Текст книги "Напряжение (СИ)"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 6. Одиночество и кошки

– Это Маша, она будет жить с нами! – Уверенно заявил я с порога комнаты в спину распивающему чай дядьке:

– Ч‑что? – закашлялся сосед, пролив полчашки на стол.

– Ну… Не на улице же ей жить, беременная она. – Привел я довод.

Чашка звонко упала на пол, дядька медленно повернулся на стуле.

– Максим, – рыкнул он, глядя на меня и Машу.

– Ч‑что?

– Ремень подай.

– Не – не – не! Я все объясню! – закачал я головой и прижался спиной к некстати закрытой двери.

В руках жалобно мяукнула кошка.

– У тебя минута. – Закрыл он глаза и тяжело вздохнул.

– В Интернате держать кошку нельзя, а на улице они блохастые! – Затараторил я. – Вот я и подумал, если взять Машку с улицы и отмыть, то ее можно за плату давать поласкать!

– Та – а-ак, – сжав кулак, протянул дядька.

– Вот. Пять минут – один стакан молока. Да! Молоко быстро портится, но из молока можно сбивать сливки! А сливки обменивать в столовой на шоколад, – быстро завершил я, поглядывая на секундную стрелку на наручных дядькиных часах. – То есть, сдаем Машку, снимаем сливки и мы в шоколаде!

Дядька грузно поднялся с места, прихватил по пути ремень и через два шага нависал надо мной.

– У меня для тебя две новости, – странным, как эхо, голосом, произнес дядя Коля. – Во – первых, это кот. Жирный, откормленный кот.

– Вот блин, я уже котят успел пристроить… – замедлился я на последнем слове и икнул, уставившись на черные, как ночь, дядькины глаза.

– Во вторых, отпусти кота на улицу.

– Я столько котлет в него вложил!

– Живо! И по пути внимательно подумай над своим поведением.

Через две минуты я снова стоял перед дядькой – тот будто замер, ожидая меня в том же положении, с ремнем в руках.

– Ну? – строгим голосом спросил он.

– Я забыл про вашу долю? – вопросительным тоном произнес я.

– Неверно, Максим! – Указал он ремнем на кровать.

Неправильным ответом оказалось даже 'я больше не буду'.

– Пойми, в твоей жизни будет много силы, много власти. Но ты не имеешь никакого права распоряжаться чужими жизнями и чужой свободой! – Ярился дядька между полетами ремня. – А если когда‑нибудь забудешь об этом, я явлюсь к тебе даже из преисподней и отхлестаю ремнем еще раз!

Мог бы и просто объяснить – я бы разобрался и без ремня. Раз нельзя, то нельзя. И, вроде как, он сам это понял – оттого выставил на стол сахарницу, заварку и удалился, ковыляя, обходить территорию.

В общем, ко времени, когда пришел Семен, я все‑таки смог сидеть на стуле. Заходил он уже два месяца, почти каждый вечер после ужина, и этого хватило, чтобы растолковать значение Подковы, Палки, и Большой буквы Р с хвостиком. Очень интересно!

– Вот смотри. Напряжение равно сопротивлению умножить на силу тока. Что‑то не понятно? – Семен терпеливо тыкал карандашом в формулу, показывая загогулины и рассказывая, что они обозначают.

– Ага. Что такое умножить?

Семен звонко шлепнул раскрытой ладонью по лицу. Он так часто делает, перед тем как ответить. Наверное, думать помогает.

– Умножить – это действие, – закатив глаза к потолку, пояснил он.

– Круто! А я могу делать это действие?

– Да. Ты умножаешь скорбь.

– На что? – Деловито уточнил я, записывая важную информацию в тетрадь.

– На тоску.

– И что получается?

– Безысходность, – тоскливо вздохнул мой учитель. – В общем, закрывай тетрадь и переворачивай. Видишь столбики?

– Ага, – я уставился на ровные строчки цифр с тем же знаком.

– Выучишь к следующему разу. Заодно поймешь, что такое умножение. – Засобирался Семен.

– Два умножить на семь равно четырнадцать. – Прочитал я строчку. – А это точная информация?

– Абсолютно. Все, что тут написано – полная правда.

– Хм, – я приписал в конец колонки 'Максим = Император'. Теперь этой таблице можно верить.

– Завтра зайду, – помахал рукой Семен.

Дядька вернулся ближе к ночи, явно вернулся из большого города – на это указывали запахи одежды, пыль на ботинках.

– Присядь, – указал на место за столом и разлил чай по кружкам.

Извиняться будет?

– Я продолжаю поиски твоих родных, – начал он, выуживая из кармана пачку настоящих вафель. – Пока удается плохо, – признался он, присаживаясь напротив.

– Совсем плохо? – Приуныл я, придвинул к себе пачку, и, не заметив запрещающего взгляда и жеста, великодушно забыл про утреннюю обиду.

– Через роддом ни одной зацепки. Через Силу Крови тоже мало успехов. Разве что у одного японского рода вроде что‑то похожее, но ты, – оглядел он меня с головы до ног, – совсем не похож.

Я перестал растягивать уголки глаз в стороны и ссутулился.

– Как я уже сказал, поиски я продолжаю. Но делать это в стенах интерната очень сложно, долго пропадать в городе я не могу.

Дядька помялся некоторое время, даже поднес чашку к губам, но поставил ее назад.

– А еще находиться мне здесь опасно, – признался он. – Помнишь, я говорил тебе, что нельзя показывать виду, что мы что‑то знаем?

– Да, – кивнул в ответ.

– У мужчин, взрослых я имею ввиду, мозгам иногда не получается обмануть тело. В общем, мне каждый раз сложнее вести себя так же, как раньше. – Дядя Коля отвернулся к окну.

– Вы уйдете? – С грустью произнес я, осознав к чему ведет сторож.

– Через несколько месяцев. – Подтвердил он мое предположение. – Я начал процедуру усыновления Семена. После конца учебного года мы уйдем оба.

– А я?! – Обиженно вздернул я подбородок.

– Тебя я не могу усыновить, – извиняясь, понурил он голову. – Я же говорил, тебя вроде как и не существует. Так бы – обязательно.

– А Семена почему? – Проглатывая обиду, шмыгнул я.

– После девятого класса интерната его никуда не возьмут. Интернатским стараются отказывать. Ему надо учиться в хорошей школе, не здесь. – Сухо отламывал фразы дядька. – Я переведу его в другую школу, у меня хватит для этого возможностей. Ты ведь желаешь Семену добра?

– Да.

– Тем более, что я тебе не сильно хороший помощник, – помахал он клюкой в воздухе. – С каждым годом ходить все сложнее. А Семен молодой и умный, ему легче. Он станет взрослым раньше тебя и сможет опекать, передавать посылки, сахар. Тайком.

– Получается, Семен мне не из‑за книжки помогает? – уставил я в пол и ковырял носком кед крашенные доски.

– Да, это я с ним поговорил. – Признался сосед. – И он согласен и насчет школы, и дальше…

– Вот так вот поверил и согласился? – Недоверчиво приподнял я бровь. Если вспомнить все байки и сказки про людоеда – сторожа…

– Он взрослее, чем кажется. Есть такие скучные взрослые слова, как конкурс на поступление, блат, льготы. Ты не знаешь их значений, а Семен уже начал о первой из них задумываться. Без второй вещи Семен не сможет поступить в университет. С третьей сможет – но ее смогу дать ему только я, отец – одиночка инвалид.

– А? – не понимая, переспросил я.

– Он сможет учиться в хорошем университете, если я его усыновлю, – расшифровал дядя Коля. – Поэтому согласился.

– Понятно… А он знает про меня?

– Нет, – коротко качнул сторож головой. – И ты не говори. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Это если я всю физику выучу – вообще спать не буду?!

– Это поговорка, – отмахнулся дядька. – Не знает – переживать не будет. И выдасть тебя не сможет.

– Он не станет, – убежденно произнес я.

– Я тоже так думаю, но давай не рисковать.

Сторож некоторое время молчал, разглядывая поверхность стола и размазывая капельки воды пальцем. Показалось – решал, говорить мне что‑то или умолчать.

– А еще, когда придет время вытаскивать тебя отсюда, мне лучше быть давным – давно уволенным. – Все‑таки сказал он. – Знаешь, что такое месть?

– Ага. Это то, что Машк сделал с вашими тапками, – согласно качнул я головой.

– Ну вот. Что – о?

Я бы пояснил, но в этот момент срочно доедал остатки вафель. Интуиция!

Три следующих месяцев прошли, как ванильная тянучка – и вроде не торопишься, прислушиваясь и наслаждаясь, но вот – и нет ее, кончилась вся.

Все это время дядька носился по городу и интернату, меняя красивые фигурные бутыли с коричневой водой на серые справки и довольные улыбки преподавателей, Семен почти ночевал у нас в комнате, устало вглядываясь в десяток книг с цифрой восемь на обложке. А я, лежа на постели, медленно нагревал свой браслет, доводя до алого цвета, и остужал вновь – если окружить руки даром, оказалось совсем даже не горячо.

Пока за этим делом меня не поймал дядька.

– Комнату спалишь, – почему‑то совсем не зло сказал он, изучая раскаленный до темно – красного обод в моей руке.

– Не, – глянул я в его сторону и перевел взгляд обратно, убедившись, что запрещать пока ничего не будут.

– И что ты… чувствуешь? – С осторожностью в голосе спросил он, присаживаясь на край постели.

– Любопытно просто, – пожал я плечами, разглаживая металл пальцами.

– Любопытство – это хорошо, – одобрительно улыбнулся дядька. – Вот если бы скука – тогда совсем плохо. Даже хуже злости.

– Почему? – Надел я браслет на запястье, давая ему остыть на руке, и присел, развернувшись в его сторону.

– Дар управляется эмоциями. Нас учили через злость, для рядовых отлично подходит. Там думать не надо, вызвать в себе легко – знай, ненавидь противника или препятствие. Когда меня повысили, я злился на начальство, на погоду, иногда камешек в ботинок подкладывал. А когда поумнел – злился на жизнь. – Пустился дядька в воспоминания.

Я хоть и не все понимал, но не переспрашивал – интересно ведь. А слова потом пойму.

– Злость мешает думать. На старших офицеров учат иначе, через гордость, верность, честь. Это очень сильные эмоции, большая сила ими удерживается и управляется. Такие спокойно могли держать частную армию даже в одиночку, сутками. Бывали, правда, осечки, когда вместо гордости дар офицера управлялся тщеславием. И ведь не сразу такое прознаешь – задачи‑то офицер выполняет, а когда выясняется, что ради медальки он целый отряд отличных ребят в землю уложил, тогда уже поздно…

– А почему скука – это плохо? – Когда пауза затянулась, решил все таки я спросить.

– Представь такого монстра, – вкрадчиво начал он, – который сжигает человека, потому что ему скучно. Он рушит дома, потому что скучно. Страшно?

– Н – но человек ведь не обязательно будет… делать это все?

– Дар влияет на мозги. – Постучал сторож пальцем по виску. – Поэтому, кстати, слово аристократа нерушимо. Они воспитываются через честь рода, для них немыслимо переступить через слово, это часть их души. А если в душе человека – скука, то вся его жизнь превратится в постоянные поиски новых впечатлений. Самые доступные из них, при наличии силы и власти – война, страдания других людей. Он не сможет ничего создавать – потому что это долго и скучно… Поэтому я… испугался, когда тебя увидел сегодня, – завершил он.

– А любопытство и дар – они дружат? – Стало мне любопытно.

– Хм, – почесал он затылок, – Не знаю даже. Вроде ничего страшного вспомнить не могу. У Целителей – сострадание и любовь, – еле слышно начал перебирать он. – У Палачей – голод…

– А у ученых?

– У ученых, чтобы ты знал, гордыня чаще всего. – Почему‑то подмигнул он. – Там ведь деньги выбивать надо, на исследования, а для этого характер надо – ого – го! На одном любопытстве далеко не уйдешь. Даже клановые ученые, вот у кого денег точно хватает, те тоже на Чести и Долге. Все ради Рода, все во славу Клана! Так что про любопытство сам узнавай… да ты и узнаешь – дар заставит.

Через две недели Семен завершил год со всеми пятерками. А еще через день, казалось, весь интернат провожал двух человек – большого, с клюкой, неуклюже ковыляющего к ограде по мощенной дорожке, и маленького, с портфелем в одной руке и рукой нового отца в другой. Та рука, как все знали, сторожа не слушалась, да и сам он был калекой – о чем зло шутили себе под нос старшеклассники, по пояс высовываясь из окон. И завидовали – как и все остальные. Потому что у них не было даже такого папки.

А меня перевели в старшую группу. Оказывается, не полагается ребенку жить одному, а я выгляжу достаточно взросло, чтобы занять койку в большом зале на третьем этаже.

Я только успел перенести одеяло на новую постель и расстелил простынь, как на матрас напротив бухнулся темноволосый крепыш с наглыми карими глазами. Мазнул по нему взглядом – вроде бы с Семеном в одном классе учился, и они даже дрались. Значит, мстить собрался. Между тем, парень положил ногу на ногу и принялся демонстративно меня разглядывать.

– Говорят, ты хороший парень? Калеке помогал? В сортире пальчиками придерживал, а? – Осклабился желтой улыбкой местный.

На потеху подошла вся комната, с интересом ожидая продолжения беседы.

– Я не слишком хорош, чтобы смешно ответить тебе прямо сейчас, – честно признался я.

– Ха – ха!

– Поэтому я просто сломаю тебе нос.

На следующий день меня вернули обратно.

Глава 7. Погрешность в один день

– Мама, мама, я нашла братика!

Маленькое светловолосое чудо в снежно – белом платье повисла на руке статной красавицы.

– Где, моя радость? – Мягко вымолвили в ответ, приседая рядом.

Серебряное шитье платья коснулось пыли мощеной дорожки, но хозяйку драгоценного наряда совсем не заботила материальная роскошь – счастливая улыбка зеленоглазого чуда ценилась куда дороже.

– Во – от там! – Уверенно тыкнула пальчиком дочка, указывая на забор с чуланом. Заметила взгляд матери и спрятала пальчик за спиной. – Серый фургон с маленьким окошком, – на этот раз девочка почти не шевельнулась, умудрившись указать точное положение взглядом и поворотом подбородка.

– Амир, – чуть повернула голову госпожа.

Позади склонил голову смуглый мужчина с короткой, аккуратно стриженной черной бородкой, но не сдвинулся с места. Зато чуть ли не бегом унеслась в указанную сторону пятерка безликих, почти одинаковых крепких парней в черных костюмах.

– А главное – р – ра! И искры во всю сторону! – Тем временем торопилась поделиться маленькая принцесса, вскидывая руки вверх и кружась вокруг матери.

Взрослая же красавица с улыбкой на устах и скрытой тоской в глазах смотрела на неказистое здание на границе поляны, в тени огромного циркового шатра. Вот мелькнули тени подле строеньица, перекрыв все подходы и буквально выдернув хлипкую дверцу. Один из дружинников скрылся внутри и появился через мгновение – в самом деле, что в том закутке смотреть. Грусть сжала сердце – дружинник отрицательно качнул головой.

– Показалось тебе, солнышко, – Погладила мама дочку по волосам. – Нет там твоего братика.

– Но! – Насупилась было девочка, но тут же словно воздух из нее выпустили – даже сгорбилась немножко. – Я буду искать, мам. Я его найду!

– Обязательно, радость моя, – госпожа коснулась ее лобика устами. – Хочешь на карусели?

– Нет, – хлюпнула носом принцесса. – Поедем домой?

– Хорошо, только сначала мы купим тебе самое вкусное мороженое!

– Здорово, – совсем не весело прозвучало в ответ, но тут же девочка исправилась, выдав искренне, – Спасибо!

К паре ненавязчиво подкатил мороженщик в белоснежном переднике, с ярким и цветастым холодильником на колесиках. А внутри того холодильника – чего там только не было!

Два очарования – зрелое и юное, медленно шли по тропинке в сторону выхода, огибая столь же неспешно идущих людей, иногда обгоняя, иногда давая себя обогнать. Мороженое медленно, по крохотным кусочкам, таяло в девичьих устах. Позади них так же лакомились мороженым – шесть мужчин, во главе с Амиром, которым девочка так же щедро купила по мороженому. Только вот держали они вафельные рожки скорее как ножи, а само мороженое отрывали кусками – в те моменты, когда девочка поворачивалась к ним – естественно, не забывая улыбаться.

– И все равно он там был, – скорее из вредности пробурчала девочка, останавливаясь перед черным минивеном.

– Когда‑нибудь все придет, – подмигнула ей мама и одарила еще одним поцелуем – в очаровательный носик. – Ты обязательно его найдешь.

– Угу. – С кислым видом кивнула принцесса, глянула в сторону оставшегося позади парка и решительно шагнула к машине (дверь отъехала в сторону словно по – волшебству), придирчиво посмотрела на десяток аккуратно пристегнутых ремнем безопасности игрушек и уцепилась за крупного – в половину ноги – игрушечного зайца.

– Амир.

Дядька Амир мягко отстранил девочку в сторону и с искренней улыбкой подал девочке угловатую игрушку.

– Спасибо!

Принцесса столь же внезапно, как расцвела улыбкой, замерла закрыв глаза и утратила вообще какие‑либо эмоции – будто спала без снов. Открыв глаза, внимательно огляделась по сторонам, решительно шагнула к скамейке возле входа и запрятала игрушку в кустах позади.

– Это – братику! – Категорично заявила юное очарование.

– Хорошо, – с грустью улыбнулась ее мама. – Амир, едем.

Принцесса тут же подлетела к дядьке и требовательно протянула к нему руки – не забыв робко и застенчиво улыбнуться.

– Ами – ир… – Заворчала старшая госпожа, но дядька уже кружил счастливо визжащую пигалицу на руках, а затем так же ловко усадил на кресло минивена, застегивая ремешок.

В машине словно ожили – секунда назад ни движения, а сейчас две красавицы – нянечки уже вовсю обихаживали юную госпожу, меняя ей обувку на мягкие тапочки, оттирая где‑то испачкавшиеся щечки. Правда, делали это молча и не сюсюкая, с опаской поглядывая на смуглого мужчину возле машины. Дядька Амир такие нежности с будущим воином рода не терпел. И плевать ему было, что тому воину девятый годик! Но все свои ворчания нянечки разумно держали при себе.

Дверца захлопнулась, отсекая сантиметрами зачарованной стали и стекла юное чудо от взрослых проблем. Минивэн тихо взрыкнул волховским мотором, давая место длинной сигаре лимузина – для матери госпожи и ее спутника. Стоило и этим дверям захлопнуться, как некая магия буквально сковала посетителей парка – парочки, семейные группы, одинокие романтики внезапно теряли интерес к своим занятиям, клеткам с дивным зверьем и аттракционам, принимали отрешенное и сосредоточенное выражение лица, бросали в урны леденцы и мороженые, книги и билеты и направлялись на выход. Аккуратно снимали с себя форму продавцы и билетеры, накидывая на плечи одинаковые пиджаки. Дрожали ветви на деревьях, стряхивая к подножию человекообразные скопления листвы и веток с длинными и тяжелыми винтовками. Через пять минут из парка исчезла большая часть народа – не в воздухе растворилась, а организованно загрузилась в десяток черных автомобилей, уверенно влившихся в длинную черную стрелу кортежа – километровой длины. На острие той стрелы – два турбированных джипа с косыми лезвиями отвалов под рев сирен сшибали на обочину все, что посмело вылезти головным машинам на встречу или стояло слишком близко к дороге. Князь этих мест будет явно недоволен. Тем, что были в его городе, но не зашли в гости, разумеется.

Быстрая езда – все равно ожидание. А ожидание и тишина порождает разговоры.

– Я боюсь за Ксюшу. Это уже походит на какую‑то манию. Она тыкает пальцем в небо, и мы несемся сломя голову на край мира. – Высказалась госпожа, глядя на пролетающий за окном город.

– Всего раз в месяц. – Уточнил Амир, рассматривая другую сторону города. – Принцессе полезны новые впечатления, новые места.

Его голос звучал совершенно безо всякого акцента, низко, с легкой хрипотцой, безо всякой спешки. Легко заслушаться и потерять запал.

– Но ведь она страдает!

– Мы все скорбим, – дипломатично ответил тот, которого нельзя назвать начальником охраны, но дело жизни которого – охрана принцессы.

С одной стороны, это позволяло говорить, что угодно. С другой – лучше защищать тех, кто склонен тебе верить, доверяет и хорошо относится.

– Кроме этой с – сволочи, – начала заводиться леди.

– Ваш муж желал лучшего для семьи и рода, – Амир знал слова, которые надо произнести и которые он произнесет уже не первый раз.

– Бывший! Бывший муж! – словно выплюнула женщина.

– Воспитание Оракула – всегда боль и поиск. Как воспитывали вас, госпожа.

– У меня забрали мать! – В тихой ярости прошипела гневно – красивая фурия.

– И вы нашли ее, – качнул плечами телохранитель принцессы.

– В шестнадцать! Все это время я росла среди…! – прервала гневную отповедь леди и за мгновение вернула себе милый, чуть рассеянный облик. – Я не могу допустить, чтобы такое случилось с Ксенией.

'Не хочешь потерять влияние на дочь', – осталось невысказанным мужскими устами.

– Уверен, принцесса очень быстро найдет брата. – Вместо этого произнес Амир. – Она уже знает, что он жив. Она видит образы вокруг.

– Образы без даты, фрагменты мест, разбросанных по всему миру? Кем, по – твоему, станет мой сын? Путешественником? Или неграмотным перекати – полем без гроша в кармане?!

– Это значит, что твой сын проживет долгую жизнь. Радуйся и благодари Всевышнего.

– Будет ли та жизнь счастливой? Мне было бы спокойней, если бы мальчик был под опекой, – шепнула леди.

В ответ прозвучала тишина. Потому как и Амир и дама знали – озаботься они безопасностью ребенка, и будущий Оракул просто подойдет и спросит, с какого перепуга они прячут от нее любимого братишку. И не станет искать, напрягая силы своего дара, подчиняя его своей воле, ставя его на службу – себе и Клану.

Тяжел и сложен путь обретения дара, тернист и болезненен. Только через боль и муку, скорбь по родной крови может быть он взращен. Не помогут уловки и хитрости – дар пройдет по родной крови к самому началу истории и выявит фальшь. Зато приз – огромен. Птицей лететь над полотном истории, заглядывая за горизонт, прослеживая ниточки жизни любого человека… Многие хотели бы этого могущества – что передавался только по женской линии Веденеевых, пробиваясь на свет лишь у единственной из целого поколения – да и то далеко не каждого.

Десять лет назад мать Ксении продали в другой род, посчитав сделку выгодной – слишком слабым был дар младшей принцессы рода. Слишком сильно ненавидела она родню, чтобы остаться с ними под одной крышей. Слишком много плохого случилось за шестнадцать лет бессмысленных попыток пробудить талант. Слишком много зависти было в глазах родных и двоюродных сестер. Очень много этих 'слишком' для хрупкой девушки – на свою беду, еще и неземной красоты.

Веденеевы решили, что у такого слабосилка нет шансов на продолжение дара – тем более второе поколение подряд. Что не помешало взять воистину царский откуп и заодно спихнуть нелюбимую кровь.

Софью продали даже не в жены – просто еще один клан попытался разобраться в чуде Божьего промысла. В бумагах фигурировал 'генетический материал – один комплект', а с суммы договора даже заплатили налоги…

Но тут случилось то, что очень редко бывает у деловых людей. Глава клана – покупателя, впервые осматривая юное и гордое приобретение – главным образом, дабы лично посмотреть на то, что обошлось ему в годовой бюджет – влюбился. Вообще, люди такой величины лишены подобного недостатка, предпочитая действовать из понятий целесообразности и руководствуясь бизнес – планом, но тут нашла коса на камень.

Потому как сложно игнорировать пророчество – особенно если оно изречено подлинным (отчет на трех тысячах страницах, сотня страниц заключения, шесть страниц аналит – справки, виза казначея 'берем') оракулом. Софья предрекла, что родит ему ребенка, которым он будет гордиться.

Обещаниям не принято верить, но что делать, столкнувшись с истинной правдой – особенно такой? Что‑то щелкнуло в голове, заводя пружины древнего механизма, родом из пещерного века – и бесчувственный человек – монстр поплыл.

Через год родилась дочь – к тому времени о причине, по которой приобретали девушку, горевал только отдел генетиков, но исходя из чувства самосохранения даже не напоминал о запланированной программе исследований (не было там в планах любви, не делают такое с любимыми). Казначей втихую распивал коллекционное вино, выписывая на листке нескладные вирши – его разум, пытаясь совместить расходную сумму и слово 'любовь', выделывал с прожженным циником странные вещи.

А пара супругов просто радовалась жизни, забыв про скучную генетику – причем настолько позабыв, что дар Ксении наверняка был бы упущен молодыми родителями, если бы… Если бы юное чадо уже в первые месяцы жизни не угадывало в какой руке игрушка, кто стоит за дверью (радостные угуканья – папа пришел), когда придет вредный доктор с холодным стетоскопом (переползание под одеяльце).

Воистину, огромная радость пришла в их семью, в их род. И муж, казалось бы, совсем отринул других жен (увы, политика) ради ее одной и буквально не вылезал из постели, окружая вниманием, засыпая подарками. С каким же восторгом через два месяца она сообщала супругу то, что они уже оба знали от родового врача – сын!

И водоворот восторга и семейного счастья повторился вновь. Пока, во время родовых схваток, случилось что‑то совсем непонятное. Вместо родовой больницы – серая громада самолета, напичканного приборами, потеря сознания, роды в дряхлом отделении, поздравление от добрых серых глаз за зеленой маской, приятная тяжесть плачущего новорожденного в руках. И темнота, развеевшаяся уже в знакомой спальне, в Москве.

Когда она узнала, что сотворил муж… Как она кричала!

– Пророчество сбылось, – грустно улыбнулся супруг, недвижно созерцая бешенство матери, потерявшей сына.

Она разнесла полдома, расцарапала ему лицо (виртуозу!)… А дальше пошла апатия… И только лучик солнца – ее дочь, согревал сердце и душу. Леди не была дурой, так что грань умудрилась не перешагнуть, что позволило остаться подле дочери, а не на улице… и не в земле. Софье не нужно было влияния и власти, она просто хотела быть рядом. Потому что стоит хотя бы попытаться управлять Ксенией, настроить против отца или привязать к себе – ее тут же уберут от будущего оружия клана.

– Господин прислал за вами самолет, – голос собеседника отвлек от собственных мыслей. Действительно, 'господин' теперь подходит гораздо лучше, чем 'муж'.

– С Мистратовым? – Как от зубной боли скривилась красавица.

Красота и сила в этом мире должны иметь хозяина. Раньше была родня, потом муж. Теперь отдел генетики робко проталкивал своих кандидатов – к счастью, действительно очень робко, смиренно надеясь на ответное чувство. Не из великой романтики – так повелел господин.

Чувство благодарности у него имелось – иначе бы рожать ей до скончания дней, вовсе не видя дочь. Но все может измениться – если она влезет в поиски собственным даром или помешает дочери обрести силу. А ведь так хотелось хотя бы краем глаза уловить его образ – фотография в документе, отражение в зеркале, в окне или луже, да хотя бы что‑нибудь! Не велено – дару дочери проще считать образ из будущего, которое нашла мама, чем отыскать и удержать свой…

– Господин беспокоится о вашей безопасности.

– Да лучше на машине, чем с этой скотиной, – устало помассировала виски леди.

Увы, большая сила иногда не означает острого ума – так и некто Мистратов, 'учитель' стихии воздуха, посчитал слова отдела генетики не намеком, а прямым приглашением исполнить роль племенного быка. И простые слова и объяснения тут совсем не помогали.

– Не велено, – подвел Амир черту спору. Ту черту, за которой женщине не положено обсуждать деяния мужчин рода.

Частный аэродром показался через десяток минут – с единственным самолетом на взлетной площадке. У трапа уже ждали – и, судя по мимике леди, был там и тот, кого она совсем не желала увидеть. Однако стоило даме выпорхнуть из дверей, никто и не догадался бы, что Ледяное Совершенство способно испытывать эмоции. И как только у одушевленного душа льда и серебра могло родиться столь непосредственное и подвижное дитя? Принцесса вела себя подобающе тем знаниям, что давали ей учителя манер, но… рядом был дядька Амир, так что можно было немножко пошкодить – средь своих же. Желающим сделать замечание следовало в первую очередь спросить себя – сколько они выживут против 'Мастера', который уловил угрозу цели. Вот – вот.

– Сонечка, ты как всегда обворожительна! – Выступил из толпы дюже высокий мужчина в форме второго пилота и лихо подкрутил кончик уса. – А у меня для вас есть шампанское. И два бокала!

Видя, что Ледяная Королева собралась спокойно пройти мимо, Мистратов шагнул было навстречу – но леди резко двинулась навстречу, взмахнув рукой.

Вытянувшийся ноготок, с набухшей на конце желтой капелькой, завис перед глазом.

– Хочешь, я расскажу, как ты умреш – шь?

Воин медленно отступил в сторону, давая пройти.

– В – ведьма, – зло глянул он в сторону двух леди, поднимавшихся по трапу.

Маленькая фигурка замерла и медленно повернулась.

– Братик тебя накажет, – выдохнула маленькая принцесса.

Мистратов отшатнулся, но почти сразу будто бы наткнулся на стену.

– Я, канэчна, не братэк, но… – Шепнуло ему в ухо нарочито небрежно.