Текст книги "Женские игры в Париже"
Автор книги: Владимир Ткаченко
Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
История Кристины такова. Сама она преподаватель немецкого языка в средней школе. С подругой собралась в Германию на заработки. Предполагалось, что они могут служить нянями в богатых немецких семьях. Язык знают, имеют педагогическое образование. Судьба их круто изменилась в небольшом польском городе Франкфурте-на-Одере. Он расположен на границе с Германией. Часть его находится на польской земле, часть на немецкой. Эти части разделяет река Одер.
Ночью в их номер в гостинице вломились двое чеченцев. Они избили девушек, отобрали паспорта, велели им молчать под страхом смерти. В эту же ночь девушки были проданы двум немцам в этой же гостинице. Те их раздели и изнасиловали. На следующий день чеченцы переправили их в Германию и доставили в большой немецкий город Франкфурт-на-Майне, расположенный в западной части Германии. Здесь они были проданы, каждая за 2 тыс. долларов в публичный дом. За ночь они обслуживали по 8-10 клиентов. Худшее было то, что их хозяин перепродавал их другим немцам. В свою очередь те, выкупив девушку на несколько дней, устраивали её перепродажу сразу 3-4 желающим. Таким образом они перекрывали свои затраты в несколько раз. Плохо было то, что во время такой перепродажи новые клиенты измывались над девушками. как только могли. Во время одной такой оргии подруга Кристины задохнулась и умерла. Дело получило огласку, вмешалась полиция, были публикации в прессе.
В это время во Франкфурте-на-Майне появилась Тухватуллина. Она-то и выручила Кристину из беды, предложив ей присоединиться к её группе за 50 % прибыли от каждого её клиента. Той ничего не оставалось делать, как согласиться. Так Кристина оказалась в Париже, где и была представлена мне. Нам с Сержем она подошла. Нам оставалось договориться с ней и подготовить её к предстоящему делу.
Мы долго беседовали с Кристиной. Сначала её спросили: хочет ли она быть богатой, хотя этот вопрос можно было бы и не задавать. Мы разъяснили ей, что она может получить 5 миллионов франков, роскошную квартиру, загородный дом, машину и т. п.
Сначала она думала, что мы её разыгрываем, но потом мы убедили её, что это не байки. Когда мы ввели её в суть дела, глаза у неё загорелись, и она воскликнула:
– Да я могу этому Зигфриду родить 10 детей за эти деньги!
– Десять не надо, но одного и желательно мальчика родить придется! пояснил я.
– Я согласна на все, пусть это будет мальчик, я буду терпеть и ласкать этого старика, лишь бы стать богатой!
– Кто из россиян не мечтает в наше время стать богачом, – заметил Серж. – Я от своей прабабушки, которая была молодой в царское время, слышал такую поговорку: "Эх, ма! Была бы денег тьма, купил бы деревеньку и жил бы помаленьку!" Но, Кристина, если ты выполнишь то, о чем мы договоримся, у тебя действительно будет денег "тьма".
– Скорей бы, – сказала со вздохом Кристина, – я готова!
У Кристины было круглое лицо с нежным овалом, длинные русые волосы, прямой нос, чуть выпуклые глаза серого цвета, но она всех уверяла, что у неё они голубые. Она обладала уменьем располагать к себе собеседника. Хорошо знала немецкий язык и неплохо владела, как вторым, французским языком.
Фигура у Кристины нас вполне устраивала. Это была фигура девушки со стройными ногами, развитым бюстом. Кисти рук у неё были узкими, как у настоящей аристократки, пальцы длинные и нежные. Когда она улыбалась, её чувственные губы привлекали взгляд собеседника.
Ее "мамка" нас заверила, что девушка достаточно сексуальна, умеет удовлетворять вкусы мужчин. Раскрыла и один секрет: строение её прелестей таково, что ей приходится для ублажения мужчины прибегать к разным приемам в постели, чтобы мужчина был доволен. Мы не стали допытываться детальных разъяснений, полагаясь на профессионализм нашей собеседницы.
Начали готовить Кристину после того, как расплатились с её "мамкой" и та укатила на Лазурный Берег со своей ватагой.
Первое – учили носить дорогую одежду, дорогие украшения, что далось ей легко. Намеревались выдать её за прибалтийскую немку родовитых кровей, полагая, что Зигфрид не станет докапываться до истины. Риск правда был, но мы им пренебрегли.
Прививали Кристине уменье быть благодарной. Люди, если их не воспитать с детства, не умеют быть благодарными. Человек забывает добро и помнит зло. Привели ей пример из Библии: Иисус Христос за один день исцелил десять прокаженных и только один поблагодарил его.
Старикам нужна не только благодарность, они любят слушать анекдоты, разгадывать кроссворды. Всему этому мы учили Кристину. Обещали поставлять ей новые анекдоты и разгаданные кроссворды.
Договорились с девушкой: 15 миллионов франков, когда они окажутся в её руках, поделим следующим образом: 5 – ей и по 5 нам с Сержем. Она согласилась. Никаких расписок мы не брали, но закрепили это согласие тем, что показали как ей "не сдобровать", если она свое согласие нарушит.
Мы её познакомили с одним молодым человеком привлекательного вида. Она хорошо рассмотрела его приятную внешность. Потом показали этого молодого человека в действии, снятом на видеофильме под названием "Изменим жизнь к лучшему". Название мы взяли из какой-то рекламы для того, чтобы человек, посмотрев фильм, не стремился изменить свою жизнь "к лучшему", т. е. ухудшить её настолько, чтобы умереть под мучительными пытками.
Видеофильм рассказывал о "забавах" молодого человек с женщинами, которых он завлекал к себе домой и насиловал разными способами. Фильм цветной и было хорошо видно, как он после этого скручивал своей жертве веревкой руки и ноги, брал в руки острый нож и начинал долго и медленно отрезать от тела жертвы кусочки, которые на её глазах раскладывал на полу, как бы составляя из них мозаику. Потом он расчленял жертву на отдельные части и складывал их в полиэтиленовые мешки.
После окончания фильма, я пояснил напуганной Кристине:
– Если ты предашь нас, когда получишь деньги и не станешь делиться с нами, другими словами, захочешь ещё более изменить свою жизнь "к лучшему", то с тобой будет то же самое!
Кристина поклялась своим будущим ребенком, что никогда не отступится от наших договоренностей. Мы ей рассказали, что этот молодой человек, его звали Анатолием, происходил из семьи людоедов, которая жила в Москве на Светлом проезде, где обитал и Серж.
Людоедство произошло в 1993 году, когда и. о. премьера России Гайдар провел либерализацию цен. Денег не было, жрать не было и люди приспосабливались, кто как мог, чтобы не умереть с голода. Дело происходило в Москве на Светлом проезде в доме 14, корпус 3. Зимой того года ударили холода. В трубах образовалась пробка. Жильцы дома обратились в ДЭЗ с просьбой принять меры.
– Да мы не можем, – ответил вызванный сантехник, – в квартиру № 36 нас не пускают. Там живут Холодцевы. А кран, чтобы спустить воздух, находится у них.
Соседи настояли на своем. Дверь решили ломать. Пригласили милицию. Когда бригада вскрыла металлический каркас, в нос ударил тошнотворный запах мертвечины. Встречать непрошеных гостей бросился с диким лаем огромный водолаз. Собаку пришлось запереть в туалете.
А все увиденное впечатляло. Ворох окровавленной детской одежды. Грязь. Хлам... Стало ясно, что в квартире обосновался настоящий убойный цех семейного мясокомбината. В ванной были обнаружены останки изуверски разрезанных на части девочек. Детское тельце без рук и ног, а рядом, в бочках, две полусгнившие головы. Разрезанный живот одной из них был заткнут тряпкой. На телах виднелись следы многочисленных побоев. Кошмарную картину дополняла чуть живая пятнадцатилетняя девочка. Позже, когда врачи-реаниматологи эту девочку Галю Нусинову вернули с того света, она поведала страшную тайну семьи-людоедов.
Ее она рассказала:
– К Насте и Жене – к моим подружкам и ко мне на улице подошла женщина и попросила донести сумки. С ней мы поднялись на третий этаж... и больше из квартиры не выходили. Там взрослый детина по имени Шурик, нас травил собакой. Девочек избивал, насиловал, потом Настю зарубил насмерть. Меня и Женю заставлял разделывать топориком труп. Мясо, где не было костей, заворачивал в целлофан. Его сестра варила суп и жарила котлеты. Ничего не подозревавшие друзья-бомжи не отказывались от угощения. А он ещё нахваливал: "Баранина – высший сорт!" Мне было очень страшно.
Когда Шурик глумился над жертвами, то на всю катушку включал музыку. Соседи по лестничной площадке стонов не слышали. Под покровом ночи мать Шурика, Людмила в ведрах выносила человеческие останки. Чудовищное зрелище происходило на глазах двенадцатилетней дочери Нади и восьмилетнего Толика, в последствии нашего маньяка и героя видеофильма, который мы показывали Кристине. Правда, активного участия в актах каннибализма они не принимали, но котлеты из человечины ели... В последствии, когда Толик подрос и вышел из детского дома, он познакомился на Светлом проезде с Сержем и стал принимать участием в его делах. За надобностью тот прихватил его в Париж...
Мы также прививали Кристине уменье проявлять искренность и честность в отношениях с Зигфридом.
Я говорил ей:
– Ты можешь быть с Зигфридом, ни честной, ни искренней, но проявлять эти чувства с ним необходимо, чтобы он проникся доверием к тебе... Ведь говорят: "Он врет, но искренне" или "честный, но дурак". Можно услышать и такое: "Он искренне признался в своем поступке", "он всегда был честен со мной", "он долго и искренне верил тому, что ему говорили". Ты должна понять, что искренность и честность – это форма выражения чувств, способ поведения человека в различных жизненных ситуациях. Искренность и честность люди используют для того, чтобы обмануть других людей. Так, например, сделал А. Мавроди, создав свою прирамиду МММ, чтобы у искренне доверчивых людей выманить большие деньги. Так и ты должна поступать с Зигфридом всегда и во всем, чтобы он понимал, что ты искренний и честный человек. Иначе ничего не получится. Твой старик – весьма подозрительный, недоверчивый человек и мы можем в один миг прогореть с нашими планами!
– Да, до меня дошло!
– И еще. В твоих будущих интимных отношениях с ним, ты и твое тело, должны выражать максимум искренности чувств, никакой холодности, никакого пренебрежения даже в мелочах в постели: внимание ко всему, чувственность и нежность и все это искренне.
Кристина разволновалась и даже сглотнула слюну, кашлянув, прижала платок ко рту.
– Я это сделаю, я этого добьюсь! – воскликнула она. – Но, если я свою часть проведу хорошо, вы все остальное гарантируете?
Мы заверили Кристину, что все будет в порядке, если же все-таки дело сорвется, мы ей заплатим определенную сумму за её труд.
Решили также познакомить Кристину с судьбой самой знаменитой парижской проститутки Мари Дюплесси, жившей в XIX веке. Ее любовниками были миллионеры, а в Париже её называли принцессой наслаждений. Это была дама с камелиями, ставшая прототипом Маргариты Готье, героини романа Дюма-сына "Дамы с камелиями", а также героини оперы "Травиата" великого итальянского композитора Джузеппе Верди. Кристину все это заинтересовало. Мы отвезли её на кладбище Монмарта, где показали могилу Мари. На её надгробии были изображены камелии, и могила была усыпана этими цветами, несмотря на то, что со дня её смерти прошло более 150 лет.
Рассказали Кристине её историю.
Восемнадцатилетний парижанин впервые увидел даму с камелиями в 1842 году когда он прогуливался по Place de la Bourse. Ей тоже было 18 лет. На поводке она вела двух спаниелей; в руках её, затянутых в перчатки, красовался букет камелий; на её лице сияла обворожительная улыбка. Юношей был Александр Дюма-сын. Он увидел перед собой высокую, очень изящную брюнетку с бело-розовой кожей. Голова у неё была маленькая, глаза миндалевидные, словно подведенные эмалью и они искрились жизнью. Ее губы были краснее вишни, а зубы – великолепны. Ее прелестное молодое лицо хранило выражение испуганной невинности. Она была почти худа, удивительно грациозна и изящна; её темные глаза выражали ласкающую томность; цвет лица её был ослепительным; замечательным в ней были её волосы: восхитительные, шелковистые, темные.
Когда через два года Дюма-сын стал её любовником, он поинтересовалась, почему Мари "занимается проституцией"? Она ответила: "Почему я продаю себя? Потому что труд работницы не принес бы мне той роскоши, неодолимую тягу к которой я испытываю. Я не жадна и не развратна, как это может показаться. Просто я хочу познать утонченные удовольствия, радость жизни в изысканном и культурном обществе. Я всегда сама выбираю себе друзей. И я любила. О да, я любила искренне, но никто не откликнулся на мою любовь. Вот в чем трагедия моей жизни. Нельзя иметь сердце и быть куртизанкой. От этого можно умереть".
Мари Дюплесси сохраняла на своем ангельском лице выражение детской невинности. Дюма отразил эту её особенность, написав в своем романе "Даме с камелиями": "Как случилось, что её бурная жизнь пощадила её лицо, оставив на нем девственное, почти детское выражение? Такой вопрос мы можем поставить, но не в силах на него ответить".
В маленькой деревушке Сен-Жермен-де-Клерфей в Нормандия 15 января 1824 года родилась девочка, которую назвали Роза Альфонсина Плесси. Ее мать звали Мари-Луиза Дешайе. Отец её, Марэн Плесси, – уличный торговец, затем владелец лавки текстильных товаров, – был алкоголиком. Ее бабка со стороны отца была проституткой, и ещё молодой скоропостижно скончалась от туберкулеза. Младшая дочь от этого брака впоследствии стала известна как Мари Дюплесси. Позже она сама так объяснила перемену имени Розы Альфонсины Плесси на Мари Дюплесси: "Я выбрала имя Мария, так как это имя Богоматери". Она стала Дюплесси, потому что это звучало более аристократично, чем Плесси, а также потому, что помнила под Нонаном поместье "Дю Плесси", которое надеялась когда-нибудь купить, заработав достаточно денег.
Мать, когда Мари было три года, бросила мужа и поступила на работу горничной в семью живущих в Париже англичан. А Мари и её старшая сестра Дельфина были отданы на воспитание двоюродному брату матери, владельцу фермы.
Ее мать умерла от туберкулеза, когда Мари было 8 лет. Двоюродный дядя не занимался воспитанием сестер, и они, предоставленные сами себе, делали что хотели. В 12 лет Мари влюбилась в молодого работника с фермы и потеряла с ним свою девственность. Об этом вскоре узнал дядя, это ему не понравилось и он отослал Мари к отцу.
В свои 13 лет Мари оформилась в хорошенькую девочку. Когда пьяница-отец заметил, что у его дочери лицо ангела и прекрасное тело, он решил на этом заработать. За хорошие деньги он продал её своему другу 70-летнему зажиточному холостяку Плантье. Мари спала с крестьянином на одной кровати, а когда было тепло, он заставлял её ходить голой по дому. Через год Мари вернулась к отцу. К этому времени жизнь с мужчиной она воспринимала, как что-то обыденное, совсем не затрагивающее её душу. Отец совсем перестал о ней заботиться; и ей приходилось работать – сначала официанткой в таверне, потом на фабрике по производству зонтиков. В конце-концов отец отправил её к дальним родственникам – владельцам бакалейной лавки в Париже. Она сняла небольшую комнатку в Латинском квартале, населенном студентами. На жизнь она зарабатывала, служа посыльной в корсетной мастерской, продавщицей в магазине шляп и промышляя проституцией. К этому времени ей исполнилось 16 лет. Он с трудом умела читать и писать. Внешне она выглядела неотесанной деревенской девицей, очень грязной, но в тоже время и изящной. Приближалось время, когда из уличной девки она превратилась в великолепную куртизанку.
Есть точная дата начала этой перемены – в одно из воскресений 1841 года, когда Мари исполнилось 17 лет, она с двумя подругами поехала на прогулку в Сен-Клу, предместье Парижа, они зашли перекусить в небольшой ресторан, расположенный неподалеку от дворца Пале-Рояля. Его владелец, вдовец Нолле, заметил красотой Мари и пригласил её приехать на следующей неделе одну.
В этот же визит она стала его любовницей. Нолле предоставил ей квартиру на улице Де л'Аркад. С тех пор у Мари появились предметы первой необходимости, а через несколько месяцев – и предметы роскоши.
Произошло это так.
Однажды вечером граф Фердинанд де Монгюйон увидел её в театре и уговорил покинуть господина Нолле. Некоторое время спустя на балу её приметил молодой богач Аженор де Гиш, очень заметная фигура во Франции: впоследствии герцог де Гиш-Грамон, министр иностранных дел Франции при императоре Наполеоне III. Де Гиш переманил Мари от графа, и отвез её на лето на один из курортов Германии. Мари считала, что она настоящему влюбилась в де Гиша. У Мари от де Гиша родился сын. После этого любовь пошла на спад, де Гиш перестал интересоваться Мари. Он нашел для ребенка приемных родителей. В 1869 году к старшей сестре Мари Дюплесси, Дельфине Паке, пришел мужчина лет двадцати семи и попросил показать ему портрет Мари. Уходя, он оставил свою визитную карточку, на которой значилось: Жюделе, коммерции советник, Тур. Его лицо имело поразительное сходство с портретом.
К этому времени сыну Мари исполнилось 28 лет. Он заинтересовался своей матерью спустя 22 года после её смерти. Сестра Мари передала ему письмо, в котором говорилось:
"Мой дорогой сын!
Оставляю тебе свое последнее прости. Пишет тебе твоя мать, и когда ты получишь это мое письмо, останки мои будут покоится на кладбище. К тому времени это будет уже никому неизвестная женщина. Если можешь, разыщи мою могилу и положи на неё цветы, но только чтобы это были белые камелии. Это будет память обо мне. Прости меня за все.
Я не смогла тебя воспитать, из-за той жизни, которую я вела. Чувства мои к тебе, к семье, которой у меня не было, оказались не востребованными.
Прощай и прости!
Твоя мать Мари Дюплесcи"
Жюделе, сын Мари, письмо прочел, но оставил его у сестры Мари.
После де Гиша у Мари Дюплесси появилось много любовников. Она сама объясняла это тем, что хотела быстрее достичь материального благополучия. В течение нескольких месяцев её содержали семь любовников. Они складывали деньги в общую кассу, и каждому отводилась одна ночь в неделю для визитов к Мари. В качестве символа коллективной преданности они подарили ей красивый туалетный столик с семью ящичками.
В 20 лет она превратилась в утонченную даму, эталон хорошего вкуса в фривольном и пресыщенном Париже; она держала шестерых слуг, читала Гюго, Эжена Сю и Мюссе, развлекала парижское общество, вызывала оживление в салонах Сен-Жерменского предместья и разоряла богатейших мужчин Франции.
Мари Дюплесси поселилась в роскошной квартире в доме 11 на бульваре Мадлен. Стены комнат, обитые тяжелым шелком, были обставлены в экзотическо-романтическом стиле Людовика XV. В прихожей поражали редкостные растения, помещенные в кадки из полированного дерева. В гостиной с мебелью красного дерева стояли диваны, обитые гобеленами из Бове; здесь же находились венецианские зеркала, украшения из чистого серебра и великолепный рояль "Плейель". Столовую с резным дубовым столом посередине, покрытым зеленым бархатом, украшали редкостные гобелены и дрезденский фарфор. В будуаре стоял тот самый туалетный столик с семью ящичками; на полках выстроились в кожаных переплетах сочинения Мольера, лорда Байрона и аббата Прево; на окнах висели бархатные и атласные драпри; огромный шкаф был битком набит туалетами от госпожи Пальмиры. Еще более замечательной была её спальня – место трудов и наслаждений Мари. Там на ковре с цветочным орнаментом покоилась гигантская кровать из красного дерева. Напротив помещались позолоченные бронзовые часы, украшенные фарфоровыми птичками.
Мужчин в ней привлекали её непосредственность, неожиданные вспышки веселья, её такт, но более всего – её меланхоличность, являвшаяся следствием бессмысленности её существования и все учащавшихся приступов слабости, вызванных туберкулезом. И все же она наслаждалась жизнью нарядами, слугами, двумя своими спаниелями, загородными поездками в экипаже, посещениями драматического театра и оперы. Она была не прочь поиграть в карты, выпить и послушать непристойные анекдоты. На её обедах бывали Эжен Сю, Оноре де Бальзак, Теофиль Готье, а иногда и знаменитая гостья Парижа – Лола Монтес. Однако втайне она мечтала об одиночестве, покое и настоящей любви, но за всю свою жизнь не получила ни того, ни другого, ни третьего.
Про неё говорили, что "она превращала порок в добродетель, причем делала это с чувством собственного достоинства и необыкновенно красиво". Символом её чистоты, элегантности и красоты была белая камелия. Каждый день в её комнатах ставили вазы со свежими камелиями, и где бы она ни находилась – в экипаже во время прогулки на Елисейских полях или в опере, – у неё в руках всегда был небольшой букет из свежих камелий.
В 1844 году, когда Мари исполнилось 20 лет, у неё появился суперлюбовник. Именно он платил за всю роскошь, собранную в доме на бульваре Мадлен. Он оплачивал все счета, выписывал из Англии экипажи и лошадей для Мари, заказывал ложи в лучших парижских театрах. Им оказался старый русский аристократ. Мари встретила графа Штакельберга на водах в Баньере. Он был русским послом в Вене. Он был женат, богат, и ему было 80 лет. В "Даме с камелиями" Дюма-сына он изображен под именем герцога де Мориака. В романе он дружески относился к Маргарите Готье (под этим именем в романе выведена Мари Дюплесси). Он содержал её, потому что она напоминала ему его умершую дочь. В романе их отношения были чисто платоническими. Сам Дюма признавал, что это было не так: "История больной туберкулезом дочери, двойника которой герцог увидел в Мари Дюплесси, – чистый вымысел. Несмотря на свой возраст, герцог относился к Мари, как к женщине, и наносил ей визиты два раза в месяц".
В то же время герцог – граф Штакельберг, – не мог дать ей одного любви, о которой она мечтала. Удовлетворения этой стороны своих потребностей – необычайного романтизма и страстной чувственности – она искала повсюду. Первое место среди её молодых любовников занимал виконт Эдуард де Перрего. Он служил в кавалерии в Африке, а затем стал членом парижского Жокей-клуба. В те дни, когда русский посол был занят своей женой, Перрего навещал Мари.
Когда Александр Дюма-сын впервые увидел Мари в 1842 году, он понимал, что шансы сблизиться с ней у него невелики. Она была игрушкой миллионеров, обожаемой принцессой наслаждений, возведенной на этот трон сильными мира сего. Он же был всего-навсего незаконнорожденным сыном великого отца. За право называться писателем он боролся, находясь в тени славы своего растолстевшего, похожего на ребенка родителя. Дюма-отец был гигантом: он похвалялся тем, что наплодил пятьсот детей, дрался на двадцати дуэлях, написал столько, что это могло заполнить двенадцать сотен томов (включая "Графа Монте-Кристо" и "Трех мушкетеров"), заработал и потратил за свою жизнь сумму, эквивалентную 5 миллионам долларов. Александр Дюма-отец знал бы, как подступиться к Мари Дюплесси, – сын же был беспомощен.
И все же через два года, 1844 году, он сделал её своей любовницей и благодаря ей снискал славу и богатство. "В один из чудесных сентябрьских дней 1844 года я был в Сен-Жермен-ан-Лэ у моего отца, – вспоминал впоследствии младший Дюма. – По пути я встретил Эжена Дежазе, сына известной актрисы. Мы проехались верхом по чудесному Сен-Жерменскому лесу, возвратились в Париж пообедать и затем пошли в "Варьете". Наши места были в партере. Мари Дюплесси в одиночестве сидела в правой ложе. Время от времени она нюхала цветы, доставала из кулька конфеты и едва слушала, что происходило на сцене. Мари бросала во все стороны взгляды, обменивалась улыбками с некоторыми из наших соседей и изредка отклонялась назад, чтобы перемолвиться словом с невидимым гостем, который был не кем иным, как престарелым русским графом Ш.".
Дюма повезло: Мари помахала рукой дородной женщине, сидевшей в ложе напротив нее. Это была Клеманс Пра – модистка, которая жила поблизости от Мари и часто выполняла для неё обязанности сводни. Приятель Дюма, Дежазе, был знаком с госпожой Пра и отправился к ней поболтать. Вернулся он с потрясающими новостями: после спектакля граф Штакельберг отвезет Мари домой и тут же уедет. Они должны подождать на улице, потом войти в дом и разделить с Мари и госпожой Пра ужин.
В полночь Дюма со своим другом вошел в изысканную гостиную. Мари Дюплесси в парчовом платье сидела за роялем. Подали шампанское. Затем последовал ужин. Когда госпожа Пра рассказала какую-то. вульгарную историю, Мари залилась смехом, но закашлялась и бросилась в спальню. Дюма пошел за ней. Поняв, что она серьезно больна, он сказал ей, что если сможет и дальше бывать у нее, то станет заботиться о ней. Все, что случилось потом, Дюма точно, слово в слово, описал в своем романе. Мари, или Маргарита, задумалась на минуту, а затем стала его расспрашивать.
– Значит, вы в меня влюблены? Скажите об этом прямо – так намного проще.
– Возможно, но если я и скажу вам об этом когда-нибудь, это будет не сегодня.
– Будет лучше, если вы вообще не станете этого говорить.
– Почему же?
– Потому что тогда могут случиться только две вещи... Если я не приму вашу любовь, вы затаите на меня злобу; если же приму, вы получите плохую любовницу – нервную, больную, печальную женщину, а если и веселую, то это веселье хуже горя; вы получите женщину, которая харкает кровью и тратит сотню тысяч франков в год. Все это хорошо для богатого старика вроде герцога, но совсем не годится для такого молодого человека, как вы. И вот доказательство моей правоты: все молодые любовники очень быстро покидали меня".
Их бурный роман длился год. Окончился он именно так, как она и предсказывала. Несколько месяцев Дюма постоянно сопровождал её на балы, в игорные дома, покупал ей дорогие подарки, и вскоре его денежные ресурсы полностью иссякли. Он попробовал попытать счастья в баккара, но проиграл и то немногое, что оставалось. Он залез в долги, и это его мучило. Он безумно ревновал её к русскому графу и настаивал, чтобы она рассталась с ним. Она была готова бросить графа при условии, что Дюма станет платить по всем её счетам. Это заставило его замолчать.
Болезнь её тем временем прогрессировала. Она пробовала лечиться у гипнотизеров, в том числе у известного доктора Давида-Фердинанда Кореффа обаятельного шарлатана, который пользовал Стендаля и Жорж Санд, знал Гейне и Делакруа и о котором Талейран сказал, что это – "дьявол, который знает все, даже немного о медицине!". Но странные рецепты доктора Кореффа и его лечение, заключавшееся в применении животного магнетизма и гипноза, не помогали. По настоянию Дюма Мари отказалась от ночной жизни, перестала пить шампанское; вместе с Дюма она выезжала летом на пикники за город и пила козье молоко. Однажды она даже поехала с ним пожить в деревню, но уже через неделю тишина, свежий воздух, близость природы наскучили ей. Она умчалась в Париж, к своим привычным развлечениям, и однажды вечером, когда Мари сказала, что чувствует себя слишком уставшей для какой бы то ни было компании, Дюма увидел, как в её комнаты вошел новый любовник.
Тогда в он сел и написал ей письмо:
"Дорогая Мари! Я не настолько богат, чтобы любить тебя так, как я сам бы того хотел, но и не настолько беден, чтобы быть любимым только так, как хочешь ты. Поэтому давай забудем все: ты – имя, которое тебе скорее всего безразлично, я – счастье, которое стало для меня невозможным. Излишне говорить, как мне жаль, ибо ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Итак, прощай. У тебя слишком нежное сердце, чтобы не понять, почему я пишу тебе, и слишком острый ум, чтобы простить мне это письмо. Mille souvenirs. А. Д.".
Через много лет после смерти Мари Дюма вернул себе это письмо, купив его на аукционе. Он подарил его Cape Бернар, которая играла роль Маргарита в его пьесе, вместе с экземпляром романа, основанного на истории его отношений с Мари Дюплесси. "Именно этот экземпляр уникален, – писал он Бернар, – так как подлинник письма, который вы обнаружите на обороте страницы 212, почти полностью идентичен письму, напечатанному на указанной странице. Это письмо было написано реальным Арманом Дювалем примерно сорок лет назад... Это письмо – единственное подлинное свидетельство той истории. Я чувствую, что оно должно принадлежать вам по праву, потому что вы своей игрой возвратили мне молодость и жизнь".
Мари Дюплесси, получив упомянутое письмо, не ответила на него. И вскоре она оказалась слишком занята и слишком больна, чтобы вспомнить о нем. Ей оставалось жить семнадцать месяцев. И она прожила их в полную силу: она встретила великого композитора и влюбилась в него.
Ференц Лист, в свои 30 лет уже ставший гордостью Европы, давал в Париже концерты. В антракте, увидев его в фойе театра, Мари представилась ему, и они проболтали все третье отделение там же, в фойе. Друг Листа, наблюдавший эту встречу, говорил, что Лист был очарован ею. Он слушал её "с восхищенным вниманием", наслаждаясь "плавным течением полной мыслей беседы, манерой её разговора – одновременно высокопарной, выразительной и мечтательной". Позднее Мари настояла, чтобы её врач, знавший Листа, привел его на один из её приемов. Врач повиновался, Лист пришел и к концу вечера стал её последним завоеванием.
Лист звал её Мариэттой и испытывал к ней глубокую любовь; она отвечала ему тем же. Как-то он признался другой своей любовнице: Мари Дюплесси "была первой женщиной, которую я любил". Своему биографу и доверенному лицу, Янке Волю, он сказал, что общение с Мари было самым приятным времяпрепровождением в Париже и уточнил: "Я не горячий поклонник Марион Делорм и Манон Леско. Мари Дюплесси – исключение. У неё необыкновенное сердце, изумительная живость духа, я считаю её уникальной в своем роде. Дюма очень хорошо её понял. Ему и не надо было долго трудиться, чтобы воссоздать её образ: она – наиболее полное олицетворение женщины, когда-либо существовавшее".
Когда Лист собрался уезжать, чтобы продолжить гастроли, Мари написала ему: "Я знаю, что мне недолго осталось жить. Я странное создание, я не могу дальше так жить, вести этот единственный образ жизни, который знаю, и с этим я не могу примириться. Увезите меня. Увезите куда вам будет угодно. Я не доставлю вам беспокойства. Целый день я сплю, вечером вы позволите мне пойти в театр, а ночью делайте со мной, что хотите". Он обещал к концу года взять её с собой в Турцию, но к тому времени её болезнь приняла серьезный оборот. После своего отъезда Лист больше никогда её не видел. Когда было уже слишком поздно, он сожалел, что не был у её постели. "Я должен был попытаться спасти её любой ценой", – сказал он.
