Текст книги "Сын планеты (СИ)"

Автор книги: Владимир Журавлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Идущий следом Санго Риот шипит:

– Бесполезно! Он не пропускал меня раньше!

– Может, он учитывает также, с кем ты пришел? – предполагаю я. – Может, это последняя из миллиона позиций, которой недоставало для положительного заключения?

Гигант рычит от боли.

– Тропа заколдована, – назидательно говорю я. – А ты терпи. Вдруг барьер еще должен оценить твое мужество? Но, может, и нет …

И он честно терпит. И идет вперед. А снизу, от подножия холма, на нас пораженно смотрит хозяйка этого мира Рона-сан. Я догадываюсь, что она только что встретила мужчину, которым будет пленена. И я желаю им счастья, как бы по-разному ни понимали его эти два человека. А сам иду обратно. У меня появилась идея, где раздобыть еды.

5

Ночь. Аллеи светящихся деревьев мерцают розовым светом, отчего серое лицо Санго Риота кажется диковато черным.

– Давно хотела у вас спросить, – говорит Рона-сан. – Тот человек… вы звали его Иван … что с ним?

Санго Риот лишь пожимает огромными плечами.

– Не знаете? – недоумевает Рона-сан. – Но… это ведь он же провел вас через барьер Асторы? Кто прошел через барьер, считается гражданином Асторы. Вы гражданин Асторы благодаря Ивану, и вы никак не позаботились о его судьбе?

– Он был и вашим гостем! – возмущается Санго Риот. – И он был другом вашей дочери! Вы могли сделать для него гораздо больше!

– Что я могла? – тихо возражает женщина. – Предложить кров? Я предлагала. Он отказался. Сказал, что не нахлебник, и ушел. И я хочу знать, куда.

– Отказался, значит, придурок … А при чем тут нахлебник?

– Вы, конечно, гражданин Асторы, но про жизнь здесь ничего не знаете, – по возможности мягко замечает Рона-сан. – Вся сложность в Доме. У каждого асторянина есть Дом. Это очевидно. Но … больше Домов нет. На Асторе нет того, что на Границе называют гостиницами, ресторанами, магазинами … Иван жил у нас. Таков выбор: или вы чей-то гость, или ночуете под кустом. Последнее крайне неудобно, несмотря на исключительно добрый климат Асторы. Скажите, почему он отказался?

– Но хотя бы транспорт у вас есть? – озабоченно спросил Санго Риот. – Мы весьма далеко от Холма Прощаний, и уже ночь.

– Есть, – виновато ответила Рона-сан. – Дома. Они у нас всё.

– Но не у всех, – поморщился пограничник. – Ладно, вернусь как-нибудь. Про Ивана же знаю следующее: он вернулся в Границу, сразу же записался в корпус внепланетных наблюдений. Служил. Недавно – по приказу Асторы, кстати! – корпус был направлен в район Первой и Второй Желтых планет, это где-то на периферии… На подлете транспорт наблюдателей местными военными был случайно обнаружен и сожжен. Хоронить нечего, почести не положены. Точка.

– Корпус наблюдений? – растерянно повторила Рона-сан. – Служил? Зачем?!

– Чтобы поесть? – предположил Санго Риот. – У нас в Границе порядки простые, кто не работает, запросто подохнет с голоду. А в корпусе его хотя бы кормили.

– От вашей помощи он отказался тоже? – спросила Рона-сан.

– Он не просил ничего, зачем тогда мне с чем-то навязываться?

– Понятно…

– Он был странным и не понимал реальной жизни, – заявил Санго Риот. – Но иногда говорил очень метко, видимо, случайно … Как-то он случайно удивился, что меня пустили на столь высокий пост. И я задумался. И сейчас задаю этот вопрос вам. Как? Я ведь не политик. Не дипломат. Не экономист. Я просто хороший воин, даже не полководец. Как?

Санго Риот впервые требовательно смотрел на существо высшего порядка.

– Сейчас нам нужны именно воины, – пробормотала Рона-сан. – Это связано с Желтыми планетами.

Санго Риот церемонно опустился на колено:

– Приказывайте, моя госпожа.

– Пройдемте ко мне, – улыбнулась она. – Доктор Бэра нас ждет. Рабочих офисов, как вы догадываетесь, у нас тоже нет, есть Дома. Я предлагаю вам быть моим гостем. Мой Дом сейчас на побережье, это близко, вы не устанете.

У берега моря они остановились. Вечный прибой пел вечные песни, и каждый их понимал по-своему. Рона-сан услышала в его шуме грусть одинокой асторянской девочки и вздохнула.

6

Он сух и жарок, мой новый мир. Жгучие камни, бешеное солнце, ветер-суховей. И как здесь люди живут? Как растения. Ночью, у воды. Конечно, это не Астора. Это даже и не Граница, хотя попал я сюда одинаково: дым, огонь, удар, боль – провал. Вот больницы не было, зажило и так. Зато не было и проблем с памятью, что хорошо, также и проблем с документами. В смысле, без документов-то проблем хватало … В этом мире жизнь была устроена просто: если не знаешь языка, не имеешь документов и денег, то ты однозначно раб. Вот тебе миска поганой еды и много работы. Сбежищь – хозяева обидятся и убьют. Я не сбегал. Нужно было оглядеться, подучить язык. В корпусе наблюдателей почему-то не предполагалось хорошего знания языка страны наблюдения. Да там вообще ничего не предполагалось… Ну, пока я оглядывался, меня сдали в армию вместо хозяйского сына и под его именем и данными. Так что теперь я какой-то там Саат Боат, двадцати лет от роду, житель Второй Желтой, абориген долин. И ерунда, что белый и вдвое старше записанного. Никого вокруг это не смущало, с чего бы беспокоиться мне?

И вот ведь странность какая: в рабстве жить оказалось в каком-то смысле проще и … получается, что свободней. Свободней, чем в Границе. И уж тем более свободней, чем на моей несчастной далекой родине. Может, это потому, что здесь распоследний раб может ходить везде, не опасаясь, что его унизят или оскорбят. За своего раба хозяева готовы драться – и дерутся – насмерть со всем миром. И хозяйки тоже. И все их дети, способные держать оружие. Хотя в общем это мирный, незлобливый народ. Ну, если их не трогать …

Я – наблюдатель Границы. Я обязан собрать сведения о наблюдаемой зоне, составить рапорт по заданному вопроснику и отправить по инстанции. Выживание и эвакуация сообразны обстоятельствам – то есть случаются далеко не всегда. Гражданство Границы – очень дорогой кусок добычи, ценой ему жизнь.

Рапорт составить несложно. Войска Второй Желтой усиленно готовятся к войне. Хватают всех годных к службе и небогатых, наряжают в боевые халаты, утертые до дыр и масляного блеска – и в лагеря подготовки. Подготовка в основном состоит из бессмысленных горных маршей – потому что воевать будем в городах и нигде больше. Это до боли напоминает мне родной мир. Разве что теперь на плече вместо учебного автомата болтается увесистое полено, имитирующее местное громобойное оружие. Скоро наша толпа пойдет в бой. Скоро – это через месяц. Военных секретов здесь не практикуют, решения штабов обсуждаются на каждом углу. Мы воюем против Первой Желтой, которая в данный момент является агрессором, захватив приморские столицы планеты. Но это неважно: недавно Первая Желтая с треском вышибала из своих жилых массивов агрессоров Второй Желтой. Причина именно этой войны по меркам моей родины смехотворна. Планеты не поделили недавно открытый астероид с какими-то, может быть, даже ценными свойствами. Но из-за этого они вовсе не собирались воевать. Вот еще! Бизнес есть бизнес, всегда можно как-то договориться. Однако на переговорах офицер одной стороны намеренно слегка наступил на ногу солдату другой стороны, который стоял непочтительно близко. Солдат, истинный сын своей родины, засветил офицеру в глаз, и поехало. Давно уже нет в живых ни того солдата, ни офицера – погибли в драке делегаций. А война длится и длится. Вот и сейчас: столицы захвачены! Ну как их не освободить?! И вломить агрессору в его собственном поганом логове, чтоб неповадно было!

Так что составить доклад не проблема. Но отправить его нечем. Разведчики сыплются на связи? Ну так меня никогда не разоблачат, потому что у меня связи с Границей нет. Обломки транспортов корпуса наблюдателей разбросаны по горам Второй Желтой. Выходит, я застрял здесь навсегда. И что? В Границе я был в таком же положении, и ничего. Люди живут везде.

Ребята моей группы – действительно ребята. Кое-кто – не более пятнадцати лет, совсем дети, хотя по документам такие мужики, что ого-го! Как все местные, они знают и умеют немного – зато хорошо. Они здорово скачут на уродинах, функционально аналогам наших ишаков. Они могут десятки часов азартно, с глупыми шутками рыхлить землю, таскать воду, месить глину. Что-то еще подобное они знают и умеют. И все. Лишним себя они не загружают. Зато из-за примитивности и понятности жизненных задач они невероятно целеустремленны, настойчивы и всегда абсолютно уверены в правильности своих поступков. Я отлупил их всех, чтоб в их правоте нашлось место и для меня. Теперь, сталкиваясь со мной, они шипят нечто вроде «год ир зёгэн!!!» – и уступают. А что еще делать с сопляками, которые хватаются за ножи, если им показалось, что их место в солдатской столовой не соответствует их месту в жизни – это в столовой-то, где все места равны, в смысле равно противны!

Как явно самого старшего и самого умного меня назначили командиром компании. Это пока ничего не значит. Просто, если компанию ставят чистить навоз в личном хозяйстве офицера, работаем мы все наравне, но за плохую работу накажут прежде всего меня, а уж я – виновных. Если, конечно, сил хватит. Верно и другое: если заранее, до работы, надавать кому следует пинков, то за блестящие сараи получу поощрение я и только я. Опять же, если хватит сил защитить полученное. Мне приходится делать и то, и другое. В своей компании я не самый рослый, зато самый старший, то есть специфического опыта хватает. Сараи офицерам мы чистим регулярно, регулярно же получаем поощрения. В отличие от других командиров я делю премию на всех. Ребята меня не понимают, а потому сторонятся, тайно презирают и норовят уйти в другую компанию. Я не против. От меня ушли все местные жилистые ребята, а прибились всякие слабаки, выходцы городских окраин, слабо приспособленные к солдатской жизни. С такими поощрения не дождаться. Командир соседней компании не понимает:

– Зачем они тебе?!

И действительно, зачем они мне? Может, затем, что я им нужен. А следовательно, они нужны мне. Но простому уму как объяснить? Он и слов таких не понимает.

Вечером, когда уходит жара, когда под черным небом и яркими звездами приходит способность думать и вспоминать, один из моих слабаков рыдает. То ли маму вспомнил, то ли девчонку. То ли умирать не хочется, потому что вспомнил девчонку или маму. Ну и что мне до него?

– Ха, не мы первые, – говорю я ему. – Миров множество – а жизнь везде примерно одинакова. Вот в одном из миров городской, между прочим, парень попал в жуткую ситуацию. Вот как было: он рос, как положено, полным балбесом – точно, как вы! – и что умел? Гонять по небу на ракетном ишаке, играть на бренчалке, не знаю, как она там у вас называется …

– Кымм – мэзз… – нестройно подсказывают слабаки и подтягиваются поближе.

– … на кымм-мэззе, – продолжаю я. – И работу себе нашел такую же …

Слабаки мои постепенно подбирают сопли, слушают, штопают боевые халаты … Я так жутко перевираю, извращаю и упрощаю некогда читанную вполне романтическую сентиментальную вещь, что авторы наверняка переворачиваются в гробах.

– А драться почти как он я вас научу! – обещаю я. – И бегать. И стрелять. Но бегать – это главное. Потому что вы молодые, у вас жизнь только начинается, и так интересно, что мне хочется посмотреть, что будет дальше.

Конечно, за месяц мало чему научишься. Трудно так быстро что-нибудь поменять в мышцах. Разве что в головах. Разве что в сердцах. Разве что в душах. И то совсем немножко.

А через месяц нас бросили в бой.

7

Война в городе – жуткое, кровавое, грязное – но пугающе величественное представление. Мгновенные стычки в коридорах – вот я вас, вот вы меня! Взрывы гранат, пыль и боевые газы в глаза, и грозные фигуры вражеских десантников-смертников, и дикие рукопашные в комнатах, уставленных мебелью. Режущая боль в животе от грязной воды. Снайпера на крышах и в окнах. Кумулятивные снаряды – сквозь бетонные стены! Путаница улиц, бои без тыла и флангов. Мальчики мои, слабаки, маменькины сынки, слушавшие сказки о космических разведчиках – нет их уже. Что мне поощрение, с кем его делить? Да, лучше всех, отбили, удержали, не побежали. Главное – не побежали, хотя уже умели. Не побежали, как все остальные. Может, потому, что слушали сказки о рыцарях неба. Потому, что что-то немного изменилось в сердцах и умах. Вражеский десант смертников – волки против моих котят. Что с того, что лежат и они, как и должно смертникам, глазами в небо? Ведь лежу и я. Прекрасная Астора, душа моя летит к твоим рассветам, туда, где плачет, где смеется черноглазая девчонка, нежный цветок горных степей …

Смотрит на меня военный врач, бормочет:

– Командир компании, спецучет. Герой войны. Годен. В лабораторию!

Понимаю, что дошел-таки я до военных секретов, есть они здесь, никуда не делись. Вот она, лаборатория войны, одна из целей, ради которых был брошен десант наблюдателей на смерть под огонь космической обороны планеты. Пора бы действовать, наблюдать. Но летит уже душа моя, и звучит в ушах чарующий голос Роны-сан:

– Прекрасная Астора приветствует тебя! …

Следующее мое четкое воспоминание – я выбил дверь. Нечаянно. Военврач озабоченно смотрит на меня.

– Ты знаешь, что такое «год ир зёгэн»? – спрашивает он не то, чего ожидал я.

Я уже знаю, что это самое грязное местное ругательство и, конечно же, самое ходовое. У него масса смыслов, все неприличные.

– «Зёгэн» в научном языке обозначает помесь животного и человека, – усмехается военврач. – Это возможно. У нас – возможно. Так вот ты – зёгэн. Только немного сложнее. Помесь человека, животного и машины. Сила и чутье животного. Точность машины. Универсальность человека. Ты – грозное оружие. Но спящее. Собой надо уметь пользоваться. Видел пушастиков домашних? Ты – как они. Пока спишь – мягкий, вялый, слабый. Проснулся – сталь! Но не просыпайся зря! Зачем тебе дверь?

– Я нечаянно.

Военврач тычет в пояс, что на мне:

– Энергия. Берешь много энергии. Без пояса сожжешь себя. Хватит на два раза. С поясом больше, но нужна постоянная подзарядка. Ты грозный воин, но очень дорогой, понимаешь? Ничего ты не понимаешь, сельский болван, год ир … в того самого! Чтоб не трогал дверь!

Но я понимаю, я понятливый. Военврач хмурится, затем заявляет проницательно:

– Слишком умен! Ты не сельский. Ты, наверно, шпион? А, неважно. Теперь ты стал очень преданным нашим. Машина-матка, понятно? Без энергии помрешь. Отключим твою ячейку, и пух! Сгоришь. Не отключим – будешь отличным воином. Десантный легион «Непобедимых». Операции в космосе и на планетах врага. Воюй, как воевал до этого, только лучше! Воюй, зёгэн!

В палате я долго осматриваю себя. Обычное тело. Почти без шрамов. И все же я зёгэн. На понятном мне языке – киборг. Да еще и с толикой животного. Пушастик домашний. Вот он, на картинке в моей палате, теперь понятно, почему ее здесь повесили. Ближайший мне родственник, если вдуматься. По виду – самый настоящий тигр, иссиня-черный, только туловище несколько короче привычных земных пропорций. Что означает, что он больше бегает, чем лазит …

И что теперь? И ничего. Ничего я не потерял, так как ничего не имел. Впереди меня ждет учебная часть спецназа, легион «Непобедимых», операции в космосе. Где-то там же, в космосе, незримо присутствует Санго Риот во главе корпуса перехвата вторжений. Есть здесь какие-то интересы Асторы, иначе к чему наблюдатели? Если здесь пограничник Санго Риот, значит, здесь в каком-то смысле граница самой Асторы. Вот будет забавно, если придется сойтись в бою со знаменитыми пограничниками Санго Риота. Говорят, эти ренегаты и отщепенцы сражаются отчаянно, выслуживая милость своей покровительницы Асторы.

8

– Во все времена своей многотысячелетней истории Астора придерживалась традиционного нейтралитета, – медленно говорит Санго Риот. – Тогда зачем нам Желтые планеты? Где они, за какими безднами пространства? Они ничтожны со своими конфликтами. Ядерные дикари. Космическая шпана.

Рона-сан улыбается одними глазами. Стены ее Дома растворяются, и огромное небо с мириадами звезд накрывает их.

– Прекрасна Астора, – звучит голос женщины. – Высоко в горах мчит свои воды река, стоит на ее пути силовая плотина; дети приходят любоваться подводным царством горных вод, и дрожит, прогибается незримая ткань сил; живут на планете колонии мудрых Домов, берегут, защищают хозяев; мерцают защитные экраны заградотрядов, хранят от хищных взглядов соседей хрупкую красоту Асторы; летят звездолеты и трудятся машины, собирают информацию разумные травы Информатория; наводят через бесконечность свои мосты-переходы отважные разведчики … А глубоко в космосе, в черной бездне плывут две искусственные планеты, как два полюса того, что является обитаемой вселенной. Это – тайна тайн Асторы, богатство богатств: ее мозг, ее память, ее единый вычислитель, ее хранитель всей информации. Одно из имен этой тайны – Хранилище. Весь мир пронизывают нити Хранилища, и на этих нитях записаны все знания мира. И еще: абсолютно всем на Асторе управляет Хранилище. Оно – единый и единственный мозг всех технических систем Асторы, от робота-газонокосилки до защитных экранов заградотрядов. Без Хранилища рухнет все!

– Желтые планеты – на окраине мира! – бормочет Санго Риот.

– Да, – кивает Рона-сан. – В своей дерзости и агрессивности они достигли Хранилища – но посчитали его астероидом! Пока что они не смогли проникнуть внутрь. Но это пока. Хранилище необходимо защитить. Защитить, а затем увести в глубь космоса. Дальше от людей.

– Хранилище, – бормочет Санго Риот. – Надо же! Какое заурядное имя у вашей великой тайны.

– И опять ты прав в своем сомнении! – улыбается женщина. – Мы зовем его иначе. Это не просто мозг всех интеллект-машин. Это еще и наша родовая память, мудрость наших предков. Матрицы всех живших когда-то людей записаны там. И не просто записаны. Они … действуют. В каком-то смысле это бессмертие. Частичное. Вы, пограничники, в невежестве зовете это информационным полем, либо астралом, даже Брахмой …

– А! так вот что это такое! Сказки южных морей! Это – сказки! Я слышал их в детстве, и уже тогда не верил. Да уж, Великая Тайна!

– А настоящая великая тайна всегда на виду, – серьезно замечает женщина. – Великое спрятать невозможно. По определению.

Санго Риот встал и выпрямился во весь свой гигантский рост.

– Ну а я понимаю так, – угрюмо буркнул он. – Просто Желтые планеты уничтожили нашего общего знакомого, любимую игрушку вашей несравненной дочурки. И сейчас вы бросаете в бой весь корпус перехвата вторжений, чтоб посчитаться за женские обиды. Все очень просто.

Женщина покачала головой:

– Я ничего не могу бросить в бой. Я ничем не распоряжаюсь в вашей Границе. Что я могу? Только попросить своего мужчину … своего мужа и защитника. Я могу отправить в бой только вас.

– Я готов! – твердо сказал Санго Риот.

– Пусть будет так! – прозвенел голос женщины. – Сберегите Хранилище! Идите смело, но опасайтесь за своих бойцов! Там может действовать сила, еще не познанная нами!

– Какая Сила?! – махнул рукой Санго Риот, и глаза его на мгновение из пронзительно-красных превратились в пронзительно-желтые. – Я там все … в прах развею.

И он церемонно опустился на одно колено.

9

– Ты вправду зёгэн? – в который уже раз интересуется Непобедимый.

Ему кое-что во мне непонятно. Он в спаррингах побивает меня во всем: и на шок-ножах, и в рукопашной, и в огневом контакте. А командиром компании поставили меня. Конечно, Непобедимый быстро прибрал власть себе. Он помыкает молодыми бойцами и покрикивает с презрением на меня. Я пока не возмущаюсь. Ведь скоро в бой. А бой все расставит по местам.

У меня хороший напарник. Я подозреваю, что он и есть настоящий зёгэн, по праву рождения, настолько сильна в нем животная составляющая. Он невероятно силен и проворен, и его ясный взгляд не затуманивают никакие мысли. В самой жестокой заварушке он лишь с легким любопытством рассматривает противников, в то время как его руки умело и добросовестно выбивают из них дух.

В спецназе, к сожалению, между собой дерутся гораздо чаще, чем с врагом. Я вижу в этом прямое влияние спаррингов и прочих кровавых методов обучения искусству убивать. Потому я числюсь на занятиях самым упрямым лодырем.

Мы лежим на глинобитной крыше сарая-казармы нашего горного учебного центра. Над нами – черное небо и мириады звезд. Здесь они бешено яркие. Я молчу и гляжу вверх. С недавних пор меня тянет в небо. С того самого момента, когда я падал из космоса на землю в аварийном модуле-крыльчатке и чувствовал себя в воздухе … безопасно, что ли? Да, это одна из граней того странного чувства родственности с воздушной стихией. Чем выше, тем безопасней, даже если ты без парашюта. Все неприятности поджидают внизу, на земле, не так ли? А пока не упал, ты в воздухе – бог.

– Правда, что ты можешь слышать радиопередачи? – интересуется мой напарник. – Ловко устроился, тебе и приемника не надо, слушай музыкальную волну и балдей. И никакой инструктор не засечет!

Я действительно могу слушать радиодиапазон, и, чем больше тренируюсь, тем лучше получается. Я могу слышать практически все волны. Но отчетливо – только ту, которую слушаю. Иногда, невесть за счет каких чудес пространства, до меня доносятся голоса моей несчастной родины. Там все, как и прежде: в почете воры, бандиты и торговцы, что суть одно и то же, но не я.

Внизу, под нами, очередное отвратительное действо. Мое лихое отделение поймало молодого бойца. Это называется «воспитывать бдительность». Сейчас его собьют шок-ножом, а потом, оглушенного, станут с наслаждением мордовать. Интерес здесь в том, чтобы дождаться вспышки отчаяния, когда молодой озвереет и схватится за оружие. Самый смак для лихого спецназа – бить вооруженного, но заторможенного. Страшновато и не опасно.

Я оказываюсь внизу, даже не думая, зачем. Гулкие барабаны гремят в голове и оглушают. Ревут боевые трубы – ВРАГ!!! Шок-нож! Ногой его, и вдогонку свой! И веером запасные лезвия, и винтом по кругу! Тигр в глубине моей души хрипит и рвется наружу – ВРАГ!!!..

Отделение лежит. Лежит циничный Непобедимый со своими дружками, лежат бывалые тренированные спецназовцы.

– Ну и что из того, что слышу радиоволны? – говорю я напарнику. – Какой от этого прок, если передают всякую дрянь? Я не могу найти передачу по своему вкусу, потому что ее просто нет! Всякую дрянь передают! Только голова болит …

Напарник ничего не говорит. Он озадаченно прикидывает высоту сарая, на который я машинально запрыгнул, возвращаясь на свое место. Мда, отвлекся и выдал себя. Мне еще очень сильно недостает самоконтроля.

10

– Я выдвинул корпус перехвата вторжений на боевые исходные, – угрюмо доложил Санго Риот. – Я развернул его и против Первой Желтой, и против Второй – сил хватает. Транспорт для астероида-Хранилища находится в постоянной готовности. Ученые моего Центра разработали для захвата астероида силовой невод, он испытан и годится для транспортировки. Курсанты разведцентра отмобилизованы в две штурмовые группы для захвата центров управления ядерным оружием аборигенов. Служба разведки отслеживает все действия противника.

– И что? – с легким недоумением спросил доктор Бэра.

– Я могу начинать боевые действия?

– А вы можете их начать? – внезапно заинтересовался доктор Бэра и даже слез с подоконника. На этот раз его Дом находился на сороковом этаже жилых сотов, упасть вниз от удивления было нежелательно.

– Могу!

– Ну вот! – облегченно вздохнул доктор Бэра. – Сами спросили, сами ответили! Всегда бы вопросы решались так просто, так нет же …

И он отправился на подоконник. Командир пограничников упрямо не выключал экран. Доктор Бэра с жалостью глянул на него.

– Ну почему, чтоб убрать жалкий астероид, необходимо устроить драку? – подумал доктор Бэра. – Вот стоящий вопрос! Задать бы его, да нельзя. Какой смысл спрашивать у газонокосилки, зачем она уничтожает траву? Санго Риот – воин, он по-другому не умеет. Все они на Границе – воины. Драчуны. Хулиганы. Бандиты. Командир пограничников, по крайней мере, хороший воин, следовательно, обойдется наименьшими жертвами.

– Что докладывает ваш корпус внепланетных наблюдений? – вежливо поинтересовался доктор Бэра.

Игру следовало доводить до конца, даже если она надоела.

Санго Риот дрогнул – странное движение в исполнении гиганта! – и доктор Бэра с запозданием припомнил, что корпус наблюдателей, кажется, не совсем удачно десантировался …

– Наблюдатель сообщает, – бесстрастно сообщил пограничник, – что на Второй Желтой действуют лаборатории войны, их координаты уточняются. Продукция лабораторий – боевые машины десанта. Созданные на базе людей. Мы называем их киборгами. На Второй Желтой их называют …

Санго Риот осекся. С юного лица члена Совета Асторы на пограничника глянули древние усталые глаза старика.

– Я догадываюсь, как их называют, – вздохнул он. – Извините, но я вынужден открыть вам Великую Тайну.

– Про Брахму, что ли?

– Что вы! – отмахнулся доктор Бэра. – Это вообще не тайна, это читают детям! Но вот вам действительно Великая Тайна: Астора не боится людей. Любых людей. В любом количестве. В частности, поэтому ваш десятислойный кордон у Холма Прощаний не имеет практической ценности. Кого Астора действительно боится, так это киборгов. Не опасается, не сторонится – именно боится. Панически. Такой путь развития людей – это процветание человечества, в примитивном, разумеется, смысле – и смерть Асторы. Добавлю: отсветы первой войны с киборгами до сих пор озаряют небеса Асторы изумрудным сиянием.

– Не понял, – признался пограничник.

– Что неудивительно – ведь это наша другая Великая Тайна. Вы так желаете приказов? Вот вам мой первый приказ: чтоб ни один киборг не проник на священные земли! Ни один! А наблюдателя, передавшего ценнейшую информацию, наградить! Щедро! И, разумеется, он должен получить статус Пограничника. Ведь в корпус наблюдателей, если я правильно помню, вы вербуете всякое отребье, приманивая сказкой о гражданстве? Или я не прав?

– Вы правы, – признал Санго Риот. – Но … мы не знаем, кто этот наблюдатель. Он использует неизвестный нам передатчик и не использует известные нам коды. Передает открытым текстом. Но это не фальшивка, мы проверили.

– Не фальшивка, – пробормотал доктор Бэра. – Проверили …но кто проверит вас? … Да, вот еще что: ваш силовой невод не поможет. Вы сможете убрать астероид, но не Хранилище. Вообще, какая дикая мысль – ловить неводом Брахму!

– Не понял, – сказал гигант привычную фразу.

– Хранилище управляется изнутри. Есть два пути, чтоб туда попасть. Можно умереть. Матрицы всех людей попадают в Хранилище. Но, правда, не факт, что ваша матрица сможет убедить Хранилище в необходимости покинуть данный сектор космоса. Путь второй – слияние с Брахмой. Но я не понимаю, какой смысл вкладывают ваши верующие в это выражение. И, опять же, послушает ли Хранилище слившуюся с ним душу? Уж очень разные весовые категории, если говорить понятным вам языком. В общем, успехов вам, пограничник!

И доктор Бэра выключил экран.

11

– Так, значит, ты – зёгэн? – цедит Непобедимый.

Он уже очухался. Он уже отмылся. Он поднялся к нам на крышу казармы и теперь цедит:

– А почему считается, что ты – зёгэн? – размышляет он. – В спаррингах, например, я тебя бью.

Мой напарник жизнерадостно ржет, уставившись на деформированное лицо Непобедимого. Тем самым он подписывает себе смертный приговор, но ничуть этого не боится. Не боятся же быки неизбежной смерти на бойне.

– А это – случайность! – объясняет Непобедимый. – Никто не ожидал от старика такой прыти. Теперь ожидают. Побить всех возможно – но только один раз. Так в чем ты зёгэн? Слышишь радио? Но это ты так говоришь. Может, у тебя есть маленький приемник в кармане? Пояс? У тебя есть пояс. И у меня есть пояс. У всех есть пояс! Но твой – светится. Значит, хороший пояс, с лампочкой. Снайперу удобнее целиться тебе в живот. Так в чем ты зёгэн? В словах. Назвался сам, чтоб все боялись. Но я – не все! Понял?

Он легко спрыгивает вниз. Напарник заинтересованно швыряет ему в спину комочек глины. Прыжок! Непобедимый взлетает обратно – почти как я. Хлесткий удар – и напарник надежно уплыл в аут.

– Вы бы лучше подружились, – бормочу я.

– Нет, не получится, – с сожалением отзывается Непобедимый, присаживаясь рядом. – Он только к тебе привязался, животное… Такие, как он, признают одного хозяина.

И он благожелательно смотрит на бесчувственного силача.

– Зачем ты служишь Второй Желтой? – внезапно спрашивает он.

Он очень непрост, этот Непобедимый. Ну, по крайней мере, он так считает. Он думает, что задал сложный вопрос. Но вопрос простой на самом деле. А вот ответ на него сложный. Нет, даже не так. И ответ простой. Ответ простой, поэтому понять его – сложно. И потому я пытаюсь уклониться от серьезного разговора.

– Думаю, главное значение имеет паек командира отделения, – отвечаю я.

– У Первой Желтой паек лучше.

Это аргумент. Я долго его исследую. О правых и виноватых в этой войне говорить бессмысленно – они веками дерутся. Еще с тех пор, как жили вместе на планете под названием, как я предполагаю, Третья Желтая. И паек у Первой Желтой действительно лучше. И я не абориген, я не связан родней, родиной, детьми, традицией, наконец. Тогда почему?

Непобедимый терпеливо ждет ответа. Он для него почему-то очень важен.

– Где-то там, далеко, – бормочу я, – живет чудесная девочка. Анико очень огорчится, если я когда-нибудь предам, неважно кого. Она съежится и увянет – а я этого не хочу.

Непобедимый морщится и плюет.

– Что-то такое я слышал в церкви, – бросает он как ругательство и уходит.

И вот первый мой рейд в легионе Непобедимых. Цель – Первая Желтая, центр военных технологий, гигантский научно-промышленный комплекс. Ну совершенно никаких военных секретов нет у планет-противниц. Два родственных народа и треплются одинаково. Вчера на Первую Желтую прибыл отряд каких-то жутко профессиональных наемников, и вот наш легион невидимой саранчой валится с ночного неба проверить наемников на прочность. При такой секретности горячий прием нам гарантирован еще на подходе. Но нам везет. На Первой Желтой какой-то религиозный праздник, им воевать некогда. Вторая Желтая тоже его отмечает, но на неделю позже – разные календари, видите ли …

Снова бесконечная высота и чувство слияния с миром – до встречи с асфальтом. Привет, мы уже здесь! Лупит со всех стволов охрана, мечутся тени. Оружие дергается в моих руках, я бью из всего наличного арсенала – и пока не промахиваюсь. Вялый пушастик проснулся – сталь и бархат! Нет со мной сладу! Все вижу, всех бью! Пояс полыхает, перекачивая энергию. Спасай, матка, машина-мать, своего новоприобретенного сына!