Текст книги "Молчи или умри"

Автор книги: Владимир Голев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

«11.III.1943

Провал. Из округа приехал один негодяй. Без разрешения нельзя покидать город».

«12.III.1943

Нужно бежать, но куда? Придет Ш. Я нужен здесь…»

«13.III.1943

Вчера меня арестовали. В управе было еще несколько парней из окрестных сел. Били их смертным боем. Допытывались, с кем поддерживаю связь. Временно меня выпустили. Завтра встречусь с О. и М. Место оговорено. Как-нибудь проберусь днем, когда за мной меньше следят. Нужно им сказать, чтобы готовились. Уйду с ними… Может статься, что больше никогда не вернусь…»

Вот оно что… У Коева на душе стало легче. Все-таки дознался. Он стал уже спокойнее перелистывать страницу за страницей, вчитываясь в каждую строчку. В самом конце дневника шли отрывочные записи, без даты, сделанные словно наспех.

«…Город потрясен. Трупы их бросили перед управой с дощечкой на груди – «Враг Болгарии»… (неразборчиво)… Участились аресты. Раскрыта подпольная организация в гарнизоне. Шесть человек будет судить трибунал. Двоим удалось бежать. Их окружили в мельнице… Они покончили с собой… На следующее утро и их тела лежали перед зданием управы…»

Коев все листал и листал.

«Тщетно пытаюсь понять, кто же предатель… Не успокоюсь, пока не раскрою… (неразборчиво). Напал на след, а вдруг ложный? Что если очерню невинного человека? Совесть не позволяет…»

Дальше были вычерчены какие-то абсолютно непонятные знаки. В знаках – буквы. От напряжения у Коева даже в глазах зарябило. Еще говорилось о снимке.

«Исчез Человек в черной шляпе… Сохранить снимок. Любой ценой!»

В конце шла запись, сделанная уже после войны.

«Человек в черной шляпе. Шоп, и есть…»

Коев почувствовал, как под ногами разверзается земля. Неужто… Кошмар какой-то! Нет… это ведь… Нет!..

Первое, что механически проделал Коев, – набрал номер Пантеры. На другом конце провода он услышал голос Эли, сообщивший, что Пантеры нет. Коев назвался. Секретарша пояснила, что товарищ подполковник ушел вместе с майором Аврамовым и капитаном Митевым. Кажется, они уехали куда-то за город. Коев поблагодарил и сказал, что позвонит попозже…

Непослушными пальцами он достал сигарету, закурил, жадно затянувшись. Быть того не может! Как он жаждал найти развязку, а она оказалась столь простой. В памяти всплыл тот мартовский день, когда к ним впервые пришел Человек в черной шляпе. В то время один его дружок, проказник и мастер на все руки, купил у немецкого солдата какой-то ящичек, аппаратик для снимков, который к удивлению окружающих даже щелкал. Марин тогда снял отца и Человека в черной шляпе. Долгие годы карточка хранилась у них дома. Интересно, где она теперь? Коев торопливо обулся, натянул плащ и почти бегом отправился в отцовский дом…

– Марин! Марин! – закричал кто-то ему вдогонку.

Коев только рукой махнул, пересек старый мост над рекой, обогнул школу и церковь…

Вот он, их двор. На двери висел уже выцветший некролог. Лицо Старого показалось ему неестественным. Не таким он запомнил отца. Он всегда куда-то торопился, секунды не мог усидеть на месте. Живые глаза с веселыми искорками играли задорным блеском. Даже избитый до полусмерти, с окровавленным лицом он выглядел победителем. В класс входил уверенно и энергично. Только в больнице, при последнем свидании… «Все вынес, – думал Коев, – арест, преследования, угрозы, то, что его перед товарищами опозорили. Сдался лишь тогда, когда физически не смог выдержать, когда мозг вышел из повиновения, когда губы еле слышно произносили клички боевых коней: Сивка, Белый, Вороной… Сюда! Сюда! – лепетал Старый, протягивая руки…» Слезы наворачивались на глаза при виде отца в таком состоянии. «Не слишком ли жестоко? Нет ли в том и моей вины?» Теперь эта мысль с новой силой пробудилась в его сознании, причиняя боль, заставляя испытывать к себе презрение за собственную безучастность, равнодушие к судьбе родного человека. Коев попытался себе представить, как он может выглядеть в старости. Нелюдимый, даже корня не пустил, не создал потомства, слава богу, хоть жену, которая… А что, если ее у него отнимут? Нет, нет, только не это, тогда полный крах. Одиночество, всепоглощающее одиночество, отрешенность от всего сущего, без которых якобы немыслимо творчество, казались теперь ему невыносимыми…

Дверь на верхний этаж была распахнута. «Наверное, сестра забыла запереть», – подумал он. Быстро вбежав по ступенькам, он вошел в просторную гостиную и толкнул дверь комнаты, где когда-то обитал Старый. Шкаф стоял на месте. Словно вчера его заказали краснодеревщику и тот его сделал из отличного орехового дерева. Все лето оно сушилось во дворе, потом столяр его выстрогал, разметил, нарезал. На стене рядом висели снимки. Георгия Димитрова и его матери – бабушки Парашкевы. Тут же и портрет соратника Димитрова – Васила Коларова. Под ним, как и прежде, красовался резной сундук, расписанный павлинами и лебедями. Сохранилась также картина – Сатана, оседлавший козла, и склонившийся над ним божий ангел… На ветхой этажерке были расставлены тома Горького. Как во сне стоял Коев среди памятных с детства реликвий, не в силах справиться с грустью, охватившей все его существо. Тряхнув головой, он вышел из оцепенения, ощутив смутную тревогу: что-то случилось, скорее ощутил он, чем понял умом. Какое-то неосознанное, но уже неотвратимое предчувствие беды, неведомое и таинственное. Но почему? – недоумевал Коев, вглядываясь в книги, в разбросанные на полу папки, рассыпанные бумаги, документы… Вот оно что, наконец-то понял он, кто-то рылся в бумагах, искал что-то в шкафу. Повсюду валялись в беспорядке снимки, газеты, бумаги, школьные билеты… Прямо под ногами лежал портрет – отец и мать. Коев бережно поднял его, смахнул пыль и всмотрелся в дорогие лица, канувшие в вечность, лица милых сердцу людей, которых он забывал, пока они были живы, и так болезненно страдал по ним сейчас, когда они уже давно обратились в прах…

Вконец обессиленный, он присел на топчан. И тут не обошлось без Шопа… Но разве не мог Шоп предположить, что самое ценное сохранялось не в отцовском шкафу – сестра держала его в заветном тайнике, в комоде с бельем, именно там была спрятана картонная коробка с документами, фотографиями и деньгами. Коев встал, выдвинул ящик, нашарил и извлек до боли знакомую коробку, перевязанную розовой ленточкой. Он поставил ее на стол и, не спеша развязав ленточку, стал вынимать содержимое. Вот она, фотография, сделанная его другом детства. Лестница, цветущие георгины, отец в сорочке, над высоким лбом веется буйная шевелюра, а рядом Человек в черной шляпе… Сестрица, родненькая, спасибо тебе!

Держа в руке фотографию, Марин направился в комнату Старого. Наконец-то он располагал вещественным доказательством. Сейчас он пойдет к Пантере, покажет ему дневник и фото, и все… Можно поставить точку!.. Он даже не услыхал шума за спиной. В какое-то мгновение его пронзила острая боль в голове. Падая, он увидел вспышку, очень яркую вспышку, потом все погрузилось в мрак.

Посередине комнаты стоял Человек в черной шляпе. Марин Коев сразу узнал его. Сомкнутые брови, въедливые голубые глаза, усы… Но куда девались те пышные усы? Теперь усов не было. Зато глаза – глаза остались те же. Мужчина, не отрываясь, глядел на Коева, не произнося ни слова. Точь-в-точь офицер, приходивший к его софийской хозяйке, ревновавший свою любовницу… Высокого роста, чуть сутуловатый. Ледяной, острый, как рапира, взгляд. Как ни отворачивайся, этот взгляд неотступно следит за тобой, парализуя, выхолаживая кровь. Еще секунда, и с ним будет покончено… Коев приподнялся. Человек в черной шляпе не двигался. Его бледные губы были плотно сжаты. Резко выступавшие скулы выдавали лицо преступника. Из оттопыренных ушей что-то текло. Коев сначала не понял, что вытекает из этих острых ушей, пока не нащупал теплую, липкую грязь. Она исходила от Человека в черной шляпе, вытекала тонкими струйками, наползая прямо на Коева. Он отодвигался, но она продолжала ползти. Коев поднял пальцы к глазам и только тогда заметил, что они в крови. Он поднялся. Человек в черной шляпе не двигался. Стальной взгляд, как нож, резал Коева. Собака в его ногах лизала кровь. «Он мертв, – подумал Коев, – мертв». Крикнул, из горла не вылетело ни звука. «А вдруг и я мертв?» – шевельнулось в сознании. Кровь так и хлестала. Она уже залила собаку, одна только морда торчала сверху, плотоядно облизываясь. Человек в черной шляпе разомкнул мертвые губы, показались лошадиные желтые зубы и послышался утробный хрип: «Ты предатель… Ты предатель…»

Эхо усилило его слова, и они прокатились по комнате, сотрясая окна.

Коев сжался в комок, его колотило от страха. «Шоп, но почему я?» – кричал он. Человек подошел поближе. В руке белел лист бумаги.

– Все тут напиши. Не оставлю тебя, пока не напишешь всего, что обо мне знаешь, – рокотал его голос.

Коев хотел возразить, что даже имени его не знает, никогда с ним и словом не перемолвился, понятия не имеет, кто таков.

– Ты все знаешь, – гремел голос, – ты полностью описал меня.

Коев корчился на полу в луже крови. Голова разламывалась от боли.

– Шоп… Шоп… Шоп… – шептал он.

– Марин! Марин! – кричал чей-то голос, но он не мог вырваться на поверхность воды. Именно воды – синей и прозрачной. Водоросли. Зеленое каменистое дно… Как много водорослей. Они колышутся, впиваясь в тело, причиняя нестерпимую боль…

– Марин! Марин! – звал голос, знакомый и близкий.

Марин Коев открыл глаза.

– Пантера…

– Слава богу, очухался. Я, было, подумал, что он пришил тебя.

Коев огляделся. Он лежал на топчане Старого. Врач укладывал шприц, рядом с ним стоял капитан, что приходил в гостиничный номер, и что-то записывал.

– Я как увидела, что он входит в дом, подумала, что Тинка здесь, – говорила толстуха, в которой Коев с трудом узнал почтальона Донку. – Она в основном у дочки живет, а мне передать ей кое-что надо. Зову ее, зову, никто не отзывается. Поднялась наверх, везде все нараспашку, а на полу человек лежит…

– Погоди, погоди, – прервал ее начальник. – Вы когда заметили, что товарищ Коев входит в дом?

– М-м-м, когда мимо проходила… У меня десять домов по одну сторону, я их обошла и снова вернулась к Коевым…

– За сколько минут вы обходите дома?

– Так разве ж я считала… На часы не смотрю. Но, положим, Колевым письмо отнесла, газеты бай Петру… Бабе Кере пенсию… Минут пятнадцать, пожалуй. Может, и поменьше будет.

– А после?

– Так сказала же. Поднялась по лестнице, думаю, наверно, Тинка уснула, мало ли что… Вхожу, а этот товарищ лежит. Я побежала, кликнула соседей, они – вас…

– А случайно не заметили, выходил кто из дома?

– Кому же оттуда выходить, коли Тинки нет?

– Скажем, незнакомый кто-то…

– Нет, не видала.

– Хорошо. Вы свободны. Если понадобитесь, вызовем.

Начальник помог Коеву сесть.

– Ну, герой! Видал, какую кашу ты заварил?

Коев пожал плечами.

– Знакомый прием, браток. Удар по голове сзади. Иди, знай, кто тебя двинул.

А разве его ударили? Коев с трудом вспомнил вспышку перед глазами, после которой он сполз на пол. Но неужели его ударили? Кону, ясное дело, ударили. Постой, постой, никого же поблизости не было. Никого…

– Я вдруг почувствовал резкую боль, будто молнией меня ударило…

– И никого не разглядел?

– Человека во всяком случае не было.

– Значит, с призраком ты повстречался. Кона тоже никого не углядела, сама с ног свалилась…

– Кона? Кстати, как она там?

– Да пришла в себя. Все в порядке. У всего вашего рода башка крепкая, – смеялся Пантера.

– Что правда, то правда, крепкая, – передалось веселое настроение и Коеву. – Всего самую малость и…

Голова была словно свинцом налита.

– Сколько же времени я провалялся?

– С час, по-моему.

– А кажется, годы прошли.

– Еще бы. Ведь ты столкнулся с призраком из прошлого…

Пантера опять умолк, не пояснив, что он имеет в виду. Коев уже не сомневался, что тайна раскрыта, но его приятель почему-то предпочитал держать ее при себе. «В конце концов, рано или поздно он ее откроет», – рассуждал Коев.

Пантера обследовал комнату, заглянул и в шкаф с разбросанными книгами.

– Хитрый гад. И на этот раз из рук выскользнул.

– Все случилось мгновенно, товарищ подполковник, – докладывал капитан. – Знакомая ситуация. Все перерыл, взял, что ему было нужно, и удрал. А может, заметил, что в дом входит товарищ Коев, и потому заторопился… Но даже если и так, почерк все равно один и тот же – что в гостинице, что у Соломона, что тут. Лихорадочная спешка. Удар. Бегство…

– Вызовите экспертов. Проверить мельчайшие улики, отпечатки пальцев. Там остались и следы от обуви. А тут, как мне кажется, он оперся о стену.

Коев подошел к умывальнику, некогда сооруженному еще Старым, открыл кран и умылся. Вроде немного полегчало. Он сильно потер виски.

– Чем это он меня саданул? Кровь была?

– Нет.

Врач внимательно его осмотрел.

– Хлопнул, как и Кону: мешочком с песком. Это не убивает, но и следов не найти.

– Только сознание теряешь.

– Точно. Такой удар поражает большой участок. Сотрясение сильное, хоть и не смертельное. Травмы возникают при падении, можно упасть и не встать после этого. У Коны, например, были кровавые подтеки, но не от удара, а, как потом оказалось, она поранила при падении руку.

– Какие-то последствия будут? – спросил Коев, ощупывая темя.

– Нет. Не исключено легкое головокружение, голова может болеть. Вот вам несколько таблеток, примите, если сильно заболит.

– Пройдет, – прошелся Коев по комнате. – Ничего страшного.

Он принял одну таблетку, поправил одежду, отряхнул брюки… И вдруг спохватился:

– А где фотография?

– Какая фотография?

– Я держал в руке фотографию.

Подполковник взглянул на него испытующе.

– Не было никакой фотографии. Когда мы вошли, ты лежал на полу. Ты хорошо помнишь, что держал фотографию?

Коев заметался по комнате, посмотрел под половик, заглянул в шкаф, даже сбегал в соседнюю комнату.

– Значит, тот унес.

Пантера заставил его сесть.

– Соберись с мыслями и расскажи поподробней, как все произошло. Что за снимок. В общем, все, что помнишь.

Марин мучительно припомнил случившееся. Значит, так… Он зашел в гостиную, а оттуда – в комнату Старого. Заглянул в шкаф, ему показалось что-то необычным. Сначала он никак не мог догадаться, что именно, после сообразил – все перерыто. Интересно, что искали? Снимок? Возможно, записную книжку. Он пошел в комнату сестры, зная, что в комоде для белья она хранит заветную картонную коробку. В ней хранился снимок Человека в черной шляпе… Марин видел собственными глазами, он его в руке держал, когда…

– Постой. Где точно ты находился, когда тебя ударили?

– Как будто тут, – указал Марин на коврик.

– Не мог ты там быть!

– Это почему же?

Пантера внимательно в него всмотрелся.

– Не мог да и только! А тот, кто тебя ударил, по-твоему, где стоял?

– Откуда мне знать?

– Зато я знаю. Ты рассматривал фотокарточку, направляясь к выходу. А тот, другой, спрятался за дверью. Он тебя и стукнул сзади.

Коев оглянулся.

– Вероятно, ты прав. Я действительно направлялся к лестнице, разглядывая снимок. Дверь была приоткрыта.

– Правильно, дверь была приоткрыта. Тот притаился за ней с мешочком наготове. Увидев фото у тебя в руках, замахнулся…

– Потому, вероятно, я ничего не услышал. Ладно, допустим, что все было именно так. Но скажи на милость, зачем ему все это делать?

– Ему нужно уничтожить улики, вот для чего! Ведь проще простого, эх ты, интеллигенция! Надо было приставить к тебе одного из моих ребят… Мы тоже дали маху.

– Но тогда он вообще бы не сунулся.

– Эка важность. Все равно мы бы его поймали, никуда он не денется. А ты тут самодеятельность развел. Герой нашелся. Хоть бы сказал.

– Я тебя искал…

– Эли мне сказала. Хорошо, хоть ей позвонил. Не то пришлось бы по всему городу тебя разыскивать… Ну, пошли. Капитан и без нас справится.

Начальник высадил Коева у гостиницы.

– Иди отдыхай. Один из моих молодцов пойдет с тобой. Отоспись как следует.

– Спасибо, Пантера! – Коев вдруг почувствовал навалившуюся на него усталость. Он вошел в спальню, разделся, присел на кровать. Кружилась голова. Зазвонил телефон. В трубке послышался Анин голос.

– Случилось что? – встревоженно спросила она.

Коев как можно беспечнее ответил:

– А что могло случиться?

– Перестань мне голову морочить, Марин! Пятый раз звоню…

– Не волнуйся, все обошлось.

– Как прикажешь это понимать?

– Да так, сущий пустяк. Просто ударился головой.

– Эх, Марин! Неужели ты думаешь меня обмануть? Ну, отдыхай… До свидания.

Коев хорошо знал, что она предпримет… На следующий день он отлеживался в гостинице, а Аня, приехавшая первым же поездом, поила его соками, молоком, давала таблетки. Дважды заходил Милен. Наведывались Пантера и Дока. Они пытались выяснить кое-какие детали, но Коев никак не мог восстановить их в памяти. Что-то невидимое ускользало, никак не даваясь, не вырисовываясь четко, мысли путались.

На следующий день, где-то после обеда, когда невыносимая боль наконец-то утихла, и он почувствовал себя бодрее, Аня, уставшая от продолжительного бдения, свернулась возле него калачиком и уснула глубоким сном… На губах ее блуждала счастливая улыбка – она рядом с ним, все плохое уже позади.

День клонился к вечеру. Последние лучи солнца заглядывали сквозь широкие окна гостиничного номера, отбрасывая на постель золотистые блики. Коев написал крупными буквами на листке бумаги:

«Я у Пантеры. Когда проснешься, позвони. Марин».

Начальника на месте он не застал. Эли сварила ему кофе. Коев не пил кофе целых два дня и жадно потянулся в чашке. Спустя некоторое время в кабинет стремительно вошел возбужденный Пантера. Он обнял друга и пророкотал:

– Отдохнул? Молодец, знаю, что ты крепкий орешек. А вот с Вельо действительно несчастье.

– Диагноз подтвердился?

– Увы, да. Я только что из больницы.

– Его прооперировали?

– Удалили большую часть правого легкого…

– Ужасно!

– Да, жизнь наша такая. Вроде здоров человек, а на самом деле…

– Никто не знает, что у него внутри.

– Если бы хоть раньше спохватился… Но что теперь толковать? Хоть бы еще пожил…

Вошел капитан Митев. Вид у него был несколько странноватый: фуражка набекрень, ремень расстегнут…

– Что случилось? – строго спросил подполковник.

– Виноват, товарищ подполковник, вот… привел парнишку с виноградника.

– Какого парнишку?

– Ученик. Еду Соломону носил. Согласно вашему приказанию…

Подполковник поднялся:

– Еду Соломону, говоришь?

– Так точно.

– Что-то я в толк не возьму. А ну-ка, доложи как положено.

Капитан застегнул китель, затянул ремень – короче, привел себя в порядок.

– Как было приказано, расставили мы посты у дома Соломона. Наши ребята заметили, что поблизости вертится парнишка, а в дом не заходит. Его задержали. Оказалось, ученик девятого класса местной гимназии. Вызвали меня. Задержанный отвел нас в виноградник. И согласно вашему приказу…

– Откуда вы взяли, что он носил еду Соломону?

– Сам признался.

– Приведите его.

Капитан Митев вышел. Пантера обратился к Коеву:

– Что скажешь? Видишь, как все закручивается? Что тебе криминальный роман.

– Интересно… – задумчиво обронил Коев.

– Интересно или нет, но это доказывает, что Соломон жив. А для нас в данный момент…

Капитан ввел парнишку – худенького, длинного, с коротко постриженными волосами, одетого в брюки и свитер. Парнишка задержал взгляд на столике, где лежали остатки бутербродов. Внимательно осмотрел кабинет начальника, и в глазах у него мелькнуло разочарование. Неужто именно в этой комнате раскрыто столько таинственных историй?..

Пантера поздоровался с ним за руку.

– Ну? – усмехнулся он.

Парень молчал.

– Ты, говорят, кое-что знаешь про того старика.

– Знаю, где он отсиживается.

– Отсиживается? – нарочито безразличным тоном переспросил подполковник. Он пригласил мальчишку сесть, предложил бутерброд.

– В хижине он скрывается.

– А ты кем же ему будешь? Родственник? Знакомый?

– Наш виноградник по соседству.

– Выходит, ты его заметил случайно…

– Пошли мы с дедом за хворостом. Я заглянул в хижину, смотрю, дядя Соломон стоит за дверью. Поманил он меня. Вынул из кармана десять левов и пообещал дать, если принесу ему что-нибудь поесть.

– Вот так так, – не сдержался Пантера.

– Вроде как он прослышал, будто помер кто-то…

– Так, значит, ты покрутился возле дома, а потом прямым ходом к нему?

– Ага.

– И тут тебя перехватили наши люди, так, что ли?

– Мы его остановили далеко от виноградника, товарищ подполковник, – вмешался капитан.

– И где же эта самая хижина?

– Там, на холме.

– Сможешь нас отвести?

– Конечно. Хотя уже темно…

– Пустяки. Мы фонари прихватим.

– А можно и мне с вами? – взмолился Коев.

– Ладно уж, так и быть. Ты у нас стреляный воробей.

– Эли! – позвал обрадованный журналист. – Если позвонит Аня, объясни ей, что да как, передай, чтобы не беспокоилась.

– Хорошо, товарищ Коев. Обязательно передам. – Девушка подошла поближе. – Товарищ Коев, – сказала она смущенно, – скажите, чем Аня красит волосы, что они у нее такие черные?

– Ничем, моя девочка. Они у нее такие с рождения.

Машина рванула с места. Коев отлично помнил пригорок с виноградником. В прошлом и у них там был надел. Когда начинался сбор винограда, Марин по много раз взбирался на этот самый пригорок с корзиной. Дороги туда не было – только узкая тропинка, еле различимая среди слив, орехов, черешен, усыпанных зрелыми плодами, зарослей ежевики. Сейчас в гору вилась заасфальтированная дорога, и Коев едва узнавал знакомые с детства места. Светила полная луна, было видно, как днем.

– Долго еще? – спросил Пантера.

– Вон за той рощицей, – ответил парнишка.

– Остановись перед рощицей, Павел! – сказал Пантера. – Дальше пойдем пешком. Мы с капитаном впереди, сержант за нами, а вы двое поодаль.

Джип остановился. Все вышли. Начальник шепотом отдавал последние распоряжения.

– Вот эта? – спросил он наконец паренька.

– Она самая, – подтвердил тот.

В лунном свете четко вырисовывался силуэт большой хижины. Вспорхнула ночная птица, и ее крылья со свистом вспороли ночной воздух. Было довольно сыро, но никто не замечал этого. Все осторожно двинулись вперед, стараясь ступать бесшумно. Сухая трава шелестела под напором осеннего ветра. В какое-то мгновение Коеву показалось, будто кто-то крадется в хижине, он вгляделся, но ничего не заметил.

– Стой! – коротко скомандовал подполковник. – Слушай мою команду. Капитан войдет в виноградник со стороны рощи. Я захожу справа. Павел останется на тропинке у ореха. А вы, – глянул он на Коева и парнишку, – будете стоять здесь. И, повторяю, чтоб ни звука.

Все заняли указанные места. Коев с мальчишкой прислонились к плетню. Ветер утих. Кругом стояла такая глубокая тишина, что Коев, казалось, слышал стук собственного сердца. Паренек рядом еле сдерживал дыхание. И случилось совсем неожиданное.

Сначала они услышали грубый мужской голос:

– Значит, как мышь в нору забился. Думал, не найду тебя! Да я тебя, шкура, из-под земли достану!

– Шоп, ежели ты прикончил Кону…

– Молчи, гад! Сейчас и ты мне заплатишь… За все заплатишь… Живым я тебя не выпущу…

– Мать твою за ногу! – истошным голосом завопил второй. – Крыса вонючая! До сих пор я молчал, но за Кону я тебе не спущу…

– Ты замолчишь, или нет?

– Хватит, намолчался! – истерически вопил второй голос. – Все им расскажу. Ничего не утаю…

Послышалась возня, крики. Голоса смешались. Дальше уже ничего нельзя было разобрать.

Три фигуры метнулись к хижине. При свете луны было видно, как двое стали по обе стороны двери и как Пантера рванул ее на себя.

– Ни с места! – крикнул он.

На миг все смолкло. Пока луч фонарика шарил в темноте, прогремел выстрел, из хижины выскочил человек и, беспорядочно стреляя, пустился бежать в сторону долины. Пантера бросился за ним.

– Стой! Стой!

Человек с бешеной скоростью несся вниз, не разбирая дороги, перепрыгивая через кусты и постоянно отстреливаясь…

Капитан в два скачка догнал беглеца, однако тот вывернулся и выстрелил наугад. Потом блеснул огонек из пистолета капитана, человек на секунду застыл на месте, словно удивляясь, потом качнулся и рухнул наземь…

– В хижину! Бегом! – скомандовал подполковник.

На полу стонал Соломон. По рубашке растекалось кровавое пятно…

Коев прошел вперед и остановился перед упавшим. Капитан осветил фонариком его лицо.

– Так я и знал, – тихо промолвил Коев.

На сухой траве лежал не кто иной, как бай Наско, шофер Милена. И только сейчас, по металлическому блеску застывших глаз и острому профилю Коев узнал Человека в черной шляпе.

Стараясь не шуметь, он отпер ключом дверь и вошел в номер. Отблески уличных фонарей по-прежнему играли на обнаженном плече Ани. Она спала глубоким, спокойным сном. Коев никогда не мог понять, как это ей удается. Ведь и у нее не раз бывали неприятности, и ей приходилось несладко. Но стоило ей лечь в постель, как все словно испарялось, лицо ее принимало спокойное, умиротворенное выражение. Аня умела спать не просыпаясь до утра – свойство, для Коева непостижимое… Он стал раздеваться, Аня услышала шорох и открыла глаза. Коев улегся рядом. Поняв, что его долго не было, села, оперлась на подушку и приготовилась слушать. Коев подробно рассказал ей о ночном приключении.

– Соломон, к счастью, ранен легко. От него мы узнали, что Шоп, лютый полицай, в свое время переехал из Софии. Так как там его слишком хорошо знали, начальство решило заслать его в наш городок с заданием любыми средствами войти в состав ядра коммунистической организации. Располагая нужными сведениями и зная пароль, он предстал перед Старым… Дальше все просто… Как оказалось, могилу Шаламанова раскопали и ограбили, а впоследствии родня перенесла его останки на кладбище… Да, еще выяснилось, что не Соломон помог освободить Старого из-под ареста, а Шоп. Пошел к Шаламанову, переговорил с ним, они столковались – в противном случае Шоп терял связь с парторганизацией. Соломон же приписал себе чужие заслуги… Мы спросили его и о недостающих документах, содержащих показания Старого. Но о них ничего не известно. Один Шоп может сказать, где они. Но пока что он без сознания.

– Но почему все-таки он остался в этом городе, рискуя быть опознанным? – задумчиво сказала Аня.

Коев пожал плечами.

– Кто знает, может, выполнял еще какое задание.

– Возможно, даже не единственное.

– Но все-таки среди коммунистов он не пользовался широкой известностью. Внешность свою он изменил до неузнаваемости. А во всем прочем – человек как человек.

– А ты когда понял, что Шоп – это бай Наско? – спросила Аня.

– Да несколько раз мелькало что-то смутное. Но когда увидел записку с заклинанием «Молчи или умри», напомнившем мне о Старом, то сразу подумал: тут кроется кто-то из наших, кто хорошо знал Старого. Тогда-то мне и пришло на ум, что Человек в черной шляпе жив. А уж потом вычитал у отца в дневнике: «Человек в черной шляпе – Атанас Вутов, по кличке Шоп».

– Почему же ты не сказал Пантере?

– Во-первых, собирался, когда все понял, но того не было на месте. Во-вторых, он и сам, независимо от меня, пришел к такому же заключению. Знаешь, тот тайник с бумагами Старого…

– А Пантера как узнал о нем?

– Кажется, участковый что-то пронюхал.

– А кто выкрал показания Старого?

– Оказывается, их затребовали из округа. Никто их не воровал.

– Ну хорошо, – все больше оживлялась Аня. – А как же поездки Шаламанова в село, что они значат?..

– Танево? Как оказалось, Шаламанов развил тут активную деятельность. Он, конечно, встречался не с партизанами, а с полицаями. Засады устраивал. По совсем понятным причинам в Танево он ездил не в полицейском джипе, а на фаэтоне деда Пенчо. Раз даже извозчик усомнился, что он ездит к зазнобе…

– Понятно. Но все же отчего ты даже после удара не открылся перед Пантерой?

– Понимаешь… Как бы поточнее выразиться… В общем, после удара временами у меня стали появляться провалы в памяти… Пожалуй, «провалы» – слишком сильно сказано. Во всяком случае, некоторые вещи я представлял себе весьма смутно.

– А по телефону ты меня уверял, что все в порядке!

– Так действительно со мной все в порядке.

– Эх, ты!

Аня нежно обняла его и поцеловала.

– А ведь я первая догадалась, что этот самый Ш. жив!

– Никто и не собирается умалять твоих заслуг, милая моя Агата Кристи!

На следующее утро Марин Коев с Аней зашли попрощаться к Милену. Директор был один в кабинете, лицо его даже осунулось.

– Как же я столько лет ничего не замечал, а?

– Да куда тебе с твоими заботами.

– Подумать только, ведь и я встречал у вас Человека в черной шляпе.

– Да кто его только не видел.

– Просто уму непостижимо! Как ему удавалось! Такое лицедейство, просто факир, ничего не скажешь!

– Много еще предстоит выяснять, Милен, – стали прощаться Коев с Аней. – Ты не переживай особенно.

За рулем «Волги» уже сидел другой водитель. Коеву его лицо показалось знакомым. «Ну вот, опять все сначала!» – весело рассмеялся журналист.

На перроне их дожидались Пантера и Аврамов.

– Знаешь, мы тут прикинули, сколько материала может дать одна командировка в глубинку. Уйму. Кстати, сегодня ровно неделя, как ты тут, – Пантера улыбался, нежно похлопывая по спине старого друга.

– Прошу тебя, замолвь словечко в горкоме о Старом. Жаль, посмертно, но все же его должны реабилитировать, – обратился Коев к Пантере.

– Будь спокоен. Первый секретарь обо всем в курсе. Так что меры приняты…

Экспресс сразу набрал ход, они еле успели рукой махнуть на прощанье. Миновали мост, промелькнули корпуса комбината… Прислонившись к Ане, Коев забылся под равномерный перестук колес. Во сне он увидел гостиницу и Старую речку, кабинет Пантеры, Эли с чашечками дымящегося кофе на подносе… заходящегося в кашле Вельо, цеха огромнейшего предприятия… хижину на пригорке… Почему-то вспомнилось, что и Старый летом любил спать в хижине… Ему снились домики, утопавшие в цветах, он разговаривал с Докой и бай Симо. Зашла сестра с тетрадками и блокнотом. А вот и Соломон, женщина на больничной койке… Никогда ранее не чувствовал он свой городок столь близким сердцу. Чудилось, будто экспресс мчится мимо кладбища, где похоронены мать и отец. Некогда было даже цветочки на их могилу отнести… Но вина перед отцом уже не мучила его так остро. Его успокаивало чувство исполненного сыновнего долга, и он радостно принял мысль о том, что хорошо бы написать книгу обо всем, что приключилось с ним в родном городке. Даже видел заглавие, написанное крупными буквами:

МОЛЧИ ИЛИ УМРИ…

1984—1985 гг.

ОБ АВТОРЕ

Владимир Голев родился 20.08.1922 года в г. Банско. Окончил юридический факультет Софийского государственного университета. Работал редактором газеты «Студентска трибуна», Софийского радио, Московского радио – передачи о Болгарии, в сценарной комиссии Студии художественных фильмов, был сотрудником отдела искусства и культуры ЦК БКП, главным редактором журнала «Септември».