Текст книги "Безбилетник"

Автор книги: Владимир Балашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 7
Отторжение

Стоит ли стремиться к встрече с прошлым, где ждут нас, скорее всего, сплошные разочарования? Что вы хотите там найти? Милый образ, сохранённый памятью? Но за прошедшее время вы настолько мысленно подредактировали и дорисовали его, что просто можете не узнать. Или мечтаете вернуть к истокам старую, не перегоревшую ненависть? Но ненависть подобна саду – за ней нужен был постоянный уход, а вы поливали его всё реже и реже, так что этот сад почти засох. Или же вы рассчитываете встретить там утраченную любовь? Но любовь, в отличие от ненависти, бывает такой разной: любовью-радостью, которая делала вашу жизнь ярче, или любовью-болезнью, которая всё это время сжигала ваше сердце и опустошала душу. И кто может предсказать: исцелит вас эта встреча или же превратит остаток жизни в ещё больший кошмар?

Даже самый мизерный шанс встретиться со своим прошлым сулит сплошные искушения. И если вы решились на это, значит, есть веская причина поддаться им. Ибо именно в искушениях становится понятно, кто золото, кто железо, кто свинец, а кто и мусор – древесная труха. Золото в огне становится ещё ярче, с железа спадает ржавчина, свинец плавится и теряет форму, а мусор просто бесследно исчезает…

Вызов застал профессора Йенсона дома и к тому же в душевой. Поэтому, наспех завернувшись в массажное полотенце, он предстал перед видеофоном в виде римского патриция.

Поначалу профессор вообще ничего не мог понять, поскольку начальник госпиталя торопливо перескакивал с пятого на десятое:

– Ваш Свифт повредил кабели управления реактором! Я ничего не могу предпринять – необходимо ваше присутствие. Жду вас немедленно! Через сорок минут будет взрыв! Я только что начал эвакуацию персонала и пациентов… На вас, Йенсон, последняя надежда!

– Я пока что ничего не понимаю, – растерянно проговорил профессор.

– Короче, срочно в микробус, в глаер, во что угодно – и к техническому корпусу! Только умоляю: быстрее, иначе может быть поздно! Пока добираетесь – я вам всё объясню!

Осознав серьёзность вызова, профессор торопливо натянул на мокрое тело одежду и, перешагивая через ступеньки, заспешил по лестнице, ведущей на крышу, – там стоял дежурный глаер.

Уже на середине пути как-то отрешённо заметил, что на его ногах домашние тапочки. Поэтому, когда одна из них соскользнула и ускакала вниз по ступеням – возвращаться не стал: какая теперь разница, в домашних тапочках главный невропатолог госпиталя или вовсе босиком?

Со свистом завращались лопасти, взревел переключённый на форсаж двигатель – и глаер почти вертикально взмыл вверх. Йенсон торопливо надавил на клавишу автопилота и включил видеофон.

На экране тут же возникло лицо начальника госпиталя, но уже более спокойное и с обычным жестковатым выражением – лицо человека, привыкшего командовать и единолично принимать решения.

– Через тридцать пять минут ваш подопечный взорвёт к чёрту, к дьяволу весь госпиталь и ещё много чего вокруг!

– Что он, в конце концов, натворил? – спросил Йенсон.

– Свифт с помощью робота умудрился перерезать пучок кабелей управления ядерным реактором. Пока ещё работает система аварийного охлаждения, но она рассчитана только на час. Потом температура резко подскочит, и… В общем, в нашем распоряжении, – он глянул на часы, – всего тридцать две минуты, плюс не знаю ещё сколько.

– А Свифт что же, не подпускает к месту повреждения?

– Да сам-то он преспокойно сидит в бетонной нише и ни с кем не желает разговаривать, но его охраняет свихнувшийся робот, который размахивает плазменным резаком.

– Свифт что же, перепрограммировал его?

– Перепрограммировать робота-ремонтника в боевого робота вряд ли возможно! Так что, похоже, от кабелей высокого напряжения у него что-то там замкнуло в программном блоке. И у нас нет никакого способа обезвредить его; если только попытаться использовать бластер охранника…

– Можно поразить его в участок чуть выше фотоэлементов, где гиросистема, – он должен потерять ориентацию.

– Я знаю, но у робота с этим и так не всё в порядке. Если он будет размахивать своим резаком, полностью потеряв ориентацию, – тогда Свифту точно конец!

– Посоветуйте Свифту лечь на пол!

– Вы бы видели, Йенсон, в каком он состоянии… Свифт абсолютно невменяем! Он ни на что не реагирует, просто молчит и смотрит в одну точку. Одна надежда, что вы сумеете его расшевелить – ведь как-то вы с ним всё это время контактировали…

Теперь Йенсон уяснил свою миссию.

Посадив глаер прямо на клумбу возле корпуса, что при иных обстоятельствах грозило бы автоматическим лишением прав вождения, он побежал по дорожке к входу, не обращая внимания на острые камешки, впивающиеся в голые ступни. Непрерывный вой сирены подталкивал в спину и заставлял бежать всё быстрее и быстрее.

Серая коробка бетонного бункера возвышалась над деревьями, густо посаженными специально для того, чтобы закамуфлировать, скрыть это архитектурное убожество. Бункер, как и две безликих прямоугольных и очень массивных казармы, достался госпиталю в наследство от когда-то существовавшей военно-морской базы Брест.

Сам же блок небольшого ядерного реактора находился глубоко под землёй, вернее – под многометровой толщей бетона, и в своё время служил автономным источником электроэнергии. Когда все военные базы на Земле стали демонтировать, то часть сооружений попытались под что-нибудь приспособить: так, в казармах установили специальное рентгеновское оборудование и лабораторные установки жёсткого облучения. А иметь собственный реактор для энергоснабжения госпиталя оказалось очень удобно: никакой зависимости от суточных колебаний энергосистемы, никаких лимитов по использованию электроэнергии. Безопасность эксплуатации энергоблока считалась очень высокой.

Кто же мог предвидеть, что такое, как сегодня, вообще может произойти?..

Йенсон уже видел, что на всей территории госпиталя интенсивно ведётся эвакуация: грузовые и пассажирские глаеры взмывали в небо и разлетались в разных направлениях.

Возле варварски изуродованной плазменным резаком двери – входа в бункер – стояли несколько сотрудников госпиталя. Они ожидали прилёт глаера со специалистами КоБЗа, которые должны были доставить Ю-частотный излучатель, предназначенный для разрушения биоэлектронных цепей, – только с его помощью можно было обезвредить взбесившегося робота.

Йенсон раздвинул столпившихся сотрудников и зашагал по ярко освещённому коридору, оставляя на белом кафеле позади себя кровавые следы подошв. За годы работы в госпитале он прекрасно изучил конфигурацию и предназначение многочисленных коридоров и коридорчиков.

Вот впереди вход в торец правого бокового коридорчика, в конце которого расположен бытовой склад. Помещение для него выбрано было крайне неудачно, о чем Йенсон говорил уже неоднократно: во-первых, далеко, во-вторых, приходится проходить через несколько секций… Хотя в данном случае всему виной была до сих пор не демонтированная система кодовых замков, оставшаяся ещё со старых времён: Сэм, по всей видимости, попытался проникнуть в бытовой склад, не зная кода, – и тут же сработала система межсекционной герметизации.

Возле бокового ответвления трое сотрудников опасливо заглядывали в большую дыру овальной формы, проделанную в толстой герметизирующей двери явно плазменным резаком. Бледный и весь какой-то поникший инженер-электромеханик Ежи Трацевский сжимал в руке маломощный бластер, против робота практически бесполезный.

Он не очень решительно преградил путь Йенсону и предупредил:

– Дальше нельзя, профессор! А то он начнёт орудовать резаком, как против вон того робота…

Йенсон осторожно заглянул в дыру и сразу оценил обстановку: рядом с дверью, поперёк узкого коридора, лежал робот, вернее, то, что от него осталось, ибо он был почти перерезан на две части плазменным резаком. А ещё дальше, перед затемнённой нишей, замер точно такой же кибер, по-человечески подозрительно, как показалось Йенсону, поблёскивающий выпуклыми линзами фотоэлементов. Позади него, в бетонной нише, привалившись спиной к серой стене, сидел безучастный ко всему Сэм. Взгляд его был неотрывно устремлён в какую-то неведомую точку на полу.

– Сэм! – громко позвал профессор.

Тот не шелохнулся, зато робот, неестественно дёрнувшись, словно бы встрепенулся – и угрожающе поднял свой захват с зажатым в нём резаком. Все, кроме Йенсона, отпрянули от проёма.

– Сэмюэль Свифт! – повторил Йенсон, внимательно следя за суетливыми и какими-то хаотичными движениями кибера.

«Повреждена система координации, – отметил он, – да ещё включилась абсолютная защита от любой внешней агрессии. Хорошо ещё, что Свифт находился рядом с роботом до замыкания, поэтому он не воспринимается как проникающая внешняя угроза».

Поразмыслив, профессор пришёл к выводу, что Свифт запросто мог бы отключить робота, поскольку сидит за его спиной и не попадает в сферу обзора фотоэлементов.

– Сэмюэль Свифт! – крикнул Йенсон во всю мощь своих лёгких. – Глядя сейчас на вас, невозможно поверить, что вы мужчина, а не исступлённая истеричка! Подотрите, наконец, сопли!

Сэм очень медленно поднял глаза и вдруг заговорил довольно твёрдым и уверенным голосом:

– Через несколько минут меня здесь уже не будет, и, поверьте, никто не сможет мне в этом помешать. Все вы мне страшно надоели! Знали бы только, как я от вас устал! Я не хочу даже прощаться! Сожалею только о том, что не смог облачиться в свой мундир, и Долорес увидит меня в этой нелепой одежде…

Закончив свою небольшую тираду, Сэм замолчал и снова отрешённо уставился в пол.

– Вам, Сэмюэль, знакомо слово «убийца»? – заговорил громко Йенсон, уверенный теперь, что Сэм его хорошо слышит. – Через двадцать минут по вашей вине произойдёт взрыв реактора, будет полностью уничтожен госпиталь, вероятна гибель людей; кроме того, окружающая местность на десятилетия останется источником смертельной радиации…

Свифт словно не слышал, и Йенсон продолжил ещё громче:

– Мы, конечно, принимаем меры, и скоро сюда прибудут специалисты для уничтожения робота, но времени просто может не хватить. В этом случае погибнете и вы, хотя, как я понимаю, собственная жизнь вам не дорога. Подумайте хотя бы о тех, кто сейчас стоит перед вами, – ведь мы не уйдём, пока будет оставаться хотя бы единственный шанс! И я уверяю, что если бы у меня была возможность уничтожить робота, хотя бы и вместе с вами, то я, не задумываясь ни секунды, сделал бы это! Но, к сожалению, кибера в данный момент можете отключить только вы!

Было заметно, что Свифт колеблется. Наконец он принял решение и встал.

– Вы не обманываете меня, док, насчёт взрыва?.. – спросил он неуверенно.

– До взрыва осталось всего восемнадцать минут!

– Я поверю вам, док, но обещаете ли вы мне неприкосновенность и свободу в течение ближайшего часа?

– На вашу свободу, Сэм, никто и не покушается. Даю вам слово честного человека, что вас никто не тронет!

– Лично вам я верю, док. Подскажите только, как мне его отключить?

– Там, на спине у кибера, как раз посредине между манипуляторами, есть лючок, – заговорил просунувший голову в отверстие Трацевский. – Просто протяните руку, откройте его и надавите на красную кнопку. Пока он вас не видит, он для вас абсолютно безопасен.

Сэм неуверенно приблизился к «пританцовывающему» роботу и протянул руку. Через мгновение фотоэлементы, моргнув, погасли – и манипуляторы с громким лязганьем опустились вниз.

– Всё! – облегчённо проговорил Трацевский. Монтажный робот тут же протиснулся в отверстие и, захватив манипуляторами оплавленные концы самого толстого из кабелей, свёл их. Вспыхнули синие огоньки резака и плазменной сварки.

Йенсон в это время подошёл к безвольно сидящему Сэму, на которого в ставшем шумным коридоре никто, казалось, не обращал внимания. Даже трое прибывших «кобзовцев» в скафандрах высшей защиты остановились в нескольких шагах и, сняв шлемы, разговаривали о чём-то своём.

Только теперь Йенсон вспомнил о своём внешнем виде: босиком, пуговицы на одежде застёгнуты через одну… Ноги, грязные и в крови. Они оставляли следы на кафельном полу, и каждый шаг теперь отдавался заметной болью в ступнях.

«Надо побыстрее сделать санобработку, – подумал он устало, – а то завтра ни одну обувь не смогу надеть».

Подумал мимоходом, как бы записывая в память, что ещё предстоит сделать в порядке очерёдности. С другой стороны, даже первоочередные дела разместилось как бы ниже грани «срочно – не срочно» – намного важнее для него сейчас было просто поговорить с Сэмом.

– Что же с вами такое произошло? – спросил он поникшего Свифта.

– Док, я предчувствую, нет, я знаю наверняка, что меня наконец-то вспомнят там, в моём настоящем! Это должно возвратить меня назад!

– Опять эта навязчивая идея! Вы, Сэм, по-моему, только напрасно мучаете себя ею.

– Нет, на сей раз я знаю точно.

– Хорошо, Сэм, мы ещё вернёмся к этому разговору!

– Здесь я больше просто не могу, – устало произнёс Сэм. – Здесь мне хочется сдавить руками виски, зажмурить глаза и очутиться на каком-нибудь необитаемом острове или в пустой пещере… Мне уже и самому начинает порой казаться, что я схожу с ума!

– Это самое обычное накопившееся нервное истощение! Я, как врач, утверждаю, что через какое-то время смогу полностью вылечить вас.

– Теперь это уже не нужно. Единственное, что вы для меня можете сделать, док, – верните мою одежду.

– Это можно будет сделать не раньше, чем через полчаса, – вмешался проходивший мимо Трацевский. – Пока проверим систему охлаждения, пока включим нагрузку… А без этого невозможно раскодировать систему герметизации, поскольку всё замкнуто на единый пульт.

– Тогда оставьте меня, пожалуйста, одного.

– Пожалуйста, – согласился Йенсон. – Только здесь вы будете мешать рабочим, поэтому пройдите в свою комнату…

– Спасибо, док! Я ведь не сумасшедший, а просто хотел взять со склада свой мундир, – начал вдруг оправдываться Сэм. – Никто не захотел мне помочь, тогда я приказал киберу вскрыть отсек его резаком. То, что, прожигая одну из дверей, он зацепил этот важный кабель и при этом свихнулся, – просто нелепая случайность…

– Успокойтесь, Сэм, всё хорошо, что хорошо кончается! Я, к сожалению, в неважной физической форме, не говоря уже о внешнем виде, поэтому сейчас попрошу кого-нибудь проводить вас до вашей комнаты.

Йенсон подождал, пока Сэм с сопровождающим пройдут весь коридор, потом медленно двинулся следом, тихо охая при каждом шаге.

Быков на место аварии прилетел слишком поздно, чтобы увидеть развязку, но не настолько, чтобы не увидеть последствий проведённой операции: оба повреждённых робота ещё валялись в коридоре, а третий сосредоточенно сваривал многочисленные провода управления и заливал места сварки герметизирующим пластиком. Непосредственные участники событий тоже разошлись.

Когда же Быков поинтересовался, где найти профессора Йенсона, ему сказали, что тот находится сейчас в своём кабинете.

Действительно, Эрик Йенсон преспокойно сидел в кресле, а медицинский робот ловко накладывал на ступню его левой ноги заживляющую повязку, вторая нога была облачена в белый ортопедический бахил.

– Что случилось с вашими ногами? – обеспокоенно спросил монитор.

– А, ерунда, просто отвык ходить босиком, – Йенсон небрежно махнул рукой. – Хотите мой новый напиток? Вон стоит на столике. Я, знаете ли, не только их составляю, но и проверяю на пациентах и своих знакомых. До сих пор ни один не умер от отравления; правда, никто из них не выражал и бурного восхищения…

«Когда человек занимается не своим делом, ему, должно быть, некогда занимается своим, – с раздражением подумал Быков, глядя на благодушного профессора. – Там до сих пор суматоха, люди ликвидируют аварию, а он сидит как ни в чём не бывало и попивает свой дурацкий напиток. Доигрался профессор со своими психологическими экспериментами!»

– Может мне кто-нибудь толком объяснить, что произошло в госпитале? – спросил Быков, подавив раздражение.

– Можно сказать, ничего страшного. Просто Сэму пришла в голову идея-фикс облачиться в свой опереточный мундир. Меня в это время рядом не было, а начальник госпиталя ответил на его странную просьбу естественным отказом. Тогда Сэм приказал ремонтному роботу крушить двери.

Что в конечном итоге и привело к повреждению кабелей управления реактором… Вот вкратце и всё, подробности можете узнать у троих бравых парней из КоБЗа, если они ещё здесь.

– Как вы считаете, профессор, Сэм в своём уме или?.

– У него крайне истощена нервная система… – начал Йенсон, но, видимо, подумав, что монитор может неверно понять его уклончивый ответ, заверил – Я с ним беседовал каждый день, иногда даже по нескольку раз, и должен сказать, что речь его связна и мыслит он достаточно здраво. Другое дело, что его рассказ фантастичней любого бреда! Но после серьёзных размышлений я пришёл к выводу, что так называемый «бред» полностью объясняет все связанные с ним невероятные факты, произошедшие за последние месяцы. Хотите – верьте, хотите – нет!

– Тогда я подозреваю, что вы давали мне записи не всех ваших бесед. И сегодняшний разговор с ним, как я понимаю, тоже не записан?

– Конечно, не записан! В конце концов, я не летописец и не следователь, а в первую очередь – лечащий врач! – всегда сдержанный профессор повысил голос. – У меня, извините за резкость, он не единственный пациент, и кроме того, у меня есть определённый круг обязанностей! Да и фиксировать каждое сказанное им слово просто не представляется возможным, даже учитывая пожелания КоБЗа, – уже более миролюбиво закончил он.

– Извините, профессор. Я не хотел вас обидеть. Может, он говорил что-нибудь из ряда вон выходящее – во время аварии, например? С кем из персонала я смог бы об этом поговорить?

– Я к вашим услугам, поскольку последние полчаса находился в буквальном смысле подле него. И сейчас, после завершения разговора с вами, снова буду пытаться с ним поговорить! Мне, знаете ли, очень не нравится то нервозное состояние, в котором Сэм в данный момент находится…

– Знаете, профессор, мне бы очень хотелось присутствовать при вашем с ним разговоре. Мне это просто необходимо, иначе я вынужден буду его арестовать, несмотря на все ваши возражения!

– За что же арестовывать? Ведь всё благополучно разрешилось, – возразил Йенсон.

– А где гарантия, что нечто подобное не повторится? В конце концов, была угроза жизни сотен людей…

– Ну что мне с вами делать? – профессор развёл руками. – В таком случае мне бы хотелось, чтобы вы вместе со мной всё и проанализировали. Как любил повторять один мой коллега: ум хорошо, а полтора – лучше! Кстати, попробуйте всё-таки мой новый напиток…

Быков покосился на нечто ядовито-фиолетовое, налитое в графин, – и отказался.

– Так вот, – продолжил Йенсон, – выкладываю всё, что мне за это время удалось выяснить. Потом, надеюсь, вы откровенно поделитесь со мной своими соображениями? Согласны?!

– Обещаю!

– Итак, Свифт утверждает, что он перенёсся из прошлого тысячелетия, точнее – из семнадцатого века. То, что он прекрасно знает упомянутое время и говорит на старом добром английском, у меня не вызывает ни малейшего сомнения! Причину своего перемещения он толком объяснить не может, да это и понятно: случись такое с вами или, не дай Бог, со мной – тоже были бы в полнейшей растерянности…

– Уж это точно! – согласился монитор.

– Далее, уже здесь, в нашем времени, он обнаружил в себе невероятную способность мгновенно перемещаться в пространстве и, возможно, даже во времени. Именно так он сначала попал на Альму, потом на Эшер, потом снова на Землю. Для такого перемещения ему всего-то и нужно, чтобы кто-то представил его во всех деталях в пункте, так сказать, назначения.

– Вы полагаете, что всё так просто?

– Ну и чтобы он сам в это же время думал о том человеке. Сэм утверждает, что заблаговременно чувствует этот момент перемещения! Достаточно уверенно примерно за полчаса-час. Кстати, он заявил это где-то… – Йенсон глянул на часы. – Где-то полчаса тому назад. Но, насколько я информирован, в данный момент он присутствует в своей комнате, так что видите сами…

Профессор развёл руками.

– Значит, всё-таки психическое заболевание?! – не то спросил, не то констатировал Быков.

Профессор опять неопределённо развёл руками.

– Это вы осторожничаете, или медицина бессильна в данном случае с постановкой диагноза? – задал явно провокационный вопрос монитор.

– Может, вам, как профессионалу, что-нибудь подскажет вот эта вещь? – сменил тему Йенсон и, открыв ящик стола, протянул монитору книгу. – Она была найдена в ящике с видеодисками, в бывшей комнате космолётчика Валерии Касас.

Быков глянул на обложку: «Жорж Блон. Флибустьерское море. Издана в Париже в 1969 г.»

– В ней сведенья о пиратах, – пояснил профессор. – В основном живших в средние века прошлого тысячелетия.

– Есть что-нибудь о Свифте? – заинтересовался монитор.

– Возможно, я не очень внимательно читал, но о нём конкретно ничего не нашёл.

– Хорошо, я проанализирую, – пообещал монитор. – А кто нанёс ему рану на голове, он так ничего и не говорил?

– Рану ему нанесла пистолетным выстрелом женщина, которую зовут Долорес. Как он сам выразился, «самая прекрасная женщина всех веков». Нет, нет, она осталась там! – уточнил профессор, заметив вопрос в глазах Быкова. – Кстати, вы, пожалуй, сами сможете с ним побеседовать на эту тему. Только, пожалуйста, недолго и в моём присутствии. А как только подам знак – тут же прекращайте все расспросы и уходите. Согласны?..

Быкову ничего другого не оставалось, как кивнуть головой, после чего они спустились на первый этаж, и Йенсон позвонил в комнату Свифта.

Дверь тут же открылась, словно тот стоял за ней и ждал их прихода. Внешний вид Сэма поразил не только Быкова, но, кажется, и самого профессора. Глаза его горели каким-то исходящим изнутри огнём, пальцы нервно теребили застёжки светло-голубого госпитального костюма.

– Мне нужен мой мундир… – были первые слова Свифта, обратившего жгучий и вместе с тем как будто бы ничего не видящий взгляд сначала на монитора, потом на профессора. – Она не должна увидеть меня в этой нелепой одежде! Это ужасно, но, похоже, я уже не успею переодеться…

– Как только устранят повреждения, вам его тут же принесут. Я распорядился, – заверил Йенсон.

– Я наконец-то возвращаюсь назад! Вы мне не верите, док?! Время исправляет свою ошибку! Человек, который хотел меня использовать, – погиб, женщина, которой я был интересен, – тоже. А сегодня едва не погибли вы, док, потому что хотели мне помочь… Само время словно бы отторгает меня!

Прервав свою сбивчивую тираду, Сэм сел в кресло, потом снова вскочил. Глаза его лихорадочно блестели, взгляд перескакивал с предмета на предмет.

Там, на пляже, он выглядел усталым и безвольным, а сейчас, несмотря на всю его нервозность, перед Быковым находился порывистый и сильный человек. Откуда было монитору знать, что снова отважный капитан корсаров стоял сейчас посреди госпитальной комнаты.

– Понимаете, она наконец вспомнила обо мне! – непонятно к кому обращаясь, снова заговорил Свифт. – Я чувствую это! И я так устал без неё. Если бы Долорес не вспомнила меня, я бы, наверное, скоро умер!

Глаза Сэма торопливо искали что-то на стенах комнаты, словно пытаясь обнаружить приоткрывающуюся дверь в прошлое.

– Прощайте! – заговорил он торопливо. – Теперь-то, док, и вы, монитор, убедитесь, что я говорил правду. И я никому в вашем времени не причинил намеренно вреда…

Последние слова были обращены, должно быть, к Быкову.

После чего Сэм сделал несколько торопливых шагов к стене – словно отыскав наконец ту невидимую дверь в прошлое. Хотя взгляд его и был устремлён в стену, но видел он сейчас значительно дальше – через века…

Вдруг фигура Свифта стала быстро терять плотность и утончаться – словно материя перетекала в другое, невидимое пространство. Вот она превратилась в тонкую чёрточку, вот уже ничто в комнате не напоминает о недавнем присутствии путешественника во времени…

– Вот и всё, – тихо сказал Йенсон. – Надеюсь, он вернулся в своё настоящее? Хотя всего несколько минут тому назад я бы в такое не поверил!

– Я и сейчас ещё не совсем верю своим глазам…

– И напрасно, – возразил профессор. – Раз мы, двое психически здоровых людей, к тому же скептически настроенных, видели одно и то же – значит, это не галлюцинация, а свершившееся событие…

Быков хотел согласиться, но неожиданная мысль, словно яркая вспышка, озарила его сознание.

– А если временная спираль замкнётся, и он вернётся опять под тот же выстрел? – непонятно кому задал он вопрос.

– По теории вероятности, событие не может повториться абсолютно, – ответил профессор, не вполне, впрочем, уверенно. – Во всяком случае, так утверждают оптимисты.

– Ну, это по теории случайностей, а вот теорию времени ещё никто не прописал, – возразил монитор. – Кроме того, любая теория живёт только до тех пор, пока кто-нибудь её не опровергнет…

Свифт очутился в небольшой и светлой комнате-спальне. Долорес сидела всего в нескольких шагах от него, подперев голову рукой и задумчиво глядя в раскрытое окно. Лёгкий ветерок слабо колыхал тонкую занавеску, шевелил непокорную прядку волос, ниспадавшую на лицо. На тёмном полированном столике лежала раскрытая книга, но мысли девушки были далеко…

Долорес вспоминала свой недавний сон. Этот сон, с незначительными изменениями, повторялся раз за разом, и в нём почему-то не было её жениха Мигеля, а был английский капитан. Они находились в каюте на галеоне, всегда только вдвоём: она – уверенная в себе, и он – смешно коверкающий испанские слова и целиком подвластный ей…

Да, Мигеля она вспоминает всё реже. Хотя они и должны были после путешествия пожениться, к жениху она относилась скорее как к брату. Они жили по соседству, вместе росли, и Мигель бывал частым гостем в их доме. А когда у Мигеля умерла мать, то Долорес по-женски жалела его, несмотря на то, что по возрасту была младше на несколько лет. А потом отцы решили их поженить. И за благословением пришлось плыть через океан, в колонию, где служил отец Мигеля.

А потом, на обратном пути, произошло это…

Капитан Свифт. Теперь почему-то часто вспоминается, как бережно он к ней относился. И то, как он, протестант, предлагал ей, католичке, руку и сердце! Ведь такой брак, по всей видимости, ставил крест на его офицерской карьере? И такую жертву способна оценить любая женщина… Он, может быть, и не очень красив, но – мужественное лицо, военная стать! И глаза… Его горящие каким-то внутренним светом глаза! Этот огонь любви не спутаешь ни с каким другим…

Она смутно помнила, как выстрелила в капитана. А после выстрела потеряла сознание и не могла видеть, куда Свифт исчез. Служанка говорит, что капитан растворился – его, по-видимому, забрал сам дьявол. Служанке сложно верить, потому что эта тёмная женщина просто помешана на нечистой силе. Недаром она заказала серебряные пули для пистолета.

Так куда же Свифт исчез? Выстрелом капитана не устрашить; значит, он просто отчаялся и уплыл в свою Англию? Но почему тогда матросы разыскивали его?.

А Сэм в это время думал том, что с тех пор, как они расстались, Долорес ещё больше похорошела. Локоны чёрных вьющихся волос подчёркивали не просто нежность, а какую-то неестественную белизну её кожи. «Уж не больна ли она?!» – обеспокоился капитан.

Девушка так и не замечала его появления, а Сэм не знал, что ему делать дальше. Глупая ситуация: и это неожиданное появление, и его нелепый костюм, и ощущение, будто он подглядывает. Мысли вдруг разом смешались и заметались, словно рой растревоженных пчёл. И этот неуправляемый рой снова, как и полчаса тому назад, родил в голове болезненное гуденье.

Сэм вдруг остро пожалел, что с ним нет старика-испанца. Полоумный философ, наверное, смог бы изящно начать разговор или дать какой-нибудь мудрый совет. Тогда, на галеоне, он не раз помогал капитану… Правда, старик как-то сам сказал, что чужие советы подобны горькому лекарству: их очень легко давать, но не очень приятно принимать…

– Долорес. – очень тихо, одними губами, прошептал Сэм.

Девушка встрепенулась и внимательно обвела взглядом пространство за окном.

– Долорес, – повторил капитан уже громче. – Какое же это блаженство – всего лишь произносить ваше имя…

Девушка резко повернулась – и невольно отпрянула к окну, увидев Сэма прямо перед собой.

– Это вы? – выдохнула она.

– Да, это я. А вы, Долорес, вспоминали обо мне?.. – спросил капитан с надеждой.

– Да!.. – отозвалась девушка, и было заметно, что она быстро пришла в себя. – Вы так загадочно исчезли, что я ожидала и столь же загадочного появления.

– Значит, вы всё-таки ждали меня?..

– Знайте же, мой пистолет заряжен специально для вас серебряной пулей!

– Почему серебряной?

– Вы же дьявол! Иначе вас не убить! Так говорит Фернанда…

– Уверяю вас, я не дьявол! Я скорее Колумб, волею Провидения тоже открывший новые земли и новых людей.

– Вы говорите непонятно, капитан! И я пока ещё плохо знаю английский язык…

– Что я слышу! Вы изучали мой язык?

– Это не только ваш, но и язык Шекспира.

– Я расскажу вам многое, Долорес, о чём и не подозревал Шекспир. Уверяю, что мой рассказ будет вам не менее интересен. Только согласитесь выслушать!

– Ваши речи, должно быть, столь же лживы, как и ваши поступки? Ваше исчезновение, утверждает Фернанда, это уход нечистой силы…

– Моё исчезновение стало неожиданностью и для меня! – перебил капитан. – И всё это время я стремился к вам, как заплутавший корабль в родную гавань. Но моя судьба волею злого рока стала добычей чужих ветров.

– Но вы же утверждаете, что устремились к новым землям! И там видели новых людей. Разве такое возможно не по своей воле?

– Возможно! – горячо заговорил капитан. – И такое путешествие можно посчитать за счастье, если бы не постоянно терзавшие меня мысли о вас, Долорес! Христофор Колумб открыл Америку и стал знаменит. А я открыл нечто большее, чем путь в океане, – это путь во Времени!

– Вы утверждаете невероятное. Но если это даже и так, то ведь вы там искали не меня, а золото и славу!

– Нет, моё богатство не в золоте, а в полученных знаниях. И повторяю: всё это время я просто искал обратный путь, то есть дорогу к вам, Долорес!

– Всё-таки вы говорите странные, непонятные речи. Им нельзя верить! И я всё это время убеждала себя, что не должна верить ни единому вашему слову…

– Умоляю, поверьте мне! Эти слова находит не мой разум, а моё умудрённое сердце. Оно просто не способно лгать! А ещё благословен тот посох, на который я опирался в поисках пути к правде и любви.

– Ваши речи стали коварными. И вы научились говорить красиво, как поэт…

– У меня были хорошие, мудрые учителя. Но главное я понял только сейчас: настоящее счастье неведомо тем, кто не пережил большого горя.