Текст книги "Загадка 602-й версты"
Автор книги: Владимир Мильчаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Эти трупы и тебя за собой в могилу тянули,– сказал Сергей Когут,– им хотелось...– Окончание фразы заглушил вопль Павла.
– Трупы, говоришь, варнак проклятый. Радуешься, сволочь, что теперь мы трупы. Не разгадали мы, что этот щенок,– кивнул он на Ивана,– хороший нюх имеет. А то бы ты узнал, какой я труп. Как запылал бы склад да люди из лесосек разбежались, услышав, что мертвый Данилка из могилы выходит, вот тогда бы ты узнал, что трупы делать могут. Трупы!– Еще яростнее взвыл он.– В ящиках, что на Суземке вместе с золотом закопаны, для вас трупный яд подготовлен! Провокация, говоришь, клевета!.. Не все так подумают, когда те бумаги увидят! Кое-кто и поверит в те бумаги! Кое-кому даже выгодно, чтоб народ в те бумаги поверил! Думаешь, за золотом я сюда пришел?! Ха!.. Шел, чтоб ту бумажную заразу на вольный свет пустить! А ты говоришь – трупы! Ты тоже труп! Будешь трупом. Раз я гибну, так пусть весь наш корень сгинет. Трупы! Ты тоже труп! Ты уже полчаса как труп!
И вдруг, распрямив как пружину упертую в плинтус ногу, Павел бросился на Сергея, протянув к его горлу правую руку. На его ладони сверкнул блестящий полуобручек.
Как ни стремителен был бросок Павла, Могутченко отреагировал еще быстрее. Кулаком, в котором была зажата только что раскуренная трубка, он ударил взвившегося в броске бандита по лбу. Павел Когут грохнулся на пол у самых ног Сергея Романовича. Тот вскочил с побелевшим лицом и поднял звякнувший об пол полуобручек, выпавший из рук Павла.
– Куда ты смотрел?– обрушился Иван на вбежавшего в комнату отделкома.– Обыскал, что называется.
Козаринов с виноватым видом начал еще раз обыскивать потерявшего сознание Павла Когута. И в этот момент Иван впервые услышал, как может ругаться его начальник. Могутченко стоял спиной ко всем, рассматривая что-то в руке, и ругался. Такой забористой, увесистой, виртуозной брани «в надгробное рыдание», «в семь гробов», «в акульнуго печенку» и «пасхальные песнопения» не только Иван, но, видимо, и Сергей Романович никогда не слыхал.
– Что с вами?– тронул Сергей Романович начальника отдела.
Могутченко, оборвав ругань, повернулся и показал свою ладонь с широко растопыренными пальцами. На ней лежал только мундштук. Знаменитая пенковая трубка не выдержала столкновения с черепом взбесившегося бандита.
Фигура Могутченко, с видом обиженного ребенка, взирающего на обломки своей трубки, была невероятно комичной.
Полозов и даже Сергей Когут, с лица которого еще не сошла бледность после пережитой опасности, еле сдерживали улыбки.
К счастью, в этот момент в комнату вошли начальник конвоя из прибывшего арестантского вагона и врач.
– Посмотрите сначала этого...– приказал Могутченко, кивнув на Павла Когута, и сунул в карман полушубка обломки трубки.
Через четверть часа раненые были перенесены в вагон. Перед уходом Могутченко сказал Ивану:
– Операцию ты провел хорошо. Считаю тебя вполне здоровым. Сегодня отсыпайся, завтра к вечеру пошлю тебе приказ. Получишь, сдавай дела Козаринову и вместе с этим, как его...
– Леоненко,– подсказал Иван.
– Вот именно, с Леоненко выезжай на Узловую в отдел.
На выходе из казармы Иван задержал Могутченко и, кивнув на ушедшего вперед Сергея Когута, спросил, понизив голос:
– Откуда он взялся?
– Ого!– многозначительно и тоже понизив голос, ответил Могутченко.– Он был чекист высшего класса, выучку от самого Дзержинского получил.
– Почему был? А сейчас?
– По линии Наркомата иностранных дел работает. Все время за кордоном. То с Чичериным, то с Литвиновым,– уважительным тоном проговорил Могутченко и, подняв кверху указательный палец, закончил:– Дипломат.
– Интересная у него работенка,– глядя вслед уже идущему по перрону Сергею Романовичу, задумчиво ответил Иван.– Тут голова нужна.
Могутченко с насмешливым любопытством посмотрел на своего подчиненного.
– Ну, ты не отчаивайся,– ободрил он Ивана.– Какие твои годы? Вот подучишься, может, тоже поумнеешь и на загранку попадешь. Тебе, главное, языки выучить, а хватка у тебя есть настоящая. Главное, подучиться.
– Иди к черту,– беззлобно ругнулся Иван.– Приеду, готовь новое задание. Нам и здесь пока еще работы хватит.
XIII Готов к новым заданиям
Через неделю, хорошо oтдоxнyв, передав взвод Козаринову и попрощавшись с бойцами, Полозов в сопровождении Леоненко явился в отдел. Их уже ждали. Секретарь, паренек лет восемнадцати, сказал Леоненко:
– Идите, товарищ, в седьмую комнату к Павлову, оформляться, а вы, товарищ Полозов, к начальнику. Он про вас уже спрашивал.
Полозов вошёл в кабинет. Могутченко сидел за столом, ероша пальцами правой руки свои все еще густые, хотя и порядком поседевшие волосы. В левой руке он держал какой-то документ и был явно не в духе. Увидев вошедшего Полозова, он глазами указал ему на стул справа от себя и снова углубился в чтение документа.
– Ну что мне делать с этим болваном?– вдруг взорвался обычно спокойный Могутченко, перестав терзать шевелюру и стукнув кулаком по столу так, что он жалобно затрещал.– Не сажать же его в самом деле.
– Ты это о ком?– полюбопытствовал Иван.
– О твоем бывшем подопечном, которого агитировал этот самый, как его...
– Леоненко,– подсказал Иван.
– Вот, вот,– кивнул Могутченко.– После его агитации этот болван чуть не угробил «Угодника», а сейчас попов колотит.
– Немко?– несказанно удивился Полозов.– С чего бы это? Ведь он верующий.
– А бес его знает, что на него нашло. Пять дней назад так отлупил попа из Акатово, что тот чуть богу душу не отдал. Попадья кинулась в Москву, видать, до патриарха добралась. И вот, пожалуйста, телеграмма, подписанная самим Петерсом. Принять меры и все прочее.
– Ну и отвечай, меры, мол, приняты, а с Немко что-нибудь придумаем. Да и случайность это. Просто вспомнил, как его «Угодник» обманул, ну заодно и попу всыпал. Сорвал злость, а теперь успокоится.
– Как бы не так,– злорадно усмехнулся Могутченко.– Сегодня, после заутрени, он так взбубетенил покровских попов, что они теперь боятся к церкви подходить,– сообщил Могутченко и вдруг громко крикнул:
– Ваня, пришли попы?!
– Пришли, товарищ начальник,– ответил из-за двери секретарь.– Я их приказал до поры в свободную камеру запереть.
– Да ты что, с ума спятил!– загремел Могутченко.– Люди у нас защиты ищут, а ты их в камеру.
– Они с радостью согласились, товарищ начальник,– ответил Ваня, появляясь на пороге кабинета.– Я им велел подождать на улице у крыльца, но они просят спрятать их куда-нибудь. Этот, который их излупил, тоже сюда пришел. Похоже, хочет еще добавить. Куда же им было деваться?
– Немко в Узловой?– удивился Могутченко. И затем, взглянув на Ивана, убежденно сказал:– Значит, и нашему попу влетит под завязку,– и помолчав, добавил:– Ну в этом деле я ему мешать не буду. У нас здесь поп настоящий контра, но умен. Никак его не прищучишь.
Могутченко помолчал и, взглянув на все еще стоявшего в дверях Ваню, сказал:
– Давай их сюда.
– Обоих?– спросил тот.
– Обоих.
Через минуту за дверью послышалось басовитое «Во имя отца и сына» и голос оторопевшего Вани:
– Валяйте без молебнов. Начальник ждет.
В узкую дверь кабинета боком протиснулся здоровенный мужчина с длинными волосами и широкой окладистой бородой. Ему было лет пятьдесят. Следом за ним проскользнул человек лет двадцати пяти, тоже длинноволосый, но без бороды. Оба были в черных рясах. Оба привычно обшарили глазами комнату и, не найдя иконы, истово закрестились на Могутченко, стол которого стоял в переднем углу.
– Садитесь,– пригласил Могутченко, кивая на стулья перед столом.
Оба подошли к стульям, потоптались, но не сели, а стали, опершись руками на спинки.
Могутченко уже пальцем указал им на стулья.
– Не можем,– прогудел бородатый.– Неверный филистимлянин аки Голиаф сокрушал наши чресла ботожьем, доколе сам не изнемог.
– Что же, он вас обоих сразу сокрушал?– заинтересовался Могутченко.
Бородатый, метнув на него взгляд исподлобья, промолчал. Зато молодой, не найдя ничего странного в вопросе начальника отдела, заговорил молодым свежим баском:
– Он, в ярости своей, ополчился на одного отца Игнатия. Я же, как диакон этого храма, кинулся на помощь отцу Игнатию. Ну тогда и мне досталось.
«Работать бы тебе где-нибудь на заводе, так ты своим басом в «синей блузе» всех девчат с ума бы свел. А ты в церкви канителишься»,– подумал Полозов.
Но Могутченко интересовало другое.
– В общих чертах мне уже доложили о том, что натворил у вас этот самый Немко. Кстати, это же ваш контингент. Церковный элемент, так сказать. Вы все время его обхаживали. Святость в нем искали. Но мне непонятно, с чего он вдруг на вас ополчился. Расскажите подробнее, как это было.
Бородатый, пропустив упрек мимо ушей, заговорил:
– Я, как положено, правил богослужение. Вижу, среди молящихся стоит этот сумасшедший. Стоит и меня рассматривает. Потом уже, в конце службы, вижу, он отошел и в правом приделе образ Николая Угодника рассматривает. Николай Угодник у нас на образе в ризах изображен. Посмотрел Немко на образ и опять впереди всех молящихся стал и на меня глаза таращит. Только с лица темнее сделался, аки сатана, что у нас около входа в храм изображен. Окончил я служение и не успел еще облачение снять, как он в ризницу вламывается. Отец дьякон хотел его остановить, так он отбросил отца дьякона как кутенка.
– Истинно так,– подтвердил безбородый.– Кулачищем под ребро двинул. Без дыхания оставил.
– Подошел этот идиот ко мне и начал что-то бормотать. Не пойму, что, но догадываюсь, что про Николая Угодника спрашивает и по-матерному лается, хотя и во храме находится. Потом схватил меня за бороду и начал дергать. Выдрать, видать, ее хотел нечестивец. Я для успокоения неразумного еретика благословлять его начал. Но, видать, сатана вселился в этого окаянного, и он почал меня избивать.
– Истинно так,– подхватил дьякон, едва бородатый умолк.– Вцепился этот ирод во власы отца Игнатия и давай его ивняковой палкой охаживать. Я сунулся, и меня четыре раза перекрестил окаянный. С плеча бил, нечестивец. Чудо великое, что мы живы остались.
– Постойте,– перебил дьякона Могутченко.– Ведь у вас ризница маленькая. Как же Немко мог в ней с плеча палкой размахивать?
– А это уже не в ризнице, а посередине храма происходило,– объяснил дьякон.– Аки лев агнца этот нечестивец вытащил отца Игнатия во храм и там начал творить свое греховное глумление.
– Да-а,– протянул Могутченко.– Знатная у вас получилась баталия. А что, народу в церкви уже не было?
– Народу было еще достаточно...– начал дьякон, но под суровым взглядом бородатого умолк.
– Ну, нам все ясно, граждане попы,– начал Могутченко.
– Отец Илларион дьякон,– поправил начальника отдела бородатый.
– Ладно, дьякон, так дьякон,– буркнул Могутченко.– Идите, граждане, домой. Мы примем меры.
– Но вы его арестуете? Посадите?– чуть не в один голос спросили оба.
– Его нельзя сажать,– объяснил им Могутченко.– Он больной, нищий духом, по-вашему,– с немалой долей ехидства добавил он.– Идите домой. Мы примем меры.
Священнослужители ушли. Подойдя к окну, Полозов увидел, как они спустились с крыльца отдела на дощатый тротуар и, оглядевшись, дружной рысцой двинулись по улице, ведущей к выезду из местечка.
– Примем меры,– раздался за спиной Полозова голос Могутченко.– А какие меры принять, не придумаю.
– Знаешь, что,– повернулся от окна Полозов.– Поручи это дело Леоненко. Он сумеет чем-нибудь отвлечь Немко. А потом хорошо бы дать Немко какую-то постоянную работу. Конюхом, что ли, куда пристроить. Говорят, Немко коней любит. А то ведь он впроголодь живет.
– Пожалуй, ты прав, пошлем к Леоненко,– согласился Могутченко.– Это ведь с его агитации Немко начал угодников лупить. И работу найдем. Будет в нашем кавэскадроне дневальным помогать конюшни чистить.
– Верно,– рассмеялся Иван.– Только боюсь: как бы в благодарность за постоянную заботу Немко тебя в угодники не зачислил. Он ведь, хоть и идиот, а доброе отношение к себе понимает и ценит.
– Отстань,– отмахнулся Могутченко.– Меня – в угодники? Буровишь невесть что. Тут одно дело есть. Ты Логунова сейчас в лицо узнаешь?
– Артамона Феоктистовича?! Этого гада я на всю жизнь запомнил. Где он?
– Скоро приведут.
– На деле взяли?
– В том-то и вопрос, что еще не брали. Он даже не знает, что к нам идет,– ответил Могутченко и вытащил из кармана трубку. Но это была уже не пенковая красавица, а обычная, простая трубка. Могутченко с горьким недоумением взглянул на нее, повертел и, вздохнув, начал набивать.– Не брали еще,– повторил он.– Арестовывать пока нельзя, но на короткий повод взять нужно.
– Как же вы из лесосеки его сюда вытянули?– удивился Иван.
– Сам приехал. У него дома жена больная. Нашлись люди, посоветовали красавскому врачу направить ее сюда на освидетельствование. Здесь уж мы посоветовали врачам положить ее в больницу и лечить.
– Постой,– перебил начальника Полозов.– Ведь говорили, что у него старуха умерла. Значит, это молодая жена.
– Ну, не очень молодая. Ей около сорока.
– Артамону сейчас далеко за пятьдесят.
– Для него значит молодая,– улыбнулся Могутченко.– Она у него раньше за деньги работала, батрачкой называлась, а сейчас как жена бесплатно батрачит. Дело в том, братишка,– понизив голос, продолжал он,– что в Красаве все материалы в двадцать четвертом сгорели. Документов о художествах Логунова во время революции у нас нет, свидетелей разыскивать – дело долгое, а времени всегда не хватает. Логунов же, конечно, крутить будет. Но при тебе ему врать трудно будет. Ты про него много знаешь.
– Ясно,– кивнул Полозов.
– Только ты сядь вон в том углу, разверни газету так, чтобы Логунов тебя не узнал, и читай. Пусть он вначале поврет малость.
– В чем ты его подозреваешь?
– Во многом. Брехню про мертвого Когута он пускал не от своего ума. Кроме того, за три недели два раза в Богородское ездил.
– Скажет, что на базар надо было.
– Скажет,– согласился Могутченко.– Сдается мне, что базар – это только прикрытие. На базаре он и полчаса не был, зато больше двух часов торчал в квартире, куда лучше бы ему не ходить. Подозрительно и то, что в Богородском все парни его артели побывали, причем не в базарные дни.
– В общем, полное покушение на подозрение,– иронически начал Иван, но Могутченко не дал ему договорить.
– Кажется, идет,– перебил он.– Садись, читай газету. Повышай уровень.
Едва Иван в дальнем углу развернул свежий номер «Известий» и отгородился им от кабинета, предварительно проткнув в газетном листе дырочку для наблюдения, как за дверью послышался голос Вани: «Входи, папаша! Ждут!»
Через отверстие в газете Ивану хорошо было видно, какое изумление отразилось на лице Могутченко, когда Логунов вошел в кабинет. Иван с трудом удержался от смеха. Видимо, начальник отдела, до этого не видавший Логунова, рассчитывал, что в кабинет войдет сильный старик, способный на шестом десятке лет, в стужу и по пояс в снегу валить под корень столетние сосны. А вместо этого перед ним стоял худощавый, хотя и жилистый, мужичок, не более двух аршин ростом. Узенькая сивая бородка, торчавшая клинышком вперед, красные с мороза щеки и хитроватые глаза, блестевшие из-под низко надвинутой лохматой шапки, делали Логунова похожим на мужичка-боровичка из детской книжки с картинками.
Логунов мелкими, но быстрыми шагами прошел почти до половины кабинета, сдернул с головы огромный треух и огляделся. Не найдя икон, он повертел шапку в руках, пощупал, крепко ли засунуты за опояску рукавицы, и успокоено взглянул на Могутченко.
– Логунов?– спросил начальник отдела.
– Логунов,– согласился старик и объяснил:– То ись Логунов Артамон Феоктистович. А есть еще Парамон и Ксенофонт – братья мои, потом родственники наши мужского пола. Логуновых в Красаве проживает шестнадцать домов. Самостоятельных хозяйств то ись.
– Работаете в лесосеке, живете в «аэроплане»?– уточнил Могутченко.
– Мы артелью робим. Все сообча. Валку, обрубку, ошкуровку, разделку. То ись казна от нас готовый матерьял получает.
– Садитесь,– Могутченко указал на стоящий против стола стул.
Но Логунов сел на один из стульев, стоявших у стены. Через отверстие в газете Полозов видел, что хотя его бывший хозяин держится внешне спокойно, он все же насторожен и встревожен.
– Много в вашей артели людей?– спросил Могутченко.
– Мы вдесятером робим,– ответил старик, и по голосу Иван понял, что тот еще более насторожился. Затем, видимо, стараясь повернуть разговор в привычное для него русло, Логунов попросил:– Вы бы посодействовали нам, товарищ заведующий, не знаю, как вас звать-величать. Точил мало на нашем участке. До полуночи бьешься, пока очередь подойдет. А ведь тупым струментом работать неспособно.
– В артели все родственники и соседи?– не ответив на просьбу, продолжал расспрашивать Могутченко.
– Со мной только двое племяшей, а остальные так, пришлые. Даже не из нашей волости.
– Как же вы в одну артель сгуртовались?
– Начал я с племяшами собираться, прошел по соседям, не пойдет ли кто. Никто не пожелал. А эти, пришлые то ись, сами назвались. Одначе робят справно.
– Племянники ваши Парамоновичи или Ксенофонтовичи?
– Они сыны покойного брата Флегонта. С малолетства сиротами остались и около меня выросли. Сейчас уже в полную силу вошли.
– Значит, вы с племянниками и видели покойного Когута, когда он на озеро к проруби напиться приходил.
Логунов всего на какую-то долю секунды задержался с ответом, но и Могутченко и Полозов почувствовали, что этот вопрос сильно напугал старика.
– Да, с ними,– выдавил старик,– с Константином то ись и с Егором.
– Скажите, Артамон Феоктистович,– спокойно и даже дружелюбно спросил Могутченко.– Зачем вы все это наврали?
– То ись, как это наврал?– растерянно замигал глазками Логунов.– Трое ведь нас было. Я и племяши. Видели, как живого.
– Не было этого, гражданин Логунов,– перебил его Могутченко,– Прохвост, пугавший народ, до вас не доходил. До вас дошли только слухи. Вот вы ими и воспользовались, чтобы спровоцировать панику. Зачем вам это надо?
– Мы видели,– после короткой паузы упрямо повторил старик.– Все трое видели, около самой проруби. За полночь дело было. Народ уже спал, значит, и доказать никто не может, что мы его не видели. К чему этот пустой разговор, гражданин хороший. Приезжайте к нам да походите ночью около проруби, может, и вы увидите.
Он явно трусил и повысил голос, чтобы подбодрить самого себя. Он даже взял с соседнего стула свою шапку, как бы собираясь кончить разговор и уйти. Но Могутченко не обратил на это внимания.
– Вы знаете, Логунов, куда вас сейчас пригласили для разговора?– спросил он старика.
– Я впервой на Узловой,– ответил Логунов, рассматривая свою шапку, словно только что увидел ее.– Мне сказали, что о здоровий жены разговор будет.
– И о здоровий вашей жены поговорим, но вначале давайте познакомимся. Моя фамилия – Могутченко. Слыхали про такого?
Логунов уронил шапку на пол, но даже не заметил этого. Румянец сразу исчез с его щек. Он молчал, уставясь в пол.
– Вы мою фамилию слыхали?– повторил Могутченко.
– Как не слыхать,– сразу осевшим голосом проговорил Логунов.– Тихой сапой, значит, меня взяли. Чтоб никто и не узнал, куда девался Артамон Феоктистович.
– Ну, что вы,– усмехнулся Могутченко.– Когда надо, мы не боимся арестовывать в открытую. Просто мы не хотели, чтобы про такого пожилого, как вы, человека говорили, что он враг советской власти. А вдруг, думаем, он не враг советской власти. С чего ему быть врагом? Он уже стар, живет спокойно, дом – полная чаша, хозяйство богатое, молодая жена даже надорвалась в уходе за скотом.
Могутченко говорил вежливо, даже с улыбкой, но в его взгляде и тоне голоса была неприкрытая насмешка и злость к этому съежившемуся старику, похожему на попавшего в ловушку хорька.
– Хозяйством корить нечего,– окрысился Логунов.– Для власти тоже выгодно, когда мужик богат. С богатого мужика и шерсти больше настричь можно.
– По этому вопросу тоже можно поговорить, но позже,– еще шире улыбнулся Могутченко.– Сейчас главное выяснить, враг вы советской власти или нет.
– Никогда я властям врагом не был,– хмуро глядя в пол, ответил Логунов.– Всякая власть от бога, свыше нам дается то ись.
– Ну, раз советская власть от бога, то зачем вы ей вредите? По чьему заданию вы пустили слух, что мертвый Когут ходит по лесосекам? Кто поручил вам сорвать лесозаготовки?
Логунов даже при своем мизерном росте стал еще меньше, как будто усох. Его глаза перестали шарить по кабинету, а полные страха и ненависти уставились на Могутченко.
– По злобе под статью подводите, гражданин начальник,– хриплым голосом ответил он.– Никогда я против советской власти не злоумышличал. Нет у вас для этого доказательств.
– Зря запираешься,– перехватив разрешающий взгляд Могутченко и отложив в сторону газету, вступил в разговор Полозов.– Напомнить тебе прошлые дела? Рассказать, кто, кроме меня, об этих делах знает?
Пожалуй, Полозов, увидев ночью идущего к домику Данилу Романовича, был не так напуган, как перепугался Логунов, узнав своего бывшего батрака.
– Ва-ва-нятка?!– еле выговорил он.– А ведь говорили...
– Многое говорят,– усмехнулся Иван и, взяв стул, подошел поближе к Логунову.– Не перестал, значит, гадить советской власти, хозяин,– со злостью спросил он старика.– Все надеешься на перемены? Надеешься, что вернут тебе и паровую мельницу, и маслобойку и лесопилку? Сыновей загнал в контрреволюцию, погубил их, сейчас за племянников принялся. И Флегонт, братец твой, не просто умер, а расстрелян за организацию контрреволюционного мятежа на Черновке. Забыл, что ли?
Артамон Феоктистович молчал. Он только судорожно ловил воздух пересохшими серыми губами.
– Ну так вот, Артамон Феоктистович, я и подумал, стоит ли арестовывать старика, сажать его под замок и за решетку? Сдается мне, что вы во многом раскаиваетесь,– спокойно, словно не заметив вступление Полозова в разговор, продолжал Могутченко.– Сейчас, наверное, уже жалеете, что с меньшевиками и эсерами из Богородского спутались. Зачем вам это? Ведь все равно ничего не выйдет. Контрреволюция у нас вот где сидит,– Могутченко сжал свой огромный, словно чугунный кулак.– И пикнуть не дадим. А вам одно нужно – дожить спокойно, сколько там еще осталось, да напоследок богатым хозяйством потешиться, поскольку ситуация пока что этому благоприятствует. А о меньшевиках и о бандгруппе, которую вы к весне готовите, нам и племянники расскажут, если вы не захотите.– И, неожиданно сменив дружелюбный тон на суровый, Могутченко закончил:– Ну так как, Логунов, добром договоримся или крутить будешь?
Несколько секунд стояла напряженная тишина. Вдруг Логунов, мешком свалившись со стула, распластался на полу, звонко стукнув лбом о половицу.
– Помилуйте!– сквозь всхлипывания и вздохи визгливо выкрикнул он, подползая к столу Могутченко.– Бес попутал! Ни в жизнь больше и пальцем не пошевельну! Только отпустите умереть на спокое!
Иван поднял Логунова с пола и довольно бесцеремонно бросил его на стул.
– Значит, поговорим без дуриков, в открытую,– удовлетворенно подытожил Могутченко.– Только запомните, гражданин Логунов, о нашем с вами разговоре ваши друзья в Богородском и лесосеке знать не должны. Ни одна душа чтоб не пронюхала. Поняли? Поэтому мы вас сюда через служебный ход провели.
Когда после долгого разговора с Логуновым Могутченко и Полозов остались одни, начальник отдела сказал:
– Картина по меньшевистскому гнезду проясняется, но Логунова с короткого повода спускать нельзя. У него до самой смерти камень за пазухой будет. Не придумаю, кому это дело поручить?
– Вот те на?– удивился Полозов.– А я думал...
– Думал, что это новое задание для тебя,– закончил за него Могутченко.– Ты бы это дело лучше всех провернул, да тебе ехать надо.
– Куда?– удивился Иван.
– В Сибирь. Золото, которое ты разыскал, выкопать. Ну и бумажки эти...
– Ты это всерьез?– не поверил Полозов.
– Конечно, всерьез, а что?
– Я оперативник. Мое дело бандитов ловить,– обиделся Иван.– Золото пусть выкапывают эти самые, как их там, технологи, что ли?
– Геологи, грамотей,– укоризненно покачав головой, поправил Ивана Могутченко.– Учиться тебе, Иван, надо, позарез надо. Осенью на учебу. А пока, раз золото тебя не интересует, займись меньшевиками. Может, среди них будут и те, кто подлые бумаги рядом с золотом закапывал. А осенью поедешь учиться.
– Ну, до осени еще времени уйма,– повеселел Иван и, вытянувшись перед Могутченко по-уставному, подчеркнуто официально отрапортовал:– Сотрудник Иван Полозов вполне здоров и готов к выполнению любого задания.
