Текст книги "Стук тыгдымского коня (СИ)"

Автор книги: Владимир Бриз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Annotation

Мы гуляли-веселились. Подсчитали-прослезились.О войне которую каждый вел сам с собой.

Бриз Владимир Николаевич

Бриз Владимир Николаевич

Стук тыгдымского коня

Когда-то, будучи ребенком,

Я был кудрявым негритенком,

В пустыне жили мы тогда,

И ели вкусно.... Иногда.

Вячеслав Солопов (физик-полицейский)

Эпилог

Июль 1994г

Город досматривал последние сладкие сны. Небо, затянутое багровыми тучами, замерло в ожидании первых лучей солнца. Внизу же безраздельно царила темная летняя ночь, уступая редким фонарям лишь небольшие пятна освещенной местности.

На балконе девятиэтажного студенческого общежития сидели двое парней. Один из них, одетый в вытянутые трико и майку, был худой и длинный. Уши у него сильно топырились. Второй – приземистый, мускулистый молодой человек был в шортах и дырявых шлепанцах, у ног его стояла батарея бутылок и два стакана. Всю ночь двое приятелей пили портвейн и вели философские беседы. Блаженное состояние, достигнутое усердным возлиянием, наполняло их души покоем. Разговор шел о добром, вечном, прекрасном и непостижимом. Вокруг было тихо, пустынно и торжественно.

Неожиданно раздался грохот, зазвучавший в ночной тишине просто оглушительно. Будущие светила точных и прикладных наук свесились через перила и узрели в неровном свете фонарей мужской силуэт, шагавший чуть скособочась. На плече он тащил огромную сумку и пинал впереди себя пустую алюминиевую банку. Собственно источник шума, вызвавший любопытство.

– Пиво пьет, – заметил лопоухий, гася о перила окурок.

– Выпил, – поправил его крепыш и потянулся за бутылкой. – Что-то я не пойму – то ли рано, то ли поздно он возвращается домой?

Он приложил бутылку к уху и, словно надеясь получить ответ на свой вопрос, постучал ногтем по стеклу.

– Это смотря из каких изначальных условий исходить, – лопоухий пододвинул свой стакан. – Если его дома ненаглядная ждет, чтобы по дыне настучать, значит поздно. Чего бутылку греешь? Наливай. Вот... А если его выгнали из чужого дома ни свет, ни заря, значит рано. А может одновременно и то, и то. Исходя из систем координат, находящихся в них теток. Вернее, из точек отсчета их бодрствующих тараканов. Хотя, тараканы теток – весьма относительны.

Крепыш бережно наполнил стаканы, подумав, долил еще по чуть-чуть, и провозгласил: – За теорию относительности!

Внизу силуэт пнул банку в кусты, и свернул к общежитию. Вокруг как-то разом стало светлеть. Наступил рассвет.

гл.1

В город студент третьего курса факультета физики Никита Уханов вернулся на самой ранней электричке. Предстояла ему в этот день нелегкая, почти невыполнимая задача – сдать экзамен по дифференциальным и интегральным уравнениям. Поэтому вернулся он с тихой грустью и тяжелым сердцем.

Все те, кому посчастливилось изучать этот хитрый предмет, подтвердят вам, что диффуры – штука крутая, и требуют самого серьезного подхода. Наш герой был полностью с этим согласен. Сами уравнения он еще как-то решал, в основном, по наитию свыше, но постигнуть теорию у него получалось прямо скажем не очень. Точнее, вообще, никак.

В итоге Никита решил уехать домой, в небольшой поселок городского типа. Там, в тишине и покое, он надеялся разобраться наконец в лекциях, свято веря в помощь родных стен. Лекции были взяты у однокурсницы, хохотушки и отличницы Жени Шеноговой в обмен на обещание купить ей ба-а-а-льшую шоколадку. Отоспавшись и отъевшись, он приступил к учебе. Через некоторое время, благодаря неимоверному напряжению извилин, законспектированные знания начали приобретать смысл и очертания.

Но тут в дверь позвонили. Чертыхаясь, Никита пошел открывать, перед глазами его плавали формулы.

На пороге стоял бывший одноклассник, а ныне студент Сельскохозяйственного института, Сашка Лепехин, полноватый и краснощекий паренек с рыжеватыми кудряшками. Он был взволнован и попросил квасу. Тишине и творческому спокойствию разом наступил конец.

– Уханыч, я влюблен,– запричитал он.– Волосы! Фигура! Грудь! Это поцелуй судьбы!

В экстазе Сашка хлебал квас прямо из банки.

– Она такая идет, вся дрыг-дрыг. И все у нее такое, прыг-прыг. А я такой весь неотразимый за ней. А она так искоса позырила и говорит... Представляешь? Говорит мне: – Покиньте меня. А я ей: – Вы прекрасны, как лепесток орхидеи! Фея! Адрес мне дала,– Сашка рухнул в кресло, поставив банку на пол. – Только без подруги она не встречается. Подруга у нее есть. Кстати, очень даже симпатичная. Короче, вечером едем в Куваевку. Ммм... Без лифчика ходит, ты представляешь? Сегодня же едем... Нет летим в Куваевку на парусах любви.

Тут надо заметить, что влюблялся Лепехин регулярно, и каждый раз на всю оставшуюся жизнь. И каждый раз это была его судьба. Никита, знавший друга со школьной парты, его энтузиазма не разделил.

– Задолбал ты своими феями. У меня диффуры, и Лилька. Не поеду я в твою Кукуевку к левым персонажам, шастающим без лифчиков,– непреклонно заявил он Сашке.

Лепехин тут же разобиделся. Он обвинил Никиту во всех мыслимых и немыслимых грехах, обозвал Иудой, саботажником и гадом, вспомнив все обиды нанесенные его чувствительной натуре с самого раннего детства. И это в то время, когда он – Лепехин, приносил другу только тепло и свет, стойко терпя его многочисленные гадости.

– Тоже мне пряничный дядюшка нашелся,– фыркнул в ответ Никита.

Но хитрый Лепехин не отступил, коварно сменив тактику.

– Мы же с тобой всю жизнь плечом к плечу, спина к спине,– напирал он.– Это точно она. Не порть мне судьбу и карму.

Через два часа уговоров Уханов сдался.

– Хрен с тобой, рожа блудливая. Поехали.

– В восемь у моего гаража,– Сашка радостно хрюкнул.– Э-эх, пофестивалим. И кстати, Лилька твоя на прошлом дискаче объявила тебя гандоном по микрофону, и заказала "Нажми на кнопку получишь результат". Не в курсе, что ли? А, ну да. Ты же в городе был. Там столько нажимальщиков набежало. Гы-гы.

Еще раз хрюкнув, Лепехин резво скрылся за дверью, о которую вдребезги разлетелась пустая банка. Информацию о том, что спешно собранный им отряд быстрого реагирования с целью разогнать набежавших нажимальщиков до выяснения обстоятельств пришлось распустить, потому что Лилька и так послала всех нахрен, крича звездам:

– Да люблю я эту сволочь кудрявую!– он решил утаить до окончания поездки.

В восемь друзья похищали мотоцикл, принадлежащий Лепехину-старшему.

По-тихому вскрыв гараж и шёпотом переругиваясь, они откатили старенький Урал подальше от дома. Когда Сашкин дом скрылся из виду, завели мотор и покатили на встречу очередной большой Лепехинской любви. Через сорок минут они уже колесили по узким, заросшим бурьяном улочкам Куваевки, разыскивая нужный адрес. Феи дома не оказалось.

– В клубе она. На танцульках,– проинформировал их мальчишка, озабоченно ковырявший ножом деревянную калитку.

Друзья поехали искать клуб. Темнело. Лепехин притормозил мотоцикл возле пары парней, справлявших нужду на забор.

– Мужики, это ваш клуб?-указал он на сараеобразное здание с мигающими окнами. Оттуда доносились крики, музыка и переливы девичьего смеха.

Один из аборигенов подтянул трико и отлепился от забора. Выглядел он весьма живописно.Уже упомянутое трико с пузырями на коленках элегантно дополняли тряпочные тапочки, распахнутая фуфайка, одетая прямо на голое тело, и бейсболка, лихо сдвинутая на затылок. На груди поблескивал серебряный крестик. Второй, в брюках и рубашке, смотрелся на его фоне серой тенью.

– Откеда принесло? – икнув, поинтересовался любитель высокой моды. Его слегка покачивало.

– Из Ветрова,– ответил Сашка. – Ты Надю Ежевичкину не знаешь, где найти?

– А-а-а... На горе вонючей стоит Ветров блядючий, – он еще раз икнул, и с презрением выцедил полузабытое прозвание Ветровских, бывшее в широком ходу во времена молодости его родителей. – Ко-о-о-шатники.

– Ну да. Всегда хотели посмотреть, как поживают Антихристы,– Никита блеснул информацией, добытой из рассказав мамы.

– Ты чо? Антихристы – это Содомские. Мы – Ботвинники! – поправил его славный Ботвинник, и повернулся к соплеменнику.– Слышь, Димыч? К Ежевике трахари прикатили.

– Ежевика у нас кобыла крутая, -парень, оказавшийся Димычем, смачно сплюнул под колесо мотоцикла.– Ей местные не нравятся. Ей все заграничных чувачков подавай, а мы здесь этого не любим.

Резким движением Димыч выломал перекладину из забора, и ринулся на друзей. Драка получилась хоть и скоротечная, но кровопролитная. Правда, оказалась на стороне наших героев, и несмотря на полученные гематомы и ссадины, они нанесли врагу сокрушительное поражение, после чего резво скрылись с места преступления, оставив армию Ботвинников валяться на дороге. Увы, далеко уехать не получилось. Обернувшись, Никита заметил настигающие их огни.

– Санек, за нами идут,– крикнул он, одевая гермошлем.– Три Явы. Капец нам! – Второй шлем он натянул на голову Лепехина.

Сашка не отвечал, он пытался выжать из старенького Урала невозможное. Никакие побои не страшили его так, как кара отца за разбитый мотоцикл. Деревенские мстители, радостно завывая, неотвратимо приближались. Никита насчитал шесть всадников – по двое на мотоцикл. Передние рулили, задние размахивали цепями. В этом году в моде были цепи, набранные из граверов. Очень неприятная штука. Вскоре друзей настигли. Уханов ловко прятался от ударов в люльке, беззащитный Сашка громко матерился, но руль не бросал, при этом еще время от времени пытаясь лягнуть круживших вокруг врагов. Никита нашарил в ногах бутылки. Одну с непонятным содержимым, другую с самогоном – для представительства на случай удачного знакомства. В отчаянии он метнул ее в лоб ближайшего рулевого, и не удовлетворившись попаданием, тут же добил его второй, с маслом. Оглушенный вражина не справился с управлением, и Ява завалилась на бок, зацепив еще один мотоцикл. Завиляв, тот съехал с дороги. Послышался треск кустов и вопли проклятий. Погоня отстала. Изрядно помятые искатели приключений в угрюмом молчании поехали домой.

Оставшееся до экзамена время Никита зализывал раны. Мама, глядя на него, постоянно охала и выдвигала версии происхождения синяков. Одну страшнее другой. Особенно ей нравилась про злых наркоманов, которые обижают послушных безобидных деток, коим несомненно являлся ее сынок. Сестренка язвила, отец молча качал головой. Конспекты больше не открывались.

Гл.2

В общежитие Никита зашел вместе с рассветом. Поздоровался с дремавшей вахтершей, и вызвал лифт, с облегчением скинув оттянувшую плечо сумку с продуктами, на пол. Лифт, постанывая и содрогаясь, повез его наверх. Привыкший Никита не обращал на эти всхлипы никакого внимания. За годы учебы он научился воспринимать жизнь философски и даже полустертая надпись, когда-то ужасавшая его, давно не впечатляла.

Надпись гласила: "Протрезвел и кончились сигареты. Навещал Эвклид. Спорили о его пространстве. Выводы решили не сообщать Декарту. Почему? Эвклид сказал – так будет лучше.

P.S. Увидите лифтера – убейте его.

31.12.91 – 02.01.92гг".

Вот и родной пятый этаж. Уханов споткнулся о спящего вдоль створок лопоухого Женьку Филина. Филин обозвал его сукой, и повернулся на другой бок. За углом, прислонившись спиной к стене, сладко пускал сонные пузыри голый по пояс Боря Килькин, раскидав по коридору тапочки.

– Интересно, – подумал Никита, пододвинув тапочки к сопящему хозяину, – Мишка приехал уже или нет?

Миша Кленов учился с Никитой в одной группе, и жил с ним в одной комнате. В отличие от слегка флегматичного Уханова, он был неисправимым холериком. Кленову постоянно нужно было находиться в движении. Последнее время он был просто одержим идеей быстрого обогащения, пропагандируемой в массы государством.

– Никитос, радуйся. Есть прибыльная работа, – врывался он вихрем в комнату, и утаскивал Уханова в ночь. – Медь грузить будем. Получим нехилые бабосики. Я все узнал.

И они тащились на другой конец города, где на каком-то подозрительном складе, матерясь и чихая, всю ночь таскали медные чушки, проволоку и прочий хлам. Утром вместо нехилых бабосов получили сущие гроши, а остаток недели отхаркивали красные слюни, и ничем не могли перебить медный привкус во рту.

– Медь – херня. За сахар хорошо платят, – заявлял Мишка в следующий раз.

С сахаром повторилась та же история. Хотя выгоду они все же поимели, умудрившись стащить один мешок.

– Грузчик не есть занятие достойное джентльменов, – шептал потом Кленов на лекции по квантовой механике. Никита, у которого ломило все тело, соглашался.

– Будем комок (народное название жестяных ларьков, продающих всякую всячину) охранять по ночам. Я с хозяином договорился. Ночь дежуришь – днем учишься. Красота.

Во второе дежурство ларек сначала обстреляли из автомата, потом полили бензином и подожгли рэкетиры. Горе-охранники едва успели выскочить из пламени, умудрившись спасти упаковку сникерсов и бутылку водки.

– Кассу. Кассу-то почему не вытащили? – вопрошал их утром удрученный предприниматель.

– Не знаю, – содрогаясь, всхлипывал Кленов, размазывая по лицу копоть и шоколад. Никита молча пил из горла. Слезы застилали ему глаза, и пароходы, плывущие по Волге, двоились и троились.

Также друзья лепили плитку из гипса, клеили предвыборные листовки, распространяли гербалайф, убирали мусор в новостройках, и много еще чем занимались. Всего не перечислишь. Вершиной Мишкиной неуемной энергии, была поллитровая банка, наполненная копошащимися колорадскими жуками. Банку Кленов привез из дома, и гордо продемонстрировал Никите.

– Красиво, – съехидничал Уханов. – Но с глистами она смотрелась бы брутальней.

– Вот это почитай. Сразу поймешь всю мою гениальность и широту, – Кленов протянул напечатанный на машинке листок.

Листок гласил, что жуки в банке были не просто так, а генноизмененные. Специально выведенные в биологических лабораториях под кураторством КГБ для борьбы с вредителями. Каждая такая особь, спариваясь, заражала до трех тысяч собратьев, гарантированно освобождая огороды и фазенды от гадов. В подтверждение всей писанины, внизу стояла синяя печать. Судя по призыву к пролетариям всех стран о соединении, сделанная из советского пятака 1930 года выпуска.

– Как? – Мишка сиял. – Скажи, как биолог зоологу.

– Скажу, как психиатр пациенту. Большего бреда я не читал. Но идея шикарная. Если люди верят в Леню Голубкова, и в позавчерашний конец света, то почему бы им не поверить в жуков. Тем более в колорадских.

И он угадал. Торговля пошла бойко. В течение часа они распродали штук тридцать особей. Один усатый мужик взял сразу десяток.

– У меня медведка лук жрет, – пожаловался он.

– Мы работаем над этим. Медведка – сложный материал, – с умным видом отозвался Кленов.

– И, это. Проволочник – скотина. Все дырявит.

– Проволочник у нас тоже есть, но под заказ.

– Тля на огурцах. Измучился.

– Сделаю я тебе тлю,– не выдержал Никита. – Да что же ты за несчастный-то такой, земледелец?

Беседу о напастях перервала группа бритых братков. Мужик испарился. Братки представились базарной крышей, попеняли за неуплату взноса, и отобрали жуков в качестве компенсации.

– Родителям отвезу. Они, это... Любят картошку сажать, – сообщил ,краснея самый здоровый и самый лысый. – А вы в следующий раз не забудьте за место заплатить. А то бубны ученые пораскалываем.

Мишка грустил несколько дней, переживая фиаско, но однажды вечером прервал печальное созерцание потолка, и резко вскочив с кровати, воскликнул: – Банки!

–Банками будем торговать. Лето же. Заготовки, – Кленов в экстазе нарезал круги по комнате. – У-у-ух, развернемся!

– Угу, – Никита закрыл книгу. – Такие умники уже весь город поделили. На каждом углу торгуют.

– По деревням гонять будем, – Мишка не унывал. – Я все продумал. Нужен только начальный капитал.

– Разводил бы ты лучше кроликов. Хоть со смехом бы был.

– Намекаешь?

– Утверждаю.

– Эх, Никитос, Никитос. Нет в тебе коммерческой жилки. Неужели не чувствуешь запах витающей удачи?

– Чувствую. Запах дерьмеца.

– Не со мной?

– Нет.

– Ничего. Когда я стану богатым и красивым, ты раскаешься, и я тебя не забуду.

На следующее утро Мишка умчался навстречу богатству, и с тех пор не объявлялся.

Уханов ввалился в свою комнату и огляделся. За столом сидел красный Кленов, напротив стоял Гоша Кравец по кличке Цырус. Цырус виртуозно вертел между пальцев лезвие, и был весел.

Кравец был ярким представителем особой касты обитателей общежития. Эти обитатели не сидели на лекциях, не влюблялись в однокурсниц, и не зубрили по ночам формулы и теоремы. Они жили своей особенной жизнью, прочно осев в городском уголовном мире, занимаясь рэкетом, наркотой и прочим незаконным, но очень популярным бизнесом. У студентов-школяров с бандюганами, за годы проживания, сложился своеобразный симбиоз. Первые – поставляли дешёвую рабочую силу, и изредка пополняли постоянно редеющие ряды братков. Вторые – обеспечивали безопасность и мелкий заработок.

Общежитие физфака считалось самым спокойным во всем студгородке. Кровавые побоища с городской шпаной и выходцами с Кавказа, постоянно случавшиеся в других общагах, были здесь явлением исключительно редким. Коменданта такой расклад устраивал, и она закрывала глаза на незаконное проживание мелких уголовников, тем более, что принцип: где живу, там не гажу, неукоснительно соблюдался. Ну, и не безвозмездно, конечно.

– Торчит наш Мишаня, как слива в попке, – радостно сообщил Гоша, – пожимая Никите руку. – Поколотили ему баночки-то. Пять метров отъехал от завода, и поколотили. Вдребезги. Гы-гы. Бизнес – штука жесткая.

– Я же сказал, что все верну, – промямлил Кленов.

– Конечно, родной. Даже не сомневаюсь. Иначе покоцал бы тебя мойкой, – Цырус, хохоча, показал лезвие. – Ну, а если не вернешь, а ты скорее всего не вернешь их, то не ссы сильно. Я человек добрый. Отработаете. За лето, думаю, отобьете все. Да, Никитка? Он сказал, ты ручаешься за него. Иначе бы не дал. Ты ведь ручаешься?

Уханов зло взглянул на друга, который усиленно прятал глаза, и алел пятнами.

– Короче, – Гоша щелчком выстрелил лезвием в стену. – Срок – неделя. В следующий понедельник жду с нетерпением. Работка как раз для вас нарисовалась. Счастливо оставаться, и успехов в учебе.

Цырус вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Знаешь, почему местные жители не жалуют носорогов? – шмыгнув, спросил Мишка, и не дождавшись ответа, продолжил, – потому что, те топчут их посевы.

– Я знаю, почему дураков не сеют, и не пашут, – Никита выдернул из стенки лезвие, и бросил его на стол. – Потому что они сами родятся. Вперед ножками, как правило. Ты че, дебилка, деньги у него взял? И какого хрена меня приплел?

Кленов достал сигарету, и ломая спички, нервно прикурил.

– Все просчитано было. Понимаешь? А без тебя он не давал. Кто ж знал-то?

– Просчитал он, – Никита стал вынимать из сумки продукты. – Просчетчик, бля. Еще и меня просчитал. Даже представлять не хочу, какая у Цыруса работенка. Мне Смоленска хватило.

При упоминании о Смоленске, Мишка вздрогнул, и затушив окурок, достал новую сигарету. Поездку туда организовал, конечно же, Гоша. Под лозунгом: "Школяры сгоняйте на халяву в древний город. Поработайте грузчиками, посетите музеи, и вернитесь домой богатыми". На деле все обернулось банальным гоп-стопом поляков.

Обиженные паны, надеявшиеся на честный обмен привезенной одежды, побежали ябедничать местной братве, и как итог, потомки волжских разбойников вернулись домой не только с добычей, но и с потерями. Навар с акции, конечно же, достался Цырусу.

– Ну, хватит уже на трупах танцевать, – запросил пощады Кленов. – Давай лучше думать, где нам деньги взять.

– Давай, – Никита сел на койку, и тоже потянулся за сигаретой. – Идеи есть?

– Есть. Только надо домой на пару деньков сгонять.

– Поехать с тобой?

–Не-е. Ты здесь пока поприкидывай.

– Здесь, так здесь. На экзамен едешь?

– Да какой тут экзамен.

Никита встал, положил конспекты в пакет, и пожал другу руку.

– Не кисни,– сказал он ему на прощание. – Но и то, что ты гандон, не забывай. Пошел я диффурам сдаваться.

В коридоре Уханов столкнулся с соседом Ромкой Кузиным, прозванным Фиолетовым.

– К тебе девушка два раза приезжала, – сообщил он. -Красивая такая вся. Ты как ее...чпокнул?

– Я тебя сейчас чпокну. В рыжие уста.

Глаза Фиолетового забегали.

– Чо ты сразу? Я просто спросил.

– Я просто ответил.

– Никит ... я вот что....оставь мне ключ от комнаты. Ко мне гости придут. Девушки. А мой Костик сам знаешь. Мутный и бабофоб. И это...красивые упаковки нужны. Девки будут о-о-очень вкусные.

Красивые упаковки Никите с Мишкой достались на память о прекрасной, но непродолжительной русско-американской дружбе.

В начале учебного года в университет вдруг зачастили американские ученые. Осмотрев убитые учебные пособия, разбитую мебель, и стертые до белесых пятен доски, они пришли в ужас, а узнав размер зарплаты преподавателей, долго хохотали. О ночных набегах грабителей, и о том, что теперь студенты сами охраняют по ночам универ, мальчики каждой группы дежурят два раза в месяц, декан стыдливо умолчал.

Отсмеявшись, посланцы тут же предложили план спасения Российской науки. План включал в себя систему грантов, а так же полную замену мебели, оснащение компьютерами, и замену всего оборудования на самое современное европейское. Через две недели к корпусам подъехала фура с продуктами для голодающих преподавателей. Кленов, обладающий чутьем на все интересное, тут же оказался в числе разгружающих, и вечером друзья наслаждались заграничными деликатесами. Продукты были не только красиво упакованы, но и разительно отличались качеством от всего остального, непонятного чем заваленного заграницей, продуктовых рядов.

А еще, у упаковок оказалось волшебное свойство. Еда, переложенная в них, какого бы сомнительного качества она не была, тут же превращалась для девушек в самую вкусную и желанную. Сервированный стол производил эффект, которому бы позавидовали и работорговцы со своими стеклянными бусами.

Полуголодные же преподаватели, отведав яств, пребывали в небывалой эйфории. Профессор Майофис, стреляя сигареты у студентов в курилке, размахивал руками и жмурил глаза:

– Ребятки, вы только представьте, какой у нас будет ВУЗ. Аппаратура, новейшие компьютеры, такая база. Такая база! Ребятки, на стажировку за границу поедете. Э-эх.

Между тем, буржуины заполонили все коридоры, и прохаживались по корпусам с видом плантаторов, получивших наследство. Один такой, не спеша, подошел к курившим под надписью "Курить запрещено", студентам.

– Почему вы курите в неположенном месте? – спросил он через румяного переводчика.

– Де ризе. Э-э-э... деризе. Блин, Костик, как их помягче в жопу послать? – Никита, отчаявшись сформулировать мысль, обратился за помощью к однокурснику Косте Рилю.

– None of your damn business, – тут же отозвался Риль, выпуская красивое колечко дыма.

– Вот. Вот. Эти слова, и в жопу пошел.

Переводчик возмутился и покрылся пятнами.

– Фамилии! Курс! – он достал блокнотик. – Я вам устрою курилку и хамство!

– Да, пожалуйста, – Никита пожал плечами. – Дрюпель Артур Вениаминович.

– Пузь Эдгар Васильевич, – Костя тоже не стал отпираться.

Переводчик записал данные в блокнот, и не удовлетворившись, догнал удаляющихся однокурсников.

– А, ну-ка, пройдем в деканат. Там и разберемся, какие вы дрюпели.

– Извини, друг. Времени нет, – Риль аккуратно освободил рукав. – Давай я те лучше в бубен щелкну.

Переводчик завял, и потихоньку отстал. К университету подъехали еще две фуры с продуктами. Сытые преподаватели лоснились, и лучась, порхали на лекциях. Но оказалось не все так просто. Декану на стол был положен списочек кафедр, которые было необходимо прикрыть. Эти ликвидировать, а на остальные в следующем году -оборудование. И гранты, конечно. Много грантов. Бедных профессоров, как холодной водой окатили.

– Это что же, ребятки? – Майофис снова удрученно стрелял сигареты. – Это мы своими руками? Самые перспективные направления? Да я лучше с голоду сдохну.

Благодетели были посланы в жопу на этот раз уже профессорами, и как-то разом испарились из коридоров.

– В тумбочке упаковки. Не испорть только. – Никита отдал Фиолетовому ключ, похлопал его по щеке, и пошел дальше.

Ромка, получив желаемое, скрылся в комнате и козлиным голосом пропел.

–Морально мы опустошенные,

И недоразвиты физически.

Вечно голодные и сонные,

В науку тыкаемся лбом.

Гл.3

Уханов жалостливо смотрел на преподавателя, и тосковал. Экзаменатор профессор Миневич глядел на чистый лист бумаги, и тоже не веселился.

Осмотрев на всякий случай листок с другой стороны, он вздохнул и стал задавать наводящие вопросы. Никита ерзал на стуле, чесал нос, дергал себя за уши, но все было бесполезно. В голову лезла какая-то дребедень. Формулы из оптики, теории вероятности, и почему-то цитаты из Ницше. Миневич не сдавался. От усердия Уханов весь вспотел, и даже начал излагать что-то толковое, но от радости потерял нить рассуждения, и сконфуженно смолк.

В кабинете воцарилась аура печали и скорби. Нос Миневича качался над головой бедного студента, как дамоклов меч. Отчаявшись, профессор вернул несчастному зачетку, прочитав напоследок лекцию на тему " Ученье – свет, а не ученье – армия". Потом они по-родственному, тепло попрощались, и Уханов был свободен. Он вышел в коридор, и, отдышавшись, порылся в карманах. Как известно, Шекспир видел две ситуации безденежья. Первая – денег нет. И вторая – их нет вообще. Ревизия показала, что дело подходит ко второй стадии.

– Эй, – его похлопали по плечу.

– Чего? – Никита осоловело огляделся.

– Глухих привезли, – Женя Шеногова поправила Уханову воротник. – Сдал?

– Не совсем как-то.

– Зря.

– Знаю.

– Когда лекции вернешь?

– Ну, сразу. Как только.

– А где бо-о-льшая шоколадка?

Никита смущенно крякнул, и шаркнул ножкой.

– Женечка. Я тебе не то, что шоколадку. Я бы даже расцеловал тебя всю. Ну, если бы не стеснялся.

Шеногова покраснела, и пробормотала под нос что-то неразборчивое. Никита, воспользовавшись удобным моментом, тут же удрал. В холле его внимание привлекли студенты, толпившиеся вокруг стола с книгами. За столом интеллигентная старушка в очках торговала подпиской на издание фантастики.

– Подпишись, сынок, – посоветовала она Никите, увидев, как завороженно он смотрит на книги. – Недорого. В месяц приходит три экземпляра.

Никита, листавший Гаррисона, вздохнул: – В следующий раз, бабуля.

Он еще немного порылся в книгах, еще повздыхал, и пошел к выходу. Через пять минут Уханов уже трясся в трамвае, читая разную рекламную дребедень, расклеенную внутри. Реклама призывала отдыхать на Кипре, покупать кожаную мебель и джипы. Рядом размещалась листовка, возвещающая о приходе Дэви Марии Христос впритык к призыву голосовать за ЛДПР. Под листовками было нацарапано : "Хоббиты – наша последняя надежда". Никита усмехнулся и выпрыгнул из трамвая.

– Извините, – его мягко тронули за рукав.

Обернувшись, Уханов увидел невысокую девушку с ярко выраженным восточным типом лица.

– Сказице, позалуста. Вы задумывались о вецном, о боге, и о предназнацении.

Никита поскреб затылок.

– Ну, думаю вообще-то. Особенно по средам. Как среда, так и тянет на вечное. Прям, напасть какая-то.

Девушка захлопала глазами, и стала ковырять ладонь ногтем. Уханов с интересом ждал продолжения. Наконец луноликая решилась.

– Вы работаете или учица?

– Мы учица.

– Вы студент.

– Наверняка. Но точно не известно.

– Если вы задумывались о вецном, о боге, о смысле зизни, то мы приглашаем Вас на лекцию великого уцителя Ли Хунчжи. Находяци... находясийся на версине познания, он раскроет все тайны бытия и всего суссего.

– Ссущего – это прикольно. Прям, все тайны мне раскроет?

– Все. Лекция будет проводица по адреса, – луноликая протянула визитку.

Никита визитку не взял.

– А может твой великий и ужасный из пальца огонь. Вот так раз, и щелк. Нет? Печалька. Какой-то он левый Гудвин.

Никита взял девушку за пуговицу, и притянул к себе. Китаянка слабо упиралась.

– Ты передай своему фюреру, что у нас и своих пророков дохрена и больше. И мир твой Ли не спасет. Его спасут хоббиты. Точно тебе говорю,– он отпустил девушку. – Блин, хоть бы от прыщей тебя излечил. А веру свою я не меняю.

Разобравшись с религиозными спорами, Уханов подошел к лотку с мороженым.

– Эй, чувак. А у тебя деньги есть? – стайка подростков лет четырнадцати-пятнадцати перегородила дорогу.

Да что же такое-то творится? Сегодня все так и жаждут общения.

– У меня их не меряно. Но вам об этом лучше не думать.

– А че ты такой борзый? -обратился к нему вожак стайки.

Был он чуть повыше остальных, густо покрыт прыщами, и двигался, словно на шарнирах, постоянно топыря пальцы и выдвигая челюсть вперед.

Прыщи сегодня рулят, с грустью подумал Никита.

– Гм. Пионэр. Я под защитой великого Ли, познавшего всех ссущих, – Уханов показал пальцем в небеса. Подростки машинально посмотрели вверх. – Будешь плохо себя вести, он тебя покарает. Ты иди, отдохни. Книжку почитай про подвиги.

– Маленьких обижаешь? – тяжелая рука легла ему на плечо.

Повернувшись, Никита увидел четверых стриженных парней в адидасовских костюмах. Они выглядели, как ходячая реклама популярного стишка: "Кто носит фирму "Адидас", тот от рожденья – педераст".

Стайка моментально испарилась, остался только их гнусный вожак.

– Я обижаю? Я их, наоборот, люблю. Фибрами, – Никита стряхнул с плеча прыщавого невидимую пылинку. В душе холодея. Надо же. Попался на такой дешевый развод.

– Обижа-а-ет, – загундосил мелкий, дернув плечом. – Деньги шакалил. Покарать грозился.

Уханова профессионально взяли в кольцо. В спину ему уперлось что-то неприятное, и явно острое. Продавец мороженого, с интересом наблюдавший за происходящим, вдруг загрустил, и усиленно заинтересовался содержимым своего лотка, нырнув туда чуть ли не полностью.

Из ларька напротив заголосил Петлюра:

"На восьмом километре, ой, мама.

Нас собаки догнали.

И по белому снегу

На расстрел повели".

Под звуки нетленной песни, нашего героя повели в подворотню. Не желая выяснять что же упирается ему в спину, Никита не сопротивлялся. Так они и шли, плотно прижавшись друг к другу, как старые добрые друзья.

– Дворик-то элитный, – подумал Уханов, когда компания остановилась, и тут же получил по морде.

– Деньги давай...деньги, – его ощутимо ударили в живот, потом хлестнули по лицу. -Награбленное отдавай. У малышей награбленное. Вот у него награбленное.

Никите вывернули карманы. Брезгливо рылись в пакете с конспектами.

– Где деньги? Крест серебряный?

Уханов, сплюнув кровь с разбитой губы, отрицательно помотал головой. Крестик вернули. Гопники на глазах теряли интерес. Жертва явно не оправдала ожидания. Тогда на сцену вылез прыщавый уродец.