Текст книги "Двенадцать друзей Бошена (СИ)"
Автор книги: Влада Багрянцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Я на групповое порно не подписывался, – произнес Дарен, заинтересованно подглядывая на гладкие ноги ведущего в коротких шортах. – Или это было маленькими буковками?
– Мисте' Бошен 'ешил, что сегодня мы должны по’адовать з’ителей цветом, – ответил тот. – Цвет исцеляет и п’идает сил и эне’гии. Сейчас мы снова вытянем ж’ебий и 'асп’еделимся по па’ам.
– Один участник останется без пары, – произнесла закутанная в балахон фигура с экрана. – Джесси, вы с Дареном работаете вместе.
– Где я так наг’ешил? – возмутился ведущий, взмахнув банкой краски для боди-арта и выплеснув немного на рубашку стоящему позади осветителю. – Почему опять с ним?
– Вы хорошо смотритесь вместе, – ответил Бошен спокойно. – Тем более Дарен художник, если мне не изменяет память. А вы прекрасное полотно для набитой руки.
Дарен посмотрел на фигуру с благодарностью, а на напыжившегося Джесси с торжеством – похоже, таинственному мистеру приносило удовольствие наблюдать за фырканьем ведущего, которого научился доставать пока только художник. Видимо, омега не только по рождению, но и по призванию, Джесси привык наслаждаться комплиментами и восхищением со стороны альф, выбирая себе в поклонники людей обеспеченных и галантных, способных оценить его ухоженность и цветение по достоинству. Нагловатого Дарена он бы в обычной жизни и не заметил, сочтя за творческое быдло.
Брюс, которому в непрозрачной вазе нащупался камушек такого же цвета, как и у Элмера, внутренне порадовался – хоть не с Говардом. Рядом с ним он начинал чувствовать себя не то что не в своей тарелке, а не на своей планете.
– Ты меня или я тебя? – спросил Брюс и тут же поправился, глядя, как манерно выгнулся в кресле белый, как брюхо горностая, целитель. – Хотя чего я спрашиваю? Что там у нас?
– Леопард, – покрутив в пальцах карточку с заданием, протянул Элмер.
– Хуярь его тупо золотой краской и черные продолговатые точки рисуй, – подсказал Дарен, осматривая фронт работ – Джесси, поджав губы, скинул майку и уселся на край дивана.
– Точка может быть продолговатой? – хмыкнул Харви. – Это уже запятая тогда.
– Ну лепи как придется, пятно и есть пятно. – Дарен зажал в зубах кисть, свинтил крышку тюбика «жидкого серебра» и подмигнул Джесси. Тот, поджав и ноги, фыркнул.
Харви устроился рядом с Элмером, поэтому Брюсу, пока он грунтовал свой арт-объект краской, было прекрасно видно, в какое замешательство пришел Боб, взглянув на карточку с изображением слона. Как изобразить на теле человека это животное, он сообразить не мог, но Харви, раскорячив босые ноги и угрожающе наставив на партнера по искусству бугорок под облегающими боксерами, сказал, что раз хобот у него большой, то лучше рисовать прямо сразу харю слона.
– Короче, вот тут лицо, то есть морда, то есть башка, – он обрисовал большим пальцем окружность по животу и поднялся к груди. – Тут уши. Глаза ему тоже присобачь. А хобот типа плавно спускается вниз и прячется. Типа. Правильно же?
Боб, кивнув, плеснул на его живот серой густой жидкости и принялся размазывать ее.
– Да не дергайся ты! – заметил Брюс, заталкивая свою порцию цвета в пупок целителя. – Не так уж и противно.
Краска подсыхала быстро, и он оглянулся на расположившихся за спиной альф: Индиана тщательно выводил на теле Вуди узоры мехенди, сплетая из них диковинных птиц, Олби раскрашивал Тима под одно из полотен Ван Гоги, а на спине Говарда расцветали под рукой Шона павлиньи перья, похожие на синие пупырчатые огурцы.
– Щекотно? – с придыханием спросил Дарен, обводя сосок Джесси кончиком кисти.
– Те’пимо, – ответил тот, вздрагивая.
– А чего дергаешься? Холодно?
– Жа’ко, – вызывающе произнес Джесси, и Дарен растянул губы в ухмылке:
– Так я подую. – Сложил их трубочкой, готовый исполнить обещание, но Джесси воспротивится, прикрывая соски ладонями.
– Подул бы, что в этом ужасного? – прокомментировал флегматично мистер Бошен и посоветовал Дарену в следующий раз не спрашивать, а сразу делать.
Закончив плодить на теле Элмера «продолговатые точки», Брюс отошел на шаг и приосанился горделиво – труды не прошли даром, Элмер хоть и выглядел по-идиотски, но на леопарда похож был, однако, весьма чахоточного.
– Цвет странный, – сказал он, на что Элмер, как бы невзначай повернувшись к камере, проговорил:
– Ничего не странный, очень красивый цвет. Как у моей новой настойки из меда на муравейнике.
– Чего-о? – обернулся Харви. – Ты сделал настойку на жопах муравьев?
– Да нет же! – произнес целитель с досадой, объясняя как пятилетке: – На муравейнике! Муравьи строят дом из подручных средств, собирают весь мусор леса, а он оказывается обычно очень полезен, там и сухие стебельки лечебных трав, и шелуха, и… В общем, это новаторский рецепт. Свежая струя для печени и щитовидки.
Он объяснял и объяснял, до тех пор, пока все не закончили и не выстроились перед экраном на суд мистера Бошена, который, оглядев всех, сказал:
– Слон великолепный. Он напоминает мне картину позднего экспрессиониста «Отражающаяся в помойной луже невероятно мерзкая бородавка бомжа».
– Это вы про глаза? – заметил Боб, из-под руки которого и вышел этот шедевр. После царствования он как-то незаметно расслабился и перестал дергаться по поводу и без. – Так он щурится просто. Устал. Весь день катал махараджу, вот, прилег отдохнуть.
– Чудные пропорции! – продолжил мистер. – Объявляю победителями пару Боб-Харви. Вы можете выбрать свой приз: свидание на крыше особняка с блюдами из лучшего ресторана или прогулку на парапланах вдоль…
– Свидание! – одновременно сказали Боб и Харви и переглянулись.
– Я за пожрать, – пояснил Харви, Боб ответил:
– Я тоже не экстремал. Слона только отмой.
Устраиваясь на ночлег, Боб поглядывал на аккуратно складывающего на стул джинсы Говарда. На забитое крепкое тело и трусы с морской звездой в стратегически важном месте.
– Почему все здоровенные альфы носят смешные труселя? – тоже заметил Элмер, закутанный в одеяло по глаза. – Вуди, ты случайно не знаешь психологию этого процесса?
– Возможно, этим самым они пытаются сказать: «Смотри, я не такой уж большой и страшный, я люблю трусишки с котиками и фильмы про школьные войны»? – оторвался тот от планшета. – Или это попытка уйти от собственных комплексов или психосоциальных моделей поведения, когда «альфа должен», желание продемонстрировать готовность проявить нежность и внимание. Или какая-то детская травма…
Говард, замерший с подушкой с руках, произнес растерянно:
– Какие, блин, травмы. Мне их папа купил, десять штук пачка, выгодно было. А рисунок уж какой попался.
В динамиках затрещало вдруг, потом послышалось покашливание, и голос Бошена сообщил:
– Прошу всех участников пройти в большой зал. Внеплановый медосмотр в связи с непредвиденными обстоятельствами.
5
Альфы, зевая и ворча, собрались внизу, где их встретил не менее «радостный» ведущий с налепленными под глазами странными золотыми полумесяцами.
– Что за слизни? – спросил тут же Дарен, и омега цокнул, не изменяя привычкам:
– Это патчи. Они от темных к’угов. Я тоже соби’ался спать, но поступило сообщение от 'аботников волье’а с павлинами. Ут’ом они заметили змею, п’едположительно ядовитую, кото’ая могла п’оникнуть в дом незамеченной. Пока ее ищут, вас осмот’ит Энд’ю. Пожалуйста, п’оходите по оче’еди в кабинет.
– Змея? – Индиана хмыкнул. – То есть кто-то всерьез думает, что мы бы не заметили укуса?
– Мисте' Бошен не хочет 'исковать, – ответил Джесси недовольно. – Давайте, п’оходите. Быст’енько всем осмот’ят кожные пок’овы и отпустят.
Брюса эта вся бодяга не впечатлила, более того, она его смутила – альфы стояли практически в чем папка родил, разве что никого не рожают в трусах от Курвина Клюйна, какие, к примеру, были надеты на Вуди. Ладно, Вуди или Говард со своей морской звездой, но когда Харви подошел ближе, поправляя заваливающийся набок и норовящий высунуться из семейников орган, Брюс не знал, куда ему смотреть. Потому что кругом были либо задницы, либо проступающие сквозь ткань очертания причиндалов. А когда еще и Элмер наклонился, обронив телефон, Брюс подумал, что сгорит от стыда – почему-то в стрингах-ниточках был целитель, а стыдно стало ему. И он мог бы поклясться, что не смотрел туда, но по блеснувшему ослепительно-белому пятну понял, что анус себе Элмер отбеливает. Значит, хороший лекарь, раз на себе все настойки испытывает. Брюс вообще чувствовал себя не в своей тарелке – Лоис молчал, он в стане врагов, кругом одни альфьи запахи и соблазны. Прямо свой среди чужих или чужой среди своих. Почему-то в бане он не чувствовал себя так – хотя и там могли быть геи. Что значит: лишние знания – лишние печали. Парни-то нормальные, и поговорить есть о чем, и по жизни они хороши – кто рукастый, кто мозговитый. Но вот знать, что они могут подобраться с тыла… Особенно этот Говард чаще всего служил раздражителем. И татушки его. И сам он – весь такой хороший, хоть к ранке прикладывай. Вон подойдет и непременно рядом усядется, будто места другого нет. А ведь Лоис хотел машинку. Обычную. Лучше посчитать, сколько ему для этого тут надо продержаться, – это отвлекает.
– Ох, е-мае! – воскликнул Харви, наблюдая, как в кабинет входит Вуди. – Что за прелесть!
– В бассейне не насмотрелся? – спросил Говард, усаживаясь на диван рядом с Брюсом и невзначай касаясь его коленом. Обратив внимание, как мило тот покраснел, понял, что дело выгорит, выходит, Брюс к нему неравнодушен.
– Там все в гондонах этих были на бошках, было как-то не айс, сам понимаешь, – ответил Харви, снова пристраивая свою дубину ровно. – А тут – цветник прямо. Слушайте, а змея эта… Почему ее павлины не заклевали? Или орать не начали? Странно это все.
Странно было не только это – хотя что может быть не странным на гейском шоу. Но вот что-то Харви тревожило – когда все собирались вместе, его просто преследовал знакомый запах. С детства знакомый. О-деда еще рассказывал, что все истинные так пахнут – по-родному, чем-то из детства. И Харви каждый раз незаметно принюхивался, чтобы определить, от кого исходит аромат.
– Любой каприз за деньги мистера Бошена, – хмыкнул подошедший Олби.
Вуди, поправляя трусы, вышел из кабинета.
– Он что, и в очко смотрит? – удивился Дарен, тоже приближаясь. – Змею типа ищет?
– Какой-то бред, – пожал плечами Вуди. – Не знаю, как это связано с укусами, но ощупал он меня везде.
– Прям везде? – спросил стремительно краснеющий Боб, собирающийся идти следующим. – Я трусы снимать не буду. Я такой контракт не подписывал.
Когда он вошел, прислушавшиеся альфы хором заржали, услышав: «А кто тут у нас такой миленький, а снимайте трусишки».
– Не буду снимать, – упрямо заявил Боб. – Осматривайте так.
– Что ж вы думаете, я изверг какой? Мне только кожные покровы осмотреть. Нет ли сыпи или аллергии. Больно не будет. Ну давайте через белье ощупаем вашу мошонку, нет ли увеличенных лимфоузлов в паху, к примеру… Паровозик чух-чух-чух, я яичко покручу…
Слушая голос врача, Брюс задумчиво почесал нос, Харви выкатил глаза, забыв поправить свой орган, и тот немного высунулся из семейников, затаившись у края.
– Харви, – кивнул на него Дарен, – у тебя несанкционированное проникновение. Наружу.
– Так и знал, что надо что-то поплотнее напялить, – сказал тот. – Вечная проблема с этими трусами… Кто следующий-то?
Боб выскочил весь взмокший и раскрасневшийся, буркнул всем «спокойной ночи» и отправился к себе.
Брюс шел после Говарда, которого общупали не по разу со всех сторон докторские руки, а зайдя в кабинет, он увидел и самого доктора – загорелого подтянутого альфу с уложенными на косой пробор светлыми волосами. Медицинская маска прикрывала нижнюю часть лица, а большие очки в роговой оправе – верхнюю. Альфа был статен, с красивым морским загаром, в возрасте и вид имел ироничный. Докторская белая шапочка была бы ему к лицу, если бы не лежала на столе рядом.
– Ехаем-ехаем, в чащу за орехами! – шутливо произнес он, взвесив в ладони сквозь ткань боксеров хозяйство Брюса, скукожившееся от стресса до позорных размеров. – Что ж он у вас такой пугливый? Вон как сжался.
– Не привык к такому вниманию. – Брюс вздохнул, позволяя доктору изучать твердыми умелыми пальцами мышцы груди и радуясь тому, что его натуральность никак не определяется на ощупь.
– Нужно приучать его к общению, так и до эректильной дисфункции недалеко… Дрочите?
– Когда? – заморгал Брюс, разглядывая мужественное породистое лицо под маской и улыбчивые глаза за черепаховой оправой.
– Не сейчас, разумеется, – усмехнулся доктор. – В принципе.
– А ну… Бывает. А что?
– Нет, ничего. – Пальцы скользнули выше, помяли плечи и даже слегка погладили. – Позовите следующего.
Недоумевая, Брюс покинул кабинет.
Альфы задерживались подолгу, но особенно долго пробыл Олби.
– Чего сказал тебе? – спросил Дарен, который шел последним.
– Что у меня божественное тело, – ответил тот растерянно. – Какой-то он чудаковатый – расспрашивал о моих предпочтениях…
– Профдеформация, – пожал плечами Дарен, открывая дверь. – Может, наш доктор – уролог и, кроме задниц, весь день ничего не видит… Доктор, вы уролог?
Дарена из кабинета доктор выпер сам, задержав меньше других – слишком много вопросов тот задавал.
– Короче, не ответил мне, уролог он или нет. – Дарен посмотрел на заснувшего на диване Джесси. – Какой он все-таки милый!
Брюс, тоже глянувший в сторону ведущего, не смог оценить сползшие на щеки гелевые хреновины, как и то, что спящий Джесси намочил обивку подушки слюной. Вот если бы это был Лоис… Но если Дарен находил ведущего милым даже в таком виде, это значило, что кое-кто уже вляпался в кое-что поинтереснее обычной симпатии.
Боб перескакивал через две ступеньки, торопясь снова принять душ – после ощупываний этого альфы ему хотелось отмыться. Он так дергался под руками этого Эндрю, чтобы тот не заметил отсутствие узла на члене, так глубоко дышал, что от этих феромонов и мускусного запаха у него начала кружиться голова. Он уже был готов к страшным последствиям. Даже к тому, что, обнаружив, как в стадо волков прокралась овечка, они вызовут полицию. Бить, конечно, не побьют, но жизнь ему поломают однозначно. Он даже мыслить не хотел, что пришлось его папке сделать, чтобы подменить документы и медицинские анализы. И как он себе представлял дальнейшее развитие событий – тоже не задумывался. Виноват, конечно, сбрендивший о-папка в желании отхватить легких денег. Но выполнял-то план он, Боб, а не кто иной. Когда небо не разверзлось и никто его за омежью жопу не схватил, он помчался в душ, смыть стресс и быстрее занырнуть в постель, хотя полагал, что заснуть вряд ли удастся быстро. Папку бы сюда, на его место… Чтобы покрутился ужом на сковородке…
Злые мысли жалили ровно до того момента, когда он вспомнил, каким он стал – его о-папа. И каким был. И как старался кусочек побольше и повкуснее подсунуть вымахавшему как альфа сыночку, пропадая днями на работе, хватаясь за любые подработки, лишь бы накормить и одеть его, неблагодарного сына. И что личной жизни у него никакой нет. От такого кто хочешь станет озлобленным и отчаянным. По-хорошему, пораскинув мозгами, Бобу надо было сливаться. Ну, недельку-две еще продержаться и как-то разонравиться зрителям, сделать что-то такое, чтобы его не раскрыли, но выпнули под зад. Вон Шон в день его коронования как себя чудесно показал с этой уборкой – Боб решил, что выйдет отсюда и найдет эти записи, чтобы вживую пересмотреть, как это было. А пока он сам очень слабо набирал баллы, потому что был «никакой» – это ему еще в школе говорили. Слишком трудно быть «каким-то», когда ты ни альфа, ни омега и все над тобой издеваются. Вот и привык быть серой мышкой.
Вообще-то участие в шоу о многом его заставило задуматься и начать меняться – в психологическом плане. Он теперь воочию убедился, что ничего страшного нет в геях. Что можно отдыхать вот в таких красивых и комфортных условиях, которые он раньше только на картинках и в интернете видел. Что он может отлично командовать даже здоровыми дядьками-альфами. И что он наконец-то действительно вырос и должен сам нести ответственность за свои поступки, а не сваливать их на того же замотанного и несчастного о-папу.
Из-за всех здешних альф, в отсутствии бет и омег, он пропитался их духом и видом, как сельдь в бочке рассола. Больше всего ему, как ни странно, импонировал хмурый и молчаливый Тим. Во-первых, они по возрасту тут больше всех подходили друг другу. Во-вторых, Тим был слишком серьезным, как о-папа, считай. Не то что балагур Дарен или громила Говард.
Поэтому когда, выйдя из душа, Боб, мокрый и распаренный, влетел прямо в гору мышц и это оказался Тим, Боб совершенно растерялся, узнав того, кто только что занимал его мысли, не удержался на ослабевших ногах и завалился вместе с предметом своих дум на пол. А поцелуй так и вообще вышел как-то случайно. Но так нежно, что последние мозги утекли на хрен в ноосферу.
Честно, он даже не собирался целоваться, но когда Тим, заботливо поддерживая его за жопень, прошептал: «Как ты, Бобби?» – Боба от нежности и запаха можжевеловых шишек обсыпало мурашками, а зад предательски хлюпнул.
После той уборки так некстати куда-то запропали таблетки, которые он должен был принимать, чтобы гасить свою половую принадлежность. Он и под кроватью искал, и под тумбочками, но они как в воду канули. И вот стоило только альфе посильнее сжать его в объятиях – и как не было этих нескольких лет на подавителях.
Оказалось, когда горячее тело под тобой, а на заду такие же горячие руки, а губы в миллиметре от чужих – очень трудно соображать внятно.
– Я… я нор… – все, что он успел сказать, и Тим его засосал.
Они даже не пытались встать, так и лежали: голый Боб с полотенцем в одной руке – сверху и одетый в труселя после проверки доктора Тим – снизу. Альфа под Бобом просто пылал жаром и был каким-то… вкусным, что ли. Как мягкий пружинистый матрац, только с большими ладонями и сочными губами, исторгающими из его организма какие-то мурлыкающие звуки. Тело под воздействием всех этих факторов начало самопроизвольно извиваться, и их стояки и одно желание на двоих смутило обоих.
Тим вскинул взгляд на камеру и разочарованно крякнул. А потом жарко зашептал на розовое ухо:
– Тут камеры, а я не хотел бы, чтобы все видели, что будет дальше. А ты? Ты хочешь? Дальше?
Боб замер подстреленной двухметровой куропаткой и удивился, как это он растерял все свои мозги за пару минут, хотя до восемнадцати лет дожил вполне себе адекватным человеком. И внезапно понял, что хочет. Хочет дальше и глубже, но не так и не на камеру. Попробовать-то ему давно хотелось, да не нужен был никому такой недоальфа. И он просто молча кивнул.
Конечно, он рисковал многим: как только Тим почувствует, что зад не альфий, а со смазкой, как только нащупает, что узла привычного на нужном месте нет, так и поднимет скандал. С другой стороны, если сделать это в темноте и не давать ему трогать свой член, то, может, и обойдется.
Боб прижался к самому уху Тима и зашептал сбивчиво, краснея до выступивших слез:
– Только я ни разу еще… понимаешь?
– Ох, бля…
Тим шевельнулся, и Боб почувствовал, как член – который, наверное, и правда был длиннее, чем возраст альфы, – стал еще больше. Если бы не голый зад перед камерами, Боб бы и не стал подниматься еще долго. Но он боялся, что его выдаст густо выделившаяся смазка.
А Тим подумал, что первый раз такого красавчика не заслуживает случиться перед камерами и в душевой кабинке. Хотя его поднимающийся член думал совершенно иначе: разложить и поиметь целочку. Заклеймить и поставить на нем метку: мое!
Трепетное тело в его руках, не жеманничающее, не карикатурное, просто очень нежное и юное для альфы, хотя и большое по комплекции, тянуло к себе почище наркотика, и выпускать его из рук не хотелось. Тим даже забыл про причину своих неудач и думал только о Бобе.
– Глянь, сконтачились, – улыбнулся Харви, показывая на экран телевизора.
Естественно, оператор все внимание уделил самому интригующему моменту. Основная масса участников шоу уже улеглась обратно спать, и только Харви с Дареном сидели в холле.
– Вот молодец, – похвалил Харви, когда увидел, что экран стал черным, – додумался выключить свет.
Он наконец-то понял, от кого исходит этот запах, и очень этому удивился. Никогда бы не подумал, что его истинный будет кем-то вроде Дарена. И сейчас сидел в полном раздрае, анализируя и запах, и обстоятельства, и поведение художника, думая, как бы потактичнее ему об этом сообщить.
Но звуки, доносящиеся из душевой, очень вдохновляли, особенно в такой опасной близости с истинным.
Вначале это были очень тихие, но красноречивые стоны, судя по голосу, Боба. Затем его же хныканье и поскуливание, потом он бормотал что-то неразборчивое, торопя Тима, а потом так вскрикнул, что у Харви скрутило в паху. А когда с экрана донеслись влажные чмокающие звуки и кто-то заскулил, Харви охнул и зажал член между ног, неловко поерзав на диване.
– Ну потерпи, потерпи, сейчас пройдет! – на всю комнату разнесся тихий хриплый шепот Тима.
Поцелуйчики, влажные шорохи и прерывистые вздохи, по которым непонятно, плачет кто-то или наслаждается, создавали такое сексуальное напряжение, что Харви был готов кончить и без визуального сопровождения.
Закончилось все там довольно быстро писком, длинными стонами, сорванным дыханием, и пилот даже зауважал Тима – молоток, без одного звука кончил.
Вздохи и шорохи стали катализатором, который запустил процесс бурления гормонов во всех, кто имел возможность причаститься к этой сцене. Харви, повздыхав, многозначительно поправил ремень на штанах и покинул зал, зная, что с наскока такие вещи не делаются, а Дарен, разозлившись внезапно на самого себя, совершенно молча зачем-то продолжавшего под звуковую порнуху сидеть на диване, отправился на кухню. Звякая рюмками и переставляя емкости в мини-баре, он нашел наконец бутылку с джином, сгреб ее вместе с апельсиновым соком и вышел со всем этим на террасу, где уселся в кресло-качалку и занялся смешиванием ингредиентов.
Злился он на то, что в доме, где полно красивых и доступных мужиков, он не мог расслабиться – ни с кем из них. Хотелось изучать только один внутренний мир – омеги с родинками на изумительной заднице, которая была так же сейчас недоступна, как ядерное оружие для Африки. Можно подумать, этому Джесси не хотелось секса. С его-то задницей. Или хочет, но ломается? В памяти всплыла интонация, с какой ведущий обычно подстебывал его, милая и раздражающая одновременно картавость, и быстро налакавшийся Дарен ощутил прилив энергии и возбуждения. Подскочил, постоял с минуту, выстраивая вектор движения, а затем зашагал к комнате Джесси. Тот открыл со второго стука, придерживая кружочки огурца на лбу.
– Джесси, Джесс, скажи: маленький цифровой ревербератор реверберировал, реверберировал, да не выреверберировал. – Дарен, прилепившись к косяку, не давал закрыть дверь сразу.
– Вот доебался! – цокнул омега, чуть не роняя от возмущения кружочки. – Давай ты сейчас уйдешь сам, ок?
– Пока все не полетело в талталалы?.. Джесси, пожалуйста, скажи «рыба».
– Селедка.
– Виноград?
– Изюм. Вали давай!
Джесси дернул дверь на себя так резко, что Дарен, не удержавшись, плюхнулся на пол и хорошо приложился об косяк головой. Поднимался он уже в другом расположении духа, далеко не игривом. Подцепил с пола огуречный кружочек, аккуратно положил на дверную ручку – по неизвестной причине – и пошел к себе. В комнате он добыл из сумки пакет с восковыми мелками, нашел среди них завернутый в бумагу уголь и вернулся к комнате Джесси. Тут, на стене, он и принялся рисовать ведущего в полный размер, стоящего на четвереньках, с похабно зовущей приподнятой задницей, в разодранных трусиках и с жалобно сдвинутыми бровями. Каждую капельку пота, стекающую по бедрам смазку, слипшиеся от слез реснички он выводил с таким остервенением, что сам почти кончил в процессе.
Да любой бы кончил, смотря на изображение молящего трахнуть себя Джесси.
– Вот это тебя накрыло… – послышалось за спиной, и кто-то отобрал у него уголек, уводя затем от стены. – Пошли на крышу, воздуха хлебнешь.
Ебаться желалось нестерпимо. Большой и уютно пахнущий кто-то – лицо расплывалось – весьма опрометчиво погладил его по плечу, когда они сели на скамейку, и Дарен, уже не задумываясь, на чистых инстинктах, которые вели его без включения мозгов, влез всем нетерпеливым собой на чьи-то колени, потерся стояком о стояк и вгрызся в раскрывшиеся под напором губы. Кто-то так же жадно вгрызся в ответ, ухватив его за шею, опрокинул на скамейку и перевернул на живот, стягивая джинсы до колен. Член стоял колом, работая домкратом, но то, что втиснулось ему в зад, по размерам походило на что угодно, кроме полового органа. На газовый баллон, например.
– Харви, сучара! – мгновенно узнавая, взвыл Дарен. – Я тебе разрешал?
Однако в последующие разы, когда его рот открывался, из него доносилось лишь протяжное «да» и «вставь мне по гланды, выеби меня своей дубиной».
Шло хоть и почти насухо, на одной смазке, которую удалось выдоить из члена летчика, но было на редкость кайфово, видно, что летчик умел управлять не только самолетами. А когда на этом члене еще и начал набухать узел, распирая изнутри все, что можно, Дарен взвыл уже от какого-то оглушающего ощущениями оргазма.
Трезвея, но не до конца – ха, смотря до какого, – он поморгал, потрогал себя за укушенную ягодицу и отрубился.
Утром, выбравшись из собственной постели в том же, в чем его, судя по всему, и уложили, он охнул, оглядел пустую комнату и решил, что душ нужно принять как можно скорее. В коридоре он столкнулся с разулыбавшимся при виде его Харви, сощурился и предупредил:
– Если скажешь хоть слово, я тебе вмажу.
Харви улыбнулся еще шире – наверное, решил, что это такие брачные игры, принятые в творческой среде.
Пока Дарен отмывался в душе, не веря себе, что он не порван, цел, вытрахан на совесть и организм, в отличие от мозгов, счастлив и сыт, выматерил шепотом всех, кого знал, включая мистера Бошена, Джесси, который, облачившись в комбинезон, деловито закрашивал белой краской наскальную живопись на стене. Однако фото этой стены уже разошлось по рукам, и сам Джесси, хмыкнув, сохранил его в папке ноутбука под названием «мое».
За завтраком те, кто вчера активничал в плане секса, сидели как мыши под веником, в отличие от тех, кто узнал о ночных приключениях из рейтингов и комментариев. Все-таки актеров среди потрахавшихся не было, и знать, что все это снималось на камеру, для простых участников шоу было и странно, и стыдно. Хотя и приятно. Тим теперь ходил за Бобом как приклеенный, и даже те, кто пропустил ночной сеанс сексотерапии, уже догадались и порылись в комментариях к выпуску, чтобы знать практически все подробности, и теперь усмехались, перешептываясь, а некоторые и завидовали. Харви тоже было попытался присоседиться к Дарену, но тот так зыркнул, что сразу стало понятно: зая не в духе.
«Понял, не дурак. Дурак бы не понял», – подумал про себя Харви, а сам наклонился к отвернувшемуся Дарену, вклинившемуся за стол между библиотекарем и целителем, и прошептал на ушко:
– Зая, ты не думай, там было темно, и никто тебя не разглядел.
Хотел было добавить про Джесси, но решил не при всех. И так зая нервничал.
А у Харви было чудесное, просто волшебное настроение: когда он шел мимо закрашивающего рисунок ведущего, разглядывая, как аккуратно и враскорячку медленно идет впереди Дарен, Джесси отложил кисточку, глянул на каракатицу и следящего за ним любовно летчика и подскочил, внезапно целуя того в щеку.
Это было неожиданно. И Харви почему-то подумал плохое.
– Знаешь, Джесси… – он виновато развел руками, – я вообще-то не по омегам, но против тройничка ничего не имею. Только давай так – тебя будет жарить Дарен, а я – его. Прикинь, как ему будет, а?
Джесси раззявил рот, закрыл, открыл, закрыл и снова открыл, покраснел и юркнул к себе в комнату. И только тогда до Харви дошло, что, может, Джесси не это имел в виду. Он даже к завтраку не вышел. Но испортить настроение Харви не мог никто. Даже прилипчивый Элмер со своими лекарскими лекциями.
– Никто не видел мой носок? – Брюс смотрел на переглядывающихся и улыбающихся участников шоу и подмечал, что так или иначе все стали стабильно садиться одинаково, и это походило на создающиеся парочки. – После каждой стирки постоянно не нахожу по одному носку. Чертовщина какая-то. Лучше бы, тварь такая, старые трусы сожрала, которые уже стыдно носить, но жалко выкинуть.
Он посмотрел на разные носки в обеих руках – один серый, другой черный, и грустно сказал:
– Властью, дарованной мне, нарекаю вас парой.
Натянул носки, помыл руки и сел за стол рядом с Харви, нарезающим себе бутерброды.
– Раньше, когда были активаторные машинки, винт цеплял какую-то шмотку и рвал ее в лоскуты. – Харви говорил серьезно, но глаза его выдавали. – Теперь такого нет, но белье боится и по старой памяти ныкается в пододеяльник или под резинку.
– Да ты, дедуля, поди, и динозавров видел? Раз про такие машинки знаешь? – расхохотался Шон. – А ты как, можешь похвастать богатством? Не этим, тут ясно. Другим. М?
Харви и это не испортило настроение. Он был счастлив, по-настоящему счастлив после долгого одиночества. Он чувствовал, что нашел то, что давно искал. Осталось завоевать заю. Например, юмором.
– Не хочу хвастать, – приподнял брови он, тщательно отпиливая тонкий пласт жесткой бастурмы для бутерброда, – но Гилли Бейтс и я суммарно имеем сто два миллиарда долларов и девятьсот семьдесят два рубля.
Смешки не сразу, но посыпались, и просыпающиеся альфы дружно заржали.
– Ты вот смеешься, а Харви уже два раза присунул. А ты еще ни разу. Так что кто тут еще лузер, – сказал Шону, отсмеявшись, Говард.
Ему тоже очень хотелось бы, и даже не столько секса, сколько тактильных нежностей, но Брюс ходил смурной и раздраженный, и Говард никак не мог понять почему. А подкатывать к мрачному альфе – то еще уравнение на икс, игрек и йот.
К середине недели альфы вспомнили про баню.
– Это не баня, – проговорил Харви авторитетно. – Это сауна. Финская.
– А разница? – спросил Элмер, вышедший в холл в белоснежном халате.
– Разница в том, что в бане влажность выше – тело прогревается быстрее, и влажный жар переносится труднее, чем сухой. У кого-то есть проблемы с сердцем?
Боб, ерзающий на диване рядом с влюбленно зыркающим на него Тимом, сообщил, что у него проблемы и он не пойдет. Тим сказал, что тоже не пойдет, и все сразу поняли, что эти двое явно не посуду мыть вместе будут. Отказался идти и Джесси.
– Почему? – спросил Дарен со скрытой надеждой, и Джесси, дефилирующий на кухню со стаканом недопитого сока, искренне фыркнул:
