Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 03"

Автор книги: Владимир Аренев

Соавторы: Владимир Гаков,Патриция Анна МакКиллип,Дмитрий Байкалов,Наталия Мазова,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Владислав Гончаров,Тимофей Озеров,Тед Чан,Элинор Арнасон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Но боги бывают добрые и злые – а у нас, в стране хотя и проигравшего, но все еще господствующего атеизма, в злых богов верится как-то легче. Отсюда и естественное появление в эпической фэнтези уже упомянутых богоборческих мотивов, заданных еще Перумовым и Логиновым, а впоследствии подхваченных Сергеем Синякиным. К сожалению, на практике это приводит к тому, что каждый автор норовит придумать богов позлобнее и погнуснее, чтобы оправдать причины, по которым с ними надо бороться.

Другая сторона того же явления – рождение так называемой «dark fantasy», зачинателем которой у нас выступил Андрей Дашков. У писателя появилось немало сподвижников и последователей – достаточно открыть любой выпуск антологии «Наша фантастика», чтобы наткнуться на очередное смакование процесса вызывания демонов, общения с древними богами Востока и прочих магических обрядов с использованием черепов девственниц или драконьего помета – и с последующим выходом в мир Зла, которому бесполезно даже противостоять. Лучше всего совокупность этих явлений можно охарактеризовать как «веру в дьявола без веры в Бога». Воистину, «в русском народе черт с дьяволом борется», как высказалась в своем сочинении одна безымянная абитуриентка.

Возможно, именно как противодействие данной тенденции в последнее время возникло еще одно направление фэнтези – так называемая сакральная фантастика, представленная уже тремя одноименными сборниками московского издательства «Мануфактура». К этой категории с известной долей условности можно отнести романы Наталии Некрасовой «Черная книга: исповедь стража» и Дмитрия Володихина «Полдень сегодняшней ночи». Здесь поле битвы от размеров Ойкумены сужается до ограниченного пространства вокруг человека и неограниченного – в его душе. А художественная задача – показать, что на самом деле борющихся сторон все-таки две, и одна из них безусловно блага. Человек же волен сам выбирать между ними, но не должен отказываться от этого выбора совсем – в противном случае выбор сделают за него. Кстати, классическая форма такого конфликта была задана еще в романе Елены Хаецкой «Мракобес», получившем «Бронзовую улитку» 1998 года. Добавим к этому, что пресловутая «славянская фэнтези» до сих пор так и не смогла выбраться из «героических» рамок – несмотря на все старания Юрия Никитина сотоварищи превратить ее в эпос путем организации межавторского сериала «Княжеский пир» (издательство «Центрполиграф»). В целом можно предположить, что эпическую фэнтези во всех ее видах у нас ожидает дальнейший расцвет. Ведь этот универсальный жанр позволяет талантливому автору оперировать полным набором «больных вопросов» Большой Литературы в самых нетривиальных вариантах их постановки. Авторам же средним (коих неизмеримо больше) он позволяет трудолюбием и эрудицией компенсировать недостаток литературного мастерства. Главное же – он дает возможность вволю поэкспериментировать с различными способами решения глобальных проблем и спасения как мироздания в целом, так и отдельно взятой Земли Русской.

Жанр средневеково-исторической фэнтези достаточно специфичен и довольно близко стоит к собственно исторической науке и литературе. Как правило, это конструирование альтернативных миров на основе реального Средневековья (обычно европейского, но бывают и исключения).

Пожалуй, это направление в последние годы дало наибольшее количество любопытных имен и текстов. Достаточно вспомнить «Орию», «Небеса ликуют» и «Олу» Андрея Валентинова, «Летописи Святых Земель» Полины Копыловой, романы Наталии Резановой «Я стану Алиеной» и «Золотая Голова» из цикла об империи Эрд-и-Карнион, «лангедокский» цикл Елены Хаецкой. Увы, из последнего пока издан лишь повесть «Бертран из Лангедока» да опубликованный в «Если» рассказ «Добрые люди и злой пес».

Конечно же, экстремисты встречаются и в этой ветви. Всеобщая переоценка ценностей привела к тому, что время от времени некоторые авторы начинают прямо-таки «агитировать за Средневековье». Они убеждают нас (иногда весьма аргументированно) в том, что этот период в истории человечества был самым возвышенным, романтичным и благородным. Классический пример такого подхода – сериал Андрея Мартьянова «Вестники времен». Позиция автора выглядела бы куда убедительнее, возьми он для заглавного романа оригинальный сюжет, а не используя в качестве источника вдохновения популярную книгу Игоря Можей ко «1185». Но самое главное – несмотря на свою прямо-таки фанатичную верность любимой эпохе, автор так и не сумел воссоздать для нас ее канву, испещренный мельчайшими подробностями быт и тот неуловимый дух, что завораживает читателя и делает мир сотворенный воистину реальным. Как правило, фэнтези указанного направления основывается на максимально реалистичной (или хотя бы притворяющейся таковой) реконструкции тех или иных исторических периодов и достоверном описании подлинных событий, а авторами ее все чаще выступают профессиональные специалисты-историки (Резанова, Валентинов).

Иногда автор может сознательно не выходить за пределы того, что представлялось реалистичным в описываемую эпоху, ограничиваясь лишь взглядом «изнутри» – с точки зрения человека, мировосприятие которого отлично от нашего и подразумевает реальность многих вещей, абсолютно фантастичных для нас. Блестящее умение работать в этом направлении продемонстрировал Святослав Логинов в вышедшем еще десяток лет назад сборнике рассказов «Быль о сказочном звере» и в более позднем романе «Колодезь», а упоминавшийся уже «Мракобес» Елены Хаецкой претендует на звание шедевра жанра. Сюда же примыкает популярный в последнее время поджанр «криптоистории», где в оболочку известных и хорошо задокументированных исторических событий с большим или меньшим искусством вписывается некая «запредельная» сущность – либо взрывающая этот мир изнутри (роман Андрея Валентинова «Дезертир» о Великой Французской революции), либо придающая ему новое толкование и новый аромат. В целом же описанный поджанр представляется нам значительно более перспективным, нежели предыдущие. Хотя бы потому, что изначально подразумевает некий «естественный отбор» авторов по наличию культурного багажа и умению работать с материалом.

Но не менее богатые возможности и у романтической фэнтези. Тем более, что она вполне может сочетать все элементы обозначенных выше субжанров – героический пафос, эпичность изложения, проработанное описание мира, а также полную историчность деталей. Однако, как правило, происходящие в ней события не отличаются судьбоносностью и не претендуют на то, чтобы влиять на пути развития мира. Да и сами герои куда более озабочены личными делами, нежели борьбой с Черным Властелином. Важная составляющая таких произведений – любовная линия и иные варианты тонких межчеловеческих взаимоотношений. Проще говоря, здесь сталкиваются не носители концепций, а просто люди с их желаниями, страхами и слабостями. Тем не менее уход от эпичности изложения и возвращение к отдельному персонажу сближает этот субжанр с героической фэнтези. В принципе, можно сказать, что отличие героического персонажа от персонажа романтического заключается в уровне его интеллекта. И дело здесь даже не в том, что любой Конан, выражаясь словами Михаила Успенского, принадлежит к разряду «альтернативно одаренных». Описать силу, ловкость и храбрость героя куда проще, чем убедительно продемонстрировать его интеллектуальные и духовные качества. Поэтому-то сделанные без души и огонька книги даже очень талантливых авторов романтического направления неизбежно скатываются в какой-либо из вариантов «похождений заведомо крутого героя» – как это произошло с романами талантливого писателя Леонида Кудрявцева о закомпьютерном сыщике Кваке.

Вообще же романтическая фэнтези собрала пеструю компанию. Когда-то именно в этом русле начинали Марина и Сергей Дяченко («Привратник» и весь цикл «Скитальцы»). Нельзя не упомянуть и Далию Трускиновскую, не забывающую этот жанр и сегодня, что подтверждается выходом повести «Жалобный маг». Наиболее же интересным и многообещающим автором романтической фэнтези представляется Наталий Ипатова. К сожалению, кроме первых трех повестей из пенталогии «Большое драконье приключение», остальные ее произведения можно увидеть лишь на страницах журнала «Уральский следопыт»… Наверное, к этому поджанру стоит отнести и романы о Кенете Элеоноры Раткевич, а также роман «Двойник для шута» Виктории Угрюмовой (на наш взгляд, несравненно более удачный, нежели сага о Каэтане-Кахатанне). Вообще надо заметить, что романтическая фэнтези – скорее, женская область приложения сил. Поэтому грустно наблюдать, как представительницы прекрасного пола толпой рвутся в абсолютно не предназначенный для них «героический» жанр, стремясь то ли отыскать своего Волкодава, то ли стать им…

Конечно, в любой эволюции не обходится без потерь, иногда очень грустных. Одновременно с расцветом обозначенных выше разновидностей отечественной фэнтези практически прекратила свое существование одна из самых почтенных и заслуженных ее ветвей – «городская сказка». А ведь это, в отличие от прочих, сугубо российское порождение, и в западной литературе достойных аналогов не имеет [19]19
  Это утверждение представляется спорным. Можно вспомнить хотя бы классический пример городской фэнтези» – повесть «Магия Инк.», опубликованную Р. Хайнлайном еще в 1940 году. В современной зарубежной литературе жанр тоже достаточно распространен, и «Если» постоянно публикует подобные произведения. Обратите внимание, например, на рассказы Л. Голдстайн или П.Маккиллип в этом номере.


[Закрыть]. Признанной классикой и образцом его давно уже стал роман «Мастер и Маргарита», но и до Булгакова существовали писатели, работавшие в том же самом стиле – например, А.В.Чаянов. Более того, «городская сказка» являлась единственным видом фэнтези, существование которого было официально признано советским литературоведением. Жанр этот был четко отделен от «презренной фантастики» и признан наследником славных традиций отечественной классики (Гоголь, Погорельский, Сологуб). В результате «Альтист Данилов» или «Аптекарь» В.Орлова могли свободно публиковаться на страницах «толстых» литературных журналов, традиционно относящихся к фантастике с презрением. Увы, помимо романа Марианны Алферовой «Небесная тропа» за последние годы самым заметным событием в этом поджанре стал чрезвычайно слабый роман Николая Дежнева «В концертном исполнении». Несмотря на свою крайнюю вторичность, этот опус выдержал в «Вагриусе», как минимум, два переиздания (последнее – в претенциозной «черной серии»). Как пародию на «городскую сказку» – и своеобразную эпитафию ей – можно рассматривать романы Далии Трускиновской «Аметистовый блин» и «Нереал». В первом из них видение запредельного, манящего и романтического мира дается лишь как антитеза обыденности, окружающей невольных героев традиционного для Трускиновской «иронического детектива». Во втором случае это выливается в откровенное шоу. Таким образом, перед нами классический пример «синтеза жанров», а если точнее – простое привнесение элемента фантазии, запредельных возможностей и невероятных случайностей в нашу обыденную жизнь. Отчего жизнь отнюдь не становится волшебной, но выглядит значительно более веселой и неожиданной.

Однако для этого поджанра не все еще потеряно. Во всяком случае, роман Александры Сашневой «Наркоза не будет» – свидетельство того, что возможности «городской сказки» вовсе не исчерпаны и здесь также возможны неожиданные и странные открытия.

Не так уж важно, осознают ли издатели наличие представленных здесь направлений – в любом случае они ориентируются на их существование, как на некую сформировавшуюся реальность. У каждого из направлений есть своя ниша, свои читатели и свой традиционный набор авторов. Печальный, но общеизвестный факт: издатель боится риска; он скорее предпочтет выпустить вещь, похожую на десяток других, но с гарантией какой-никакой продаваемости, чем решится опубликовать нечто новое и странное, с неясной коммерческой перспективой. Поэтому очень много действительно любопытных и небесталанных текстов все еще хранится в столах у авторов, либо имеет хождение только в электронном виде (как большинство работ Е.Хаецкой). Но то, что они все-таки есть, уже внушает надежду. В целом же можно констатировать: в отечественной фантастике уже сформировался свой собственный «ареал» фэнтези. И эта фэнтези имеет не так уж много общего с зарубежными первоисточниками – как по выбору тем, так и по стилистике, и даже по набору стандартных штампов. А если уж и плохие произведения оказываются слепками с отечественных, а не переводных аналогов – значит, жанр действительно живет своей собственной и независимой жизнью.

Фантариум

ЧИТАТЕЛИ ВОЗМУЩАЮТСЯ

Откуда у вас такая нелюбовь к интернету? Любая приличная редакция ведет переписку с использованием современных средств связи, у вас же всё по бабушкиному рецепту: присылайте письма, детки…/ Alex Odi, по интернету/

Ну так уж и всё… Давайте не преувеличивать. Единственный случай, когда мы просим читателей пользоваться почтой, это конкурс «Альтернативная реальность». Почему – мы неоднократно объясняли. Можем добавить еще одно соображение. Если человек серьезно относится к своим литературным опытам, если уважает труд людей, которые читают и оценивают его работы, он вполне способен совершить некоторые дополнительные движения души и тела: распечатать рукопись, поместить ее в конверт и отослать в редакцию. Кстати, для литературных журналов, что наших, что «продвинутых» зарубежных, это общее требование (исключение делается лишь для заказанных материалов). Ну а все ваши пожелания, предложения, вопросы, критические работы и т. д. мы с удовольствием примем по электронной почте.

…СПОРЯТ

Не понимаю, как редакция журнала могла пропустить такую откровенную лажу, как статья А.Щербака-Жукова «Киберпанк ужасный и любвеобильный» (№ 8, 2001). Если уж о чем-то пишешь – потрудись изучить предмет. Цитирую: «…до «Матрицы» был всего один фильм, который имел непосредственное отношение к упомянутому направлению…» Автор явно имел в виду «Джонни-мнемоника». Но куда в таком случае г-н Щербак-Жуков дел «Нирвану»? Куда он спрятал «Газонокосильщика-2», в котором тоже присутствуют киберпанковские мотивы и антураж? Опомнившись, автор все же вспоминает «Дикие пальмы» и «Странные дни», да и «Нирвану» тоже, которая выпрыгивает, как туз из рукава. Другое дело, что вышеперечисленные ленты не всегда имеют отношение к Гибсону, которого автор ставит во главу угла. Вот вам икона – поклоняйтесь. А другие? Щербак упоминает их вскользь, походя.

Цитирую снова: «На русском языке вышло три романа У.Гибсона: «Нейромант», «Граф Нуль», «Мона Лиза овердрайв». Но опять же: куда схоронился выпущенный в 2001 году издательством «Азбука» «Виртуальный свет»?

Больше всего досталось пресловутой «Матрице». По мнению автора, в ней отсутствует любовная линия. А как же Нео и Три-нити? «Выморочные карбонарии», которые борются непонятно с кем и непонятно за что? Вполне понятно: за свободу людей, против машин. Непонятно одному лишь Жукову. «Как отличить настоящий киберпанк от фальшивого?» Жуков проводит грань по Гибсону (кстати, моему любимому автору, чьи достижения трудно переоценить). Значит, Гибсон – настоящий, остальное – фальшивое? Получаем авторитет. Вождя. Сами киберпанки когда-то стремились отойти от стереотипов и жестких рамок (вспомним иронию Гибсона в рассказе «Континуум Гернсбека»).

С нем боролись, на то и напоролись… / А.Павлухин, по интернету/

Совсем не хочется ввязываться в дискуссию о стилях и направлениях кино и литературы, когда оппонент, видимо, сам чувствуя слабость своих доводов, заранее начинает хамить. Но в данном случае дискуссия оправдана тем, что А.Павлухин разделяет достаточно распространенное заблуждение, свойственное довольно многим людям, далеким от гуманитарной культуры, зато тесно связанным с компьютером и интернетом. По причине близорукости они видят в киберпанке исключительно виртуальную реальность – ставят знак равенства между этим литературным стилем и этим понятием. Между тем собственно виртуальная реальность в фантастике появилась значительно раньше, чем выкристаллизовался стиль киберпанк. Примеров множество – скажем, Харлан Эллисон. Кроме компьютерного антуража, свойственного многим фантастическим произведениям (к примеру, тем же обоим «Газонокосильщикам» или польскому фильму «Царь-компьютер», являющемуся вольной импровизацией на тему стихотворения Гете «Царь леса», где машина стремится затянуть в виртуальную реальность мальчика), киберпанку свойственны еще и сюжеты совершенно особого рода. Это, как правило, экономические триллеры и всегда истории столкновения человека с системой – причем системой, созданной людьми, а не машинами. К слову сказать, в киберпанке начисто отсутствует противопоставление машин людям, в нем все искусственные интеллекты являются продолжениями естественных человеческих умов. А борьба «за свободу людей, против машин» – это не борьба вовсе, а паранойя. Тема «Бунта машин» была поднята еще Андреем Платоновым и расцвела пышным цветом в 60-е годы в фантастике «Новой волны». Киберпанк (я имею в виду литературу) этой темы не касался. В этом он, как ни странно, близок творчеству Стругацких, которые тоже никогда не высасывали темы из пальца, а экстраполировали в будущее проблемы настоящего. Что касается того, что «автор ставит во главу угла» Уильяма Гибсона, то, во-первых, не его одного, но в паре с Брюсом Стерлингом, а во-вторых, как же иначе, если именно эти два автора являются основателями данного литературного направления, именно они сформировали киберпанк как таковой. Естественно, что двумя этими именами и может «измеряться» все претендующее на звание киберпанка. К тому же все остальные авторы мало переводились на русский язык и уж тем более не были экранизированы. Комиксы Брюса Вагнера не в счет, поскольку это явление само по себе вторичное по отношению к тому же Гибсону. Упрек в том, что я не упомянул роман «Виртуальный свет», легко снимается, если заглянуть в выходные данные журнала «Если», где была напечатана моя статья: на момент ее приема книга еще не вышла. Поскольку киберпанк родился в литературной среде, то и для оценки кинофильмов приходится, в первую очередь, привлекать книжные примеры. Кинематографистам весьма свойственно перенимать исключительно визуальную часть, напрочь опуская содержательную. Именно поэтому, говоря о типизации, нельзя упоминать «Нирвану», а тем более «Газонокосильщика». «Странные дни» тоже к киберпанку могут быть причислены лишь условно. А «Дикие пальмы» – вообще телефильм, а не кино, то есть совсем другой жанр. Вот и остается только «Джонни-мнемоник». Конечно же, нет киберпанка «настоящего» и «фальшивого». Хотя ирония автора письма не лишена основания – сам того не понимая, он вышел на серьезную тему: сейчас уже можно говорить о киберпанке как литературном направлении и о нем же – как о модном элементе антуража. Используя этот антураж, можно снять фильм, а можно оформить ночной клуб или устроить рейв-вечеринку. Но к литературному стилю – яркому, новому, подчас шокирующему и многими любимому – все это не будет иметь ровным счетом никакого отношения.

Андрей Щербак-Жуков,

аспирант кафедры сценарного мастерства ВГИК

…СПРАШИВАЮТ

Почему вы не даете статей о Ю.Петухове – любимом авторе многих простых россиян?/ Евгений, по интернету/

«…Но вы-то, товарищ Ойра-Ойра, и вы, Федор Симеонович, вы же простые русские люди!

– П-прекратите демагогию! – взорвался, наконец, и Федор Симеонович. – К-как вам не совестно нести такую чушь? К-какой я вам п-простой человек? И что это за словечко такое – п-простой? Это д-дубли у нас простые!..» А если серьезно, то «Если» – журнал литературный, и о произведениях, имеющих к литературе слишком отдаленное отношение, мы не пишем.

…ИНТЕРЕСУЮТСЯ

В статье о творчестве Андрея Саломатова (№ 9, 2001), прочитал, что писатель собирается оставить «взрослую» литературу и полностью посвятить себя детской фантастике. Это правда?/ Алексей Пискунов, Орел/

Андрей Саломатов: Действительно, время от времени я обещаю себе больше не писать для взрослых. Но это дело настроения. В ближайшее время должна выйти моя новая книга «для взрослых». Наверное, что-нибудь и из «взрослой» фантастики напишу, и читатели «Если» об этом узнают первыми. Пока же у меня вышли две новые детские книги – завершающая повесть из сериала про робота Цицерона и повесть в жанре детской фэнтези «Черный камень».

Года четыре назад у вас была очень интересная рубрика. Вы объявляли писателя и предлагали читателям задавать ему вопросы. А потом печатали интервью. Я не только с большим интересом читал ответы, но и сам присылал вопросы. Сократив рубрику, вы лишили меня возможности общаться с писателями так, как хочется мне, а не вам! Зачем вы это сделали? И нельзя ли ее восстановить?/ А.Горохов, Челябинск/

Не горюйте вы об этой рубрике – ни одна из них не живет вечно. Они появляются, какое-то время существуют и даже плодоносят, а потом умирают, давая место новым. Так произошло и в данном случае: читатели поначалу живо откликнулись на наше предложение, затем количество писем стало уменьшаться, пока не дошло до той точки, когда – связное интервью уже не сделать. Что же касается общения с писателями, то разве мы против? Пожалуйста, задавайте любые вопросы по поводу произведений или замыслов, высказывайте свою точку зрения, и мы непременно свяжемся с автором. Собственно, для этого редакция и открыла рубрику «Фантариум». Пишите – и будете услышаны!

НОУ-ХАУ

Из коллекции ответственного редактора по фантастике издательства «Центрполиграф» Василия Мельника

Зрелище было ужасное, но успокаивающее.

Он сказал это, возбужденно жестикулируя куда-то себе за спину.

Ее глаза тревожно оглядывались назад.

Когда они доехали до станции, с него потребовали вылезать.

Пальцы ее защекотало от желания перенести это величие на холст.

Он был тяжело ранен в грудь и в руку, причем именно в такой очередности.

Сюда был сослан митрополит Филипп Колычев, задушенный в своей келье в 1569 г. Малютой Скуратовым.

Утром я с непонятной целью оделась.

Он сделал лицом так, словно неуверенно пожал плечами.

Такие мысли наполнили его опустошением.

Он крепко прижал ее к себе, мешая продолжать драться.

Гнилые стропила, балки, доски вдоволь зияли на крыше дома, образуя на себе не только естественную плесень и грибок, но и в некоторых местах самые что ни на есть настоящие грязно-коричневые грибы, напоминающие своим видом поганки, чем, впрочем, они и являлись.

Не открывая глаз, он потянулся и сел, осматриваясь.

Врач стал работать резиновой грушей.

Он громко хрюкнул непонятной частью тела.

Он был в трусах и в белой рубашке, из-под которой красовались две загорелые, предательски сексуальные конечности.

В ее глазах горела то ли ненависть, то ли нет. Его голова в бешеном самозабвении моталась мертвыми петлями.

Его зубы имели дефекты и просились в руки опытному дантисту.

Он сделал руками выгонятельный жест.

Он деликатно поколотил в дверь.

Она ударила его изо всех своих слабых женских мощей.

Хорошо бы предупреждать о своих планах предварительно, а не своевременно.

Крупным планом на картине находилась морда свиньи.

Повсюду валялись отбитые острые углы.

Она была крайне побеждена.

Она проговорила это полным банана ртом.

На поле боя уже не осталось воинов, живых в человеческом смысле.

Люди упали там же, где их застигло падение.