Текст книги "Разорванная цепь (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– А сегодня у меня точно фарт пошел. Я-то больше играю, Люська, жена моя, работает у станции метро, там автоматы стоят, вот, она мне сбросит весточку, мол, на третьем автомате давно выигрыша не было. Я приезжаю, занимаю удобную позицию и начинаю бомбить. У Люськи глаз-алмаз: выигрываю в раза три больше, чем просаживаю. Сегодня, опять же, не пустым еду, а тут ты голосуешь. Деньги должны идти к деньгам, я так это понимаю, ежели есть у тебя фарт в денежных делах, так, значит, деньги к тебе идти будут. Верно я говорю?

Павел в ответ кивнул головой. Таким водителям собеседник не нужен, им нужен слушатель. Много наговоришь в игральным автоматом? Вот так-то. А тут живой человек, пусть и не слишком разговорчивый, зато не перебивает. Ценность!

– Вот, а то был со мной случай такой: я мимо Киевского вокзала ехал, ко мне мужичонка сел такой – деловой, шустрый, в очках, с дипломатом. Я его на точке высадил, поехал себе, приезжаю домой, смотрю на заднее сидение – а там дипломат, он его на выходе оставил. Что делать? Туда ехать? Поздно уже, я до дому почти час оттудова ехал, делай что хочешь, ну, я дипломат его открыл, а что было делать? Надо какие-то концы найти, а там денег – полный дипломат! У меня аж дух перехватило. Все в пачках по сотке, в банковской упаковке. Не знаю, сколько может в такой дипломат поместиться – не пересчитывал. А в кармашке нашел паспорт и визитку, а на визитке телефон, я по этому телефону и позвонил, говорю, мол, ничего в машине не оставляли? Мне и говорят, мол, ехать тебе парень туда-то и туда. Приехал, а там пара парней стоит из таких, которых лучше не встречать. Один говорит, хорошо, что сам нашелся, а то если бы мы тебя искать начали. Понимаю, что нашли, молча протягиваю дипломат, тот дипломат открыл, деньги пересчитывать не стал, так, глазом проверил, что все на месте. Вытаскивает две пачки и мне бросает, так я новую машину взял. Эту, она хоть и отечественная, да лошадка рабочая, и салон просторный, иномарке не уступит. А у тебя, видать, день был тяжелый. Да это ничего, сам знаю, иногда гульнешь, а тебе либо морду расквасят, либо одежду порвут, либо и то, и другое – как повезет…

– Верно, нам во двор вот того дома…

– Вижу, сейчас сделаем, как в лучших домах Лондона и Парижа.

Он ловко вырулил к нужному мне месту, остановил машину, с форсом открыл дверцу.

– С вас…

Павел вытащил купюру.

– Достаточно?

– Понял. Я вас не видел, никого никуда не подвозил.

– Верно. Более чем верно.

И Павел направился к дому, в котором жил друг его детства, Михаил Корбут.

Глава двадцать вторая

Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?

Москва. Хамовники. Олсуфьевский переулок, дом 6 строение 1, кв.28. 29 марта 2010 года.

Этот старый дом на Олсуфьевском переулке запоминается сразу – массивный, мощный, довоенной постройки, он притягивает взгляд крепостью стен и выгодным расположением. Наверняка, этот дом имеет какую-то свою историю или маленькую московскую тайну. Я бы назвал его престижным, хотя любой дом на Хамовниках был престижным, место тут такое. Когда-то этот дом занимали высокие чины из министерства путей сообщения, но потом министерские чиновники сменились, в дом пришли другие жильцы, но порядки, установленные еще при министерских владельцах, остались. В подъезде было тихо и опрятно. Да, дом был не из самых новых, но публика здесь жила довольно серьезная, к порядку привыкшая, и такие ребята, как Корбут, могли оказаться жильцами такого дома только с негласного согласия самых авторитетных жильцов подъезда. Тут не было внешнего шика сталинских многоэтажек, скупой рациональности хрущевок, разноцветной псевдоэстетики современной городской архитектуры, зато консьерж на первом этаже был, пропускал всех приходящих через себя, делая пометки в толстом гроссбухе. Меня, оказывается, запомнили, то, что Мишаня общался с мальчиками, для консьержа секретом не было, поэтому он на меня смотрел явно с неодобрением, проигнорировав уничижительный взгляд домашнего стража стал двигаться по широкой лестнице, второй раз подряд поражаясь тому, что в московском общественном доме может быть так чисто, и так спокойно. Консьерж свое дело знал, в подъезде действительно было чисто и тихо, влажную уборку сделали только что, еще высыхали влажные следы на лестничной площадке, спокойствие на несколько мгновений вновь охватило меня, я не ждал от судьбы еще какого-то подвоха: казалось, что все, чем могла судьба напакостить, все уже произошло. Увидев знакомую дверь, позвонил один раз, второй, третий. Мишка не открывал, может быть, он был в душе и не слышал? Я перезвонил через две-три минуты, если бы господина Корбута не было дома, консьерж сказал бы мне эту новость на входе, что-то явно не складывалось. Я подумал, что стоит попробовать набрать Мишку по телефону, вспомнил о мобильном, полез в карман. Вид моего устройства связи огорчил окончательно: задняя панель была всмятку, но, самое главное, всмятку был и экран, вряд ли его телефонная книга оживет. Я вытащил из телефона чип, оставалось попробовать позвонить по карточке с телефона-автомата, но я не помнил, чтобы тут рядом таковой имелся, во всяком случае, не возле такого дома, где телефон имелся в каждой квартире. Позвонил еще раз, получалось, что я вновь в незавидном положении. Неужели у Мишки гость? Вот невезуха… И тут я обратил внимание на его дверь. Нет, дверь была закрыта, я даже подергал ручку. Хорошая китайская бронированная дверь, которую обыватели называют консервной банкой, все равно оставалась бронированной дверью, а смутило меня… знаете, меня смутили несколько свежих царапин в районе замка. И, вроде бы ничего страшного, но все-таки…

И тогда я уперся, и нажал посильнее. Дверь после легкого сопротивления поддалась. Замок был сломан, его только лишь немного заклинили снаружи, чтобы не открывался. Первым моим побуждением было бежать, но куда? Холодно, мне нужна была одежда. И деньги! Их было в самый обрез, придется экономить, а как экономить, если ты не представляешь, какие расходы тебе еще предстоят?. Кроме того, я хотел попросить Мишку, чтобы он поговорил еще раз с Растопшиным, чтобы все-таки передать эти чертовы бумаги кому надо, чтобы мое преследование прекратилось. Маленький шанс, но все-таки шанс! И вот ради этого шанса я и полез в Мишкину квартиру.

Это было малосимпатичное зрелище. Настолько неэстетичное, что сразу же затошнило и я вырвал прямо в коридоре, так стало сразу же плохо. Мишка лежал на полу в гостиной, он был голым и руки его связаны. На теле – множество ран, резаных, рваных, я понял, что его пытали, прежде чем убить, кровь залила всю комнату – они перерезали горло. Странно, что не было засады, возможно, передали, что я в метро и те, кто меня ждал, поехали туда, в таком случае, мне неожиданно повезло.

И вот стою я над трупом Мишани, понимаю, что это я, это моя вина, ноги подкашиваются, руки дрожат, но тут мысль в голове: они могут вернуться! И я понимаю, что не до сантиментов, что действительно надо действовать. И тут же хватаю себя на мысли, что действовать – это значит стать мародером, но и выхода другого не вижу. Мне нужно спасаться, хоть какая-то фора у меня есть, пусть сутки, пусть немного больше. Они еще вернутся сюда, ну что же, надо воспользоваться моментом, больше ничего не остается сделать. Если я сбегу… консьерж все равно меня видел и опишет во всех подробностях… Нет, никакого резона нет в том, чтобы паниковать еще больше, чем я паниковал до этого. Наверное, запасы адреналина в моем организме истощились, одновременно поражался своему цинизму и расчетливости, но пошел в спальню – там было неубрано. Халат валялся сбоку – видно, Миша услышал какой-то шум, но одеться не успел, а если бы и успел, толку от этого было бы не больше, чем от каменного надгробья в Петропавловской крепости.

В ванной привожу себя в порядок – смываю грязь и пот, душ не принимаю – все время настороже. Но все-таки осмотром ран оказался доволен, кровь остановилась, признаков воспаления пока еще не было. Обезболивающие… Надо посмотреть, что у него в аптечке. Нахожу несколько анальгетиков и полувыпотрошенную пачку таблетированных цефалоспоринов. Антибиотики широкого спектра действия могут пригодиться. Теперь об одежде: все, что на мне было запачкано кровью, идет в мусорный пакет. Ничем не примечательный серый костюм, свитер-гольф черного цвета и длинный черный плащ стали основой моего нового имиджа. Туфли были большими, пришлось подложить бумагу, но это ненадолго. В сумку бросил свитер и джинсы, сумку тоже реквизировал у Мишки, сюда же пошел бритвенный набор и зубная паста, щетку куплю в первом попавшемся киоске. Почему так сильно стучит сердце?

Проклятье! И тут я понимаю, что надо бы еще поискать деньги. Да, мерзавец, да, негодяй, но Мишке сейчас деньги ни к чему, а у меня с деньгами паршиво, как никогда. Когда убегаешь, никакая копейка лишней не будет, а я-то думал у Мишки переждать до вечера, и только потом искать какой-то выход. Вот оно, началось, я почувствовал, как вокруг меня сужается цепь, как душит погоня, наступающая на пятки, пока что только слепая удача спасала меня от неприятностей, но что будет, если удача мне изменит? Пока что Мать-Удача мне не изменила: Мишка хранил деньги на самом видном месте, в хрустальной вазе за новогодней открыткой нашелся плотный валик стодолларовых купюр, сразу же почувствовал, что жизнь хоть немного, но налаживается. Еще раз подошел к зеркалу – если бы не синяк на скуле, то был бы вполне приличным человеком.

Перед тем, как выйти, еще раз подошел к Мишане, он лежал совершенно беспомощный в своей наготе, в совершенно глупой и нелепой позе – такой живой еще пару дней назад, наполненный комплексами, предрассудками, гавном, совестью, надеждами, сердцебиением по поводу и без, сейчас он был бездыханным куском мяса, и не более того.

Мишаня, Мишаня, не суждено тебе трахнуть меня, извини…

Последняя мысль через несколько секунд показалась мне не столь остроумной, скорее всего, она была вершиной моего цинизма за сегодня. Но стыдно мне не стало, кто знает, может быть, именно здоровый цинизм и дает мне возможность постоянно выживать, не смотря на все опасности, которые подстерегают на каждом шагу?

Я вышел из подъезда и тут же ощутил запах жизни. Свежий воздух, ветерок, чуть пригладивший волосы, тонкий аромат кофе, который исходил из открытого окна на первом этаже, собачий лай, весеннее мартовское солнце, еще не такое яркое, как летом, но такое приветливое, нежное, ласковое, и так почему-то захотелось жить, дышать, молиться, кушать, пить – и все одновременно.

Глава двадцать третья

Время обдумать дальнейшие планы

Москва. ул. Большая Полянка, д. 42, стр. 1, ресторан «Сулико». 29 марта 2010 года.

Еще через два часа я стал счастливым обладателем обуви нужного размера, нового чипа в мобильном телефоне, нового мобильного, справедливо посчитав, что мой телефон могут попытаться как-то отследить не только по карте, но и по серийнику. Телефон был простеньким, бывшим в употреблении, с яркой стикером-бабочкой на задней панели, он поприветствовал меня «Здравствуй, Ксения!», чем привел в окончательно нормальное настроение. Странно в такой ситуации было быть в нормальном, если не хорошем настроении? А почему? Что тут странного? Опасность на какое-то время отодвинулась от меня, было время остановиться и подумать. Я искал ход, который мог бы быть нестандартным, чтобы еще больше сбить преследователей с толку. Понимаю, что говорю и думаю неправильно, но моя главная цель – выжить и выбраться как-то из этой передряги.

Чтобы обдумать свое положение, захожу в ресторанчик. Название «Сулико» сулит хорошую грузинскую кухню и заоблачные цены, это как раз то, что нужно, в заведении такого уровня меня искать будут в самую распоследнюю очередь. Интерьер сразу же настраивает на серьезный лад. Понимаю, что эти яркие витражи в окнах – как раз дорогое удовольствие, а ведь за удовольствие надо платить, а еще и интерьер. Тут действительно очень хорошо, и наверняка, престижно, дорого и вкусно. Ну и что, что дорого? Прикидываю, что одна порция хачапури оказывается под сотню гривен, ну и что? Даже если обед обойдется под полусотню баксов, в данный момент меня это не слишком-то обеспокоит. Средства пока есть. Спасибо тебе, Мишаня! Официант принимает заказ и неслышно исчезает. Ну что же, есть возможность обдумать положение.

Конечно, главное, спасти жизнь! Ради этого стоит рискнуть: отдать документ тому, кто его ищет. С другой стороны, передо мной стала еще одна проблема – долг шефу, я дал в штангу, облажался, попросту говоря, из-за моей кипучей деятельности босс понес серьезные материальные потери. Я уже прикупил макулатуры тысяч на сто двадцать, не считая последнего приобретения ценой в цельную десятку, а прибавить сюда еще и мои расходы по Москве, сюда же. Это просто кошмар получается, а еще шеф прибавит ко всему неполученную прибыль, объяснит, сколько мог бы заработать, если бы эти деньги крутились в металле. Да, мог бы я как-то пытаться выкрутиться, попытаться что-то объяснить, только если бы все было хорошо, по его плану, да, все хорошо, когда хорошо и без проблем. Но… как только становится все плохо, то хуже уже не бывает, на плохого собачника всех собак вешают, так что знаю я его еврейскую бухгалтерию, насчитают мне по самое нехочу. Вроде бы хохол, коренной, настоящий хохол, а считать умеет по принципу: это все мне, это все мое, это тоже мне, даже если это твое, ты мой партнер, но доли твоей тебе не видать, пока свою долю не отобью. Если двести штук накрутит – будет очень гуманно с его стороны, так что так… у нас тоже люди пропадают, не так часто, как в Москве, но тоже в реке Десне глубокие омуты имеются. Прикинуть – моя квартирка и пятой части не покроет, если не убьет, то всю жизнь на него корячиться буду за копейки. Вот и получается, что этот чертов документ – моя единственная надежда. Его можно попытаться продать по приличной цене, такой, чтобы мне хватило на все и про все: и боссу деньги вернуть, и на покой уйти с приятным депозитом в надежном банке.

Это такая дурацкая человеческая натура – пять минут как повстречался со смертью, а тебе уже манятся золотые горы. Представляешь счет в банке, потом встречу с боссом, объяснения. Вот, мол, вся прибыль, но я еле ноги унес. И где моя доля? И знаешь, что много не дадут, но прибыль… Прибыль. Ты вовремя переполовинишь. Плата за риск. Он будет орать, багровея лицом и тряся складками жира на громадном пивном брюхе, ты же будешь смотреть в его налитые свинцом очи и повторять, что это слишком рискованный бизнес. И ты лег на дно, чтобы не подставить его, бедного, а в доказательство предоставишь заметку о загадочном убийстве Мишки, друга детства, которому не повезло оказаться твоим школьным другом.

Думаю, пол-лимона баксов ему хватит, чтобы заткнуться и зализать раны…

Стоп!

А вот и самый важный вопрос: откуда я знаю, что смогу реализовать этот проект?

Задачка, в которой множество неизвестных и только один фактор известен точно: стопка листов с изобретением неизвестного автора.

Только мне и неизвестного. Остальные все прекрасно знают, что и кому принадлежит.

Может быт, в этом и кроется ключ к разгадке всей истории?

У меня ведь тоже есть ключ. Растопшин! Я же хотел, чтобы Мишка нас опять связал, добился аудиенции… Что же, придется идти ва-банк самому. Риск – дело благородное… И про Мишаню придется рассказать. Жаль его, это честно… жаль…

Мысленно хлопаю себя по лбу. Это надо было – не допереть до такой простой истины! Чтобы еще раз все взвесить, решаю перекусить, тем более, что кафе совсем рядом, заодно составлю детальный план действий. Это кафе чем-то напоминает старую советскую столовую – подносы, длинная череда посетителей, столики. Только сервис уже европейского класса: все чисто, еда более-менее качественная, есть возможность выбрать то, что тебе по вкусу, и обслуживают аккуратно и вежливо, без такого набившего оскомину советского хамства.

Итак: Растопшин. Купить его вряд ли получится, а попробовать сыграть на жалости? Нет, не то… вызвать сочувствие, это скорее, мне нужно узнать у него две вещи: первое, это кто же ищет эти бумаги, а второе, кому реально можно эти изобретения сбыть. Если на первый вопрос я почти что уверен, что смогу как-то «раскрутить» бывшего начальника Роспатента, то сдаст ли он мне второй вопрос? А если взять его в долю? Хотя, как говаривал мой босс – хочешь прокинуть человека, предложи ему долю в бизнесе, да и что-то предлагать ему в моем положении, это глупо, нелогично, не смешно.

А на чем еще его попробовать раскрутить? У него ведь дети и внуки, конечно, он стар, он даже очень стар, но ведь и старики бывают до денег охочими. Ладно, попробую, а вдруг не скорчит презрительную рожу, не обзовет меня идиотом, а постарается хоть как-то помочь?

Прикидываю еще раз, понимаю, скорее всего, даже говорить на вторую тему со мной не будет. Ну и пусть, пусть ответит только на первый вопрос, только на него, остальное побоку. Может быть, сумею как-то выкрутиться…

Официант уже несет салат и хачапури. Настоящие! Вкуснейшие! Пальчики оближешь! Все как положено, чувствую, что в этом ресторанчике работает настоящий повар-знаток своего дела. С хрустом разламываю зубами первый… горячий! Какой же он горячий! Аж обжигает! Хрустящий, нежный, вкусный, и все это одновременно, хвалю себя за правильный выбор места еды – в моем положении надо питаться более-менее прилично, иначе хронический стресс прикончит тебя раньше нанятого киллера. И тут мне в голову приходит спасительная мысль: а почему бы не воспользоваться приглашением к знакомству? Ведь вечер, вечер на сегодня – это сплошная черная дыра. А Людмила, да, именно так зовут эту девушку из метро, Людмила оставляла мне свой номер телефона. Сменив несколько раз одежду, писульку с телефоном, несомненно, где-то потерял. А… нет, не утерял, выкинул, сознательно выкинул, сразу, как только вошел в метро рано утром. Но перед этим перечитал номер телефона три раза, обычно этого хватало, чтобы выучить номер наизусть. У меня прекрасная зрительная память на числа, а номера телефонов вообще схватываю с первого раза, потом достаточно щелкнуть мысленно пальцами – и вот он, номер телефона уже перед мысленным взглядом. Но кто знает, не стерли ли сегодняшние происшествия номер телефона этой девушки из памяти? У меня-то память понадежнее телефонной будет! Но все-таки щелкаю мысленно пальцами (почему-то без этого жеста номера телефонов вспоминаются намного труднее), проходит какая-то доля секунды и на мысленном экране загорается номер мобильного телефона. Надо дать Людмиле должное, ее номер из таких, которые запоминаются просто, а вспоминаются очень и очень быстро.

Набираю быстро вспомнившийся номер телефона, если ошибся в какой-то из цифр, что же, значит, судьба… Точнее, не судьба, пусть будет так, как будет, вбрасываю жребий. Звонок пошел, следовательно, номер угадал, а вот кто трубку поднимет… И поднимет ли?

– Да? Кто это? – вроде бы голос ее.

– Людмила?

– Да, я слушаю, а кто это?

– Павел, мы вчера познакомились.

– В метр’о? – узнаю знакомое легкое грассирование.

– Вот именно. Людмила, а как насчет того, чтобы встретиться сегодня вечером?

– Вечер’ом? Сегодня? – в ее голосе слышно искреннее удивление.

– А зачем откладывать на черт его знает когда, конечно, сегодня, после работы.

– Я сегодня освобождаюсь немного р’аньше.

– Великолепно, значит, мы встретимся раньше. Я сегодня после полудня свободен. Абсолютно.

Я тут немного соврал, потому как еще предстоял визит к Растопшину, но был уверен, что этот визит столь много времени не займет, так что к часу-двум дня буду точно свободен.

– А что, уже успел соскучиться?

– Что-то вроде того.

– Тогда я согласна. Это твой номер’ телефона?

– Временно мной.

– Я позвоню, скажу вр’емя, когда освобожусь. Встр’етимся у станции метр’о.

– Договорились.

Спокойно доедаю салат и хрущу хачапурями. Потом решаю заказать еще и кофе. Не столько потому, что есть много свободного времени, сколько для того, чтобы уточнить маршрут движения.

Но сегодня все идет не так, не по моему плану, все идет наперекосяк.

– Извините…

Понимаю, что кто-то отвлекает меня от таких важных мыслей, но все-таки отрываюсь от них и перехожу в обычную плоскость бытия, из которой не стоит выпадать надолго. Передо мной возвышается высокий сухопарый мужчина в дорогом костюме, который, тем не менее, сидит на нем мешком. Скорее всего, в этом эффекте виновата его излишняя сухость, даже, я бы сказал, общее истощение. У подошедшего высокий лоб, серые глаза, которые совершенно ничего не выражают, тонкие губы и тяжелый массивный подбородок, что вместе с крючковатым носом создают впечатление нахохлившейся хищной птицы, выискивающей добычу.

– Извините, вы совершенно один, разрешите составить вам компанию.

Его голос суховат, но отнюдь не неприятен, а сам человек не вызывает во мне никакого инстинктивного внутреннего протеста.

– Прошу вас, присаживайтесь, я сам как раз размышляю о необходимости заказать чашечку кофе.

– И что вас в этом вопросе смущает? Тут превосходный кофе, не ошибетесь.

– Я не знаю, какой предпочесть, по-турецки, или эспрессо.

– Вот незадача. Какой обычно любите, такой и заказывайте, в любом случае, напиток вас не огорчит.

Собеседник кладет кисти рук на стол, и делает это с настоящим изяществом аристократа. Да, интересный тип, я таких встречаю на своем жизненном пути нечасто. Непредставившийся аристократ поднимает руку, и тут же к столику подскакивает официант, а на столе появляется шкалик водки, чашка кофе и две рюмки. По-видимому, буду я или нет, собеседника не слишком интересует.

– Я почему подсел к вам, молодой человек, – как-то протяжно произносит этот человек, при этом умудряется разлить водку по рюмкам, а заодно и быстрым воровским движением одну из рюмок опрокинуть вовнутрь, – понимаете, вы производите впечатление человека, который стоит перед сложным выбором. А это очень вредно для здоровья! Чтобы получать от еды удовольствие, надо находиться в состоянии нирваны. А что делаете вы?

– Что? – интересуюсь, наблюдая, как собеседник приговаривает еще одну рюмку водки.

– Вы находитесь в подвешенном состоянии. Вы человек без настоящего. Вы строите планы, в то время как надо просто жить. – На этой фразе пошла третья рюмка, ее закусили глотком кофе. Пытаюсь найти какое-то оправдание своему существованию и не нахожу.

– И что мне делать?

– Научиться не строить планы. Жить! И не одним днем, нет, жить одной минутой, секундой, одним мгновением, черт подери! Забудьте про глобальные проблемы! Чем глубже в будущее будут уходить ваши планы, чем они будут масштабнее, тем ужаснее будет провал.

– Почему?

– Вы не тот человек, который привязан к земле. Вы – перекати-поле. А перекати-поле движется по воле ветра. Вы не строитель судьбы, вы можете только двигаться по воле судьбы. Вы не творец ветра, вы тот, кто умеет ветер улавливать.

– Извините, не понял…

Хотя я начинаю понимать своего собеседника, меня его разговор начинает утомлять. Тем более, что он может пить, а я нет.

– Понимаете вы меня, вижу, что понимаете. Конечно, надоел, чего уж там, прошу простить за навязчивость… да…

– Да ничего страшного… Вы меня не утомили. – кривлю душой ради вежливости и приличия.

– Спасибо. Я все равно все сказал, что хотел.

Тем более, водка кончилась, а кофе он при этих словах сумел допить двумя мощными глотками.

– Так вот, запомните, река жизни несет вас так, как надо. Не планируйте ничего более чем на сегодня. Тогда вам будет сопутствовать удача. Делайте то, что вам всегда удавалось лучше всего: плывите по течению, тогда она вас сама вывезет. Поверьте мне. Я-то в жизни разбираюсь.

– Простите, а кто вы, собственно говоря, такой? – я уже заметно раздражаюсь.

– Я психолог. С дипломом. – собеседник заявляет это с пафосом, при этом встает со стула, вытягиваясь во весь свой росточек, эка невидаль, психолог с дипломом, их сейчас что с дипломом, что без него, валом вокруг, куда не плюнешь, в психолога попадешь. И тут он говорит совершенно другим тоном:

– Извините меня, этот словесный понос… профессиональная вредность… не могу удержаться, чтобы не поп…ть.

Последняя фраза приблудного психолога приводит меня в совершенно дикое состояние. Я понимаю, что я совершенно ничего не понимаю, в частности, какого дьявола тут снуют эти психологи, которые считают своим профессиональным долгом напиваться с самого утра и еще при этом морочить голову честным посетителям ресторана? Благо, официант несет мне кофе. Запах сваренного по-турецки кофе сразу приводит меня в превосходное состояние души, я снова погружаюсь в свои мысли, погружаюсь весь, с головой, и так, чтобы не слышать никаких пришлых специалистов в человеческой психологии.

Решил выбрать такой вариант движения, чтобы обойтись без метро, как-то на сегодня было слишком много метро. В киоске, по дороге к ресторану, купил удобную книжку – карту Москвы с маршрутами всего общественного транспорта. Нахожу точку моего месторасположения, точку, в которую должен попасть. Прямая линия между ними не проходит. Три маршрутки с пересадками. Хорошо, что пересадки на конечных станциях. Не надо будет просить остановить в месте, которого я не знаю.

Скоро надо будет двигаться. А пока уделяю пристальное внимание принесенному напитку, не могу не насладиться ароматом и вкусом настоящего кофе, который делают в хороших кафе. Сейчас чаще всего кофе делают на автоматах – получается неплохо, в целом неплохо. Но я ценю те заведения, где бармен может еще приготовить ароматнейший кофе по-турецки, где есть мангал с песком и турочки, начищенные до зеркального медного блеска. Алюминиевые сосуды для варки кофе считаю мезальянсом, медь – это медь, признак особенного шика.

Кофе меня порадовал, тонкий аромат, легкая кислинка, которая отличает восточные сорта кофейного напитка, приятная горечь, которая чуть щекочет небо. С каждым глотком кофе чувствую себя Фениксом, возрождающимся из дерьма и пепла. Жизнь хороша, и жить хорошо… Неужели, чтобы это понять надо было, чтобы киллеры гоняли меня по всей Москве?

Глава двадцать четвертая

В углу замкнутого круга

Москва. Орехово-Борисово. ул. Шипиловская, 44, к.1. кв.124. 29 марта 2010.

А вот и тот угол, пересечение двух улиц, маршрутка останавливается на противоположном углу, перехода нет. На всякий случай, прохожу квартал (он тут не самый длинный), перехожу улицу не совсем там, где ближе всего, делаю еще один полукруг, но так, что выхожу прямо к нужному подъезду. Конечно, если меня ждут, то все эти мои маневры только так, для отведения глаз, для самоуспокоения, но кто сказал, что мое личное спокойствие нулевой фактор моего же личного выживания?

В подъезде меня на какое-то мгновение охватывает паника, а вдруг меня вычислили? А вдруг засада прямо в доме Растопшина или же на его квартире? Я даже останавливаюсь между этажами, чтобы отдышаться, внезапно сердце начинает бешено колотиться, понимаю, приступ адреналиновой лихорадки. Вытираю холодный пот со лба, смотрю на руки – дрожат. Этого только еще не хватало, хороший антистрессин – алкоголь, но именно его позволить себе не могу. Начинаю глубоко дышать, минуты через две-три беру себя в руки, звоню.

Мне открывает дверь племянница Растопшина, невысокая девушка самого юного возраста, не более девятнадцати лет, хрупкого телосложения, с двумя туго заплетенными косами и очками на чуть вздернутом носу, что придавало ее милому личику выражение неоперившегося цыпленка. Она и сама походила на небольшого цыпленка, особенно большими розовыми лохматыми тапочками с мордой свиньи на носах.

– Здравствуйте. – у нее был абсолютно бесцветный голос, неожиданно хриплый и глуховатый.

– Здравствуйте, а Виктор Николаевич у себя?

– Вам было назначено? – все так же, без какого-нибудь интереса, без эмоций.

– Нет, но дело настолько важное, что я уверен, Виктор Николаевич мне не сможет отказать.

– Извините, но он вас однозначно не примет. У него вчера вечером случился инсульт. Тоже был такой… внеплановый посетитель по очень важному делу… Посетитель ушел, а у папы поднялось давление. Пока вызвали скорую, уже был без сознания.

– Извините… Мне очень жаль…

Мир опять рушился в тартарары, и я ничего опять поделать не мог. Растопшин был моей единственной надеждой, я только собрался развернуться и уйти, как услышал:

– Скажите, вы случайно не от Михаила Корбута?

Я не ожидал такого разворота событий, но все-таки нашел в себе сил сообразить, что надо отвечать, и выдавил кое-как из себя:

– Да, Михаил мой друг детства.

– Мне папа говорил о вас.

– Извините еще раз, что вас побеспокоил в такой момент…

– Нет, – перебивает меня, – вы не так поняли… Папа говорил о вас. Секундочку постойте тут.

Я застываю в недоумении. Через две минуты она появляется в проеме двери снова.

– Это папа просил передать именно вам. Он предполагал, что вы может быть захотите еще раз зайти.

Она протягивает мне конверт, на конверте две буквы М и К, я даже не предполагаю, что там, но понимаю, что рассматривать содержимое конверта прямо тут будет верхом бестактности.

– Спасибо, извините еще раз.

– Нет, ничего, все в порядке.

Но я чувствую, что ничего не в порядке. И все-таки поразительной силы эта маленькая женщина! Как она держится! Поразительно!

Но я спускаюсь на два лестничных пролета вниз и открываю конверт. В нем визитка, не очень старая. Фамилия, имя, телефон и адрес офиса. Балтимор, это Штаты, хорошо, только бы это было истиной. Балтимор. Штаты. Штаты. Так вот оно, место, где могут мне помочь? Мистер Ричардсон. Адам Ричардсон. Интересно, кто он? Бизнесмен? Адвокат? Маклер? Скорее всего, адвокат, почему-то мне так кажется. Адвокаты в Америке люди влиятельные и ушлые, правда, их услуги стоят дорого, но за круглую сумму они способны творить чудеса, а что на обратной стороне визитки? Там аккуратным каллиграфическим почерком, с круглыми ровными завитушками (так сейчас писать не учат) было начертано Алекперов Руслан, и ничего более.

Ну да… для него Алекперов это просто в виде бренда, он-то понимает, что это имя означает, а что для меня в этом имени? Мне-то это ничего не говорит. Разве что порыться в Интернете? А что, это даже не мысль, это идея! И хорошая идея!

Иду на выход, первое побуждение – зарыться в ближайший интернет-салон, но первое побуждение не всегда оказывается правильным. Поэтому ловлю первую попавшуюся маршрутку, у которой конечная остановка около метро. Доезжаю до конечной, тут, у самого метро, компьютерного клуба не оказывается, решаюсь действовать наобум. Прохожу два квартала, потом спрашиваю первого попавшегося москвича, интернет-салон рядом имеется. Прохожу еще квартал, сворачиваю, по московским меркам это действительно «совсем рядошеньком».