Текст книги "Неизвестные страницы истории российского флота"

Автор книги: Влад Виленов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Ветка сакуры

В диверсионной версии гибели «Императрицы Марии» существует и, казалось бы, на первый взгляд весьма экзотический – японский след. Экзотический потому, что с Японией к 1916 году мы вроде бы уже давно не воевали, а наоборот, дружили, так как Япония была нашим союзником по антигерманской коалиции. Однако Восток, как известно, – дело тонкое. И как знать, не волновало ли уже тогда японскую разведку весьма быстрое военно-морское усиление России, которое могло бы в недалеком будущем привести к желанию реванша за 1905 год?

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Лукина: «…В мае 1916 года старший офицер подводной лодки „Тюлень“, лейтенант Чириков, был вызван к начальнику штаба командующим флотом.

– Завтра приезжает японский агент. По приказанию командующего вы назначаетесь состоять при нем. Явитесь к флаг-капитану оперативной части. От него получите все указания!

Лейтенант отправился к флаг-капитану.

– Садитесь и ознакомьтесь вот с этими бумагами. Помните – они секретные; потом поговорим об остальном.

И флаг-капитан протянул Чирикову пачку бумаг. Первая была от нашего морского Генерального штаба. В ней сообщалось содержание секретного отношения британского Адмиралтейства. Оно просило наш штаб в случае посещения японским агентом Севастополя отнюдь не показывать ему те технические приспособления, которые английский флот доверительно передал для использования русскому, как сетевое траление и средства борьбы с подводными лодками. Другая бумага была от штаба кавказской армии. Штаб в осведомительном порядке извещал командующего флотом о том впечатлении, которое оставил по себя упомянутый агент при посещении им Кавказского фронта. Несмотря на всю его „забронированность“ и маску искушенного дипломата, волновавшие его чувства временами вырывались наружу. Особенно во время обсуждения в оперативном кабинете штаба вопросов о Проливах.

В своем письме, переданном через штаб-офицера для связи с флотом полковника Ардатова, начальник штаба кавказской армии характеризует этого агента, как любознательного, зоркого и ловкого человека, умело и хитро преследовавшего свои цели при расспросах о действиях и расположении наших войск, причем начальник штаба, имея в виду предстоящее посещение агентом Севастополя, подчеркивает то впечатление недоброжелательства и задней мысли, которое агент оставил по себе.

Наконец, третья бумага – от нашего морского штаба – была прямым и категорическим запрещением показывать агенту подводный заградитель „Краб“, в то время наимощнейший в мире тип заградителя.

С великим недоумением ознакомился лейтенант со всеми этими бумагами.

– Хорош агент дружественной державы!

Выработав программу осмотра флота, авиации и порта, лейтенант Чириков откланялся флаг-капитану…

На следующий день с севастопольским поездом прибыл агент. Из международного вагона, одетый в морскую форму, вышел маленький худощавый человек. Лейтенант Чириков представился ему.

Оказалось, агент прекрасно владеет русским языком. Сели в автомобиль…

– По приказанию командующего флотом, вам приготовлены апартаменты в Морском собрании, – с любезной улыбкой обратился лейтенант к агенту.

– О, нет, нет, благодарю вас! Я желал бы остановиться в частной гостинице. Мне советовали отель „Кист“.

Это несколько удивило лейтенанта. Поехали к „Кисту“. Выбежавший навстречу швейцар приподнял фуражку.

– У нас имеется прекрасная свободная комната с видом на море.

– Вот и отлично. Я очень люблю море…

Комната оказалась угловой, с видом на рейд.

– Вы, вероятно, пожелаете сейчас разобрать свои вещи. Я зайду через несколько минут.

– Да, да, пожалуйста. Заходите через четверть часа. Я бы хотел сегодня же утром представиться командующему флотом.

Через четверть часа, одетый в парадную форму, агент вместе с Чириковым спускались по Графской пристани, где их ожидал присланный с „Георгия“ мотор.

Так как у командующего шло заседание флагманов и капитанов, начальник штаба вице-адмирал А.Г. Покровский пригласил агента в свой кабинет.

Разговор завязался вокруг вопросов войны. Агент интересовался последними известиями Ставки…

На стене каюты висела, застекленная в рамке, генеральная карга Черного моря с нанесенными на ней курсами походов бригады крейсеров за все время войны – подарок адмиралу, только что откомандовавшему бригадой. Красиво вычерченные, с обозначенными в минутах и секундах боевыми эпизодами, крейсерствами и сражениями пути, как железные дороги к Московскому узлу, сходились у Босфора. Взгляд агента остановился на ней. Адмирал заметил и пояснил агенту историю карты. Тот встал, чтобы поближе рассмотреть. Подошел к карте и вдруг плашмя хлопнулся о палубу.

Адмирал с Чириковым вскочили. Агент лежал в глубочайшем обмороке.

– Воды! Скорее воды! – крикнул адмирал.

Но не было никакой возможности процедить ее сквозь стиснутые зубы…

– Доктора!..

Послышался шум отодвигаемых стульев – заседание флагманов и капитанов окончилось… Начальник штаба поспешил доложить командующему о случившемся.

Адмирал Эбергард тотчас же направился к агенту. Тот пришел в себя и, увидев входящего адмирала, приподнялся на диване.

– Вы, вероятно, переутомились? Вам нужно отдохнуть. Не беспокойте сегодня агента, – обратился адмирал к лейтенанту Чирикову.

И, выразив свое сочувствие и пожелание, удалился к себе…

Сконфуженный агент в сопровождении Чирикова вернулся в гостиницу.

– Итак, сегодня я вас беспокоить не буду, а зайду завтра. Мой адрес и на всякий случай адрес доктора я оставлю у швейцара.

– Благодарю вас! Я действительно плохо себя чувствую и сейчас лягу. Итак, до завтра…

Отдав все необходимые распоряжения швейцару, Чириков ушел.

Прошло часа три. Вдруг какое-то неодолимое беспокойство охватило его. Что-то подмывало пойти навестить агента. Это чувство настолько было сильно, что преодолевало опасение быть навязчивым и обеспокоить больного человека. Чириков пошел… Задумавшись, пересек пустынную в это время дня, залитую солнцем Нахимовскую площадь и вошел в вестибюль.

– Ну что, как агент?

Швейцар доложил, что агент у себя, не звонил и ничего не требовал.

Чириков поднялся к нему. Постучал.

– Войдите!

Вошел и… остановился.

Словно ток прошел между ним и агентом. Молниеносная тень. Нервное движение… В шелковом кимоно агент сидел за письменным столом. Он не ожидал Чирикова. Но тотчас же встал, протянул руку и любезным голосом предложил сесть. На столе лежали прикрытые папкой бумаги и раскрытая книга гравюр и чертежей судов иностранных флотов.

После вступительных слов о здоровье и проч. агент поинтересовался узнать, где служит Чириков. Оживился, когда узнал, что он служит на подводных лодках, и, задав ряд незначительных вопросов, спросил о „Крабе“.

Лейтенант ждал этого вопроса и приготовился к нему.

– „Краб“ сейчас в капитальнейшем ремонте и почти весь разобран.

В дверь постучали. Вновь та же, едва уловимая тень скользнула по лицу агента.

– Войдите!

Вошел грум.

– Те двое людей, которые спрашивали вас, ушли.

– A-а… Хорошо! – странно блеснув глазами, ответил агент, и непроницаемая маска любезного выражения снова покрыла его лицо.

Бесстрастным, холодно-корректным осталось лицо и его собеседника. Продолжая прерванный разговор, он вдруг, только теперь, как это часто бывает, ясно вспомнил то, на что тогда не обратил внимания. Подобно тому, как вошедший в комнату человек не замечает иногда какого-нибудь предмета и вспоминает, что видел его, лишь тогда, когда кто-нибудь спросит о нем.

Чириков отчетливо вспомнил, что когда он несколько минут назад входил в вестибюль, у подъезда стояли два человека: один – в кожаной куртке, другой – в чем-то синем.

Попрощавшись с агентом и условившись о завтрашнем дне, Чириков спускался по лестнице… Рой мыслей, подозрений и предчувствий охватил его.

„Но кто же эти люди?! Почему приходили они? Откуда их знает агент? Ведь он никогда не бывал в Севастополе и никого здесь не знает… Я же все время был с ним… Странно! И почему он отказался от комнаты в Собрании? Почему непременно захотел „Киста“? Стало быть, здесь было назначено тайное свидание и эти люди были заранее оповещены о его приезде… А этот внезапный обморок… Симуляция? Желание на сегодня отделаться от меня… Нет! Тут что-то неладно… И наконец, эти секретные бумаги… Это недоверие и подозрительность англичан нашего штаба, кавказской армии…“

Чириков спустился в вестибюль.

– Скажите, швейцар, никто тут не спрашивал морского агента?

– Никак нет, никто.

– А эти двое, которые тут стояли?

– Нет, никто не спрашивал, – как будто несколько замялся швейцар.

Лейтенант подозрительно взглянул на него. Слухи о том, что швейцар – германский шпион, почему-то вдруг вспомнились ему.

– Позовите мне того грума, который только что при мне входил с докладом к агенту.

– Я не знаю, какой такой грум.

Повышенным тоном лейтенант подтвердил приказание. Швейцар неохотно исполнил его… По лестнице сбежал грум.

– Кто эти люди, которые приходили к агенту?

– Никто не приходил.

– Как никто не приходил, когда ты сам при мне докладывал ему.

– Я… я… не знаю… Я… не докладывал…

– Ах, негодяй! Ты мне еще врать будешь. Ведь при мне же ты докладывал агенту.

– Ничего не знаю… Я ничего не знаю, – с испугом смотря на швейцара, залепетал мальчуган.

Но лейтенант упорно продолжал допрос. Швейцар – словно воды в рот набрал… Наконец мальчик признался, что какие-то двое людей действительно заходили к японцу.

Чириков немедленно отправился в штаб командующего флотом, прямо в кабинет флаг-капитана оперативной части.

– Разрешите задать вопрос? Японский агент находится ли под наблюдением?

– А что?

Лейтенант рассказал все, только что изложенное, и свои подозрения.

– Мы этого не знали… Очень хорошо, что вы немедленно сообщили нам. За агентом установлено тайное наблюдение, но мы еще усилим его…

На следующей день по заранее выработанному плану состоялось посещение судов флота, авиации и флота. Агент особенно интересовался „Марией“ и долго задержался на ней. Осматривал боевые посты… В кают-компании ему был предложен обед. Он попросил себе на память две матросские ленточки с надписью „Императрица Мария“…

В тот же вечер в Севастополь прибыл его помощник, капитан-лейтенант X. Полная противоположность своего патрона. Мускулистый, с энергичными, резкими чертами нервного лица, с большим лебединым носом, придававшим ему выражение хищника.

Оба они три дня пробыли в Севастополе и на автомобиле отправились на южный берег Крыма с тем, чтобы из Ялты проехать в Симферополь и оттуда прямо в Петроград. Свой багаж они просили отправить из Севастополя курьерским поездом и поместить его в заранее назначенное купе.

Дня через два лейтенанту Чирикову доставляют депешу: „Багажа в купе нет“. Следуют подписи агентов. Чириков немедленно поехал на вокзал.

Начальник станции, многозначительно мигнув, отвел его в сторону:

– Не беспокойтесь за багаж. Он уже доставлен „им“… жандармами.

– А-а…»

В сентябре того же года товарищ морского министра, вице-адмирал П.П. Муравьев производил инспекторский объезд судостроительных заводов Николаева. 7 октября возвращался в Петроград, когда под Харьковом ему доставили в вагон срочную депешу морского министра, как громом его поразившую: «Поезжайте в Севастополь. Выясните причину гибели „Императрицы Марии“».

Адмирал немедленно телеграфировал в Харьков о задержании севастопольского поезда и на следующий день был уже на месте катастрофы.

Сквозь прозрачные воды смутно виднелись очертания днища покоящегося на глубине дредноута. Потрясенные люди окружили адмирала. В их ушах слышалась еще жизнь внутри корабля. Сотни страшно обожженных, заживо разлагающихся, умирающих людей. Погребальный перезвон церквей. Удрученный Колчак, пославший Государю телеграмму об отставке…

Что?! Как?! Почему?! Никто, решительно никто не мог ничего ответить на эти вопросы.

Злой умысел? Самовозгорание пороха? Много было всяких предположений, но ничего определенного.

Ни разговор с Колчаком, ни беседа с председателем следственной комиссии вице-адмиралом Маньковским, ни со спасшимися чинами экипажа не выявили ничего. Тайна происшедшего покоилась на дне.

Душевно разбитый, утомленный безрезультатными поисками в течение целого дня, министр направился к себе, в Малый дворец. Долго ходил по кабинету, вспоминая и обдумывая все показания, предположения, беседы.

Самовозгорание, разложение пороха?! Адмирал – блестящий техник, специалист по взрывчатым веществам, бывший лектор и руководитель минного офицерского класса и, наконец, глава всей технической части Морского ведомства – отбрасывал эту мысль. Она не состоятельна. Самовозгорание не могло иметь места. Весь процесс изготовления и анализа порохов не допускает этого. Исключений в проведении химических принципов быть не могло. Всякое мельчайшее исследование тщательно фиксировалось. Каждая партия пороха выдерживала все законные испытания. Сам Бринк наблюдал за этим. Тем более этого не могло случиться на «Марии», где возраст пороха был молодой. Старый никак не мог попасть в снабжение кораблей. Нет, тысячу раз нет! Я отбрасываю эту мысль.

Адмирал приостановился.

«А недавний взрыв „Леонардо да Винчи“? И еще другого итальянского корабля? А в Тулоне? – взрыв французского броненосца, английского. И все – теперь, недавно… Пять таинственно взлетевших на воздух кораблей… И все у союзников. Ни одного у немцев».

Адмирал снова зашагал…

«Но как?! Каким путем? Мысль о взрыве на расстоянии вполне допустима. Я сам присутствовал при испытаниях катера, управлявшегося с берега по радио. Тогда в присутствии государя он без единого человека прошел из Кронштадта в Петергоф… Были даже технические работы по испытанию взрывов на расстоянии…»

Теряясь в догадках, адмирал опустился в кресло. Не заметил, как погас день и сгустились сумерки…

Еще в первый свой при въезд в Севастополь (в последние дни командования флотом адмиралом Эбергардом) товарищ министра встретился со своим старым знакомым, г. NN, бывшим драгоманом нашего Генерального консульства в Константинополе, назначенным во время войны заведовать политической частью штаба командующего Черноморским флотом. Супруги NN проживали в Севастополе.

Если бы я имел право назвать фамилию этой четы, каждый узнал бы в ней известное в оккультном мире имя. Сам адмирал в тогдашний свой первый приезд воочию убедился в необычайной, положительно сверхъестественной силе дарования г-жи NN. Ее поразительная способность ясновидения создала ей известность, далеко выходящую за пределы России. Можно привести много примеров ее поистине страшного таланта, но я приведу только те два, которые «неверующего» адмирала обратили в «верующего».

Зайдя однажды вечером в гости к NN, товарищ министра обратился к хозяйке с просьбой продемонстрировать сеанс.

– Вот, адмирал, вам карандаш, бумага, конверт. Я уйду в другую комнату, вы же напишите два вопроса и запечатайте в конверт. Я отвечу на них.

Хозяйка вышла.

Адмирал написал два вопроса:

1. Когда я родился?

2. Будет ли Римский-Корсаков назначен начальником артиллерийского отдела?

Первый вопрос адмирал задал вот почему. Всю свою жизнь он считал себя родившимся 30 декабря 1859 года. И родители его, и он сам всегда 30 декабря праздновали этот день. Когда вдруг теперь, потребовав из Морского корпуса (где хранятся подлинные метрики офицеров флота) свою метрическую выпись, неожиданно узнал, что родился он не 30 декабря 1859 года, а 30 января 1860 года.

Второй вопрос задал потому, что, находясь в служебной поездке по югу России, получил из Питера сообщение, что на освободившуюся вакансию начальника артиллерийского отдела Морского ведомства предположен к назначению Римский-Корсаков, что не согласовалось с мнением его, товарища министра. Написав оба вопроса, вложил в конверт, и запечатал.

На первый вопрос ясновидящая незамедлительно ответила:

– Шестидесятый год, 30 января. На второй – задумалась.

– Ах, какое трудное имя! Постойте! Двойное… Римский… Корсаков… Назначен не будет.

Адмирал был поражен. Ведь о действительном дне его рождения никто решительно не знал, кроме его самого да бумаги.

Но дальнейшее еще более поразило его. Назавтра адмирал собирался уезжать в Петроград и уже отдал распоряжение о вагоне. Прощаясь в передней с провожавшими его хозяевами, он им об этом сказал.

– Нет, адмирал! Завтра, 8-го, вы не уедете – вы уедете 11-го.

Адмирал улыбнулся.

– Ну, на этот раз вы ошибетесь. В Петрограде меня ждут неотложные дела, и я уже заказал себе вагон.

– Увидите, адмирал, вы уедете 11-го.

Министр вернулся во дворец.

Ему подали депешу: «Адмирал Колчак, назначенный командующим Черноморским флотом, завтра приезжает Севастополь. Не уезжайте, не повидавшись с ним. Григорович».

Утром адмирал послал своего адъютанта встретить Колчака и спросить, когда он может принять его.

– Передайте товарищу министра – ответил командующий, – что сейчас я уеду к адмиралу Эбергарду и буду принимать флот. Адмирала же Муравьева прошу пожаловать завтра, 9-го, к 11 ч утра.

Но ночью получилось сообщение, что «Бреслау» вышел в море. Колчак немедленно снялся с якоря и пошел в погоню за ним.

Только 11-го он вернулся на рейд, и только 11-го вечером министр, переговорив с Колчаком, смог выехать в Петроград.

Но вернемся к прерванному рассказу.

Был поздний час, когда П.П. Муравьев позвонил у подъезда NN. Хозяева еще не спали и радушно встретили неожиданного гостя.

– Я к вам за помощью. Помогите вашим необычайным дарованием проникнуть в тайну гибели «Марии».

Взволнованная речь, расстроенный вид адмирала подействовали.

– Хорошо! Ты поможешь мне? – обратилась хозяйка к мужу.

Через несколько минут она впала в транс.

– Что видишь? – спросил муж.

Ответа не последовало. Муж повторил вопрос.

– Вижу! Как будто Восток… Азиатский кабинет… Сидят трое, смотрят на карту.

– Какую? Географическую?

– Нет! Нарисованы корабли…

– Что видишь еще?

– Они что-то обсуждают… Ушли…

– Дальше!

– Не вижу ничего. Нет, постой! Вижу длинный коридор. Два человека крадутся. Один в кожаной куртке, другой в грязном рабочем.

– Что видишь еще? Что делают они?

– Тот, в рабочем, держит под мышкой ящик… Болтается веревка… Спускаются вниз…

– Куда же они идут?

– Вошли! Не понимаю… Не знаю… Странная комната… Не знаю…

– Но какого же вида комната? Что видишь в ней?

– Не пойму… Какие-то металлические вещи…

Смутно описывает помещение. Адмирал догадывается – бомбовый погреб…

– Говори дальше!

– Зажгли спичку… Подожгли… Уходят… О, ужас! Пламя!! Взрыв!!

– А где же люди?

– Бегут… Один упал… Лежит…

– А другой?

– Другой?! Бежит…

– Видишь его?

– Вижу! Он смотрит на меня.

– Кто он? Как его фамилия?

– Не могу сказать.

– Почему?!

– Он смотрит на меня… Вы его повесите… Не могу сказать…

Адмирал взволнованно встал.

– Вы должны назвать его. Вспомните всю кровь, страдания, гибель лучшего корабля. Эта гибель, быть может, грозит и другим…

– Назови, назови его! Ты должна сказать, – с напряжением всей воли подтвердил муж.

– Но вы повесите его…

– Во-первых, я никого не повешу. А если Господь покарает его, от своей судьбы не уйти. Во имя погибших и живых вы должны назвать его.

– Хорошо! Я согласна…

Но в этот самый момент ясновидящая проснулась…

Разумеется, раскрывшая тайну взрыва ясновидящая – это очень интересно, но все же весьма фантастично. Тем более что она все же так ничего толком и не рассказала.

На первый взгляд достаточно экзотично выглядит и японский атташе-террорист. Конечно, было бы нелепо обвинять на основании одних только догадок в организации взрыва «Императрицы Марии» японского атташе. Каждый военно-морской атташе – это прежде всего разведчик. А потому японский атташе и старался разузнать как можно больше обо всех сторонах деятельности нашего Черноморского флота. Мог он при этом иметь в Севастополе и некую агентурную сеть, или свою собственную, или же переданную им кем-то «по дружбе». В этой связи отмстим, что факты тайного сотрудничества секретных служб даже, казалось бы, воюющих между собой государств имели место в истории нередко. И где гарантия, что японский атташе не мог собирать определенную информацию, которая затем уходила к немцам в обмен на некую информацию, которая была в то время крайне необходима японцам по их восточным делам.

Еще раз обратимся к воспоминаниям капитана 2-го ранга Л.П. Лукина: «Прошло 13 лет (речь идет, по-видимому, о 1929 годе. – Авт.)… За это время узнали мы изумительные вещи. Например, о гибели нашего крейсера „Жемчуг“, когда телеграмма его командира барона Черкасова своей жене с вызовом ее в Пенанг попала прямым трактом в руки главы германского шпионажа всего Востока, немедленно переславшего ее командиру „Эмдена“.

Главой этого шпионажа оказался всеми уважаемый, убеленный сединами почетный старик г. Ватан, богатый человек, директор крупнейшей на Востоке торговой фирмы, имевшей в своем обладании целую сеть почтово-телеграфных контор и кабелей, вплоть до Австралии. Но любопытнее всего то, что этот самый г. Ватан, прежде чем стать во главе германского шпионажа, был секретным агентом Японии и только тогда был ею дезавуирован, когда клубок тайн вокруг гибели „Жемчуга“ стал разматываться в его сторону. Ватан был схвачен, арестован и заточен в Сибирь. Вероятно, его „связи“ и богатство спасли его от петли.

Сила и могущество германского шпионажа не подлежат сомнению. Казалось, что еще нужно почтенному старику Ватану на исходе дней его жизни? А вот пойдите же! Ничего поэтому нет ничего удивительного в том, что и японский агент мог оказаться в тех же сетях.

Так или иначе, из сумерек тайн выплывают очертания чудовищной организации, потянувшей из Берна свои щупальца и к берегам Англии, и к „Леонардо да Винчи“, и к Тулону, и к Черному морю… Опытной рукой закинутый невод улавливал не только „мелкую сошку“, но и экземпляры покрупнее, особенно если их положение могло страховать от подозрений, как тот же Ватан или японский агент (последний все же подозревался и нами, и англичанами). Что же касается „мелкой сошки“ – предателей внутренних, – за ними, конечно, дело не стало. Они были, есть и будут всегда. Но им особенно было легко „чисто“ сработать свое гнусное дело на „Марии“, потому что на ней беспрерывно, и днем и ночью, продолжались работы. И при стоянках на рейде у борта всегда находилась заводская баржа с „кладовками“ и рабочими партиями, контролировать которые фактически было, конечно, невозможно, да и мысль о предательстве среди них вряд ли кому приходила в голову».

Впрочем, определенный интерес в подрыве российского Военно-морского флота у японцев все же имелся. 2 марта 1914 года японский военный министр Кусуносэ на запрос депутатов в нижней палате ответил, что при разработке программы военных вооружений Японии Военное министерство в ближайшем будущем рассматривает Россию как наиболее вероятного противника. В ответ военно-морское руководство наметило ряд «вспомогательных способов развития осведомительной службы на Дальнем Востоке», где рекомендовало использовать для целей разведки научные командировки ученых-востоковедов. «…Востоковеды, т. е. лица, изучающие Ближний, Средний и Дальний Восток, должны рассматриваться с государственной точки зрения, как уши и глаза государства, предупреждающие это последнее о надвигающейся опасности и облегчающие изыскания путей к избежанию таковой». Разумеется, не сидели сложа руки и японцы…