Текст книги "Африка под покровом обычая"

Автор книги: Владимир Корочанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

На празднике шимпанзе

С вобе я встретился совершенно случайно. Во время туристской поездки в середине 60-х годов наша группа, заблудившись в лесной глуши в лабиринте похожих друг на друга как близнецы тропинок, очутилась в западном районе Берега Слоновой Кости в супрефектуре Факабли.

– Вот так штука, – забеспокоился сопровождавший нас Абдуллае Диалло, разобравшись во всей серьезности положения. – Надо быстрее выбираться. Мы же нарушили государственную границу. Нечаянность проступка даже по законам обычая отнюдь не смягчает вины.

Близился вечер. Обступивший пас лес выглядел мрачным и недружелюбным, то есть был окрашен нашим собственным настроением. Куда податься? И куда мы доберемся ночью? Абдуллае настаивал на том, чтобы ехать.

– Равняйтесь на меня, – с натянутой улыбкой подбадривал он. – Я африканец. Предки завещали нам остерегаться ночного леса, а я зову вас в путь. Никаких остановок.

Лендровер развернулся на 180 градусов и помчался по заросшим холмам. Вдруг из густого, как частый гребешок, подлеска мелькнуло лицо.

– Человек! – благим матом закричал кто-то из спутников, и мне почудилось, что мы находимся на затерянном острове в роли робинзонов, невесть откуда ожидающих корабля-спасителя. Машина замерла на месте, взвизгнув тормозами. Но лицо в кустах моментально исчезло. Выскочивший из машины Абдуллае жалобным голосом на языке волоф стал звать людей. Дальше, не зная дороги, ехать не было смысла. Солнце посылало на землю своп последние лучи. Минут через десять-пятнадцать после умоляющих криков нашего гида из леса с осторожностью пантеры, готовой при малейшей опасности одним прыжком скрыться в кустах, вышел крестьянин среднего роста, одетый в разноцветные лохмотья. Абдуллае приблизился к нему, и кое-как на смеси волоф, бамбара и языка жестов они объяснились.

– Бесполезно сейчас продолжать путь. Переночуйте в пашей деревне, а на заре отправляйтесь в дорогу, – предложил крестьянин.

Пока руководитель группы вел переговоры, мы тщетно пытались определить, откуда же все-таки вынырнул наш спаситель, и никак не могли найти тропинку в сплошной спутанной стене подлеска, хотя он вышел оттуда на наших глазах.

– Следуйте за мной, – подал он знак рукой и шагнул в кусты.

Проход был прорублен, по-видимому, давно и так, чтобы никто из посторонних не мог его обнаружить. Мы балансировали, как акробаты, приспосабливаясь к изгибам и движениям растительности. Временами кому-то вероломно ставили подножку лианы, и он смаху валился грудью на невидимую тропинку. Набок не давали упасть кустарники, перекрывавшие своими бесчисленными ветвями короткий путь к земле.

– Без помощи местных жителей нам к машине не вернуться, – резонно заметил один из нас. Преодолев подлесок, мы вступили в настоящий влажный лес. Его мощь и красоту передать словами невозможно. Несколько пологов закрывали небо; лишь по стволам, форме и окраске коры можно было различить гигантские сейбы, триплохитоны, пиптадении и кайи, кроны которых где-то там наверху образуют верхний, неплотный ярус лесной шапки. В этих местах передки сокрушительные ураганы, способные начисто срезать не только хлипкую африканскую хижину на равнине, но и выкорчевать и протащить с километр большое дерево. Однако долговязым, могучим на вид сейбам с неглубокой корневой системой в таком лесу не страшны никакие торнадо, ибо здешние массивы имеют как бы единую крону, дружно сплетенную из крон всех деревьев, и буря наталкивается на сопротивление всего леса.

Каждый уровень леса живет своей особой жизнью. Все просветы верхнего яруса плотно запечатаны листвою средних ярусов из мусапг, уапаки гвинейской и других деревьев. В тихом полумраке брели мы за проводником, обходя голые стволы уходящих вверх деревьев.

Дышать стало труднее: никакого доступа воздуха сверху и сильно развитый подлесок не пропускает ни малейшего ветерка. Даже в бурю здесь безветрие. Теплый и сырой воздух в таких лесах не обновляется. Особенно сыро на поверхности почвы. В застойной оранжерейной атмосфере умершие организмы разлагаются быстро.

Ухо уловило отдаленную дробь тамтамов.

– Сегодня вечером мой парод отмечает праздник шимпанзе, – сообщил крестьянин.

По отблескам костров между деревьями мы определили, что до деревни уже недалеко. Наконец лес расступился, и мы остановились перед обширной вырубкой, на которой приютилась деревня.

– Подождите меня, я сообщу вождю о вашем приходе, – предупредил проводник.

Сбившись гурьбой, мы оживленно обсуждали паши неожиданные приключения.

Около нас появились первые зеваки – сначала мальчишки, потом женщины с детьми за плечами. Из деревни вышла группа крестьян с копьями.

– Вождь желает видеть вас. Следуйте за нами, – приказал один из них, вероятно какой-то сановник.

Вождь сидел у большого костра на резном деревянном тропе, украшенном скульптурными изображениями священных животных – зайцев, шимпанзе, гадюк, черепах, белок и пантер.

– Добро пожаловать, – строго молвил он, указывая на разостланные рядом циновки. – Вы будете гостями племени.

Кома (ясновидящий) – так величали вождя – пригласил нас отметить праздник с его пародом.

– Завтра утром я дам вам человека, который укажет дорогу, – пообещал он.

Поскольку Кома немножко говорил по-французски, мы не только с увлечением следили за торжеством, по и с его помощью мало-помалу вникали в смысл происходившего.

– Вы гости народа вобе, – повторил Кома.

Впоследствии я узнал легенду о происхождении нынешнего названия народа, говорящего на одном из языков манде.

Некогда один европеец повстречал уэньона, так прежде звались вобе. Уэньон мыл в ручье калебасу из-под пальмового вина.

– Как тебя зовут? – обратился пришелец к крестьянину.

Полагая, что его спрашивают о том, что он делает, туземец ответил:

– Уэке (Мо́ю калебасу).

Тугоухий бледнолицый гость повторил ответ на свой лад:

– Уэбе…

Вернувшись домой, он рассказал уже о пароде вобе. С тех пор и превратились уэньоны в вобе.

…Пляски и хоры у костра внезапно были прерваны. Вождь пригласил пас в хижину собраний на главный обряд праздника.

С шимпанзе у вобе связано многое. Обезьяна считается их кровным родичем и союзником. Шимпанзе открыли вобе некоторые тайны жизни.

– Были времена, когда люди не знали тамтама, – гласит легенда. – Однажды голодная шимпанзе во время прогулки набрела на кукурузное поле.

– Я нашла уголок, где много пищи, – радостно поведала она домочадцам по возвращении. Наутро звери, прихватив тамтам, корзины и прочую утварь, примчались на поле. Около плантации тамтамист стал бить в барабан, а обезьяны в учащенном ритме резво собирать урожай. Человеческий детеныш, который сторожил поле, так увлекся ритмом, что громко вскрикнул, выражая удовольствие, доставленное ему музыкой. Шимпанзе тотчас пустились наутек, не преминув захватить с собой собранную кукурузу. Мальчик же побежал в деревню и сказал отцу:

– Папа, на поле явились великие музыканты, каких никогда не видывал свет.

– Глупый, животные разоряют наше поле, а ты толкуешь о музыке, – не на шутку рассердился отец. – Завтра я сам пойду сторожить.

Ранним утром при первых ударах тамтама отец, не удержавшись, стал приплясывать в такт. В благодарность он нарвал и отдал обезьянам много кукурузы. На следующее утро вместе с шимпанзе уже танцевала вся семья, кроме одного больного мальчика, оставшегося в деревне.

Вечером крестьянина осенила мысль, что звуки тамтама могут излечить больного сына.

– Пойдем с нами. Там в лесу у шимпанзе замечательная музыка. Она исцелит тебя, сын мой, – уговаривал он.

Но мальчик заспорил.

– Я пойду с вами, но я не намерен прощать животным, расхищающим наше поле, – заявил он.

Он взял с собой лук и стрелы. Во время танца хладнокровный и не по годам рассудительный подросток пустил стрелу в самую большую обезьяну. Шимпанзе в страхе бежали, навсегда оставив тамтам людям в качестве трофея. С тех пор этот инструмент служит человеку не только для веселья, по и для лечения, звуковой связи и в прочих полезных целях.

Однако после этой случайной размолвки дружба людей и шимпанзе длилась еще долго. Она оборвалась, когда одна неосторожная женщина убила обезьяну, спасая свой урожай. И все же до сих пор шимпанзе остается священным животным.

…Мужчины деревни и мы, гости, расселись по кругу в хижине собраний. Посредине помещения на низком табурете покоилась высушенная голова шимпанзе. К ней приблизился племянник вождя. В руках он держал калебасу, наполненную водой, на поверхности которой плавали кусочки ореха кола.

 
– Уважаемая шимпанзе,
Сегодня мы чествуем тебя.
Мы приносим тебе орехи кола и белую курицу.
Сделай так, чтобы мы долго и счастливо жили
со своими старыми родителями и детьми, —
 

глядя в лицо шимпанзе, провозгласил он традиционное обращение.

После столь трогательного заклинания в жертву шимпанзе была принесена неощипанная вареная курица, очищенная изнутри и разрезанная на кусочки.

– В трудные времена в полосу несчастий, – пояснил вождь, – мы приносили в жертву сразу десять белых кур.

Потом в хижину позвали женщин и детей – каждый из них также получил по крохотному кусочку курицы.

– Пусть все мы вместе будем жить счастливо до самой смерти.

– Пусть год будет хорошим, – заключил церемонию молодой жрец.

Курица – одно из наиболее распространенных жертвоприношений у африканских народов. Стоит она недорого, и даже бедняк относительно легко может приобрести ее. При выборе кур для обряда их различают по цвету, кудахтанью, по числу снесенных яиц и даже по нраву. Предпочтение отдается белым спокойным курам, которые меньше несут яиц. Что касается петуха, это – жертва самим богам, ибо петух первый в доме возвещает о наступлении дня. Это очень важно потому, что восход и заход солнца в тропиках короток, и по неписаным законам житейской мудрости не рекомендуется пропускать эти мгновения. В первом случае укорачивается трудовой день, во втором запоздалый путник попадет во власть духов – хозяев темного, ночного леса. Петух храпит тайну времени, по его пению отсчитывают часы, дни, ночи и порой жизнь. Таким образом, петух и курица в психологии многих африканцев до сих пор представляют особую ценность, поскольку эти животные как бы облечены доверием судьбы, которой подвластен человек.

Всю ночь напролет плясали вобе, а их вождь, оказавшийся добродушным и умным человеком, между глотками пальмового вина и водки, которую я ему предложил попробовать, рассказывал об обычаях и быте своего народа.

Жизнь вобе неотделима от окружающей природы. Они живут ее дарами, стараются лучше понять ее и приспособиться к ней. По разным причинам вобе либо отождествляют животных и растения с божествами, либо рассматривают их как своих близких родственников.

В этих краях нельзя трогать черепах. Однажды воины деревни Зе возвращались из набега. Они захватили прекрасных пленниц и много разных трофеев, но за спиной у них была погоня. На их пути протекала широкая река. Воинов вобе выручила неожиданно выплывшая черепаха. Она указала им брод. С тех пор ее здесь чтут все от мала до велика.

Заяц помог заблудившимся людям выбраться из леса. Быть хитрым и неуловимым, как заяц, – мечта всякого воина. Орел провел вобе через горы. Его зоркость, стремительность и мудрость – эталон для африканских охотников.

Некогда одни вобе по имени Диаките сбился с пути в жаркой саванне. Страшная жажда томила его, когда повстречал удава. Первым побуждением человека было убить змею и испить ее холодной крови. Но он сдержал себя и даже накормил животное. Признательный удав пробил толщу земли, и порожденная им река Манионзо (Манионзо на языке вобе означает удав) напоила человека. на ее берегах возникла деревня – памятник дружбы человека и удава.

Вобе из деревни Зуатта отмечают праздник гадюки. В конце каждого года – а, повинуясь сельскохозяйственному циклу, год здесь начинается с октября – мужчины строятся в колонну и отправляются задабривать гадюку. Впереди идут дети, затем молодежь, люди средних лот, замыкают шествие старики. Каждый в руках или на голове несет подарки для гадюки – калебасы с пальмовым маслом, вареным рисом, белой курицей. Когда колонна в пути, никому не разрешается оглядываться назад. Этот наказ остается в силе и при других обрядовых церемониях. И по только у вобе.

– Так надо, – пояснил Кома, – никто не должен думать о постороннем, когда идет к священному месту или возвращается оттуда.

Медленно продвигается толпа по тропе, без умолку распевая гимны во славу змеи. У места, где была ранее замечена гадюка, люди складывают жертвоприношения и почтительно сгибаются в глубоком поклоне. Разводя руками, они поют:

 
Боги этого места, высокочтимые духи,
Мы пришли к вам просить благословения
Для себя и наших детей.
Мы пришли молить, чтобы
Вы кусали лишь наших врагов.
 

Если при этих словах гадюка не появится, предстоящий год не будет счастливым. Но если она выползет и тем более свистом созовет других соплеменниц на пиршество, то хор возблагодарит гадюк за внимание и споет о том, что радости и миру суждено царить в деревне. После праздника, по поверьям, обязательно должен умереть какой-то старик, и никакое жертвоприношение не изменит его участи. Но что значит смерть одного старого человека, если вся деревня будет счастлива? Считают также, что юноша, прошедший специальный обряд посвящения во взрослые, может, не опасаясь укуса, брать гадюку в руки во время церемонии.

Жизнь вобе от рождения до смерти – непрерывная цепь ритуалов, до топкостей обдуманных поколениями и строго контролируемых вождями и жрецами. Совокупность ритуалов в жизни многих африканцев особенно в сельской местности – это далеко не изжитая реальность. В любом событии, по мнению вобе, есть свои светлые и темные стороны. Например, рождение близнецов – источник радости или беспокойства для родителей. Радости, если на свет появляются мальчик и девочка. Если же родятся два мальчика, это плохое предзнаменование для матери, две девочки сулят неприятности отцу. Но в принципе близнецы приносят семье почет и богатство. Близнецов охраняют змеи. В день рождения двойни семья приносит в жертву двух белых кур, и близнецы таким образом приобщаются к сонму богов. Лишь немногие африканские народы, в частности малагасийцы, принципиально считают рождение близнецов несчастьем. По их мнению, человеческих сил хватает на производство только одного ребенка, происхождение же второго приписывается неизвестным силам.

Общественная жизнь вобе интенсивна. Каждый человек имеет множество обязанностей и никогда от них не уклоняется. Чтобы оградить себя от несчастий и отпугнуть злонамеренных духов и существ, односельчане объединяются в разного рода трудовые группы. Мужчины организуются в ассоциации по выжиганию земли перед посевом, по заготовке леса, по расчистке участков от кустарников и деревьев, по обработке рисовых полей, по прополке риса и других культур. Существуют мужские объединения праздников, танцев, по борьбе с предателями, по искоренению лжецов.

Женщины сплачиваются в общества лунного цикла (плодородия), отпора плохим мужчинам, родов, танца и поддержания в чистоте источника, из которого пьет вся деревня.

В случае если на кого-то падает подозрение в совершении преступления или проступка, обвиняемого подвергают ордалиям – испытаниям на честность. Для этого чаще всего приготовляют пастой из «красного дерева» (семейство цезальпиниевых), обладающего токсическими свойствами.

Подозреваемого в преступлении или колдовстве заставляют выпить это зелье. Довольно часто при этом мужа добровольно заменяет одпа из любящих супруг. Если страдания испытуемого ограничиваются приступом рвоты, то он не виновен. Смерть или длительная болезнь – доказательство вины.

В некоторых деревнях практикуется испытание перцовой настойкой. Ее заливают в глаза обвиняемому. Если он ослепнет, вина подтверждается. Но, кстати, вовсе не всегда судят действительно подозреваемого. Нередко вожди прибегают к этому обычаю для расправы над неугодными им членами общины. Иными словами, это бывает и одним из вариантов своеобразной «охоты на ведьм», поскольку методы снятия подозрения равносильны смертному приговору. Иногда испытанию подвергается сразу несколько человек.

Вобе – маленький парод, волей предков укрывшийся от шумного натиска современного прогресса в хмурых лесных дебрях. Их хижины столь же безыскусны и скромны, как и столетия назад. Газеты не доходят до них, международные проблемы пока не очень волнуют. Между вобе и нынешним веком стоят в числе прочего старинные культы гадюки и шимпанзе. Именно в подобных уголках Африки можно еще познакомиться с оригинальными обычаями, с относящимся к прошлому образом мыслей и, наконец, увидеть подлинные маски. На празднике шимпанзе я смеялся, глядя на дехесри, комедийную маску, забавляющую вобе сказками, песнями и нехитрыми, но доходчивыми прибаутками.

 
– Кто из вас похитил мою жену,
Мою красивую супругу, которую я так любил? —
 

полусерьезно-полушутливо вопрошала маска. И деревня вторила словам маски взрывом гомерического хохота, анекдотов и каламбуров.

Деревянное лицо другой маски – маски танца было искусно оживлено улыбкой. Танцевать без улыбки невозможно. Увлекшись бесшабашным весельем друзей-вобе, я вспомнил слова английского африканиста Джорджа Харди о том, что самое суровое наказание для африканцев – лишение тамтама. Вызывая людей на танец, задавая бешеный или плавный ритм, маска танца с юмором собирала всех в круг, изрекала вечные мудрости: «то, что причиняет боль ящерице, ничуть не беспокоит тукана»; «орел-рыболов никогда не убивал людей, однако же на его клюве есть алые пятна»; «нелепо болтать, будучи в лесу, и молчать подобно немому, возвратившись в деревню».

Я попросил Кому рассказать о масках своего народа.

– Их очень много: маски ясновидения, мира, войны, судопроизводства, опасности, удачи, охоты, урожая, состязаний, пожара, нового года и нового урожая ямса, маски певцов и другие, – неторопливо перечислил вождь.

Маски вырезают там, где поблизости нет женщин. Если взгляд женщины упадет на незаконченную маску, то ее волшебная сила улетучится. Мало найти нужное дерево для маски, надо еще его освятить.

– Скажите, Кома, а африканские маски могут навести порчу на европейцев? – поинтересовался я.

В ответ услышал категорическое «Нет!».

– Маска, сотворенная руками вобе, способна воздействовать на вобе и на их соседей, – добавляет вождь. По-видимому, все дело в силе внушения, которым обладает маска для суеверных африканцев.

Цвета масок вобе: черный, красный, синий, зеленый, испещренные белыми линиями. Черный цвет олицетворяет мощь, физическую силу, красный – власть и силу, но есть и другие толкования цветов, зависящие от обстоятельств. Лоб маски часто выступает бугром над остальной частью лица. Эта подробность выражает гордость народа и презрение к людской мелочности и зависти. Глаза маски зоркие – в виде выступающих полых башенок или крупных округленных отверстий. Если они зажмурены или обозначены еле заметным надрезом, то они чем-то и кому-то угрожают. Губы сомкнуты лишь у траурной маски.

– Маска молчит, когда осуждает на смерть, – заметил Кома.

Разные бывают маски, разным бывает и их предназначение. Не каждому в деревне разрешается видеть многие из них. Цель главной маски – ясновидения или проницательности – обнаружить правду. Ее носят знахари и мудрецы. Маска куан используется для борьбы с колдунами. Ее разрешается видеть только старикам… Маска войны и костюм к пей красного цвета. Она – образ пролитой крови и свидетельство готовности пролить кровь врагов.

Маска охоты малинового цвета, то есть окрашена кровью животных. Зубов у нее нет, чтобы она не съела забитую дичь. Глаза крохотные с прищуром, подчеркивающим остроту взгляда.

В каждой деревне вобе есть маска, которую дозволяется видеть всем. Это маска чистоты деревни. Ее глаза имеют форму больших отверстий, что позволяет ей наблюдать за всем происходящим вокруг. Ее рот открыт: она «говорит» со всеми, дает указания, которые следует беспрекословно выполнять. Она безобидна для людей. Каждый вечер маска прогуливается по деревне с пучком листьев и веток рафии в руке. Обнаружив грязь и нечистоты близ хижины или – хуже того – внутри нее, маска хлещет беззаботных хозяев рафией и поет: «Надо быть опрятным, если хотите быть здоровыми и жить долго».

…За разговорами и плясками быстро текло время. Некоторые из туристов, утомленные треволнениями дня, крепко уснули прямо на циновках, убаюканные теплом незатухающих костров. Начало бледнеть ночное небо над вырубкой. Прокричали первые петухи.

– Скоро рассвет. Вам пора в дорогу, а нам на отдых, – прервал нашу беседу на полуслове пунктуальный вождь Кома. – Мулайе, – представил он вчерашнего проводника-спасителя, – проводит вас до перекрестка.

Мулайе действительно вывел нас на нужную тропу и указал направление. И на этот раз мы незаметно для себя пересекли границу между государствами, так и не узнав, где она проходит.

Лендровер трещал и гремел по ухабам твердого латерита, а в ушах неотвязно слышался бой тамтамов в гостеприимной, навсегда оставшейся позади деревушке вобе.