Текст книги "Женские игры в Париже"
Автор книги: Владимир Ткаченко
Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
История с девушкой Ли такова.
Как-то мне пришлось по делам быть в Юго-Восточной Азии.
В Сингапуре через местного друга я попал в необычный публичный дом: посетителей обслуживали слепые проститутки. Это было дорого, но это была именно та экзотика, к которой я стремился. Слепые проститутки необычайны в постели. Не видят и поэтому должны тебя всего ощутить, ощупать, задействовать таким образом все твои эротические чувства. Мне досталась молодая, стройная и необычайно гибкая девушка. С ней я ощутил такой прилив страсти, какой не вызывала у меня ни одна женщина. Она была очень ласкова, трепетна и горяча в постели. Казалось, что в её лоне бушует огонь...
В этом публичном доме в следующее посещение меня ожидал сюрприз. На этот раз оказалось, что слепая проститутка ещё не предел выражения страстей. Мне предложили нечто такое, что я совсем обалдел. Это была другая девушка. Тоже молодая, красивая, но немного крупнее, с большой грудью, развитыми бедрами. Она была не только слепая, но глухая и немая. К тому же она оказалась ещё и девственницей.
За неё запросили такую сумму, что я было заколебался, но все же решился, и как оказалось не прогадал.
Но я подумал: а как с ней общаться, если она не видит, не слышит и не говорит?
В Сингапуре в ходу английский язык, я его хорошо знаю. А разговаривал я не с ней, а с её мамой. Она её обслуживает в отдельной комнате публичного дома. Мама общается с дочкой довольно оригинально. Перед слепой и глухонемой девушкой кладут гладкую, хорошо обструганную, но не крашенную доску, толщиной в полтора сантиметра. На доске располагаются её руки ладошками вниз и по доске стучат костяшками пальцев. Все это я увидел впервые, когда мы договаривались о цене первой ночи со слепой глухонемой девственницей...
Мать долго стучала по дощечке. К концу этого странного разговора, мне показалось, что девушка немного застеснялась. Несколько мгновений она оставалась неподвижной. Потом мать взяла её за руку и подвела к широкой тахте, скинула с неё покрывала и начала раздевать дочь. И вот я увидел девушку голой, но безмолвной и неподвижной. Такого прекрасного тела я раньше не видел и даже представить себе не мог. От неё исходило сияние красоты молодого тела без единого изъяна и какой-то нежный аромат.
Мама кивнула мне головой, подзывая подойти к ним. Предложила мне раздеться... Я как-то дернулся на месте, не ожидая, что все уже начинается... Маму девушки звали Ли. Как я потом понял другого пути к началу наших отношений с девушкой не было, ведь она не видела и не слышала и только прямое соприкосновение наших тел могло положить начало всему... Ко мне голому мать подвела девушку, тоже голую, и, подняв её руки вверх, положила их мне на плечи. От этого соприкосновения тело девушки дернулось, и она как бы хотела отскочить в сторону. но мать её крепко прижала ко мне.
– Целуйте её, ласкайте её не грубо, потихоньку, – подсказывала, стоящая рядом, мне её мама.
Тело девушки сразу затрепетало страстью в моих руках. Произошло нечто другое. Оно стало нелепо дергаться, в горле девушки что-то заклокотало и это был единственный звук, который я услышал от неё в течение всей ночи. Тело её стало похоже на тело умирающего человека, который вот-вот испустит дух... Я оглянулся на маму Ли.
Та энергично кивала мне головой, предлагая продолжать действо... Вскоре я почувствовал, что тело девственницы напряглось и стало теплым. Мама подтолкнула нас к тахте. Я взял девушку на руки и положил её на чистую белую простыню.
Какое-то мгновенье я раздумывал: ложиться мне на девушку или продолжать её ласкать.
Меня остановила мама Ли:
– Главное не теряйте с ней контакт. Все время соприкасайтесь с ней или дайте ей возможность соприкасаться с вами, действуйте энергичнее!
После этих слов мама Ли удалилась.
Я провел с этой девушкой три дня, все никак не мог от неё оторваться. Она мне так понравилась, что я оставил девушку за собой. Заплатил все её долги, т. е. откупил её у публичного дома, поселил её отдельно и навещал её, когда бывал в тех краях. Она должна была ждать меня, ведь я оставлял ей деньги на жизнь. Когда я обосновался во Франции, я перевез девушку с её мамой в Париж.
У меня всегда были проблемы с женщинами. Попадались разные. Одна очень болтливая, другая – скандальная, ещё одна раздражительная и злая. В этом плане с глухонемой нет проблем: молчит, ничего не говорит, музыку постоянно не включает, разговорами не надоедает, с ней тихо и спокойно. Идеальная, кажется, женщина. Но она все время следит за тобой глазами и в них всегда вопрос: что ты сделал, что будешь делать. У моего одного приятеля была такая глухо-немая жена и ему даже ночью снится её взгляд... А вот со слепой и глухонемой этих проблем нет: ничего не видит, ничего не слышит, ничего не говорит.
Серж надо мной подтрунивал:
– Так значит стучишь на ночь?
– Да, четыре раза по деревяшке – это значит: пойдем, пойдем, пойдем в постель!
Теперь стучать будет Ролан Гароди.
В Индию мы намеревались отправить Теодору, но она туда не попала. Наши планы лишь частично удалось осуществить. Ролан занялся Ли на своей вилле, но было уже поздно. Другие события помешали нам. События развивались стремительно и совсем не в том направлении, как мы думали.
ПЕРВАЯ СМЕРТЬ
Рассказывает Тессон
На следующий день после посещения казино профессора не было на вилле с раннего утра. Серж же предстал передо мною таким, каким он был обычно. Я вновь увидел его веселым, жизнерадостным, в какой-то мере беззаботным. Я решил, что у них с Иваной снова все в порядке, хотя сама Ивана, выйдя вместе, с мужем только ко второму завтраку, была не очень весела. Видно, вчерашний вечер в казино её больше, чем следовало, по-прежнему расстраивал. Может, она ещё чувствовала себя в чем-то виноватой перед своим супругом, может, она все так же переживала за бедняжку Терезу.
К Сержу приехал его друг Артур. Они долго беседовали в стороне от гостей. Наблюдая за ними, я услышал обрывок фразы, сказанной Артуром: "Одно дело сделали. Птичка в клетке. Посмотрим, как будет вести теперь себя Ролан Гароди?" Интересно, что это они задумали в отношении Ролана?
Мадам Гароди вышла ко второму завтраку и держала себя спокойно. Но ближе к обеду, прошедшему тоже без профессора и особенно к вечеру она стала снова нервничать, о чем-то задумываться, видимо подозревая худшее – Ролана в объятиях его "Доры".
Кое-что выяснилось к следующему утру. Оказалось, что Ролан и Теодора тайком встречаются на одной из вилл близ Гавра. Об этом узнала Тереза, которая шпионила за профессором и за Теодорой Фарнезе и даже за её арабом.
– Ибо, – объяснила она нам, – самая большая опасность исходит с этой стороны: араб страшно ревнив, он устраивает ужасные сцены своей любовнице и при этом часто упоминается имя Ролана. Боже мой! Если он их когда-нибудь застанет в постели!
– Но если араб так ревнив, то как же его любовница встречается с профессором? – прервал я её.
– Араб внезапно заболел.
– О, он и до этого выглядел настоящей развалиной.
– Все это – результат действия лекарств, которые Теодора заставляет его принимать, – продолжала Тереза.
– Я бы её убила! – холодно заметила Ивана.
– Убить ее! – вскричала мадам Гароди. – Да разве я об этом не думала?!
– Так что же тебя останавливает? – спросила Ивана. – Ведь суд тебя, наверняка, оправдал бы! Не правда ли, Тессон?
– Бог мой, да! – ответил я. – Но это так тошно убивать людей... К тому же многое зависит от суда присяжных Нижней Сены. Не забывайте и то, что здесь был бы замешан богатый араб. Уж лучше было бы найти иное решение.
– Я её не убью! – заявила мадам Гароди, – потому что никогда Ролан меня не простит... Он сейчас меня все же немного любит! Не хочу, чтоб он меня возненавидел!
– Ну, а дальше что? – спросила Ивана.
– Так вот – я буду следить! – с трудом продолжала женщина. – Не сомневаюсь, араб их ищет. Может произойти нечто ужасное...
– Надо предупредить профессора, – заметил я.
– Тессон, я рассчитываю на вас!
Однако, как показали дальнейшие события, Ролан в эти дни встречался уже не с Теодорой. И она сама пыталась выяснить, с кем же он встречается. Никто этого не знал. Но у меня появились сомнения на счет Сержа и Артура: мне стало казаться, что они в курсе того, с кем встречается на своей вилле Ролан.
В тот же вечер мне удалось на минуту перехватить спешившего профессора и, не вдаваясь в детали, осторожно предупредить его об угрожавшей ему опасности со стороны ревнивого араба.
Он улыбнулся, поблагодарил меня и сказал:
– Вас обо всем осведомила Тереза. Я знаю, что она организовала настоящую слежку за мной. Приму необходимые меры предосторожности.
Тем не менее он проявил определенную осторожность, и остался на вилле, и был в самом веселом настроении. Он, в частности, подшучивал над Иваной, настроенной к нему крайне холодно.
– Нашей дружбе конец? – спросил он у нее.
– Я вам отвечу, когда мы снова примемся с вами за работу.
На следующее утро, профессор получил от посыльного заклеенный конверт. Прочел содержавшееся в нем письмо. Потом он спешно покинул нас.
Тут появилась мадам Гароди. Она тоже куда-то спешила.
– Все проясняется, – сказал я ей. – Нечего впадать в отчаяние. Наоборот. Ролан получил сейчас записку от Теодоры Фарнезе в связи с внезапным её отъездом, и помчался к ней попрощаться.
Однако мадам Гароди также поспешно, как и её муж, покинула виллу.
После обеда Ивана, едва произнеся несколько слов, оставила нас с Сержем под каким-то предлогом. Я решил с ним прогуляться по округе. Проходя мимо местечка Петиньер, мы удивились царившему там волнению. Когда подошли ближе к собравшейся толпе, несколько незнакомых людей окружили нас, узнав меня, и спросили, осведомлены ли мы о разыгравшейся около Гавра драме. Оказывается, араб, безуспешно пытавшийся проникнуть на вил лу к запершимся там Ролану Гароди, и, как думал он, Теодоре Фарнезе, выстрелил несколько раз в мадам Гароди, которая находилась недалеко от этого места. Сделал он этот потому, что она, заметив его, попыталась преградить путь к вилле. Выпустив несколько пуль в Терезу, араб бросился самой высокой скале у морского берега и ринулся с неё вниз. Его тело было доставлено в ближайшее отделение полиции.
– Жива ли мадам Гароди? – на этот вопрос никто не смог нам ответить.
В этот час в Гавр отправлялось только ещё одно судно, и нам следовало поторопиться. Мы взяли такси и едва успели: судно уже чуть ли не отшвартовалось.
Из Гавра мы добрались до "Цветущей виллы", которую снимал Ролан Гароди, и проложили себе дорогу через толпу любопытных. Нам и тут повезло. Я натолкнулся на знакомого инспектора полиции из Парижа Жако, который меня узнал и помог нам войти в виллу.
Едва войдя в коридор виллы, мы увидели у входа в одну из комнат, тоже охраняемой полицейскими, побледневшую и явно утомленную Ивану.
– Видите, друзья, я вас опередила. У меня было нехорошее предчувствие, и сразу после вашего ухода с виллы я поспешила в Гавр.
– Мадам Гароди жива? – спросил сдержанно Серж.
– Да, она жива, но ранена, и находится в этой спальне, Ролан её непременно спасет. Я в этом больше, чем уверена!
– Слава Богу! – с облегчением вздохнул я. – Можем ли мы сейчас видеть Терезу?
– Не знаю, – ответила Ивана. – В Терезу попали две пули. Одна из них прошла на уровне сердца, но, к счастью, ударилась в правую грудную кость, скользнула рядом и вышла наружу около ключицы. Другая пуля попала тоже в грудь, над печенью, но Ролан считает, что обе пули не поразили ни один важный орган Терезы. С ним, к счастью, был весь его хирургический набор и анестезирующие средства. Он уже извлек застрявшую в теле пулю, и Тереза мужественно перенесла операцию, закончившуюся без каких-либо осложнений. Это подтвердил и прибывший вскоре гаврский хирург, он сейчас вместе с Роланом находится у постели Терезы.
– А ты знаешь подробности этой драмы? – спросил Серж.
– Ролан успел мне все рассказать. Находясь на вилле, он услышал выстрелы и какие-то крики, доносившиеся с улицы. Сначала он не узнал голоса своей жены. А затем прозвучал отчетливый и близкий крик: "На помощь! Убивают! Ролан, Ролан!" На этот раз он узнал голос Терезы. Он нисколько не удивился, что она выследила его, ибо ему были известны её страхи, и он знал, что она способна на все ради его спасения.
– Ролан догадался, – продолжала Ивана, – что его жена схватилась с арабом. Ролан бросился к двери вестибюля, распахнул дверь, и очутился над телом Терезы, лежавшим у порога и истекающим кровью!
– А как действовала полиция? – спросил Серж.
– Агент местной полиции, Мишель, уже склонился над Терезой, пытаясь оказать ей первую помощь. Этот полицейский специально наблюдал за виллой. Теодора его наняла и оплачивала. Она опасалась безрассудных выходок араба.
– К сожалению, – продолжала Ивана, – этот Мишель, когда прозвучал первый выстрел, обходил виллу с противоположной стороны. Он бросился тогда туда, где кто-то стрелял. Но он огибал ещё угол фасада, когда раздался, второй выстрел. Тереза уже лежала у порога, но Мишель все же успел заметить убегавшего араба, почувствовавшего, очевидно, весь ужас своего поступка и бросившего на землю свой пистолет...
– Кто его подобрал?
– Полицейский агент.
– Что было дальше?
– Увидев лежащую у порога виллы без чувств Терезу, Ролан словно сошел с ума... Однако, мгновенно установив, что его жена ещё дышит, он обрел все свое хладнокровие опытного хирурга, сам перенес её на диван.
– А виллу кто снял?
– Ролан.
– Выходит, он это делал не для Теодоры, потому что её с ним не было?
– Боже мой! Но на вилле никого ещё не было, только он один. Видимо Ролан кого-то ждал.
– А что ты сама видела?
– Когда я из Довилля приехала в Гавр, то не сразу нашла такси. Добравшись, наконец, до "Цветущей виллы", увидела, что здесь вовсю действуют полицейские инспекторы и чины повыше из гаврской полиции. Они везде проводили обыск. Они и объявили о самоубийстве араба. "Жаль, сказал мне Ролан, когда я его вскоре нашла, – ведь я хотел собственноручно убить его!" "Надо по возможности избегать скандала. От этого все будут в выигрыше", – заметил какой-то важный полицейский чин, проходя мимо нас и услышав гневные слова профессора. Следствие оказалось не таким уже долгим, после того, как главный комиссар гаврской полиции сумел задать, с разрешения гаврского хирурга, два-три вопроса Терезе, которая пришла в сознание и согласилась представить все дело, как "несчастный случай", происшедший по её собственной вине из-за "неосторожного обращения с пистолетом".
Наконец и нам с Сержем разрешили зайти на две-три минуты к раненой Терезе, не беспокоя её никакими вопросами.
Она лежала на простыне, покрывавшей диван, и была закутана по шею в большой белый халат, белее которого было её собственное лицо. Перед ней на коленях стоял Ролан и, держа её за руку, плакал. Тереза повернулась к нам лицом.
Врачи запретили ей говорить, но, пренебрегая этим запретом, она прошептала:
– Почему он плачет?! Ведь это самый прекрасный день в моей жизни!
Следующим утром после того мрачного дня мы с Сержем узнали от Гароди, что жизнь его супруги вне опасности. Ролан считал возможным перевезти Терезу на небольшую виллу, которую он снял на побережье Ла-Манша у местечка Энгувилль.
Там она окончательно выздоровеет, находясь вдали от всех тех предметов и мест, которые могли бы ей напомнить о недавно перенесенных страданиях и о всех этапах её мученичества. Но в то утро мы увидели её ещё на "Цветущей вилле".
Вот сцена, при которой мы с Сержем присутствовали. Когда мы вошли в комнату, вошли, по совету Иваны, Гароди просил у Терезы прощения. Он давал ей клятвенные заверения никогда больше не встречаться с Теодорой Фарнезе!
– Перестань, перестань! Скажи только, что ты ещё немного любишь меня!
– Я тебя обожаю, дорогая!
И он целовал Терезе руки.
– Ах, – вздохнула она, повернув голову в нашу сторону, – я так рада, что вокруг меня собрались все вы, мои ближайшие друзья! Вы слышали: он меня ещё немного любит! И ведь я вам говорила, что он никогда не переставал любить меня! Боже, как я счастлива!
Мы с Сержем вышли из комнаты, и Ивана сказала:
– Для них начинается новая жизнь! Потребовался удар грома, чтоб привести Ролана в нормальное состояние! Теперь это будет другой человек, целиком преданный науке и своей супруге! Вы сами это увидите. Не в его характере делать что-то наполовину!
Было не больше двенадцати дня, когда мы с Сержем вернулись в Гавр. Мой друг вскоре оставил меня одного, и мне пришлось сесть за второй завтрак в одиночестве. Я воспользовался им, чтобы разобраться с почтой, поступавшей мне из Парижа в Довилль, а теперь любезно пересылаемой мне оттуда по оставленному адресу в гостиницу "Тортони", и это заняло меня до пяти часов вечера. Тогда-то я и вышел из отеля, чтобы прогуляться по набережной. Ветер, ещё посвежевший с утра, превратился в настоящую бурю. Я закутался в плащ и дошел до конца дамбы, через которую порой валами перекатывались волны. Но с детства, прошедшего на берегу моря, я испытываю удовольствие от этих небольших вынужденных купаний, и ничто так меня не забавляет, как добрая морская волна, вырастающая за спиной, если, разумеется, она не опасна и у меня есть возможность ухватиться за прочный парапет.
Зрелище это всегда волнует. Рыболовецкие суда спешат зайти в спокойные воды, небольшие суденышки обходят мол на гребне волны благодаря смелому повороту руля. Одно из них несколько минут привлекало мое внимание.
Ему с трудом удавалось маневрировать. Наконец, справившись с огромными трудностями, оно обогнуло мол, и я немало удивился, узнав рядом с двумя матросами в зюйдвестках моего друга Сержа в его утреннем костюме – белых панталонах и голубой куртке. И промок он до мозга костей! Одежда на нем была порвана, и с неё стекала вода. Он потерял головной убор, волосы у него были всклокочены, и на лице было какое-то необычайное выражение.
– Пошли скорее в гостиницу! – воскликнул я. – Ты сошел с ума, раз выходишь в море в такую погоду!
– Но утром была прекрасная погода! – возразил он.
Мы кинулись в проезжавшее мимо такси, и в отеле я помог ему переодеться, опасаясь, что он простудится. Когда он переменил одежду, я спросил:
– Быть может, ты скажешь, зачем с утра выходил в море?
Полушутя, полусерьезно, он ответил:
– Мне захотелось это сделать, когда я выпил в баре грогу.
– А точнее?
– Я кое-кого сейчас жду, потом расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Если этот человек появится, ты доставишь мне удовольствие, оставив меня наедине с ним. А потом ты услышишь мое доверительное сообщение. А поскольку интересующий меня человек запаздывает, я тебе немедля скажу: в Терезу стрелял не араб!
– Невероятно! – воскликнул я. – Ты в этом уверен?
– Иначе я этого тебе не сказал бы!
– Об этом ты узнал в море?
– Бог мой, да! И самым простым способом. В море я отправился проверить правильность мелькнувшей у меня мысли. Так вот: преступление в Сент-Адрес было совершенно точно в одиннадцать часов тридцать пять минут, а прилив там достиг вчера максимум в десять сорок...
– Не вижу, чем прилив...
– Тело араба выловили у основания скалы в полдень. Если на убийство покушался именно он, то ему пришлось бы сброситься с вершины скалы между 11.35 (временем преступления) – возьмем для точности 11. 40, ибо нужно минут пять, чтобы достичь верхушки скалы – и полуднем... Однако араб не мог спрыгнуть с вершины утеса в этот отрезок времени...
– А почему?
– А потому, что прилив покрывает место, куда упал араб только тогда, когда он достигает максимума, то есть за час до "установленного" времени преступления! А поскольку тело араба было мокрым, поскольку его одежда промокла так, как если бы он провел в воде несколько часов, ты можешь прийти к выводу, что араб был уже мертв в то время, когда стреляли в Терезу!
– Но это настоящее открытие! – вскричал я. – Тогда кто же пытался убить мадам Гароди?
– Быть может, я скажу тебе это чуть позже...
Раздался стук в дверь. Я открыл её и увидел пожилого мужчину, скромно одетого.
Я оставил Сержа с ним и вышел на лестничную площадку. Мой друг провел с незнакомцем не более пяти минут.
Расставшись с гостем, Серж отправился за мной. Его лицо озарял торжествующий свет, а глаза сверкали.
Едва мы уединились, он проговорил:
– Все так, как я и думал. Я провел расследование относительно пистолета, из которого ранили Терезу. Этот человек – продавец оружия из Гавра. Я не хотел, чтобы меня видели входящим в его магазин, ибо совершенно ни к чему, чтоб полиция думала, что я любопытнее её. Ввиду того, что в происшедшей драме замешан араб, она не хочет ничего более знать, и дело уже сдано ею в архив. Это-то и спасает убийцу... Потому-то я вызвал сюда этого человека. Вот что я сказал ему: "Когда вы продаете пистолет какой-либо марки, есть ли у вас какая-то возможность опознать его, когда он побывает в чьих-то руках?" "Да, – ответил он, – на прикладе, около гашетки я с помощью пробойника делаю практически незаметную крестообразную отметку". "Это все, что я хотел у вас узнать", – сказал я и заплатил ему за хлопоты.
– Ну и что дальше?
– А дальше то, что ещё вчера я внимательно осмотрел пистолет, подобранный Мишелем. Мне показал его инспектор полиции Жако. Так вот: я обнаружил на нем крестообразную отметку. Этот пистолет был куплен в Гавре.
– Кем?
– Роланом Гароди, – ответил Серж. – Куплен потому, что после разговора с тобой Ролан не выходил с виллы без этого оружия.
– Кто тебе это сказал?
– Он сам!
– И выходит, именно он стрелял в свою жену?
– Не торопись с выводами! Возможен такой вариант: Тереза могла пытаться проникнуть на "Цветущую виллу" в тот трагический день, когда погиб араб и когда сама Тереза дважды была ранена. Профессор только появился на вилле и кого-то ждал. Я знаю, кого он ждал, но пока не могу тебе это сказать. Взбешенный непрошенным вторжением мадам Гароди, Ролан выхватил из кармана брюк свой пистолет и дважды стрелял в нее. Затем, ошеломленный своим злодейским поступком и что-то придумав, быстренько вытащил тело потерявшей сознание Терезы за внешнюю дверь виллы и оставил её у порога входной двери, тут же заперев её. Пока охранявший виллу полицейский в штатском, подбегал к лежащей у крыльца Терезе, Ролан уже закрыл дверь изнутри. А когда он услышал стук Мишеля в дверь, вновь открыл её и лицемерно стал заботиться о спасении её жизни. Скажу тебе, Тессон ещё одну вещь: я сам беседовал с полицейским Мишелем. Так вот: мадам Гароди вроде бы не кричала: "На помощь! Убивают! Ролан!" Она как будто крикнула: "На помощь! Убивает Ролан!" Но я ещё не во всем разобрался. Поэтому пока оставим этот разговор.
* * *
Спустя неделю мы с Сержем распрощались и с выздоравливающей мадам Терезой, и с её сексуально озабоченным Роланом. По настоянию мадам Гароди, Серж попросил Ивану при ней ещё остаться на несколько дней. Перед возвращением в Париж мы с моим другом заехали в Довилль, так как нам надо было взять на вилле кое-какие свои вещи. Мы не знали, что как раз в то время Ролан был на этой вилле. Вдруг до нас донесся его голос: он разговаривал со своим секретарем Бернаром:
– Что поделаешь, Бернар! Если этот пистолет пропал, тем хуже. Мне придется купить другой, и оставьте меня в покое со всей этой историей.
Я взглянул на Сержа и прошептал:
– Снова речь идет о пистолете!
– Еще раз прошу тебя: не торопись с выводами, – заметил он лаконично. – Это ещё не конец!
После возвращения в Париж с побережья Ла-Манша я месяца полтора не видел Сержа. И вот однажды я его встретил в зале Потерянных Шагов Дворца Правосудия. Мы отошли с ним в какой-то уголок зала, и он сказал мне, что на следующей неделе он вместе с Иваной покинет Францию на три-четыре недели. Профессор Гароди об этом осведомлен Иваной и не возражал против её отъезда.
Спустя два дня я с несколькими друзьями находился в партере Комической оперы, когда кто-то из них сообщил, что в театре находится известный своим богатством грек по имени Парапапулос.
– Знаете, – сказали мне, – это он унаследовал от араба милости Теодоры Фарнезе.
– Не долго же она оплакивала смерть, – заметил я.
– Это не в её привычках, – проговорил кто-то. – Ее то и дело оспаривают друг у друга богатые люди. Да вот и она сама!
Действительно, Теодора Фарнезе расположилась недалеко от нас, где сидел её новый друг Парапапулос.
То был субботний вечер. Отъезд Сержа намечался на следующую среду. Во вторник я был приглашен к ним на ужин. Однако в то утро я получил от своего друга записку с просьбой приехать к нему в шесть часов. Я прибыл к нему немного раньше. По настенным часам в гостиной я увидел, что было близко к полшестому. Я уселся в уголке гостиной и принялся листать какой-то иллюстрированный журнал, когда в квартиру Сержа позвонили. Вскоре я услышал знакомый голос, и в гостиной появилась мадам Гароди. Я был рад её повидать. Дважды я заезжал до этого в дом Гароди, но мне так и не удалось её застать.
Я нашел, что мадам Гароди изменилась к лучшему. Она совсем оправилась от потрясения, пережитого ею. Ее костюм отличался изысканностью, что пришлось мне по душе, ибо это свидетельствовало, что она вновь обрела счастье или считала, что достигла этого, а эти две вещи зачастую означают одно и то же. Она говорила о своем муже с исключительным уважением и даже, казалось, с нежностью.
Сержа все ещё не было. Часы в гостиной пробили полшестого. Мадам Гароди поднялась с кресла и попрощалась со мною, попросив меня извинить её перед Сержем, поскольку ей надо быть дома, когда вернется Ролан.
Я сам начинал проявлять нетерпение и нервно расхаживал в гостиной, когда, наконец, появился Серж. Он показался мне очень взволнованным. Мадам Гароди, которую он встретил на лестнице, поднялась вместе с ним...
– Я зашла к вам, Серж, – проговорила она в гостиной, – чтобы ещё раз поблагодарить вас, как и Тессона, за всю ту помощь, которую вы оказали нам с Роланом на побережье Ла-Манша. Сейчас я не волнуюсь по поводу Теодоры Фарнезе, но возможно у Ролана появилась другая любовница и он, поэтому не встречается с Теодорой. Я ревную по-прежнему.
На этом мадам Гароди с нами распрощалась, и мы остались в гостиной одни.
Вдруг раздался звонок в дверь, её открыли, и вошел хорошо знакомый комиссар полиции одного из центральных округов Парижа Мифруа.
Комиссар закрыл за собою дверь и обратился к Сержу.
– Мне надо сообщить вам страшное известие. Вашу жену убили!
Серж не поверил этому сразу. У него только широко раскрылись глаза, как у человека крайне удивленного, но не верящего в то, что ему сказали.
– Убили! Кто же и когда и где это произошло? – спросил он.
– В Пасси, в тупике Ла Рош, на одной из вилл, расположенных там.
Как выяснилось позднее, именно там Ролан Гароди устроил себе ещё один "павильон свиданий", чтобы скрыть от жены свои новые амурные похождения.
– Поедемте со мной туда, – предложил комиссар.
Спустя четверть часа мы оказались в глубине района Пасси, перед небольшой виллой, окруженной высокими стенами. Перед нею дежурили трое полицейских. Припоминаю, как мы прошли через сад, густо заросшими деревьями, как вошли в виллу и сразу поднялись на второй этаж в спальню, где царил невообразимый беспорядок и где мы увидели на ковре три распростертых тела: Ролана Гароди, Иваны и ещё одной совершенно голой юной девушки.
По одежде мужчины можно было судить, что здесь обошлось без борьбы. В Ролана, как уже определил прибывший раньше нас судебно-медицинский эксперт, попали две пули – одна прямо в сердце, пробив предварительно часы, которые находились в кармане жилета; другая пуля – в левое легкое. Две пули попали и в Ивану. Одна из них задела левое бедро, причем здесь выстрелу предшествовала непродолжительная борьба, в результате которой была разорвана правая сторона платья и слегка поцарапана кожа на правой руке. Вторая пуля, попавшая в голову, около виска, предназначалась, для того, чтобы прикончить молодую женщину.
Юную девушку застрелили в висок одним выстрелом, потому что, как оказалось, она была слепа, глуха и нема, но невероятно красива.
И однако Ивана ещё дышала. Скажу сразу, что пятую пулю обнаружили в потолке – ещё одно свидетельство того, что с убийцей шла борьба.
Когда мы с Сержем подошли к Иване, то она с величайшим трудом взглянула на Сержа последним взглядом. Я отчетливо видел, что её губы приоткрылись как бы для поцелуя.
Серж принял последний поцелуй с губ умирающей жены.
– Она ни в чем не повинна! – произнес он.
Один из полицейских задал ему вопрос:
– Вам знакома эта вилла?
– Увидел её сегодня впервые.
– А когда вы вышли отсюда?
Серж заколебался:
– Я вас не понимаю.
– А я вам это скажут, – заявил полицейский. – Вы отсюда вышли в пять часов дня, а преступление было совершено точно без пяти минут пять часов.
– Значит, вы считаете, что это я их убил?
В тот же вечер Сержа заключили в тюрьму "Санте".
* * *
Хотя в газетах высказывались глубокие сожаления о кончине выдающегося ученого, доминировали настроения, что своим пренебрежение общественной нравственностью, профессор заслужил подобный конец. Вся жалость адресовалась Терезе.
Не буду входить в детали пережитых часов. Когда мадам Гароди узнала о трагедии в тупике Ла Рош в районе Пасси, она трое суток провела в постели между жизнью и смертью при неотступном наблюдении за её состоянием домашнего врача. Несколько оправившись от постигшего её горя, она, должно быть, поклялась себе отомстить за смерть Ролана. Она, подобно мне была убеждена в невиновности Сержа. И я знал хорошо, куда были направлены её мысли. Туда же, куда и мои. Я имею в виду Теодору Фарнезе!
Но наведя справки, я установил, что та кинула Париж со своим новым любовником в день трагедии в Пасси. Они выехали в Марсель. Эти сведения я получил через посредство моих друзей в полиции, и они опрокинули предположения.
Время убийств в "павильоне свиданий" следователь определил по ручным часам Гароди, разбитым пулей и остановившимся на без пяти пять. А Сержа заметили выходящим с территории виллы через "непарадную" калитку, ведущую на пустырь позади тупика Ла Рош, и опознал его полицейский агент, когда тот спрашивал у какой-то проходившей мимо женщины, как ему выйти на ближайшую улицу.
Как же было обнаружено преступление в вилле "павильон свиданий"? У её высокой стены играл в шарики ребенок местного жителя. Вдруг с виллы донеслись до него выстрелы и какие-то крики, и перепуганный малыш тотчас же убежал к себе домой.
Его отец, скоро вернувшийся с работы, выслушал ребенка и стал разыскивать полицейского, пост которого находился в пятнадцати-двадцати шагах на одной из ближайших улиц. Заподозривший неладное полицейский перелез с помощью взятой у местного жителя лесенки через высокую стену и проник на виллу.
