Текст книги "Бегемот"

Автор книги: Владимир Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Мой император, если я вас правильно понял… Э-э-э… Мой император, осмелюсь заметить, что мы не должны забывать и о том, что императорская наложница Ву Ли и помощник главного вертоградаря Ю не смогли бы совершить это преступление, если бы все законы дворца блюлись должным образом… – торопливо сказал визирь Бо. – Я хочу сказать, что закон был нарушен не только ими, но и главным смотрителем императорского гарема Су, и начальником императорской стражи офицером Ци, и даже главным вертоградарем У… Ведь и У тоже виновен в том, что позволил своему помощнику преступить запретную черту…

Главный смотритель императорского гарема Су побледнел.

– Мой главный визирь, как всегда, прав… – устало сказал император Ы, закрыв глаза. – Если бы все всегда все законы блюли, какая была бы у нас в Поддиной расчудесная жизнь с кисельными берегами да молочными реками, как говорится в одной чудной далвардайской сказке… Смотритель гарема Су, вы слышите, что говорит визирь Бо? Вы заслуживаете смерти наравне с Ву Ли и Ю. Начальник стражи офицер Ци тоже заслуживает смерти. Даже вертоградарь У, если бы он не был так стар и стёкла его очков не были бы так толсты, что он уже давно, кроме своей женьшеневой настойки ничего не видит, он тоже заслуживал бы смерти. Ведь именно об этом сейчас сказал нам наш безупречный главный визирь Бо, если я его, конечно, правильно понял… Но сказать по правде, мне бы не хотелось смерти ни Су, ни Ци, ни У… Я знаю, что по вечным законам Поддинской империи они все должны умереть, но моё нежное сердце, сердце простого смертного, сердце всего лишь одного из жителей Поддиной, хочет, чтобы все они остались живы…

Щёки Су после этих слов императора снова порозовели, а щеки Бо побледнели.

– Но я не хочу, – продолжал император Ы, – чтобы моё нежное сердце нарушало вечные законы, оставленные нам в наследство нашими предками. Как сказал один варвар, не нарушить законы я пришёл, но исполнить их… – император Ы печально улыбнулся. – Если говорить о том, кто больше всех виноват, то я думаю, что больше всех виноват смотритель гарема Су, потому что его обязанности как раз в том и состоят, чтобы блюсти в неприкосновенности то, что принадлежит императору…

Щёки Су стали белее мела, а щёки Бо порозовели.

– Вот что я думаю, главный смотритель императорского гарема Су… – император Ы открыл свои глаза и так пристально посмотрел в глаза Су, что лицо Су из белого стало красным, как варёный рак. – К сожалению, наш главный визирь Бо не может согласовать вечные, как само небо, имперские законы и скромные желания нежного императорского сердца. Слишком уж ревностно блюдёт он эти законы. Главный смотритель гарема Су, если до восхода солнца вы сумеете угодить и мне и небу, если вы сумеете сделать так, чтобы эти несчастные влюблённые дети умерли по законам Поддиной, но остались бы жить для моего сердца, то вы, Су, спасёте вашу жизнь… Начальник стражи! – крикнул император и, когда в хижину Ю вошёл офицер Ци, сказал: – Офицер Ци, я, император всей Поддиной, приказываю вам сейчас же взять под стражу нашего главного визиря Бо, чтобы он не мешал нашему главному смотрителю гарема Су думать… И ещё, офицер Ци, приготовьте к утру место для казни…»

19

И только Сергей Петрович подумал о том, что если рассказчик и дальше будет так подробно пересказывать весь их с Мальвиной роман, то он и к утру не управится, как рассказчик замолчал, обиженно вздохнул, откашлялся и, перепрыгнув с пятого на десятое, заторопился:

«После того как история вертоградаря Ю была дописана, Сергей Петрович и Мальвина придумали сбежать – Сергей Петрович от Лилечки и Верочки, а Мальвина от своего Кувшинникова – в какой-нибудь захолустный северный городок и начать там новую жизнь.

Вскоре нашёлся и городишко Б., в котором вскоре нашлась и школа №3 (Мальвина сама списалась с директором школы), в которой для Сергея Петровича нашлось место учителя биологии, а для Мальвины место учительницы русского языка и литературы. В городке Б. вскоре нашёлся и дом (его продавала сестра директора школы), именно такой, о каком как раз и мечтали Мальвина и Сергей Петрович: на фотографии, присланной из Б., над рекой, посреди запущенного сада, стоял крепкий двухэтажный деревянный дом с резными наличниками, с высокой кирпичной трубой, над которой вился уютный белый дымок…

Вот тут-то для Мальвины и открылось, что мечты мечтами, а Сергей Петрович сам, без её помощи, не сможет решиться ни объясниться с женой, ни сбежать от неё тайком.

В конце концов после долгих разговоров, Мальвина сумела подвести Сергея Петровича к нужному решению. Под диктовку Мальвины Сергей Петрович собственноручно написал жене письмо: «Лиля, я люблю другую женщину. Прости меня. Сергей. P.S. Береги Верочку».

По составленному плану Мальвина должна была пригласить к себе в гости Лилечку и ещё двух своих институтских подруг – Веру Ройфе и Надежду Лопатину. Сергей же Петрович, в то время, пока Лилечка и Верочка будет гостить у Мальвины, должен был отправить по почте к себе же это письмо и без всяких объяснений взять да и укатить в Б., в свою новую жизнь.

После того как Сергей Петрович написал письмо и спрятал его в шкаф для столярных инструментов в школьной мастерской, он стал смотреть на всё, что его окружало, как на что-то временное: его жизнь казалась ему ещё совсем необжитой, впереди маячило что-то такое чистое и свежее, что хотелось прямо сейчас, не откладывая, убежать на вокзал, на ходу запрыгнуть в отправляющийся поезд и укатить в Б., зная, что возвращаться уже никогда не придётся.

Сергей Петрович расстался с Мальвиной в начале июня, договорившись, что через три дня Мальвина позвонит и пригласит к себе в гости Лилечку и Верочку. Прощаясь, Мальвина пристально смотрела в лицо Сергея Петровича и говорила:

– Какая вокруг ужасная скука! Ты знаешь, Сережа, как хорошо, что скоро мы будем вместе работать в школе, будем вместе жить в нашем доме над большой рекой, будем вместе смотреть на проплывающие мимо нас большие белые корабли. А вокруг будет настоящая жизнь! Я хочу жить как все, я хочу быть простой учительницей, я хочу научиться доить корову, я хочу носить тебе молоко на сенокос! Я хочу просто жить, совсем просто! Боже мой, у нас скоро, совсем скоро будет свой собственный светлый дом! Мы будем сидеть с тобой возле камина, я хочу, чтобы у нас был в доме камин, и говорить о нашем будущем, правда, Сережа? Только с тобой мне хорошо, только с тобой я живу… Я и просыпаюсь только для того, чтобы увидеть тебя…

Сергей Петрович в ожидании звонка Мальвины, зачастил на вокзал: ему нравилось смотреть на уходящие поезда и думать, чувствуя незнакомый озноб и частый стук своего сердца, что вот так и он сам совсем скоро уедет из этой жизни в Б.

Но три дня прошли, потом прошли ещё три дня, а Мальвина так и не позвонила; и тогда Сергей Петрович решился позвонить ей сам. Разговор между ними вышел совсем коротким, Мальвина только успела сказать чужим, бесцветным голосом:

– Я сейчас говорить не могу… Я вам потом всё объясню… Я вам сама завтра перезвоню…

Но и на следующий день Мальвина не позвонила, не позвонила она и через десять дней. А когда Сергей Петрович снова сам позвонил ей, разговор снова был до неприличия краток, и снова Мальвина пообещала, что «потом всё объяснит» и что она «сама перезвонит завтра». И снова Сергей Петрович ждал, а Мальвина всё не звонила и не звонила.

В третий раз Сергей Петрович решил сам не звонить.

И вот как раз тогда, когда Сергей Петрович перестал приходить на вокзал смотреть на уходящие поезда, перестал с нетерпением ожидать звонка Мальвины, перестал смотреть на жизнь вокруг себя, как на что-то такое, что уже прошло, Лилечка, однажды вернувшись домой, как любил говорить Сергей Петрович, «дамою по обыкновению пьяненькой», заплетающимся языком (в её голосе Сергею Петровичу даже послышались слёзы) с порога объявила:

– А я этого дурачка сегодня выгнала… Я сегодня уволила учителя биологии, этого племянничка Зота Филипповича… Так вот… если твой приятель… ну тот… который хотел ко мне… биологом… ещё хочет… то скажи ему… пусть позвонит… нет… лучше пусть сам зайдёт…

Сергей Петрович молча лежал в своём спальном мешке, ни звуком не выдавая себя: слышит ли он слова Лилечки или нет. А она, постояв ещё над ним, сбросила с ног туфли и, шлёпая по полу босыми ступнями, ушла в спальню.

Сергей Петрович так и не смог уснуть до утра, всё пересчитывал свои накопленные обиды, глухо вспоминал о том, как Лилечка год назад отказала в месте учителя биологии его коллеге; думал и о том, что и его жизнь могла быть совсем другой, если бы его коллегу Сорокина, а не «этого племяша Зота Филипповича», год назад взяла к себе Лилечка.

На следующее утро Сергей Петрович осторожно, словно дуя на воду, передал слова жены Сорокину, тот тут же отправился к Лилечке на приём и, вернувшись, положил на стол директрисы Анжелики Александровны заявление об уходе. И в этот же день сам Сергей Петрович преобразился из учителя труда и домоводства в учителя биологии.

Вечером Сергея Петровича дома ждали нарядные Лилечка и Верочка, в воздухе пахло свежеиспечённым яблочным пирогом. После яблочного пирога и чая, они, впервые за много лет, всей семьёй гуляли в городском саду, ели мороженое, хрустели разноцветными леденцовыми петушками, стреляли в тире и даже зашли в комнату смеха посмотреть друг на друга в кривые зеркала.

Вернувшись домой, Сергей Петрович и Лилечка, уложив Верочку спать, допоздна сидели вдвоём на кухне, пили шампанское и говорили обо всём на свете. Когда же Сергей Петрович собрался лечь спать, он вдруг обнаружил, что из коридора пропал его спальный мешок. За несколько лет этот мешок совсем сбился, истрепался и стал похож на собачью подстилку, и, как, наверное, бывает расстроена и растеряна пропажей своей подстилки собака, так и Сергей Петрович был расстроен и растерян этой пропажей. Когда же он спросил жену: «Лиля, ты не видела, где мой мешок?», Лилечка ему в ответ только улыбнулась…

А по прошествии всего-то нескольких дней, Сергею Петровичу уже казалось странным, что ещё совсем недавно он ночевал на полу в коридоре. Хотя случалось и так, что, выбравшись утром из-под тёплого супружеского одеяла, он выходи́л в коридор и взгляд его, как бы сам собою, тоскливо упирался в пол, в то место, где раньше лежал спальный мешок, и сердце его отчего-то щемило.

Сергей Петрович давно уже привык к тому, что Лилечка по вечерам была всегда пьяненькой, привык к вечной бутылке водки в холодильнике. Теперь же Лилечка приходила домой трезвой, увлеклась испечением всякой сдобы, отчего в доме теперь всегда пахло чем-то вкусным, а вечная бутылка водки из холодильника куда-то исчезла. Лилечка сильно переменилась глазами и лицом, словно кто-то основательно встряхнул её глаза и лицо, как калейдоскоп, и в них появились новые, незнакомые черты. Можно сказать, не слишком перебирая слова, что этот июль выдался в семье Жилиных медовым.

Теперь и сама Мальвина, и встречи с ней, и история вертоградаря Ю, всё это теперь могло бы показаться Сергею Петровичу странной ошибкой его мозга, если бы не подаренное ему Мальвиной охотничье ружьё. Сергею Петровичу нравилось доставать из сейфа это ружьё, держать его в руках, гладить лаковое, словно прозрачное, ореховое ложе, чёрные холодные стволы и вспоминать о том, как он учил Мальвину стрелять из этого ружья, и как перед каждым выстрелом её лицо становилось бледным и строгим.

20

Но медовый месяц июль закончился, наступил август – жаркий, пыльный, душный.

Сергей Петрович стал всё чаще думать о Мальвине, о своих мечтах о будущей жизни в городке Б., о двухэтажном деревянном доме над большой рекой, о новой школе, о будущих романах, которые они с Мальвиной там, в Б., ещё могли бы выдумать.

Однажды душной августовской ночью Сергей Петрович всё не мог уснуть: он думал о Мальвине, смотрел в лицо спящей жены, озаряемое далёкими зарницами; а потом пошёл на кухню пить чай.

В прихожей зазвонил телефон.

– Да… – шёпотом сказал Сергей Петрович.

– Серёжа, это ты? – тоже шёпотом, спросила Мальвина.

– Да, я…

– Серёжа, запомни: поезд номер 345, вагон 7… Проводника не помню, как зовут… Высокий такой, с усами… На щеке чёрная родинка… Поезд приходит в 3.50 сегодня ночью… Запомнил? Поезд 345, вагон 7, в 3.50… Смотри не опоздай, поезд стоит всего две минуты… Я тебе передала вещи и деньги на дом… Сережа, я тебя очень-очень люблю…

С трёх часов утра Сергей Петрович шатался по вокзалу, смотрел на несуетную раннюю вокзальную жизнь, слушал приближающуюся грозу. Когда в открытые вокзальные окна врывался неожиданно свежий ветер, Сергей Петрович ёжился от этой свежести и с удовольствием думал о том, что после грозы жара наконец-то спадёт.

Поезд №345 он встречал на перроне, стоя под проливным холодным дождём. Когда дверь вагона № 7 открылась, Сергей Петрович увидел высокого черноусого проводника с родинкой на щеке.

– Доброе утро… – сказал Сергей Петрович проводнику. – Мне должны были передать вещи…

– Какие вещи?.. – каким-то особенно низким, гудящим голосом сказал проводник, весело глядя на промокшего, продрогшего человека на перроне.

– Ну, вещи… – повторил Сергей Петрович.

– А-а, вещи? – прогудел проводник. – Тогда говори пароль…

– Какой пароль? – растерялся Сергей Петрович.

– Тебя как звать? – улыбнулся проводник.

– Сергей Петрович…

– А фамилия?

– Жилин…

– Вот теперь всё сходится… – прогудел проводник, исчез в темноте тамбура и вскоре вернулся, волоча за собой два тяжёлых мешка.

– Лодка надувная – одна штука… – весело загудел проводник и столкнул на перрон мешок из прорезиненной ткани. – Рюкзак с вещами – одна штука, – и в Сергея Петровича полетел зелёный рюкзак.

– Вот и всё… – улыбнулся проводник. – Удачной охоты… Как говорится, ни пуха ни пера…

– К чёрту! – ответил Сергей Петрович, взвалил на себя подарки Мальвины и под проливным дождём побрёл к зданию вокзала.

Поезд с хрустом расправил свой железный позвоночник, напрягся, и мимо Сергея Петровича, обгоняя его, нехотя поползли тёмные мокрые вагоны.

– Эй, подожди! Ещё шляпа охотничья с пером – одна штука… – услышал Сергей Петрович над собой гудящий голос, и, не успел оглянуться, как проводник, стоявший в тамбуре, присел и ловко нахлобучил ему на голову охотничью шляпу с фазаньим полосатым пером. – А сестрица у вас красавица… И любит вас… Вон какие подарки вам прислала к охотничьему сезону… Счастливо оставаться! – гудел, удаляясь, голос проводника.

По крыше мастерской свинцовой дробью барабанил дождь, окна вспыхивали синим светом и в ответ приближающимся ударам грома жалобно звенели стёклами.

На верёвке над самодельным электрорадиатором сушилась одежда Сергея Петровича; сам же Сергей Петрович сидел возле верстака, кутался в синий халат, дрожал от холода, прихлёбывал из чашки дымящийся чай, глядел на лежавший на верстаке свёрток (этот свёрток – казалось, что три кирпича сложили вместе и тщательно обернули газетой – он нашёл среди охотничьей одежды в рюкзаке; вырвав клочок газеты, он увидел, что в свёртке были деньги) и всё пытался подчитать, сколько же денег уместилось в этом свёртке, и сколько же двухэтажных деревянных домов в Б. можно за эти деньги купить.

Сергей Петрович, конечно, подсчитал бы и сколько денег было в свёртке, и сколько домов можно было на них купить в Б., если бы дверь мастерской вдруг не распахнулась и школьный сторож Валентин, бледный, взъерошенный, ещё заспанный, не крикнул:

– Сергей Петрович! Пожар! Горим!

Когда Сергей Петрович, спрятав свёрток с деньгами в шкаф с инструментами, где уже лежало его письмо для Лилечки, и, наскоро переодевшись в мокрую ещё одежду, выбежал во двор, школьная крыша уже полыхала… Вскоре приехали и пожарные…

Об этом пожаре не стоило бы и вспоминать – мало ли пожаров случается каждый день? – если бы на пожар не поспешила приехать сама директриса Анжелика Александровна. Она тут же бросилась на чердак, где Сергей Петрович уже проявлял чудеса смелости и даже беспечности, спасая «школьные сокровища»: ещё в начале июня, перед началом ремонта, на школьный чердак старшеклассники перенесли из классов шкафы, парты, наглядные пособия, книги и ещё много всего того, что копилось многими поколениями учителей.

Сложно сказать, надышалась ли дымом на чердаке Анжелика Александровна и, надышавшись, потеряла сознание, а поэтому упала, или она упала, споткнувшись, а потом уже потеряла сознание, но вышло так, что Сергею Петровичу пришлось спасать не только школьные парты да карты, а и саму Анжелику Александровну.

– Нн-да… – рассказчик вздохнул. – На этом наша история, как впрочем, и жизнь самого Сергея Петровича и Анжелики Александровны вполне могла бы и оборваться. Сергей Петрович с Анжеликой Александровной на руках уже и сам было вот-вот собирался потерять сознание и упасть, в его голову уже даже пришли мысли о том счастливчике, который найдёт в школьной мастерской в шкафу для столярного инструмента свёрток размером в три кирпича, как вдруг кто-то выхватил Анжелику Александровну из его рук, и, крикнув «Иди за мной!», спас и Сергея Петровича и Анжелику Александровну.

21

Ангелом-спасителем Анжелики Александровны и Сергея Петровича оказался не кто иной, как сам начальник городского отдела народного образования Всеволод Всеславович Ласточкин, в прошлом заместитель и правая рука Зота Филипповича Охапкина.

Анжелику Александровну вскоре увезли в больницу; а Сергей Петрович и Всеволод Всеславович продолжали спасать школьное имущество, переругиваясь с пожарниками. Как вдруг на чердаке появился невысокого роста толстенький человек с майорскими звёздами на плечах и закричал, глядя на них в упор:

– Кто это здесь тебя не слушает? Что значит, они тебя не слушают! Мне тут ещё покойников не хватало! – толстенький человек, недолго думая, выхватил из рук пожарника брандспойт и, продолжая кричать: – А я их сейчас вот так, как тигров в цирке! Я когда-то сам в цирке работал! Они что же у нас, смелее тигров, что ли? – направил прямо в Сергея Петровича и Всеволода Всеславовича тяжёлую струю воды.

И что-то он ещё кричал им, и что-то кричали ему в ответ Сергей Петрович и Всеволод Всеславович, но в конце концов, победил бывший работник цирка, а ныне начальник районной пожарной охраны майор Гижгурнов Тимофей Валерьевич, а Сергею Петровичу и Всеволоду Всеславовичу пришлось отступить.

Пожар ещё не был потушен, когда к угоревшим от дыма Сергею Петровичу и Всеволоду Всеславовичу подошёл майор Гижгурнов и, улыбаясь, сказал:

– Эй, погорельцы, чайком не побалуете?

Чайком «баловались» в школьной мастерской. Начальник районной пожарной охраны майор Гижгурнов Тимофей Валерьевич тут же перешёл и с Сергеем Петровичем и с Всеволодом Всеславовичем на «ты», говорил им Серёга и Сева, а сам представился Тимошей. Он с каким-то восторгом, захлёбываясь смехом, рассказывал им, повторяясь, как его пожарники бегали к нему жаловаться «на двух угорелых, которые сами вот-вот сгорят».

– Герои, ей-богу, герои… – кричал Гижгурнов. – Мы вас медалями наградим «За отвагу на пожаре», вот увидите! Ей-богу, наградим!

Гижгурнов вскоре заметил лежавший под верстаком мешок с надувной лодкой и крикнул:

– А это чьё богатство?

– Моё… – сказал Сергей Петрович.

– Серёга, ты что, рыбак? – крикнул Гижгурнов.

– Нет, не рыбак, я охотник…

– Так ты охотник? Вот так встреча!

Тут же выяснилось, что и Гижгурнов тоже охотник, выяснилось и то, что и Ласточкин не прочь пошататься с ружьишком по лесу.

– Ну, если три охотника посреди России-матушки вместе сошлись, это надо отметить! – закричал Гижгурнов.

Вскоре на пожарной машине прибыла и водка, и закуска. Разговор пошёл тёплый, задушевный, полились охотничьи байки, а когда свернули на ружья, и Сергею Петровичу пришлось сказать, какое же ружьё у него, он сказал:

– Мне его подарили… У него на колодке написано «Джеймс Перде и сыновья»…

– «Джеймс Перде»? – закричал Гижгурнов. – Серёга, да ты хоть знаешь, что это такое «Джеймс Перде»? Кто подарил? Когда? Кто же такие подарки делает? Господи, у нас, в нашей-то глухомани и «Джеймс Перде»!

– Ну, не подарили… – спохватился Сергей Петрович. – Я его по случаю в комиссионке купил в А.

Надо сказать, что Сергей Петрович сказал правду – они вместе с Мальвиной ездили в А., где Мальвина сдала ружьё в магазин на комиссию, а Сергей Петрович его тут же и выкупил.

– В А.? В комиссионке? «Перде»? По случаю? Вот так случай! Серёга, а нам, грешным, можно на этот случай своими глазами поглазеть?

К удивлению Сергея Петровича оказалось, что и Ласточкин знает, что это такое – «Джеймс Перде». И, несмотря на то, что Сергей Петрович уверял, что ключа от квартиры у него с собой сейчас нет, что, дескать, ключ у жены, а жена на работе, Гижгурнов усадил Серёгу и Севу в пожарную машину, включил сирену и в пять минут домчал их к дому Сергея Петровича.

– Показывай, где твои окна? – крикнул Гижгурнов и когда Сергей Петрович показал, к его окнам поползла пожарная лестница.

Может быть, Сергей Петрович и не полез бы по пожарной лестнице на пятый этаж, тем более что и ключ от квартиры лежал, как обычно, в почтовом ящике, но, заметив, что Ласточкину всё происходящее страшно нравиться, решил от начальства не отставать и, вслед за Гижгурновым и Ласточкиным, через окно на кухне забрался в свою квартиру.

Потом Гижгурнов блестел глазами, цокал языком и всё не хотел выпускать ружьё из рук. Потом пили Лилечкину водку – Гижгурнов сам нашёл её в холодильнике, хотя Сергей Петрович уверял, что дома водки у него нет. Потом поехали к Гижгурнову, который жил в просторном, хорошо обставленном собственном доме; вот тут-то и выяснилось, что Гижгурнов был не то, чтобы охотник, а скорее даже коллекционер – он, страшно гордясь, показывал «Серёге и Севе» свои ружья, и, словно мимоходом, заглядывая в лицо Сергея Петровича, сказал, что ему за его коллекцию предлагают трехэтажный дом, и не где-нибудь, а в самом центре, возле вокзала, и тут же предложил Сергею Петровичу променять всю свою коллекцию на одно его «Перде». Сергей Петрович краем глаза покосился на Ласточкина и пробормотал:

– Я подумаю…

Потом они поехали смотреть на дом, о котором говорил Гижгурнов. Оказалось, что об этом доме Сергей Петрович знал и раньше: этот дом строился на его глазах, а его красная черепичная крыша даже была видна из окна кухни Сергея Петровича.

Они ходили вокруг трехэтажного дома из красного кирпича в восемнадцать пыльных окон, цокали языками, а Гижгурнов рассказывал, что дом этот был построен еще два года назад, но в нём так никто и не жил, хотя в доме было всё, и даже мебель. По словам Гижгурнова выходило, что хозяин этого дома – некто Владимир Иванович – уже и заканчивал строительство, и мебель покупал механически, по инерции, потому что к тому времени он взлетел так высоко, – в самую столицу, – что этот дом был ему уже и не нужен.

Потом вернулись допивать водку в школьную мастерскую. И уже пожимая друг другу на прощание руки, договорились вместе поехать на охоту к отцу Сергея Петровича, тем более что до начала охотничьего сезона оставалась всего одна неделя. Сергей Петрович, пожимая руку Гижгурнову, всё боялся смотреть в его лицо, чтобы не натыкаться глазами на его умоляющий и заискивающий взгляд. А с Всеволодом Всеславовичем Сергей Петрович на прощание даже пьяно расцеловался.

Когда Сергей Петрович остался в мастерской один, он заглянул в шкаф с инструментами и, убедившись, что свёрток в три кирпича стоит целёхонький на своём месте, сморённый усталостью, дымом, водкой и необычным для себя оживлённым разговором, тут же задремал на своём верстаке.

Разбудила его секретарша директрисы Оленька, показала подписанный в больнице Анжеликой Александровной приказ о назначении Сергея Петровича Жилина временно исполняющим обязанности директора школы и добавила, что Сергей Петрович назначен по совету самого Ласточкина, заезжавшего в больницу к Анжелике Александровне. И уже шёпотом прибавила, что Анжелика Александровна ещё просила ему передать, что просит прощения у Сергея Петровича за всё, что было между ними раньше и что Сергей Петрович один из самых лучших людей, которых она когда-либо встречала в своей жизни…

– А вы знаете, Сергей Петрович, – с каким-то особенным восторгом в голосе сказала Оленька, – Анжелика Александровна даже сказала, что вы самый лучший человек, которого она встречала… Так и сказала: «самый лучший»… Только просила вам этого не говорить…

После ухода Оленьки, Сергей Петрович снова открыл шкаф и снова убедился, что его свёрток на месте и стал раздумывать о том, куда бы его получше спрятать, но тут за ним пришла Лилечка, чего никогда раньше не бывало. Лилечка уже знала и о том, что в школе случился пожар, и о том, что Сергей Петрович вместе с Ласточкиным спасли жизнь Анжелике Александровне, и о том, что Сергей Петрович вместе с Ласточкиным забрались сегодня к ним в квартиру по пожарной лестнице; знала и о назначении Сергея Петровича.

С тяжёлой головой временно исполняющий обязанности директора школы Сергей Петрович Жилин, засыпая, придумывал ответ на случай, если Лилечка его вдруг спросит:

– И чего это тебя, Сережа, в такую рань в школу понесло?