Текст книги "Безбилетник"

Автор книги: Владимир Балашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– В прежние времена просто вызывали на дуэль, и это было честно. К сожалению, эта замечательная традиция утрачена.

Стас, разминая одеревеневшие мышцы, осторожно переступил с ноги на ногу – и его тотчас передёрнуло от боли в спине. «Шар» на его непроизвольное движение ответил протестующим треском. Свифт снова посмотрел в его сторону – и Стас замер, превозмогая боль. После этих случайно подслушанных слов он молчал бы, наверное, даже в том случае, если бы его терзал какой-нибудь местный хищник.

– Человечество в общей своей массе с каждым поколением становится гуманнее, – продолжила Валерия, и Свифт тут же повернулся к ней. – И в этом, наверное, главное достижение современной цивилизации.

– Для достижения всеобщего гуманизма нужно было не так уж и много усилий, – не то возражая, не то утверждая, проговорил Свифт, – всего лишь достичь такого технического уровня, чтобы все стали сыты.

– Нет, одного изобилия мало, – возразила Валерия. – Просто нужно было каждому ощутить, что все люди равны. Для начала хотя бы, что на нашей маленькой Земле мы все давно связаны кровными узами, то есть, по существу, все мы братья и сёстры. Несколько тысячелетий формировался гуманный государственный строй. Ведь одно дело, когда государством узаконены господа и слуги, и совсем другое.

– Когда все господа, – пошутил Свифт.

– Нет, когда все слуги. Слуги не потому, что привыкли унижаться, а потому, что служат всему человечеству.

– Это всё слова, – возразил Свифт. – Смысл я их принимаю, но вот моё сердце они как-то не тревожат и великие помыслы не зажигают.

– Значит, я плохо объясняю… – сокрушённо проговорила невидимая Валерия.

– Нет, вы очень хорошо объясняете, – словно спохватившись, горячо запротестовал Свифт. – Дело, должно быть, во мне. Порой мне начинает казаться, что мы говорим на одном языке, – но каждый раз оказывается, что тему для разговора находите именно вы. И у нас, как говорит капитан Полонский, находится очень мало точек соприкосновения.

– Вы просто комплексуете, Сэм, причём совершенно напрасно. Говорить о космосе, о нуль-переходах, о неполадках реактора – это не означает быть умным. Это всего лишь означает, что в памяти хранится определённый запас легко воспринимаемой другими информации, а также определённый навык манипулирования этой информацией…

– Что значит – манипулирования? – спросил Свифт.

– То есть использования её избирательно… Я уверена, что даже на заре развития цивилизации человек мог гораздо образнее и красочнее рассказать об окружающем его мире, о своих чувствах, о любви. Ведь он сравнивал свои чувства с весенней природой, с утренним ветерком, с журчанием ручья, а не с гудением тех же реакторов… Вам не кажется, Сэм, что мы, собравшиеся сейчас в лагере, все на одно лицо?

– Нет, Валерия, вы гораздо красивее всех других женщин!

– Спасибо за такой замечательный комплимент, но я вовсе не об этом. Я о нашем внутреннем мире. Во-первых, стало меньше индивидуальностей: всё, что не рационально, – отметено эволюцией. А ведь в этой индивидуальности и заключалась внутренняя изюминка каждого человека. Поверьте мне, Сэм, здесь, на Альме, вы выглядите колоритней всех остальных, вместе взятых. Стас вам просто завидует, хотя никогда не признается в этом!

– Чему же завидовать? Ведь это он капитан космолёта, а не я.

– И всё равно завидует, поверьте моей женской интуиции. Той же вашей индивидуальности. Раньше каждый человек был индивидуален, был личностью, а теперь в лучшем случае какие-то отличительные черты вносит лишь профессия. Я, например, в любой толпе узнаю космолётчика – даже без его форменного кителя. Хотя многие из них считают, что именно китель отличает их…

– Форма во все времена отличала людей. Она и прежде, как и сейчас, задавала при встрече направление для разговора. С моряком можно было безошибочно заводить разговор о кораблях, о морских портах, а с сухопутными офицерами – о военных походах, о крепостях…

– Но ведь тогда практически любой собеседник был интересен. Люди были разделены морями, границами государств, религиями, какими-то национальными традициями. Они рассказывали, по существу, малоизвестное о своих странах, о себе…

– Разве что-то изменилось?

– А сейчас о чём можно говорить? Национальность существует чисто формально, границы государств условны… На всё, даже на взаимоотношения, накладывается этакий узаконенный стандарт. Узаконено то, что рационально, удобно и приятно для большинства человечества. Вот и говорят об одних и тех же знаменитостях, в лучшем случае – об общих знакомых, реже – о семье и работе, ещё реже – об искусстве. Но искусство давно уже стало массовым, поэтому и мнение о нём тоже массовое. Неоткрытых талантов в наше время не бывает! Чтобы сказать собственное мнение о каком-либо произведении, нужно быть профессионалом от искусства, а этому мешает…

Валерия вдруг замолчала, и Стас от мысли, что снова выдал себя треском, даже похолодел. Но Свифт тут же прервал возникшую паузу:

– Что же вы, Валерия, замолчали?

– Я вдруг подумала: а что лично мне помешало всерьёз заняться искусством, о котором я сейчас глубокомысленно рассуждаю?..

– Наверное, как и у большинства, нехватка времени?

– Или что-то другое… Может быть, боязнь быть не такой, как все?

– Вы, Валерия, и так не такая, как все.

– Не льстите, Сэм, – такая же! Все стремились в космолётчики, вот и я ринулась в общем потоке… В детстве, помнится, я очень любила читать старые книги, которые, как я знаю, не особо пользуются спросом в библиотеках. Но литературоведом тоже так и не стала… Вот именно: я поучаю вас, а если бы мне самой предложили сейчас выбирать между искусством и работой, я, пожалуй, выбрала бы работу. Я смирилась. Хотя, наверное, всё-таки главнее найти своё призвание… Вы нашли своё, Сэм?

– Я считал, что нашёл. Но потом вмешались роковые обстоятельства – и теперь они просто руководят мной. О каком призвании может говорить прикованный, например, к веслу галеры? Это вы, Валерия свободны в выборе как профессии, так и любви!

– Любовь не выбирают: её либо находят, либо нет. Но это тема уже для другого разговора. Мы и так засиделись – как бы нас не начали разыскивать в лагере… Пойдёмте, Сэм!

Когда шаги Валерии и сопровождавшего её Свифта затихли, Стас подождал ещё некоторое время и занялся освобождением из плена. Его спину и плечи жгло уже невыносимо, а на затылке словно бы тлела горсть раскалённых углей. Сначала он медленно высвободил менее захваченную «шаром» левую руку, потом, терпеливо снося уколы новых крючков в немеющие пальцы, стал освобождать рукав правой руки.

Это занятие его настолько поглотило, что Стас не сразу расслышал треск веток и ритмичное пыхтение какого-то крупного зверя. Звук был такой, будто работал мощный вакуумный насос.

Стас поднял глаза – и даже вздрогнул: два агатово-чёрных круглых глаза смотрели прямо на него поверх «шаров». Если бы его спросили, кого напоминает видимая часть животного, он бы, не задумываясь, ответил, что земного носорога. В остальном же это было настоящее страшилище: шишковатая, с выдающимися пучками зелёных волос морда была снабжена изогнутым коричневым рогом на конце носа, увенчана маленькими круглыми ушками на самой макушке. Пристальный изучающий взгляд, казалось, подавлял волю – как взгляд земного удава. И если учесть, что диаметры «шаров»-кустарников составляли порядка четырёх метров, а голова возвышалась над ними ещё ровно на столько же – то размеры чудовища ужасали.

Гигант словно бы неторопливо раздумывал, как ему поступать дальше. И тут Стас сделал то, чего он, должно быть, не должен был делать ни в коем случае: он потянулся правой рукой к кобуре портативного бластера. Ему, как ни странно, удалось вытащить оружие и даже поднять настолько, насколько позволили колючки «шара». Луч бластера, по его расчётам, должен был пройти по глазам уродины, но выстрел получился не очень прицельным – опалил только гигантский рог. «Как слону дробина», – разочарованно и обречённо констатировал Стас.

«Носорог» даже не дёрнулся, но, словно от удивления, вдруг закричал очень тонким и пронзительным голосом. Этот звук удивительно напоминал сигнал метеоритной опасности на околосатурновских станциях – он вибрировал где-то под черепной коробкой Стаса и болезненно сверлил его мозг.

Животное кричало довольно долго, и Стас, не вполне соображая, что делает, а больше для того, чтобы прервать эту звуковую пытку, снова надавил на спуск бластера. Луч прошёл ещё ниже, где-то на уровне груди «носорога» – и тот, поняв, наконец, кто причиняет ему боль, двинулся прямо на своего врага.

Стас попытался поднять бластер на уровень глаз, чтобы поточнее прицелиться, но «шар» сразу же среагировал на резкое движение, выбросив очередную порцию своих цепких крючков. Часть из них вцепилась прямо в кисть, и Стас от жгучей боли разжал и без того занемевшие пальцы. Тяжёлое оружие выскользнуло из руки и упало к ногам.

«Теперь это точно конец!» – обречённо подумал он, представив, что спасти его сейчас смог бы только плазмомёт Свифта.

И в этот миг рядом возник неизвестно откуда взявшийся Сэмюэль. В руках он, как обычно, держал своё громоздкое оружие. Стас глазам своим не поверил, настолько невероятным было это видение.

Животное же, хотя и обладало инерцией нацеленного тарана, двигалось относительно медленно – их разделяло ещё метров тридцать. Свифт между тем стрелять в него не спешил, словно чего-то выжидал.

«Ну давай же, стреляй! Что же ты медлишь?!»– мысленно торопил его Стас, понявший, что появился реальный шанс остаться в живых. И ему вдруг так захотелось жить, что Стас готов был простить сопернику и Валерию, и утреннее оскорбление, и даже недавний нелицеприятный разговор.

Свифт же, видимо сделав выбор, вдруг резко рванулся в сторону.

«Всё, бросил на съедение!» – мелькнуло в голове Стаса.

Но тот, отбежав несколько шагов, широко расставил ноги и вскинул свой плазмомёт. Стас хорошо видел вспышку на морщинистом плече «носорога», потом его задымившийся бок. Животное дёрнулось в конвульсии и снова пронзительно закричало, потом остановилось – и, топчась на месте, стало медленно поворачиваться в сторону стрелявшего. Свифт отбежал ещё дальше – и снова выстрелил в бок животного.

«Он же просто отвлекает! Специально малыми зарядами стреляет по касательной», – понял наконец Стас.

«Носорог» в третий раз «включил» свой сигнал метеоритной защиты – и, словно атакующий танк, устремился на Свифта.

И тут мощная струя раскалённой плазмы ударила прямо в глаза животного. Голова его окуталась дымом, пронзительный вопль сменился низким прерывистым хрипом. Сделав по инерции ещё несколько шагов, «носорог» тяжело повалился набок, и только его длинный, оканчивающийся костяными пластинами хвост стал хлестать наотмашь, сметая всё вокруг.

Сорванные «шары», словно цветные мячики, разлетелись в разные стороны, толстое бочкообразное растение переломилось где-то возле основания – и брызги древесного сока вспыхнули в ярких лучах искристым шлейфом. Один раз заострённый хвостовой нарост просвистел буквально в полуметре от Стаса. Но вскоре туша «носорога» затряслась в конвульсиях, по нему пробежала предсмертная судорога, и хрип резко оборвался.

Подошёл Свифт, положил оружие на траву и, ни слова не говоря, стал освобождать Стаса из «объятий» «шара».

– Я пошёл искать вас с Валерией, – начал оправдываться Стас, – а тут этот монстр…

– Он травоядный, – неодобрительно буркнул Свифт. – Просто не надо было стрелять в него…

– Но он шёл прямо на меня, а я из-за этой колючки не мог уступить ему дорогу!

– Мне кажется, он шёл мимо! – возразил Свифт, словно пытаясь приписать Стасу какую-то вину. – Просто не нужно было его трогать, ведь он вполне безобиден…

– Мне, конечно, жаль, что так получилось и вам пришлось его убить, – настаивал на своём Стас, – но уверяю, что он шёл прямо на меня!

– Ну, вам виднее, – нехотя согласился Свифт.

– А кстати, что вы здесь делаете в одиночку? Я абсолютно всем запретил отходить от лагеря без особой нужды, а тем более по одному, – сказал Стас и тут же сообразил, что тоже нарушил собственный приказ.

– Я здесь забыл свою шляпу, если хотите, – невозмутимо ответил Свифт. – И кроме того, на меня приказы капитана космолёта не распространяются – я не из вашего экипажа…

Убедившись, что Стас уже полностью освобождён от крючков, Свифт водрузил на плечо своё оружие и направился в сторону поляны, на которой они ещё совсем недавно беседовали с Викторией. Стас не успел даже возразить, что дурацкая шляпа красуется на его голове.

«А ведь он из-за меня всерьёз рисковал жизнью, – обожгла его мозг запоздалая мысль, – а мог бы без всякого риска выстрелить всего лишь на несколько секунд позднее. И убил бы, как говорится, сразу двух зайцев…»

Глава 4
След призрака

Зачем приходит человек на Землю? Ведь не для того лишь, чтобы прожить в сытости и довольстве несколько десятков лет, а потом уйти безвестно в небытие? Тогда лучше бы ему воплотиться в образе животного, которое не испытывает ни зависти, ни корысти, ни тем более угрызений совести. Ведь должно же быть какое-то высокое предназначение для безграничного человеческого разума? В чём оно: в вечных поисках смысла жизни, в осмыслении космического мироустройства или же в стремлении к самому необъяснимому – к великой, всепоглощающей любви? И если смысл жизни всё-таки в любви, то в любви к кому – к другому человеку, к матери-Земле или к Богу-учителю?.. Однако нет до сих пор и не будет, наверное, никогда ответа ни на один из этих вопросов.

Но на пике жизни или даже на закате её мелькнёт в нас догадка – и поведёт за собой подобно магниту или ускользающему миражу. И уже до самого конца, до самого последнего вздоха будет звать и манить нас маяк главной цели или призрак единственной женщины…

В просторном холле госпиталя Быков подошёл к электронному регистратору и ввёл свой служебный код. На экране возникла надпись: «Доступ без ограничений». Он ввёл имя и фамилию: «Сэмюэль Свифт», – подумал – и дополнительно ввёл его фотографию. Регистратор моргнул экраном, на нём возникло симпатичное женское лицо, и приятный голос произнёс: «В данный момент интересующий вас человек отсутствует. В целях получения дополнительной информации о нём вам нужно встретиться с невропатологом, профессором Эриком Йенсоном. Блок номер сорок семь, кабинет под жёлтым индексом „Е“».

Быков поднялся в лифте на четвёртый этаж, отыскал нужный ему кабинет и надавил на кнопку селекторной связи возле двери.

– Входите, входите, монитор, – прозвучал из динамика мягкий бархатистый бас.

Профессор Йенсон – русоволосый голубоглазый великан с аккуратной бородкой – протянул руку для рукопожатия, и пальцы Быкова буквально утонули в его огромной тёплой ладони.

– Пока вы поднимались из холла, – заговорил первым профессор, – информатор выдал мне данные про интересующего вас Сэмюэля Свифта. Очень неординарная, даже загадочная личность, скажу я вам! Для меня он так и остался не до конца разгаданной загадкой. А мы здесь, знаете ли, тоже своего рода мониторы…

– И вас, профессор, не удивляет, что им интересуется Кобз?

– Признаюсь, удивляет. Но не больше, чем в своё время его странное появление в нашем госпитале.

– Тогда, я думаю, вам есть что рассказать о нём?

– Ну, это смотря что вас интересует! Я ведь просто лечащий врач, а чужая душа, как говорится, потёмки.

– Ну, значит, душу затрагивать вовсе не обязательно.

– Принцип «не навреди» – он ведь и в психологии действует: я скажу что-нибудь неосторожно, а вы занесёте в официальный документ… И бац – клеймо на всю оставшуюся жизнь! Тем более что в жизни, как и в орфографии, обычно всё наоборот, чем кажется…

– Тогда начните с того, что вам больше всего запомнилось или, если хотите, больше всего удивило при первой встрече.

– Начну с того, что история с этим Сэмюэлем Свифтом целиком выходит за рамки привычного, – жизнерадостно начал профессор. – Уже само появление Свифта – это очень странная, я бы даже сказал – загадочная история… Кстати, хотите попробовать мой новый тонизирующий напиток? Поиск универсального тонизирующего рецепта – это, так сказать, моё маленькое хобби.

Он придвинул Быкову высокий сосуд с ярко-оранжевой жидкостью.

– Уверяю, что вы ни за что не догадаетесь, из чего он сделан… Пейте, пейте, потому что предстоящая история настолько же длинная, насколько невероятная и увлекательная!

– Я весь во внимании, профессор. И не бойтесь, пожалуйста, сказать что-то лишнее!

– С точки зрения скелета в человеке слишком много лишнего, – Йенсон раскатисто рассмеялся. – Есть в медицине такая шутка!

– Обещаю, что я буду прислушиваться к разуму, а не к скелету.

– Вижу, монитор, что с юмором у вас всё нормально! А медицинская карта, знаете ли, не терпит фантазий, иначе я смог бы записать туда истинно фантастический сюжет для какого-нибудь писателя…

Быков сделал глоток, чтобы определить состав напитка, но, несмотря на тренированные вкусовые рецепторы, так и не смог выделить основной вкус.

– У меня достаточно времени, – заверил он, – так что рассказывайте как можно подробнее. Меня интересует абсолютно всё, что происходило и что хоть в какой-то мере относится к этому Свифту.

– Значит, так… В госпиталь он был доставлен восьмого сентября с открытой травмой черепа. Кстати, можете это не записывать на диктофон – официальные, так сказать, данные есть в медицинской карте, которую вам распечатал информатор…

Йенсон взял со стола распечатанный документ и пробежал глазами первую страницу.

– Первоначально этот Свифт поступил в хирургическое отделение, ибо у него было, как у врачей говорится, непроникающее ранение черепа. Вот здесь, выше правого виска, – профессор показал пальцами. – Ранение-то непроникающее, но вот только непонятно чем нанесённое! Глубокая такая борозда, хотя, в общем-то, не особо опасная. Так: сорвана кожа, задета кость черепа… Болезненная, должно быть, но не более!

Профессор отложил распечатку, отпил из стакана несколько глотков своего непонятного напитка и долил сосуд Быкова.

– Самое интересное начинается дальше, – продолжил он. – В больничной карте хирург написал, что всё лицо и верхняя часть одежды пострадавшего были покрыты копотью. Обратите внимание: смесью серы, селитры и древесного угля. А это, как известно, состав так называемого дымного пороха, применявшего в качестве зарядов для огнестрельного оружия ещё в средние века прошлого тысячелетия. Охотничий дымный порох, довольно редко применявшийся в гладкоствольных ружьях конца тысячелетия, уже отличается по составу! Что же это – мистификация или первая загадка? Вас это заинтересовало, старший монитор Быков, или я рассказываю не совсем о том, что вам нужно?..

– Мы с вами по роду деятельности являемся психологами, – польстил профессору Быков, – поэтому всё, что тогда заинтересовало вас, в равной степени теперь интересует и меня.

– Ну, тогда продолжу! В общем-то, рана не вызывала каких-либо опасений, и через пару недель, максимум недели через три Свифта можно было выписать из госпиталя. Как говорится: время лечит, но врач всё-таки быстрее! Правда, был нюанс: не окажи ему вовремя медицинскую помощь – и через день-два началась бы так называемая гангрена. Но даже и не это главное…

Йенсон интригующе поднял свой толстый, покрытый светлыми волосами палец вверх.

– При нём не оказалось абсолютно никаких документов. Ладно бы одно это… Видели бы вы только, во что он был одет!.

Йенсон снова отпил несколько глотков своего оранжевого напитка и, изображая высшую степень удовольствия, причмокнул губами.

– А как он разговаривал! Это был очень странный язык! Вообще-то, конечно, английский, но какой!.. Из его речи я поначалу не мог понять и половины. Долгое время думал, что это последствие контузии, и только недавно открыл смысл некоторых его непонятных слов. Где бы вы думали?!..

Йенсон снова интригующе поднял вверх указательный палец.

– Ни за что не догадаетесь!.. В словаре старинных английских слов и выражений!

Профессор открыл встроенный в стену холодильник и достал старинный хрустальный графин с ярко-фиолетовой жидкостью. Сначала кивком предложил Быкову, потом налил в свой стакан.

– Но в словарь-то я, к сожалению, заглянул уже после того, как Свифт исчез, – продолжил Йенсон. – Вас, может быть, удивит, что я мало с ним беседовал, особенно о его странном появлении, о странной одежде, о странном языке? Сейчас, конечно, об этом сожалею. Но поймите меня правильно, старший монитор: прежде всего я врач, а не любознательный собеседник.

– Теперь всё-таки сожалеете?

– Естественно. Как говорится, сожалею задним умом. Но в медицине главным лекарством является сам врач, а при сильной контузии человеку показан если и не абсолютный, то хотя бы относительный покой. И чтобы больной быстрее выздоровел, ни в коем случае нельзя акцентировать его внимание на отклонениях в его психике. Кроме того, я рассчитывал, что всё прояснится после того, как Свифт поправится…

– А вы помните, когда он назвался Сэмюэлем Свифтом?

– По-моему, сразу же, как только пришёл в сознание. Сами понимаете, что подобный вопрос задаётся на предмет проверки ясности мышления…

– В госпитале он общался с кем-то ещё, кроме вас?

– Конечно, он ведь не был ограничен в передвижении по территории госпиталя. У нас прекрасный парк, игровые комнаты, спортивный комплекс, кают-компания… В общем, на любой вкус! Правда, с самого начала он предпочитал находиться как бы в сторонке, что ли. Хотя… – профессор многозначительно улыбнулся. – Была там одна видная девица из космолётчиков – я встречал их несколько раз вместе в парке. Звали её, по-моему, Валерия… Черноволосая, стройная… А глаза! Чёрт возьми, какие глаза! Будь я помоложе, тоже бы, наверное, влюбился!..

– Она погибла на Альме, – прервал профессорскую «лирику» Быков.

– Сожалею, искренне сожалею! Она напомнила мне тогда мою жену в молодости…

– А вы не замечали за ним чего-нибудь… ну, каких-то странностей?

– Странностей, странностей… Он был очень неразговорчив. Вернее, почти совсем не говорил, но при этом с какой-то ненасытной жадностью всегда прислушивался к чужим разговорам. А странностью можно назвать то, что иногда он как бы выбирал объект наблюдения – и целый день ходил за ним по пятам. Какое-то навязчивое и нездоровое любопытство. И если бы не эта странность поведения, то в остальном – самый обычный человек…

– Да, вы упоминали, что Свифта доставили в госпиталь в каком-то не совсем обычном костюме?

– Не совсем обычном?.. Это был совсем необычный костюм! Представьте себе маскарадный военный мундир где-то середины прошлого тысячелетия. Я его видел, и знаете, старший монитор, у меня создалось впечатление, что это не муляж, а подлинный мундир. Как будто хорошо сохранившийся музейный экспонат!

– Вы хотите сказать, что мундир был не новым, то есть не «новодел»?

– Вот именно! А ещё был оригинальный нательный крест на золотой цепочке. Я крестов такой формы никогда не встречал: на одной стороне распятый Иисус Христос, а на другой – расправивший крылья ангел. Я ещё тогда подумал, что этот Свифт либо музейный работник, либо коллекционер-историк. На самом деле он и сам как бы является неким музейным экспонатом!.. Шутка, конечно, но на всякий случай патентую свою версию… Знаете, если вас так же принарядить, – Йенсон весело расхохотался, – то смотрелись бы не менее колоритно.

– Спасибо за комплимент. А теперь вспомните: при каких обстоятельствах Свифт исчез?

– Свифт исчез двадцатого сентября. Я даже без медкарты абсолютно точно помню дату, потому что где-то через неделю было передано сообщение о катастрофе именно в этот день космолёта «Поиск». Дело в том, что экипаж этого космолёта проходил предполётное обследование лично у меня, так что, сами понимаете, у нас сложились некоторые личные взаимоотношения.

– Вы куда-нибудь обращались по поводу его исчезновения?

– Да, сразу же! Сначала в Информационное бюро, но оттуда ответили… Как бы это мягче сказать? В общем, ответили, что невозможно найти того, кто никогда не пропадал и даже никогда не существовал. Потом я передал информацию о Свифте в Ко бз. Был их представитель, расспрашивал то же и так же, как и вы, старший монитор. Вас что же, даже не поставили в известность о том посещении?

– Вероятно, не захотели, чтобы я повторил его ошибки, – отшутился слегка шокированный таким фактом Быков и продолжил – Я уже достаточно вас утомил, поэтому перехожу к самым главным вопросам. Где и как он был обнаружен?

– Здесь, на Земле. Более того, совсем неподалёку от госпиталя: на старом песчаном пляже. Кстати, там сейчас очень интенсивно ведутся археологические раскопки – обнаружены останки какого-то старинного морского порта. Свифт был обнаружен археологами поздно вечером, причём совершенно случайно: на песке пляжа, в полукилометре от полосы прибоя. И никаких посторонних следов рядом… Да, это, наверное, важно для вашего расследования: археологи видели его на пляже и в день исчезновения. Он там прогуливался по песку в госпитальной пижаме, а вот куда потом исчез – никто не обратил внимания…

– Простите, профессор… – Быков замялся. – Вы не обнаружили чего-нибудь необычного в его анатомии? Внешние отличия или какие-нибудь отклонения в анатомии внутренних органов?..

– Физически он был очень хорошо развит. Среднего роста, но такая, знаете ли, атлетическая фигура… – Йенсон тоже замялся. – Вы что же, считаете, что это был представитель другой цивилизации?

– Вы, профессор, меня неправильно поняли: я ни в коей мере так не считаю. Хотя, сами понимаете, полностью исключить такую возможность я тоже не имею права…

– В таком случае я тоже официально заявляю, что каких-либо аномалий в Сэмюэле Свифте не обнаружил. Хотя полностью исключить, как вы сами только что сказали, не берусь…

Быков подумал, что материалы предварительного расследования КоБЗа смогут прояснить какие-то детали дела, поэтому посчитал диалог с Йенсоном на сегодня достаточным – и попрощался.

Информация, полученная в Комитете по безопасности Земли, ничего не прояснила – по всей видимости, именно по этой причине Быков её и не получил в начале расследования. Точнее сказать, она вообще ничего не прибавила к тому, что ему самому удалось выяснить. Человек, назвавшийся Сэмюэлем Свифтом, появился неизвестно откуда – и так же исчез, растворился, улетучился… Можно даже сказать – дематериализовался, если бы такое в принципе было возможно.

Быков просмотрел всю картотеку в отделе мониторов сначала за десять последних лет, потом за двадцать. Ничего, даже отдалённо напоминавшего это дело, в картотеке не обнаружилось. Он снова и снова сопоставлял известные ему факты, пытаясь найти между ними связь…

«Итак, двадцатого сентября Свифт исчез из госпиталя – и в тот же день появился на Альме, потом сотрудники КоБЗа пытаются задержать его на Луне – а он вместе с Хенкином оказывается на Эшере. Хенкин, рискуя лицензией фирмы, помог ему без документов устроиться на работу. Для этого должны были быть какие-то веские причины.

Какую роль играл во всём этом Хенкин?.

Хенкин… Командировка заместителя директора фирмы на Эшер носила, можно сказать, непреднамеренную мотивацию. Скорее всего, раньше эти двое не встречались, и пересечься их маршруты могли только на Луне… Зачем Свифт понадобился Хенкину, об этом покойного уже не спросишь! И как он попал на Эшер, если в списках пассажиров „Геркулеса“ не значился? Не в чемодане же его Хенкин провёз? Может, телепортация?..»

Быков переключил свой персональный компьютер на Интернет и набрал слово «телепортация». Ссылок на различные сайты оказалось довольно много, поэтому он добавил слова «достоверно зафиксированная». Так называемых достоверных случаев оказалось десятка два, причём все они были «зафиксированы» ещё в прошлом тысячелетии:

«…25 октября 1553 года некий солдат объявился в городе Мехико, тогда как его полк был расквартирован на Филиппинах. Суду инквизиции он заявил, что за несколько мгновений до своего переноса он нёс караульную службу при дворце губернатора в Маниле, который только что был предательски убит. Несколько месяцев спустя люди, прибывшие с Филиппин на корабле, подтвердили известие об убийстве губернатора и некоторые другие детали…

…В период между 1620 годом, когда ей было восемнадцать лет, и по 1631 год преподобная Мария, жившая в монастыре Иисуса в Агреде (Испания), совершила более 500 трансатлантических путешествий в Америку, где обратила в христианство индейцев племени юма в Нью-Мексико. По свидетельству более поздних миссионеров, индейцы заявили, что знакомству с христианством они обязаны „женщине в голубом“, оставившей им кресты, чётки и потир для служения месс. Установлена принадлежность потира монастырю в Агреде…

…3 июня 1871 года медиум Гуппи, весившая сто килограммов, мгновенно была перенесена из своего дома в Хайбэри в Лондоне в дом на Лэмз Кондуит-стрит в трёх милях от первого. Приземлилась она на стол во время спиритического сеанса, причём в неглиже…

…В мае 1968 года Херальдо Видаль вместе со своей женой на машине из района Байа-Бланка в Аргентине перенеслись в Мексику за несколько тысяч миль. При этом оказался опалённым кузов автомобиля…»

Быков перескочил в конец списка и с разочарованием прочитал приписку: «В настоящее время проверить достоверность приведённых фактов не представляется возможным. См. также раздел „Хроноаномалии“».

Про хроноаномалии было написано довольно много.

Быков выборочно прочитал описание нескольких исчезновений и последующих возвращений людей за последнее десятилетие и так же перешёл на последнюю страницу. Вывод был столь же неопределённым: «…Исчезновение (предположительно в другие измерения) и последующее возвращение (через различные промежутки времени) людей связано, по всей видимости, с активностью аномальных зон. Научному объяснению ни один из зафиксированных случаев не поддаётся. Перемещения носят случайный, непредсказуемый характер и довольно редки, а сам процесс неуправляем. По этой причине феномен практически не изучен».

Он подошёл к окну кабинета.

На аллею сквера, на старые тополя ложился густой пушистый снег. Парочка влюблённых беседовала о чём-то на скамье, не обращая внимания на покрывший их плечи и головы белый покров. Прошла весёлая стайка школьниц с лыжами и разноцветными рюкзачками-ранцами – должно быть, на загородный автобус…

«А если Свифт – это не один человек, а несколько? – размышлял Быков. – Путешествуют себе по планетам… Но у всех одинаковый шрам выше виска, который они к тому же пытаются скрыть, у всех один характер и одна логика поступков… Фантомы одного человека, вернее – клон? Что-то эта версия не слишком убедительна…»