Текст книги "Безбилетник"
Автор книги: Владимир Балашов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Бессонными вечерами он нанизывал всё новые мысли на стержень сформировавшейся идеи:
«Сэм утверждает, что посредник на другой планете должен вспомнить его как можно детальней… Но за то время, пока я оказался на Эшере, „ковбой“ мог как-то измениться внешне и даже переместиться куда-нибудь, куда ему заблагорассудится… Посредник же может „перенести“ его лишь таким, каким видел. Есть здесь противоречие или нет?..
Хорошо ещё, что я телепортировал его без колонны и информационного табло, как это получилось с кактусом! Рухнул бы при этом свод терминала или нет?.. Хотя про колонну в тот момент в космопорту Эшера я даже и не вспомнил! Если он перемещается в пространстве, то должен ли был пробить собой крышу здания?.. Ну, допустим, что он в это время находился на улице – но уж кактус-то непременно должен был расплющиться о потолок холла. Значит, происходит не прямой перенос, а что-то другое…
Что же получается: представь я одновременно с Сэмом весь космопорт – и он оказался бы здесь, на Эшере? Хотя значительно проще представить один лишь „Геркулес“… Раз – и он вместе с пассажирами на Эшере! Кто-то из представителей фирмы представил его на Пандоре – и космолёт уже там! Получается мгновенный перенос в любую точку Галактики, причём за соответствующую плату. Никаких накладных расходов! Бешеная прибыль – и практически никаких затрат!..»
«Но ведь скорость не может быть безграничной, – убеждал себя Хенкин-скептик, – это вроде бы доказано, проверено и перепроверено научно. Сэм признался, что не знает, как это у него получается. Действительно, ведь у него нет приборов, чтобы находить разветвления каналов нуль-переходов?.. Это значит, что он должен перемещаться по кратчайшему пути – то есть по прямой?
Но если при преодолении порога скорости света с атомов срывается оболочка, то невозможно даже представить, как потом из всей этой мешанины материализуется живой и невредимый Сэм. Значит, здесь что-то другое?.. Или само время в момент, когда происходит перемещение, течёт для Сэма с другой скоростью? Вернее, уже не течёт, а мчится…
А кстати, почему у всего потока времени должна быть постоянная, неизменная в течение миллионов лет и на всём пространстве Галактики скорость? Есть же, наверное, струи и побыстрее, и помедленнее?.. Кто её измерял, если и сравнивать-то не с чем?.. Даже для ограниченной группы людей скорость течения времени – это нечто усреднённое: один успевает сделать много – и быстро сгорает, другой за тот же промежуток делает значительно меньше – зато живёт долго. Получается, что в жизни всё как-то компенсируется, если, конечно, отпущено всем по одинаковой порции?..
С другой стороны, стандартные реакции мозга и тела, приобретённые за тысячелетия человечеством, и то у разных людей разные. Но их можно сравнивать, они видны, как говорится, невооружённым глазом и укладываются в наше восприятие и в наши понятия. А вот время и скорость его течения никак не укладываются в общепринятые стандарты – они как бы выпадают из рамок нашего осознания и нашего восприятия!..
Нет, это я повернул куда-то не туда! Надо вернуться к исходной мысли…»
Когда мысли путались или просто терялись, Хенкин закрывал глаза и начинал разматывать их в обратном порядке – чтобы вернуться к исходной.
«…Сэм попал на Эшер таким, каким я его увидел за несколько дней до этого в космопорту Луны. То есть на Эшер он попал из прошлого. Необъяснимый парадокс и, пожалуй, полный тупик для понимания! Но повторил ли он в точности мой путь, пересев как бы с простого экспресса на суперскоростной, или это была иная траектория? Раз неограниченная скорость невозможна, то, может быть, он перемещается вовсе не в пространстве, а только во времени?..
Стоп, в этом, кажется, что-то есть! Может ли время мгновенно сжаться? Вряд ли… А допустим, что я двигаюсь по дуге, а он – по хорде. Выигрыш налицо… Действительно, в нашем мире всё циклично: движение планет, даже наша спиралевидная Галактика, орбиты, времена года, круговорот воды и моды.
Ну, насчёт моды – это глупость! Нужно вернуться назад.
Оптимальная форма цикличности – это окружность. Если время движется в пределах окружности, то расстояние от центра до любой внешней точки окружности есть величина постоянная…
В этом тоже что-то есть! Правда, окружность двухмерна. А что такое трёхмерная окружность? Это уже цилиндрической формы спираль. И тогда перескочить с витка на виток в определённый момент – это, как говорится, раз плюнуть!
Ай да Питер, ай да молодец – кажется, ты на верном пути!
А что может из себя представлять хотя бы четырёхмерная спираль – даже представить трудно…
Эврика! Если лет через тридцать меня вспомнят таким вот молодым и полным сил – я что же, начну полноценную жизнь сначала? Так это же секрет вечной молодости и вечной жизни!
Стоп, а куда при этом денется мой престарелый двойник?.. Но ведь и второго „ковбоя“ на Земле или на Луне как будто бы не осталось? Это, кстати, сможет проверить Митчелл.
И если двойника не возникает – то цикличность вечной жизни определяется только здоровьем или каким-то иным пожеланием клиента. Дожил до дряхлости – и вместо предстоящей кремации возвращайся назад, в свой же здоровый организм! И вот тут уж никто из престарелых богачей скупиться не станет!.
Остаётся только запатентовать секрет „ковбоя“, о котором знаем только мы с ним – то есть двое! Хотя это в экспериментах участвовать должны обязательно двое, а знать их конечную цель достаточно одному…»
По-существу, ненадуманных дел на Эшере у них было мало. Конкурентов по туризму Хенкин всерьёз не воспринимал – ибо все они, не выдержав конкуренции с фирмой «Круизкосмос», со временем вынуждены будут свернуть свою деятельность или просто влиться в её филиал на Эшере. Правда, надлежало посетить единственную пока обосновавшуюся здесь нефтедобывающую компанию. Фирма была частная, маленькая и внешне далеко не процветающая, но у неё был официальный патент на добычу нефти и полезных ископаемых. Похоже, что официальная вывеска скрывала какие-то незаконные контрабандные поставки. Что, куда и зачем – Хенкина, в общем-то, не интересовало, но он придерживался твёрдого убеждения, что «двоим медведям не ужиться в одной берлоге». В общем, предстояло ознакомиться и потом найти способ подрезать конкуренту когти.
В отделении имелся двухместный глаер, и Хенкин, который имел права на его вождение, отказался от пилота и взял с собой Сэма. Официально Свифт был оформлен вторым грузчиком при складе; тем не менее, частые его отсутствия на рабочем месте Хенкин согласовывал просто: «Раньше ведь обходились и одним рабочим? Считайте, что с прибытием Сэма ничего не изменилось!»
Пилот запустил двигатель, проверил показания приборов, и Хенкин со Свифтом заняли места в кабине. Глаер взмыл и в режиме автопилотирования помчался от Космос-сити на небольшой высоте. Хенкин оказался в этом секторе Эшера впервые, поэтому надеялся увидеть сверху хоть что-нибудь интересное и неожиданное. На незнакомых планетах всегда рассчитываешь встретить нечто необычное – именно это и влечёт на них туристов.
Но внизу всё так же простирался сплошной зелёный ковёр из крон лиственных деревьев – без малейших отличительных деталей и просветов. То ли поверхность планеты была исключительно ровной, то ли многоярусный лес надёжно скрывал все неровности рельефа, делая планету практически безликой. Непривычно близкий, без каких-либо ориентиров, горизонт смотрелся в любую сторону просто прямой линией, разделяющей синюю небесную и зелёную лесную краски.
– Пусто… – с сожалением констатировал Сэм, которому быстро надоело смотреть вниз, и он лениво откинулся на спинку сидения.
– Это только отсюда кажется, что пусто, – возразил Хенкин, – но мы даже представить себе не можем, что сейчас творится под пологом леса. Могу держать пари, что, потерпев аварию, мы не продержались бы против местных хищников и получаса. И это несмотря на то, что в моём бластере армейского образца сейчас полный заряд.
Наконец среди зелени вынырнула небольшая бетонная площадка, предназначенная для приёма малотоннажных танкеров. Возле неё примостились три ёмкости, выкрашенные в ярко-красный цвет, а дальше виднелась выжженная в джунглях круглая поляна с возвышающейся на ней буровой установкой. Всё это было огорожено двумя высокими рядами колючей проволоки и проводами высокого напряжения. От установки к ёмкостям тянулась тонкая нитка трубопровода.
«Какое убожество! – невольно подумал Хенкин. – Как сто или даже двести лет тому назад».
Они опустились возле небольшого, собранного из бетонопластовых блоков дома. Едва глаер коснулся бетона, как из дома вышли двое – и направились в их сторону. Впереди шёл огненно-рыжий верзила в довольно модной, но исключительно грязной куртке. Позади него семенил давно не бритый субъект, одетый в мятую рубашку и потёртые штаны со следами засохшей грязи до самых колен. Его вытянутое унылое лицо выражало крайнюю степень безразличия не только к собственному внешнему виду, но и ко всему окружающему миру.
Верзила вплотную подошёл к автоматически открывшейся двери, через неё внимательно и хмуро оглядел Хенкина, потом мельком взглянул на Сэма и спросил с явным вызовом:
– Какого чёрта вам здесь нужно?
– Нам нужен управляющий, – едва сдерживаясь от такой бесцеремонности, но внешне достаточно спокойно ответил Хенкин.
– Он там, на буровой, – рыжий махнул неопределённо рукой и снова уставился на Хенкина. Выждав немного и уяснив, что прилетевшие покидать глаер не торопятся, добавил – Ну так выметайтесь побыстрее из глаера, пока целы, а то мы с другом спешим!
– Куда же, если не секрет? – спросил Хенкин, чувствуя, как всё в нём закипает от подобной наглости.
– Куда, куда… В Космос-сити, вот куда! – рявкнул рыжий, явно издеваясь.
– А позвольте поинтересоваться, – проговорил взбешённый Хенкин медленно, едва ли не по слогам, – зачем именно вам двоим, и почему непременно на нашем глаере, да ещё так срочно, туда нужно попасть?
– Это уж не твоего ума дело! – отрезал рыжий и оглянулся на нерешительно топтавшегося позади «унылого». – Скажем так: нам с Диком срочно потребовалось к девочкам… Доволен?!
– На этом глаере мы прилетели по нашему делу и на нём же улетим обратно, – твёрдо проговорил Хенкин и тоже покосился – на молчавшего всё это время Сэма.
– Эй, приятель, закрой рот – это помогает сохранить зубы! – неожиданно подал голос и «унылый».
– Вас что, вытаскивать оттуда придётся, или всё-таки сами уберётесь? – взорвался верзила и пригнулся с явным намереньем протиснуться внутрь.
В этот момент Сэм решительно поднялся со своего места и, оттеснив рыжего, очутился перед ним на бетоне. Тот с высоты своего двухметрового роста смерил Сэма презрительным взглядом и небрежным движением руки отодвинул в сторону.
Сэм поймал было верзилу за рукав куртки, но тут же получил резкий удар ногой в пах – и рухнул на бетон.
«Кажется, приёмчик из японской борьбы каратэ? – отметил про себя Хенкин, медленно опуская руку к кобуре бластера, и, нащупав торчащую из кобуры рукоятку бластера, сдвинул рычажок предохранителя. – Сэму этот гигант явно не по силам».
Рыжий тем временем лениво наблюдал, как Свифт поднимается на ноги. Выждав, когда Сэм снова двинулся на него, нанёс молниеносный удар ребром ладони.
Если бы Сем каким-то чудом не уклонился, этот удар поставил бы окончательную точку в их неравном поединке – а так он просто снова оказался распластанным на бетоне.
На этот раз верзила даже не стал ждать, пока Сэм поднимется, а, вытащив из кармана выкидной нож, сам решительно двинулся к поверженному.
«Пропал Сэм», – подумал Хенкин, лихорадочно соображая, пора приводить в действие бластер или всё-таки повременить: ведь вряд ли рыжий решится пускать в дело свой нож. Тем не менее, он отстегнул ремень безопасности и, вытащив бластер, передвинулся ближе к проёму. Прикинув, что сектор для стрельбы вполне достаточен, мысленно наметил траекторию предупредительного выстрела.
…И тут в правой руке Сэма непонятным образом очутилась крепкая палка, которая, по-видимому, валялась тут же, на бетоне. Молниеносно вскочив, тот сделал резкий встречный выпад – и верзила вдруг перегнулся пополам. Второй укол, внешне не очень сильный, последовал в шею – и рыжий рухнул на колени. В следующий миг палка, со свистом описав прозрачную полуокружность, хлёстко ударила по ногам «унылого», заставив и его с воплем опуститься на бетон.
Всё это заняло лишь несколько коротких секунд. Замерев в довольно нелепой позе в проёме дверцы, Хенкин ошалело глядел то на нечленораздельно хрипящего рыжего, то на катающегося по бетону с перекошенным лицом длиннолицего, то на всё ещё сжимающего в руке палку Сэма.
Ещё раз окинув взглядом поверженных противников, Свифт вернулся в своё кресло и спокойно, будто ничего не произошло, предложил:
– Думаю, что нужно перелететь к буровой, а то кто знает: не попробуют ли они повторить попытку?
– А вы, Сэмюэль Свифт, оказывается, очень даже можете постоять за себя, – с удивлением и даже ноткой почтительности проговорил Хенкин.
– Это единственное, чему я добросовестно учился, – Сэм усмехнулся, но не очень весело, – причём экзамен принимала сама жизнь. А что означает получить у неё отрицательный балл, вы и сами прекрасно знаете.
На обратном пути, подняв глаер высоко над зелёной бескрайностью джунглей, Хенкин посчитал, что удобный момент наступил, и спросил напрямую у дремлющего, как ему показалось, Сэма:
– Сэм, скажите честно, там, на Земле, вы не в ладу с законом?
– С чего вы это взяли, сэр? – сразу встрепенулся тот.
– Во-первых, отсутствие документов… Во-вторых, желание убраться подальше от Земли.
– Как говорится, разбитому паруснику любой ветер попутный, – опять ушёл от прямого ответа Сэм.
– И всё-таки…
– Нет, думаю, что земные законы я не переступал.. – Сэм замялся. – Но у меня к вам тогда тоже вопрос, если позволите.
– Да, спрашивай всё, что тебя интересует! Хенкин, настраиваясь на какой-нибудь непростой и каверзный вопрос, даже не заметил, что говорит Сэму «ты».
– Вы действительно выстрелили бы в того рыжего?..
– Конечно! – ответил Хенкин, не задумываясь. – Во-первых, это самое настоящее отребье. Ты же сам видел, что оба были крепко пьяны. Во-вторых, перед законом я ничем не рисковал. Ну, заплатил бы, в случае его смерти, компенсацию плюс неустойку фирме – и полюбовное разрешение этого инцидента не распространилось бы за пределы Эшера. Доводить дело до КоБЗа просто не в их интересах…
– До КоБЗа? – переспросил Сэм. – Это что за организация?
– Комитет по безопасности Земли… – пояснил Хенкин, крайне озадаченный такой неосведомлённостью Сэма. – Но насчет КоБЗа я, пожалуй, даже перегнул.
– А если бы дошло… до них?
– Эту шваль, что к нам прицепилась, наверняка нанимали в Четвёртом секторе. Кобз, конечно, вправе вмешиваться везде и во всё, но в бандитском Четвёртом секторе даже он пока далеко не всеведущ. Я уверен, что всё обошлось бы!
– И поэтому вы считаете, что вправе посягнуть на человеческую жизнь?
– Мне ничего другого не оставалось, как защищаться. Хотя бы с помощью оружия. И, кроме того, жизнь жизни рознь!
– Но ведь рыжий не собирался нас убивать, ему нужен был всего лишь глаер, – возразил Сэм. – Назначенная вами цена за глупость в данном случае несоизмерима с его проступком…
– А тебе самому, Сэм, приходилось убивать людей?
– Да, но я был военным – это было моей профессией.
– И какие чувства ты испытывал при этом?
– Как будто каждый раз убивал частичку себя!
– У тебя, Сэм, оказывается, своя собственная шкала ценности жизней? – Хенкин удивлённо оглядел Свифта, словно увидел его впервые. – Может, существует и своя философия?
– У меня пока нет здесь своей философии, – Сэм ткнул пальцем в собственный лоб, – поэтому я пользуюсь чужой и наиболее приемлемой. Да, мне приходилось лишать жизни других людей; более того, всего три месяца назад я рассуждал, пожалуй, точно так же, как и вы, сэр.
– За три месяца так много изменилось в твоём мировоззрении? – искренне удивился Хенкин. – По-моему, так быстро подобное не происходит!
– С тех пор я как бы прозрел… Есть старая английская поговорка: «Путешествие делает умных умнее, а глупых – глупее».
– А может, появился некий мудрый учитель? – спросил Хенкин с издевкой. – Я имею в виду – «мудрый» в кавычках. Какой-нибудь пацифист и демократ или, того хуже, убеждённый левый социалист? Я угадал?.
– Да, пожалуй…
– Догадаться вовсе не трудно. Мне кажется, что таких, как ты, Сэм, можно убедить в чём угодно. И, кроме того, я насмотрелся на подобных учителей – ловцов простых душ!
– Вы называете их учителями, сэр, однако не соглашаетесь с ними?.
– Это не мои учителя, скорее наоборот… Чтобы выжить в наше время в коммерции, нужно хорошо знать идеологию принципиальных врагов.
– Кого вы подразумеваете под врагами? – удивлённо спросил Сэм. – Ведь войн на Земле сейчас нет…
– Главная и самая беспощадная в истории война давно вышла за пределы Земли, и она никогда не кончалась, – это война мировоззрений, – любивший поговорить на эту тему Хенкин сел на своего конька. – Длительное время частный капитал был самым могущественным фактором экономического развития человеческой цивилизации, но мы – я говорю «мы» потому, что считаю себя принадлежащим к этой могущественной касте, – мы перегрызли друг другу горло.
– Как правило, такое случается при отсутствии единоначалия. – не то спросил, не то констатировал Сэм.
– Слишком много деятельных богатых людей посчитали себя ещё и политическими лидерами – поэтому, как следствие, забыли о своём главном предназначении. К сожалению, среди них так и не оказалось ни одного стоящего лидера, ни одного, как говорится, сверхчеловека…
– Теперь надеетесь на второе пришествие, на нового мессию? – спросил, как показалось Хенкину, с издёвкой Сэм.
Хенкин на этот прямой вопрос отвечать не стал, только покосился на Сэма, в очередной раз удивляясь, что за внешней его простоватостью скрывается достаточно живой и проницательный ум.
«Скорее всего, Сэм абсолютно не улавливает нить рассуждений, а так, случайно, попал в тон», – успокоил он себя. Тем не менее, уязвлённое самолюбие потребовало достойного ответного выпада.
– Вот, к примеру, взять тебя, Сэм, – Хенкин сознательно «приземлил» тему разговора. – Прости меня за прямоту, но ведь ты не живёшь, а просто существуешь. То есть работаешь лишь для того, чтобы иметь возможность потреблять. Из этих двух действий состоит вся твоя жизнь, и я даже подозреваю, что в этом и заключается вся твоя философия. Не обижайся, но таких, как ты, подавляющее большинство! А в человеческой жизни непременно должен присутствовать некий высший смысл.
– Допустим, я с удовольствием выполняю нужную людям работу… – Сэм замялся. – Разве не может именно в этом заключаться смысл моей жизни?
– Но ведь не ради же одной лишь работы нужно жить? – снова «завёлся» Хенкин. – Я считаю, что каждому нужно как можно раньше понять, для чего мы рождены и для чего предназначены! Какой-то писатель написал: «Человек – это звучит гордо!» Ерунда, не может каждый человек гордо звучать – это опять будет однородная, то есть гордо-безликая масса! Лично для меня более приемлем такой лозунг: «Питер Хенкин – это имя должно звучать громко!»
– Вы вольны избрать любой девиз.
– А для тебя, соответственно: «Сэмюэль Свифт – это гордо!» А на остальное человечество нам обоим, если честно, абсолютно наплевать. Пусть в безликом человеческом океане каждый выплывает как может! Слабым же остаётся просто смириться со своей незавидной участью стадного животного. Разговоры о равноправии – это удел тех, кто остался за дверью.
– С этим можно поспорить… – не очень решительно возразил Сэм.
– Ну так спорь, чёрт возьми! – Хенкин даже разозлился. – Человек интересен, если у него своя, отличная от других философия. Причём плохой жизненной философии не бывает! Пусть я нехороший человек по меркам этого твоего учителя, но я такой нужен – потому что иначе не с кем будет сравнивать, не к кому будет примерять свои мысли и поступки.
– Пример для подражания всегда выбирается из сравнения.
– Ты, Сэм, пока не годишься для сравнения ни с той, ни с этой стороны. Ты где-то посредине, в огромной массе конформистов, плывущих по течению! И люди всегда делились на хороших и плохих, причём эти понятия зачастую мгновенно меняли свою оценку на противоположную. Если сейчас ты считаешь меня как бы антиэталоном – всё равно я горжусь этим! Так называемых «плохих» людей всегда меньше, но зато они всегда лучше организованы, потому что они вне массы. Может, они и являются как раз человеческой элитой, главной движущей силой прогресса?..
– Но сейчас численно ваших «противников» всё-таки больше, – возразил Свифт уже более уверенно.
– Ну и что? Нас меньше, но мы при этом уравновешиваем большую по численности армию противников. Есть повод гордиться!
– Я думаю, что в перевесе приверженцев хоть религии, хоть идеи и состоит логика развития человечества. Правда всегда остаётся за большинством. Вам не кажется, сэр, что вы делаете неверную ставку?
– Насколько плохо, Сэм, ты разбираешься в технике и современной жизни – настолько хорошо поднаторел в политэкономии, – Хенкин даже рассмеялся, вдруг осознав, что всерьёз спорит со своим оппонентом. – Отсутствие технических знаний не отягощает работу твоего мозга, не так ли?
– Я повторяю, что это чужие мысли. Нечестно присваивать их даже для того, чтобы услышать похвалу.
– Но есть же у тебя, Сэм, какие-то собственные мысли? – спросил Хенкин уже совсем спокойно.
– Пройденные мили считают в гавани… Это морская пословица. А я в свою гавань ещё не пришёл.
– Конечно, в словах твоего учителя есть зёрна истины, – примирительно продолжил Хенкин, – он прав, что в идеологической борьбе частный капитал, как это ни печально, всё больше и больше проигрывает. Но ведь был же именно частный капитал когда-то силён и сверхбогат! И всего-то надо было смотреть в будущее, а не жить меркантильным накоплением. Просто надо было потратить часть своего богатства – и дать своим идеологическим противникам всё: пищу, развлечения, женщин. Мы понадеялись на свою политическую силу, но закрепить окончательную победу должно было всё-таки богатство…
– Я думаю, что вы всё-таки ошибаетесь, сэр, – возразил Сэм. – Даже много веков тому назад богатство не могло решать всё.
– Ты хочешь сказать, Сэм, что разжиревшие рабы всё равно захотели бы стать господами?
– Даже не это. Человеческая гордость…
– Гордость?.. – не дал договорить Сэму Хенкин. – Да у них не осталось бы на неё времени! Живи – и радуйся! Им, в конце концов, вообще ничего не пришлось бы делать! Прошло совсем немного времени, и сейчас практически всё за человека могут делать машины.
– Я думаю, человек не сможет жить, ничего не созидая. Быть бездельником для него унизительно.
– Бездельников, поверь мне, всегда хватало, – констатировал Хенкин с раздражением. – А что до унижения, так в Четвёртом секторе деньги до сих пор являются главной властью. Тем не менее, «униженные» этим простые рабочие и служащие не торопятся перебираться в государственный сектор. Зато какое потрясающее чувство – ощущать себя капиталистом и господином! Если бы ты, Сэм, смог это испытать на себе, то заговорил бы по-другому!
– Абсолютная власть при помощи денег – это иллюзия, – упрямо возразил Сэм.
– И тем не менее, раньше при помощи денег можно было сделать всё: купить с потрохами, подкупить, заплатить, на худой конец, наёмному убийце. При этом богатый человек практически не рисковал ничем. Кроме денег, конечно.
– Вы хотели бы жить в прошлом? – задал Сэм неожиданный вопрос.
– Конечно! – не задумываясь, ответил Хенкин. – Там всё было ясно и понятно. Думаешь, почему я мотаюсь по Эшеру? Ты представить не можешь, со скольких планет уже вытеснили нашу фирму, – Хенкин даже не заметил, что заговорил слишком откровенно. – Госсектор, естественно, платит некую компенсацию – и требует немедленно освободить территорию. Мы, видишь ли, путаемся у них под ногами. Фирма, в руках которой были сосредоточены туристические маршруты едва ли не всего исследованного космоса, теперь «путается у них под ногами»!.. Знаешь, зачем я сюда прилетел? Выяснить, насколько планета Эшер неперспективна для человечества. Заметь, с некоторого времени нам нужны только неперспективные с точки зрения государства планеты! Ну, не абсолютно, конечно.
– Космос-сити на горизонте! – перебил его Сэм с заметной радостью в голосе.
– Жаль, что так быстро прилетели, – с сожалением произнёс Хенкин. – Ты, Сэм, достаточно интересный собеседник. Я так понимаю, что тема эта для тебя не нова?
– Вообще-то за этот месяц вы, сэр, уже второй человек, который говорит мне о смысле жизни. Слова как будто одни – а подразумевается при этом прямо противоположное…
И тут счётчик информации в голове Хенкина в очередной раз щёлкнул, сформировав новую неожиданную идею, заставившую его на некоторое время замолчать и напрячь мозги.
«Интересно получается, – думал Хенкин. – Наш поступок – например, сегодняшняя потасовка – остался в прошлом, а его следствие проявится уже в будущем… То есть время как бы течёт в двух противоположных направлениях. Как это можно представить пространственно? Витки временной спирали проходят очень близко друг от друга – и, как в водном потоке, происходит касание и даже частичный захват настоящего витка прошлым и будущим?.»
У него даже дыхание перехватило от близости какого-то очень важного умозаключения, от предчувствия близкой разгадки.
«…Сэм утверждает, что для него любое расстояние не являлось помехой. И похоже, никакой промежуток времени?.. Кроме того, при перемещении он может прихватывать с собой предметы, как это произошло с кактусом!..»
Хенкин представил себя в прошлом с современными технологиями, с роботами и «Геркулесами», и у него даже мурашки по спине побежали.
«Уж с этой-то техникой я смог бы взять власть на Земле в свои руки! Но самое главное – у меня было бы то, чего не было ни у кого: знание пути развития общества и мировой экономики. Я знал бы ошибки и достижения последнего полувека. Чего не смогли добиться в своё время политики от бизнеса, наверняка добился бы я, Хенкин! Пусть в прошлом, но я смог бы стать вершителем судьбы всего мира…
Да, в настоящее время стать диктатором невозможно, а вот в прошлом! И нужно-то всего лишь научиться пользоваться невероятными способностями Сэма. Вот только неясно, сколько на всё это уйдёт времени…»
Но червячок скептицизма и трезвый рассудок, словно команда бдительных пожарных, попытались остудить опалённый необузданными мечтами разум:
«А может быть, и без этого вернутся прекрасные старые времена?! Если витки временной спирали практически параллельны и оказывают влияние друг на друга – значит, и этапы развития цивилизации через определённые промежутки времени повторяются, только на более высоком уровне. Ведь вся история второго тысячелетия служит тому подтверждением».
И стоит только продержаться какое-то время, и тогда – пусть не ему, так его детям, – удастся крепко намотать на руку этот единственный вихор удачи! Или всё же именно ему, Хенкину, суждено нарушить периодичность событий и круто изменить всю историю человечества? Может, время уже возложило на него эту миссию, устроив неслучайную встречу с «ковбоем»?.
А ведь он думал уничтожить Сэма, как угрозу собственному благополучию… Смешно!
Хенкин вспомнил вдруг часто повторяемую боссом шутку: «Ещё вчера сегодня было завтра», – и впервые подумал, что она вовсе не глупа.