Текст книги "Комиссар Дерибас"

Автор книги: Владимир Листов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

* * *

В Тамбов приехали днем. Порядком устали. Все трое находились в напряженно-ожидающем состоянии, поэтому почти не разговаривали. Не только Муравьева, но также Тузинкевича и Смерчинского занимала одна главная мысль: как встретит Федоров? Поверит ли?

Если Федоров получил указания от Донского, то должен будет устроить Муравьева и Тузинкевича на ночлег, накормить и обеспечить дальнейший путь. А Бронислав Смерчинский остановится у своего родственника Попова. В этом случае они не смогут сделать и шага в сторону тамбовского губчека.

Если же все окажется липой, то, как договорились, Тузинкевич отправится в ЧК и там согласует дальнейшие шаги.

«И все же не зря Донской дал пароль! – в десятый раз обнадеживал себя Муравьев. – Не может быть, чтобы он придумал все с ходу». Он прекрасно запомнил слова пароля и, независимо ни от чего, скажет их Федорову. Эти слова будут решать все: примет их Федоров или отвергнет. Встретит как друзей, единомышленников или откажется: «Не знаю, не знаю…» Больше всего Муравьев опасался последних слов «Не знаю, не знаю…». Его так не пугала опасность пребывания у антоновцев, как неудача в этом деле. Как тогда к нему будут относиться в губчека, в губкоме РКП(б)?

Муравьева обнадеживал еще и тот факт, что Федоров действительно существует и Донской дал ему правильный адрес. Тамбовские чекисты это проверили. Таким образом, начало положено. Но что кроется за этим дальше? Имеет ли Федоров отношение к антоновцам? Какую роль он играет? Пока все в тумане…

И вот они идут по тихим улицам Тамбова. Брать пролетку нельзя, чтобы не производить лишнего шума. Да и идти не далеко. Они изучили маршрут от вокзала до дома Федорова. К тому же Тузинкевич хорошо ориентируется в прямоугольниках городских кварталов, так как здесь уже бывал. Потеплело, но моросит дождь. Совсем недавно раскрылись почки на деревьях, набухают бутоны сирени, и стоит в воздухе пьянящий запах весны.

Тузинкевич шагал быстро и вел своих спутников уверенно, лишь время от времени посматривая на фонари у домов, на которых были написаны названия улиц.

Вот и Флотская. На этой улице живет Федоров. Нужный дом, вероятно, через два квартала. Тузинкевич остановился, повернулся к Муравьеву:

– Как пойдем дальше? Все вместе?

Наступала самая ответственная минута.

– На следующем углу расстанемся. Будете ждать меня там, – ответил Муравьев.

Последнюю часть пути шли не спеша.

– Ну, Евдоким Федорович, ни пуха ни пера! – Тузинкевич и Смерчинский остановились. – Мы будем ждать здесь. Если что – зови на помощь.

– Спасибо. В любом случае дам знать. Если будут хватать, то постараюсь крикнуть… Не поминайте лихом. – Муравьев пожал протянутые руки и уверенно зашагал дальше.

Вот и нужный дом. Он выглядит таинственно… Двухэтажный, бревенчатый, смотрит темными глазницами окон. Дом стоит в глубине двора, но хорошо просматривается о улицы. Сейчас день, а все окна зашторены. Есть ли кто-нибудь в доме?

Муравьев отворил калитку и вошел во двор. Поднялся на крыльцо и постучал три раза. Подождал две секунды и постучал снова: так было условлено. Тихо. Никаких признаков жизни. Ни звука, ни шороха. В доме не торопятся… Муравьев терпеливо ждет.

Наконец кто-то зашаркал в прихожей, и послышался женский голос:

– Кто там?

– Мне бы хотелось повидать господина Федорова. Я привез для него посылку. – Муравьев произнес слова, которым научил его Донской.

Продолжительное молчание. Потом задвигались запоры, отворилась тяжелая дверь, и пожилая женщина впустила его внутрь.

Муравьев оказался в большой полутемной прихожей. Женщина предложила снять пальто и пригласила пройти в комнату. Окно в комнате не было зашторено, но, несмотря на это, в ней царил полумрак. И Муравьев не сразу увидел мужчину, который внимательно его рассматривал. Это был хозяин дома.

– Чем могу служить?

Пожилой господин с подстриженной бородкой пошел ему навстречу. Ростом он был выше Муравьева и значительно старше. На располневшей фигуре складно сидел костюм из чесучи. Подойдя почти вплотную к гостю, он снова тихо спросил:

– Что вам угодно? – Чувствовалось, что он умышленно говорит тихо, чтобы никто не мог подслушать. «По-видимому, хозяин привык к подобным визитам», – подметил Муравьев.

– «Здесь продается картина Саврасова?» – Эти слова пароля Муравьев твердил тысячу раз, а сейчас выдавил из себя с трудом. Пытливо смотрел на хозяина и напряженно ждал ответа. «Что он скажет? Сочтет ли Муравьева ненормальным, выгонит из дому и на этом все прекратится? Или ответит как полагается?»

Хозяин не торопился. Еще раз внимательно оглядел Муравьева, о чем-то подумал. Может быть, увидел, что Муравьев волнуется… Наконец так же тихо сказал:

– «Картину Саврасова я продал три дня тому назад…»

Муравьев облегченно вздохнул. Федоров по-своему истолковал невольное волнение молодого человека: он устал, не привык к такого рода встречам, еще молод.

Муравьев окинул взором комнату: мягкий ковер на полу, лепной потолок, резной шкаф у стены – все это говорило о достатке хозяина. Но Федоров продолжал стоять, ожидая дальнейших объяснений. И гость сказал:

– Моя фамилия Муравьев. Ваш адрес дал мне Донской.

Теперь мужчина доверчиво улыбнулся.

– Здравствуйте. Донской мне о вас говорил. – Хозяин протянул руку с длинными холеными пальцами. Муравьев пожал ее, и ему показалось, что он подержал в руке колодезную лягушку: такая мягкая и холодная рука была у Федорова. – Проходите, садитесь…

– Здравствуйте. – Муравьев сразу вспомнил о своих товарищах, которые ожидали его на улице и также волновались, как он. Поэтому сказал: – Я не один. Вы понимаете. Вместе со мной два человека, которых я взял для связи. Если разрешите, я их позову?

– Да, конечно. – Федоров понимающе кивнул и проводил Муравьева до двери.

Муравьев оделся и вышел на улицу. Тузинкевич издали увидел его, но с места не тронулся. И только после того как Муравьев подошел вплотную, тихо спросил:

– Как?

– Все нормально. Принял как полагается. Идемте все. Вы, Чеслав, будете находиться при мне, а вы, Бронислав, постарайтесь занять хозяйку дома.

Когда Муравьев и его спутники возвратились в дом, стол был накрыт для обеда. Федоров познакомил их со своей женой и пригласил к столу. Жил он в достатке, и обед был сытным. От водки гости отказались, отчего хозяин проникся к ним уважением. За столом вели самые общие разговоры: Федоров расспрашивал, как доехали, какая обстановка в Воронеже. Муравьев интересовался Тамбовом, условиями жизни населения.

После чая Брониславу Смерчинскому, а он был статным, красивым молодым человеком, удалось увлечь разговором уже немолодую жену Федорова, и они ушли в другую комнату, откуда время от времени раздавался смех.

Муравьев и Федоров остались сидеть за столом, а Тузинкевич сел на диван и стал рассматривать какой-то журнал.

Еще недавно, каких-нибудь три-четыре года назад, Федоров, не задумываясь, задушил бы Муравьева собственными руками, без сожаления, если бы знал, что такие, как Муравьев, будут пытаться устанавливать в России новые порядки. Сейчас он вынужден был принять его у себя дома как гостя, так как не было в России другой силы, кроме эсеров, которая могла бы еще внушить подобным ему надежды на перемены. А Федоров был готов пойти на союз о кем угодно, лишь бы изгнать большевиков.

– Господин Донской рассказывал мне, – Федоров перешел к деловому разговору, – что у него остались хорошие воспоминания от визита в Воронеж. Мы надеемся, что с вашей помощью удастся установить нужные связи в Москве. Это должно быть лестно для вас, молодой человек. – Федоров, улыбаясь, смотрел на Муравьева.

– Донской мне тоже понравился. С ним можно иметь дело.

Муравьев решил показать, что и он кое-что значит. Федоров это понял.

– Главное сейчас, – продолжал Муравьев, – объединить все силы для борьбы с большевиками. – Он посмотрел на Федорова, чтобы угадать реакцию. Тот одобрительно кивнул головой. – Что касается будущего России, то об этом можно договориться потом.

– Вы говорите от себя или у вас имеются инструкции?

– Я поддерживаю постоянную связь с Москвой. Это, по-видимому, вам известно. Приехал к вам затем, чтобы совместно выработать согласительную политическую платформу между левыми социалистами-революционерами, конституционными демократами и армией Антонова. Должен вам пояснить, что у эсеров имеется несколько течений. Но сейчас левые эсеры, которых я представляю, объединились с правыми для совместной борьбы.

– Видите ли, – Федоров говорил осторожно, словно бы рассуждая сам с собой, – я бывший рядовой член партия кадетов и не имею никаких полномочий для переговоров о выработке согласительной платформы. Вопрос этот весьма сложный и важный, и решить его могут только комитеты партий на высоком уровне, но не рядовые члены.

Муравьев насторожился. Заявление Федорова заставило его задуматься. Прием получался довольно холодный. Почему? Действует ли Федоров от себя лично или получил такие инструкции? Путь дальше к антоновцам будет закрыт, если не удастся договориться здесь по принципиальным вопросам. Федоров попросту не окажет содействия, а без него туда не попадешь. По-видимому, нужны более веские аргументы.

– Мне известно, что руководство нашей партии ведет за границей переговоры с членами ЦК партии кадетов, – нашелся Муравьев. – Больше того, недавно в Москву приезжали представители вашей партии и генерала Деникина. Состоялись важные переговоры. Это я говорю вам по секрету. Надеюсь, я могу доверить вам эту тайну?!

– Ну-у! – Федоров так и подался вперед, услышав о Деникине. Заулыбался. – Дай-то бог! – Он стал весь светиться, вся его чопорность исчезла.

– Я не знаю подробностей переговоров, но мне точно известно, что они будут продолжены, – закончил Муравьев.

Теперь задумался Федоров. Сообщение гостя его заинтриговало, в этом не было никаких сомнений. О чем он думает? Муравьев терпеливо ждал. Тузинкевич, который прислушивался к беседе, стал напряженно смотреть то на одного, то на другого собеседника.

– Не смог бы я принять участие в переговорах с представителем генерала Деникина? – неожиданно спросил Федоров. – Могли бы вы это организовать? – Муравьев понял, что известие о новых силах, выступающих против большевиков, было для него притягательно.

– Вы действительно хотели бы участвовать в таких переговорах? – удивился Муравьев. – И имеете возможность поехать в Москву?

– Несомненно. Это, конечно, трудно. Но у меня сохранились кое-какие связи в Москве…

– Хорошо, – решительным тоном сказал Муравьев. – Здесь, в Тамбове, останется мой помощник. – Муравьев кивнул в сторону другой комнаты, откуда раздавался негромкий разговор жены Федорова и Бронислава. – Я поручу Смерчинскому связаться с Москвой, и он все организует. Вас это устроит?

– Вполне. Я и сам собирался в Москву, меня просил съездить туда еще и Донской.

– А как же я смогу попасть к товарищу Антонову? Донской мне сказал, что вы можете оказать в этом помощь.

– Завтра я все устрою. Это несложно. – Федоров стал разговаривать с Муравьевым как с равным. Он понял, что за этим молодым человеком стоят определенные политические силы. – Я сведу вас с одним человеком, который организует поездку.

* * *

Нина Ивановна Дерибас привезла в Москву из Петрограда своего мужа в середине мая. Терентий Дмитриевич чувствовал себя уже хорошо, даже заметно поправился на больничных харчах. Но рана давала о себе знать, и без палки передвигаться ему было трудно.

В Москве было тепло, Зеленели газоны, деревья покрылись нежной листвой, и все кругом распускалось и расцветало.

Терентий Дмитриевич несколько дней сидел дома, выходил только на балкон подышать воздухом. Вскоре ему это надоело, передвигаться стало легче, и он вышел погулять на улицу. Он убедился, что может уже ходить самостоятельно. И однажды утром не выдержал: побрился, тепло оделся и отправился на службу. Вошел в кабинет к Самсонову.

– Ты чего явился? – удивился тот.

– Не могу, Тимофей Петрович. Не время отлеживаться дома.

– Не мудри, – отрезал Самсонов. – Да и какой ты сейчас работник?! Вот окрепнешь как следует, тогда и приходи.

– Но думать-то я могу?!

– Думай, думай сколько хочешь. Только в дела не лезь. – Самсонов углубился в чтение какой-то бумаги. Потом не удержался, сказал: – Вот письмо из Тамбова. Муравьев уехал в антоновскую армию. А к нам, в Москву, собирается Федоров. Сейчас пойду докладывать Дзержинскому, а ты отправляйся домой.

Самсонов вернулся с доклада не скоро, но Дерибас все еще сидел в кабинете.

– Ты еще здесь? Чего ты хочешь?

– Тоже участвовать в этом деле. – Голос Дерибаса был решительный. Самсонов посмотрел на него, смягчился и спросил:

– Ну что ты можешь в таком состоянии?

– Все, что нужно. Я начинал дело. Имею я право его продолжить?

– Имеешь… Хорошо. Федоров приедет завтра. Послезавтра я пойду на встречу с ним и буду выступать в роли деникинского офицера. Такое принято решение. Ты организуй наблюдение за этим типом. Согласен?

– Согласен.

Помолчали. Неожиданно Самсонов спросил:

– Помнишь, в Петрограде ты дал мне адрес профессора Шокина?

– Конечно.

– Помог нам тогда старик. Был я у него… Петроградские чекисты раскрыли крупный заговор, готовилось восстание в северной и северо-западной областях Республики. Сейчас ведется следствие.

– Большая организация?

– Несколько сот человек. Найдены динамит, оружие, тайная типография.

– Феликс Эдмундович тогда, перед отправкой чекистов на подавление кронштадтского мятежа, нас предупреждал…

– Слушай дальше, – продолжал Самсонов. – Ближайшей целью заговора была подготовка людей для переворота. Важнейшим средством они считали террор и диверсии. Они взорвали памятник Володарскому, организовали ряд покушений. Хотели совершить налет на поезд Красина и забрать золото и ценности. Организация готовила серию взрывов на Нобелевских складах, поджог 1-го государственного лесозаготовительного завода, убийство комиссара Балтфлота Кузьмина.

Главарь организации Таганцев вместе с бывшим князем Шаховским организовал в Петрограде и в Москве ряд банковских подпольных контор для подрыва экономики страны и реализации ценностей за границей. Критикуя стремление Колчака, Деникина и других белых генералов свергнуть Советскую власть с помощью империалистических государств, путем интервенции, Таганцев пришел к выводу, что нужно взрывать Советскую Россию изнутри, поднимать против нее народ, бунтовать! Представляешь себе?!

– Так ведь это новая тактика контрреволюции! И одним из проявлений этой тактики является антоновщина! – воскликнул Дерибас.

– Конечно же! – подтвердил Самсонов. – «Союз освобождения», являющийся кадетской организацией, имел чрезвычайно расплывчатую программу. Монархист Таганцев в целях привлечения социалистических групп выдвигает кронштадтский эсеровский лозунг так называемых «свободных перевыборов» в Советы. Представляешь, до чего дошли! Все заодно – монархисты, кадеты, эсеры! Они заявляют, что под «свободными» Советами признают сколоченные на их лад органы власти. Этот лозунг им был необходим, прежде всего, для отстранения от власти большевиков.

– Смотри, что делает контра! А ты говоришь – сиди дома. Да как я могу сидеть дома?! Давай мне поручения, Тимофей Петрович!

От Самсонова Дерибас прошел в свой кабинет. Вызвал начальника группы, рассказал ему о задании – организовать наблюдение за Федоровым.

– Держите меня все время в курсе событий.

– Хорошо.

Договорившись о некоторых деталях, Дерибас возвратился домой. Нина Ивановна уже пришла с работы.

– Где ты был?

– Заходил к Самсонову.

– Опять рвешься в бой! Ну хоть бы поправился как следует.

К ночи у Дерибаса разболелось бедро. Он выпил какую-то микстуру. Уснуть долго не мог. В голову лезли разные мысли, а главное – думал о предстоящем приезде в Москву антоновца и о встрече с ним Самсонова. «До чего же обнаглели! Не боятся ехать в столицу… Да-а, туго, видно, им. Ищут связей и поддержки. Сами по себе задохнутся и передерутся, как пауки в банке. Это ясно. Но для нас от встречи с Федоровым зависит многое!»

Проснулся рано. Было совсем светло. Сквозь прикрытые портьеры проглядывало солнце. Июньское утро было теплым. Оделся, сделал небольшую зарядку, такую, как научили его в госпитале: чтобы лучше работали суставы.

Пришел на службу раньше всех. Хотел познакомиться с накопившимися за время болезни материалами, посмотреть, нет ли чего нового из Тамбова. Услышал, как стали хлопать двери других кабинетов. Потом один за другим заходили сослуживцы к нему и задавали один и тот же вопрос:

– Ну как?

Всем Дерибас пожимал руки и шутливо отвечал:

– Лучше всех!

Разговаривал, шутил, а все время думал о Федорове: «Как он там? Взяли под наблюдение или нет?»

В час дня не выдержал, позвонил начальнику группы:

– Почему не звоните? Как у вас дела?

– Все в порядке, Терентий Дмитриевич. Ведем наблюдение, результаты доложим вечером.

– Приехал или нет?

– Приехал, приехал. Уже в городе.

Успокоенный Дерибас спустился в столовую. Она находилась на первом этаже. Народу было много, все друг друга знали, делились новостями, но Дерибасу разговаривать не хотелось. Да и рассказывать об операции он не мог, сел в угол за свободный столик.

– Что, Терентий Дмитриевич, невесел? – К нему подошел его старый друг Валерий Михайлович Горожанин.

– О, Валерий, садись. Ты почему здесь? И почему не зашел ко мне?

– Приехал только вчера и собирался зайти. Да вот увидел тебя здесь и рад встрече. Как нога?

– А-а… – Дерибас махнул рукой. – Болит. Еще, говорят доктора, долго будет болеть. Да не в этом дело… Работать надо.

– Это верно. Сейчас лезут все: от монархистов до эсеров, – чтобы спихнуть большевиков. За свою собственность они готовы нас вешать на деревьях, стрелять и бить.

– Ты прав… Как твои дела?

– На днях еду на Украину.

* * *

Записку с описанием наблюдения за Федоровым принесли только в одиннадцать часов вечера. Привычный лаконичный отчет, но как много он говорит чекисту! Дерибас сразу углубился в чтение.

Поезд из Тамбова прибыл в 11 часов 25 минут, с опозданием на 10 минут. Федоров Дмитрий Федорович, в дальнейшем Фараон, вышел из спального вагона последним. В руках у него был коричневый кожаный чемодан средних размеров.

Приметы Фараона: рост выше среднего, лет 50—52, волосы русые; небольшая, аккуратно подстриженная бородка, одет в темно-серый костюм в полоску; на ногах – черные полуботинки. Особых примет нет.

Фараон вышел на вокзальную площадь, нанял извозчика и приехал в Газетный переулок, где проживает его сестра. Пробыл там два часа. Вышел без чемодана. Пришел на Тверскую, шел медленно, рассматривая витрины магазинов.

Посетил Коммунхоз. Поднялся на второй этаж в общий отдел, где встретился с Тимофеевым А. Я.

Тимофеев Александр Яковлевич, 56 лет, бывший присяжный поверенный, одинокий. Ранее состоял в партии кадетов.

В Коммунхозе Федоров пробыл недолго. Вышел, нанял извозчика, приехал снова в Газетный переулок к сестре, откуда до вечера не выходил.

Поздно вечером вышел из квартиры сестры. Медленно пошел по переулку, увидел извозчика, остановил, сел и велел гнать. Кружным путем приехал к Никитским воротам. Сошел с пролетки, огляделся. Подошел к Гранатному переулку, быстрым шагом зашел в дом № 9, квартира 16, где проживает Тимофеев А. Я.

На этом докладная записка заканчивалась.

* * *

Когда Федоров зашел к Тимофееву, тот сразу стал выговаривать:

– Что же это вы, Дмитрий Федорович?! От вас-то я этого никогда не ожидал. Явиться прямо на службу! Сотрудники, с которыми я работаю, вас видели и заприметили. Разве так можно!

– Александр Яковлевич, прошу прощения, но другого выхода у меня не было. Свой домашний адрес вы мне не сообщили, а дела не терпят отлагательств, – громко заговорил, пытаясь оправдаться, Федоров.

– Да замолчите же вы наконец! Ничему-то вы не научились, – зашипел на него Тимофеев. – За стеной живут соседи и могут услышать. Вы хотите угодить в ЧК?

Федоров насупился. Прием был не из деликатных. Он так и остался стоять посреди полупустой комнаты, где, кроме неприбранной кровати, платяного шкафа, непокрытого стола и пары стульев, ничего не было.

Немного успокоившись, Тимофеев предложил, указав на стул:

– Присядьте. Зачем я вам срочно понадобился?

Федоров поднял голову, тяжело вздохнул и тихо, полушепотом спросил:

– Александр Яковлевич, вы знаете о событиях в Тамбовской губернии?

– Знаю.

– Там бунт. Туда сбежалось много кулаков, зажиточных крестьян, недовольных политикой большевиков.

– Ну и что же?

– Движение все разрастается, но оно принимает чисто бандитские, а не политические формы. Это движение необходимо направить в правильное политическое русло, оздоровить его идейно. Вы понимаете, придать идейную направленность. – Федоров все более возбуждался. Снова стал говорить громко.

– Тс-с, – остановил его Тимофеев. Он все еще сомневался, стоит ли связываться с Федоровым, который действовал так неосторожно, но которого он знал как человека умного и способного, хотя и слабых нравственных правил. Поэтому Тимофеев продолжал держаться осторожно. – Что мы сейчас можем? У нас нет никаких сил и связей… Какое принять участие? Какую придать идейность?

– Об этом я и приехал спросить вас, Александр Яковлевич. Вы занимали руководящее положение в партии кадетов. У вас остались связи… А вы спрашиваете, что делать?! Вы мне не доверяете?

– Ну что вы, батенька! Вас-то я знаю. – Тимофеев стал говорить более доброжелательно. – Вам я могу сказать: кое с кем я встречаюсь. Иногда вижу Николая Михайловича Кишкина. Вы его должны знать. Это член ЦК нашей партии и бывший член Временного правительства. Могу при случае рассказать ему, но не знаю, что из этого получится.

– Движение, которым руководит Антонов, очень многообещающее. Там реальные силы. Но у них нет оружия, вернее, мало. Во что бы то ни стало нужно получить оружие. А главное, сам принцип – нет целеустремленности. Это движение нужно прибрать к рукам, – с горячностью в голосе повторил Федоров, – ну хотя бы путем объединения кадетско-эсеровских сил для придания идейной направленности. Я и прибыл к вам с той целью, чтобы убедить ЦК партии кадетов в необходимости установить контакт с ЦК левых эсеров и выработать согласительную платформу по совместной вооруженной борьбе с большевиками. Если мы это упустим, история нам не простит.

Тимофеев задумался. Потом покачал головой и сказал:

– Мне думается, что никаких результатов здесь, в России, добиться не удастся из-за отсутствия ЦК кадетов в Москве. Ведь вы знаете, что все сейчас там. И вряд ли Николай Михайлович сможет что-либо сделать. Нужно ехать за границу… И все же я поговорю с Кишкиным. Это я вам обещаю… Я постараюсь выяснить у него местонахождение ЦК партии кадетов. Зайдите ко мне послезавтра.

Федоров покинул квартиру Тимофеева с надеждой, что ему удалось склонить этого политикана на свою сторону: «У него-то связи остались. И дело пойдет на лад…» Потом стал размышлять о том, что ему предстоит завтра. Завтра должна состояться важная встреча с представителем генерала Деникина. Увидятся они в 10.30 вечера, когда начнет темнеть. Все развивается по плану…

* * *

Самсонов с утра стал готовиться к разговору с Федоровым. Нервы у него были хоть и крепкие, но видно, что ему не по себе. Дерибас, который то и дело заходил к нему, чтобы информировать о ходе наблюдения за Федоровым, заметил это сразу. Последний раз Дерибас доложил в 19.00: «Ничего особенного в поведении Федорова за день не отмечено. Ходил по магазинам, никого не посещал». Они заговорили о предстоящей встрече.

– Что мне надеть? В каком виде может появиться в Москве деникинский офицер? Как ты считаешь, Терентий Дмитриевич? – спросил Самсонов, и уже в этом вопросе Дерибас почувствовал его волнение. Да и он сам переживал не меньше…

– Прежде всего, ясно, что не в офицерской форме, – пошутил Дерибас. – Я думаю, что в костюме, недорогом, чтобы не выделяться из общей среды, но хорошо сшитом.

– Так. А головной убор? Ботинки?

– Мне кажется, что лучше надеть кепку. Большинство москвичей ходит сейчас в кепках.

– Так, так, так… – Самсонов походил по кабинету. – А какое у меня ранение? Твоя идея мне понравилась, но как ее воплотить в жизнь, как сделать, чтобы это было видно?

– Нога или бедро, как у меня. Можно слегка прихрамывать, идти с палочкой…

– А нужно ли это? Какое влияние будет все это иметь на характер разговора человека? Да и походить мне, может, придется порядочно…

Против этого нечего было возразить.

– Да-а… Ты прав…

Самсонов подошел к раскрытому окну. Постоял.

– Как сегодня тепло на улице. Настоящее лето… Вот что! Я думаю, что ранение у деникинского офицера все-таки будет. И лучше всего – в голову. В этом случае даже что-нибудь сказанное невпопад вполне объяснимо и оправдано. Нужно так забинтовать, чтобы было видно, но не бросалось в глаза… А поверх бинтов надеть кепку.

– Верно.

Наступил вечер. К 20.00 все были наготове: и Самсонов, и Дерибас, и сотрудники наблюдения. В 21.00 Самсонов вышел из здания и сразу окунулся в толпу прохожих. На нем был темно-синий костюм, светлая сорочка с галстуком, черные полуботинки. Из-под кепки выглядывали белые бинты.

На Лубянской площади Самсонов взял пролетку и велел ехать на Кудринскую площадь, где была назначена встреча с Федоровым.

К месту встречи Самсонов прибыл на пять минут раньше. Посмотрел на часы, расплатился с извозчиком, прошелся немного по улице. Точно в назначенное время он вошел в аптеку. У прилавка, несколько в стороне, стоял пожилой господин с тросточкой в правой руке. Он рассматривал какую-то бумажку, возможно рецепт. Самсонов опознал по приметам Федорова и направился к нему.

– «Извините, здесь не продают лекарственную сушеницу? Или ее лучше купить в аптеке на Мясницкой?» – Самсонов четко произнес слова пароля и смотрел на Федорова.

– «Какое совпадение! Я вот тоже имею рецепт на сушеницу». – Федоров потряс бумажкой. Натянуто улыбнулся. Протянул руку, чтобы поздороваться.

– Может быть, прогуляемся? – предложил Самсонов.

– Как вам угодно.

На улице Самсонов взял Федорова под руку.

– Мне передали, что вы хотите меня видеть. Чем могу быть полезен?

– Простите, как вас называть? – спросил Федоров.

– Зовите меня Завидовым. А вас?

– Меня – Горским.

– Вы хотели обсудить со мной какие-то актуальные вопросы, – осторожно продолжал Самсонов.

– Видите ли, речь идет о некоторых аспектах политической ситуации в России. Не могли бы вы поделиться со мной сведениями об имеющихся на этот счет возможностях?

– Я доверяю тем людям, которые уговорили меня на эту встречу. Поэтому вам кое-что расскажу. – Они на минуту остановились. Самсонов огляделся по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь, и продолжал: – У нас имеется крепко сколоченная организация с филиалами в ряде городов…

– Есть филиал и в Тамбове? Извините, что я перебил вас, – не удержался Федоров-Горский.

– Нет, в Тамбове пока мы еще не создали… У нас есть оружие, несколько складов.

– И много? – опять перебил Федоров.

– Оружия достаточно. Во главе нашего дела стоит «руководящий штаб», которому я должен буду доложить и о сегодняшней встрече с вами. Что я могу доложить штабу?

– Речь идет об объединении всех антибольшевистских сил для совместной борьбы с Советами. – Федоров заговорил откровенно, уверовав в подлинность организации, которую представлял Самсонов. – Я связан с армией Антонова, являюсь членом ее оперативного штаба. Нам требуется оружие. Много оружия.

Прогуливаясь по улицам, они проговорили около двух часов. Федоров выяснял возможности «организации», которую представлял «деникинский офицер». Последний, в свою очередь, выяснял замыслы антоновских главарей. После полуночи они расстались, договорившись о встрече через день.

Распрощавшись с Федоровым, Самсонов пришел в ВЧК. Доложил Дзержинскому.

Выслушав Самсонова, Дзержинский сказал:

– Да, это очень опасный враг. Его нельзя выпускать из виду ни на минуту.

Дерибас дожидался возвращения Самсонова и договорился с ним о программе действий на следующий день. В середине дня Дерибасу доложили:

– Терентий Дмитриевич, Фараон посетил Внешторг. Был в кабинете у Гольдштейна. Того на месте не оказалось, и тогда Фараон в столе личного состава узнал его домашний адрес.

А в 18.00 начальник группы взволнованным голосом доложил:

– Терентий Дмитриевич, с Фараоном творится что-то непонятное. Посетив квартиру Гольдштейна, он вдруг стал усиленно оглядываться. Часто останавливался и осматривал всех, кто шел за ним. Заходил в проходные дворы и выжидал, кто пойдет следом. Потом взял пролетку, приехал на вокзал и купил билет на поезд, отправляющийся сегодня вечером в Тамбов.

Это сообщение Дерибаса не на шутку встревожило. Он доложил Самсонову.

– Что ты предлагаешь?

– Арестовать, и немедленно.

– Ну, ну, не паникуй, – сказал Самсонов. – Арестовать успеем.

– Если он заметил слежку, то сумеет от нее и удрать, – настаивал Дерибас. – А что будет, если Федоров проберется к антоновцам? В Тамбов пускать его нельзя. Ведь там, у антоновцев, Муравьев, Тузинкевич и Смерчинский. Федоров может их погубить.

– Я доложу Феликсу Эдмундовичу. Если будет решение арестовать, то допрашивать Федорова будешь ты. Тебе приходилось вести следствие?

– Нет. За исключением того, что меня самого неоднократно допрашивали жандармы, – пошутил Дерибас. – Но постараюсь справиться.

В тот же день, поздним вечером, Федоров был арестован.

Спустя два часа его привели на допрос к Дерибасу. Он держался высокомерно и, как только вошел в кабинет, резким голосом спросил:

– На каком основании?

– Садитесь, гражданин Федоров, – не отвечая на вопрос, спокойно сказал Дерибас, указывая рукой на стул. Это спокойное обращение, тишина в кабинете повлияли на арестованного, и он стал сдержаннее.

– На основании ордера, который был вам предъявлен, – только теперь ответил Дерибас на заданный ему вопрос.

– В чем меня обвиняют?

– До этого мы дойдем. В свое время, как полагается по закону, вам будет предъявлено обвинение. А сейчас ответьте, пожалуйста, мне на вопросы.

Дерибас спросил у арестованного его фамилию, имя, год рождения, место работы, адрес проживания, социальное происхождение. Все это было ему хорошо известно, но так полагалось делать. Заполнив анкету, он положил ручку на стол и спросил:

– Вы зачем приехали в Москву?

– В командировку, – не моргнув глазом, ответил Федоров. – В моих документах это указано.

Дерибас достал из папки личные документы Федорова, отобранные при обыске, и углубился в чтение:

«Действительно на шесть месяцев.

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Предъявитель сего, тов. Д. Ф. Федоров, назначен уполномоченным по Тамб. губ. по закупке лошадей, фуража и предметов гужевого инвентаря для Петрограда и Петроградской губернии.