Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №1"
Автор книги: Владимир Благов
Соавторы: Михаил Федоров,Анатолий Герасимов,Майкл. Гилберт
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ГОРОД НАПРАСНО УМЕРШИХ
Универмаг, где Людмила Новожилова работала завсекцией, закрывался в семь вечера, но в ту злосчастную пятницу Людмила Ивановна отпросилась домой пораньше, сказавшись больной. Сердце и вправду кололо, будто вязальной спицей; боль отдавалась в плечо, перехватывало дыхание. К боли физической добавлялось гнетущее предчувствие чего-то неотвратимо-ужасного, уже свершившегося.
Людмила Ивановна – склонная к полноте цветущая блондинка бальзаковского возраста – никогда не переставала волноваться за своего мужа-таксиста: слишком уж опасная, по ее мнению, была у него профессия. Вот и в ту пятницу она весь день безотчетно думала только о нем.
Сергей всегда смеялся над ее страхами, говорил, что давно считает машину частью себя самого, дорогу не видит, а сердцем чувствует. Людмила часто просила, чтобы муж, проезжая днем мимо ее универмага, сигналил ей, что жив, мол, и здоров, на что Сергей всегда пренебрежительно махал рукой: ни к чему это, со мной ничего плохого случиться не может. И Людмила верила ему, но все равно волновалась.
Сразу после работы Людмила Ивановна отправилась к портнихе. Та обещала закончить к вечеру платье и не обманула. Платье – по выкройке из «Бурды» – вышло шикарное. «Будет в чем завтра к дочке сходить», – подумала Людмила Ивановна и улыбнулась своим мыслям.
– Это квартира Новожиловых? – приятным голосом спросил молодой человек.
– Да, а в чем дело?
– Вы жена Сергея Ивановича? – И после секундного молчания: – Я звоню по поручению директора таксопарка.
– Что случилось?
– Нет, ничего страшного. Вы, главное, не волнуйтесь.
– Он попал в аварию? Почему он сам не звонит?
– Сергей Иванович сейчас в больнице, но, я уверяю вас, ничего серьезного.
– Да объясните вы толком, что с ним случилось!
– Видимо, не справился с управлением, допустил столкновение. Извините, но мне ничего конкретного не сказали.
– Он сильно разбился?
– Я же вам говорю: ничего серьезного. Ну, вот дословно… Читаю: серьезных опасений за жизнь нет.
– Опасений за жизнь?! – внезапно севшим голосом переспросила Людмила Ивановна, – А где он, в какой больнице? Туда можно позвонить, узнать?
В Первой градской, в реанимации. А насчет позвонить… извините, у меня нет их телефона.
– Так вы не звонили в больницу?!
– Меня просили вам передать… Извините…
Людмила повесила трубку и, прислонившись плечом к стене, прикрыла веки. Голова отяжелела, в висках застучала кровь. Первым желанием было позвонить дочери, поделиться горем, но Людмила прогнала эту мысль.
«Наташку надо оставить в покое, ей сейчас нельзя волноваться… Сердцем ведь чуяла, что с Сергеем беда! Так и есть – разбился. Но, может, все еще обойдется? Не паникуй, дура! Надо позвонить в больницу, там скажут, что и как».
В справочную больницы Людмила дозвонилась не сразу. Неприятный девчоночий голос сообщил ей, что Новожилов Сергей Иванович действительно поступил в хирургическое отделение и сейчас, скорее всего, уже находится на операционном столе. На все дополнительные вопросы Людмила получала бойкий ответ: «Не знаю, звоните в ординаторскую, у них есть городской телефон». Наконец в трубке раздались короткие гудки.
Из ординаторской Людмиле ответил участливый голос операционной сестры:
– Да, вашего мужа сейчас оперируют. Операция только началась, обещает быть сложной и закончится не скоро. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, все будет хорошо. Позвоните еще утром, а сейчас, извините, я ничего определенного вам сказать не могу.
– Как утром?! – возмутилась Людмила. – Да я до утра с ума сойду!
– С ума сходить не надо, возьмите себя в руки, а лучше примите что-нибудь успокаивающее: вам надо отдохнуть… Если хотите, оставьте мне ваш телефон, и я, как только операция закончится, позвоню вам.
– Хорошо, спасибо. – Людмила продиктовала номер. – Скажите, а как он? В каком состоянии?
– Состояние тяжелое, но операцию проводит опытнейший хирург профессор Яковлев, и я вам обещаю, что он сделает все возможное для спасения вашего супруга. А вы не переживайте и ждите моего звонка.
Операционная сестра бросила трубку на рычаг, тяжело вздохнула и сказала кому-то, находящемуся в соседней комнате:
– Ну сколько раз я говорила этим из справочной, чтобы не давали никому наш телефон! Опять приходится врать, Иван Алексеевич. Жене ведь не скажешь, что ее мужа дважды доставали с того света и нет никакой надежды достать его в третий раз!
– Солгать из жалости к человеку я грехом не считаю, – отозвался незримый собеседник. – И не считаю безнадежным нашего пациента. Пока работает сердце, он будет бороться за жизнь во что бы то ни стало. Настоящий боец! Очень хочется помочь ему вернуться: не каждый день встречаешь такую любовь к жизни… Надеюсь, в третий-то раз мы его вытащим…
…В третьем часу ночи Людмила заснула в кресле, так и не дождавшись звонка из больницы. И приснился ей в эту ночь удивительный сон. Будто перенеслась она в Древний Китай и видит себя со стороны этакой китайской красавицей: лицо как полная луна, щеки – кровь с молоком, глазки – щелочки. Вокруг, насколько хватает глаз, какие-то пагоды, бамбуковые заросли, рисовые поля, но все такое родное и близкое, даже смысл иероглифических надписей понятен без перевода.
Идет Людмила по пыльной проселочной дороге, но, оказывается, не просто так идет, а разыскивает своего мужа. Муж, конечно, тоже китаец, но зовут его почему-то Сергеем. Шагает Людмила босиком под палящим солнцем, прижимая к груди корзину. И постепенно понимает Людмила, что идет по дороге умерших – но сама живая – к Желтому подземному источнику, где находится Диюй – судилище ада. Страшно Людмиле, но хочет она спасти мужа, умершего нечаянной смертью. Слышала она от людей, что Яньло-ван – правитель первого судилища – бывает снисходителен к душам людей, погибших в результате несчастного случая, и отпускает бедняг обратно на землю. Надо только упросить владыку принести щедрый выкуп за умершего.
Людмила сама не заметила, как вошла в просторный зал с низкими сводами, в глубине которого на нефритовом троне восседал гневный старец с лицом цвета прозеленевшей меди. Справа и слева от него размещались «присяжные» – черти и бесы со свиными рылами вместо лиц. Людмиле стало не по себе, она склонилась перед судьей до земли и несмело подвинула вперед корзинку с искупительной жертвой. В ту же секунду Людмила затрепетала, услышав громоподобный голос судьи.
– Удивляюсь, как ты – живая – проникла в Диюй! Я, начальник над судьями Циньгуан-ван, прочел твои мысли и говорю: ты ошиблась, смертная женщина. Судья Яньло-ван отличался мягкосердечием и за это переведен в пятое судилище. Мне же твоя жалкая жертва ни к чему. Возвращайся. Ты проделала этот путь напрасно, ибо твой муж не вернется к тебе.
– О великий Циньгуан-ван! – взмолилась Людмила. – О средоточие справедливости! Молю тебя об одном: позволь мне пройти по следам мужа, чтобы увидеть, какая уготована ему участь.
– Ну что ж, – с улыбкой, не предвещавшей ничего доброго, сказал главный судья, – ты можешь пройти отсюда к Зеркалу Зла – Нецзинтай – и далее, в Город Напрасно Умерших – Вансычен, – но помни, что оттуда нет возврата.
Людмила не раздумывала ни секунды. Почтительно поклонившись судье, она вышла из зала на террасу, где стояло огромное овальное зеркало в золотой раме, отражавшее все людские пороки и преступления. Направо с террасы открывался вид на Двор Голода, налево – на Двор Жажды, где толпы грешников, мучимые жаждой и голодом, молили судей о пощаде. Людмила знала, что ее мужа не может быть в этой стонущей и плачущей толпе, и решительно зашагала дальше – к мосту через Реку Нечистот.
Там путь ей преградили огромный лохматый пес и свернувшийся кольцами питон. Людмила остановилась в нерешительности, потому что увидела на мосту трупы загрызенных и задушенных смельчаков, рискнувших пройти по мосту. Большинство же грешников переправлялось на тот берег реки вплавь, копошась, словно опарыш в густой зловонной жиже. Людмила вовремя вспомнила о содержимом корзинки. В качестве искупительной жертвы она несла судье жареного цыпленка. Теперь она решила предложить его псу и питону. Людмила разломила аппетитную тушку надвое и бросила по очереди каждому стражу моста. Пес с жадностью набросился на угощение, а питон, не трогаясь с места, прошипел с плотоядной ухмылкой:
– От меня не откупишься, глупая женщина, подойди ближе, чтобы я мог проглотить тебя.
Людмила отпрянула в ужасе, но в это время огромный пес бросился на питона, схватил его зубами за шею позади головы, прижал извивающееся тело к мосту и рявкнул на Людмилу:
– Беги, пока я держу его!
Людмила сама не заметила, как очутилась на другом берегу. Впереди на холме виднелись руины города Вансычен.
Обнесенный некогда неприступной, а теперь местами обвалившейся стеной, заброшенный город стал прибежищем душ самоубийц и умерших внезапной смертью. Повсюду на мостовых валялись окровавленные, обугленные, распухшие от воды, почерневшие от ядов трупы. На стенах домов и на фонарных столбах раскачивались висельники. Все они хрипели, корчились, извивались, издавали нечленораздельные звуки, распространяли зловоние и рассказывали о своей жизни и причинах самоубийства. Срок земного существования этих заблудших еще не закончился, и поэтому они должны были понести наказание за добровольный уход из жизни. Пути к новому рождению в человеческом облике для них уже не было.
Людмила не пугалась живых мертвецов. Она не отскакивала в испуге, когда какой-нибудь полуразложившийся труп протягивал к ней скрюченные пальцы. Ей было жаль этих пропащих, но отвращение было сильнее жалости.
И вдруг она увидела мужа. Бок о бок с каким-то старцем, похожим на мудреца, в сопровождении двух бесов с лошадиными головами, Сергей поднимался по лестнице, ведущей под облака. Ступенями этой лестницы были остро отточенные ножи, висевшие в воздухе без всякой опоры. Людмила окликнула мужа, но он не услышал. Тогда она встала босой ногой на ступеньку. Нож, будто подвешенный на пружинах, подался вниз. Вот и первый порез. Но боли нет, и надо идти. И надо идти скорее, но осторожнее, чтобы не сорваться с головокружительной высоты…
Только на облачной террасе, с которой умерший в последний раз может взглянуть на свой дом, Людмила догнала Сергея, но приблизиться к нему не посмела. Она боялась навредить ему своим непониманием происходящего. Между тем бесы поставили Сергея и старца-мудреца лицом к востоку и показали им родные места.
– Вы можете вернуться туда, – сказали им бесы. – Надо только не ошибиться в выборе пути. Перед вами шесть мостов: золотой, серебряный, нефритовый, каменный и два деревянных. Каждый из них виден вам лишь до середины, и лишь по одному из них можно пройти в мир живых. Угадавшему – жизнь!
– Несомненно одно, – вдруг вымолвил старец, – мы пойдем по одному из деревянных мостов.
– Верно, – поддержал его Сергей. – И я чувствую, учитель, что идти надо по правому мосту.
– Не торопись. Поспешные суждения часто ошибочны, – предостерег старик.
«Он не видит! – ахнула Людмила. – Он не видит того, что вижу я! Правый мост не достроен и обрывается в бездну. Но как остановить мужа?»
Сергей двинулся к правому мосту, мудрец оставался недвижим, а Людмила кинулась наперерез мужу, раскинув в стороны руки, громко крича и обливаясь слезами. Но Сергей не видел и не слышал ее. Лишь на секунду задержался он на мосту и, полуобернувшись к мудрому спутнику, с улыбкой сказал:
– Учитель, меня как будто что-то удерживает, но я все равно не изменю своего решения. Пусть моя возможная ошибка увеличит ваши шансы на возвращение.
Людмила кричала, пыталась схватить Сергея за руку, за край одежды, но все было тщетно. Сергей прошел сквозь нее, добрался до середины моста и, махнув учителю рукой на прощанье, шагнул в пропасть. Неизмеримо долго звучал в ушах Людмилы отчаянный крик Сергея. Звука падения тела так и не было слышно. Людмила опустилась на колени и зарыдала, спрятав лицо в ладонях. Старик-мудрец покачал головой и двинулся к левому мосту…
Что было дальше, Людмила не видела, да и не могла видеть. На ее глазах муж упал в бездонную пропасть. Он неминуемо должен был разбиться насмерть… Но не разбился.
После долгого падения Сергей с удивлением ощутил себя зависшим в облачной пустоте. Может быть, он никуда и не падал? Оглядевшись по сторонам, Сергей понял, что и в самом деле находится в облаке. Оно было мягкое, нежное и пахло почему-то молоком. А еще Сергей почувствовал, что стал маленьким и беспомощным, как младенец. Какое-то время он лежал в облаке, как в колыбели, привыкая к новым ощущениям, как вдруг увидел над собой ужасное и огромное, закрывшее полнеба лицо повелителя преисподней Дицзан-вана. Властелин улыбнулся Сергею, как улыбаются детям, ловким движением руки обмакнул кисточку для письма в невидимые чернила и начертал на лбу Сергея иероглиф «цзунь» – «исполнил». После чего вложил ему в ладонь розовую жемчужину, которая сияла так, что облако сделалось золотым. Сергей уже начал догадываться, что произойдет дальше, но Дицзан-ван пояснил:
– Ты исполнил лишь малую часть предначертанного судьбой. А теперь тебя ждет новое рождение. Поторопись…
…В седьмом часу утра Людмила проснулась в слезах и с бьющимся сердцем. Она сразу поняла, что никакого звонка не было и не будет. Размазывая по щекам слезы, выпила стакан воды и помчалась в больницу. Всю дорогу находилась под впечатлением кошмарного сновидения, гнала прочь мрачные мысли, и до тех пор, пока в белом чистом коридоре профессор Яковлев не сказал ей простое и беспощадное слово «мужайтесь», она продолжала надеяться. Но он, уставший после бессонной ночи, развел руками и произнес:
– Мы сделали все, что могли. В результате аварии ваш муж получил повреждения более чем серьезные. За счет здорового сердца и почек организм долго противостоял смерти. Сергей Иванович скончался в половине четвертого утра, не приходя в сознание… Приношу вам глубокие соболезнования…
Следя за реакцией новоиспеченной вдовы, профессор не стал договаривать. Людмила плакала очень тихо, аккуратно вытирая слезы платочком. Но слезы текли не переставая, и платочек мигом напитался влагой.
«Какие искренние слезы! – с умилением подумал Яковлев. – Хотел бы я, чтобы однажды обо мне так плакали».
– Как это случилось? – спросила Людмила. – Как он разбился?
– Вам ничего не говорили? – встревожился Яковлев.
– Может, вы знаете подробности?
– Вряд ли… Ваш муж водитель?
Людмила кивнула.
– Он вез двух пассажиров.
– Он не виноват! – торопливо перебила Людмила. – Я уверена.
– Извините, я не об этом. – Яковлев как будто потерял на мгновение нить разговора. – Женщина-пассажирка скончалась на месте, вашего мужа и второго пассажира госпитализировали своевременно, но…
– А второй пассажир жив? – неожиданно спросила Людмила.
– Какое это имеет значение?! Им занимался не я.
– Да нет, я просто подумала: если он жив, каково ему будет узнать, что его жена погибла…
– Жизнь и смерть одинаково несправедливы к людям, – глубокомысленно изрек профессор. – Ваш муж страстно хотел жить, боролся за жизнь, но я не смог ему помочь. А тот пассажир – в соседней операционной – жить не хотел категорически, его буквально за уши вытаскивали с того света, а он еще сопротивлялся. Вот что странно…
– Вытащили? – сквозь слезы улыбнулась Людмила.
Яковлев, с минуты на минуту ожидавший бурной реакции
этой странной женщины, на мгновение нахмурился. «Она явно не в себе», – пронеслась мысль.
– Вытащили, – буркнул он и замолчал.
После небольшой паузы Людмила спросила:
– А он ничего не говорил перед смертью?
– Он скончался, не приходя в сознание, – повторил профессор заученную фразу.
– Да-да, вы уже говорили, – торопливо закивала Людмила.
– Впрочем, врач «скорой помощи» обратил внимание на одно необычное слово, которое ваш муж произнес в бреду по пути в больницу. Оно показалось коллеге странным, поэтому он его запомнил. А потом рассказал об этом мне.
– Что это за слово?
– Хадж. Паломничество, – пояснил Яковлев. – Вам это о чем-нибудь говорит?
– Нет… Не понимаю, что он хотел этим сказать… Он ведь православный.
– Я думаю, не стоит искать какого-то объяснения сказанному в бреду, – поспешно сказал профессор. Его уже начинал тяготить этот разговор.
– Да, вы правы, не стоит, – пробормотала Людмила в задумчивости. – Но я запомню… Хадж…
Не сказав больше ни слова и уже не обращая внимания на хирурга, Людмила медленно направилась к выходу. Яковлев пожал плечами, провожая взглядом жалкую фигурку женщины, ставшей в одночасье вдовой, и подумал: «Видимо, по– настоящему отплачется только дома. Люди с таким характером, как правило, не любят афишировать свои чувства… Но почему она интересовалась тем пассажиром? Странно…»
И тут его осенило. Яковлев распахнул дверь ординаторской и буквально ворвался в кабинет. Молодой хирург Долгушин, в эту ночь оперировавший Лебедянского, был еще здесь и что-то писал – сдавал ночное дежурство. Он не поднял усталых глаз на вошедшего, а только мельком взглянул из-под очков.
– Паша, – позвал его Яковлев, – у тебя еще много писанины?
– Дописываю.
– Слушай, я тебя оторву на секунду. В котором часу ты прооперировал Лебедянского?
– Иван Алексеич, мы с вами сегодня одновременно закончили. В половине четвертого.
– Одновременно, только с противоположным результатом… Понимаешь, какая мистика получается: мой был неоперабельный, но хотел жить, а твой – наоборот. И вдруг в половине четвертого они резко меняются ролями. Твой идет на поправку, а мой – умирает. Как это объяснить?
– Совпадением, – зевнул Долгушин. – Чем же еще?
– Э нет, коллега, не надо упрощать.
Долгушин пожал плечами и вернулся к своим бумагам.
– Если мы станем объяснять каждую… – начал былФ он и снова зевнул.
Яковлев сверкнул глазами и вышел из кабинета. В коридоре он остановился и долго стоял в задумчивости, правой рукой теребя связку ключей в кармане халата.
НЕКРОНАВТЫ
Сергей очутился посреди моря цветов в центре межгорной впадины. Над головой – и справа, и слева – нависали иссиня– черные иззубренные монолиты. В зените, в прорези между двумя отвесными вершинами застыло безмятежное солнце. Две красавицы-бабочки тревожно порхали вокруг, не улетая прочь и не садясь на цветы. А цветы здесь росли необычные – черные тюльпаны асфоделы, точь-в-точь как в греческих мифах о подземном царстве Аида.
Сергей следил за полетом бабочек, оглядываясь по сторонам, и вдруг заметил позади себя давешнего пассажира. Лебедянский выглядел так, будто лишь на секунду вылез из машины размяться. Ему недоставало только очков, галстука и кейса. Подобно Сергею, популяризатор науки с явным неудовольствием озирал окрестности.
– Куда мы попали? – спросил Сергей, кивая Вениамину.
В ответ тот пренебрежительно фыркнул:
– Насколько я понимаю, это Древняя Эллада, или, вернее, только ее мифопоэтическая проекция на наше с вами сознание. А попали мы сюда по вашей милости, голубчик… Впрочем, я вас не виню: то, что было задумано, все исполнилось в срок. Вы верите в предопределение?
– Подождите! – спохватился Сергей. – Так мы что, умерли?!
– Ха! Умерли, и не один раз, батенька. Мы уже проплыли по Подземному Нилу и побывали на экскурсии в Городе Напрасно Умерших… Вы что, не помните, как загнали свою «Волгу» под панелевоз?
– Но это же был сон!
– Мне вас искренне жаль, но… все это было на самом деле… Кстати, вы не видели Лялю?
– Вашу жену? Нет.
– Похоже, она поторопилась туда, – Вениамин кивнул головой, указывая на угольно-черный провал в толще горы. – Думаю, эта пещера ведет прямо в Аид. Предлагаю спуститься.
– Да подождите вы, в самом деле! Дайте разобраться!
– Хорошо, давайте рассуждать логически. Помните, в машине вы говорили о «колесе сансары»?
– «Родишься вновь прорабом»?
– Верно. «Родишься вновь, на колкости горазд». Мы с вами совершили экскурс в мифопоэтические парадигмы древних религий. В «Розе Мира» это звучало бы иначе: «странствие в трансмифах метакультур». И наши с вами посмертные воспоминания свидетельствуют в пользу догмата о бессмертии души. Может, мы прожили на Земле не одну, а несколько жизней. К тому же наши с вами пути могли неоднократно пересекаться в прошлом… Взгляните на бабочек: это наши души-астралы. Ваша – траурница, моя – перламутровка. Не зря древние греки изображали на надгробьях череп и кости, как символ бренного тела, и летящую бабочку – как символ бессмертной души.
Душа твоя – как бабочка, легка – Покинет бренное земное тело, Как лепесток, где только что сидела, Чтоб в тот же миг вспорхнуть под облака.
– Ваше? – спросил Сергей.
– Из неизданного при жизни, – мрачно пошутил Вениамин. – Итак, к чему я клоню… Я хочу доказать вам, закосневшему в материализме, что мы – люди – живем практически вечно и неоднократно являемся в этот мир.
– А я и не спорю, – проворчал Сергей. – И сколько, по– вашему, жизней мы уже прожили?
– Не важно! – занервничал Вениамин. – Главным открытием я считаю то, что душа предстает перед нами грандиозной базой данных, и объем ее во много раз больше объема человеческого мозга.
– Я согласен, что эта моя жизнь не единственная в череде перерождений…
– И не последняя! Это принципиально!
– Пусть не последняя, но мне дорога именно эта . Я не тороплюсь в следующую ! Мне только сорок семь, я многого не успел в этой жизни и хотел бы вернуться, чего бы мне это ни стоило!
– Мы не властны над судьбою, – сделав театральный жест, продекламировал Вениамин. – Благодарите Бога уже за эти сорок семь, что были вам отпущены на земле. Богу виднее.
– Это несправедливо.
– А вот роптать вам не советую.
– Вам хорошо говорить: ваша супруга с вами.
– Не совсем. Она почему-то поторопилась, и мне придется ее догонять. И если Аменемоп вслед за женой стремился попасть на суд Осириса, то ваш покорный слуга мечтает предстать пред светлые очи Господни. Надеюсь, нам по пути? Здесь вы все равно ничего не добьетесь. Мольбы, крики, плач – все это не более чем сотрясение воздуха. Идемте к Престолу. Там, по крайней мере, хоть что-нибудь прояснится. Смотрите, вот и бабочки зовут нас туда же…
– По-моему, нас ждут сейчас Аид и Персефона…
В просторной галерее с высокими сводами гулко раздавались звуки шагов. Изредка слышался всплеск, издалека доносились стоны и вздохи. Вениамин шел впереди и освещал дорогу смоляным факелом. Колеблющийся свет выхватывал из темноты то сталагмитовую колонну, то шершавую стену, испещренную непонятными знаками.
– Ну, вот здесь он и сидел, – сообщил Вениамин, показывая на ржавые обломки не то кандалов, не то ошейников. – Мы на верном пути.
– Кто сидел? – не понял Сергей.
– Цербер, конечно. Страж Аида.
– Куда ж он девался?
– Да пес его знает? Может, сдох?
– Шутить изволите?
Они замолчали, услышав шум воды и одновременно заметив слабое сияние впереди. Свет шел из глубокого колодца, расширявшегося книзу. Сергей и Вениамин по очереди заглянули в него: под ними на невообразимой глубине бесновался и ревел мутный поток светящейся воды.
– Одна из рек Аида, – высказал предположение Вениамин. – Возможно, исток Ахеронта.
– Чересчур глубоко, – не согласился Сергей. – Скорее уж это Флегетон – река кипящей крови.
– Это вы из Данте?
А вы из мифологии?
Лебедянский усмехнулся.
– Идемте дальше;
– А знаете, все эти миры и наши с вами в них путешествия здорово смахивают на аркаду – многоуровневую компьютерную игру.
– Да, похоже. Мы переходим с уровня на уровень, минуем ловушки, преодолеваем препятствия, набираем очки… Но ведь любая игра рано или поздно кончается.
– Значит, надо успеть набрать побольше очков, пока нам не объявили «гейм овер».
– И как вы надеетесь ими распорядиться?
– Однозначно: мне надо выйти отсюда живым.
– Тогда вот вам совет: не пейте воды из Леты.
…Скоро они вышли к спокойной широкой реке, что несла свои воды под низко нависшим известняковым потолком.
– Ахеронт! – торжественно изрек Вениамин.
– Очень похоже на описание подземного моря у Жюля Верна, – заметил Сергей. – В его «Путешествии к центру Земли».
– А вы знаете, почему? – хитро прищурился Вениамин. – Я обнаружил – эвристически – главную закономерность этого мира: он псевдореален, соткан из наших с вами представлений об устройстве реального мира. Используя накопленную за время жизни информацию, человеческий мозг способен моделировать любые объекты материального мира. Более того, позволю себе заявить, что два наших с вами мозга работают в унисон и создают достаточно сложную, комбинированную псевдореальность.
– Вы считаете, что все, что мы видим вокруг, – плод нашего совместного воображения?! Но какая связь между моим и вашим сознанием?
– Я не готов ответить на этот вопрос. Но смею предположить, что все нами задуманное, воображаемое, стоит только нам захотеть, тотчас обретает цвет, форму, запах… Стоит мне, к примеру, представить себе образ Харона, как тот просто обязан немедленно явиться нам во плоти.
– Что же мы увидим в мире, о котором не имеем ни малейшего представления?
– А ничего. Мы просто не сможем его вообразить.
– По-вашему, бытие определяет сознание, а небытие – подсознание?..
Вениамин не успел ответить.
– А-а, некронавты пожаловали, – раздался вдруг позади скрипучий старческий голос.
Сергей и Вениамин разом оглянулись. У причала качалась на волнах утлая лодка, а в ней, опираясь на весло, стоял угрюмый обрюзгший старик – перевозчик душ умерших Харон.
– Ну вот! Что я вам говорил! – обрадовался его появлению Вениамин.
– А почему, собственно, «некронавты»? – обиделся Сергей.
– Как же иначе вас называть?! – пожал плечами Харон. – Нормальный мертвец – лишь тот, кто упокоился в земле, а вы оба еще наполовину живые; вдобавок, сдается мне, один из вас так и не умрет сегодня.
– Кто именно? – живо отреагировал Сергей, чем очень насмешил старика.
– Ха! Кто! Спроси Аида, он знает.
– Так перевезите нас на тот берег, – подал голос Вениамин.
– Ничего не выйдет, – отмахнулся Харон. – Нормальный покойник обязан заплатить за переправу. Для того ему под язык и суют медный обол. А у вас под языками пусто, не так ли?
– Я сказал.
– Ладно, это поправимо. Насколько я помню, Геракла и Тесея вы перевезли потому, что они угрожали расправиться с вами, а Эней предъявил вам золотую ветвь из рощи Персефоны. И все эти герои путешествовали по Аиду еще при жизни.
– Все верно, но, во-первых, вы не Тесей и не Геракл, а во– вторых, где ваша золотая ветвь?
– Пара пустяков, – улыбнулся Вениамин. – Сейчас я воображу ее точно так, как вообразил вас. – Он отвел правую руку назад и немного в сторону и, не глядя, выхватил из воздуха золотую веточку оливы. Харон даже крякнул от удовольствия.
– Давненько я таких чудес не видал! – хохотнул он. – Приятно иметь дело с кудесником. Прошу в лодку. Отвезу теперь, куда вашим душенькам угодно.
Говоря так, Харон имел в виду двух бабочек-астралов, вьющихся над головами некронавтов. Траурница и перламутровка продолжали указывать странникам путь.
– Скажите, Харон, – начал Вениамин, когда лодка отошла от берега. – А вы не перевозили на тот берег даму? Ей за сорок, хороша собой, немного полна…
– Взбалмошна, – добавил Харон. – Перевозил… Тоже странствует без гроша за душой.
– У нее еще такие вьющиеся волосы, каштановые.
– Говорю же, перевозил, – нахмурился Харон.
– А вы не могли ошибиться, перепутать?
– Да за последние три часа она одна и была. Как тут перепутаешь?! – старик вздохнул. – Сейчас мало кто ездит: непрестижно. Норовят попасть в рай, джанну, брахмалоку.
– Как же вы ее перевезли, если у нее денег не было? – лукаво спросил Сергей.
– Да уж перевез, – усмехнулся чему-то Харон.
– Тоже показала вам веточку? – допытывался Сергей. Харон покачал головой. – Неужто угрожала?
– Наоборот – рассмешила… Сказала, что будет жаловаться по инстанции… Это на меня-то!
– Ляля в своем амплуа, – улыбнулся Вениамин. – Юмористка.
За разговором путники не заметили, как переправились на другой берег реки. Харон напутствовал их такими словами:
– И тебе удачи, старик, – холодно попрощался с Хароном Сергей.
– Зря вы обижаетесь на него, – сказал Вениамин, заметив выражение недовольства на лице спутника. – Вам не нравится, как он нас окрестил? А по-моему, «некронавты» звучит совсем неплохо. Ничуть не хуже, чем «аргонавты».
– Кажется, Харон похож на моего деда. Правда, я его тол– ком-то и не знал, только по фотографии, – заметил Сергей.
– Это неудивительно. Я считаю, что в создании образа Харона в той или иной степени участие принимали мы оба. Я представил его более общо – как некоего старца в рубище, вы домыслили детали – черты лица, характер, манеру держать себя. Разве не так?
– Так, – нехотя согласился Сергей и вздохнул. Ему не хотелось развивать эту тему. – Хотел бы я знать, чем именно опасен для нас мир «Рамаяны».
– А, вы о предупреждении Харона? Ну, индийские боги не все антропоморфны. Если старик имел в виду это…
…Снаружи дворец Аида напоминал террикон над угольной шахтой. Внутрь вела похожая на железнодорожный туннель нора. В ней было относительно светло, но только потому, что все пространство заполняли собой фосфоресцирующие тени умерших. Все они парили в воздухе, перетекали от стены к стене, зависали под потолком, стелились под ногами. Сергей и Вениамин шли вперед, локтями брезгливо отстраняя от себя назойливых призраков.
Внутренняя архитектура и убранство дворца потрясли бы воображение самого смелого зодчего, ибо так причудливо смешать и переплести планировку языческого храма, ГУМа и метрополитена мог только сумасшедший строитель. Сергей и Вениамин переглянулись, и каждый из них прочел в глазах своего визави крайнюю степень неодобрения.
– Ну, у вас и воображение, скажу я вам, – буркнул Вениамин. – Что вы тут нагородили?!
– Да что вы понимаете в архитектуре! – фыркнул Сергей и рассмеялся.
Обоим было понятно, что в создании псевдореалий дворца оба они перестарались. Тем не менее эскалатор здесь был вполне уместен и вдобавок функционировал. Некронавты опустились метров на пятьдесят ниже и оказались в просторном, освещенном боковым светом тронном зале.
Посредине зала в ажурной золотой беседке в окружении парящих вокруг эриний и кер восседала божественная чета – Аид и Персефона. Они были неподвижны, как два мраморных изваяния, похожие на лучшие творения Праксителя. Рядом, чуть правее, в глубоких курульных креслах застыли судьи царства мертвых – Минос и Радамант. Слева от ажурной беседки стоял бог смерти Танат со сложенными за спиной крыльями и скрещенными на рукояти меча руками. Справа повис в воздухе невесомый Гипнос – бог сна. Ближе всех к Сергею стоял посланец богов Гермес; дальше всех, скрытая переплетениями беседки, окруженная сворой стигийских собак, мрачно улыбалась трехглавая Геката.
