся, Лейла. Что мы можем сделать в таких обстоятельствах? Будем искать, уверен, что все разрешится лучшим образом. Кстати, это хорошо, что им нужен Аскеров. Мансур придумает что-нибудь путное. Он такой.

После ужина весь личный состав выстроился на плацу, и начальник заставы торжественно объявил, что за мужество, проявленное в бою с превосходящими силами противника, сержанту Самоделко и рядовому Исмаилову в виде поощрения предоставляется внеочередной отпуск на родину.

Сейчас, перед отбоем, пограничники в казарме только об этом и разговаривали. Все пришли к единодушному выводу, что поощрение заслуженное, наперебой поздравляли счастливчиков. Оба блестяще проявили себя в последней стычке с моджахедами, которые перешли границу с огромным количеством героина.

Исмаилов расстилал постель, когда к нему со смущенной заискивающей улыбкой подошел Раимджанов. Он бог знает в который раз поздравил его, а потом сказал:

– Алишер, я слышал от Клейменова, будто бы вы с Виктором по очереди в отпуск пойдете – сначала один, потом другой.

– Логично, не всем же уходить в одно время.

– Ты хочешь первый идти?

– У его отца день рождения через неделю, – вступил в разговор возившийся возле соседней койки Саидов.

– Тебя не спрашивают, – огрызнулся Нусрулла и опять обратился к Исмаилову: – Понимаю, у отца день рождения. Это здорово. Только, понимаешь, у Виктора годовщина смерти отца. Он еще на его могиле не был.

– Почему же его на похороны не отпустили? – удивился Саидов.

– Ему не сразу сказали. В принципе родители в разводе, и он не сразу узнал.

– Пожалуйста. Пусть едет первый, – кивнул Алишер, – о чем тут говорить.

Поблагодарив его, Раимджанов ушел в другой конец расположения, где, облокотившись руками о тумбочку, стоял Самоделко. Даже издали было заметно, что он волнуется. Когда Нусрулла сообщил ему об уступке, Виктор посмотрел в сторону Исмаилова и сдержанно поблагодарил его кивком.

В том бою моджахедов было гораздо больше, чем пограничников. Поэтому им удалось спрятать мешки с героином в ущелье, они надеялись позже за ними вернуться. На первый взгляд спрятали свой смертоносный груз надежно, и тем не менее лейтенант Ратников обнаружил эти мешки.

Самое интересное, что Ратников всего лишь несколько дней назад прибыл на заставу. Он был переведен сюда из Москвы, казалось, еще не успел изучить местность, а вот надо же – нашел. Теперь было ясно, что в ближайшее время следует ожидать появления незваных гостей с афганского берега. Пограничники разработали специальную операцию, чтобы заманить противников в ловушку, а затем отрезать пути к отступлению.

Начальник заставы Аскеров был возбужден предстоящей операцией.

У капитана был такой характер, что опасность не только не пугала, а рождала в нем какой-то радостный азарт. В предвкушении слежки, перестрелки и, возможно, крови он становился более порывистым и говорливым. Все вокруг ему нравились, каждого Мансур готов за что-нибудь похвалить. Обычно подобную радость люди испытывают после удачной стычки, а у него получалось, что радовался он раньше времени. Мансур мысленно даже ругал себя за такое нервическое воодушевление. Ну вот сейчас: у Лейлы стряслась беда, а он улыбается. Однако Аскеров ничего не мог с собой поделать. И Ратникову, немного смущенному от всей шумихи, поднявшейся вокруг его находки, тоже сразу бросилось в глаза хорошее настроение командира.

Когда Владимир вошел в кабинет начальника, Аскеров поднялся из-за стола. Он был не просто радушен, он разглядывал смущенного лейтенанта с таким приветливым видом, словно пытался заметить в нем нечто особенное – то, что притягивает удачу. Ведь, что ни говори, была в этом новом лейтенанте какая-то особая легкость. За что ни возьмется, все у него получается.

Кроме начальника заставы, в кабинете находился его заместитель Клейменов. Оба обменялись с лейтенантом крепкими рукопожатиями. Мансур предложил ему сесть, сказал:

– Аллах тебя любит. Или испытывает. Даже не знаю. Ты такой необычный человек.

В отличие от начальника, Клейменов поглядывал на героя дня с некоторой долей иронии. Он не находил в его поступках ничего уникального. Просто везет, случайно всякому подфартить может. Ну, оказался человек в нужный момент в нужном месте, и все дела.

– Ты хоть понимаешь, что ты нашел?

– Героин, – простодушно ответил Ратников.

– Тонну героина. Полугодовая норма на семьсот километров этой границы. Нечто невиданное!

От наплыва чувств Аскеров приобнял лейтенанта за плечи, на что тот отозвался болезненным стоном. Пытаясь добраться до мешков, которые каким-то чудом заметил сверху, Владимир упал с большой высоты и едва не сломал ключицу.

Мансур испуганно отвел от него руки.

– Извини. Больно? Ничего не сломал?

Командир так забеспокоился, проявил настолько трогательную заботу о везучем лейтенанте, что довел того до полного смущения.

– Честно говоря, я ничего особенного не делал, – забормотал Ратников, – свалился просто на эти мешки. Можно сказать, случайно.

Тут уже и Клейменову его скромность показалась чрезмерной.

– Ты на сто миллионов долларов свалился, лейтенант, – сказал он. – Вот к чему привела такая случайность.

Владимир улыбнулся, приняв слова капитана за шутку. Он попытался выяснить, сколько на самом деле может стоить обнаруженный наркотик. Оба капитана только удивлялись его наивности.

– Сказано же тебе, сто миллионов. Не здесь, конечно, в Европе. Причем это минимальная цифра. Выручка может оказаться и больше.

Только теперь Ратников по-настоящему осознал масштабы своей находки. От услышанных цифр ему даже стало немного не по себе.

– Сто лимонов. – Он покачал головой. – Да, такого больше не будет. Как раз сегодня я собирался позвонить домой, маме…

– Вот маме пока ни слова, – предупредил Мансур. – И вообще, за пределами заставы никто не должен знать о твоей потрясающей находке. Помимо всего прочего это в целях твоей безопасности. Ты автоматически стал врагом многих преступников.

Заместитель начальника заставы Клейменов, заметив разочарование Владимира, добавил:

– Обидно, но придется потерпеть. В интересах дела, из оперативных соображений.

– Есть – потерпеть. Разрешите идти?

– Иди, отдыхай.

После ухода Ратникова Константин Васильевич сказал:

– Дурачкам везет. Или ты правда думаешь, его Аллах любит?

– Его прежде всего любит Терминус – бог границы и всех пограничников.

Клейменов промолчал. Он не настолько хорошо был знаком с римской мифологией.

В первую очередь предстояло заняться обсуждением деталей предстоящей операции, и оба капитана склонились над картой района.

– Теперь мне ясно, почему Хаким предлагал тебе сто тысяч. Они думали, что мы взяли сразу всю тонну.

– Наверное, – согласился Мансур и спросил: – Твоя Катерина уже уехала?

– Нет еще. А что?

– Разве ей не дали работу в городке?

– Обещали с той недели. А какая проблема?

Клейменов с явным недовольством реагировал на вопросы командира, относящиеся к его жене. Мансуру подобная настороженность заместителя была непонятна.

– Что ты так напрягся? – удивился он. – Я к тому клоню, чтобы она в поселке не сболтнула лишнее про героин.

– За это будь спокоен. Я ее строго-настрого предупредил, и не раз. Вообще на заставе все уже знают, что нужно помалкивать. Я всем говорил, кроме Мюллера. Он раньше уехал.

– Ну, за него можно быть спокойным. Гансыч и без предупреждения лишнего не скажет. – Мансур посмотрел на карту. – Сколько сейчас наших в ущелье?

– Трое бойцов с Белкиным. Они спустились туда с верхней тропы, так же, как Ратников. По ущелью же идти нельзя, там мины еще остались.

– Трое, значит. Маловато. Возьмешь еще пятерых – понадежней, два пулемета, два «шмеля», боезапас, паек на двое суток на девятерых.

– Мне самому идти?

– Да, придется тебе лично там быть. Добирайтесь скрытно – тоже спуститесь сверху. Займете оборону и будете сидеть столько, сколько нужно. Сам понимаешь, тянуть не стану. Постараюсь провернуть это дело побыстрей.

– Вывозить героин мы будем?

– Вот этот вопрос меня больше всего мучает. Если «духи» знают – вывозить очень опасно. Так подставим людей под удар, что подумать страшно.

– Тогда, может, не имеет смысла вообще огород городить. Уничтожим его на месте – и вся любовь.

– Ну да, это тоже вариант. И все же я не хотел бы торопиться с окончательным решением. Надо немного покумекать. Я решу сегодня – до отбоя.

– Есть идеи?

– Что-то вертится в голове, только боюсь говорить раньше времени. Нужно еще подумать. Главное, чтобы «духи» не знали о героине. Это сейчас половина успеха.

Клейменову скрытность командира не понравилась. Обычно они все вопросы обсуждали вместе и зачастую приглашали других офицеров. Мансур называл многолюдные обсуждения «метод мозговой атаки». Тогда среди множества разноречивых мнений постепенно вырабатывалось оптимальное решение. А сейчас серьезную вещь обдумывает в одиночку. Что это за мания величия! Или считает других глупей себя?

Душная южная ночь охватила просторы Таджикистана и Афганистана. На границе между этими странами стояла непроглядная темнота. Лишь крупные яркие звезды мерцали на небе. Именно в это время человек на надувной резиновой камере переплывал Пяндж, направляясь к афганскому берегу. Он плыл, помогая себе размеренными движениями рук, загребая воду веслом без единого всплеска. Можно было подумать, что человек совершает безобидную лодочную прогулку, а не нарушение государственной границы.

Приблизившись к берегу, человек соскочил с камеры, укрепил ее в камышах – наготове были два больших камня, – после чего, потягиваясь и потирая поясницу, вышел на берег.

Это был Селим, младший брат Хакима Сангина, главного охранника самого известного в этих краях политика – Надир-шаха. Он едва отдышался, как сам Хаким возник из темноты, быстро подошел к нему, обнял, молча поздравляя с благополучным возвращением. Потом выпустил его из своих объятий, ожидая, какие новости сообщит ему брат. Тот начал с главной, мучившей его всю дорогу:

– Плохо, брат, очень плохо. Наш друг сказал, что пограничники нашли героин. Причем целиком – всю тонну.

– Как же так? – оторопел Хаким. – Ты же встречался с пограничником, который говорил про часть. Получается, неверный все нам наврал?

– Нет, я думаю, он сам не знал точно. Сначала одни взяли часть, а потом другие случайно наткнулись на остальное.

– Вот несчастье так несчастье. Страшно подумать, что с нами сделает Надир-шах.

– Да, паршиво, – подтвердил Селим. – Однако, брат, нам нельзя опускать руки. В ущелье поставлена слабая охрана – всего несколько мальчишек. Они должны привезти героин на заставу и там уничтожить, официально, с бумажками. То есть нам дан шанс спасти положение.

– Я немедленно отправлю людей, но много собрать не успею. Где взять быстро много людей? А тянуть с этим нельзя.

– Конечно, но и лишних не надо. Двадцать человек вполне хватит. Главное, чтобы среди них были снайперы и гранатометчики.

– Не будь жадным – двадцать. Как вы унесете такой груз, когда там тысяча килограммов?!

Однако Селим упорно стоял на своем. Теперь в разговоре с братом он нет-нет да переходил на поучительный тон – словно старший разговаривал с младшим. Хаким этого терпеть не мог и в другое время наорал бы на него так, что у Селима душа в пятки бы ушла. Но сейчас было не до таких тонкостей. Поэтому он вынужден слушать уверения младшего брата:

– Унесем. Только пуштунов не бери, мы с ними перегрыземся!

– Э, да ты просто не хочешь делиться, готов рисковать. А как же мины?

– Что – мины? Пограничники спустились в ущелье сверху. Попробуем так же. Чем мы хуже?!

– Хорошо. – Хаким поморщился. – Завтра утром люди будут готовы. Поведешь их предельно осторожно. Чтобы вернулись без потерь.

– А как нам быть с новым информатором? – вспомнив, спросил Селим. – Теперь он вроде не нужен.

– У Надир-шаха имеется план на этот счет. Пока же действуйте, как будто мы ничего не знаем. Слава Аллаху!

– Аллах акбар!

Братья обнялись, после чего Хаким пошел к машине, а Селим побрел назад, к реке.

Днем в кишлак приехал военный «Урал». Машина притормозила на стоянке возле площади, там стояли пара фур и автобус. Пыльные и обшарпанные, они расположились нос к носу и напоминали доисторических чудовищ, в недоумении остановившихся друг перед другом. Их водители, видимо, только что перекусили и теперь курили у входа в чайхану. Туда же направился вышедший из «Урала» прапорщик Федор Иоганнович Мюллер. Обычно обстоятельный, невозмутимый, даже флегматичный, сейчас же он оглядывался по сторонам, словно опасаясь слежки.

Чайхана относилась к тому редкому типу зданий, которые кажутся маленькими снаружи и удивляют своими большими размерами, когда оказываешься внутри. Посетителей в чайхане было мало, зато хватало грязной посуды, которую не успели убрать после пообедавших водителей. Прапорщик заказал только суп. Он уселся за столик и вяло ворочал ложкой в тарелке, – видимо, не очень-то был голоден. Из кухни выглянул Амир – в белом фартуке, с перепачканными мукой руками. Он вопросительно посмотрел на прапорщика, – мол, не нужно ли чего. Тот понял безмолвный вопрос и отрицательно помотал головой.

Мюллер нервно оглянулся на двери, посмотрел на часы, а подняв взгляд, обнаружил сидящего напротив Ровшана Сангина. Прапорщик даже вздрогнул от неожиданности, не понимая, откуда так быстро и незаметно тот возник. Афганец был одет не в привычный камуфляж, а так же, как все местные работяги: в джинсы и рубашку с короткими рукавами. Он приветствовал Мюллера задушевным голосом, радуясь встрече. Прапорщик, наоборот, отвечал неохотно, как бы сожалея о том, что увидел собеседника рядом с собой.

Некоторое время они вели ни к чему не обязывающую светскую беседу, говорили чуть ли не о погоде. Ровшану первому надоело ходить вокруг да около.

– Федор Иоганныч, вы понимаете, что я не случайно попросил вас о встрече. Потеря такого количества товара – для нас огромная неприятность. Помимо всего прочего это происшествие может плохо отразиться на нашей семье. Хозяин намерен забрать наших близких родственников в рабство, а то и сделать с ними что-нибудь похуже – он на все способен. Мы понимаем, что потерять часть лучше, чем потерять целое. Поэтому мы готовы пойти на жертвы. Мы готовы заплатить вам значительную сумму, лишь бы помогли вызволить захваченный пограничниками товар.

– Да вы что! – сказал Мюллер. – Я и потратить не смогу такие деньги. Удивятся, откуда они вдруг у меня появились. Начнут копать – и все обнаружится. Нет-нет, и не уговаривайте.

Однако афганец был настроен по-боевому. Он принялся усиленно уговаривать прапорщика, объяснял, что деньги будут переданы его семье, это отсюда далеко, никто не сможет увязать их появление с действиями Мюллера на границе. В конце концов Ровшан добился своего – прапорщик согласился. Попрощавшись, довольный моджахед быстро покинул чайхану, спеша сообщить об успешных переговорах соратникам.

После его ухода Мюллер попросил мальчишку принести ему водки. Тот принес в пиале – другой посуды для жидкостей здесь не держали. Выпив пиалу, прапорщик попросил еще одну. Вторую выпил до половины и склонился над ней в тяжкой задумчивости. Если бы спросить Федора Иоганновича, о чем он думал, тот затруднился бы с ответом. В голове мелькали беспокойные, словно птицы в клетке, мысли. Перед глазами возникали картинки из прошлой жизни – той, когда все было легко и понятно, не нужно было ничего скрывать, можно было ходить с гордо поднятой головой. Теперь же он опустился до того, что ради собственной выгоды ведет переговоры с врагами.

Он долго сидел молча – до тех пор, пока кто-то не подсел за его столик. Прапорщик взялся за пиалу и вдруг застыл с протянутой рукой – напротив него сидел начальник заставы.

– Гансыч, а я смотрю и глазам своим не верю: ты ли это? Обычно ты относился к подобным заведениям без одобрения и вдруг – собственной персоной. Ай-яй-яй…

Мюллер растерянно хлопал глазами: то ли командир заметил, что он беседовал с афганцем, то ли собирается сделать нагоняй за водку. Второй вариант вероятней и предпочтительней.

– Сижу вот, – проскрипел он. – А тебя каким ветром сюда занесло?

– Пытался выяснить что-нибудь по поводу похищения Шарипова. Потом увидел тебя и решил посидеть с тобой, как прежде. Сколько мы с тобой знаемся, лет шесть уже, да?

– Точно, шесть. Ты сюда пришел шесть лет назад.

– Тогда я был лейтенант, «салага», а ты уже самый старый прапорщик Средней Азии.

Мансур улыбнулся ему сочувственно и слегка печально, с сожалением, будто хотел сказать: «Какой же ты бедолага, Гансыч. Столько лет безропотно тянешь солдатскую лямку, больших высот по службе не достиг, что очень и очень несправедливо. Заслуживаешь ты большего».

Мюллер почувствовал, что сейчас перед ним сидит не командир, не начальник, а давнишний приятель. На душе стало легче. Прапорщик невольно смягчился и на каждую улыбку Мансура отвечал своей. К тому же он немного размяк от водки. Капитан же затронул близкую для Мюллера тему, как говорил в подобных случаях сам Федор Иоганнович – наступил на больную мозоль.

– Помнишь, ты смеялся надо мной, мол, только идиот мог поступить в военное училище в девяносто втором году.

– Я и сейчас смеюсь, Мансур, – с хмельной серьезностью произнес прапорщик. – Только уже не над тобой, а над собой. Что касается тебя, я давно понял: никуда ты отсюда не свалишь, будешь, как я, барабанить двадцать два года. И навоюешь себе с гулькин хрен, как и я…

Капитан попросил у мальчишки-официанта водки и, когда тот принес ему пиалу, предложил прапорщику выпить за те давние времена, хорошие хотя бы потому, что они тогда были моложе.

– А за сегодняшнее время пить не будем?

– Выпьем и за сегодняшнее, – улыбнулся Мансур. – С течением времени. А пока – за прошедшее и ушедшее.

Вдруг Мюллер начал подозревать подвох – с чего это командир решил с ним выпить? Он почти не пьет, об этом всем известно. Они чокнулись пиалами, и даже у чайханщика Амира от удивления глаза на лоб полезли. Выпивающий Мансур – это поистине уникальное зрелище.

– Мне казалось, Гансыч, тебе нынешние времена не по душе. А ты, гляжу, и прошлые не жалуешь.

– Так ведь прошлые довели до нынешнего. И что я сейчас имею? Три ранения, контузия, грудь в орденах. А зачем мне эти железки нужны, если сам я без порток. И гражданства российского не видать мне, как ослу ослиных его ушей.

– Опять отказали? – помрачнел капитан.

– Ага, прямо как врагу народа. И чего прикажете мне, дорогие россияне, когда свинтите вы отсюда?

– Еще только через два года, а за два года многое может измениться. Постой – ты же вроде в Германию собирался, сестра у тебя там…

– Не могу я там! – воскликнул Мюллер с хмельным надрывом. – Не знаю, поймешь ли ты. Я песни люблю русские, отношения между людьми. А там я почему-то дышать не могу. Две недели пробыл – задыхаюсь. Я казахский немец с русской душой, понимаешь ты эту физику?..

– Да, это, конечно, логично, – кивнул капитан. – Можно еще здесь по контракту остаться.

На это предложение Мюллер прореагировал с явной обидой. Мансур принялся его утешать, но тот уже не хотел слушать и цедил чуть ли не по слогам:

– Я большой человек, Ахметыч!.. Я маленьким государствам служить не могу… Я в них не по-ме-ща-юсь… – Он засмеялся прерывистым, похожим на плач смехом. Мансур испугался, что прапорщик в самом деле заплачет. Нужно было увести его отсюда или, наоборот, заставить выпить еще, может, тогда успокоится. Бывает, люди от выпитого становятся более агрессивными, но Мюллер сделан не из того теста.

Капитан предпочел заказать еще водки, и действительно – после очередной порции Федор Иоганнович подобрел, настроение его стало сентиментальным. Он сообщил, что скоро станет дедушкой – в семье сына ожидается прибавление. Но при упоминании о будущем ребеночке он вновь помрачнел:

– Я сыну ничем помочь не могу, прямо беда. Они там, в Душанбе, жмутся на головах друг у друга. Пятеро в малогабаритной двушке. Это же мука, а не жизнь. Выпьем еще, Ахметыч? Давай, а?

Он позвал чайханщика, хотел еще заказать водки, однако Мансур остановил его, сказав, что на сегодня достаточно, завтра с утра прапорщик нужен ему с ясной головой, в хорошей форме. На вопрос Мюллера, чем вызвано такое желание, объяснил, что в ущелье нашли героин. Реакция Мюллера на эти слова была спокойной:

– Ну и что особенного? Я же сам и нашел.

– Я про другой говорю. Рядом с тем местом, где ты сто кило подобрал, Ратников обнаружил еще тонну.

При этих словах взгляд Мюллера неожиданно прояснился. Ничего не объясняя, он резко поднялся из-за стола. Вид у него был испуганный, казалось, прапорщик собрался куда-то бежать, и Мансур с трудом усадил его на место.

– Что с тобой стряслось?

– Ты послал туда ребят? – вместо ответа спросил прапорщик.

– Конечно. Не оставлять же такую находку без присмотра.

Вид у Мюллера был жалкий: лицо покрылось потом, дыхание стало тяжелым, как после долгой пробежки. С отчаянием в голосе, как будто это было последнее, что человек может потребовать в своем положении, он произнес:

– Останови.

Мансур пристально смотрел на Мюллера и молчал. Тот, побагровев, сжал свои огромные кулачищи и просипел, едва сдерживаясь от крика:

– Останови пацанов – подорвутся…

Мансур медленно покачал головой.

– Похоже, ты уже сам подорвался – на чужой мине. Если кто-то погибнет в ущелье, не на тебе ли кровь будет? Не твоя ли вина?..

Этот вечер в доме офицерского состава мало отличался от всех других вечеров: кто-то кухарил, кто-то смотрел телевизор или слушал радио. Вернее, это только так говорится – смотрел или слушал. На самом деле люди, придя к себе, по привычке включали и радио, и телевизор, чаще всего врубали громкий звук, а сами занимались своими мелкими хозяйственными делами. Поэтому из разных комнат доносились то голоса, то музыка. Только у Ратникова было тихо.

Его поселили в бывшую комнату лейтенанта Шаврина, недавно покончившего жизнь самоубийством. Предполагали, что виной всему его жена Тоня, влюбившаяся в Никиту Жердева. Обставлена комната была шавринскими вещами, только телевизор куда-то загадочным образом исчез, а радио Владимир не любил. Он несказанно обрадовался, когда посыльный наконец доставил ему едва не потерянную навсегда привезенную из Москвы сумку с вещами.

Пока Ратников, прибывший в штаб погранотряда, ждал, когда его представят начальнику штаба, он заметил на улице «тойоту» с двумя подозрительными типами. В конце концов тем не понравилось его пристальное внимание, и они решились улепетнуть из городка. Владимир бросился за ними в погоню. Но как догонять – не пешком же? И Ратников сел в оставленную кем-то незапертой машину, соединил напрямую провода зажигания и поехал за ними. На извилистой горной дороге он почти догнал «тойоту». Встреча с пограничником не входила в планы ее водителя. Он увеличил скорость и, не вписавшись в первый же крутой поворот, свалился в ущелье. Водитель и его пассажир погибли. Как позже выяснилось, это были крупные фигуры в лагере моджахедов.

Погнавшись тогда за афганцами, Ратников, естественно, и думать забыл про сумку с вещами, оставленную в штабе. В штаб он больше не попал – погоня завершилась недалеко от заставы, куда он и явился налегке. Ну а сумку, слава богу, ему сегодня доставили…

Владимир разобрал вещи, надел любимый спортивный костюм и прилег на кровать. Никаких идей насчет того, как провести сегодняшний вечер, у него не было. Решил просто поваляться, почитать, тем более что завтра рано вставать. Под руку снова подвернулась «Капитанская дочка». Как уже выяснилось в первый день, не самое худшее чтение, и он опять взялся за повесть.

«Капитан вскоре явился… – читал лейтенант. – „Что это, мой батюшка? – сказала ему жена. – Кушанье давным-давно подано, а тебя не дозовешься“. – „А слышь ты, Василиса Егоровна, – отвечал Иван Кузмич, – я был занят службой: солдатушек учил“. – „И, полно! – возразила капитанша. – Только слава, что солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился; так было бы лучше…“».

Ратников вздохнул, отчасти соглашаясь с мнением пушкинской капитанши, и, перелистнув страницу, продолжил чтение: «Прошло несколько недель, и жизнь моя в Белогорской крепости сделалась для меня не только сносною, но даже и приятною. В доме коменданта был я принят как родной…».

Владимир с неудовольствием покосился на стенку, из-за которой донесся звук телевизионной рекламы, и тут же услышал стук в дверь. На его отклик в комнату заглянула жена Клейменова, Катерина, и, ласково улыбнувшись, сказала:

– Владимир, привет. У меня Костя в дозор ушел, ну а мы с ребятами устроили посиделки. Подумали, может, тебе скучно одному, нет?

– Большая пьянка намечается? – уточнил он.

– Скорее чаепитие. Просто скоро футбол, не у всех есть телевизоры, да вместе и смотреть веселей.

Лейтенант ответил, что хотя ему и не скучно – ему вообще такое состояние неведомо, всегда находит себе занятие, но к компании присоединится с удовольствием.

Когда Катерина ушла, он наскоро переоделся и причесался, с досадой ощущая отсутствие зеркала. Забыл купить, хотя утром твердо намеревался сделать это – измучился, бреясь «наизусть».

В комнате Клейменовых, кроме хозяйки, были Никита Жердев и прапорщик Федор Белкин. Игра уже началась. Российская сборная проводила отборочный матч чемпионата Европы со слабенькой командой Люксембурга и никак не могла преодолеть сопротивление соперника. Никита уставился на экран сосредоточенно, сидел нахохлившись, время от времени еле слышно чертыхался. Федор был в форме, с повязкой дежурного на рукаве. Все происходящее на поле он комментировал с большим скепсисом:

– Где уж им выиграть, если все время мяч вратарю отдают… Ну, разве с такого угла бьют… Опять бегают как вареные.

– А чего ты хотел! – резко отозвался Жердев. – Тренеру давно пора на пенсию, игроки тоже старперы! Молодых надо ставить, тогда и скорость появится.

– Старые всегда молодых не любят, – заметил Владимир.

Он сказал это без всякой задней мысли, однако мужчины восприняли это как критический выпад. Но если Белкин просто хмыкнул, оценив «шпильку» лейтенанта, то Никита не стал скрывать своего раздражения. Во избежание ссоры Катерина торопливо завела с Владимиром разговор о его обустройстве, поинтересовалась, чего ему не хватает в хозяйстве, очень кстати предложила зеркало.