Текст книги "Воспоминания (1915–1917). Том 3"
Автор книги: Владимир Джунковский
Жанры:
Cпецслужбы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]
«Действующая армия.
149-е полевое телеграфное отделение.
Генералу Джунковскому. Казаков телеграфно просил прислать человека взять приготовленные четыре коробки подарков ждет ответа. Долгов».
Письмо:
«г. Москва. 30 марта 1917 г.
Христос Воскресе, глубокоуважаемый Владимир Феодорович!
Исполнявший временно обязанности директора академии А. В. Казаков телеграфировал Вам, числа 20-го, с моего ведома, о том, что воспитанниками, по обычаю, заготовлено много подарков для солдат Вашей дивизии и вместе просил Вас, по бывшим примерам, прислать кого-либо за этими подарками. Не получая от Вас ответа и полагая, что Вы не желаете иметь с ним дела, Казаков обратился ко мне с просьбой телеграфировать Вам по этому поводу от своего имени, что я вчера и исполнил.
Надеюсь, что посланный Ваш уже в дороге, что задержка произошла по обстоятельствам военного времени. Я видел сам, с каким усердием ученики готовили эти подарки, и было бы жаль, если б они не попали своевременно по своему назначению. М. б., следует адресовать Вам теперь по другому адресу (я посылаю все на 149 полевое телеграфное отделение или почту. Командиру за тем же №).
Я очень беспокоюсь за Вас, представляя, как трудно положение командующих на фронте при совершившихся переменах и оживлении деятельности со стороны немцев.
От души поздравляю Вас со светлым праздником и желаю Вам помощи Божией.
Сердечно преданный и глубоко чтущий Вас
С. Долгов».
Я ответил сейчас же депешей, и недоразумение разъяснилось, и я получил от инспектора Казакова письмо следующего содержания:
«6 апреля 1917 г.
Глубокоуважаемый Владимир Федорович!
После бесконечного ряда хлопот, розысков, с кем бы отправить подарки, я случайно, из газет, узнал о делегации от Вашей дивизии в Москву. Бросился я в штаб округа, в комендантское правление, в городскую думу, наконец в канцелярию солдатских депутатов, и нигде не мог узнать, где остановились Ваши стрелки. Только, благодаря счастливому случаю, я чрез Ю. М. Астрову, родственницу городского головы[346]346
Н. И. Астров.
[Закрыть][347]347
…Астров Николай Иванович (1868–1934), мировой судья, гласный Московской городской думы, один из основателей кадетской партии. С марта 1917 – городской голова Москвы. Участник Белого движения, с 1920 – в эмиграции в Англии, в Чехословакии.
[Закрыть], после многочисленных телефонных звонков по разным канцеляриям, добрался наконец до С. А. Шлиппе, который сообщил мне адрес Ваших депутатов. И какова была моя радость, когда поручик Шредер[348]348
…Шредер, в 1916 – поручик 31-го Сибирского стр. полка.
[Закрыть] (такой добрый) согласился доставить Вам ученические подарки.Если бы Вы знали, с какой трогательной любовью и заботливостью ученики – от мала до велика – собирали, сортировали и наполняли свои кисетики. Нигде в Москве в настоящее время нельзя достать махорки. Но ученики растормошили своих родных и сами рыскали повсюду, чтобы добыть табак, – и добыли. Один VIII класс дал на подарки более 300 руб. Ученики много раз повторили мне, чтобы я «непременно, непременно» доставил подарки Вам, глубокоуважаемый Владимир Федорович.
Вы можете представить себе, что я испытал, не получая от Вас известий (Ваша телеграмма пропала бесследно), упустив случай переправить вещи с г. Матвеевым, и как я рад теперь, исполнив настойчивую просьбу учеников.
У меня мелькали часто в голове невеселые и обидные мысли: не подозреваете ли Вы меня в чем-нибудь дурном, недостойном? не потерял ли я Ваше доброе ко мне отношение?
Вы, конечно, знаете, что произошло в Академии после Вашего ухода от нас. Вы нас теперь оставили, и потому без лести (она бесцельна) горячо прошу Вас: чистый, светлый Владимир Федорович, с открытой совестью уверяю Вас, что ни в каких интригах, ни в каких кознях против гг. Ефимова и Шелкова я не принимал ни малейшего участия. Это знает Совет, знают и педагоги. Сколько мог, я указывал Евгению Николаевичу, и Паисию Ивановичу на их ошибки. Но директор мало обращал внимания на мои слова и сторонился меня. Приходились и мне поневоле отходить в сторону. А раздражение у педагогов против директора нарастало и нарастало. Е. Н. Ефимов об этом знал, но ничего не предпринимал, чтобы разрядить сгустившуюся удушливую атмосферу.
И в марте месяце, для большинства неожиданно, взаимное недовольство педагогов и директора вылилось бурно, стихийно. Школа готова была развалиться, и в это время Совет поручил мне временно, по уставу, налаживать жизнь и довести школу в сохранности до новых выборов. Как я буду рад передать ее в другие более надежные руки!
Поймите меня, дорогой, глубокоуважаемый Владимир Федорович, искренне преданный Вам
А. Казаков».
Я ответил глубокой благодарностью воспитанникам за их добрую память обо мне.
1-го мая я получил от Общества любителей коммерческих знаний следующую бумагу:
«Ваше превосходительство,
глубокоуважаемый Владимир Феодорович!
Общество любителей коммерческих знаний с искренним сожалением выслушало в заседании своем 28-го апреля Ваше заявление о сложении с себя звания попечителя академии и президента Общества, в виду изменившихся условий русской государственной жизни, и поручило мне выразить Вам чувства глубокой, сердечной скорби по поводу принятого Вами решения.
Высоко ценя Ваше неизменное внимательное отношение к Обществу, истинно отеческие заботы Ваши о благе Академии, Общество не допускает и мысли, чтобы оно могло навсегда расстаться с Вами, и единогласно постановило избрать Вас своим почетным членом, прося Вас видеть в этом избрании посильное выражение своей душевной признательности за Ваши неусыпные попечения на пользу всем нам дорогой академии. С истинным удовольствием сообщая Вам об этом, прошу принять уверение в глубоком моем уважении и искренней преданности.
Председатель совета
С. Долгов».
Этой бумагой завершились мои сношения с академией, во главе которой я пробыл почти 10 лет, был привязан к ней всей душой. Грустно очень, тяжело было быть свидетелем ее крушения и сознавать при этом свое бессилие и невозможность помочь ей, спасти от разрушения.
При Временном правительстве Академия еще кое-как, по инерции просуществовала, но с переходом власти к большевикам от нее в скором времени осталось одно воспоминание.
Назначение меня начальником особого отряда в составе двух полков в распоряжении командира корпуса
Но вернусь, однако, к своим обязанностям на фронте, когда 1 марта 1916 года я получил приказание с 2-мя полками дивизии – 31-м и 32-м Сибирскими передвинуться в дер. Любки и поступить в распоряжение командира корпуса. Отряд этот как самостоятельный официально назывался «отряд Свиты генерала Джунковского». За начальника штаба отряда мне дали старшего адъютанта штаба нашей дивизии капитана Афанасьева. Последнему обстоятельству я был чрезвычайно доволен, т. к. это был один из добросовестнейших работников нашего штаба, аккуратный, толковый, а главное, был мне очень предан и потому я был в нем совершенно уверен. Ординарцем ко мне был назначен 31-го полка прапорщик Глазунов[349]349
…Глазунов, в феврале-марте 1916 – прапорщик 31-го полка, ординарец командующего сводной группой 3-го Сибирского армейского корпуса.
[Закрыть] – очень хороший офицер, скромный и дельный.
Пришлось расстаться с начальником дивизии, который ушел с 1-ой бригадой и артиллерией по направлению к озеру Нарочь, а я остался еще на день в дер. Андрейки, выступив со своей бригадой только на другой день в 11 часов утра. Я лично выехал верхом около часу дня с начальником своего штаба, ординарцем и небольшим конвоем из казаков, обогнав на марше 31-й полк. Люди шли молодцами, бодро, как на параде. Часа в четыре мы уже приехали в дер. Любки – в назначенное место расположения моего отряда, расположились тесновато, т. к. к моей бригаде присоединили еще 26-й Сибирский полк 7-й Сибирской дивизии и дивизион артиллерии. Командир корпуса генерал Трофимов назначил меня начальником гарнизона всех войск, расположенных в этом районе. Лично я со своим начальником штаба поместился в маленькой халупе, весьма непрезентабельного вида, грязной, переполненной клопами. Весь первый вечер пошел на борьбу с ними, победа оказалась на стороне моих денщика и вестовых, которым удалось их преодолеть, и я мог спокойно лечь спать.
На другой день я обошел стоянки всех полков, говорил со стрелками, они все произвели на меня прекрасное впечатление своим добрым веселым видом, все они буквально рвались в бой и выражали надежду, что их скоро двинут.
Около семи часов вечера, когда я сидел у себя и знакомился с полученными сводками о расположении противника, раздался оглушительный взрыв. Я выбежал из халупы узнать, что случилось, и побежал по направлению взрыва, где видны были еще облака дыма. Оказалось, что во время перекладки ручных гранат в обозе 1-го разряда 31-го полка произошел взрыв, которым было убито трое нижних чинов и тяжело ранен инструктор, у него оказалось до 200 ран, при этом он потерял оба глаза.
Когда я подошел к месту взрыва, то невольно бросилось мне в глаза отсутствие старших должностных лиц, командир полка явился только после того, что я послал за ним офицера, а заведующий хозяйственной частью так и не поинтересовался узнать, что такое случилось у него в обозе 1 разряда; дежурный по полку совершенно растерялся и не принял никаких мер к ограждению места взрыва, бережной отправке тяжело раненного в приемный покой, вызову дежурной части и т. п. На мои вопросы он ничего ответить не мог, удивился моему приказанию вызвать дежурную часть и даже не знал, из какой она роты, т. к., как оказалось потом, назначенная на этот день приказом по полку для этой цели 2 рота отправлена была на работы в м. Королевцы. Дежурной части я так и не дождался, в течение целого часа она не явилась, а уходя уже, я встретил вместо нее трех стрелков со старшим из полкового караула.
Тела убитых были прибраны и перенесены только по моему приказанию, а для тяжело раненного не нашлось даже носилок и его перенесли на руках в околоток, отстоявший от места происшествия в полуверсте, причиняя ему неимоверные страдания. В околотке я застал его сидевшим на каком-то сундуке, не было даже места, куда бы его положить, его придерживали, чтобы он не упал. Носилки даже тут появились только после моего приказания, доктор явился тоже после моего вызова.
Такова была печальная картина, которую я застал. Я был так возмущен, что только тогда успокоился, когда в приказе по гарнизону изложил свое отношение к проявленной начальствующими лицами 31-го полка халатности.
Представленное мне затем дознание, произведенное капитаном Никитиным[350]350
…Никитин, в 1916 – капитан 31-го Сибирского стр. полка.
[Закрыть], меня не удовлетворило, и я возвратил его обратно для пересоставления, донеся командиру корпуса следующее:
«4 марта 1916 г. 8 час. вечера.
Командиру 3-го Сибирского армейского корпуса
дер. Любки.
Вследствие личного приказания Вашего представляю при сем допрос сапера подрывной команды по делу о взрыве бомбы в 31-го Сибирского стрелкового полка 3 сего марта, что касается дознания, произведенного капитаном означенного полка Никитиным, то таковое я нашел совершенно неудовлетворительным и произведенным с крайней наивностью и потому не считаю возможным представить его без производства дополнительного дознания. В дознании капитана Никитина имеются только три показания, из коих только одно заслуживает внимания, т. к. в нем видно, что единственный не растерявшийся при взрыве, чудом уцелевший, т. к. находился рядом с убитым стрелком – это обозный рядовой Немержицкий. Означенный рядовой спас положение, тотчас бросившийся с опасностью для жизни тушить пожар, забросав снегом и грязью горевшие ящики. Полагал бы желательным наградить его медалью на Георгиевской ленте, о чем ходатайствую на основании § 115 Статуса. В настоящее время выдал ему в награду 25 рублей.
Свиты его величества
генерал-майор Джунковский».
Я присутствовал при перевязке несчастного инструктора Дербышева. Он удивительно терпеливо переносил неимоверные боли, не проронив ни стона, ни жалобы, говорил только: «Лишь бы глаза уцелели». Бедняга не знал, что их уже нет. Когда на другой день я его навестил уже в госпитале, он так трогательно меня благодарил за заботы и все спрашивал про глаза, которые были у него забинтованы, доктор мне сказал, что только через месяц его можно начать подготавливать к тому, что он не будет видеть, а пока надо скрывать. Его вскоре эвакуировали в Москву и по моей просьбе добрая великая княгиня Елизавета Федоровна взяла его к себе в приют для слепых воинов, где они были все окружены удивительной лаской и заботой. Он мне оттуда писал трогательные письма.
Приказ о наступлении
4-го марта, утром, торжественно хоронили тела убитых при взрыве, и в этот же день пришел приказ командовавшего армией генерала Рагозы[351]351
…Рагоза Александр Францевич (1858–1919), генерал от инфантерии (1914). С 30.08.1915 – командующий 4-й армией; в марте-апреле 1917 временно командовал армиями Румынского фронта. Участник Белого движения, расстрелян большевиками.
[Закрыть], заменившего заболевшего Смирнова:
«Государь император повелел северному и правому флангу Западного фронта перейти в наступление. Во исполнение сего главнокомандующий приказал 5 марта ночью начать артиллерийскую подготовку и по мере ее успеха, вверенной мне армии перейти в наступление.
Государь император повелел, чтобы удар был решительным, произведен полной энергией и напряжением, оказывая взаимное содействие во фронтах и армиях. Приказываю группам изложенное исполнить, согласно моей директивы № 1280.
Да благословит Господь начинания. С Богом вперед! Рагоза».
Командовавший группой, в которую входил и 3-й Сибирский корпус, генерал Балуев[352]352
…Балуев Петр Семенович (1857–1923), генерал от инфантерии (1915). В 1914 г. командир 6-го, затем 5-го арм. корпуса. В 1916–1917 гг. вр. и.д. командующего Особой армией, позднее командующий Особой (с 02.04.1917) и 11-й (09–19.07.1917) армиями, главнокомандующий армиями Юго-Западного (24–31.07.1917) и Западного (с 02.08.1917) фронтов. С 1919 в РККА.
[Закрыть], объявляя этот приказ, прибавил следующее:
«Во исполнение сего приказа группы № 3, приказываю с рассветом 5 марта и до 7-ми утра закончить пристрелку не успевших пристреляться батарей 10-й тяжелой бригады по распоряжению начальников артиллерийских участков и в 7 час. утра всей артиллерийской группе начать подготовку атаки всесокрушающим огнем. Балуев».
Затем была получена мной и телеграмма сего последнего:
«Командарм приказал сегодня дать всем бойцам полный отдых, дабы они имели возможность приготовиться к бою. Надлежит почиститься, помыться, постричься и приодеться (все это необходимо для благоприятного течения ранения), Богу помолиться и написать письма домой (это даст душевный покой). Всякие работы и занятия прекратить и никого не дергать. Балуев».
Первый раз мне приходилось читать приказ, призывавший к бою, относившийся ко мне; трудно описать чувство, охватившее меня. Какая-то гордость, счастье, величие момента, сознание серьезности его – все это вместе охватило меня. Послав за командирами полков и батарей, я прочел им приказ Балуева. Мы все перекрестились, и они отправились в свои части сообщить боевой приказ. Стрелки приняли весть с восторгом и воодушевлением и, я думаю, если бы нас двинули сейчас, то это наступление было бы столь стремительное, что никакие немецкие силы не выдержали.
Легли мы с начальником штаба в этот день около 12 часов ночи, но не спалось, думы о том, что скажет завтрашний день, куда нас двинут, не покидали нас. Да и трудно было бы спать, раза четыре в течение ночи ко мне приходил мой вестовой, принося срочные телефонограммы, приказания.
Начало боевых действий. Возвращение к дивизии
В 7 часов утра были разбужены грохотом орудий, хотя от позиций было не менее 15 верст. Этот грохот орудий означал начало ураганного огня по немецким окопам и резервам. Беспрерывно гудели пушки, все сливалось в один оглушительный гул. В 12 часов дня 5-го пришло приказание выступить 26-му Сибирскому полку, а мой отряд так и не тронули до вечера. Вещи наши были уже уложены, обоз был готов к выступлению по первому требованию, пришлось немного разложиться, чтобы улечься спать. Ночью получено было приказание произвести рекогносцировку одной позиции.
Я послал за командиром 31-го полка, приказав ему с рассветом произвести эту рекогносцировку. Днем 6-го марта я ездил в штаб корпуса, утешительного за первый день боя было мало. Что-то будет дальше, но уже и эти первые вести подействовали угнетающе. Опять, по-видимому, мало снарядов и патронов. Прошел томительный день, нас никуда не двинули, опять легли спать, ночью пришел приказ быть готовым к рассвету, но рассвет наступил, и только около 12 часов дня пришел приказ моему отряду вернуться в дивизию.
Сделав распоряжение полкам направиться согласно данному им каждому маршруту, я с начальником штаба и ординарцем верхом отправился в дер. Слободку, откуда, согласно полученного приказания, в Горово в штаб дивизии, который в то время был размещен там, в лесу, в землянках. Надо было сделать верст 30, погода была туманная, стало таять, что сильно затрудняло передвижение, по дороге целые пространства были сплошь покрыты водой поверху льда и снега. Почему выбрали такое время для наступления, никому не было известно. С большим трудом добрался я до штаба дивизии. Меня очень радушно встретили, все уверяли, что страшно по мне соскучились. Я подробно доложил начальнику дивизии о днях, проведенных с бригадой в дер. Любки, затем весь вечер знакомился со всеми сведениями о неприятельских силах и расположении его частей и со всеми приказами и распоряжениями генерала Балуева, командовавшего группой, в которую входил и наш Сибирский корпус.
Инструкция генерала Балуева, данная им корпусам, гласила следующее:
«СЕКРЕТНО.
Инструкция группе корпусов генерала Балуева для перехода в наступление
Настал решительный момент для всей группы показать всю свою мощь и силу дерзкому врагу.
На группу возложена решительная задача: разбить находящегося перед нею врага, прорвать его расположение и наступать до Варшаво-Петроградской железной дороги.
В том же направлении с фронта будет действовать такая же группа генерала Плешкова[353]353
…Плешков Михаил Михайлович (1856–1927), генерал от кавалерии (1913). С 1912 по 1917 гг. командир 1-го Сибирского армейского корпуса, руководил действиями ударной группы 2-й армии при наступлении у оз. Нарочь. Участник Белого движения на Дальнем Востоке. С 1923 в эмиграции в Китае.
[Закрыть].Группа для развития успеха будет усилена еще одними корпусом и казачьей дивизией.
Таким образом, в группе будет значительное превосходство в силах над противником.
Каждый из начальствующих лиц группы, до самого младшего, должен проникнуться важностью наступающего момента, не только для армии, но и для всей России, и помнить, что от успеха или неуспеха группы зависят действия всего фронта. Поэтому все должны стремиться только к одному: во что бы то ни стало победить и уничтожить стоящего перед нами врага.
С рассветом назначенного дня до 300 орудий на фронте группы начнут усиленную подготовку атаки своим огнем. После этой подготовки пехота должна ворваться в окопы противника и уничтожить его там, – считаю этот момент самым важным; в дальнейшем остается гнать противника и не давать ему закрепляться на его тыловых позициях.
Передовая его линия крепка своими заграждениями, которые надо прорвать во что бы то ни стало. Одна артиллерия навряд ли будет способна разрушить и порвать проволочные заграждения так, чтобы вполне облегчить проход через них пехоты. Поэтому последняя в ночь перед переходом в наступление, от полков, назначенных идти в атаку, должна выслать сильные команды охотников с ножницами и удлиненными пироксилиновыми зарядами и к рассвету прорвать перед фронтом полка в возможно большем числе мест проволочные заграждения и в назначенные места поднести маты. После подготовки атаки огнем пехота должна лавиной обрушиться на противника, чтобы смести все, что будет находиться перед нею. Для этого частные резервы до дивизионных включительно должны следовать близко от передовой линии, чтобы вслед за передовой линией, не давая опомниться врагу, гнать его и на его плечах врываться в его дальнейшее расположение.
Ближайшие цели 5-му и 36-му корпусам даны в приказе группе № 3. Приказ этот дан в расчете, что противник будет оказывать сильное сопротивление. Но, во всяком случае, каждый начальник в зависимости от обстановки должен развивать свой успех в исполнение поставленной группе задачи, проявляя в полной мере свою инициативу.
Главное сопротивление противник будет оказывать своей артиллерией. Поэтому одним из главных стремлений нашей артиллерии и пехоты должно быть уничтожение его артиллерии, а посему частям, преследующим противника, обязательно доходить до его артиллерии, преодолевая все препятствия.
С момента начала подготовки атаки огнем половина корпусных и бригада группового резерва должны быть в полной готовности перейти в наступление по первому приказанию, а когда передовые линии двинутся в атаку все резервы должны быть в такой же готовности.
Артиллерия, с момента перехода в атаку, немедленно должна поддержать пехоту, выездом вперед. Поэтому в 5-м корпусе с этого момента вся легкая артиллерия переходит в полное подчинение своих начальников дивизий. В том же корпусе мортирная и тяжелая артиллерия занимает новые позиции по приказанию инспектора артиллерии.
Командиру 36-го корпуса и инспектору артиллерии 5-го корпуса иметь в виду, что при наступлении 3-го Сибирского и 35-го армейского корпусов их мортирные дивизионы должны быть присоединены к корпусам при первой возможности.
Всю свободную корпусную конницу в корпусах сосредоточить при корпусных резервах, и в 5-м корпусе командиру 2-го Астраханского казачьего полка быть в тесной связи с начальниками 7-й и 10-й пехотных дивизий, чтобы оказать им помощь по первому их требованию.
В дальнейшем, по сбитии противника с его позиций, предполагаю немедленно же развивать успех 5-м и 3-м Сибирским корпусами и групповой кавалерией, на что будет отдано особое приказание. При этом 36-му корпусу одной дивизией – против позиции по р. Спяглице и между озерами Вишневским и Свирь, другой дивизией двигаться уступом за левым флангом 3-го Сибирского корпуса, все время обеспечивая левый фланг группы.
Связь между корпусами, мной, между начальниками дивизий и командирами корпусов не должна прерываться ни на минуту. Только при этом условии возможна своевременная подача помощи и развитие успеха передовых линий.
Я уверен, что все начальники примут все меры, чтобы оправдать то доверие и надежду, которые возлагает на войска группы наш верховный вождь, главнокомандующий фронта и командующий армией.
Подписал: командующий группой,
генерал от инфантерии Балуев».
Прибывший со мной 32-й полк был сразу направлен на позицию, где уже стоял 29-й, так что в боевой линии от нашей дивизии к вечеру 8-го марта находилось два полка. Другие два: 30-й и 31-й составляли резерв. Справа от нас стояла 7-я Сибирская дивизия, правее которой уже армейский корпус, составлявший правый фланг войск западного фронта, далее стояли уже войска северного фронта (группа генерала Плешкова). Слева наша дивизия примыкала к частям 36-го армейского корпуса. За нами стоял 35-й армейский корпус в виде резерва всей группы.
Наступление это было приказано с целью поднять общее настроение как на фронте, так и, главным образом, внутри России. Войскам было приказано по подготовке атаки ураганным артиллерийским огнем стремительно атаковать противника и, прорвав его фронт по направлению на Свенцяны, двинуться в Виленском направлении. Нашей группой, в которую входили 5-й и 35-й армейские и 3-й Сибирский корпуса и составлявшие 2-ю армию, за болезнью генерала Смирнова, командовал командир 5-го корпуса генерал от инфантерии Балуев. Это было большой ошибкой, что для командования группой не было назначено особое лицо, т. к. генерал Балуев, как командир одного из корпусов группы, невольно обращал наибольшее внимание на войска своего корпуса, стараясь поставить его в более выгодное положение, более заботясь о нем и вообще проявив некоторое пристрастие, что не могло остаться не замеченным и производило развращающее действие на остальные войска группы.
Почему было выбрано Виленское направление в местности, покрытой болотами, через которые можно было проходить только по узким гатям, почему наступление было назначено в самое отчаянное, по погоде, время, я не знаю, но, конечно, успеху способствовать это не могло.
В первый день наступления 5-му корпусу удалось прорвать три линии немецких позиций, две дивизии этого корпуса действительно молодецки со всей стремительностью атаковали немцев, захватив несколько тысяч пленных, но они не могли укрепиться на занятых ими участках, т. к. тыл их не был обеспечен, наш 3-й Сибирский корпус Балуев держал слишком далеко и он не мог вовремя поддержать 5-й корпус.
Момент был упущен, и при бешеной контратаке немцев войска 5-го корпуса должны были отхлынуть. Тогда поправлять положение двинули наш корпус, слив его в боевую линию. Но было уже поздно, немцы спешно стали подвозить укрытия и принимать меры к недопущению прорыва.
Все 8-е число мимо нас проходили пленные немцы, среди них было и много гвардейцев, прекрасно одетых.