Текст книги "Двенадцать друзей Бошена (СИ)"

Автор книги: Влада Багрянцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Да’ен, ты тупица! Я омега. Ты ждал, что я пойду мыться с толпой альф?

Дарен вздохнул, провожая его задницу в коротких шортах взглядом. Харви, тоже вздохнув, положил руку на его колено и погладил утешающе. Дарен ничего не ответил, но и руку не стряхнул. Говард, наблюдающий за этой пантомимой, порадовался за этих двоих и посочувствовал Джесси, которого ждала двойная осада.

Жили они все вместе меньше двух недель, а чувство было такое, точно больше двух лет. Как-то быстро сплотились – видимо, на волне общего интереса отдохнуть от всей своей предыдущей жизни. Говард будто всегда смотрел, как сонный растрепанный Брюс потягивается с утра, как почесывает макушку, стоя у холодильника на кухне и отыскивая среди бутылок апельсиновый сок. Как он улыбается. Как рассказывает что-то, активно жестикулируя. Как – м-м-м… – занимается на беговой дорожке. И стоило им хоть на секунду скреститься взглядами, как Брюс отворачивался, словно смотреть на Говарда ему было неприятно. Так Говард поначалу и думал, пока не понял, что химия есть химия – его перемыкает рядом с этим альфой, а того в ответ, только Брюс пока этому противится. Но ненадолго.

– У меня есть настойка на шишках и лесных травах, – сказал Элмер, входя в предбанник и вынимая из кармана халата пузырек с мутной жидкостью. – Можно же ее на камни побрызгать, для улучшения дыхания?

– Давай посидим немного, – сказал Индиана, протягивая ему шапочку. – А потом побрызгаешь. Я слышал, первый заход должен без экспериментов проходить и не больше десяти минут.

На деревянных полках альфы расселись почти так же, как за столом, только Говард успел занять место рядом с Брюсом до того, как тот успел сигануть на противоположную. Там уже устраивались Олби, Индиана, Элмер и Шон с Вуди. Харви, почти влипший всем своим телом в худого жилистого художника, на роскошного сексолога даже не посмотрел при этом, а Говард намеренно широко расставил ноги, касаясь бедром Брюса. Отодвигаться тому было некуда – с другой стороны раскинул ноги Харви, подпирая его колено своим. Другим он подпирал Дарена.

– Чо ты жмешься все ко мне? – возмутился тот.

– Нравишься ты мне, сильно, – признался Харви.

– Это ты как понял? Сразу после секса? – Дарен попытался отодвинуться, но лапища Харви легла ему на талию, а к уху прижались горячие губы, вызывая неуместные сейчас ощущения – полотенце и так было коротко:

– И это тоже. Признайся, ты же так никогда еще не кончал. Ни с кем. И нижним никогда не был, сам говорил, а тут полез, и мне башню сорвало. Бухло тут ни при чем. Джесси ты тоже хочешь, но мы с тобой точно истинные, со мной никогда такого не было, клянусь… И запах твой, и…

– Что ты несешь! – зашипел Дарен, которого и правда снова начинало плющить от близости его тела. – Какие, на хуй, истинные, ты в это веришь?

– Смотри, у нас родинки даже одинаковые! – Вторая рука Харви поползла по его бедру, приподнимая полотенце и поглаживая россыпь родинок. – Вот, у меня такие же, смотри…

– Уф, жарко, блин, – произнес Олби, смотря на них и стирая со лба пот снятой шапочкой. – Температуру нормальную выставили? Мы тут не откинемся?

– Нормальную, – ответил Шон. – Вроде. Я в саунах был, пока никаких поводов опасаться.

– Да-а-а, жарко, – повторил Харви, с трудом убирая руки, и спустя десяток минут скомандовал выбираться наружу.

Вышедшие в предбанник альфы вытерлись полотенцами, прогулялись у постройки вокруг небольшого бассейна и вернулись на полки, рассевшись, как и до этого. Элмер деловито расплескал на раскаленные камни в углублении за полками вонючее нечто, по запаху напомнившее Говарду остывающую навозную кучу. Однако никто не жаловался: Шон сидел с закрытыми глазами, явно кайфуя, Харви что-то снова доказывал Дарену вполголоса, Индиана спорил с Олби о пользе какого-то научного труда, а Элмер с Вуди обмахивались шапочками. Брюс сидел непростительно близко, такой мокрый, такой горячий и раскрасневшийся, что Говард решил перейти к новому этапу отношений. Того, что Брюс вмажет ему при всех по морде, Говард почему-то не боялся, потому и мягко, но уверенно, скользнул ладонью под его обмотанное вокруг бедер полотенце, сжимая аппетитное полукружье. Брюс, повернувшись, глянул на него ошалело, как в бреду, приоткрыл губы, явно чтобы выразить свои соображения по этому поводу, но не успел – остановил его Элмер, стукнувшийся лбом об пол.

– Да ебать его в пятку, этого целителя! – заорал Харви. – Что он там хуйнул на камни?

Говард, среагировавший быстрее всех, подхватил обмякшее тельце Элмера на руки и толкнул дверь ногой.

– В бассейн его! – крикнул Дарен, и Говард, в два прыжка оказавшийся у бассейна, разжал руки.

Элмер пошел ко дну сразу, пуская пузыри, а Харви открыл рот от удивления:

– Вот это методы у тебя!

– Наверное, можно доставать, – сказал Говард, спускаясь в воду и выныривая вместе с уловом на поверхность.

– Переборщил немного с эфирными маслами, – пробубнил Элмер, лежа у бортика и отплевываясь. – Надо было концентрацию делать меньше.

– Все, парни, на сегодня хватит, – сказал Харви. – Можно и пивка попить.

Говард обернулся, встречаясь с Брюсовыми по-прежнему охреневшими глазами – и тот снова отвел взгляд, но не так быстро, как обычно.

Бобу, конечно, было больно первый раз, но результат того стоил. И Тимова нежность, при его габаритах бывшая чем-то из ряда вон, и огромные лапищи – все это возместило и довело до первого оргазма, и с дрочкой тут сравнения не было никакого. Теперь тело помнило все и хотело повтора, наливаясь истомой, стоило только посмотреть в сторону этого альфы. Его взгляд мог прожечь в Бобе дыру. Но в ту ночь, когда он должен был заснуть без задних ног после первого в своей жизни секса, Боб проворочался до утра, сожалея о сделанном. Потому что, начав врать, он уже не мог остановиться. И даже его первый секс строился на обмане. Тим-то хотел себе альфу. Боб не знал, как смотреть в глаза обманутому им альфе по многим причинам. А Тим теперь отлипнуть от него не мог и провоцировал прикосновениями, поглаживаниями, взглядами. Бобу хотелось провалиться нахрен под землю. И когда утром, ожидаемо, позвонил о-папа и, звеня от ненависти, истерически отчитал за блядство – как ему теперь в глаза окружающим смотреть, его сын, весь в а-отца, трахался на всю страну.

Папа много говорил, но Боба заклинило, и он благополучно после первых, самых едких фраз и двух слезинок, брызнувших непроизвольно, впал в какую-то прострацию, слушая голос папы как белый шум. Он думал, что, кроме самоедства, никто не может сделать ему больнее. Оказалось, может. Боб положил орущий телефон на подоконник, оперся на него руками, а лбом в стекло и бездумно смотрел в яркие цветные пятна за стеклом. Когда трубка замолчала, он взял ее в руки и ответил:

– А что ты хотел, обманывая всех? Ты хотел денег? Так я их тебе зарабатываю. Поднимаю рейтинг. Но разве тебе угодишь… Ты первый это начал. А теперь я буду все расхлебывать.

Боб нажал на кнопку, выключая телефон. Потом достал из него симку и засунул ее под чехол. Он облажался. По всем статьям. На всю страну. Папа его стыдится и ненавидит. Тим тоже будет. Страна на него дрочит и презирает. А еще надо сделать тест на беременность. Пусть его организм под воздействием препаратов и заснул на время, но исключать такой подставы все равно нельзя. И уйти с проекта нет смысла. Все уже сделано, ничего не изменишь.

«Сходил, бля, за хлебушком», – подумал он и всхлипнул, так себя жалко стало. Так хотелось уткнуться Тиму в плечо, чтобы не быть один на один со своим горем в этой жопе, и когда это произошло, когда руки Тима его развернули и прижали к себе, мягко гладя по волосам и что-то успокаивающе шепча, Боб разрыдался не на шутку.

– Ну-ну, детка, тише. Тише. Я с тобой. Все будет хорошо.

От Тима пахло таким родным, веяло таким спокойствием, именно тем, чего Бобу в жизни не хватало – мужской руки, твердого плеча, отцовской ласки.

– Ничего теперь хорошо не будет, – покачал он головой, даже не замечая, что все из комнаты исчезли, оставив их одних.

– Папка наругался?

Тима позвал Харви, как только услышал визгливый голос из трубки и увидел, как побледнел мальчишка. Всем был хорош Харви – и опыт, и понимание психологии, и знал, когда надо помолчать, а когда уйти, вот только на нем самом это не работало.

А Тим пришел вовремя – иногда такое «вовремя» людям жизнь спасало. Боба тут все любили – за две недели успели к малышу привыкнуть – и оберегали негласно. И радовались за эту парочку.

Пока Боб отрыдался – уже лежа на Тиме в своей кровати, промочив совершенно насквозь всю футболку на плече, он понял, что пора признаться, пока не стало еще хуже:

– Я должен тебе сказать.

Наклонился к самому уху Тима и еле слышно прошептал:

– Я о-м-е-г-а. – Ожидая, что его отшвырнут.

Но поглаживания рук не прервались ни на мгновение.

– Я знаю.

– Знаешь? И что?

– И все. А я вот пищу во время секса.

– И что?

Больше ни о чем не говорили: Боб всхлипывал, как маленький – впервые за долгие годы мог это себе позволить, – а Тим гладил его по голове, говоря, нет, настаивая, что все будет хорошо. Обязательно. Потому что он теперь рядом. Бывает же так, чтобы раз – и сразу втрескался?

– Наверное, – вытирая мокрые щеки о футболку Тима, проговорил Боб.

Когда его вызвали – лично, прислав смс на телефон Тима – в зал для разговора, он струхнул: вот и закончилось его счастливое существование на проекте. Бошен, конечно, все понял. Однако, когда он вошел, прикрывая за собой дверь, фигура на экране, сидящая в тени, махнула рукой, указывая на диван:

– Присаживайтесь. Хочу рассказать вам одну занимательную историю.

Боб сел, стараясь не показывать своего смятения, хотя выходило плохо – на лбу выступила испарина, ноги подкосились.

– Я вырос в семье консерваторов – мои родители придерживались строгих религиозных убеждений и воспитывали меня по всем законам морали. И наказывали за любую провинность – будь то опоздание к ужину или пролитые чернила. Да, меня учили чистописанию и каллиграфии, пока мои сверстники играли в футбол. Когда я подрос, меня отдали в закрытую гимназию – и только на первый взгляд она была тюрьмой, а на второй ты уже убеждался, что это и есть тюрьма. Домашние наказания там мне показались ласковыми пошлепываниями. Но, когда нельзя, хочется еще больше, верно? – Мистер Бошен откинулся в кресле, приглушая голос. – Там я впервые влюбился. В товарища, в альфу, потому что омег там не имелось, даже среди учителей. К сожалению, продолжать наши отношения после окончания учебы мы не смогли, постарались наши семьи, а потом, когда я встретился с ним, уже будучи взрослым, у него был любимый человек. Это дало мне осознать простую истину: будь счастлив уже сегодня, завтра может разрушить твои планы. Вы омега, Боб. Вы думаете, я не знал этого, приглашая вас на проект?

Боб открыл рот, сцепив пальцы в замок:

– То есть вы знали, что я омега, и все равно взяли? Но зачем?

– Так интереснее. У всех есть право на счастье. Я знаю все про всех участников, я неплохой психолог – и был уверен, что вы обзаведетесь на проекте своим альфой. Правда, не думал, что так скоро… Но это даже к лучшему: найти среди вас натурала – второстепенно. Мне нравится наблюдать за вами без какой-либо цели, не считая того, что я таким образом компенсирую себе годы, когда я был бессилен. А тут у меня целый проект – согласитесь, что это интересно?

– Да, но…

– Идите, Боб, и не беспокойтесь ни о чем – ваша тайна останется тайной, если вы сами ее не разболтаете.

Покинув зал, Боб на автопилоте дошел до комнаты, где его уже ждал Тим. Выслушав сбивчивый монолог, тот сказал, широко улыбаясь:

– Вот это да! Не знаешь, где выпадет счастливый билет! А я тебя еще обрадую – у нас в понедельник свидание. Харви отказался от ужина с тобой в мою пользу.

Все дни до голосования Боб ходил счастливо-пришибленный, и о том, что выгнали Элмера, узнал, только когда тот начал со всеми прощаться. Целитель неприязни ни у кого не вызвал, но было заметно, что еще пара приключений, вроде сауны, и он сам попросится домой. Обменявшись со всеми номерами, Элмер отправился собирать вещи и раздаривать оставшиеся настойки, а Тим, наклонившись к Бобу, шепнул:

– Пошли на крышу? Покачаемся в гамаке. Там типа звезды.

Типа звезды Боб и так мог посмотреть, только теперь, вдвоем, было куда интереснее.

6

В комнате Джесси было установлено зеркало визажиста – большое, квадратное, с яркими круглыми лампами по всему периметру рамы, в нем отлично замечалось каждое пигментное пятнышко и веснушка. Даже светлые крапинки в зрачках и тень от ресниц. Прекрасно заметны красные следы от засосов на шее и отпечатки пальцев на бедрах. Четко видна капелька смазки на головке члена, который, елозя по темной поверхности столика, оставлял на нем мутные следы.

– Наклонись ниже, детка.

Джесси наклонился – и стало также видно, что искусанные губы имеют неоднородный вишневый оттенок. Рука Дарена сместилась по бедру выше, и поверх нее легла другая – больше и крепче. И волосатее. В этот же момент толчки замедлились, Дарен, насаживаясь задницей на член Харви, почти вышел из омеги, проезжаясь по простате.

– Нет, не прекращай! – взмолился Джесси, подаваясь назад и надеваясь хлюпающей растраханной дыркой на Дарена. – А-ах!..

С ним творилось что-то невероятное: состояние напоминало течку, но соображал он лучше и чувствовал все, что с ним делали, и как гладили в четыре руки и целовали везде, пока не подтолкнули к столику и не попросили расставить ноги. Мокрое, пропитанное мускусной смазкой белье упало к ногам, с члена тут же упала одна капля, вторая, точно он и правда был в течке. А потом, по тому, как дернулся внутри член Дарена, Джесси понял, что прикольного в «паровозике» и вообще в сексе втроем – каждое движение Харви сзади отдавалось сладкой судорогой в них обоих, и в Дарене, и в Джесси. Удовольствие, помноженное на три.

– Еще немного, детка, еще немного, и ты кончишь, обещаю, – шептал хрипло Дарен, целуя его шею.

Джесси всхлипывал, чувствуя скорую разрядку, дрожал, запрокидывал голову ему на плечо, чтобы не видеть творящееся в зеркале волшебство, силясь продлить наслаждение, подступающее к самому краю, и впивался в край столика ногтями, зная, что немного, и…

– Джесси, ты на завтрак идешь?

Джесси сел рывком, прикладывая одну руку к груди с колотящимся сердцем, а вторую к бугорку под пижамными шортиками.

– Иду! – крикнул он стучащему Бобу. – Дайте мне одеться…

Рухнув на кровать, он зарылся головой в подушку и зарычал, что было трудно сделать, не выговаривая букву «р», матерно высказывая все свои мысли по поводу и Дарена, и Харви, и сна, и того, что ему не дали в нем кончить.

Стоя под душем, он на удивление легко словил волну сна и слишком быстро кончил, просто направляя упругие струйки воды на член и сжимая разгоряченный воспоминаниями анус, так, что колени ослабели и пришлось съехать по кафельной стене и сесть на поддон, чтобы не свалиться от блаженства. Это было очень, очень странно. Первый звоночек, что с ним что-то не так. Никогда раньше он не обращал на таких, как Дарен, внимания. Надо звонить своему психотерапевту. Но позже. Если такое еще раз повторится. Ну, или срочно потрахаться до звезд в глазах, чтобы забыть об этом как о страшном сне. Если он будет отвлекаться на этого клоуна, то мистер Бошен по головке не погладит. А потраченный на покупку новенькой ауди аванс за шоу надо отрабатывать в любом случае.

На традиционном сборе после завтрака – на который Джесси так и не явился, решив лучше привести себя в порядок, чтобы никто не заметил его состояния, в котором он сам еще толком не разобрался, – мистер Бошен лично объявил о сегодняшнем мероприятии на вечер. Джесси там присутствовал скорее номинально, ну и для красоты – сегодня он особенно постарался и выглядел невинным цветком в своем белоснежном костюме. Портило его состояние только одно – пребывание в зале Дарена и Харви, которых он тщательно старался обходить взглядом, но получалось плохо и портило оттопыривающимися брюками весь вид невинности. Хотя румянец на щеках как раз его красил. С совестью у ведущего никогда проблем не возникало. Чего хотел он, то и было правильным. В этот раз он этого не хотел, но… хотело его тело. Это заставляло нервничать.

– Доброе утро, господа, – искаженный программой голос с экрана заставил Джесси вздрогнуть и вернуться к работе и мыслями, и телом. – Сегодня у вас намечен один конкурс: перпендикулярное выражение горизонтальных желаний.

Альфы в холле напряглись.

– Господи, да танцы же! – хмыкнул Джесси, подсказывая, и половина отмерла, возрадовавшись, другая половина еще больше напряглась – те, которые не умели танцевать. Тупо топтаться на месте на дискотеке в поддатом виде – это одно, а так, чтобы на всю страну показать, как ты красиво двигаешься, – это со-о-овсем другое.

Среди напрягшихся был и Харви.

– О-о-о. Кошмар… Когда я танцевал, то был так неуклюж, что африканские племена до сих пор винят меня за засуху.

Альфы дружно поглядели на всегда невозмутимого и веселого пилота, оценили степень уныния, его расстроенную моську, и некоторые не сдержались, заржав.

– Блин! – Боб тоже был раздосадован почти до слез. Глядя жалобно на Тима, он признался: – Я умею танцевать, но в ритме шланга.

Тима смутить теперь, казалось, ничто не могло.

– Фигня, Бобби, главное – отдергивать свою ногу раньше, чем на нее наступит партнер. То есть я. Так-то я тоже танцую как медведь у цыган.

Боб вспомнил увиденное однажды вживую такое представление, когда жирная туша медведя прыгала с лапы на лапу, тряся жирными меховыми боками, и хрюкнул, засмеявшись.

– Уважаемые участники. Не забывайте, что мы на шоу и главное – п’едставление. И не устану повто’ять, что менуэт – ЭТО ТАНЕЦ! Не пе’епутайте! Тем паче что мисте' Бошен п’иготовил для вас т’ене’а-консультанта. Он покажет вам основные движения и поможет подоб’ать гайдейоб. Сейчас мы методом же’ебьевки ’асп’еделим вас на па’ы, после чего вы сможете т’ени’оваться с Викто́ом на к’ыше.

Джесси профессионально улыбался, подбадривая альф, а сам думал о пропущенном завтраке и мечтал только о том, чтобы добраться до кухни и успеть перед тренировкой вцепиться зубами в шмат колбасы или сала, если прожорливые альфы его еще не уничтожили.

– Ну что же, все выходим на к’ышу, там для вас п’иготовили гайдейоб, – распорядился он и незаметно увильнул в сторону кухни.

Открыв холодильник, он понял, что остался и без сала, и без бутерброда – прожорливая саранча подтачивала все готовые продукты, ленясь готовить себе горячие блюда. И тут же дал себе непреложное обещание сразу после примерки и мастер-класса приготовить супчик из курицы. Организм хотел нормальной еды и безбашенного секса, но приходилось довольствоваться малым.

Джесси на ходу проглотил ненавистный и очень приевшийся йогурт, вытер рот и выбежал на крышу, когда альфы уже вцепились в одежду, похлеще омег оказавшись тряпичниками.

Один Харви стоял на краю у ограждения и задумчиво поглядывал на вопящих в тени деревьев павлинов.

«Гайдейоб» оказался представлен огромным выбором костюмов различных расцветок и фасонов и даже на вешалках выглядел шикарным и разнообразным, с массой аксессуаров: ремнями, шляпами, боа и даже мягкими сапогами и лакированными туфлями. И все равно участники не могли определиться. Расхаживавший между ними танцевальный инструктор, представившийся Виктóром, с длинными светлыми волосами, убранными в хвостик, банданой и легкомысленным платочком, повязанным на шее в дополнение к белоснежному костюму, подчеркивавшему его фигуру и не скрывавшему возраст, подходил к каждому конкурсанту и помогал в выборе.

Попробовав с Джесси пару движений и убедившись в пластичности ведущего, сразу поставил его в пару к Дарену.

– Можно мне д’угого? – сразу же запротестовал омега, но Дарен, напяливший белый фрак, прижал его со всей страстностью умелого партнера по танго, и Джесси скис. Вернее, поплавился от жары, хотя на крыше было прохладно и свежо.

– Вы единственные, кто знает что такое басэ, – говоря слегка в нос, прогнусавил инструктор, и Харви, поставленный в пару к Вуди, которому на объект своей первоначальной симпатии было уже пофиг, обиделся:

– Как это, блин, единственные? Я знаю басэ. Это китайский поэт, у которого улитка ползает по Фудзияме.

– Нет, ты спутал Фудзияму, Басё и основные шаги в танго, – крикнул Олби, спину которого, видимо нащупывая потенциал, изучал инструктор.

Альфы, поначалу пытавшиеся понять, что тот им доносит, плюнули спустя время на смысл танца и начали колыхаться по залу, как половинки яблок в забродившем компоте, выделывая ногами такие фортеля, каким в балетных школах и не учили. Харви, впрочем, не сумел и этого, просто перетаскивая смирившегося сексолога из угла в угол, пока Тим обжимался с хихикающим Бобом под видом разучивания шагов, а Брюс испуганно смотрел на Шона, каждый раз оттаптывая ему ноги. Говард и Индиана долго не могли понять, кто из них ведущий партнер, сталкивались то лбами, то плечами, но в итоге тоже начали перемещаться под музыку в свободной форме, и издалека можно было подумать, что они не совсем трезвы. Один Дарен выкладывался на все сто, но чем больше он вертел Джесси, тем больше тот краснел, явно от злости, и кусал губы, а на завершающих аккордах отпихнул его и хлопнул стеклянной дверью, покидая крышу. Дарен, почувствовавший себя последним придурком, не мог предположить, что Джесси, запах парфюма которого благополучно перебил запах возбуждения, просто сбежал от него под холодный душ.

– Ай! – произнес на тех же аккордах Олби, поскольку инструктор согнул его колесом, откидывая на подставленное колено, отчего в пояснице что-то хрустнуло.

– Что такое? Растяжение? – тут же забеспокоился тот, ощупывая его в месте хруста и немного ниже. – Идите в смотровую, я вызову врача.

– Да я в порядке…

– Немедленно!

Вместе с ворчащими альфами Олби спустился вниз, затем вошел в кабинет и, стащив рубашку, лег на кушетку. Доктор Эванс вошел сразу после этого, деловито сообщил, что необходимо сделать лечебный массаж, пока не остыли разогретые мышцы, задвинул шторы и снял халат. Переворачиваясь на живот, Олби успел оценить крепкие руки с выступающими венами – личный кинк, когда доктор закатывал рукава рубашки.

– Расслабьтесь и не думайте ни о чем, – сказал Эванс, и Олби засопел, ощущая кожей большие, жестковатые, но ласковые руки.

От доктора пахло не лекарствами, как он думал, а свежим запахом дезодоранта, не перекрывающим запах альфьих феромонов, от которых бедного, лишенного подобных нежностей библиотекаря в первые же минуты расплющило. На последних, после того, как пальцы доктора дошли до его поясницы, у него уже был полноценный стояк.

– Давайте снимем и штаны? – предложил Эванс приглушенным бархатным голосом. – Будет удобнее. Вас… разминать. Если вы не против, коне…

Эванс замолк, уставившись взглядом в оттопыренную ширинку, когда библиотекарь, опустив глаза, принялся рассматривать ремень на классических черных реквизитных брюках. Олби, стащив их, бросил на стул, посмотрел из-под опущенных ресниц, и Эванс, приоткрыв рот, облизнул губы.

– Давайте и это тоже снимем, – добавил он, сноровисто стянув с него боксеры, и впился в податливый рот, раздвигая языком его губы.

– Так и что там, нормально все? – спросил Индиана, мимо которого Олби проходил потом, покинув кабинет.

– Замечательно, – промурлыкал на низких нотах Олби, который умудрился кончить, толкаясь членом в смазанную массажным маслом ладонь доктора.

Индиана, отвернувшись к экрану, вновь прищурился на ползущую внизу строку с комментариями зрителей:

fukai_toi

Боб + Тим = моё сердечко еле выдержало! ❤️ Прекрасная пара😍 спасибо вам за такую нежность и романтику!

lanah

Тройничку быть, если так захочет мистер Бошен. Куда Джесси денется.

Nat Z

А Элмера жаль: ((Он со своими настойками для всего на свете /даже для отбеливания очка/ такой был прикольный. Правда, слушать его никому не было интересно))) Посмеялся над сценой его спасения))) И желаю ему удачи!

JennyBolsh

Вот это да. Я за Тима и Бобби так рад! Словами не передать. Мистер Бошен меня удивил, думал, больной ублюдок, а нет очень милый чувачок. У мне мои шальные мыслишки подсказывают, вдруг мистер в кого влюбится?! Умный, богатый, добрый и, скорее всего, красивый Шугга Дедди, м-м-м.

Рейтинг ежедневно менялся, прыгал то вверх, то вниз, и Индиана, начавший внимательно поглядывать на Вуди, бесконечно строчащего в свой блокнотик или планшет, побаивался, что его рейтинг совсем упадет и придется уйти из шоу не солоно хлебавши. Ему не было страшно, что этот сексапильный знаток человечьих пиписок препарирует и разложит на молекулы его желания. Умный, серьезный, вдумчивый молодой человек сильно отличался от его бывшего Азиза, но, может, именно этим и притягивал. А как подкатить к такому хачапури с пикантной начинкой, он никак не мог придумать. Хотя, поразмыслив, Индиана понял, что Вуди скорее не восточный пирожок, а местный.

В конце концов он совсем запутался и решил составить план по соблазнению этого пончика в сахарной глазури. Просто так подойти и, как в детстве, сказать: «Ты мне нравишься, давай дружить» – он категорически не мог. Привычка думать по-восточному прочно осела в мозгах и предполагала извилистые, как русла рек, планы по завоеванию этой неприступной крепости. К слову сказать, он, любивший негу, созерцание и неспешность, в Азизе ценил совершенно противоположные качества. Но, кажется, именно они и привели к разрыву. Возможно, именно поэтому, положив глаз поначалу на Олби, он как-то незаметно для себя переключился на совершенно непохожего на своего бывшего Вуди. Иногда и сам ловил на себе заинтересованные взгляды сексолога, но с его опытом он прекрасно понимал, что это всего лишь интерес исследователя к еще не наколотой на иголку бабочке. С этим надо было что-то делать.

К обещанному свиданию, помимо нарезок фруктовых и ветчинных, шампанского и белого вина, доставили устриц на льду. Ужин на крыше, при свечах должен был стать самым романтичным вечером за все время отношений Тима с кем-либо, но маленькие выродки в костяном панцире испортили все, что могли.

– Как их есть, ты знаешь? – спросил Боб сразу, потому что принесший дары моря в сумке-холодильнике курьер сообщил, что есть их нужно в течение двадцати минут с момента подачи, пока они не издохли.

– Я не знаю, – сдвинул брови Тим. – Давай спросим у инета.

Первый же запрос выдал восторженный опус: «Специальной вилкой деликатно, чтобы не расплескать жидкость, отделяют моллюска от раковины. Бывает, что уже на кухне срезают ствол, который их связывает, тогда это вообще легко. Поливают лимонным соком или винным уксусом – на выбор. Круче всего проглотить моллюска одним махом, вместе с соком, но если устрица очень большая и края у нее неровные, а так обычно и бывает, то есть шанс немного пролить и испачкать свой безупречный костюм. То есть в этом случае можно сначала съесть моллюска, а потом выпить драгоценную влагу. Запить белым сухим вином – возможно, с легкими фруктовыми нотками, чтобы уравновесить кисловатый, морской привкус железа и замкнуть картину идеального бытия».

– Ебать-колотить, – произнес Тим, пряча телефон обратно в карман. – Давай картину блятия замыкать скорей, а то реально подохнут.

Сначала Боб держал моллюска, а Тим пытался аккуратно, как советовал шеф-повар из видеоурока, раздвинуть створки тонким острым ножом. Но чертов слизень, раненый этим самым инструментом, истек соком раньше, чем его вынули, и тогда уже Тим держал моллюска, а Боб ковырял его тупым круглым ножом. Тим, видимо от волнения, выпустил раковину из рук, и она, как ракета, стартанула в звездное небо, упав, судя по звуку, в вольер с павлинами. Птицы завозмущались.

– Заткнулись все! – заорал внизу Харви, и, судя по наступившей тишине, присели не только птицы, но и шумевшие у дома альфы, и Боб робко спросил, вытирая руки салфетками:

– Чего это он? Я думал, все спят уже.

– Это сюрприз. – Тим постучал устрицей о край стола, вздохнул. – Должен был быть, после ужина. Но раз уж так пошло, то… – Он поднялся, подошел к краю крыши, замахал руками и крикнул: – Эй, ребята, начинаем!

Прожекторы, скрестив лучи, высветили внизу возню, которая вскоре обрела форму: Харви и Олби лежали на террасе внизу странным углом, соприкасаясь макушками, Говард, вытянув руки, расположился боком, касаясь спины свернутого бубликом Дарена, прочие участники тоже были согнуты и скручены, упираясь напарнику по букве то в зад, то в подмышку, то в пах. Боб, прочитав «люблю», сложенное из мужиков в свете прожекторов под романтическую музню, обернулся к Тиму.

– Ты… Я…

– Короче, я тут подумал… – Тим подергал пальцами себя за нос, потом почесал макушку, переступил с ноги на ногу. – Ты мне правда башку снес, как текила, как… Короче, ты классный. Ты… Я…

Целовались они так долго, что устрицы все равно погибли, а потом есть их было нельзя, поскольку отравление белком считается самым опасным, да и, честно говоря, влюбленным не очень-то и хотелось.

Насмотревшись на чужие сюси-масюси, взгрустнули сразу пятеро: Брюс, который начал забывать запах парфюма своего омеги и его нежные руки, Говард, который начинал подозревать, что с Брюсом будет сложно, ведь тот шарахался от него, стоило приблизиться на метр, Джесси, который начинал инстинктивно облизывать губы в присутствии кого-либо из парочки летчик-художник, сам художник, растерявший апломб, и летчик, испытывающий состояние острого дискомфорта оттого, что Дарен страдает. И если Брюс снова свалил в тренажерку, Джесси отправился заедать переживания салатом из курицы, вытащенной из сваренного таки им супчика, Дарен взял альбом с углем и ушел на крышу, то Харви и Говард, простые, как пуговки на кителе, впали в уныние.

– Бывает же такое – раз, и все сразу так хорошо, гладко, как у Тима, – вздохнул Харви. – А у меня все через жопу.

– И у меня, – поддержал Говард.

Они сидели на террасе перед домом, смотрели в темноту и вздыхали по очереди, даже разговаривать было лень, но достаточно было и того, что просто уютно сиделось.

– Ладно, это все хуйня, – махнул рукой Харви, который не мог долго пребывать в унынии – Говард в этот раз специально засек, ровно три минуты и двадцать семь секунд. – Пока мы живем, мы… Что это за бугры?

Говард, всмотревшись, тоже увидел свежие холмики земли на ровном и прекрасном еще вчера газоне, который сейчас был испоганен.

– Похоже, крот, – сказал он, приподнимаясь и оглядывая зеленый луг с ровно постриженной травкой, тянувшийся до самого леса.

Харви, вскочив, устремился к буграм, не подозревая, что подземный вредитель постарался на совесть, изрешетив грунт под зеленой и сочной – еще вчера – травой так, что летчик, опрометчиво наступив на рыхлый холмик, провалился ногой в дыру, споткнулся и пропахал носом следующий точно такой же.