Текст книги "Двенадцать друзей Бошена (СИ)"
Автор книги: Влада Багрянцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Почему не ел? – спросил Дарен с сочувствием. – Полный холодильник же.
– Не’вы.
Только тут, сейчас, сидя на унитазе в своих самых узких джинсах, в темноте, Джесси понял, насколько устал. Как надоело однообразие дней, вроде разных, но одинаковых – вечера наедине с собой у него точно были однообразными, особенно тоскливыми на фоне сложившихся к этому времени пар. Стало жалко себя, успешного, обеспеченного, красивого, но одинокого омегу, у которого даже котика дома не было, чтобы делать «мур-мур», встречая его с работы. Джесси снова всхлипнул, уже тише, и чужая рука внезапно вытерла его мокрую щеку.
– Я умею готовить лагман, – сказал Дарен, перебираясь на пол и садясь на коврик у его ног. – Если Харви не вернется через пять минут, вышибем дверь и пойдем есть. Только не расстраивайся.
Стоило ему оказаться ближе, как вновь сработали флюиды, витавшие между ними, и Джесси, вздохнув, обхватил его за шею и обнял, чувствуя, как становится легче.
Харви, с трудом сдерживаясь, чтобы не потирать руки оттого, насколько был собой доволен, сбежал вниз по лестнице. Несмотря на то, что ближайшая пиццерия находилась далеко, ведь особняк располагался за городом, доставляли еду на удивление резво – он недавно проверял, заказав хот-доги. Отношения Дарена и Джесси уже не беспокоили его, ведь с их взаимным притяжением это был всего-то вопрос времени – их тянуло магнитами, только они, по глупости и неопытности, все время поворачивались не теми полюсами. Харви, как мужчина с большим опытом, а еще больше верой в позитивный финал этой истории, решил взяться за дело единолично и ссадить великовозрастных балбесов в одну песочницу, разъяснив, что она общая и сопли лучше в нее не ронять. Нужно было всего-то подождать, потерпеть…
– Вот сука! – провалившись ногой в очередную нору на газоне, он едва не рухнул в кусты.
Харви представилось мелкое утробное хихиканье, которое крот издавать, конечно, не мог, но воображение его все равно создало за крота, доводя до бешенства в секунды. Забрав коробку у ворот, Харви вернулся, положил ее на стол на веранде, закатал рукава и наведался в садовый домик за шлангом, который насадил на гусак поливалки и крутанул вентиль, открывая воду, предварительно запихнув другой конец шланга в нору.
– Щас ты у меня ласты отрастишь, мудила слепошарая, – бубнил он, переходя от норы к норе.
Вскоре вода, залив подземные ходы, начала выступать наружу, и Харви закрыл вентиль. Слепошарый вредитель, отсиживающийся в подземном жилище как вьетнамский партизан, должен был покинуть насиженное место за неимением возможности проживать дальше из-за наводнения. Если бы крот осмелился вырыть новые ходы, Харви готов был стоять на страже, чтобы затопить и их.
Вернувшись в комнату, он сначала прислушался – было тихо – и только потом открыл дверь.
– Пицца! – воскликнул Харви.
Джесси, глянув на него с прищуром, прошел мимо, сразу к выходу, а Дарен громко порекомендовал летчику засунуть ее в задницу, добавив уже тише:
– Спасибо!
– Сосались? – обрадовался Харви.
Дарен усмехнулся многообещающе, похлопал его по плечу и, откинув крышку коробки, вытянул сразу два куска.
До конца дня Брюс проходил как зомби – давно его так не штырило, плюс к похмельному синдрому приложилось осознавание своего вчерашнего грехопадения и того, что его бросили. Оба факта угнетали одинаково. Старательно избегая разговоров с Говардом, он просуществовал до вечера, а вечером, вытянув из болота самопожирания, его потребовал к себе мистер Бошен.
– Как вы думаете, по какому поводу я пригласил вас на беседу?
Брюс, глянув на мелькающие на экране кадры, зарделся, как школьник, и проговорил, опустив голову:
– Выключите, я понял.
– У нас с вами договор, Брюс, – вздохнул Бошен, почесав щеку под краем маски. – Трудовые отношения, можно сказать. Я выполняю свои условия – обеспечиваю вашу безопасность и сохранность здоровья, досуг, на ваш банковский счет ежедневно перечисляются суммы, обговоренные заранее…
– Я не знаю, как так вышло. То есть знаю как, но не знаю почему.
– Он вам нравится, Брюс.
– Я просто много выпил и был расстроен, – упорствовал тот. – Обещаю, что больше такого не повторится.
– Нет, вы можете и дальше поддерживать образ гея, вы даже обязаны это делать, – ответил Бошен. – Только более интимные контакты запрещены вам по контракту, иначе он аннулируется, а вас дисквалифицируют.
– Я и не собирался! Я натурал.
– Вы так уверены в этом?
Брюс, поднявшись, поправил рубашку, попрощался и вышел.
Ко дню голосования он немного пришел в себя – Говард его не трогал, не напоминал о произошедшем, видимо наслушавшись советов Харви, а может, Бошен также вызывал его на беседу.
Зрители проголосовали против Олби, аргументируя тем, что он пару не нашел и цепляться ему не за что, и библиотекарь, тепло попрощавшись со всеми, направился в кабинет к доктору, с которым собирался обменяться номерами, однако того на месте не оказалось и никто не знал, как его найти, даже Джесси. Убедив себя, что номер он добудет и потом, за пределами особняка, Олби вышел на усыпанную гравием дорожку. Набрал номер такси, но стоящий неподалеку внедорожник помигал фарами. Олби, оглянувшись и никого не увидев, подошел ближе.
– Подвезу, садись, – произнес водитель, перегнувшись через сиденье и открывая ему дверь.
Забравшись внутрь, Олби уставился на сидящего за рулем Эванса:
– Это такой сервис у вас? По домам всех лично развозить?
Эванс усмехнулся:
– Не всех.
8
Друзья никогда не верили Вуди, что у него, с его огромным количеством пациентов, нет любовника. Или партнера. Или на пару раз потрахаться знакомых. Потому что – ну ты же сексолог.
О да. Если бы к нему ходили здоровые нормальные альфы, омеги и даже беты, из которых любовники были не в пример лучше, потому что им не мешал цикл, запахи, феромоны. Но кто идет ко врачу здоровым или только что заболевшим? И та-а-ак сойдет – все ждали, что справятся сами или рассосется. А когда становилось хуже, приходилось применять тяжелую артиллерию. Это раз.
Два – это то, что больной человек не думает об утехах и не пытается закадрить доктора, а если пытается, то чтобы самоутвердиться – вот видишь, мол, я здоров, я могу, я хочу.
Поэтому тот стихотворный батл, сдвинувший с мертвой точки отношения с Индианой, совершенно ни с кем другим не мог состояться. Остальные участники ему подходили только как подопытные для его исследований. Удивительно было встретить человека, так подходящего под все его запросы – тонко чувствующий, поэтичный, предпочитающий то же, что и он.
Идя на встречу в семь часов, Вуди волновался как перед первым свиданием: не хотелось растерять те приобретенные розовые очки, через которые теперь он видел мир в радужном цвете, а более того – не хотелось разочаровать такого утонченного в чувствах человека. Потому что боль разочарования была ему знакома с юности. Собственно, это и была его жизнь. Это давно пора было менять, и встреча с Индианой представлялась самым лучшим вариантом круто изменить личную жизнь.
Поэтому перед свиданием Вуди выпил. Благо этого добра тут было завались.
И опростоволосился.
В садовый домик он прибыл с опозданием – думал, что успеет немного прийти в себя, чтобы и не бояться неловкостей, и не нести пьяный бред, но, входя в помещение, которое Индиана успел прибрать и поставить посередине раскладной стол и два плетеных стула, Вуди чувствовал себя не в себе. То есть прилив энергии случился, но не той, какой нужно – хотелось болтать без умолку.
– Я тут… – Индиана не успел произнести до конца мысль о том, что он нарезал фрукты и сыр к вину, которое стояло на столике, как Вуди начал рассказывать, что в детстве у него была собака по кличке Джордж, которая храпела во сне громче отца и попукивала.
– Особенно от брюссельской капусты или тыквы, – добавил он с серьезным выражением лица, наблюдая, как Индиана протягивает ему канапе на палочке. – А уж если фасоль сожрет, так вообще…
Легкость, напавшая на него еще до того, как он выпил, оттого, что встретил своего человека, включила на фоне алкоголя тумблер, и его заело. Это как разговор с попутчиками – чужим людям можно рассказать про все, как психотерапевту. А с Индианой и того страннее получилось – и не врач, и не попутчик, но обычно у Вуди так и бывало: как только человек понравился и нужно вести себя естественно, из него просто фонтаном перло все что угодно, кроме нормальности. Может, поэтому он до сих пор и был один.
Потом, вспоминая детство, он еще приплел в рассказ о собаке то, как писался ночью и ему стелили клеенку под простыни, как его вырвало на детском утреннике, как он носил скобы и очки и его дразнили в школе.
– Я такой страшный был! – сказал он, расплескивая вино на белую скатерть. – Прыщавый весь…
Индиана слушал, не перебивая, лицо его расплывалось, и когда Вуди в очередной раз глотнул из стаканчика, к общему состоянию прибавилась тошнота.
– Водички? – привстал Индиана, видимо заметив, как ему плохеет.
Вуди сначала помотал головой из стороны в сторону, затем сверху вниз, и от этой качки стало еще хуже. Вывернуло его прямо на рубашку заботливо поддерживающего его Индианы, и Вуди, вытирая слезы, еще долго сидел, переживая приступы икоты.
– Испортил свидание, – сказал он, начиная трезветь, но ощущая, что чувство стыда пока только набирает силы, чтобы приплющить его попозже.
Индиана гладил его по голове, а Вуди икал, и хорошо, что камер в домике не было, иначе зрители решили бы, что отношения у них перешли на новый уровень доверия.
На самом деле Индиана планировал провести свидание совсем не так. Легкие закуски к вину и приготовленные к ним комплименты должны были растопить сердце Вуди и успокоить свою нервозность. С Азизом у него все было не так, да и давненько он уже не ходил на свидания и успел подзабыть это волнительное чувство.
И вот когда Вуди пошел, что называется, поперек борозды, Индиану попустило. Это было… странно. И непривычно. Совершенно неканонично. И перестало напоминать свидание, как только Вуди открыл рот. Однако, на удивление, Индиана успокоился и почувствовал себя как дома. Будто бы они знакомы тысячу лет и это сто первый эпизод, когда Вуди нервничает и его надо успокоить. И стало так легко на душе, потому что он понял, что да, это тот человек, с кем хочется проводить вечера, гладить по волосам, когда ему плохо, мыть в ванной, когда тот устанет, и выслушивать, как пердела его собака. Индиану не расстроила даже испорченная рубашка и несостоявшийся секс, на который он, конечно же, надеялся. Пусть на десять процентов, но надежда все-таки тлела. Но вместо этого пришло понимание, что именно Вуди тот самый человек, с которым ему будет спокойно и радостно в обычное время и горячо и страстно в постели. Он не станет ничего делать напоказ, как Азиз, не буен во хмелю, мил, даже когда рассказывает о своих неудачах.
Поэтому, вытерев Вуди мокрыми салфетками и сняв с него и с себя рубахи, Индиана усадил его к себе на колени и поцеловал в ушко.
– Какой же ты милый, Вуди. Так бы и не спускал тебя с рук никогда. Не вздумай корить себя ни за что! Ты открылся мне с другой стороны, и я очень рад, что ты это сделал.
Харви перелопатил сотни рецептов избавления от кротов на форумах и сайтах огородников, но ничего, что он бы еще не пробовал или о чем бы не подумал, не нашлось. Отчаявшись, он решил прибегнуть к самому проверенному, по словам матерых садоводов, методу: прокрался ночью к норам – свежим, ибо старые тоннели затопило, – сложил ладони рупором и проорал:
– Крот, крот, хуй тебе в рот! Уходи на свой огород!
И так – трижды. На третьем открылось окно, и заспанный Тим спросил:
– Чё ты орешь?
– Да так, стресс снимаю, – ответил Харви, оглядываясь с опаской, будто кроты, оскорбленные посылом, могли сгруппироваться и отомстить.
Необъяснимо, но факт – крот, которому хуй в рот, покинул поле сражения и не появлялся больше. К концу недели Харви вызвали в гостиную и торжественно, через Джесси, вручили огромную плюшевую игрушку подземного вредителя в кепке со стразами.
– Это вам, – сказал с экрана мистер Бошен привычно измененным гулким голосом. – Как победителю в схватке и настоящему альфе.
Оценив шутку и поблагодарив Бошена, Харви отнес крота Дарену – как настоящий альфа своему… альфе.
Изучив голосовалку, в которой зрители оставляли свои голоса против того или иного участника проекта, Джесси огорчился – большинство было против Дарена.
JennyBolsh
Дарена. Если подумать логически, странно, что гей влюбился в омегу.
Каломбин
Дарена. В омегу влюбился, от альфы морозится, логично.
ou. dyy
Дарен, конечно. В омегу влюбился? Влюбился.
Выходило, что это он, Джесси, тоже причастен к этому. Ходил бы дальше художник с Харви – и продержался бы подольше, может, даже и выиграл бы, а так… В конце концов, а себя-то сколько можно мучить неопределенностью?
Потому перед днем голосования Джесси вытащил из ящика с бельем шелковые трусики с кружевными вставками, комплектующую их короткую майку, надел подаренный на днюху пеньюар и написал Дарену и Харви, что ждет их обоих на важный разговор в бильярдной. Конечно, на экран очень откровенные сцены не шли, но хотя бы мистер Бошен должен был охренеть от того, что он собирался делать – и делать красиво.
Первым в комнату вошел Дарен, глянул на сидящего на столе под желтой лампой омегу и застыл, потому Харви, шедший следом, налетел на него.
– Чего ты встал, как… – И тоже посмотрел на стол. – Ни хрена себе!
– Мне тут, вообще-то, скучно, – произнес Джесси, закидывая ногу на ногу. – Зак’ывайте двеи.
Предполагалось, что это Джесси немного расслабится, наблюдая за тем, как Дарен будет нежничать с Харви, но художник сразу перешел в наступление, втиснувшись между разъехавшихся ног и целуя то в губы, то в шею, то куда-то под ухо, и это Харви, устроившись в кресле в тени, наблюдал за ними, вслушиваясь во вздохи и приглушенные стоны. Дарен, целуя все ниже, сполз, становясь на колени, высвободил из шелковых кружев омежий член и вобрал в рот, смотря снизу своими неправдоподобно синими глазами. Харви вздохнул вместе с Джесси, и по звуку открывающейся молнии стало ясно, что он в стороне не остался. Чуть позже, когда Джесси совсем отключался от реальности, позволив уложить себя на спину на зеленое сукно стола уже без белья, в одном сползшем до локтей пеньюаре, Харви подключился, стягивая одежду с Дарена, пока тот размазывал смазку Джесси по своему члену. И стоило признать, что такого острого, первобытного возбуждения омега еще не испытывал.
– Да, да, да! – воскликнул Джесси, когда в него наконец вошел Дарен.
– Я сейчас кончу, – проговорил тот, и Харви, целуя его в шею, как в том мокром сне, сказал:
– Не кончишь, мы еще не начинали.
Шлепнул по ноге Джесси, закинутой на его бедро, и просунул руку между их животами, поглаживая именно там, где так хотелось.
Джесси, разложенного на сукне, придерживал за бедра Дарен, которого, в свою очередь, задавая темп, насаживал на себя Харви, и даже когда омеге удалось кончить – чересчур быстро от перевозбуждения, – альфы не остановились, наглаживая его вдвоем. И только прыгая на сидящем на полу Дарене, Джесси вспомнил, что тот без резинки, но отчего-то не огорчился – было не до этого.
Говард, выждав положенное время для принятия Брюсом своего негаданного гейства и промучившись не одними ночными фантазиями, перед началом объявленного конкурса вошел в комнату, потоптался у порога, затем сел на край его кровати, как раз когда тот натягивал носки. Брюс на него не посмотрел, но незаметно отодвинулся.
– Давай поговорим, – произнес Говард, хотел положить руку на колено альфы, но передумал.
– Давай, – ответил Брюс натянуто. – Я не омега, истерить не буду и утешать меня не надо. Я был нетрезв, на нервах, и у меня давно не было секса, как и у тебя. Вот и весь наш разговор: не надо надумывать лишнего и вообще вспоминать произошедшее не стоит.
– Мне вроде не пять лет, – хмыкнул Говард. – Я различаю, когда кто-то просто пьян, а когда этот кто-то пьян и я ему нравлюсь. Или ты тот самый натурал, м?
– Плохо различаешь! – повернул к нему лицо Брюс, и Говард заметил, что эмоции скрывать дается тому с трудом. – Я по Вуди сохну!
Говард сначала опешил, а потом хохотнул:
– Ага, а я по мистеру Бошену.
Брюс, фыркнув, щелкнул резинкой выданных для тимбилдинга шорт, натягивая их до пупка, глянул на него сверху вниз и вышел. Говард, посидев в тишине, тоже поднялся и направился вниз, где уже звучал призывный рожок, в который дул Харви.
– Итак, – лежащий на шезлонге Джесси покачал ногой в ярком сланце. – У нас ук’епляющие командный дух занятия на свежем воздухе. Пе’ед вами бассейн с мыльной водой – в нем вы будете пе’етягивать канат. Делитесь на команды, п’из победителям – иммунитет на голосовании. На команды делимся, естественно, методом же’ебьевки.
Подмигнул всем сразу и сунул коктейльную трубочку в рот. Сегодня он был какой-то чересчур расслабленный, и Говард подумал, что художник все же вчера не те шары катал в бильярдной.
Оказавшись в одной упряжке с вышеупомянутым художником, а также с Тимом и Вуди, Говард посмотрел на хохочущего над очередной шуткой Харви Брюса. И, чего скрывать, в который раз ощутил себя неуклюжим, хотя и здоровенным, поленом на фоне вечно заряженного, как батарейка, летчика. И на фоне Индианы, полного внутреннего благородства и неспешности, – тоже.
– Па’ни, ну что вы копаетесь! – булькнул трубочкой Джесси. – По взмаху моей йюки – начинаем!
Из колонок полилась задорная музыка, и альфы, взревев, схватились за веревку. Правда, быстро стало понятно, что в надувном бассейне, заполненном до половины мыльной водой, удержаться на ногах было не так просто.
– Ребята, ну чего вы как дети! – заорал Харви, раскорячившись пляжным крабом. – Хватайся за меня!
Стоящий сзади Боб, последовав совету, схватился за его бока, но при рывке руки сползли до талии и держался он уже за резинку его шорт, стягивая их вниз и оголяя зад летчика.
– Какого!.. – заметил Тим блуждающую по мыльной ягодице альфы ладонь своего омеги. – Вы чо там, э!
Боб крикнул, что это случайность, Харви рыкнул, дергая канат на себя, и Индиана, прихватывая падающего Боба, придержал его за бугорок впереди.
– Э! – Тим, опешив, выпустил канат, и этого хватило, чтобы вся его команда повалилась в воду, поднимая пенные волны.
– Вот мудила, – сплевывая, поднялся Дарен. – Продули из-за тебя!
– А чо они! – вскинулся Тим, а Боб надул губы:
– Я теперь что, никого просто трогать не могу?
– Да ты ему задницу мял! – возмутился Тим, а Харви, приобнимая его за плечи, улыбнулся:
– Не ругайся, дурилка! Не смотрел я на твоего Боба, я вообще, конечно, человек свободный, но…
– В смысле свободный? – в один голос спросили Джесси и Дарен, хотя оба до этого делали вид, что все они тоже свободные и самодостаточные.
Харви пришлось прикусить язык и сделать виноватую мордашку, разводя руками. Другому бы это с рук не сошло, но этому живчику все как с гуся вода – прощалось. Невозможно было долго на него сердиться.
Последующие развлечения никого не развлекли – атмосфера стала искрящей, как перед грозой, и Тим, вместо того чтобы побороть Харви надувной сосиской на перекинутом через сложенные матрасы мостике, тупо его измудохал, пробив в итоге свою сосиску, и ему не засчитали победу. В конкурсе на поедание хот-догов Вуди отказался участвовать из-за того, что Индиана слишком откровенно пялился на торчащие под мокрой майкой Брюса соски, и неудивительно, что победа досталась команде Харви.
В дом все вернулись молча, не разговаривая друг с другом, только на следующий день, провожая Дарена, которого выгнали зрители подавляющим числом голосов, Джесси сказал:
– Ты п’иезжай. Поп’ошу Бошена увидеться с тобой.
– Все равно приеду, даже если не разрешит, – хмыкнул тот.
Харви засосал его по-свойски, облапив зад в джинсах, а Джесси еще нежничал, повиснув на шее, так что Харви пришлось омегу отдирать:
– Ну все, все. А то такси уедет.
После их встречи в бильярдной мозг Джесси переключился на сложившийся тройничок как по щелчку, принимая обоих альф в одну семейную ячейку, чему альфы нарадоваться не могли.
– Вот что секс животворящий делает! – Харви успел вычитать, что такое резкое преображение со стороны омеги после интима случается только если партнер – истинный, потому ходил теперь, выпятив грудь и рассказывая, как женится после проекта. Как они все втроем женятся, и звал всех участников на торжество, которое собирался провести в небе – осталось уговорить Джесси прыгнуть с парашютом.
Ушедший Дарен геем не был – мистер Бошен сказал, что бисексуальность это не то, что они все ищут, и что в их потерявшей в численности компании остается один настоящий натурал. Предположений, кто это может быть, у Говарда пока не было. Но это точно был не Брюс – слишком бездарно тот зачем-то косил под этого самого натурала иногда.
9
– Ведро воды и хуй туды, охапку дров и плов готов, лягушачьи лапки, сиськи старого папки и кусочек лука, а еще залупа*, – бормотал Харви, колдуя у огромной кастрюли.
– Что? Что?! Я это есть не буду! – У Джесси дрожали губы, и он не знал, смеяться ему или плакать.
После отъезда Дарена у него совершенным образом упало все, даже неопадаемое, и настроение в том числе рухнуло одним из первых. Джесси изо всех сил старался теперь не просрать свою работу – потраченный аванс вопил об отмщении, а вернее, об отработке. И вкрашиться в истинного было для него как, блядь, попасть в сказку про Золушка! Он, раньше смеявшийся над сказками об избранных, теперь страдал от отсутствия чертового Дарена, которого раньше терпеть не мог. Теперь все, что было раньше неправильным, казалось… правильным и единственно верным. Тот секс, начинавшийся как просто «ну потрахаюсь, что тут такого», перевернул в нем все с ног на голову, и мир заиграл теперь новыми красками. И если раньше Джесси рассуждал абсолютно по-другому, выбирая партнеров, то сейчас все эти метания и псевдоотношения, которые были до, совершенно потеряли смысл, окраску и важность. И влажность тоже – да ее толком-то и не было, если подумать, так, несерьезно все. Он не стал глупее, но сделался более цельным, и это было очень приятно. Если бы не такой поспешный отъезд Дарена. Хотя тот и обещал приехать, но это было не то же самое, как если бы эта заноза мельтешила рядом.
Очень помогал держаться летчик – из шкуры просто лез, используя всю свою кипучую активность, чтобы «Джессиньке, котику-заиньке-лапушке» сделать комфортно и приятно. Он тоже приуныл без Дарена, но ненадолго – не умела грустить его деятельная натура.
– Ща я такого борща сварганю – ум отъедите! – Харви мимоходом прижался к Джесси, чмокнул его в нос и ураганом понесся рубить овощи. Вот прямо рубить – крупно и с особой жестокостью с двух рук по-македонски, огромными здоровыми ножами.
Вокруг все летало, шкварчало, свистело и шипело, и Джесси, улыбаясь, обошел вокруг стола, перетащил стул к окну, чтобы не мешать процессу и не попасть под горячую руку, и посмотрел в пискнувший телефон.
– Даренька снова ню прислал? – оторвался от шинковки капусты Харви и подошел посмотреть в развернутый к нему экран телефона.
– Ага, – смеясь, закусил губу Джесси.
Первую ночь без общего связующего звена, которое примагнитило необычную ячейку друг к другу сквозь все препоны и прочно сцементировало, они с Харви легли спать по отдельности, но под утро, прокрутившись без сна, оба встретились в холле, крадясь друг к другу. Теперь уж они ночевали вместе, потому что летчик хотел окружить заботой рыжика, чтобы тот не захирел до конца проекта и встречи с истинным, чье отсутствие обоим давалось тяжко.
Оказывается, Джесси, так противящийся опеке, очень даже тащился и наслаждался, когда его закутывали в одеялко, подтыкая заботливо края под круглый зад, приносили-уносили фрукты, водичку и шоколадки в постель, открывали-закрывали окно или форточку, нежно разминали плечи, не обходя стороной попец – куда ж тут деться, и Харви было не чуждо прекрасное пожамкать. Джесси и самому приятно было порадовать Харви, но они договорились, что, кроме петтинга, ничего не произойдет – дождутся объединения ячейки.
Черт побери, Харви теперь и для Джесси стал своим, родным, славным, и от него хотелось не только получать заботу, но и дарить ее в ответ.
Дарен провоцировал своими эсэмэсками обоих. Просил снять для него хоум-видео, потому что он очень скучает, и даже дрочить бедному художнику стало некогда – его пробило крутейшим вдохновением, и он, весь перемазанный в краске, даже иногда помыться не успевал, когда обессиленно падал вечером в кровать, и хотел видеть своих мальчиков в телефоне, а не таращиться на потолок комнаты.
– Ух! Шалунишка! – встряхнулся Харви, увидев задорный провокационный снимок обнаженного татуированного истинного, и снова чмокнул в чудный курносый носик Джесси.
Очень знойный тройничок обернулся для них каким-то странным откровением, как будто пазл сложился, щелкнул тумблер, и мир обрел спокойствие, равновесие и пресловутый буддийский дзен, заиграл радужными бликами счастья. Умиротворение, спокойствие, радость накрыли их куполом, и эта гармония была видна со стороны. Они двигались как два магнита, эти взгляды и ласковые прикосновения накаляли обстановку вокруг них, и это заводило всех сторонних наблюдателей.
Боб неловко покраснел и отвернулся, Тим его приобнял и незаметно просунул руку в трусы, жамкнув за жопу, за что тут же получил ощутимый тычок под ребра. Говард, не отрываясь, смотрел на Брюса – тот снова краснел-бледнел, покрывался пятнами и тоже хотел бы сделать как Тим, но знал, что ему как раз не светит и не греет тут ни с какой стороны. Только сдаваться Говард не собирался – вон сколько парочек уже нашли друг друга на проекте, а он чем хуже, тем более видел каждое утро и вечер эти незаметные взгляды, которые бросал на него Брюс. Ну, хочет медленно, будет ему медленно. Говард и не столько ждал без единой надежды на взаимность в своем поселке. Но больше даже, чем запустить руки в штаны, ему хотелось склониться и поцеловать Брюса в шею. Занюхнуть его запах там, за ухом, и лизнуть кожу… Говарда до трясучки заводила скромность и явный интерес этого альфы, но боязнь спугнуть зарождающееся притяжение держала его хрен в узде.
Инди с Вуди держали оборону до последнего. Делали вид, что ничего их не связывает, но это стоило им больших усилий и совершенно не работало.
– Боже, Хайви! Я ж’ать хочу! Твой бойщ еще два часа будет готовиться! Сделай мне ми… млет, что ли?
Джесси единственный не боялся разрушительной творческой силы Харви и мог вот так запросто ему под руку что-то сказать, когда тот агрессивно и упоенно колдовал у плиты. Он уже точно знал, что этот ураган наизнанку вывернется, но сделает так, как он попросит. Он мог просить Харви даже звезду с неба достать, и тот бы достал. Но Джесси не нужно было. Умиротворение и гармония, окутавшие их пару даже в отсутствие Дарена, благотворно сказывались не только на них, но и на всех окружающих.
Глядя в телефон на умильно скорченную рожицу Дарена, Джесси понял, что вечером придется просить Харви о неожиданном. Если тот хотел дождаться встречи с Дареном, никуда не пристраивая свой кукурузный початок, то придется Джесси пристроить кое-куда свой. Он знал, что Харви не откажет, и это будет очень даже интересный опыт для них обоих.
– Да ты ж мой котичек! – громогласно воскликнул Харви, лязгая огромной сковородой и обводя взглядом оставшихся участников. – Кто будет яишню, а кому омлет?
Боб, Брюс и Джесси, сделав вид, что не заметили оговорки, пожелали омлет, а остальные яичницу с беконом и овощами, и Харви, развив бурную деятельность, вскоре накормил всех, а Джесси даже с вилочки, посадив на колени. Что странно – тот даже не сопротивлялся и вел себя так, будто ничего естественнее нет. Джесси казалось, что он всю жизнь к этому шел, шел и наконец-то пришел. Хотя с Харви напрямую у них ничего не было, но ближе него он никого и не знал. Будто потерянный старший брат – ну, скажем, многоюродный брат, ибо то, что он собирался сделать с ним вечером, чтобы порадовать Дарена, на родственные связи никак не тянуло.
Мистер Бошен только и делал, что довольно улыбался, глядя с экрана, совершенно не встревая в процесс. Ему было приятно оказаться свахом, и он не жалел ни об одной монете, потраченной на шоу. Все, что возникало там, было не срежиссировано, не запланировано, не сыграно, но тянуло на крутой боевик, роад-муви и просто фонтанировало живительным родником среди новостей о крахе экономики, падениях и взлетах мировых звезд и событий.
– Ну, йяз все здесь соб’ались, то я объявлю планы на сегодня. Мисте' Бошен йешил п’овести фотосессию с животными, ну, знаете, как нашумевшие календайи с пожа’ными. – Джесси прожевал вложенный в рот кусочек омлета, погладил по волосатой руке Харви, поерзал у него на коленках, зная, что тому это будет приятно, и продолжил: – Фотосет – ню. Вы, конечно, можете отказаться, но помните, что з’ители, кото’ые за вас голосуют, могут быть п’отив. После обеда п’иедет съемочная г’уппа с животными, будьте готовы.
Когда Брюсу сказали, что сниматься он будет с альпаками, причем обнаженным, как и все, он сначала не поверил, однако из трейлера, остановившегося внутри двора, сначала вывели коня, а следом – двух милых альпак, напомнивших ему нафуфыренных подкрученных омег из бухгалтерии офиса, где он работал. Конь достался Говарду – тот умел сидеть в седле, и Брюс, раздеваясь у дерева, где его ждал один из фотографов, не мог не смотреть, как грациозно Говард взбирается на животину. И он признался себе потом, что засмотрелся на изгиб его позвоночника и крепкое, литое тело.
– Обнимите их, – сказал фотограф, настаивая камеру и поправляя отражатели.
Переступив босыми ногами по мягкой траве, Брюс обхватил продолжающую флегматично жевать альпаку за шею, а вторую подвели так, чтоб часть его зада была скрыта. Тем не менее ворчал он зря, ведь ему досталось не самое несексуальное животное. Альпаки оказались довольно милыми, но вонючими и приставучими: вторая альпака все время норовила то пожевать ему ухо, то облизнуть лицо, то понюхать подмышку, и постоянно напряженный Брюс внезапно оттаял, рассмеялся. Именно эти моменты подловил фотограф, нащелкав много кадров со смеющимся и счастливым альфой, обещая, что ничего крамольного в журнал не попадет. Он все-таки профи.
А Брюса в кои-то веки попустило. И, почесывая альпак, он хоть ненадолго забыл и про паскудного, предавшего его омегу, и про случившееся с Говардом. В голове мелькнула мысль, что раз уж он здесь, то заработает деньги впервые на свои хотелки, а не для обожаемого Лоиса, который только и ждал, когда можно будет наставить ему рога.