Текст книги "Бегемот"

Автор книги: Владимир Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

В далёкой горной деревушке, откуда была родом Ву Ли, несмотря на бедность, детей каждый год рождалось так много, что её жители уже и не вспоминали о тех девушках, которых четыре года назад увёз военный отряд под командованием железнозубого и железнорукого офицера Ци.

Только один Ю всё никак не мог забыть свою сводную сестру, не мог забыть как они вдвоём, стоя под снегом, клялись друг другу в вечной любви, как смотрели на стаю диких гусей, на огромную луну, висевшую в небе над вершинами гор. Как они мечтали превратиться в диких гусей, взмахнуть крыльями и улететь на луну, где, как известно, всем детям Поддиной, растёт такой большой рис, что всего одним колоском этого лунного риса можно накормить целую деревню…

Когда ты сам стоишь на краю могилы и тебе уже нечего взять у жизни, трудно понять, отчего молодые люди у нас в Поддиной так безропотно покорны своей судьбе. Вот так и Ю, глядишь, и позабыл бы о своей Ву Ли, о своей клятве и стал жить как все – женился, завел детей, разводил бы свои любимые хризантемы и продавал бы их на базаре в ближайшем городке, исправно платил бы императорский налог, – если бы судьба не заставила Ю, как говорят у нас в Поддиной, «узнать вкус раскалённых углей».

Отец Ю, после смерти своей второй жены, матери Ю (мать Ву Ли умерла вскоре после того, как её дочь увёз военный отряд), женился в третий раз. Молодая мачеха отчего-то невзлюбила Ю и, чтобы поскорее избавиться от него, решила его женить. Ночью, накануне своей свадьбы, Ю сбежал из родной деревни в столицу и нанялся там продавцом в цветочную лавку.

Однажды в лавку, где работал Ю, вошёл покупатель – длиннобородый старик с бамбуковой палкой в руках: он искал семена редчайшего сорта белых хризантем «Лошадиная голова». Когда Ю высыпал на прилавок перед покупателем семена, старик обвинил Ю в том, что он хочет обмануть его и продать ему семена хризантем совсем другого сорта, известного у нас в Поддиной под названием «Порыв южного ветра». В ответ Ю вежливо, как и подобает продавцу и юноше, уважающему старость, поклонился покупателю и сказал:

– Сударь, в нашей лавке не обманывают покупателей, перед вами лежит самая настоящая «Лошадиная голова».

Ю попросил недоверчивого покупателя обратить особенное внимание на цвет семян, на их форму, на их запах и вкус, и даже предложил покупателю самому разжевать несколько семян, чтобы убедиться в том, что это действительно «Лошадиная голова», а вовсе не «Порыв южного ветра». Ю даже позволил себе заметить, что если по цвету, форме и запаху семена «Лошадиной головы» и «Порыва южного ветра» ещё, может быть, и можно перепутать, то уж вкус «Порыва южного ветра» никак нельзя спутать с вкусом «Лошадиной головы».

Но вместо того, чтобы последовать совету Ю и разжевать семена, старик вдруг так разозлился (быть может оттого что во рту у него не было ни одного зуба, и жевать семена ему было нечем), что даже ударил Ю своей бамбуковой палкой.

– Мальчишка, да как ты смеешь? Я всю свою жизнь, вот уже целых 90 лет, выращиваю цветы, а ты смеешь говорить мне, что это «Лошадиная голова»? И ты смеешь заставлять меня жевать этот «Порыв южного ветра»? Да меня знает вся Поддиная! – кричал старик, размахивая своей бамбуковой палкой. – Моё имя известно даже варварам в Далвардарии!

Ю уже собирался позвать себе на помощь хозяина, когда в лавку вошёл новый покупатель, одетый в дорогие шелковые одежды, расшитые золотыми и серебряными побегами молодого бамбука.

Вновь пришедший вначале с любопытством прислушался к спору, а затем, примостив на свой нос очки с такими толстыми синими линзами, каких Ю никогда и не видывал, наклонился над прилавком, долго разглядывал семена, щупал их, нюхал, и, только тщательно разжевав, поддержал в споре сторону Ю.

– Это действительно «Лошадиная голова»… – сказал незнакомец.

Но упрямый старик не сдавался, стоял на своем и спорил с новым покупателем до тех пор, пока тот не поклонился и не назвал себя:

– Я – главный императорский вертоградарь У…

Длиннобородый старик в ответ поклонился главному императорскому вертоградарю У и сказал:

– Я – вертоградарь Ку. Я так много слышал о вас, вертоградарь У. Я слышал от многих, что нет ничего прекраснее в Поддиной, чем императорский вертоград.

Услышав имя старика, вертоградарь У поклонился ещё раз:

– Вертоградарь Ку, о вас знает вся Поддиная… О вас знают даже варвары в Далвардарии. Я и сам каждый день заглядываю в вашу книгу «Руководство по выращиванию пионов». Но, как бы ни было глубоко моё уважение к вам, вертоградарь Ку, я прошу вас признать, что этот юноша прав. Это не «Порыв южного ветра». Это самая настоящая «Лошадиная голова».

Вертоградарь Ку поклонился вертоградарю У, вертоградарь У поклонился вертоградарю Ку, и они уже вместе сошлись в том, что Ю самый способный молодой человек, какого они когда-либо в своей жизни видели.

– Ведь вы согласны со мной, вертоградарь У, что нет выше искусства на земле, чем искусство выращивания цветов… – говорил вертоградарь Ку, выходя из цветочной лавки, прижимая к своей груди коробочку с семенами «Лошадиной головы».

– Безусловно, вертоградарь Ку, безусловно, но, к сожалению, далеко не все в Поддиной это понимают… – говорил вертоградарь У, выходя вслед за вертоградарем Ку из цветочной лавки. – Тем более отрадно, что наш император Ы так высоко ценит это искусство…

Можно было и совсем не упоминать ни о вертоградаре Ку, ни о вертоградаре У, если бы этот спор в цветочной лавке не переменил судьбу Ю, да и не только его одного: на следующее утро в цветочную лавку снова вошёл главный императорский вертоградарь У и предложил Ю стать его помощником.

Но вернёмся в императорский дворец. Целый месяц, пока Ву Ли болела после случившегося с ней обморока в Северном павильоне, насельницы гарема на все лады обсуждали вот что: одни говорили, что Ву Ли на самом деле в обморок не падала, что она только притворилась перед императором, другие же спрашивали первых: «Что же это за такое притворство, если у Ву Ли носом пошла кровь и сам император Ы этой её кровью написал стихотворение?» Но первые резонно отвечали вторым и вторых это даже, кажется, вполне убеждало, что «от Ву Ли можно ожидать чего угодно, она нарочно разбила себе нос об пол до крови, когда притворно падала перед императором Ы в обморок».

После выздоровления Ву Ли все ждали от неё какого-то особенного шага, и она этот особенный шаг сделала. Однажды вечером Ву Ли с разрешения самого императора Ы, под предлогом того, что она хочет своими руками вырастить для императора его любимые белые хризантемы, в сопровождении своих служанок, евнухов и дворцовых гвардейцев под командованием самого начальника дворцовой стражи офицера Ци (да-да, того самого железнозубого и железнорукого офицера Ци), отправилась за семенами белых хризантем к помощнику главного императорского вертоградаря У – да-да, к тому самому, румянец на щеках которого увековечил в своём стихотворении сам император Ы.

Надо сказать, что к этому времени каждая насельница гарема обзавелась собственным списком стихотворения императора Ы «О молодом садовнике и его лейке», того самого, которое и было, по мнению всего гарема, причиной ревнивого припадка Ву Ли.

Надо сказать и о том, что это стихотворение особенно полюбилось евнухам императорского гарема, усмотревшим в нём какие-то такие «новые веяния», которые, как они сами говорили, «подавали им робкие надежды».

Вот это стихотворение:

Учитель спросил ученика:

«Что снится верблюжьей колючке

В пустыне под полуденным солнцем?»

Ученик ответил:

«Сниться ей, о, мой учитель,

что она хризантема в саду императора…

Из своей запотевшей лейки

Её поливает мальчишка-садовник

Румяноликий как девушка»

Когда императорская фаворитка вошла в бедную хижину помощника главного императорского вертоградаря, она бросила на стол целую пригоршню золотых го и потребовала, чтобы он тут же отсчитал ей две сотни самых лучших семян хризантем двух сортов: сотню «Лошадиной головы» и сотню «Порыва южного ветра». Помощник вертоградаря Ю (а это был он) сам не поверил своим глазам, узнав в роскошно одетой даме свою сводную сестру Ву Ли. Ю упал перед ней на колени, стал целовать её руки, но императорская фаворитка сказала ему:

– Знаешь ли ты, неотёсанная деревенщина, что каждый, кто посмеет прикоснуться даже к одежде императорской наложницы, заслуживает смерти? Ты же посмел не только коснуться моих рук, ты посмел даже целовать их… Стоит мне сейчас только сказать об этом начальнику дворцовой стражи офицеру Ци и тебе сегодня же отрубят твою глупую деревенскую голову…

Когда Ю понял, что совершил преступление, за которое его ждёт смертная казнь, он разрыдался и принялся умолять императорскую фаворитку пощадить его и не доносить о его проступке офицеру Ци.

– Так и быть… – сказала фаворитка. – Я пощажу твою глупую деревенскую голову… Никто ничего не узнает, если ты сейчас же поклянёшься мне, что сегодня же ночью ты уйдёшь из императорского дворца навсегда…

После того как молодой вертоградарь поклялся ей сегодняшней ночью навсегда покинуть дворец, Ву Ли вышла из хижины и поспешила в гарем. Сегодня, впервые после её болезни, император Ы пригласил её в Северный павильон, и Ву Ли хотелось успеть закончить свой новый костюм, которым она собиралась удивить императора Ы завтрашним утром.

По её замыслу император Ы, проснувшись утром в одиночестве, непременно должен был хватиться Ву Ли. Дворцовая стража бросилась бы её искать и в конце концов, заметила бы незнакомого молодого вертоградаря в костюме из голубого шёлка, сеющего семена хризантем восточнее Северного павильона. А когда стража схватила бы молодого вертоградаря в голубом шелковом костюме и привела бы его к императору, то вот тут-то и выяснилось бы, что молодым вертоградарем оказалась бы сама Ву Ли.

Именно потому, что ей хотелось сейчас как можно скорее примерить на себя костюм вертоградаря, она и была сейчас так нетерпелива, что забыла взять семена у помощника вертоградаря Ю, и шла сейчас в гарем так быстро, что и её служанки, и евнухи, и даже охрана под командованием офицера Ци с трудом поспевали за ней.

Проснувшись перед рассветом в восточной спальне Северного павильона и вспомнив, что она так и не взяла у помощника вертоградаря семена хризантем, Ву Ли прошептала на ухо спящему императору Ы:

– О, мой император, позвольте вашей маленькой пташке развеяться и подышать свежим воздухом… Она не в силах далее переносить духоту Северного павильона и желает попорхать по ночному прохладному вертограду…

Ноги сами привели Ву Ли уже знакомой ей тропинкой к хижине молодого вертоградаря. Войдя в хижину, Ву Ли увидела, что молодой вертоградарь сдержал своё слово – внутри хижины никого не было; на столе лежали две коробочки: на одной было написано «Лошадиная голова», на второй – «Порыв южного ветра». Ву Ли открыла коробочки (в них вперемешку с семенами лежали золотые го), понюхала их содержимое, даже разжевала семена и только после этого спрятала коробочки в рукава своего платья.

Уже выходя из хижины, она заметила большие садовые ножницы, висевшие на стене и старую ржавую лейку, воспетую самим императором Ы, и, недолго думая, прихватила и ножницы, и лейку с собой.

«Ву Ли, тебе нужно быть внимательнее ко всему, что ты делаешь! Ты уже совсем взрослая, тебе уже исполнилось шестнадцать лет. Ты обдумала и передумала множество раз, каким должен быть твой костюм вертоградаря, пересмотрела целую сотню штук далвардайских атласов, алтабасов, аксамитов, камки, золототканых бархатов и парчи, перемеряла целую сотню пар сафьяновых да юфтевых ботиночек, обдумала целую сотню самых модных причёсок и ещё, наверное, целую тьму тьмущую разных мелочей, но ты забыла, что у вертоградаря непременно должны быть лейка и ножницы. Как же тебе раньше в голову не пришла такая простая мысль? А вот если бы ты подумала об этом раньше, то представляешь, какие красивые золотые ножницы, и какую чудную серебряную лейку можно было бы заказать главному императорскому ювелиру Фа. Ву Ли, сколько раз я тебе уже говорила, что ты всегда должна помнить, что ты всего лишь женщина и поэтому думаешь ты, как женщина; а для того, чтобы достичь того, чего ты желаешь достичь, какими бы разумными ни казались тебе твои женские мысли, прежде чем что-либо сделать, ты должна всегда помнить, что ты всего лишь женщина и ты должна заставить себя думать так, как думают мужчины… Глупая деревенская девчонка, сколько раз тебе можно повторять, что прежде чем что-нибудь сделать, ты должна ответить себе на три вопроса: как поступил бы на твоём месте твой сводный братец Ю? как бы поступил на твоём месте офицер Ци? и как поступил на твоём месте сам император Ы?»

Ву Ли так увлеклась разговором с самой собой, что даже сама не заметила, как свернула со знакомой тропинки, ведущей к Северному павильону, и забрела в такой глухой угол императорского вертограда, что теперь и не знала, как ей из него выбраться.

Вот тут-то, в этом глухом углу (в далёкой снежной Далвардарии такие глухие углы отчего-то называют «медвежьими»), выглянув из-за куста далвардайского крыжовника, она увидела прямо перед собой молодого вертоградаря, того самого, который поклялся ей сегодня же ночью навсегда покинуть дворец.

Он стоял под сливовым деревом на перевёрнутой вверх дном огромной плетёной корзине, в такие корзины вертоградари осенью собирают опавшие листья, и, казалось, внимательно разглядывал усыпанные цветами ветки сливы. Вдруг молодой вертоградарь выбил из-под себя ногами корзину, и его тело закачалось в верёвочной петле посреди вихря из посыпавшихся на землю белых лепестков… Ву Ли стояла за кустом далвардайского крыжовника и как зачарованная, смотрела, как утихает лепестковая метель…

Когда последний лепесток медленно упал на землю, она подошла к висевшему в петле телу юного вертоградаря, сама взобралась на плетёную корзину и, глядя прямо в лицо самоубийцы, прошептала:

– Я сразу узнала тебя, Ю… Ещё тогда, когда я впервые после четырёхлетней разлуки увидела тебя – когда ты поливал из своей старой лейки хризантемы возле Северного павильона… Я всё помню, я всё-всё помню… Я помню и заснеженные стебли бамбука, и перелётных диких гусей, помню, как сверкали алмазами вокруг нашей деревни снежные вершины гор… Я не забыла свою клятву о вечной любви… Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу… – сказав это, Ву Ли садовыми ножницами перерезала верёвку, и тело самоубийцы тяжело упало на землю…

Ваш покорный слуга хорошо помнит, как он сам расплакался, когда его бабушка впервые сказала ему эти слова: «Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу…» И хотя я сейчас, вследствие приобретённого мною жизненного опыта, не столь чувствителен, как в детстве, я признаюсь моим читателям, что несколько капель моих старческих слёз всё-таки угодило в мою тушницу, когда я писал эти слова: «Но теперь ты мёртв и моя клятва потеряла свою силу…», так что мои слёзы оказались смешанными с чёрной тушью на белом листе рисовой бумаги.

Признаюсь моим читателям и в том, что именно вследствие приобретённого мною жизненного опыта, эти слова мне сейчас кажутся куда более горькими и соленными, чем в далёком детстве. Да к тому же сейчас нет рядом со мной моей любимой бабушки Арро, сейчас некому, увидев мои слёзы, подмигнуть мне, щёлкнуть пальцем по моему носу, сунуть в мои руки маковую лепёшку и сказать, чтобы я не торопился распускать нюни, потому что история вертоградаря Ю на этом не только не закончилась, а, можно сказать, ещё даже и не начиналась…

Когда Ву Ли легко спрыгнув с корзины на землю, наклонилась над телом молодого вертоградаря и поцеловала его прямо в его посиневшие губы, Ю вдруг шевельнулся, открыл глаза и неожиданно заключил Ву Ли в свои объятия. А потом они, смеясь и плача, наперебой принялись рассказывать друг другу о годах, прожитых в разлуке, и только голоса императора Ы и дворцовых гвардейцев, отправившихся в вертоград на поиски пропавшей Ву Ли, разлучили их.

Когда император Ы увидел Ву Ли, он замер на месте как вкопанный – Ву Ли стояла под сливовым деревом на перевёрнутой вверх дном огромной плетёной корзине, и её шею, как змея, обвивала толстая пеньковая верёвка.

– В-ву Л-ли, что-то-то-то ты-ты-ты-ты зде-де-десь де-де-делаешь? – закричал император Ы (император Ы всегда заикался, когда был сильно чем-то взволнован).

– Мой император, прикажите вашей страже уйти, – тихо сказала Ву Ли.

Когда стражники отошли, император Ы шагнул к ней.

– Не подходите ко мне, – крикнула Ву Ли, её глаза наполнились слезами. – И вы, мой император, ещё спрашиваете меня, что я здесь делаю? Вы сами лучше скажите мне, что вы здесь делаете? Вы же не любите меня! Вы думаете, что я ничего не знаю? А я всё знаю… Я знаю, что вы не спешили позвать врача Ги, когда со мной случился обморок. Я знаю, что вы написали свои бессмертные стихи моей кровью простолюдинки. Конечно, я знаю, что ваши стихи прекрасны…

Опустела лейка в руках молодого садовника —

Все до последней капли выпили белые хризантемы…

В тушнице закончилась чёрная тушь…

Возьму кисточку, буду писать красной тушью…

– О, как прекрасна в этих стихах каждая буква… Я знаю, что пройдут сотни лет, и каждый школьник в Поддиной будет знать наизусть эти бессмертные буквы. Но не будем смешивать то, что следует разделять. Зачем вы подарили своей жене точно такое же бриллиантовое ожерелье, как и мне? Зачем вы подарили этой дурочке Дунь такие же шпильки для волос, как и мне? Вы что же думаете, что я не понимаю, что значит чёрная тушь и что значит красная? Вы же сами хотите моей смерти… Ну вот и оставайтесь со своей красноносой и красноглазой дурой Дунь!

Тут Ву Ли вскрикнула: «Прощайте, мой император!», оттолкнула ногой корзину и, согласно всем законам вселенной, должна была бы грохнуться на землю, если бы император Ы с криком «О, боже!», не бросился к ней и не подхватил её на руки; конечно, Ву Ли и не собиралась умирать из-за каких-то там шпилек и ожерелий, а поэтому только набросила один конец верёвки на ветку, а другой как можно более эффектно обвила вокруг своей шеи.

Ву Ли тут же доверчиво прижалась к императору и зашептала ему на ухо сквозь слёзы:

– Я всё равно убью себя… Я всё равно убью себя… Потому что мой император Ы совсем не любит свою маленькую пташку Ву Ли…

У императора Ы было доброе сердце, и он тут же пообещал подарить Ву Ли три бриллиантовых ожерелья и десять самых дорогих шпилек для волос, какие только найдутся в Поддиной. И хотя Ву Ли надеялась услышать от императора Ы не обещание подарить ей три ожерелья и десять шпилек, а обещание жениться на ней после смерти императрицы Юй (которая, как было известно всем во дворце, чувствовала себя всё хуже), Ву Ли решила не торопить события, ведь недаром у нас в Поддиной говорят: «сколько ни тяни стебель хризантемы из земли, а быстрее она не вырастет».

Найдётся немало сочинителей в Поддинской империи, которым вполне хватило бы событий одной этой ночи на целый роман. К счастью, чаша сия – зуд сочинительства, любовь к туши, кисточкам и рисовой бумаге, – меня миновала, а поэтому я только кратко доскажу то, чем эта ночь завершилась.

Мне, человеку старому, прожившему много лет на чужбине, где я был лишён возможности, как говорят в Далвардарии, «точить лясы-балясы», «чесать языком» и «судачить о том о сём» на родном языке, сейчас хочется немного побрюзжать на родном поддинском и к случаю заметить, что события, меняющие ход истории целых государств иногда случаются ночью при свете луны в глухих углах императорского вертограда, тогда как события, в которых участвуют седовласые министры, сановные вельможи и даже сам император, зачастую оказываются всего лишь шпилькой-финтифлюшкой в замысловатой причёске красавицы-истории; но продолжим наш рассказ…

За полночь дворцовая стража заметила возле Северного павильона двух человек – одного с фонарём, другого с лопатой. Вскоре выяснилось, что лопату держал в руках сам император Ы, а фонарь – неизвестный юноша-вертоградарь в голубом шелковом костюме, расшитом золотыми драконами.

Дворцовая стража тут же донесла об этом странном событии своему начальнику офицеру Ци, и тут же вслед донесла и о том, что император Ы теперь, кажется, даже собирается собственноручно вскапывать восточную лужайку возле Северного павильона.

Офицер Ци был не из тех, кто любил откладывать дело в долгий ящик: он немедленно сообщил о происходящем во дворце главному визирю Бо. Главный визирь Бо, в свою очередь, немедленно поднял с постели и главного императорского вертоградаря У и главного императорского врача Ги. Не теряя времени, офицер Ци объявил тревогу и стянул к Северному павильону всю внутреннюю стражу дворца и даже приказал пушкарям зарядить на дворцовых стенах все пушки и держать зажжёнными все фитили. Главный визирь Бо, чтобы не отставать в государственном рвении от офицера Ци, вызвал во дворец всех главных сановников Поддиной, а те, в свою очередь, вызвали своих бессчётных секретарей. Явились во дворец по приказу главного вертоградаря У и все вертоградари – старшие и младшие, и все их помощники. И только главный врач империи Ги не пригласил во дворец никого из своих коллег, потому что боялся конкуренции куда больше, чем смерти своих пациентов, но зато прямо среди ночи приказал закупить в столичных аптеках йода, зелёнки, бинтов и носилок на столько золотых го, сколько казна, кажется, не истратила на медицину даже и во время Четвертой осенней войны.

И дворцовая стража под командованием офицера Ци, и государственные министры, и сановные вельможи, и главный вертоградарь У, и главный врач Ги, и особенно императорский визирь Бо, все-все, как говорят варвары в далекой Далвардарии, где ваш покорный слуга прожил немало печальных лет, прямо-таки «из кожи вон на стену лезли», чтобы понравиться Ву Ли.

Государственные мужи, поливая из леек землю, шептались между собой, что «всё это больше похоже на дворцовый переворот, чем на садовые работы». И хотя об этом не было сказано ни слова, ни даже и полслова, все уже не сомневались, что после смерти императрицы Юй, новой императрицей непременно станет Ву Ли.

Всем показалось счастливым знаком, что в коробочках вперемешку с семенами хризантем лежали золотые го – символ мощи и процветания Поддинской империи. Сам император Ы бросал в землю золотые го вместе с семенами «Лошадиной головы» и «Порыва южного ветра» под аплодисменты своих подданных. С той самой ночи в Поддиной и возник обычай закладывать в новые клумбы хотя бы один золотой го, и родилась пословица «без золота даже хризантема не вырастет».

Все мальчишки Поддиной хорошо знают этот обычай, я и сам, когда был мальчишкой, не раз участвовал в самых настоящих побоищах на новеньких клумбах за императорский золотой го, после того как уходили садовники. Скажу без хвастовства, что мне самому частенько в награду в этих побоищах не только разбитый нос и синяк под глазом, но и сам императорский золотой го.

Мальчишкам всегда почему-то везёт больше чем старикам: я совершенно уверен в том, что если бы меня сейчас подвели к новенькой клумбе и оставили возле неё хоть бы и на целый день, да ещё и так, чтобы мне никто не мешал, то и тогда я вряд ли смог бы отыскать в ней свой золотой императорский го.

Я всё время увлекаюсь и забываю, что рассказываю не историю своей жизни, а правдивую историю вертоградаря Ю, которую мне рассказала моя бабушка, а поэтому мне всё-таки придётся сказать ещё и о том, что в ту весеннюю ночь цены на йод, зелёнку, бинты, носилки, садовые ножницы, лейки, лопаты и семена хризантем подскочили в столице в несколько раз. Владельцы аптек, садовых магазинов и цветочных лавок открывали двери своих заведений, потому что прямо посреди ночи многие столичные жители в подражание императору бросились высаживать у себя под окнами хризантемы, так что к утру вся столица стала похожа на клумбу.

Надо сказать, что если кто и пострадал этой ночью, так это были владельцы весёлых кварталов, потому что впервые за много сотен лет к ним не пришёл ни один посетитель, так все были увлечены в эту ночь разведением хризантем. Нельзя не упомянуть и о том, что жительницы весёлых кварталов тоже всю ночь высаживали белые хризантемы. Поэтому-то эту весеннюю ночь в Поддиной иногда в шутку называют не Ночью белых хризантем, а Ночью весёлых хризантем.

Несмотря на всю эту чехарду, к утру силами императора Ы, его фаворитки Ву Ли, главного визиря Бо, главного вертоградаря У, начальника дворцовой стражи офицера Ци, сотни вельмож и трёхсот вертоградарей круглая клумба, которая сразу же и получила название Большой императорской клумбы, была сооружена, засеяна «Лошадиной головой», «Порывом южного ветра» и золотыми императорскими го, а затем полита из сотни леек.

Позже всех узнали о ночных событиях в гареме. Говорят, среди евнухов этой ночью даже случилось что-то вроде бунта или мятежа, символом которого стала белая императорская хризантема. Евнухи так воодушевились, узнав, что император Ы был утром замечен стражей в компании юного вертоградаря, что даже кричали «Слава императору!», плакали от внезапно свалившегося на них счастья, и открыто говорили друг другу: «Вот он, этот долгожданный ветер перемен, теперь он всё сметёт на своём пути!»

В ту ночь у каждого евнуха за ухо был заложен цветок белой хризантемы, а поэтому-то после этого ночного «мятежа» и стали говорить про тех людей (о которых вы и без меня знаете), которые скрывают то, кем они являются на самом деле, что «у них из ушей растут белые хризантемы», а иногда добавляют и ещё кое-что, что вы и без меня знаете, если вы, конечно, не варвар, а подданный нашей великой Поддинской империи.

Гговорят, что именно этой ночью зародились первые тайные общества Поддиной, ведь недаром же и до сих пор символом многих тайных обществ считается лейка и садовые ножницы, а символом самых тайных из этих тайных обществ – фонарь и лопата…

Говорят, что только один человек во дворце так ничего и не узнал о событиях этой ночи – никто, ни друзья, ни злейшие враги императрицы Юй так и не решились донести ей о случившемся. Говорят, что это единственный за всю историю императорского дворца случай, когда все – и друзья, и враги императрицы поняли, какую боль принесёт ей это известие и пожалели её.

Сам же ваш покорный слуга, зная придворные нравы не понаслышке, а, испытав их на собственной шкуре, в милосердие и сострадание этих придворных пиявок и клопов поверить не может.

Вот так в императорском дворце появилась самая знаменитая клумба в Поддиной, ныне называемая Круглой императорской клумбой или Могилой вертоградаря Ю.

Говорят, что клумба возле Северного павильона называется Могилой вертоградаря Ю, потому что Ю был в ней похоронен, но я думаю, что это не так и вот почему: во-первых, никого и никогда, даже императоров, не хоронили в императорском вертограде, а во-вторых, на старинном плане императорского дворца, который ваш покорный слуга видел в императорском архиве своими собственными глазами, вместо надписи «Могила вертоградаря Ю», стояло «Могила Ву Ли»… Но ведь всем в Поддиной со школьной скамьи известно, что вертоградарь Ю умер раньше Ву Ли… Следует добавить, что и сама императрица Юй была убита не где-нибудь, а прямо на Большой императорской клумбе.

Все эти подробности я здесь привожу только для того, чтобы кто-нибудь более проницательный, чем я, объяснил, почему Круглая императорская клумба в императорском вертограде сначала называлась Могилой Ву Ли, а после Могилой вертоградаря Ю…»