Текст книги "Африка под покровом обычая"

Автор книги: Владимир Корочанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

(Мбарга торжествующе смеется.)

Мевунг.Но ты хорошо подумал, когда женился?

Мбарга.Конечно. Любители выпить пальмовое вино, навещающие меня, часто говорят: «Эх, Мбарга, у тебя восемь жен и тридцать детей. Как ты прокормишь их?» – «Убирайтесь с вашими советами, – отвечаю им я. – Мой сын Мевунг, то есть ты, и племянница Шарлотта пошлют их учиться в страну белых». А вообще нам, многоженцам, тяжело. Третьего дня на рынке в Авае я так и не смог ничего себе купить, потому что каждой из твоих восьми матерей нужно было новогоднее платье. Ну а ты, мой сын Мевунг, до сих пор не женился?

Мевуиг.Нет еще, почтенный Мбарга.

Мбарга.Как так!!!

Абессо-Занг (племянник Мбарги).Быть не может! Ведь лишь бедняки вроде меня, питающиеся листьями маниоки, остаются холостяками – у них нет денег, чтобы купить жену. Но как ты, о мой важный брат, можешь спать в холодной постели?

Мевуиг.Как бы тебе получше это объяснить, брат мой? Достойных девушек не так уж много в наши дни.

Нкатефое (дядя).Возможно, мой сын ищет девушку, которая получила диплом в большой школе в Яунде или Дуале?

Мевунг.Это только отчасти, дядя. Мне нужна супруга, которая могла бы прилично принять гостей. Только очень трудно жениться, когда учишься в административной школе, как я. Все девушки, с которыми я встречаюсь, уверяют, что влюблены в меня без памяти. Когда же я на секунду отворачиваюсь от них, они то же самое повторяют моим друзьям.

Мбарга.И правильно поступают. Разве не долг всякой девушки, заботящейся о благе своей семьи, сделать все возможное, чтобы выйти замуж за великого человека, тем более когда сама она не шибко много училась?

Мевуиг.Мне, отец, нужна современная, образованная жена, которая умела бы подать аперитив гостям, обсудить с ними то, что происходит в стране белых. Одним словом, та, которая обладает тем, что по-французски зовется «культурой». Но когда я встречаю такую девушку, ее родители отказываются выдать дочь за меня замуж: она, видите ли, должна работать ради их обогащения.

Мбарга (поперхпувшись).И они правы, эти родители!

Заканчивается сцена тем, что Мевунг дарит Маталине, своей тетке по матери, две тысячи франков.

Маталина (немедленно поднимая радостный крик).О вы, завистливые жители этой деревни! Идите и смотрите. И вы умрете от зависти. Смотрите, что дал своей бедной тетке ее племянник. Такое случается только с самыми достойными женщинами Мвутеси!

Абессо-Занг (возвращаясь в комнату и не разобравшись).Я требую своей доли денег, которые распределяют в этом доме. Дайте мне мою долю!

Мбарга (сурово).Кто сказал тебе, мой сын, что в этом доме делят деньги? Ты ведешь себя, как мальчишка, а еще собираешься жениться и иметь детей. Знаешь, на кого ты похож? На человека, который видит, как односельчане оплакивают одного из его братьев, и, прежде чем узнать, от чего умер брат, требует: «Пусть отдадут мне всех его вдов».

До слез смеются зрители, когда эту сцену исполняют Даниэль Ндо, Женевьева Куо и другие здешние актеры. Все им в ней попятно, поскольку это их вчерашний и отчасти сегодняшний день.

Писатель из Конго Анри Лопес в книге «Остатки трибализма» с большой силой высмеивает, бичует элементы в сознании африканцев, мешающие им жить сегодня. В новелле «Господин депутат» Лопес показывает парламентария Нгуаку-Нгуаку на трибуне Национального собрания и в домашней обстановке, создавая законченный образ демагога – «прогрессивного деятеля»

на словах и заклятого консерватора в жизни. Над Нгуаку-Нгуаку нельзя не смеяться, но нельзя и не задуматься над этим образом хотя бы с точки зрения будущего Африки.

Африканская литература следует жизни: она ставит острые проблемы, шутливо улыбаясь читателю. Ее веселый характер определяется характером ее читателей.

Получая первый приз африканского театрального конкурса, Жан-Батист Обама пошутил:

– Я и раньше знал, что я великий драматург, по меня никто не признавал. Сам же я достаточно скромен, чтобы не хвалить себя, поскольку, как говорится в пословице бети: «Какая свинья скажет сама про себя: „Я жирная“».

Шутки отпускаются и по адресу вождей. «Вождь как пирога, которая плывет в ту сторону, куда ее толкают»; «У плохого вождя страна зарастает травой», – говорят жители Мадагаскара о несамостоятельных и неспособных правителях. Кстати, у многих народов весьма жесткие требования к правителям – их мудрость должна быть окрашена теплым юмором, отзывчивостью к подданным. Не случайно вступление повелителя на трон обставляют специальными обрядами, которые тот должен запомнить на всю жизнь. В древних пущах Сенегала у озера Казаманс существует необычный способ выбирать вождя, описанный французским писателем Андре Мальро. Умирает предводитель. Назначают его преемника.

– Но я же недостоин, – противится тот.

Кандидата в правители избивают чуть ли не до потери сознания. Если он выживет после такого «ритуала», то его со всеми почестями возводят на трон. Он – король, он верховодит всеми ритуалами, ему отдают любую девушку, до которой дотронется его соломенный скипетр.

– Это будет справедливый властитель, он не зазнается, потому что понял, что такое страдание, – говорят старейшины, совсем недавно советовавшие односельчанам покрепче оттузить вождя.

Африканский юмор проявляется в любой жизненной ситуации как средство воспитания. О нерасторопных и неискренних людях фанги отзываются так: «Быстр как черепаха, откровенен как хамелеон», а о невозможности скрыть ложь говорят: «Поверженного слона листьями не скроешь»; о пользе осторожности: «Лучше позволить муравью сколько угодно ползать по телу, чем слону один раз наступить на голову»… По поводу демагогических обещаний, которые щедро раздают избирателям некоторые кандидаты на Западе, один интеллигент бети метко сказал: «Бревно, брошенное в реку, все равно не станет крокодилом, гласит паша пословица. Эти люди побросали ужо множество бревен в реку, но крокодилом ни одно из них почему-то пока не стало».

Уличную молву, сплетни, новости, которые «приносят на хвосте сороки», в Мали называют сообщениями «радио папайя», потому что с невысокого и ломкого дынного дерева много не увидишь и не услышишь, да и взбираться на него опасно: вот-вот сломается. В Камеруне это зовется «радио тротуара».

…«Чу, откуда несутся эти звуки? Ю-ю-ю-у! Ю-ю-ю-у! Ю-ю-у-у-ха! Ха-ха-ха! Звуки, буравящие воздух? Этот шум-гам? Эти крикливые, заливистые голоса? Где-то неподалеку паясничает гриот, и люди смеются его шутовству во все горло. Анекдоты и шутки текут рекой…» – описывает одну из типичных деревенских сцен Нази Бони в романе «На закате старых времен». Гриот рассказывает историю из цикла «Муж уехал, жена одна осталась дома» – о женской хитрости, вероломстве и неверности. В тридесятом варианте вольтийских бобо или камерунских дуала анекдот звучит примерно так:

– Муж намазал стрелы ядом строфантуса, перекинул через одно плечо колчан, через другое – плетеную сумку из пиасавы (волокон рафии), в которой запасены средства против змеиных укусов, чудодейственные амулеты, змеиные зубы, кожи жаб и лягушек-древесниц, экскременты некоторых животных, обладающие магическими свойствами, и отправился на охоту в саванну, а жена осталась в хижине…

В остальном в хижине под кокосовыми пальмами происходит то же, что и на Дерибасовской или Елисейских полях. Мужчины по ходу анекдота сперва осуждающе цокают языками – многие из них ведь ходят и на охоту, и на рыбную ловлю, а затем надсаживаются от смеха. «Ю-ю-ю-у! Ю-ю-у-у-ха! Ха-ха-ха-ха!» Чувство юмора пересиливает обиду за мужскую половину человечества.

В Африке едко и метко высмеивают лицемерную «помощь» неоколонизаторов. «Пти блан» («маленький белый») – это выражение стало крылатым на всем континенте. Так в Камеруне и других странах зовут не слишком квалифицированных, но алчных специалистов из Западной Европы и США, которые приезжают в Африку по линии так называемого «технического сотрудничества». Им платят минимум в пять раз больше, чем африканцу на той же должности. Они довольно часто вызывают презрение своей беспомощностью и корыстолюбием. В Верхней Вольте я слышал несколько грубоватый анекдот о «пти блан»:

«В Африку по линии технического сотрудничества прислали племенного быка для улучшения местных пород скота. Однако бык повел себя весьма странно. Он прекрасно питался, четко грассируя „р“, требовал культурного и внимательного ухода, вплоть до приема ванн, тяжелел в весе, наливался силой, но… коров не трогал, то есть функций своих не выполнял. Под высоким разлапистым эвкалиптом, деревом совета, как-то вечером собрались мудрые старики:

– Как понять странное поведение быка? Если дело пойдет таким образом, он объест всю Африку.

Судили-рядили, наконец порешили.

– Уэдраого, – обратился вождь к одному из наиболее сметливых старейшин, – ты понимаешь язык мосье быка. Спроси его, друг, будет ли он заниматься нашими коровами и какие причины кроются за его непонятным поведением.

Уэдраого отыскал быка и сразу же, сославшись на решение совета, атаковал его:

– Бык, а бык, старики интересуются, почему ты наших коров не трогаешь, делом не занимаешься.

– Так я же из „технической помощи“, – удивился бык и высокомерно прервал разговор с Уэдраого».

В одной статье сотрудник журпала «Жён Африк», экономист Жан-Пьер Ндиай, писал, что в Африке из-за «усердной грабительской помощи» капиталистического мира «идет процесс развития слаборазвитости».

Иногда то, что со стороны кажется смешным, на самом деле выступает как подлинная трагедия африканского бытия. 30-летний специалист по лекарственным травам, нигерийский знахарь Осеке Окезе откликнулся на просьбу клиента изготовить для него народное средство против пуль. В Африке редко отказывают в помощи, даже если не знают точно, как помочь. Когда снадобье было готово, «бдительный» клиент до уплаты гонорара предложил знахарю на месте испытать его действие и… был застрелен наповал, хотя тело его было насквозь пропитано чудодейственной мазью.

Однако подобные рядовые «осечки» чародеев не могут полностью развеять густой туман вековых предрассудков, веру в магию и талисманы, хотя над этим тоже смеются. С оглядкой, но смеются. В 1963 году в Береге Слоновой Кости разразился скандал. Министр Эрнест Бока был уличен в попытке посягнуть на жизнь президента республики Феликса Уфуэ-Буаньи. Способ «покушения» был уникальный. На допросе Бока признал, что передал фотографию президента чародею с тем, чтобы тот с ее помощью заколдовал президента «до смерти». При обыске на квартире заговорщика обнаружили чемодан, набитый талисманами, ядами и прочими волшебными снадобьями и предметами.

Никто не удивился признаниям и арсеналу Боки. На одном из митингов Уфуэ-Буаньи заявил: «За каждым фетишем скрывается яд… Все мы верим в чудодейственность фетишей, и если бы я попросил тех, кто меня сейчас слушает, вывернуть карманы, то у восьмидесяти процентов из вас наверняка оказались бы гри-гри или оберегающие амулеты».

Аудитория взорвалась смехом и отметила рукоплесканиями проницательность президента. Да разве только в БСК министры и простые граждане не расстаются с талисманами?

Есть показатель, по которому Африка занимает первое место согласно всем справочникам мира: в ней больше, чем где-либо еще на земле, королей, султанов, вождей. С некоторыми из здешних «величеств» у меня установились дружеские отношения. Юмор не обходит королей и их отпрысков.

В Гаруа (Северпый Камерун) я столкнулся на приеме с принцем, братом султана бамумов в Фумбапе. Чтобы сделать ему приятное, я обратился к нему «Ваше величество». Принц, который был слегка навеселе, расплылся в добродушной, милостивой улыбке, потом дружески потрепал меня по плечу и предупредил:

– Владимир, только при посторонних зовите меня проще: «Ваше высочество».

Чувство юмора ценится в Африке как одно из наивысших человеческих достоинств – основной признак мудрости.

Давным-давно в глуши экваториального леса враждовали между собой два племени. Одно состояло из грозных великанов, ударом кулака валивших наземь деревья, другое – из низкорослых, скромных на вид людей. Во всех битвах брало верх второе.

Как-то раз вождь неудачливого племени призвал к себе самого мудрого советника и приказал ему отправиться к вождю малорослых – выведать секрет побед.

– О вождь, – почтительно обратился мудрец к предводителю соперников, – раскрой мне вашу тайну. Почему вы, такие маленькие, побеждаете нас, силачей-исполинов?

– Что же – не буду таить секрета. Тем более от гостей у нас их нет. Видишь тот пень. Подойди к нему. Теперь я кладу на пего руку, а ты изо всех сил ударь по ней. Да не бойся.

В момент удара вождь успел убрать руку, и мудрец взвыл от боли.

– Наш секрет – в уме и хитрости, – промолвил хозяин.

Мудрец поспешил домой.

– Ну как? Узнал? – торопил его с ответом вождь.

– Узнал. Все узнал, – радостно воскликнул разведчик.

– Ну рассказывай.

Мудрец оглянулся по сторонам: вокруг ни пня, ни дерева. Но он быстро нашелся. Шагнув к вождю, он закрыл лицо ладонью и сказал:

– Попробуй, ударь меня по руке.

Вождь хорошенько размахнулся. Проворный мудрец успел убрать ладонь от щеки, но оказался в глубоком нокдауне. Высокорослые так и не смогли победить.

– Юмор – наш верный спутник в скитаниях по жизненной стезе, «тайное» оружие, с помощью которого мы надеемся победить наших врагов и самих себя, сделать жизнь доброй, счастливой и интересной, – резюмировал эту легенду писатель Рене Филомб.

Бьют новогодние тамтамы

«Когда люди вместе переходят реку, их боятся даже крокодилы», «когда на празднике пляшет все село, под его ногами дрожит земля», «мизинцем морскую волну не остановишь», – гласят африканские пословицы. Любой праздник, а встреча Нового года тем более – радостное событие в жизни африканцев.

В сегодняшнем виде Новый год – импортное явление в Африке. Католические и протестантские миссионеры, колониальные «советники» рекомендовали здешним сюзеренам встречать рождество в благочестии, творя молитвы. На Мадагаскаре рождество и Новый год впервые отмечались в 1862 году. По внушению окружавших его католических прелатов король Радама II заранее оповестил всех подданных, недавно обращенных в христианство, и предложил им петь вечером религиозные гимны и песни. В четверг, 25 декабря 1862 года король присутствовал на торжественном обеде у консула Франции Жана Лаборда, создателя первых литейных, оружейных и других мастерских на острове.

Огромная толпа с фанатичным восторгом приветствовала короля, когда он вышел на улицу после пиршества. По рассказам очевидца, королевского духовника Вебера, который разъяснил Радаме ритуал нового праздника, процессию, отправившуюся в Серебряный дворец Транувулу на холм Ярив, возглавила супруга короля Рабуду (в переводе с малагасийского «мятежница»). Король с офицерами шагал за паланкином Рабуду. Сопровождавшая кортеж толпа в четыре голоса на традиционный малагасийский манер слаженно пела псалмы и духовные гимны. Мало-помалу характер исполнения менялся. Толпа входила в экстаз, привнося в канты святотатственные мотивы и неожиданный смысл и приплясывая в такт.

– Каким мужеством и терпением надо обладать, чтобы управлять этой бандой сумасшедших? Все они безумные язычники, у которых нет никакой веры, – негодовал король.

Верноподданным во весь голос вторила с паланкина «мятежница», не без благословения которой, к слову сказать, король был убит несколькими месяцами позднее за многие новшества, противоречившие заветам предков.

– Рабуду дурачится, – кипел Радама. – Она безбожница, как и все они. Она поступает, как этот сброд распутников и распутниц. Эти люди никто – они ни католики, ни протестанты.

А тем временем на весь Аптапанариву гремела вакхическая сладострастная песпь далеких предков «Афиндрафиндрау», в которую изредка, на всякий случай, по правилу цини малагасийской психологии, ищущей оправдания любому поступку и прощения за него, вставлялись куплеты, славившие бога. Однако в исполнении разошедшейся толпы они звучали по меньшей мере кощунственно. Святые отцы Вебер и де ля Вэсиер зажимали уши.

Сотни лет назад теплыми декабрьскими вечерами, когда в Южном полушарии лето, молодые люди, крепко и нежно обнявшись, блуждали по городу и под сопровождение гармоники, валии или маруаваны (валия – нечто вроде гитары, струны которой натянуты на полый гладкий ствол бамбука, маруавана – народный инструмент, напоминающий скрипку) пели «Афиндрафипдрау»:

 
Наши ноженьки поют от изнеможения,
Наши очи слипаются.
Где же, о любимая, продолжится наше сегодняшнее свидание?
 

И девушки успокаивали любимых, воркуя в ответ:

 
Ауку ое коли а (Помолчите, о дорогие!
Об этом не говорят вслух).
 

Точно так же в этот первый рождественский праздник на антананаривских холмах в полночь, когда кучка верующих стояла на коленях в церквах, толпы людей, в большинстве молодежь, распевали «Афиндрафиндрау». До сих пор под Новый год, когда в последнюю минуту декабря звонят церковные колокола, на улицах столицы Мадагаскара громогласно поют веселые, жизнелюбивые песни далекого прошлого…

Да, Новый год в Африку принесла Европа, но, несмотря на недавнее знакомство с ним, африканцы веселятся в новогодний вечер столь же легко и непринужденно, сколь и на традиционных праздниках, которые до сих пор отмечаются в деревнях: встрече сухого сезона, праздниках ямса, проса, начала посевной и других. Каждый год в молодых африканских странах стал цениться и планироваться как этап в борьбе с отсталостью, за укрепление национальной независимости, поэтому к встрече с рождественским дедом готовятся основательно, с волнением, присущим людям всех других континентов. Города и села, как стандартно сообщают в эти дни международные агентства, одеваются в праздничный наряд, а танцоры африканской глухомани вообще сбрасывают всякую одежду, ограничиваясь узкими поношенными набедренными повязками. Все взоры прикованы к снежной шапке Килиманджаро, откуда, если верить легендам, должен спуститься добрый седобородый старик в бело-красной шубе, с бездонным мешком подарков и с новыми надеждами на будущий год. К Новому году теперь репетируют новые танцы, самодеятельные театральные постановки, вырезают новые маски и статуэтки, к нему приурочиваются и ритуалы явно языческого свойства.

У бавенда на севере ЮАР в новогодние дни проводится церемония вступления девочек в брачный возраст. Девочки-бавенда в возрасте 13–14 лет, расположившись где-то близ хижины вождя, изучают сложные на традиционного «танца питона», являющегося символом счастья и плодородия, хранителем племени. Танец – дань существу, которое племя искони почитает за мудрость и непонятность, дань всеведущему и всеискушающему змею. Танцем «питона» открываются сельские новогодние балы. Одеты девочки живописно. Талию стягивает пояс из цветного бисера, к которому спереди и сзади прикреплено по куску неширокой материи; на шее – плетеные шнурки, на запястьях – иногда до локтя – широкие браслеты из оловянных колец, в оправу которых вставлена разноцветная галька.

Танец продолжается несколько часов без перерыва – до полуночи. Посреди широкой площади в окружении всего села движется, извиваясь точно питон, плотная цепочка девочек, взявших друг друга за локти. Десятки юных танцовщиц под ритмичную перекличку тамтамов медленными, плавными движениями подражают гармонично извивающемуся удаву. Иногда под восторженные крики толпы они опускаются на пыльную землю, и перед зрителями застывает в гигантском изгибе огромный, шоколадного цвета питон, гипнотизирующий всех живым блеском своей чудной красоты…

Закончен танец. Начинается общее веселье под барабаны. До утра при свете костров пляшут бавенда, вымаливая у Нового года счастье.

В канун Нового года в Африку из Западной Европы съезжаются знаменитые шарлатаны, готовые за некоторую мзду предсказать еще на один год судьбу доверчивым африканцам: футбольным командам, общинам, а иногда и целым государствам. Регулярно навещает Камерун видный хиромант, создатель так называемого Астрологического альянса, редактор газеты «Астрал» профессор Дельта Круц, поставивший целью своей жизни реабилитировать «научную астрологию». С завидным постоянством снимает номер люкс гостиницы «Аква Палас» в Дуале и составляет посетителям гороскопы. Со своим искусством он познакомил жителей Ниамея, Дакара, Абиджана, Касабланки и других африканских городов.

Наезды в Африку европейских гадателей, френологов, астрологов и хиромантов любопытны как новое явление синкретизма, спекуляции на суевериях и предрассудках африканцев, типичное выражение одного из аспектов идеологии неоколониализма на континенте. С помощью шарлатанов вроде «профессора» Дельты Круца Запад пытается углубить религиозность африканца и повлиять на его сознание и социальное поведение. Предсказания профессора по карману лишь «элите». Народ же со свойственным ему жизнелюбием встречает Новый год по-своему, запросто, примерно так же, как веселились его предки тысячу лет назад.

О том, что утро мудренее вечера, а новый год мудрее старого, толкуют в новогодний вечер сельские старики.

Под Новый год в камерунском селе Эбонг кружком сидят мудрые старцы, курят глиняные трубки, время от времени бросая взгляды на танцующих, и изрекают вечные мысли. Не от того ли, что сами не могут примкнуть к веселящимся? А те из молодых, кто подсел к кружку, дабы перевести дыхание, стараются запомнить услышанное на всю жизнь – от старости никто не спасется.

– Вода рождается там, где квакают лягушки, – роняет один старик. – Пляшите, веселитесь от души. Дело будет лучше спориться в новом году, если его достойно встретить.

– Ты словно к невесте приник к калебасе, – одергивает другой старик юношу, дольше положенного затянувшего глоток свежего пальмового вина. – Не забудь нашу мудрость: если ты пьешь только вино, то, чтобы сохранить человеческий образ, научись также пить и воду.

Африканцы скупы на слова. «Если слово строит деревню, – говорят бамбара, – то молчание воздвигает мир». Однако под Новый год слово спорит с танцем. Где-то, выбиваясь из сил, пляшут мужчины и женщины, а в другом уголке импровизируются смешные сценки из сельского быта, соревнуются борцы, идут состязания в остроумии. Именно остроумные – первые кандидаты в мудрецы…

Близится утро. Бледнеет небо, открывая стройные силуэты пальм. В движениях танцующих проступает усталость. Веселью приходит конец.

– Надо уметь веселиться, только мудрые знают меру веселью, – вздыхает один старик.

– Человек – не слон, он не должен мерить свои шаги по шагам слона, – соглашается с ним другой.

– Надо знать меру веселью, – роняет Умм, самый седой из эбонгских дедов, и напоминает пословицу: предки говорили, птица, которая слишком много поет, не сумеет свить себе гнезда. Пора отдыхать. Днем нас ждет работа.

Все поднимаются и потихоньку вслед за стариками расходятся по своим хижинам. Затихают тамтамы. Их сменяет успокаивающее многоголосье птичьего хора, утомляющий пересвист цикад. Занимается утро Нового года.