Текст книги "Мы, Мигель Мартинес. Накануне (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Ещё одной важной особенностью была особое положение финских коммунистов в Коминтерне. Это стало традицией еще с ленинских времен. Горячие парни из Суоми отличались особой жестокостью и выполняли самую грязную работу с показательным спокойствием и поражающей воображение эффективностью. Недаром Ильич так доверял именно этим парням, они осуществляли охрану его тушки в самых сложных обстоятельствах. Не даром именно в стране чухонцев вождь скрывался от царской охранки. И делал это более чем успешно. И внутри партии товарищи разбирались между собой, также не стесняясь никого и ничего. В начале двадцатого года в Петрограде осело большое число коммунистов из уже независимой Финляндии. И не только руководителей партии, но и рядовых членов. Их штаб-квартира располагалась в доме Бенуа, точнее, особняке на Каменоостровском проспекте в доме 26–28 на пятом этаже. Это заведение еще назвали «клубом Куусинена» в честь Отто Куусинена, который в феврале двадцатого инсценировал собственную смерть в конспиративных целях.

(тот самый дом Бенуа на Камменоостровском проспекте)

Тогда еще финские комми не знали, что с «товарищем Отто» связываться нельзя. Даже в таком виде. Двадцатого августа в этот клуб заявилась группа товарищей и с ходу открыла огонь на поражение по присутствовавшим там. Расследование показало, что нападавшими были рядовые члены финской компартии, которых потом еще назвали «револьверной оппозицией». Погибшие восемь товарищей относились же к руководству финскими коммунистами. В том числе среди погибших оказался один из братьев Рахья, Юкка («Иван Абрамович»). Расследование показало, что рядовые партийцы были взбешены тем, как хорошо и сладко устроились партийные боссы в Петрограде. Ну вот и разобрались с ними. Впрочем, советское руководство посчитало должным объявить эту стрельбу результатом провокации белофиннов.

В общем, выводы были сделаны. Под расстрел попали только товарищи Пятницын и Ангаретис. Остальные виновные отделались сроками на лесоповалах. А вот те, кто пострадал от действий агента мирового империализма, постепенно вернулись к мирной и созидательной жизни. Конечно, для дела революции в Финляндии эти товарищи были на сегодня непригодны. Её готовили другие, те, кто ушёл в подполье. Особенности состояния дел в соседнем государстве были еще и в том, что в стране даже после подавления правого путча Движения Лапуа, националисты только укрепили свои позиции в органах государственной власти, особенно в армии, в том числе ощущая поддержку со стороны Карла Густава Маннергейма. В стране начали действовать патриотическиевоенизированные молодежные организации типа шюцкора, обрабатывающее население в националистическом ключе. Компартия была запрещена в тридцать втором, большинство ее активистов находились в заключении. И в этой обстановке рассчитывать на широкую поддержку рабочего класса вроде бы и не приходилось. Тем более, что в стране ощущался небольшой экономический подъем.

В этих обстоятельствах сделали ставку на сотрудничество подпольщиков с легальными профсоюзными организациями, где поначалу тоже попали под пресс товарищи анархо-синдикалисты, но после подавления правого путча именно в профсоюзах власть чуток вожжи попустила. И этим воспользовались агенты Сталина, заметьте, коминтерновских работников к этому делу на пушечный выстрел не подпустили. Для них начало восстания оказалось полной неожиданностью. 28 мая в Гельсинфорсе произошла большая профсоюзная демонстрация (с разрешения властей) с чисто экономическими требованиями. Но тут свою роль сыграл известный предприниматель, политик и масон Тойво Рафаэль Вальдемар Хаарла. В свое время он высказывался в духе фашистского корпоративизма в профсоюзном движении, активно финансировал Движение Лапуа, был осужден на шесть месяцев тюрьмы, а после поражения путча правых примкнул к Патриотическому народному движению, продолжая активно финансировать Союз фронтовиков. Именно последние по активной просьбе Рафаэля Хаарла организовали расстрел мирной демонстрации из винтовок и револьверов. отчего погибло двадцать три человека. При этом только шестеро от пуль – остальные были задавлены из-за возникшей паники.

В ответ профсоюзы призвали рабочих вооружаться, и стали тут же раздавать верным товарищам винтовки. С ходу были захвачен полностью Выборг, где на помощь рабочим пришли русские эмигранты, давно мечтающее припомнить финским наци Выборгскую резню, кроме того, рабочие смогли захватить и удержать рабочие и припортовые кварталы Гельсинфорса. После чего обратились за помощью к дружественному Советскому Союзу. СССР заявил, что не намерен вмешиваться во внутренние дела Финляндии, но повторения геноцида русского населения Выборга не позволит. После чего в город ввели части двух финских дивизий, сформированных в Карельской АССР из граждан соседнего государства, бежавших от Первой Гражданской войны (1918 года). На самом деле это было только лишь громкое название «дивизии», в общем их количество не превышало пяти тысяч бойцов, но достаточно хорошо подготовленных, вооруженных и мотивированных. Все попытки Маннергейма вернуть контроль над Выборгом провалились. В тоже время начала создаваться международная коалиция в поддержку законного финского правительства. Верховодили в этом деле бритиши. Но Форинт-офис раскачивался медленно, посылать свои воинские контингенты в Суоми никто не спешил, и тут не выдержали немцы. Для Геринга утрата позиций в Финляндии, откуда Германия получала большие объемы деловой древесины, оказалось смерти подобно. В Рейхе не хватало природных ресурсов, а быстрое строительство военной экономики оказалось реальным только при условии достаточно широких поставок природных ресурсов из-за границы. В этом имелось сходство экономик Великобритании и Германской империи: оба государства зависели от поставок из-за рубежа. Но если в Германию эти поставки могли идти и по суше, и по морю, то Лондон зависел только от морских коммуникаций. Правда, в отличии от Кайзера Вильгельма Геринг не решился на отправку воинского контингента. Поначалу казалось, что финские парни справятся сами. Но на удивление, у рабочих оказалось много оружия, в том числе пулеметов и минометов, которые в городских условиях оказались весьма эффективны. И с боеприпасами проблем первое время не было.

До сентября продолжались качели, в ходе которых ни одна из сторон так и не получила преимущество. Но в октябре в стране Суоми появились части спецназа, получившие обкатку в Испании. Ими руководил небезызвестный Илья Григорьевич Старинов, и руководил успешно. Теперь надо было проверить, как они будут действовать в более суровом климате. И тут новые подразделения РККА показали себя весьма и весьма неплохо, тем более, что, в отличии от Испанской гражданской войны, им приходилось работать в условиях далеко не лояльного населения. В качестве ответных мер Четвёртый Рейх направил в Финляндию своих егерей, авиацию и первые танковые подразделения, на вооружении которых стояли легкие танки разных модификаций – как в пулеметном варианте, так и вооруженные скорострельными двадцатимиллиметровыми пушками. Начались поставки в армию Маннергейма и артиллерии, правда, устаревших образцов. Пушки и самолеты начала поставлять и Великобритания. Советский Союз не смог игнорировать столь наглое вмешательство во внутрифинляндский конфликт иностранных государств. В октябре Балтийский флот блокировал порты на Балтийском побережье, к тому же удалось выловить и притопить один из финских броненосцев береговой обороны, выстроенных в Суоми, а части Ленинградского военного округа начали ввод своего контингента через «Выборгские ворота» на территорию страны, охваченной гражданским конфликтом. При этом РККА фактически обошла линию укреплений, которые спешно создавались Хельсинки на советско-финляндской границе. Удар на Гельсинфорс получился стремительным и комбинированным, а подвоз подкреплений и вооружений из Швеции в район эпицентра событий был частично парализован отрядами диверсантов, неоднократно взрывавших железнодорожное полотно и даже небольшие мосты, фактически, нарушив логистику снабжения армейского корпуса финской армии.

В середине ноября, после мощного авианалета, началось общее наступление Красной гвардии финнов совместно с частями РККА и бригадами интернационалистов, которые десантировались силами Балтфлота в Турку и Бьёрнеборг (Пори), откуда начали наступление на Тампере, куда переехало буржуазное правительство страны.

Тем не менее, маршалу удалось остановить продвижение интербригад, и в конце ноября-начале декабря его армия перешла в контрнаступление, прорвавшись к Гельсинфорсу. Но артиллерия двух линкоров «Марат» и «Октябрьская революция» оказалась тем фактором, который сломал хребет атакующей комбинации финской армии. Во время штурма Хельсинки погибло несколько их самых перспективных командиров, в том числе «палач Выборга», полковник Ялмар Сииласвуо. В это время на Швецию обрушилась волна дипломатического давления Германии и Британии. Берлин требовал пропустить через территорию нейтрального государства свои войска, не желая рисковать доставкой вооруженных сил по морю, где господствовал Балтфлот СССР, Британия требовала… того же! И только влияние на короля и правительство Швеции посла Александры Михайловны Коллонтай (конечно, плюс успехи РККА в конфликтах последних лет) не позволили осуществиться этим планам.

К этому времени почти весь состав регулярной финской армии был выбит, а в бою участвовали пусть и крепко мотивированные, но недостаточно обученные шюцкоровцы, тем более, что они готовились к партизанским действиям, а не к суровым фронтовым будням в качестве линейной пехоты. Да и красная пропаганда продолжала вносить свою лепту в разложение частей финской армии, которая начала откатываться от Гельсинфорса, куда прибыли подкрепления, в том числе бригада морской пехоты Балтийского флота. Кроме того, в столице страны разгрузили танковый полк на Т-26 и с небольшим количеством бэтэшек. Его сопровождала рота экспериментальных самоходных артиллерийских установок САУ-45, вооруженных 45-мм орудиями. Они показали себя как весьма эффективные истребители немецких танков, особенно «двоечек», которые более всего досаждали нашим войскам. А стоимсоть и простота их создания сразу же делала вопрос их массового производства в качесве средства усиления танковых и моторизованных частей делом решенным.

К концу года сопротивление буржуазной армии было сломлено, Маннергейм и правительство страны бежали в Швецию, в стране оставались небольшие очаги сопротивления, которые Красная Гвардия и силы РККА давили до февраля тридцать седьмого года. Сейчас в стране было еще неспокойно: то тут то там вспыхивали крестьянские волнения, провоцируемые шюцкоровцами. Но отказ от коллективизации и земельные реформы, в ходе которых крестьянские хозяйства получили ряд льгот, постепенно сводили эти эксцессы на нет

.

(Вейко Пёусти)

Сталин быстро пробежал глазами список делегатов, которые прибыли на переговоры из Гельсинфорса. Возглавлял делегацию Вейкко Хенрик Пёусти, молодой парень, которому и тридцати не исполнилось. Но при этом он сумел возглавить подпольно-диверсионную борьбу финских рабочих против буржуазного режима. Свою революционную деятельность начал в возрасте двадцати лет и из которых четыре уже провел четыре года в тюрьме. По выходу перешёл на нелегальное положение, сначала отвечал за доставку оружия подпольным организациям, а потом возглавил отряд боевиков, первой акцией которых был отстрел слишком уж зверствовавших лапуанцев (сторонников ультраправого движения Лапуа). Он со своими боевиками (под чутким руководством товарища Старинова) провел несколько успешных диверсий на железных дорогах. Фактически, он сейчас и возглавлял временное правительство страны. Мартта Йоханна Коскинен отвечала за связь подпольщиков Финляндии с советской разведкой, и стояла во главе разведывательной сети, обеспечивающей СССР важной информацией, в том числе военного толка. Присутствовали в делегации еще два человека, которые вышли из заключения, поскольку оказались осуждены на довольно внушительные сроки – это Адольф Тами, бывший главнокомандующий финской Красной Гвардии, его арестовали еще в двадцать восьмом и всё это время он находился за решеткой. Кроме того, из заключения освободили Тойво Антикайнена, имевшего большой опыт подпольной борьбы. Армию Свободной Республики Финляндия представляли Аксель Интилла и Вальтер Валли, а единственным не-коммунистом был социал-демократ Маури Рюёма, который возглавлял левую фракцию социал-демократов, которые в ходе Гражданской войны 1936−37 годов присоединились к компартии.

А вот и вопросы, которые хотела поднять эта делегация: первый и основной – конфликт между ними и финской «диаспорой» в СССР. Ну, тут всё было ясно, Иосиф Виссарионович считал, что страной должны управлять те, кто делал революцию изнутри, а не скрывался в комфортных условиях эмиграции. Правда, вместо Пёусти руководство страной следовало поручить доверить кому-то имеющему больший опыт, а еще не мешало бы будущие структуры власти укрепить хозяйственниками, которые себя хорошо показали на работе в Карельской АССР. Остальные вопросы не имели принципиального значения. К приему делегации вождь был готов.

[1] Практически все герои двух последних абзацов стали жертвами политических репрессий тридцать седьмого – тридцать девятого годов. И, в основном, были расстреляны.

Глава седьмая

Их только испортил квартирный вопрос

Глава седьмая

Их только испортил квартирный вопрос

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

20 марта 1937 года

В кабинете вождя было неожиданно тихо. Это время он посвятил чтению. Надо сказать, что Иосиф Виссарионович читал много, причем не только специальную литературу, но и труды философов, да и художественная литература в списках запрошенного в библиотеке тоже присутствовала. В Кремлевской библиотеке было множество книг, которые Иосиф Виссарионович прорабатывал. Вообще то этот процесс скорее походил на работу редактора, ибо его карандаш оставлял пометки на полях. А еще самые интересные мысли вождь не стеснялся выписывать в отдельную тетрадь. Сегодня ему положили на стол рукопись произведения Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». История получения этого опуса была весьма нестандартной: о том, что Булгаков пишет нечто необычное, слухи шли по Москве. И вождь проявил любопытство, тем более что запомнил фразу, написанную попаданцем Пятницыным о том, что это шедевр мирового значения. Сам Булгаков закончил первую версию романа, но не читал ее даже друзьям, только супруге. Когда они были в гостях, квартиру 44 в доме на Нащекинском переулке ⅗ посетили агенты Абакумова, которые нашли рукопись и аккуратно ее перефотографировали. Потом доверенный человек со снимков распечатал рукопись на машинке и так она попала на стол вождя.

Сказать, что книга ему не понравилась, Сталин не мог, но и признаться себе, что очень понравилась – тем более не мог. Она оставляла после себя какое-то двойственное ощущение. Что вызвало его раздражение – издевательство над советским строем, хотя, по зрелому размышлению, критика, даже столь ироничная, во многом была справедлива. И всё-таки, писатель, которого эта власть кормила не имел никакого морального права… или всё-таки имел? А что будет с этой властью, если давить любую критику, даже такую талантливую? Может быть, вызвать к себе? Поговорить? Указать на перегибы? Хм… Сомнительная идея. Сталин вспомнил, как он в тридцатом позвонил Булгакову, который просился уехать заграницу на лечение. Тогда он помог ему устроиться в МХАТ, а пьеса «Дни Турбиных» стала одним из его любимых театральных постановок. Сталин признался себе. Что талант Михаила Афанасьевича был чем-то ему симпатичен. Более того, он видел те гнилые процессы, которые происходили в союзе писателей, которая становилась все более похожа на льстиво-паразитическую организацию по поддержке бездарностей с правильной идеологической окраской. И именно поэтому поддерживал таких, как Булгаков…

А еще его немного покоробило слишком вольное отношение писателя к библейским темам. Ладно, когда какая-то никчемная фигурка высмеивала библию, не прочитав оттуда и пары строк, это еще куда ни шло, к таким вещам он относился с иронией, и как-то их терпел. Но вот такая интерпретации самой главной идеи Евангелия Иосифа Виссарионовича, как человека верующего, хотя и тайно, всё-таки коробила. Он понимал, что это неправильно, но что-то в этой версии библейских событий его и привораживало. Но как красиво всё связал в один узел! Ещё раз поразился таланту Михаила Афанасьевича. И что же с ним делать? Выпустить заграницу? Болезнь почек очень скоро сведет его в могилу… Но тогда его произведения будут опубликованы ТАМ, причём все, в том числе запрещённые. Ну и что? А если поступить еще мудрее? Выпустить его, пусть лечиться. И дописывает «Мастера и Маргариту». Отполирует. Уберет огрехи, они тут есть, и немалые. А мы в это время опубликуем ВСЕ его произведение, даже «Собачье сердце». Хай поднимется! Еще какой. А мы и понаблюдаем, кто и что говорить будет! Надо эту идею еще обдумать. А на завтра пригласить Ставского[1], посмотрим на эту идею с другой стороны. Дал указание Поскребышеву найти полчаса в своем расписании для заместителя Толстого и попросил принести чай.

В голове крутилась фраза из романа про квартирный вопрос. Когда секретарь вошел с подносом, на котором стоял малый набор кремлевской чайной церемонии (заварка, кипяток, колотый сахар, варенье и печенье),[2] Сталин попросил пригласить Михаила Кольцова на двадцать четвертое к себе на дачу (решил отложить этот разговор на выходной день).[3]

Вчера у вождя была делегация правительства Свободной Республики Финляндия, разговор получился более длинным, чем предполагалось. Надо сказать, что во время разговора Иосиф Виссарионович присматривался к Вейко Пёусти, которого местный товарищи хотели видеть во главе государства. В тоже время финская диаспора в СССР продвигала идею назначения главой правительства страны Кулерво Маннера, как самого заслуженного из партийных руководителей. Но противоречия между коммунистами в самой стране и представителями диаспоры, многие из которых работали в структурах Коминтерна, были не только по этому вопросу. Фактически, «русские финны» хотели оттереть от рулей власти «финских финнов». Только-то и всего. И их совершенно не волновало то, кто именно добился победы во Второй Гражданской войны в Суоми. «Мы пахали!» – это был их лозунг. А кто получил результат? Для Сталина было неприемлемым, чтобы именно «русские финны» начинали крутить страной, из которых их в своё время выбили. Во-первых, они начали бы сводить старые счеты, в первую очередь не с белыми, а со своими товарищами по партии, которых они обвиняли в своих поражениях. Слишком хорошо вождь знал эту камарилью. Правда, среди них было определённое число товарищей, которые хорошо показали себя именно как хозяйственники, особенно на практике в Карельской АССР. Но это не были лидеры, поэтому делать на них ставку тоже смысла не имело. К концу разговора Иосиф Виссарионович понял, что товарищ Вейко вызывает у него симпатию: и своей убежденностью, и своей верой в дело, которым он занят, и умением слушать и слышать. Единственным его недостатком могла показаться молодость. Но это тот недостаток, который довольно быстро проходит. Вот только ему надо научиться бороться с искушенными в политических интригах соратниками из СССР, часть из которых всё-таки вернуться на родину. Сможет удержать власть в своих руках – молодец, справился! Нет, значит ему не повезло.

Тогда Сталин и озвучил свою позицию. Что считает, что именно им, вождям Второй Финской Социалистической революции, и надлежит быть у руля власти в стране. При этом предложил усилить позиции правительства как советскими специалистами (например, на пост военно-морского министра правительства Суоми он предложил одного из заместителей начальника Генерального штаба РККА – Кирилла Афанасьевича Мерецкова, которого считал достаточно квалифицированным и перспективным военачальником). Карельская АССР готова была поделиться хозяйственными специалистами, а для налаживания экономики молодой республики предложили Валерия Ивановича Межлаука[4], одного из ведущих специалистов Госплана СССР. Для создания органов внутренних дел в Финляндию был направлен Всеволод Николаевич Меркулов. Надо сказать, что это была только небольшая часть специалистов, которых Сталин решил направить в Суоми для того, чтобы там наладить мирную жизнь и эффективное хозяйствование. Проблема по укреплению границы с Швецией требовала принятия срочных мер, ибо именно туда бежали как остатки армии Маннергейма, так и представители финской буржуазии, и финские богатые землевладельцы, которых в Союзе назвали бы кулаками. Для этой цели в Гельсинфорс предлагалось направить Ивана Александровича Воронцова[5], одного из немногих сотрудников ГПУ, который открыто выступал против Ягоды. Воронцов какое-то время возглавлял Главное управление пограничной охраны, вместе с ним был отправлен в командировку в Финляндию и еще один серьезный специалист из структуры НКВД – Николай Михайлович Быстрых[6], который известен как человек, арестовавший штаб Махно. Он тоже какое-то время работал в структурах погранвойск, поэтому столь многоплановый и квалифицированный сотрудник органов охраны правопорядка оказался тут к месту.

Тут появился Поскрёбышев, который принёс список специалистов, отправляемых в командировку в Финляндию, который согласовали с делегацией их Суоми. Иосиф Виссарионович размашисто подписал этот список. Только теперь мысленно перенесся к еще одному сложному разговору, который состоялся этим утром.

* * *

Московская область. Волынское. Ближняя дача

24 марта 1937 года

На Ближнюю дачу Иосиф Виссарионович переселился в прошлом году, хотя она была выстроена в тридцать четвертом по проекту личного архитектора Сталина, Мирона Ивановича Мержанова. Старая дача стала для его семьи тесновата. Но, как только выстроили жильё в Волынском, товарищу архитектору пришлось вносить изменения, и кое-что переделывать. Это произошло из-за того, что жене товарища Сталина, Надежде Аллилуевой многое на новом месте пришлось не по вкусу. И вообще, она прикипела к старой даче, и не хотела её менять. Но в начале тридцать шестого всё-таки сдалась. Надежде приходилось часто бывать в командировках, а ареал ее поездок – весь Советский Союз. Очень скоро она смогла оценить тот повышенный комфорт, который предоставляло новое жилище, да и детям там было больше места. Дети растут. И, чем взрослее они становятся, тем больше места занимают. Парадокс! Вот и так получилось, что Ближняя дача стала в фаворе у обоих взрослых членов семьи вождя. А в плане обеспечения безопасности Власик считал это место намного более удобным. Ему удалось создать тут неплохую охранную систему с несколькими кордонами безопасности и серьезным пропускным режимом. Но Николай Сидорович был человеком, который никогда не останавливался на достигнутым и все время старался найти недостатки и их устранить.

Надо сказать, что при всей занятости супругов, Надежда не могла заниматься бытовыми вопросами, и они легли всё на того же Власика. Готовила Надя редко и не слишком хорошо, к воспитанию детей подходила с весьма жестких, спартанских позиций. Много воли им не давала, и поддерживала в семье строгую дисциплину. На ее фоне Иосиф Виссарионович казался намного более добрым и позволял детишкам чуть больше баловства. Сегодня был выходной день, поэтому Кольцова привезли на дачу ближе к обеду. Супруга вождя еще не вернулась из командировки в Узбекистан. Михаил прошел три обязательных кордона с проверкой документов и досмотром и обыском на последнем из них. И только тогда оказался на территории дачи, прошелся по дорожкам, аккуратно высыпанных мелким дробленным камнем и песком, молодой сад активно зеленел, было заметно, что за молодыми деревьями очень хорошо ухаживают. Иосиф Виссарионович встретил гостя неподалеку от беседки, он с садовником что-то обсуждал, при этом курил неизменную трубку.

– Товарищ Кольцов! Проходи! Пока в доме приготовят, мы тут, в беседке, побеседуем. Не возражаешь?

– Добрый день, товарищ Сталин! Конечно, не возражаю.

– Молодец. Скажи, Миша, как твое здоровье, что ты думаешь о своем будущем?

Иосиф Виссарионович сразу же решил взять быка за рога. Но при этом подвинул к Пятницыну пачку «Герцоговины Флор», мол, закуривай, давая гостю возможность немного взять паузу и сосредоточиться с ответом.

– Товарищ Сталин. – попаданец папироску вытащил, но не закурил. – откровенно говоря, здоровье желает лучшего. Но врачи говорят, что станет лучше.

– Поедешь в хороший санаторий. Как только врачи отпустят, сразу же и поедешь.

– Спасибо, товарищ Сталин.

Вождь только махнул рукой, мол, какие мелочи, заслужил. Он внимательно следил за Кольцовым-Пятницыным, который после фразы про санаторий все-таки взял паузу, закурил папиросу, наслаждаясь крепким и ароматным табаком.

– Хороший табак, товарищ Сталин. В моем времени удалось как-то купить «Герцоговину», так аромат ее был такой же, как у других папирос – не отличишь. А это небо и земля… В наше время треть набивки, как минимум, резаная бумага или химия всякая. И дешевле, и быстрее сгорает.

– Хочешь сказать, что массовое производство неизбежно ведет к потере качества? – сделал неожиданный вывод вождь.

– И это тоже. В стране победившего капитализма во главе угла поставлена прибыль. Ничего нового. Чтобы машину люди меняли чаще. Они делаются с ресурсом два-три года. А после гарантийного ресурса проще купить новую, чем отремонтировать старую. Это касается многих видов техники. Пожалуй, кроме военной. Пока что.

Папироска погасла, Михаил погасил ее в пепельнице, установленной в беседке, после чего продолжил:

– Я хотел бы заняться строительством, товарищ Сталин. Есть идеи строительства массового дешевого жилья для рабочих. Да, оно не будет настолько комфортным, как вы привыкли, но… чтобы расселить людей из бараков и коммуналок – это единственный выход. А с политической точки зрения – это еще и большой плюс советской власти.

– Скажи, Миша, как ты думаешь, сейчас, если война вспыхнет, враг не нападет на нашу землю, будет ли русский человек сражаться так же яростно, как в ТОЙ войне, в твоем времени? Когда смысл войны русскому человеку непонятен, он воюет плохо: сам знаешь, ни за проливы, ни за концессии в Маньчжурии русский солдат кровь проливать не хотел. А что будет во время войны с фашизмом? То, что Германия всё-таки решится на агрессию, я почти не сомневаюсь. Что думаешь?

Надо дать Кольцову должное – за новой папироской не тянулся, а ответил сразу же, как будто давно думал над этим вопросом.

– Мое вмешательство уже изменило ситуацию в мире. Удачно или нет? Это вопрос. Конечно, когда война народная, ломать хребет врагу получается сподручнее, но обходится это слишком дорого, товарищ Сталин! А люди – это самый ценный ресурс нашего государства. Преданные делу построения социализма, свято верящие в светлое будущее. Именно они и будут потеряны самыми первыми, именно их не будет хватать тому циничному обществу, которое возникнет после вас.

Кольцов задумался буквально на несколько секунд.

– Дело в том, что, если надо защитить друга, советский человек будет воевать не хуже, чем защищая родной дом. Думаю, при соответствующей пропаганде – психологический настрой советского бойца будет правильным, товарищ Сталин. Но нам нельзя делать из Германии друга, я имею ввиду Германию Геринга и Гинденбурга. А вот Германия Тельмана должна стать почти что нашей родной землей. И немецкие рабочие… тут, на наших производствах – их должны воспринимать как своих. Но при этом важно провести разграничительную черту между нашими немецкими рабочими и обманутыми и предавшими интернационализм рабочими нацистского рейха. Эти будут воевать с нами, и воевать умело. Надо избавиться от иллюзии, что стоит только советскому солдату вступить на земли врага, как его рабочие поднимут восстание и поддержат нас. Этого не будет. Вражескую пропаганду нельзя недооценивать.

– Скажи. Не жалко уходить от Артузова? Он тебя очень ценит и отзывается более чем положительно.

– Товарищ Сталин, есть такой термин в моем времени «профессиональное выгорание» – это состояние, когда человек в своей профессии теряет желание работать, теряет профессиональные навыки, чаще всего из-за перенапряжения, физического и эмоционального. Иногда ему помогает просто отпуск, иногда – работа с психологами. А иногда – только смена профессии. Я бы хотел хотя бы на время заняться созиданием. Разрушением уже не могу…

– Что я тебе, Миша скажу, есть мнение, дать тебе длительный отпуск из конторы Артузова. Правда. при условии, что помогать консультацией товарищу Артузову ты все-таки будешь!

– А куда я денусь с этой подводной лодки, товарищ Сталин?

– Таки, товарищ Пятницын, мне кажется, что еврейство – это заразное. Когда ты научился отвечать вопросом на вопрос?

– Товарищ Сталин, надо ведь соответствовать.

– Надо, Миша, надо. Так вот, есть проект строительства рабочего спального района, кажется, так это у тебя ТАМ называется. В Москве. Я тебе потом покажу, где. Этот проект тебе и реализовывать. Но сроки там поджимают. До Войны надо успеть. Это тоже при условии: надо армии дать твои зубы дракона и всё, о чём ты там наговорил. Так что после санатория ты сначала приступишь к военным делам, отработаешь, покажешь, как это надо применять, а уже потом и за строительство примешься. Согласен?

– Товарищ Сталин, да куда…

– Про подводную лодку можешь не повторять, я тебя услышал. Сейчас подъедут Буденный и Ворошилов. Пообедаем и поговорим. Тебе полезно будет. Тем более, что товарищ Буденный и будет присматривать за твоими успехами в военном деле. Ты хорошо подумай, как им объяснишь, откуда у тебя такие блестящие идеи появились. О! Нас зовут к столу. Не будем задерживать других, товарищ Кольцов, это невежливо…

[1] После Максима Горького руководителем Союза писателей СССР стал Алексей Николаевич Толстой, но он был фигурой декоративной, делами союза занимался его заместитель, Владимир Петрович Ставский.

[2] В большой входили еще и самые различные бутерброды. Самое интересное, что Поскребышев всегда точно знал, какой вариант чайной церемонии в данный момент предпочитает вождь и никогда в этом деле не ошибался.

[3] В это время в СССР была введена шестидневная рабочая неделя. И выходные были каждый месяц 6, 12, 18, 24и 30 числа. Кроме этого, еще и 1-го марта, но 31-е считалось дополнительным рабочим днём.