Текст книги "Женские игры в Париже"
Автор книги: Владимир Ткаченко
Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
В вагоне-ресторане почти не было клиентов. Мы же с Терезой, слегка и быстро перекусив и выпив, чтоб немного взбодриться, по чашечке крепкого черного кофе и по паре рюмочек приятного, жгущего рот и горло забористого коньячка, вернулись в свое купе.
Когда его дверь за нами закрылась, мило покрасневшая Тереза сказала мне тихо:
– Милый мой! Выйди пока в коридор, чтоб я могла привести себя в должный вид со всей своей косметикой.
Действительно, через пять-семь минут она трижды слегка постучала в дверь из купе.
Ночной экспресс мчался, в Париж почти без промежуточных остановок. Вернувшись в наше купе, я увидел Терезу, стоящую лицом к двери, в полупрозрачной ночной сорочке длиной до пят (тоже черного цвета). Своими небесно-васильковыми очами она глядела мне прямо в глаза. Легкие темные круги у её глаз теперь исчезли. В купе ещё горел верхний свет; к нему же Тереза зажгла ночничок у постели слева. Обернувшись к двери купе, я запер её двойным поворотом ключа. Тут же сбросил с себя всю одежду на постель справа с не зажженным ночничком.
Прильнув ко мне всем своим телом, она прошептала: "Делай со мной, что хочешь, но не грубо!" И, словно кусаясь, впилась в мои губы пылким поцелуем. И в каком-то исступлении прижала меня к своей груди. От желания я задыхался. Ласково обнимая и расцеловывая её трепещущее от желания тело, я поднял её на руки и нежно растянул на постели с горящим ночничком.
Ничто не могло бы сравниться с белизной и пышностью её форм. От её пылающего лица, от рассыпавшихся золотистых волос, от округлостей её грудей, от бедер и колен, розовевших сквозь сорочку, веяло величием нагой женщины (сорочку она тут же сбросила). Поласкав, руками и губами её чувственное тело, я раздвинул её ножки.
Мы оба изнемогали от избытка блаженства, от которого, как от опьяняющего аромата цветов, сладостно кружилась голова...
...Ночь в купе дышала покоем, несмотря на стук вагона по рельсам. Я присел на постели, держа в объятиях Терезу. Мы что-то говорили, обменивались восклицаниями, шептались. Бессвязный, взволнованный диалог. Как описать тебя, о радость от такой женщины!
ПРЕДМЕТ, БЛЕСТЕВШИЙ ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ
Рассказывает Тессон
Вернувшись из своей поездки в Марсель, Артур подробно рассказал обо всем Сержу. И тот решил его послать ещё раз, на пустовавшую виллу в Пасси... По его просьбе поехал туда опять и я, прихватив с собою своего старшего клерка, который мог бы, в случае необходимости, послужить нам дополнительным свидетелем. Со своей стороны, мадам Гароди привезла профессора Виару, одного из немногих друзей Ролана Гароди.
В два часа ночи, при ярком полнолунии, мы все собрались в гостиной на втором этаже "Павильона Свиданий". Мы поднялись туда по "парадной" лестнице, на нижних ступеньках которой, следовавший впереди Артур с электрическим фонариком, внезапно остановившийся, нагнулся и что-то вроде бы подобрал.
Потом мы побывали и в подвальном помещении, служившем кухней, а также буфетной. Я уловил взгляд Артура уставившийся на какую-то секунду на ряде стаканчиков для коньяка, выстроившихся на полке буфета, дверцу которого он при мне открыл.
Мое внимание вдруг привлек один из этих стаканчиков, находившийся на полке. Но в отличие от них, стоявших донышком на полке, он был повернут краями вниз. Возможно, кто-то из него пил коньяк, и чисто машинально поставил его так.
Я раздумывал недолго, но Артур уже ушел из подвала. Через минут десять мы всей нашей компанией вновь очутились в гостиной. И тут-то Артур поразил всех своей находкой. Он вынул из кармана так называемое "кольцо рабства", которое, по его словам, поднял из промежутка между разошедшимися плитками в низу "парадной" лестницы, когда мы только вошли в дверь виллы. То была драгоценность, которую некоторые дамы носят на лодыжке.
Находка Артура представляла собой двойной круг в форме змеи, пружинистый и вполне могущий растянуться и оторваться, если только им хоть чуть-чуть зацепить за какую-то неровность лестницы "из-за резкого движения ног его владелицы, быстро спускавшейся, и спешащей", – объяснил нам Артур спокойно, тогда как все остальные из нашей компании опешили, ибо в этом "кольце рабства" в форме змеи мы углядели бриллиантовую головку и рубиновые глаза!
При этом мадам Гароди почему-то побледнела, а я буквально ликовал в душе: ведь подобное кольцо я видел на лодыжке Теодоры Фарнезе в злополучном казино летом в Довилле.
– Хорошо, – произнес Артур, адресуясь к мадам Гароди, – что мы пришли сюда в эту лунную ночь. Едва открыв дверь передней, я заметил что-то блестевшее в тени. А теперь двинемся отсюда, нам, по-моему, здесь больше нечего делать.
– С подобной драгоценностью тебе остается ныне передать её Сержу, а ему только явиться к следователю, – воскликнул, не удержавшись, я, – так как все теперь достаточно прояснилось! Тем более после твоей поездки в Марсель.
Однако на следующий день я не смог с ним встретиться: Артур вновь куда-то исчез...
МИСТРАЛЬ
Рассказывает Серж
Поскольку следствие затягивалось, мой адвокат Тессон испросил для меня разрешение покинуть Париж, но не выезжать за пределы Франции, за исключением Швейцарии. Сумму залога пришлось удвоить. Я знал, что произошло между Терезой и Артуром и не возражал против этого, но и не хотел, чтобы Тереза совсем отдалилась от меня по разным причинам. В поездку я пригласил её с собой.
И вот я в пути, в пути вместе с Терезой.
Нескрываемая радость сверкнула искоркой в её глазах, когда я предложил ей место в своей "Мегано", новейшей марки этой машины.
Моя машина подъехала к дому Терезы около трех с половиной ночи. Весь дом, естественно, давно спал. Она своим ключом отперла входную дверь, и вот Тереза и я – в её спальне. Прежде всего, мы обнялись и расцеловались. Затем, выпив по паре рюмочек коньяка (Тереза принесла его вместе с рюмочками из расположенной на том же втором этаже буфетной), чтоб "взбодриться" до августовского парижского рассвета, мы быстро разделись донага и бросились в объятия друг друга. Утолив вместе первый порыв страсти, я тихо сказал своей подруге:
– Я возьму тебя с собой, если ты можешь и хочешь, когда на рассвете сяду в свой "Мегано". Ведь нам надо во что бы то ни стало разыскать эту проклятую Теодору Фарнезе. Я еду пока что на юг Франции. Ты сможешь поехать со мной до Арля. Там мы проведем с тобою одну-две ночи, а потом ты поездом вернешься в столицу. Согласна?
– Конечно! – ответила она, без малейшего колебания.
До рассвета ещё оставалось три часа, и мы вновь и вновь исторгали из себя страстные ласки, стараясь, чтоб не пропадало даром время, и подремывая в их перерывах.
– Да, темперамент у тебя, как кипяток! – шепнул я на ушко Терезе.
Нас разбудил будильник в половине седьмого. Над августовским Парижем поднимался в дымке тумана рассвет. Тереза быстро собрала и уложила в чемодан все необходимые ей в путешествии вещи. Мои с вечера лежали в багажнике машины.
Естественно, уставшей и не выспавшейся Терезе я сказал, что отъехав на полсотни километров от столицы, мы остановимся в какой-нибудь приличной гостинице, там как следует позавтракаем и поспим. И в том и другом я, безусловно, тоже нуждался.
Почему мы с Терезой едем именно в Арль, хотя должны бы были отправиться сразу в Марсель?
Я решил въехать в Марсель из близкого от прованской столицы Арля. Я никогда ещё не бывал в этом городке, где сохранилось множество свидетельств древнеримского владычества – арены, руины античного театра и т. п. Любопытно было в том краю и то, что в Х-ХII веках существовало Арльское королевство. Невдалеке от Арля родился замечательный французский писатель Альфонс Доде – автор знаменитой сатирической трилогии о Тартарене из Тараскона. Доде воспел родной ему Прованс во многих своих произведениях, в том числе "В письмах с мельницы". В этот сборник рассказов вошла и трагическая "Арлезианка", рисующая провансальских крестьян людьми больших чувств, носителями подлинно человеческой морали. Читая "Письма с мельницы", физически ощущаешь дыхание мистраля, раскаленный воздух, звенящий тысячами стрекоз, слышишь, как трещит парусина на крыльях ветряных мельниц, видишь белые от пыли вязы, склонившиеся над залитой солнцем дорогой.
Я объяснял все это в дороге Терезе, и она тут же вспомнила свое случайное любовное свидание в одном из отелей Арля с каким-то молодым ухажером. В Арль мы добрались через пару ночей, проведенных в попутных отелях. Этот древний городок стоял на пути мистраля, очень сильного холодного северо-восточного ветра, дующего по долине Роны с заснеженных Альп до средиземноморского побережья Прованса и Лангедока. Сила мистраля была такова, что в том же Арле деревья так и дрожали в согбенном виде в направлении дующего дальше на юг ветра.
И мы рады были поскорее укрыться в каком-либо "теплом" отеле, въехав в Арль к самому вечеру. Вполне приличный отель очень быстро нашелся, но и его стены содрогались от мистраля. Мы с Терезой плотно поужинали, выпили крепкого черного кофе и несколько рюмочек коньяка. В нашем уютном номере окна были закрыты ставнями, но и здесь слышался вой мистраля.
Нетрудно представить себе, какою сладостной была эта ночь. Несмотря на завывания ветра, согретые коньяком, мы улеглись в постель нагими, не закрывшись даже пуховым одеялом, а лишь отбросив его на ближайшее кресло. Наши взаимные ласки казались ещё более жгучими среди бушевавшей за стенами гостиницы настоящей бури.
Я проснулся утром около девяти часов. Тихонько встал с постели, на которой мы укрылись пуховым одеялом по завершении наших любовных "игр". Я старался не разбудить Терезу, спавшую на правом боку, с разметавшимися на верху подушки своими золотистыми кудрями, с высунувшейся из-под одеяла левой рукой.
На цыпочках, естественно, в халате я вышел из нашего номера. Заказал в номер из ресторана традиционный французский завтрак. Прошло 10-15 минут, и в нашу комнату постучал официант, катя на тележке все необходимое с добавкой в виде бутылки сухого красного вина.
От этого стука Тереза и пробудилась, нырнув головой под одеяло. Когда официант ушел, пожелав нам приятного аппетита, нагая Тереза буквально выскочила из постели и надела пижаму, сладко позевывая.
– Подожди минутку! Я – мигом! – молвила она и пошла в ванную.
Появилась она оттуда с посвежевшим лицом, ярко сияющими небесно-васильковыми глазами, с по-прежнему разметавшимися – теперь уже до бедер – золотистыми волосами, с бурно вздымающимися грудями на сверкающем белизной роскошном теле. Все в ней так и звало к сладостным объятиям.
Так же нагой, как и наш прародитель Адам, я на пороге распахнутой двери ванной жадно схватил Терезу в свои объятия и повалил на наше ложе, остывающее от продолжающего завывать свирепого мистраля. Она вся дрожала от нетерпения, когда я расцеловывал её груди, гладил её девичий животик, чарующие ножки, зарывался головой в копну её ароматных волос. Она вся отдалась адовому пламени желания. Словно "закусив удила", как мчащийся галопом конь, учащенно дышащая, открывающая отдохнувшее лоно, пронзаемая и затопляемая мужской плотью. Мгновениями мы оба впадали в сладостное забвение, проваливались в какую-то темень, исторгая друг у друга наслаждение.
Около полудня, я сделал по телефону заказ в ресторане приютившей нас гостиницы, и в скоре нам подали в номер второй завтрак, а также два виски. Терезе, до сей поры не пробовавшей шотландское виски, оно так пришлось ей по вкусу, что потребовалось "повторить".
Лежа в моих объятиях на нашем ночном ложе, захмелевшая от непривычного виски, но совершенно ясно мыслящая, Тереза шепнула:
– Открою тебе два своих женских секрета... Во-первых, как это и не странно, у меня есть взрослая дочь, зачатая мною (когда Ролан меня совсем забросил) от своего второго любовника, известного американского писателя. Зовут её Анна. Росла, жила и воспитывалась в одном из пансионов на берегу Женевского озера в Швейцарии. Сейчас ей девятнадцать лет, и она успела выскочить замуж, там же – в Женеве, – с год тому назад, за вполне достойного тридцатилетнего преуспевающего дельца. Его отец – крупный банкир, и, вообще говоря, это очень приятное семейство. Моя дочь счастлива. А на их свадьбе я, конечно, присутствовала.
Тут Тереза остановилась, и, выскользнув из моих объятий, подошла к столу и прямо из горлышка допила оставшегося от первого завтрака сухого красного вина. Мгновенно вернувшись в постель, она смущенно рассмеялась:
– Это для храбрости, чтоб спокойнее рассказать, какой у меня для тебя второй сюрприз!
С минуту помолчав, продолжила:
– Я консультировалась в Париже у опытного гинеколога. Так вот: я с месяц забеременела от тебя, должно быть, в первую же "нашу ночь"! Рожать мне сейчас – увы! – поздновато. Буду делать аборт. Во Франции он опять вне закона. Зато в той же Швейцарии это плевое дело, например, в Цюрихе. Были бы только деньги, а их у меня предостаточно... Жаль, до слез жаль, что я не смогу родить тебе нашего ребенка... Но постой: закажи-ка целую бутылку шотландского... Мне с горя хочется – впервые – отчаянно напиться!.. А пока его принесут, возьми меня ещё разок.
И Тереза с ещё большим желанием отдалась вся мне, постанывая от наслаждения.
– Милая моя! – сказал я ей после того, как, не вылезая из постели, мы вновь хлебнули шотландского виски. – Мне тоже очень жаль, что у нас с тобою не будет ребенка. Но твое решение правильно. Я сам отвезу тебя на машине в Цюрих...
Не одну, а три упоительных ночи провели мы с Терезой в Арле.
Утром мы отправились в столицу Швейцарии, Цюрих. Там Тереза легла в клинику известного и весьма опытного специалиста по абортам. У неё все, как и следовало ожидать, прошло как надо, и уже через несколько дней Тереза выписалась из клиники.
Я привез Терезу из клиники прямо в тот отель, где снял номер сразу же после нашего прибытия в Цюрих. Она позволила себе передохнуть от наших любовных утех и после удачно осуществленного аборта ещё несколько ночей.
Спала она ночью, как убитая. Также спал и я, но проснулся раньше нее. Я заказал в номер завтрак, попросив приготовить не на немецкий манер (Цюрих входил в германоязычную "зону" трехъязычной Швейцарии), а на традиционный французский, подав его к часу дня.
...И вот мы в Женеве, у самой французской границы. Без какого-либо труда разыскали виллу Анны и её мужа Альбера Дюбрей. Высадил Терезу за несколько сот метров от роскошного обиталища супругов Дюбрей. Распрощались мы с Терезой в машине.
Моя девочка ещё раз поцеловала и обняла меня. Приведя в порядок свое одеяние, она вновь прижалась ко мне своей высокой, бурно дышащей грудью:
– Только зря не задерживайся в Марселе, милый! Как только найдешь Теодору, замани её в Париж любым способом, чтоб она предстала перед судом за свое злодеяние... Я с тоскою буду считать дни нашей – увы! – неизбежной разлуки.
Слезинки потекли из её небесно-васильковых глаз на побледневшие щеки:
– Я буду с нетерпением тебя ждать!
Она, наконец, оторвалась от меня, вышла на тротуар. Обернувшись и пытаясь улыбнуться, помахала мне рукой.
Я самым тщательнейшим образом обследовал не только франкоязычную, но и итало-язычную области Швейцарии. Нигде и не намека на нужный мне след, ни единой зацепки... А, может, все-таки Теодора в Марселе?
И вот я уже в Марселе.
Когда я вечерами бродил по городу, прекрасному своими зелеными бульварами, то установил, что он изобилует проститутками. Одна из них, роскошная двадцатипятилетняя красотка, выходила вечерком на "промысел" почти что в полном, хоть и не домашнем, "дезабилье": у неё из выреза блузки торчали обнаженные до основания и многообещающие высокие пышные груди, да под её юбкой не было даже фигового листка Евы, не говоря уж о каких-то трусиках. Так сказать, в "боеготовности № 1"! Всегда и при любых обстоятельствах готовая отдаться мужчине на ещё зеленой травке, вместо банальной кровати, где-нибудь за кустами парка.
Видя меня не раз прогуливающимся по бульвару и не клюющим на все её соблазнительные уловки и прямые призывы к соитию, она как-то спросила: "Кого ты ищешь? Скажи. Может, я смогу тебе помочь?! Ты только заплатишь мне за ночь, будто бы проведенную со мной в постели".
Я реагировал немедля:
– Просплю в твоих объятиях всю ночь и заплачу за неё сколько скажешь. Узнай только, где я могу увидеть Теодору Фарнезе! Она мне очень нужна по важному делу.
Красотка кивнула головой:
– Приходи сюда же завтра в это же время, и я все тебе объясню!
И она, действительно, мне "все объяснила". И в любовной усладе она оказалась очень опытной женщиной. И не отказалась от денег. И сказала, где и когда я сумею увидеть наедине Теодору Фарнезе.
– А завтра ты не захочешь опять меня? – спросила перед рассветом Евангелина.
– Еще как захочу! Если мои дела мне не помешают, встретимся ещё раз в тот же час!
Я потратил ещё не один день, а целых три, пока не добрался непосредственно до Теодоры Фарнезе и застал её наедине.
Пылкая, как извергающийся лавой вулкан, Евангелина заставила меня невольно отклониться от основной нити моего повествования... Больше отклоняться мне уже было нельзя, хотя и сама Теодора Фарнезе совершенно прозрачно намекала на такую возможность. Но благодаря моей Евангелине я кое-как сумел устоять перед Теодорой – определенно хотевшей разделить со мною ложе. Но нужные мне сведения я от неё получил.
Вскоре я снова был в Париже, собрав в результате своей поездки все необходимые данные, чтобы разоблачить убийцу моей Иваны.
СУДЕБНОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО
Рассказывает Тессон
...Когда в день суда я приехал во Дворец Правосудия, перед ним собралась небольшая толпа любопытных парижан.
После выполнения формальностей председатель суда произнес:
– Введите обвиняемого!
Среди собравшейся в зале публики произошло движение любопытства.
Меня же, по непонятной для меня самого причине, охватило чувство тревоги... Он вошел... Его обычно приветливая физиономия сейчас была бледна и сурова... Серж же взглянул на меня. Не обращая внимания на полицейских, сопровождавших обвиняемого и, впрочем, ничем не проявивших своего недовольства, я протянул Сержу обе свои руки, и он порывисто их схватил.
– Ты подготовил для меня свое досье? – спросил я его. – Если "да", попроси разрешения у председателя суда, чтобы мне его передали.
Он отрицательно качнул головой.
– Но для моей речи, как твоего адвоката?
– О, Тессон! Надеюсь, тебе не придется произносить такой речи!
Ответив на требуемые законом формальные вопросы о собственной личности, которые в самом начале заседания суда задал его председатель, Серж заявил, что ему "пока нечего добавить" по существу рассматриваемого дела.
Он отказался отвечать на вопросы прокурора. А на все высказывания, на все обвинения, на все требования объяснить то или иное он "отвечал" абсолютнейшим молчанием.
Свидетели со стороны обвинения долго не задерживались у барьера, лицевой стороной обращенного к судейскому столу.
Появление у этого барьера Терезы Гароди явно взволновало публику. Немалое число присутствующих бросало при этом в сторону обвиняемого взгляды, полные презрения. Прекрасное лицо мадам Гароди было достаточно знакомо публике из множества газетных публикаций. Все знали, что она оказывала серьезное содействие трудам Ролана Гароди, и что он получал от неё решающую поддержку в труднейшие периоды своей карьеры ученого. Все в достаточной мере знали и об её самоотверженном поведении и терпимости при жизни мужа.
Мадам Гароди подошла к свидетельскому барьеру в своем траурном одеянии. Она была все ещё прекрасна.
Произнесенная ею присяга говорить правду, всю правду и только правду произвела должное впечатление на публику и, на состав суда присяжных. Но полной неожиданностью для всех присутствующих стали первые же слова мадам Гароди. Она провозгласила, что убеждена в невиновности обвиняемого, и произнесла имя настоящей убийцы, известной куртизанки Теодоры Фарнезе.
– Когда мсье Серж покинул территорию виллы, в Пасси во вторник, заявила мадам Гароди, – находившиеся там лица были ещё живы... Спустя полчаса после того, как там побывала Теодора Фарнезе, – они были уже мертвы!..
При этих словах прокурор поднялся со своего места.
– В данном деле, – воскликнул он, – это имя произносится впервые... Мы хотели бы знать о ней как можно больше!
– Мсье прокурор, – ответила Тереза Гароди, – здесь речь идет об истине. Я объявляю её вам, даже если она кое-кому не понравится!.. И я её эту истину докажу!
– Доказывайте же, мадам! – провозгласил председательствующий.
– Господа! – сказала тогда Тереза Гароди, вынув из своей сумочки какую-то бумагу. – Вот письмо, обнаруженное мсье Сержем и доверенное им мне, чтобы я могла им воспользоваться. Это – письмо, адресованное моим мужем Теодоре Фарнезе. В этом письме он отказывал ей в свидании и прощался с ней навсегда! Но, несмотря на это Теодора Фарнезе побывала на "Цветущей вилле" в Сент-Адрес". Там-то мсье Серж и обнаружил чисто случайно упомянутое письмо. И мой муж, уже решив, что эта женщина не приедет, угостил чаем пришедшую к нему свою главную ассистентку, мадам Ивану, супругу обвиняемого. Там оказалась другая девушка, но мне о ней ничего не известно. Мне было известно и то, что мой муж – этот настоящий ловелас всячески увивается и за мадам Иваной. Но я никогда не сомневалась в её добропорядочности. Она ни за что на свете не предала бы этой нашей с ней дружбы, а любила она и доказала это всей своей жизнью, только одного мужчину: вот он, этот человек, который сейчас находится на скамье подсудимых. Возможно, что цель приезда на виллу моего мужа и была другая девушка, пока никому неизвестная.
– Однако, – продолжала мадам Гароди, и в зале стало очень тихо, Теодора Фарнезе все же приехала на виллу и ей показалось, что "ее место занято", и тогда она пошла на страшную месть. Ревнивая и мстительная Теодора сочла, судя по всему, что её "место" занято и как истая корсиканка совершила свою вендетту, безжалостно убив тех лиц, которые находились на вилле, в том числе и моего мужа.
– Прошу прощения! – прервал свидетельницу председатель суда. – Это письмо (тем временем служитель передал письмо председательствовавшему) ещё не доказывает, что Теодора Фарнезе, действительно, приезжала на виллу.
– Согласна с вами, мсье, хоть и не полностью. Но есть ещё одна вещь, и это – ещё более весомая улика... Вот она...
И засунув руку в свою сумочку, мадам Гароди вытащила из неё "кольцо рабства".
– Эта драгоценность украшала обычно лодыжку Теодоры Фарнезе. Кольцо это отцепилось при бегстве преступницы... Мсье Серж обнаружил его на вилле при свидетелях, которых мы вам представим... Мсье Серж доверил мне это кольцо, как и письмо!
Служитель передает драгоценность председательствующему, сначала её рассматривает суд, а затем прокурор.
– Будет ли доказано, – произнес прокурор, – что именно эта драгоценность принадлежала Теодоре Фарнезе? – Остается также определить, что Теодора Фарнезе, часто бывавшая на вилле потеряла кольцо именно в тот день?
– Есть человек, который в тот день и в тот час видел Теодору Фарнезе выходящей с виллы. Я имею в виду парикмахера, чье заведение находилось на углу тупика Ла Рош. Но, очевидно, его показаний опасались, и потому удалили его из Парижа в Марсель.
Тогда-то со скамьи подсудимых и поднялся Серж.
– Извините, мсье прокурор, – сказал он. – Извините! Но кое-кто мог бы порассказать вам намного больше, чем этот мсье Моншан, так зовут парикмахера, о котором только что говорила мадам Гароди, о том, что делала в тот день и в тот час Теодора Фарнезе, если она приезжала в Пасси и проникла на эту виллу.
– И кто же этот человек?
– Это сама Теодора Фарнезе!
– Без сомнения! Но где сейчас Теодора Фарнезе?
– Сейчас, – произнес Серж, – она должна находиться в расположенной рядом галерее Арле.
Председатель суда тихим голосом отдал какое-то распоряжение служителю, тот вышел в помещение для свидетелей, но быстро вернулся и объявил:
– Мадам Теодора Фарнезе здесь!
– Введите ее!
Теодора Фарнезе вошла. Когда она появилась, в зале воцарилась тишина, взоры всех обратились на нее.
Если среди публики, да и суда присяжных не все считали её убийцей, то, наверняка, надеялись на это.
Теодора Фарнезе прошла на свидетельское место. Она даже не посмотрела в сторону своей соперницы.
Теодора Фарнезе произнесла слова традиционной присяги и начала излагать дело.
– Приехала я издалека, – сказала она, – по просьбе того, кто предстал перед судом в качестве обвиняемого... Кажется, я смогу помочь доказать его невиновность! Как бы истина не была опасной для меня, я доверилась ему, и я скажу всю правду... Вот она: получив письмо мсье Ролана Гароди, просившего меня не приезжать в столицу во вторник, я все же покинула "Цветущую виллу" близ Сент-Адреса и Гавра в понедельник.
– Прибыв в Париж, – продолжала она, – я обнаружила у себя в гостинице уже не письмо, а записку, снова от Ролана Гароди. Вопреки предыдущему письму, в ней мне предлагалось прибыть на свидание – не отрицаю, на хорошо известную мне виллу у тупика Ла Рош. Я смогла приехать туда только в половине шестого... У меня был ключ от калитки, выходящей на пустырь. Я прошла через сад, собиралась подняться по ступенькам "парадной" лестницы, открыв её входную дверь, когда услышала доносившиеся со второго этажа крики и револьверные выстрелы. Я тотчас же убежала как безумная, вновь заперла калитку у пустыря и бросилась в парикмахерскую мсье Моншана, расположенную напротив виллы.
– Он, действительно, спал в эти минуты, – продолжала Теодора, – и я его разбудила. Но на всякий случай – и с помощью одного своего приятеля – я передала ему через час деньги, чтобы он вообще ничего не говорил о моем к нему вторжении и чтобы немедля уехал из Парижа. Мое поведение, быть может, было неосторожным... Во всяком случае я рассказала вам все, что знаю, и я ничего не утаила от вас!.. В тот же вечер я узнала о многих подробностях страшного злодеяния в Пасси... Я тоже плакала! И уехала оплакивать свое горе в Марсель, где у меня находятся близкие родственники.
– Вы бежали, а не просто уехали! – вскричала мадам Гароди, – и теперь, преисполненная, убеждением в своей безнаказанности, приехали сюда, чтобы оправдаться!
И мадам Гароди подошла к председателю суда, взяла из его рук драгоценность и буквально сунула её под нос Теодоре Фарнезе.
– Да! – проговорила Теодора Фарнезе. – Мне хорошо знакома эта драгоценность. Это то самое "кольцо рабства", которое я потеряла на "Цветущей вилле" невдалеке от Сент-Адреса и Гавра.
– Мадам! – воскликнула Тереза Гароди, так самоуверенно, как и раньше. – Вы лжете! Это "кольцо рабства" найдено в домике в Пасси, и это доказывает, что вы там были, там его и потеряли, убегая после совершенного вами гнусного злодеяния!
Лицо Теодоры Фарнезе вдруг покрыла восковая бледность.
– Кто же нашел это кольцо? – спросила она.
– Мсье Серж! – вскричала мадам Гароди.
Теодора Фарнезе повернулась к обвиняемому:
– О, мсье, – сказала она мягким голосом, – вы забыли сказать мне об этом.
– Да, я действительно забыл, – ответил Серж. – Но мадам Гароди также забыла сказать вам, что если я его нашел там, так это потому, что она его туда подбросила!
В зале наступило какое-то оцепенение, а мадам Гароди казалась совершенно растерянной и потрясенной. Когда же мадам Гароди смогла снова заговорить, то все услышали сначала какие-то путанные восклицания... "Я!.. Что он хочет сказать?.. Но он сошел с ума!"
Председатель суда, почувствовав инстинктивно, что дело "уплывает" подобно трупу в бушующих волнах моря, быстро спросил:
– Но какими доказательствами, мсье Серж, вы располагаете для столь недоказанного обвинения в адрес мадам Гароди?
– У меня только одно доказательство! – ответил тот. – Когда проводились расследования в домике Пасси, и одно из них – третье расследование с участием мадам Гароди и свидетелей, когда было найдено "кольцо рабства"!
– Но зачем... – начал было председатель.
– Да, зачем бы я это сделала? – вмешалась мадам Гароди, как бы исчерпав все свои силы при столь неожиданном для неё заявлении.
– Зачем? – спросил Серж. – Я вам скажу, мадам! Сначала ваше поведение диктовалось ненавистью к этой женщине, а затем стремлением ввести правосудие в заблуждение. Убийца – это вы!
– Он сошел с ума!
Этот отчаянный вопль мадам Гароди прозвучал в мертвой тишине в зале суда.
Что же касается Сержа, то он сохранял ледяное спокойствие. Он произнес:
– Сейчас я готов дать суду все необходимые показания!
С разрешения председательствующего он занял место для показаний.
Он начал с того, что стал разъяснять истинную подоплеку трагедии в домике в Пасси, которую он понял, когда были обнаружены в саду следы ног Теодоры Фарнезе.
– Случилось так, – рассказывал Серж, – что в тот день Иване, как главной ассистентке профессора Гароди, понадобилось, судя по всему, срочно посоветоваться о чем-то с профессором, придававшим огромное значение своим последним исследованиям. И случилось так, что шпиономанка, каковой оказалась в конечном счете сама мадам Гароди, неотступно следившая за малейшим шагом своего мужа, которого она продолжала страстно любить, при очередном "обходе" "павильона свиданий", заметила вошедшую на территорию виллы Ивану. И тогда-то она решила собственноручно расквитаться с профессором и с Иваной! Убив своего мужа, она потом в завязавшейся схватке убила и Ивану, а потом и ту глухонемую и слепую девушку. Ее маниакальность в вопросах любви привела к тому, что никто не остался в живых. Ведь она, мадам Гароди, страшно ревновала своего мужа.
– Этой женщине пришла в голову чудовищная мысль: убить всех, кто находился в это время на вилле, взвалив всю вину на Теодору Фарнезе. Это она сама, мадам Гароди, послала Теодоре Фарнезе записку с приглашением придти на свидание, подделав почерк мужа. И поскольку Теодора Фарнезе на свидание пришла позднее случившегося, все сложилось в угоду планам мадам Гароди.
Тут мадам Гароди испустила страшный вопль и упала в обморок. Председатель объявил перерыв в заседании суда.
Спустя четверть часа, когда заседание возобновилось, мадам Гароди предстала перед присутствующими в зале как бы окаменевшей в том состоянии ужаса, в которое её ввергли разоблачения Сержа. Ее глаза казались ещё глубже посаженными в глазные орбиты, двойная морщина горести на её щеках расширилась. Вся её зрелая красота буквально исчезла в какой-то миг. Многие из публики начинали понимать, что она больше замешана в этой трагедии, чем считалось прежде, но и в рассказ Сержа мало кто ещё верил.
После возобновления судебного процесса председательствующий сначала сделал выговор Сержу. Он напомнил ему, что тот находится на скамье подсудимых в меньшей степени не для обвинений, а в большей – чтоб защищать себя. И что в любом случае ему следует учитывать, что он нападает на женщину с незапятнанной репутацией и что свои обвинения он обязан выдвигать в выражениях не оскорбительных для общественного сознания и в особенности внести в свою неожиданную систему защиты больше доказательств.
