Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 03"

Автор книги: Владимир Аренев

Соавторы: Владимир Гаков,Патриция Анна МакКиллип,Дмитрий Байкалов,Наталия Мазова,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Владислав Гончаров,Тимофей Озеров,Тед Чан,Элинор Арнасон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Так вы над этим работали с Муром все эти месяцы?

Стрэттон кивнул:

– Парень хорошо потрудился, – ответил он, упомянув скульптора, помогавшего ему в работе над этим проектом. Мур изготовил множество тел – варианты одной базовой темы, – накладывая модельную глину на арматуру и делая на их основе гипсовые отливки, на которых Стрэттон испытывал имена.

Уиллоуби осмотрел тело автомата.

– Хорошая проработка деталей. Выглядит неплохо… погодите-ка… – Он указал на руки автомата. В отличие от традиционной руки-лопатки, на которой пальцы лишь обозначались бороздками, этот имел полностью сформированные пальцы. – Только не говорите, что он способен шевелить пальцами!

– Совершенно верно.

– Докажите, – предложил Уиллоуби, не скрывая скептицизма.

– Сожми, – приказал Стрэттон автомату. Тот вытянул перед собой руки, поочередно сжал и распрямил каждую пару пальцев и вновь опустил руки по бокам.

– Поздравляю, мистер Стрэттон, – сказал скульптор и присел, внимательно разглядывая пальцы автомата. – Чтобы выполнять команды имени, пальцам необходимо сгибаться в каждом суставе?

– Правильно. Сможете разработать литейную форму для такой руки?

Уиллоуби несколько раз прищелкнул языком:

– Хитрая задачка… Возможно, придется использовать одноразовую форму для каждой отливки. Но даже если форма будет разборная, то для керамики она получится очень дорогой.

– Думаю, затраты окупятся. Позвольте продемонстрировать. – Стрэттон обратился к автомату: – Отлей тело. Используй вон ту форму.

Автомат мелкими шажками подошел к ближайшей стене и взял детали указанной Стрэттоном формы для отливки маленького фарфорового посыльного. Несколько подмастерьев бросили работу и принялись наблюдать, как автомат переносит детали к рабочему столу. Там он собрал различные секции воедино и крепко связал их бечевкой. Скульпторы с откровенным изумлением смотрели на то, как работают пальцы автомата, завязывая концы бечевки узлами. Затем тот поставил собранную форму вертикально и направился к емкости с глиняным раствором для отливок.

– Достаточно, – сказал Уиллоуби. Автомат прекратил работу и принял позу ожидания. Осмотрев форму, Уиллоуби спросил: – Вы сами его тренировали?

– Да. Я надеялся, что Мур научит его делать отливки из металла.

– А у вас есть имена, обучающие другим работам?

– Пока нет. Однако полагаю, что существует целый класс сходных имен – по одному для каждого вида работы, требующей десяти пальцев.

– В самом деле? – Уиллоуби заметил, что на них смотрят другие скульпторы, и гаркнул: – Если вам нечем заняться, то я вас завалю работой! – Подмастерья проворно разошлись по рабочим местам, а Уиллоуби повернулся к Стрэттону: – Давайте пройдем в ваш кабинет и поговорим.

– Хорошо.

Стрэттон велел автомату следовать за ним.

Сначала они вошли в мастерскую Стрэттона, расположенную позади кабинета Уиллоуби. Закрыв за собой дверь, Роберт спросил:

– У вас есть возражения против моих автоматов?

Уиллоуби взглянул на пару глиняных рук, закрепленных на рабочем столе. На стене за столом висело несколько чертежей, изображающих руки в различных положениях.

– Вы проделали достойную восхищения работу. Однако я озабочен тем, что вы обучили автомат выполнять работу скульптора.

– Если вас тревожит мысль, будто я пытаюсь заменить скульпторов, то ваша тревога безосновательна. У меня иная цель.

– Рад слышать. Тогда почему же вы выбрали скульптуру?

– Просто это первый шаг на довольно извилистом пути. Стоимость производства автоматических двигателей должна снизиться настолько, чтобы они стали по карману большинству семей.

– Помилуйте, да на что семье двигатель? – изумился Уиллоуби.

– Например, чтобы приводить в действие ткацкий станок.

– Куда это вы клоните?

– А вы видели детей, работающих на текстильной фабрике? Они трудятся до изнеможения, их легкие полны хлопковой пыли, они настолько истощены и ослаблены, что многие умирают, так и не повзрослев. Дешевизна ткани оплачивается здоровьем рабочих… Ткачам жилось намного лучше, когда они работали в деревнях на ручных станках.

– Но ведь именно механические станки выгнали ткачей из деревень! Как же они вернут их обратно?

Стрэттон еще ни с кем не говорил об этом и с радостью воспользовался возможностью объяснить свою идею:

– Стоимость автоматических двигателей всегда была высокой, и поэтому сейчас у нас есть фабрики, где десятки станков приводятся в действие огромным, подогреваемым углем Голиафом. Зато автоматы вроде моего смогут отливать двигатели очень дешево. Если небольшой автоматический двигатель, способный приводить в действие один-два станка, станет по карману ткачу и его семье, то они смогут работать дома, как это было прежде. Люди перестанут губить здоровье в ужасных условиях фабрики.

– Вы забыли о стоимости самого ткацкого станка, – мягко, словно высмеивая, возразил Уиллоуби. – Механические станки гораздо дороже старинных, ручных.

– Мои автоматы смогут помочь в производстве литых деталей, что снизит стоимость механических станков и других машин. Да, это не панацея, однако я убежден, что дешевые двигатели дают индивидуальным ремесленникам шанс на лучшую жизнь.

– Ваше стремление к народному счастью делает вам честь… Однако позвольте напомнить, что есть и более простые лекарства против упомянутых вами социальных болезней – сокращение рабочего дня, улучшение условий труда. И совершенно не обязательно реформировать всю нашу систему производства.

– По-моему, то, что я предлагаю, точнее назвать реставрацией, чем реформацией.

Теперь Уиллоуби заговорил раздраженно:

– Все эти разговоры о возвращении к семейной экономике хороши и прекрасны, но что станет с моими скульпторами? Несмотря на все благие намерения, ваши автоматы оставят их без работы. А ведь за плечами у каждого из них годы учебы и практики. Как они прокормят свои семьи?

Его тон застал Стрэттона врасплох.

– Вы переоцениваете мое мастерство номинатора, – заявил он, пытаясь сгладить напряженность. – Способности к обучению у этих автоматов чрезвычайно ограничены. Они умеют лишь манипулировать литейными формами, но никогда не смогут их изготовлять. Истинную работу скульптора смогут выполнять только скульпторы. Как раз перед нашей встречей вы давали подмастерьям указания по изготовлению большой бронзовой отливки, автоматы же никогда не смогут работать вместе настолько согласованно. Их участь – чисто рутинная работа.

– А каких скульпторов мы в конце концов получим, если все годы ученичества они будут лишь наблюдать, как за них работают автоматы? Я не позволю свести столь почтенную профессию к управлению марионетками!

– Этого не будет, – возразил Стрэттон, теперь и сам начиная раздражаться. – Подумайте над тем, что вы только что сказали: статус вашей профессии, который вы желаете сохранить, это и есть именно то, от чего ткачей вынудили отказаться. Полагаю, такие автоматы помогут восстановить достоинства и других профессий, причем почти не затронув вашу.

Однако Уиллоуби, казалось, не услышал его слов:

– Автоматы начнут изготовлять автоматы! Такой намек не просто оскорбителен, это воистину катастрофа!.. Помните сказку, где ручки от метел стали носить ведра с водой и взбесились?

– Абсурдное сравнение! Автоматы настолько далеки от возможности воспроизводить себя без участия человека, что мне даже непонятно, с какого места следует выслушивать возражения. Скорее дрессированный медведь начнет выступать в лондонском балете!

– Если вы попробуете создать автомат, который сумеет танцевать в балете, я вам охотно помогу. Однако вам не следует продолжать работу над автоматами с пальцами.

– Извините, сэр, но я не обязан подчиняться вашим решениям.

– Тогда вы очень скоро узнаете, как тяжело работать без сотрудничества со скульпторами. Отныне я запрещаю подмастерьям помогать вам в этом проекте.

– Ваше решение совершенно незаконно, – пробормотал ошеломленный Стрэттон.

– Зато логично.

– В таком случае я стану работать со скульпторами на другой мануфактуре!

Уиллоуби нахмурился:

– Я вхожу в состав руководства Братства скульпторов. Думаю, я сумею убедить их.

Стрэттон почувствовал, как от возмущения у него запылали щеки:

– Хватит меня запугивать! Поступайте как угодно, но не в ваших силах помешать мне довести дело до конца.

– Полагаю, наша дискуссия завершена. – Уиллоуби подошел к двери. – Всего хорошего, мистер Стрэттон.

– И вам всего хорошего, – бросил через плечо Стрэттон.

На следующий день Стрэттон совершал обычную полуденную прогулку по району Лэмбет, где располагались мануфактуры Кода. Пройдя несколько кварталов, он задержался на местном рынке. Иногда среди корзин с извивающимися угрями и разложенными на одеялах дешевыми часами попадались автоматические куклы, а Стрэттон с детства сохранил к ним привязанность и с любопытством изучал новейшие модели. Сегодня он заметил новую пару кукол-боксеров, разрисованных под путешественника и дикаря. Пока он их разглядывал, уличные торговцы неподалеку от Роберта вступили в схватку за внимание шмыгающего носом прохожего.

– Как вижу, амулет здоровья вас подвел, сэр, – заметил мужчина, столик перед которым был заставлен маленькими квадратными жестяночками. – И вылечить вас сможет только целительная сила магнетизма, сконцентрированная в поляризующих таблетках доктора Седжвика!

– Чушь! – возразила стоящая рядом старуха. – Вам нужна настойка мандрака, испытанная и надежная! – Она протянула пузырек с прозрачной жидкостью. – Мандрак и остыть не успел, когда готовили этот экстракт! Ничего сильнее вам не найти.

Не увидев больше новых кукол, Стрэттон ушел с рынка и зашагал дальше, вернувшись мыслями к тому, что сказал накануне Уиллоуби. Лишившись сотрудничества Братства скульпторов, он будет вынужден нанимать независимых мастеров. Ему еще не доводилось работать с индивидуалами и придется навести кое-какие справки: обычно такие скульпторы отливали лишь тела, которые будут использованы вместе с именами, ставшими общественной собственностью после окончания срока действия патента, однако для некоторых индивидуалов независимость от профсоюзов служила лишь маскировкой для патентного пиратства, поэтому любая связь с ними может навсегда запятнать репутацию молодого номинатора.

– Мистер Стрэттон!..

Роберт обернулся. Перед ним стоял невысокий, жилистый, скромно одетый мужчина.

– Да?.. Мы знакомы?

– Нет, сэр. Меня зовут Дэвис. Я служу у лорда Филдхарста. – Он протянул Стрэттону карточку с гербом Филдхарстов.

Эдвард Мэйтлент, третий граф Филдхарст, известный зоолог и сравнительный анатом, был президентом Королевского научного общества. Стрэттону доводилось слышать его выступления на сессиях Общества, но их никогда не представляли друг другу.

– Чем могу служить?

– Лорд Филдхарст хотел бы поговорить с вами в любое удобное для вас время. Это относительно вашей недавней работы.

Стрэттон удивился – откуда графу известно о его работе?

– А почему вы не зашли ко мне в офис?

– В подобных делах лорд Филдхарст не желает огласки. – Стрэттон приподнял брови, но Дэвис ничего пояснять не стал. – Вы свободны сегодня вечером?

Приглашение было необычным, но тем не менее почетным.

– Попробую освободиться. Сообщите лорду Филдхарсту, что я буду счастлив с ним встретиться.

– В восемь вечера возле вашего дома будет ждать карета. – Дэвис коснулся шляпы и ушел.

В обещанный час Дэвис приехал за ним в карете. То был роскошный самобеглый экипаж, отделанный изнутри лакированным красным деревом, полированной бронзой и бархатом. Ее движитель также оказался дорогим – отлитый из бронзы конь, не требующий кучера при езде по знакомым маршрутам.

В дороге Дэвис вежливо отказался отвечать на любые вопросы. Он явно не был ни слугой, ни секретарем, и Стрэттон никак не мог понять, что же он делает у графа. Экипаж выехалхза пределы Лондона и покатил по сельским дорогам, пока не прибыл в Дэррингтон-холл, одну из фамильных резиденций Филдхарстов.

Дэвис провел Стрэттона через прихожую и пригласил пройти в элегантный кабинет, после чего закрыл за ним дверь.

За столом в кабинете сидел широкоплечий мужчина в шелковом сюртуке и галстуке, его широкие щеки, изрезанные глубокими морщинами, были окаймлены густыми седыми бакенбардами.

– Лорд Филдхарст, ваше приглашение – это честь для меня, – сказал Стрэттон.

– Рад встретиться с вами, мистер Стрэттон. Я наслышан о некой замечательной работе, которую вы недавно завершили.

– Вы весьма любезны. Я и не подозревал, что моя работа обрела известность.

– Я стараюсь быть в курсе подобных новостей. Скажите, пожалуйста, что побудило вас заняться подобными автоматами?

Стрэттон объяснил свои замыслы производства дешевых двигателей. Филдхарст слушал с интересом, периодически вставляя уместные замечания.

– Цель, достойная восхищения, – сказал он, одобрительно кивнув. – Рад узнать, что вами движут столь филантропические мотивы, поскольку намерен попросить вас о помощи в проекте, которым я занимаюсь.

– Буду польщен помочь всем, что в моих силах.

– Благодарю. – Филдхарст стал серьезен. – Дело это чрезвычайно важное. И прежде чем продолжить, хочу заручиться вашей гарантией, что все услышанное вы сохраните в полной тайне.

Стрэттон посмотрел графу в глаза:

– Даю слово джентльмена, сэр: все сообщенное вами останется между нами.

– Благодарю, мистер Стрэттон. Прошу вас пройти сюда. – Филдхарст открыл боковую дверь кабинета, и они прошли по короткому коридору. В конце коридора обнаружилась лаборатория – длинный и безупречно чистый стол с несколькими рабочими местами. Каждое состояло из микроскопа и сочлененного с ним бронзового каркаса, снабженного взаимно перпендикулярными колесиками с насечками для тонкой настройки. Над самым дальним микроскопом склонился пожилой мужчина, оторвавшийся от, работы, чтобы взглянуть на вошедших.

– Мистер Стрэттон, надеюсь, вы знакомы с доктором Эшборном?

От неожиданности Стрэттон на мгновение утратил дар речи. Николас Эшборн читал лекции в Тринити-колледже, когда Роберт там учился, однако прошло уже несколько лет как Эшборн забросил преподавание. Поговаривали, что он занялся странноватыми исследованиями. Стрэттону он запомнился как один из самых вдохновенных преподавателей. Годы несколько иссушили его лицо, сделав высокий лоб еще выше, но глаза остались столь же блестящими и живыми. Он подошел к ним, опираясь на резную трость из слоновой кости.

– Стрэттон, рад видеть вас снова.

– И я, сэр. Воистину, не ожидал увидеть здесь профессора Эшборна…

– Вас ждет вечер, полный сюрпризов, молодой человек. Приготовьтесь. – Он повернулся к Филдхарсту: – Желаете начать?

Они прошли следом за Филдхарстом в дальний конец лаборатории, где тот открыл другую дверь и повел ученых вниз по лестнице.

– В это дело посвящены лишь избранные люди – члены Королевского общества или парламента, – сообщил доктор. – Пять лет назад со мной конфиденциально связались коллеги из парижской Академии наук. Они хотели, чтобы британские ученые подтвердили открытия, сделанные в результате неких экспериментов.

– В самом деле? Французы обратились за помощью?

– Можете представить, как им этого не хотелось. Тем не менее они поняли, что важность открытия перевешивает национальное соперничество, и я, едва разобравшись в ситуации, сразу согласился.

Все трое спустились в подвал. Газовые рожки на стенах освещали помещение внушительных размеров, где каменные колонны смыкались у потолка, образуя крестовые своды. Роберт увидел в длинном подвале ряды крепких деревянных столов, на каждом стоял цинковый бак размером с ванну. Баки имели четыре плоских стеклянных окошка, сквозь которые виднелась прозрачная бледно-желтая жидкость.

Стрэттон заглянул в ближайший бак. В центре его плавала некая масса с размытыми очертаниями, словно часть жидкости сгустилась в желе. Из-за крапчатых теней на дне массу было трудно разглядеть, поэтому Стрэттон перешел к другой стенке, присел и стал рассматривать содержимое сквозь окошко на фоне света газового рожка. И только тогда он разглядел, что непонятный сгусток – это призрачная человеческая фигура, прозрачная, как желе, и скорченная в позе эмбриона.

– Невероятно, – прошептал Стрэттон.

– Мы называем их мегазародышами, – пояснил Филдхарст.

– Он вырос из сперматозоида? Тогда на это наверняка потребовались десятилетия!

– Вовсе нет! Несколько лет назад два парижских натуралиста, Дебюсси и Жилль, разработали метод ускоренного выращивания зародышей спермы. А обильная добавка питательных веществ позволяет этим зародышам достигать подобных размеров всего за две недели.

Поворачивая голову под разными углами, Роберт сумел уловить легкую разницу в преломлении света, проходящего сквозь прозрачную массу и указывающего на границы внутренних органов мегазародыша.

– Это существо… оно живое?

– Да, но лишено рассудка – как и сперматозоид. Никакой искусственный процесс не в силах заменить беременность – именно витализм внутри яйца оживляет зародыш, а влияние матери превращает его в личность. Все, чего мы достигли, – лишь увеличение размера. – Филдхарст указал на мегазародыш. – Влияние матери также обеспечивает зародыш пигментацией и всеми характерными физическими данными. Наши мегазародыш и лишены всяких различий, кроме пола. Каждый мужской зародыш имеет такую же внешность, как и этот, и все женские также одинаковы. Мегазародышей внешне невозможно различить, хотя отцы у них разные, и лишь скрупулезный архивный учет позволяет нам идентифицировать каждого.

Стрэттон снова встал:

– Если вы не ставили цель создать искусственное лоно, то в чем тогда смысл эксперимента?

– Мы хотели проверить идею постоянства видов. – Поняв, что Стрэттон не зоолог, граф пояснил подробнее: – Если бы оптики умели делать микроскопы с неограниченной увеличительной силой, то биологи смогли бы изучить будущие поколения, покоящиеся в сперматозоидах любых видов, и проверить, остается ли их внешность неизменной или же меняется, порождая новые виды. В последнем случае они смогли бы также определить, происходит ли такой переход постепенно или резко.

Однако хроматическая аберрация ставит предел увеличительной силы любого оптического инструмента. И тут мсье Дебюсси и Жилля озарила идея искусственно увеличить размеры самих зародышей. Ведь как только зародыш достигнет размеров взрослого существа, у него можно извлечь сперматозоиды и тем же способом увеличить зародыши уже следующего поколения. – Филдхарст подошел к следующему столу в ряду и показал на стоящий на нем бак. – Повторение процесса позволяет нам изучать еще не родившиеся поколения любого из видов.

Стрэттон обвел взглядом подвал. Теперь ряды столов обрели для него новое значение.

– Значит, они сжали интервалы между «рождениями», чтобы бросить взгляд на наше генеалогическое будущее?

– Совершенно верно.

– Храбрецы! И каким же оказался результат?

– Они изучили многие виды животных, но никогда не наблюдали каких-либо изменений. Однако, работая с людскими зародышами, они получили странный результат. Всего лишь через пять поколений у мужских зародышей исчезла сперма, у женских – яйцеклетки. И линия потомств обрывается стерильным поколением.

– Полагаю, такой результат не стал для них полной неожиданностью, – заметил Стрэттон, поглядывая на желеобразный комок в баке. – С каждым поколением некая функция организма должна истощаться. И вполне логично, что с какого-то момента потомство оказывается настолько слабым, что процесс обрывается.

– Именно это сначала предположила французы, – согласился Филдхарст, – поэтому они и принялись совершенствовать свой метод. Однако они так и не сумели обнаружить разницу между зародышами очередных поколений – в смысле размеров или жизнестойкости. Не происходило также и постепенного уменьшения количества сперматозоидов или яйцеклеток – предпоследнее поколение было столь же фертильным [14]14
  Фертильность – способность зрелого организма производить потомство.


[Закрыть], как и первое. Переход к стерильности оказался резким и внезапным.

Они обнаружили и другую аномалию: хотя некоторые сперматозоиды давали только четыре и меньше поколений, вариации наблюдались лишь между образцами, но никогда в пределах одного образца. Они оценивали образцы и в тех вариантах, когда донорами были отец и сын; в таких случаях отцовские сперматозоиды неизменно давали ровно на одно поколение больше, чем сперматозоиды сына. Насколько я понял, некоторые из доноров были людьми почтенного возраста. И хотя их сперма содержала очень немного сперматозоидов, тем не менее и они давали на одно поколение больше, чем их сыновья, находящиеся в расцвете сил. Оплодотворяющая способность спермы не имела никакой корреляции со здоровьем или бодростью донора, зато наблюдалось четкое соответствие с поколением, к которому донор принадлежит.

Филдхарст помолчал и мрачно взглянул на Стрэттона:

– Именно после этого французская Академия и обратилась к нам с просьбой, не согласится ли Королевское общество продублировать их эксперименты. И мы вместе получили одни и те же результаты, используя образцы, взятые у людей, различных настолько, как лапландцы и готтентоты. Теперь мы едины в истолковании результатов: человечество как вид имеет потенциал к существованию лишь на протяжении фиксированного числа поколений, и от последнего нас отделяет всего пять.

* * *

Стрэттон повернулся к Эшборну, в душе ожидая от него признания, что все это лишь утонченный розыгрыш, однако вид у пожилого номинатора был мрачный. Роберт снова посмотрел на мегазародыш и нахмурился, осознавая услышанное.

– Но если вы интерпретировали результаты правильно, то такое ограничение должно распространяться и на другие виды. Однако, насколько мне известно, исчезновение видов еще никогда не наблюдалось.

– Верно, – кивнул Филдхарст. – Зато в прошлом это происходило. Есть доказательства, полученные после изучения ископаемых останков. Из них следует, что вид остается определенное время неизменным, а затем внезапно сменяется новыми формами. Катастрофисты утверждают, что причина тому – некие катаклизмы. Однако на основе наших открытий теперь можно прийти к выводу, что смена формы, равнозначная исчезновению вида, происходит тогда, когда вид достигает конца отведенной ему продолжительности жизни. Можно сказать, что это смерть, и скорее естественная, чем случайная. – Он указал на дверь, через которую они вошли. – Вернемся наверх?

Следуя за двумя учеными, Стрэттон спросил:

– А как насчет происхождения новых видов? Если они не порождаются уже существующими видами, то неужели возникают спонтанно?

– В этом мы пока не уверены. Обычно спонтанно зарождаются лишь простейшие существа – личинки мух и прочие беспозвоночные; как правило, под воздействием тепла. События, на которые указывают катастрофисты – наводнения, извержения вулканов, удары комет, – приводят к выделению большого количества энергии. Возможно, эта энергия воздействует на материю настолько глубоко, что вызывает спонтанную генерацию целых рас организмов, доселе пребывавших внутри считанных прародителей. Если это так, то катаклизмы приводят не к массовой гибели видов, а наоборот, порождают на своей волне новые.

Вернувшись в лабораторию, двое старших ученых уселись в кресла. Слишком возбужденный, чтобы последовать их примеру, Стрэттон остался стоять.

– Если какие-либо виды животных были порождены тем же катаклизмом, что и человеческий вид, то и они теперь должны приближаться к концу своего жизненного пути. Удалось ли вам обнаружить другие виды с недалеким последним поколением?

Филдхарст покачал головой:

– Пока нет. Мы полагаем, что другие виды имеют различные сроки вымирания. Человек, вероятно, представляет собой наиболее сложный организм, поэтому – опять-таки, вероятно, – внутри сперматозоида может уместиться меньшее число поколений таких сложных организмов.

– На том же основании нельзя исключить, – парировал Стрэттон, – что сложность человеческого организма делает его непригодным для искусственно ускоренного роста. Поэтому вероятно и то, что вы обнаружили пределы самого процесса, с которым экспериментировали, а не вида.

– Тонкое наблюдение, мистер Стрэттон. Мы продолжаем эксперименты с наиболее близкими к человеку видами, такими, как шимпанзе и орангутаны. Однако для однозначного ответа на ваш вопрос могут потребоваться годы, а если наши нынешние выводы правильны, мы не можем тратить время зря, дожидаясь подтверждения. Нам следует выработать план действий немедленно.

– Но пять поколений – это более столетия… – Роберт смолк, когда до него дошел очевидный факт: не все люди становятся родителями в одном и том же возрасте.

– Теперь вы понимаете, – сказал Филдхарст, глянув на него, – почему не все образцы спермы, полученные от доноров одного возраста, дают одинаковое количество поколений: некоторые генеалогические линии приближаются к своему концу быстрее прочих. Для семей, где мужчины постоянно становятся отцами в зрелом возрасте, пять поколений могут означать более двух столетий фертильности, однако столь же несомненно – есть и семьи, которые уже достигли своего конца.

Стрэттон оценил последствия:

– С течением времени утрата фертильности будет становиться для общества все более очевидной. И паника может разразиться еще задолго до реального конца.

– Совершенно верно. И бунты могут погубить наш вид столь же эффективно. Вот почему время для нас – столь важный фактор.

– Что вы предлагаете?

– Дальнейшие пояснения я предоставлю доктору Эшборну, – сообщил граф.

Эшборн встал и чисто рефлекторно принял позу профессора, читающего лекцию:

– Помните ли вы, почему провалились все попытки создать деревянные автоматы?

Вопрос застал Стрэттона врасплох.

– По общему мнению, природная структура древесины подразумевает форму, вступающую в конфликт с тем, что мы пытаемся из нее вырезать. Сейчас некоторые ученые пытаются использовать в качестве материала для отливок резину, но об успехах пока не сообщалось.

– Именно так. Но если бы единственным препятствием была естественная форма дерева, то разве нельзя было бы оживить с помощью имени труп животного? Ведь в этом случае форма тела была бы идеальной.

– Весьма зловещее намерение, сэр. Полагаю, подобный эксперимент вряд ли оказался бы успешным… А такие попытки были?

– Были – и столь же безуспешные. Таким образом, два совершенно разных направления исследований оказались бесплодными. Означает ли это, что нет способа оживить с помощью имен органическую материю? Для ответа на этот вопрос я и покинул колледж.

– И что вы открыли?

Эшборн отмахнулся:

– Давайте сначала поговорим о термодинамике. Вы в курсе ее недавних достижений? Тогда вам известно, что рассеивание теплоты отражает увеличение беспорядка – хаоса – на термическом уровне. И наоборот: когда автомат, совершая работу, конденсирует теплоту из окружающей среды, он увеличивает порядок. Это подтверждает мое давнее мнение о том, что лексический порядок порождает термодинамический порядок. Лексический порядок амулета укрепляет порядок – или упорядоченность, – которым тело уже обладает, и тем самым обеспечивает защиту от повреждений. Лексический порядок оживляющего имени увеличивает упорядоченность тела, тем самым обеспечивая автоматы движущей силой.

Следующий вопрос таков: как рост упорядоченности отразится на органической материи? Поскольку имена не оживляют мертвые ткани, то очевидно, что органическая материя не реагирует на тепловом уровне – но, возможно, ей можно отдавать приказы на другом уровне? Сами подумайте: быка можно уменьшить до размеров бочки с желатинированным бульоном. Этот бульон содержит те же вещества, из которых состояло животное, но какой из двух вариантов означает более высокий уровень упорядоченности?

– Очевидно, бык, – ответил изумленный Стрэттон.

– Конечно. Организм благодаря своей физической структуре воплощает в себе упорядоченность, и чем организм сложнее, тем выше степень этой упорядоченности. Согласно моей гипотезе, доказательство возрастания упорядоченности органической материи кроется в ее форме. Однако практически вся живая материя уже имеет идеальную форму. Отсюда другой вопрос: что обладает жизнью, но не формой?

Пожилой номинатор на стал дожидаться ответа:

– Неоплодотворенная яйцеклетка! Яйцо содержит первооснову, оживляющую существо, которое впоследствии появится на свет, но не имеет формы. Как правило, яйцо принимает форму зародыша, прежде сжатого внутри оплодотворившего его сперматозоида. Следующий шаг очевиден.

Тут Эшборн сделал паузу, выжидательно глядя на Стрэттона. Тот замешкался с ответом, и ученый разочарованно продолжил:

– Следующий шаг – искусственно вызвать превращение яйца в эмбрион, наложив на него имя.

– Но если яйцо не оплодотворено, – возразил Стрэттон, – оно не имеет заданной структуры для последующего роста.

– Совершенно верно.

– По-вашему, структура может возникнуть из гомогенной среды? Это невозможно.

– Тем не менее подтверждение этой гипотезы стало моей целью. И первые эксперименты я провел, налагая имя на неоплодотворенную лягушачью икру.

– Но как вы вкладывали имя в икринку?

– Имя не вкладывалось, а отпечатывалось с помощью специально изготовленной иглы. – Эшборн открыл ящичек, стоящий на столе между двумя микроскопами. Внутри него Роберт увидел деревянные ячейки, наполненные маленькими инструментами, разложенными попарно. Каждый инструмент имел на коннике длинную стеклянную иглу – у некоторых пар иглы были толщиной почти с вязальную спицу, у других – не толще иглы для шприца. Ученый достал одну из самых толстых игл и протянул Стрэттону. Роберт увидел, что стекло не полностью прозрачно и содержит внутри какие-то пятнистые вкрапления.

– Хотя, на первый взгляд, это напоминает некий медицинский инструмент, – пояснил Эшборн, – на самом деле это хранилище имени – такое же, как и более удобный кусочек пергамента. Увы, для его создания требуется гораздо больше усилий, чем нанесение букв на пергамент. Для изготовления такой иглы сначала нужно уложить тонкие ниточки из черного стекла внутри пучка из прозрачных стеклянных нитей таким образом, чтобы имя четко читалось, если посмотреть на пучок с торца. Затем нити сплавляют в стержень, а тот, в свою очередь, вытягивают, делая очень тонким. Опытный стеклодув способен сохранить каждую букву имени, изготовляя из стержня даже очень тонкую нить. И в результате мы получаем стеклянную иглу, содержащую на торце нужное имя.

– А как вы создаете эти имена?

– Об этом чуть позже. Для нашего разговора достаточно лишь упомянуть, что я применяю сексуальный эпитет. Вы с ним знакомы?

– Я о нем знаю. – Эшборн, вероятно, говорил об одном из немногих диморфных эпитетов, имеющих мужской и женский варианты.

– Разумеется, мне требуются и две версии имени, чтобы индуцировать рождение как самцов, так и самок. – И он указал на парные наборы игл в ящичке.