Текст книги "40° по Валентину (СИ)"

Автор книги: Влада Багрянцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Когда такси выехало со двора, Макар зашел обратно в зал и захлопнул балконную дверь. Хоть балкон и был застеклен, почти как и дома у Вали, все равно он задубел – пробыл там слишком долго, пока умника провожал. Плюс выкурил две сижки, и теперь его потряхивало. Прежде чем башку просверлило трелью дверного звонка, он успел кинуть в стиралку свитшот с пятнами от спермы и ебануть большую чашку крепкого кофе. Пьяный угар закончился еще под утро, а у Макара до сих пор мысли тараканами разбегались в ахуе от того, что они с Валечкой учудили. Не, ну Игорян ему по дороге в гипер накануне тусы признался, что в период своего пубертата они с одноклассником втихушку на порнуху родительскую подрачивали. А один раз они типа устроили, как там его, голландский штурвал. Макар тогда еще дико проржался над названием. Только у них-то с Валей не просто штурвал был, а чистый и светлый, как слеза принцессы, взаимный петтинг. У Макара подобных ощущений со школы не было. Да что там, вообще не было – это ж мужской половой хуй! Горячий, упругий, с колечком в уретре, блядь! Помимо очевидного, в груди тянуло от воспоминаний о поцелуях, и хотелось еще, хотелось прижать крепкое Валино тело к себе, такое не похожее на девичье, угловатое, с жесткими плечами и маленькими сосками, которые Макар с удовольствием облизал этой ночью. А днем, стоило только глянуть на раскрасневшиеся от уборки щеки и уши, в висках начинало стучать, как после норматива по бегу стометровки на время. И особенно Макар охреневал, когда Валя вдруг резко становился жадным и дерзким. Про Валину задницу он пока старался не думать, а то, что другой пацан так же резво лапал за жопу его самого, Макара как-то не смущало, потому что кайфа от обжиманий вдвоем в пустой квартире он получил столько, что сразу для себя все понял-принял. Вот таким подарочком под елкой осознание нагрянуло первого января вместе с похмельем. Так что пох, решил Макар. Он хотел Валю, и точка. Как там в мамкином старом фильме новогоднем говорилось – вижу цель, верю в себя, не замечаю препятствий. Только, проснувшись от того, что почувствовал ласковые касания на макушке, он понял, что цель у него – не просто потрахаться, как, наверное, до сих пор виделось Лёхе, и это пугало больше всего.

И все же, пытаясь успокоиться, Макар заварил кофе и допивал его, как раз когда в дверь позвонили.

– Здарова, шкет мой любименький! – врезалось громко в его правое ухо вместе с радостным смехом и поцелуями в обе щеки.

– Жанка, не ори, башка же болит! Привет.

Тетей он ее не называл – разница в десять с небольшим лет не располагала к таким вольностям. Когда бесила, называл тётькой по приколу. Жанка сняла чебураший рыжий полушубок, сшитый будто из старой советской игрушки, и тряхнула черными кудрями вчерашней укладки – если бы делала ей мамка, по совместительству старшая сестра, прическа еще бы день прожила как пить дать.

– Ну как ты тут, пиздюк мой? Не умер с голоду? Квартира, смотрю, целая.

– Ты охерела? И тебя с Новым годом.

Сели за барную стойку. Макар без вопросов поставил перед Жанкой банку пива и достал остатки печеночного торта из холодильника.

– Кто готовил? – сразу с наскока начала она.

– Да кто-то из девчонок притащил, я не помню.

– Ой, так вас тут много было? Я думала, вдвоем с кем-то отмечали.

Глаз у нее был наметан, как у хищной птицы. По ходу, сразу приметила и вымытую посуду, и чистый пол, и отсутствие какой-либо блевотины, и даже ровно расставленную мебель.

– И как зовут счастливицу-красавицу?

– Валя.

– Хорошее имя, доброе, – улыбнулась Жанка и выдула полбанки одним залпом. – А мою – Лёля.

– Пиздец тебе.

Жанка на его комментарий не обратила внимания, как будто ее личная жизнь никого тут не касалась. Да только вся родня любила посмаковать любые подробности: ко-ко-ко, как так, тридцать четыре, часики тикают, стакан воды кто будет подносить, и так далее, и тому подобное. У Макара уже самого глаза непроизвольно закатывались, стоило кому-то из родственников начать телегу: «А что там у Жанночки-то, после развода так и никого?» Трещала о красотах Праги Жанка не затыкаясь, спасибо, что хоть не на ультразвуке, но все равно громко, на эмоциях. Рассказывала о своем волшебном отпуске с этой самой Лёлей, как они мотались туда на католическое Рождество, а Новый год пришлось встречать в воздухе – из-за снегопадлы их рейс задержали. Листала фотки ночного праздничного города, селфаки со своей вполне даже симпотной бабцой, и Макару тоже хотелось поделиться впечатлениями, но он молча ковырялся в тарелке.

– Ты чего, шкет? Расстроился, что Деда Мороза нет?

А когда Макар поднял на нее взгляд, из ее голоса все смехуечки мигом улетучились.

– Ек-макарек! Ну-ка колись, чего там у тебя?

– По ходу, это серьезно, Жан.

– Ну-ка, пошли покурим тогда.

На балконе, стоя как цапля на одной ноге из-за холодного пола, она покосилась на Макара и спросила:

– Что, бабочки в животе? По глазам вижу.

– Ну допустим.

– Маме говорил про Валю? Вот Маринка-то обрадуется! А то все шляешься не пойми где, как мелочь.

Макар хотел было возразить, мол, а ты-то прям совсем взрослая тётька-мотька, но промолчал. Курил какую-то там по счету сигарету, выдувая дым в окно, потом вмял окурок в металлическую пепельницу и вперился серьезным взглядом в Жанку:

– Не обрадуется. Потому что Валечка не совсем девочка. Точнее, совсем не девочка.

Чтобы снять вообще все вопросы, Макар разблокировал смартфон и показал Жанке фотку из ватсапа, с которой голубыми глазищами Бэмби на них взирало серьезное Валечкино лицо.

– У-у, – протянула тетка, даже не вернув ему его же фразочку, брошенную пятнадцатью минутами ранее. – Ну что сказать… Велкам ту зе клаб, Макар Сергеич.

– И что?

– И все.

– Вот прям… все? – Антон засопел в трубку.

Валик застегнул молнию на сумке и ответил нехотя:

– Подрочили. Друг другу.

– Да ну на хуй! – Стало слышно, как Антон садится на скрипящий диван у себя на лоджии. – Ахуеть, Вэл, это не просто пообжиматься, знаешь, это уже серьезно. Поздравляю, чо, ты попал.

– Попал, – вздохнул Валик.

Антон еще понудел и поужасался происходящему, но быстро свыкся с мыслью, что его друг обзавелся столь нетривиальными предпочтениями. Выспросил, как оно вообще, понравилось ли ему, а потом Валик сказал, что ему пора, и отключился.

Во второй день января проснулся Валик рано, хотя первый автобус в ебеня был после полудня, до вокзала добрался вовремя, купил билет и занял место в последнем ряду у окна. Макар еще не писал, но Валик подозревал, что тот, ведя богемный образ жизни, еще спит и признаки жизни начнет подавать к вечеру. Так и случилось: сообщение пришло, стоило автобусу выехать на трассу. Полупустой салон к этому времени прогрелся, Валик расстегнул куртку и устроился с комфортом.

«Доброе утро, умник».

Валик закатил глаза.

«И тебе. Дня. Через пару часов пропадет связь».

«Звучит как "наконец ты отъебешься". И не думай))»

«(((»

«Не расстраивайся, Валечка, сейчас я тебе настроение подниму».

Валик ожидал очередного дебильного фото с бананом в сгущенке или пальцем в дырке пончика, но Макар прислал аудиозапись, где Лобода пела про чистые как небо глаза. Флешбэк он от одного названия поймал такой, что пересохло во рту и засбоило сердце, но на лице помимо воли растянулась улыбка.

«Поднялось настроение? У меня тоже. Хорошая баба эта Светуля. Сиськи – зачет».

«Я сейчас тебя кину в чс».

«Но ты все равно лучше любых сисек, Валечка. Тоже везде упругий».

Валик снял куртку и оттянул горловину свитера, вспотев сразу тоже везде. Послав в ответ подходящую картинку с пожеланием счастливого пути, он откинулся в кресле и уставился на мелькающие за окном деревья.

«Доедешь – напиши», – пришло через пару минут.

И Валик, удивляясь сам себе, написал: «Хорошо».

Зашибись! Еще немного, и он превратится в Антона, который звонил своей зае, как говорила бабуля, с утра не сравши. То есть мог продрать глаза и болтать с ней еще час, прежде чем встать с кровати. Валика подобное начинало беспокоить, но и греть душу осознанием того, что кто-то в данный момент сидит и думает, как он там. Не холодно ли ему, спит ли он или бездумно смотрит в окно. Или тоже думает об этом ком-то.

Любовь и голуби, блядь.

Помнится, мама рассказывала, как ее чуть не отбил у папы одноклассник Вася.

– Я в него почти влюбилась, – поведала она мечтательным тоном. – Такой веселый был, модный, джинсы-клеш, кудри изумительные, как у болгарина.

– Ага, пудель плешивый, – фыркнул тогда папа.

– Красавец был…

– Ага, а я вроде как урод.

– Ну дура была, ну! – оскорбилась и за себя, и за отца мать. – Ухаживал еще так красиво, розы дарил, на дискотеке лучше всех танцевал. Чуть реально замуж не выскочила!

– И что тебя остановило? – спросил Валик.

– Постригся он, налысо. Уши торчат, как у Чебурашка, шея длинная, тонкая – кукушонок. Как раз в зиму, еще и шапку дурацкую ему мать из Польши привезла, заграничную, но такую страшную, Валёчек. Бог уберег.

Вспоминая этот разговор, Валик представил Макара стриженным под ноль. Выходило вполне неплохо, брутально, нечто среднее между гопником и дворовым пацаном. Джинсы-клеш, возможно, смогли бы заставить его задуматься, но думать не моглось, и Валик, подсоединив наушники к телефону, прислонился лбом к стеклу.

В ебенях его встретил отец на машине. На заднем сиденье прыгала Варя, которая, стоило ему сесть в салон, повисла на нем, а потом чуть не залезла на голову. С отцом поговорили о том о сем, и по его настрою Валик понял, что те несколько дней, что он находился на одной площади с тещей, дались ему с огромным трудом.

– Бабуля опять грузила тебя своими подосиновиками? – поинтересовался Валик, снимая Варю с плеч.

В зеркале заднего вида отразился вымученный отцовский взор.

– Она летом надумала пасеку завести. Хочет выписать оборудование из «Магазина на диване».

Валик хмыкнул – бабушка в свои семьдесят пять оставалась очень деятельной.

В машине Валик отправил обещанное: «Приехал» – и больше в телефон не смотрел: сначала детище российского автопрома заглохло на подъеме и пришлось толкать, потом, дома, на него насела бабуля под мамины вздохи, с упреками в духе «почему ребенок такой бледный», а после ужина Варя потащила его в хлев знакомиться с Борькой, бабулиным свином. Свин потерся о Валины руки влажным пятаком, похрюкал, развернулся задом и ушел дальше спать.

– У него седечко на попе, – сообщила Варя.

– Прелестно, – ответил Валик, выключая фонарь.

После дороги и вчерашней полубессоной ночи его вырубило рано.

– Валя, – толкнула его, засыпающего, сестра. – Я хочу поигать в шалики.

– Играй, играй, – пробормотал Валик, накрывая голову подушкой.

Родители спорили с бабушкой на кухне по поводу пасеки, что Варе, конечно же, интересно не было, поэтому она, перехватив поперек живота толстого флегматичного кота, ушла вместе с телефоном брата в отведенную им с мамой комнату, залезла с ногами в кресло и включила игру, где нужно было лопать подходящие по цвету шарики. Кот, развалившись на ее коленях, лизал лапу, Варя тыкала в шарики и нахмурилась, когда они исчезли и на экране всплыл один большой шарик с лицом того интересного дядьки, который собирал с братом конструктор. Будучи девочкой умной, Варя уже знала, как принимать видеозвонки, и потому потянула иконку вверх пальцем.

– Пливет!

Стоящий в этот момент на балконе Макар поперхнулся дымом от сигареты.

– Привет, малая, – сказал он, кашлянув. – А где умник?

– Валя спит. Мы ходили смотлеть Болю, у него седечко на попе.

– Борю? – улыбнулся Макар. – Кто это?

– Это свиня. Живет у бабули.

– М-м, ясно. Сердечко, значит. Весело у вас там.

– Еще кот есть, вот, – Варя нажала на значок камеры и переключилась с фронтальной на обычную, демонстрируя ему половину морды с усами и глаз.

– Ты прям соображаешь, малая, – удивился Макар. – А можешь умника показать?

– Да чего там смотлеть, – изрекла Варя глубокомысленно, слезла с кресла и затопала.

На экране мелькнуло светлое пятно от ночника, потом ее ноги, потом показалось Валино лицо, вернее, верхняя его часть – Валя спал, обнимая подушку и уткнувшись в нее носом. Прежде чем Варя затопала обратно, Макар успел подумать, что ебучий Валечка рвет ему душу своей ебучей беззащитностью, когда спит носом в подушку.

– Спасибо, малая, с меня шоколадка, – сказал он, когда мелкая вернулась к себе.

– Я люблю малмелад, – ответила она, улыбаясь.

– Значит, малмелад. Пока, малая.

Отключившись, Макар стряхнул пепел в приоткрытое окно и поднял голову, щурясь на редкие звезды. Валя появился сравнительно недавно, но без него теперь было скучно.

Перед этим ему позвонили родители, которые жили на четыре часа в будущем, поэтому общались за эти дни они довольно мало – сам Новый год у них наступил раньше, и когда в полночь все ребята кинулись поздравлять своих бабуль и дедуль, предки Макара уже дрыхли, и он просто скинул им какую-то слащавую картинку из инета, понадеявшись, что они не станут трезвонить ему с утра пораньше, когда у них самих уже будет обед. Так и случилось. Вместо этого ему прислали Жанку, а второе января Макар вообще провел в одиночестве. Натянул черный постиранный свитшот и таскал его весь день, не зная, куда себя деть, потому не вытерпел и все же вечером набрал умнику, хоть на его сплюшный фейс поглядел.

– Ой, сынок, ты у меня такой умница, мы с папой прям так рады! Жанна сказала, у вас там все прилично было, а не как в прошлый раз. И девочки что-то приготовили, и ребята с уборкой помогли, – щебетала мать, довольная явно благодаря Жанкиным стараниям.

Макар поддакивал, бездумно щелкая каналы на телике, и очнулся только на мамкиных словах про экзамены. Вспомнил, что еще перед зачетами они с Лёхой договаривались готовиться вместе, и заставил себя лечь спать пораньше, беря пример с умника, чтобы к обеду следующего дня завалиться к Лёхе. Но перед тем, как блаженно уткнуться мордой в подушку, Макар включил комп и открыл свое любимое видео про двух пидоров. Ни один из них не был похож на Валечку: просмотрев весь процесс на перемотке, Макар решил, что нравились ему в этом видео не парни, а их эмоции, и, мысленно нарисовав вместо них себя и умника, сразу весь напрягся. Представить Валю вместо вот этого худощавого гибкого пацана с красными ушами, призывно выставившего зад на камеру и пальцами растягивавшего себе очко, глядя через плечо, как его партнер облизывается на вид чуть припухлой растянутой дырки, было дико. Во-первых, потому, что трахались два парня, а это, простите, уже немного пиздец. Во-вторых, потому, что, несмотря на пиздец, это дико возбуждало. Сколько почек нужно продать, чтобы Валечка встал перед ним вот так же? Чтобы смотрел на него таким же влажным взглядом с поволокой и в болезненном удовольствии закусывал губы, когда член с разгона входит по самые яйца. Макар закрыл глаза, засунул руку в трусы и вспомнил свои ощущения, когда они с Валей валялись на кровати в родительской спальне. Трогали друг друга за члены. Уж запрещеннее некуда… От переизбытка эмоций и флешбэков он кончил так быстро, что даже сначала не понял, что кончил, да это и не принесло особого удовлетворения, кроме физической разрядки. Хотелось той самой химии, хотелось сдавить Валечку крепче, вжать в себя или в подушку, заполнить собой и никуда не отпускать.

– Подготовка обещает быть веселой, – хмыкнул Макар, перетаскивая этот многострадальный видос в облако, куда затем зашел с телефона и сохранил себе в галерею.

Подготовка

– Мама, у Вали вавка! – громко сообщила Варя, хватая блин двумя руками и засовывая его в рот с крайне довольным видом.

Валик продолжал писать ответы для Антона – тот сумел протащить на экзамен телефон и теперь трясся где-то на задних рядах, пока друг рылся в учебнике, – и, не поднимая головы, чувствовал, как мама смотрит на него сквозь толстые стекла очков.

– Это что у тебя? – спросила она, аккуратно поднимая его голову за подбородок. Валик с досадой сжал губы – на нижней, в месте, где он тронул ее, выходя из дома Макара, и где ее укусил мороз, теперь образовался герпес. – Только не вздумай чесать, занесешь еще что грязными руками! И откуда только взялась?

Сосался на морозе – вот откуда, подумалось. Ну почти на морозе.

– Надо серой помазать, ушной, – встряла бабуля, которая заворачивала в готовые блины творог с вареньем. – Хочешь, поделюсь, Валёчек, у меня ее много! Сразу пройдет, дед всегда так делал.

– Спасибо, бабуль, я сам как-нибудь.

Он с утра был хмурым по многим причинам: в деревне интернет хорошо ловил только на кухне и в маминой комнате, Макар ему еще ни разу ничего не прислал и Валик злился, что его это задевает. Даже не столько то, что Макар был занят настолько, что забыл заебывать его, а то, что Валино настроение теперь зависело от него. Бесило до чертиков. Он должен был готовиться к олимпиаде, недаром же притащил с собой книг больше, чем вещей, а вместо этого сидит и думает, куда пропал ебанат с турфака. Может, ебанат с турфака на самом-то деле о нем и не думает. Есть варик пообжиматься – чо и нет? Мальчик, девочка, какая, в жопу, разница. Тем более как раз без разницы, если в жопу.

– Чаю налить? Блинов положить? Масла… – закудахтала мама, и Валик, которого она отвлекала от подсказок Антону наравне с собственными хаотичными мыслями, нахмурился:

– Мам, я и так уже тонну съел, не надо, спасибо.

Пришлось идти в комнату и писать Антону там. Когда загорелся значок сообщения в ватсапе, от сердца немного отлегло, но ненадолго, потому что сообщение было от Калмыка и какое-то трешовое – надпись «Помним, любим, скорбим» на фото свечи.

«Жду на похороны, брат», – написал Калмык, и Валик похолодевшими пальцами спросил, что случилось.

«На похороны твоей гетерасексуальнасти», – ответил тот и добавил целую строчку ржущих смайликов.

Калмык сказал, что Антон проболтался об «интересных» отношениях с Макаром и что ему, Калмыку, поебать на это. Потому что ему вообще поебать на секс в целом, ему интереснее в приставку порубиться или пожрать вкусно. И плевать, какие там у кого отношения.

«ДА НЕТ У МЕНЯ НИКАКИХ ОТНОШЕНИЙ», – напечатал Валик.

«Чо орешь? Если надо обсудить, подруженька, горячий казах к твоим услугам».

Валик поймал себя на мысли что да, блин, хочет. Но не будет, потому что… Ну он же мужик. Это же тупо. Вся ситуация в целом – это тупо. Поэтому, как только Антон вышел с экзамена, с трудом наотвечав на «удовл», Валик достал книги, включил лампу и погрузился в мир сложных эфиров и полимеров.

Лёха встретил Макара не как обычно – взъерошенным и помятым. Обычно он был жаворонком и всегда вставал первым, успевал даже заехать за Макаром накануне важных дел, зная, что тот будет дрыхнуть до последнего.

– Ты чё? Здорово, – кивнул Макар, протягивая руку.

– Через порог переступи, – буркнул Лёха и пожал руку, только когда Макар завалился внутрь квартиры. – Да поздно лег вчера.

– В батлу задрачивал?

– Не… Помнишь Янку? С биофака которая, на тусе еще все восторгалась, что я с парашютом прыгнул.

– Э-э… – Разуваясь, Макар постарался припомнить ее лицо, но всплыли только буфера. – Ну типа. Мелкая и с кудрями? А что с ней?

– В кино ходили вчера, потом зависли у нее дома. Я к себе под утро только приехал…

– Лёха, Лёха, Алексей! Кошмар какой. Ты тоже превращаешься в вафлю!

– Иди ты. Клевая она, оказывается.

– Ага, – согласился Макар. – Сиськи зачетные.

– Прости, что? – заржал Лёха, ставя чайник, когда они оказались на кухне. – Макар сказал «сиськи»?

– Пиздец, Лёх. Я не знал, что ты у нас, оказывается, докторскую по сарказму защитил.

– Ха-ха.

– Точно говорю – защитил! Колбасу свою!

– Хотя бы не сосиску в тесте.

– Слышь! – Макар пихнул его в плечо. – Кофе есть у тебя?

Лёха поставил перед ним банку растворимого нескафе, и Макар поморщился, но насыпал себе две ложки. Если заварить его покрепче, то норм.

– А чё там твоя принцесса? Видал его ебало с утра после пьянки? Как будто коту докторской колбасы перепало.

– Это у тебя ебало. А у Вали – лицо. И я там много чё уже видал.

– Да мы все в тот день у шестого корпуса много чего видали. Бля, Мак, я, конечно, виноват, что пихнул тебя в эту хуйню с желанием и все такое. Но кто же думал, что тебя так заклинит. Чё, он прям лучше девчонки, что ли?

– Не знаю, – вздохнул Макар, делая большой глоток горького и жженого на вкус пойла. – Он просто другой какой-то. Нравится он мне, короче, и если тебя это напрягает, ну извини, чувак.

– Ага, я подумаю. Спорим, максимум месяц, и тебе надоест?

– Опять спорим? А ты сам с этой Янкой сколько мутить собираешься? Не, я пас.

– Пасс – в смысле снизу? – снова заржал Лёха, и Макар едва не уебал его, но тот увернулся.

– Иди ты!

– В жопу?

– Нет, блядь, в ресурсоведение! Список вопросов там пиздец просто.

Традиция готовиться вместе зародилась у них с Лёхой еще со школы. Было в этом что-то драйвовое. Единственное, что Макару нравилось в экзаменах, – забуриться к кому-нибудь накануне и зубрить билеты до ночи, рассказывая их друг другу по очереди, а потом на рассвете поспать пару часов, выдуть по энергетику и притащиться на экзамен как зомбяки. В этот раз решили готовиться у Лёхи, потому что в квартире Макара все всегда отвлекало и легко можно было проебаться, зависнув на фигне. В экстренных ситуациях мозг порой выдавал такие умные мысли, которые Макар сам от себя не ожидал, хотя так же быстро они улетучивались, когда после сданного на честный трояк экзамена он благополучно «засыпал» все полученные знания. Но что-то, конечно, в голове оставалось. Иногда.

На двадцатом билете, спустя четыре часа, пока Лёха «заседал» в сортире, Макар в очередной раз вышел покурить в подъезд – балкона у того на съемной хате не было – и решил, что сообщения писать он уже не в состоянии, надо попробовать снова дозвониться до своего ебучего голубоглазого умника, без помощи ватсапа. И очень сильно удивился, когда трубку взяли с третьего гудка.

– Привет, – поздоровался он первым, спешно забычковывая сигарету.

– Привет.

– Не думал, что ты возьмешь, да еще и так вот сразу, если честно.

– Я телефон в руках держал, к олимпиаде готовлюсь.

– Понятно все с тобой, умник, – улыбнулся Макар.

Ну конечно, чем же еще он мог заниматься. Стоя в афиге от того, что ему перепало сразу столько внимания, Макар не сразу отреагировал на следующий вопрос, прозвучавший от Вали:

– А ты что делаешь?

– Кто? Я?

– Нет, блин, головка от хуя!

Вместо ответа Макар хохотнул, переложил трубку под другое ухо, поудобнее, и, прислонившись к облупленной крашеной стене подъезда, загадочно сказал:

– Ну раз ты меня бросил одного, я к Лёхе поехал. А что? Скучаешь, Валечка?

– Еще чего, – пробубнила трубка. – И вы там вдвоем?

– Ага. А сейчас я вообще один, только с тобой. Вспоминаю тут, как ты меня за зад позавчера лапал, аж все напрягается.

– Ну конечно. Смотри не перенапрягись.

– Да что ты в этом понимаешь, умник! Мы тут страдаем, экзамен завтра поставили прям с ранья. Ненавижу это ресурсоведение, оценка рельефа, климатические условия, туфта, короче. А ты сам, наверное, все автоматом сдал?

– Ну да, почти.

Показалось, что Валя в трубке улыбнулся.

– Валь.

– Что?

– У тебя голос такой весьма нихуевый для пацана. Не слишком высокий, но когда стонешь, прям сладкий. Ты, случаем, петь не пробовал, там, караоке?

– Это что, такой комплимент?

– Допустим, да.

В подъезде с металлическим грохотом хлопнула чья-то дверь и послышался звук закрывающегося замка. Макар вжал трубку в ухо и прикрыл рот ладонью:

– Расскажи мне что-нибудь, Валь. Хочу еще послушать тебя.

– Что рассказать? – тоже понизив голос, сглотнул Валя в трубке.

– Ну, что-нибудь хорошее, приятное. Чтоб я завтра утром проснулся и на позитиве в универ поехал.

– Чтобы проснуться на позитиве, просто ложись спать пораньше, Макар.

– Еще.

– Что еще? – вздохнул Валя в трубке.

– Скажи что-нибудь. Не хочу прощаться.

В телефоне замолчали, и Макару вдруг самому стало как-то неловко. Но звонок не сбросили.

– Да я даже не знаю. У меня только учебник перед глазами.

– И что ты там читаешь?

– Свойства тел в различных агрегатных состояниях.

– Типа лежачее, сидячее, состояние нестояния?

– Ты все-таки ебанат, ты это знаешь?

– Ага, спасибо, что держишь меня в курсе, Валечка. Ну и чё там эти тела?

Он услышал шелестение бумаги, и следом Валя деловым голосом зачитал:

– Кислород в окружающем нас воздухе представляет собой газ. Но при охлаждении до минус сто девяносто три градуса по Цельсию он превращается в жидкость. Снизив температуру этой жидкости еще до минус двести девятнадцать градусов, получают твердый кислород. И наоборот, в обычных условиях железо твердое. Однако при температуре тысяча пятьсот тридцать пять градусов железо плавится и превращается в жидкость. Над расплавленным железом будет находиться газ – пар из атомов железа. При нагревании свыше пяти тысяч градусов железо полностью перейдет в газообразное состояние.

– То есть когда мы с тобой будем трахаться, у тебя кольцо на члене может расплавиться?

– Оно не расплавится, оно сублимируется. А во-вторых, оно из титана, а не из железа, – поправил Валя и после короткой паузы ошарашенно прошипел: – Стоп, чего, блядь?

– Хорошо, что не расплавится, – хмыкнул Макар. – Ну готовься тогда, умник. Я тоже пошел, нам еще половину вопросов с Лёхой надо осилить. Не скучай там без меня.

Дождавшись, пока Валечка еле слышно скажет ему скромное «пока», Макар докурил сигарету и с хитрой мордой скинул Вале одно короткое, но емкое сообщение. Затем вернулся в квартиру, где Лёха уже вовсю сопел над следующим билетом.

– Ты чего такой радостный? – подняв глаза от ксерокопий чужих лекций, кисло поинтересовался он.

– Да так. Позвонить выходил.

– Ясно все, – друг закатил глаза, удрученно вздохнул и протянул Макару стопку листков: – А теперь давай другой своей головой подумай, плиз.

Когда Макар сказал: «Ну готовься тогда, умник», Валик подумал, что он имел в виду олимпиаду. А оказалось, что речь шла о психологическом равновесии самого Валика. Потому что спустя пять минут после звонка от Макара пришло сообщение с видеофайлом, который он, по дурости своей, открыл, ожидая очередной прикол. И едва успел нажать на паузу, когда хриплый мужской голос нарушил девственную тишину маминой комнаты, где он сидел у лампы за столом, громким стоном.

– Валёчек, ты что-то сказал? – крикнула из кухни мать, и Валик, нащупав наушники под учебниками, ответил:

– Нет, мам, тебе показалось.

Поднялся, закрыл дверь плотнее – щеколда все равно была сломана – и сел в кресло, оттеснив кота. Первым порывом было набрать Макара, спросить, на хуя он шлет порнуху без предупреждения – на хуя он вообще ее шлет! – и потом внести наконец его в черный список, но видео уже воспроизвелось, и Валик, как последнее малолетнее ебанько, впервые оставшееся с компьютером наедине, уставился в экран, где два обычных на вид парня сначала сосались, а потом начали друг друга раздевать. На моменте, когда в узкую ладонь одного из них лег член, у Валика сладко заныло в паху – он эти ощущения запомнил прекрасно, и возбуждение нахлынуло резкое и сильное, в основном от мысли, что раз ебанат с турфака прислал ему такое, значит, оно ему понравилось. Значит, он его смотрел. Значит, он на него, если быть совсем честным, передернул. Второй приход, еще хлеще первого, Валик поймал, когда один пацан на видео вставил второму, причем лица у них обоих были в этот момент такие, что «кончил на пухлый пирожок секретарши» и рядом не валялся. Стоны были искренними хотя бы потому, что у парня, которого натягивали, член бился головкой о живот при каждом толчке и опадать не собирался. Валик закусил губу.

– Валёчек, ты ботинки помыл? – входя, спросила мама, и он едва успел прикрыть стояк, который домашние штаны совсем не скрывали, перетащенным на колени котом.

– Сейчас, мам, Антону отвечу.

– Все ты в телефоне. – Мать порылась на полке, быстро отыскивая коробку с берушами. – Деревня же, сходил бы погулял. Или бабушку на санках покатал с Варей.

– В прошлом году бабуля укатилась со склона прямо в свинарник, не помнишь, мам? Я лучше в шашки с ней завтра поиграю.

Мама, цокая, ушла, и Валик смог досмотреть ролик до конца, благо длинным тот не был. И когда пацан, что был снизу, с каким-то щенячьим скулежом забрызгал простынь спермой, Валик почувствовал, что сам готов спустить от одного движения. Кот к этому времени уже был согнан обратно в кресло, Валик вскочил, заперся в соединенной с туалетом ванной и под шум воды из открытого крана кончил буквально за секунды, сидя на бабулином унитазе с вязаной салфеткой на бачке.

То, что он вздрочнул на гейскую порнуху, было не так хуево: возбудился-то он на нее, а кончил оттого, что представил руку Макара на своем члене. То, как он дышит в шею и прихватывает зубами мочку уха, – вот это было хуево.

Это было ненормально. А как они вдвоем дрочили – типа нормально? Да он за последний год столько не дрочил, сколько за последний месяц!

– На хер, – сказал Валик своему отражению в зеркале, держа руки под холодной водой.

Такими темпами он первое место на предстоящем соревновании умов для универа не возьмет, а второе или третье его бы не устроило. Нужно было сосредоточиться на подготовке, а он что? Дрочит по туалетам и мечтает о руках ебаната на своей заднице?

– Валёчек, у тебя что, кровь из носа шла? – спросила мама, когда он проходил мимо в комнату. – Давление?

– Не, мам, нормально все.

Ага, давление, подумалось. Только не в голове.

В ту же ночь, лежа в кровати и прислушиваясь к тиканью бабулиных часов с кукушкой, Валик поймал себя на мысли, что ему скучно. Не просто скучно, а скучно по конкретному человеку. Мозг защелкал мыслями: все просто и объясняется окситоцином – оргазм у них с Макаром недавно случился совместный, а при оргазме в организм выбрасывается окситоцин, который вызывает чувство доверия к партнеру и заставляет по нему скучать. Ладно, с одним, допустим, он разобрался. А желание само по себе?

Возбуждение возникает в ответ на стимул – визуальный или тактильный. На запахи – тоже. По запаху и физической привлекательности партнера люди отдают предпочтение тем, у кого гены, отвечающие за работу иммунной системы, максимально отличаются от их генов. То есть природа стремится к разнообразию и минимизирует риск смешения похожих организмов, чтобы «брака» рождалось как можно меньше. То есть Валин организм тянулся к организму Макара с конкретными репродуктивными намерениями – склонить к коитусу с целью продолжения рода. Только вот факт, что их генитальный контакт ничем, кроме довольной Макаровой морды, не завершится, он во внимание не принимал. А Валик принимал, как и тот факт, что хочет не столько этого самого генитального контакта или совсем даже не его, а обычных тисканий, как тогда, утром. Потому что ебанат с турфака оказался не быдлом, плюющим в урну с трех метров, а ласковым теленком.