Текст книги "Там, где мы вместе (СИ)"

Автор книги: Влад Молоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

«Нож для диверсанта вещь конечно незаменимая, в тех случаях, когда нужно «работать» тихо, но… – тут я усмехнулся, вспомнив шутку о том, что в рукопашной схватке побеждает тот, у кого больше патронов, – обычная саперная лопатка в ближнем бою куда более грозное оружие, нежели самый навороченный тактический нож».

Бойцы, на вытоптанной до основания, полянке разделились на несколько групп. Я смотрел на ту часть курсантов, что отрабатывала защиту от удара штыком в корпус. Самое простое и распространенное упражнение рукопашного боя, прямо как в наставлении. Занятие было не первое и от макетов курсанты перешли к винтовкам с примкнутым штыком. Правда в целях безопасности на конце штыка была деревянная пробка, но от этого смотрелось все действие не менее грозно и захватывающе. Не зря это было любимым упражнением всех проверяющих и при показательных выступлениях на разных армейских праздниках. Один боец делал четкий выпад, целясь штыком в середину корпуса противника. Последний выполнял уклонение скручиванием тела в сторону, рукой перехватывал оружие, за ствол, уводя его в сторону и вниз, а свободной рукой наносил удар в голову вооруженного соперника. Множеством повторений техника доводилась до автоматизма, что бы в дальнейшем боец действовал на одних рефлексах.

Заметив меня, Толя улыбаясь, пошел в мою сторону. Предстояла очередная поездка в Москву, и необходимо было уточнить нашу потребность в холодном оружии. Сразу обеспечить всех десантников и курсантов ножами не получилось. Штык-ножи использовались при несении службы в нарядах и для занятий, из-за избыточной длины лезвия, были не совсем удобны, а первая сотня «НР-40» как-то незаметно разошлась по младшим командирам, подчеркивая их статус. На первоначальном этапе для занятий вполне подходили деревянные имитации оружия, но сейчас бойцы выходили на уровень, когда рука и тело должны были свыкнуться с настоящим ножом для поставки правильного удара.

Армейский принцип: проси больше – получишь, сколько нужно, сейчас не срабатывал. Из-за комплектования дополнительных дивизий, вооружения не хватало, так как большинство складов осталось на оккупированной территории. Промышленность эвакуировалась и еще не могла восполнить нехватку как оружия и боеприпасов, так и других товаров. В штабе мне намекнули, что заявку удовлетворят, если она будет грамотно и главное обоснованно составлена. Быстро согласовав итоговую цифру, я забежал к связистам, а затем направился к пограничникам, предстояло их разместить, поставить на довольствие и подключить к процессу обучения. Их опыт выживания в немецком тылу сейчас бесценен.

Настроение несколько подпортил очередной приказ агитационного отдела Политуправления. Каждая выброска в немецком тылу, должна была сопровождаться сбросом листовок и других средств агитации таких как «Иллюстрированная газета» на немецком языке. Наверняка нужное и полезное дело, наши граждане должны получать вести с большой земли. Вот только о том, что листовки демаскируют место, и сам факт выброски парашютистов ни кто не подумал.

– Товарищ капитан, а как же обещанный шашлычок? – встретил меня с улыбкой Емельянов. – Бойцы истомились в дороге, неделю на сухомятке сидели.

– После сухомятки супчик хорошо идет, – поддержал я его шутливый тон. Да было такое, обещал парням показать, что такое настоящий шашлык. – От своих слов не отказываюсь, будет шашлычок, да еще и под коньячок, но позже. Работа, прежде всего. Сам знаешь, с началом наступления работы у нас сильно прибавилось. Всем срочно нужны данные: – «Где противник, да сколько?» Слава богу, что все-таки на базе «Пе-2» создали несколько разведывательных эскадрилий. Данные фотосъемки не успевают обрабатывать. Правда сверху не всегда через маскировку некоторые детали рассмотреть можно, и немецкие асы гоняют их сильно, не дают спокойно работать.

– Зато их «Рама» постоянно висит в небе, даже огонь батарей умудряются корректировать – в сердцах, высказал Емельянов.

Понять его можно. Немецкая тактика использования больших авиасоединений на отдельных участках фронта была чудовищно эффективной. Была отчетливо видна разница в классе подготовки, пока пилоты Люфтваффе превосходили наших. Сказывался опыт Европейской войны и наши потери в опытных летчиках за первый месяц войны. К тому же инициатива Худякова, поддержанная многими командирами о создании воздушных армий, позволяющих сконцентрировать под единым началом всю фронтовую авиацию, наносить удары на конкретном участке и на порядок улучшить взаимодействия авиации и наземных войск, пока поддержки в верхах не нашла.

– Ладно, хватит о грустном. Бойцы белье и подменку получили?

– Да, все выдали.

– Тогда форму сдать на стирку и прожарку, – и опережая его вопрос, добавил, – Петрович покажет кому и куда. Он же завезет вас в баню. Как с медосмотром?.

– Договорились, что после бани зайдем. Что нас грязных разглядывать, – он смутился.

Все понятно. Толстой сам заморачиваться новым пополнением не стал и направил к пограничникам медсестру. Вот парни и стушевались. Почему-то вспомнилась подполковник медицинской службы, которая выходила из окружения вместе с пограничниками и не позволила им нахватать паразитов даже в тяжелых походных условиях. Ее они слушались беспрекословно, а молодой девчонки застеснялись.

Отправив пограничников, я вернулся в расположение. Проходя мимо рощицы, где расположились полсотни бойцов будущего первого Белорусского партизанского отряда особого назначения, я невольно поморщился. Парни маялись от безделья. Их командир – военный инженер 2-го ранга Линьков, доставив в конце августа первый десяток парашютистов и больше двадцати грузовых мешков, умчался в Москву решать вопросы по организации заброски, и больше не появлялся. Вчера прибыли еще четыре десятка красноармейцев и теперь эта куча бездельничающих людей неприкаянно болталась за границей лагеря, вызывая у наших курсантов зависть и подрывая дисциплину. Занять их у нас было чем. Процедура ускоренной подготовки групп переменного состава разведвзвода была давно отработана. Но в разведотделе фронта меня предупредили не докучать бойцам этого отряда, курируем напрямую из Управления НКВД.

По внешнему виду, движениям и поведению было видно, что парни имеют серьезную подготовку, скорее всего ОСНАЗ, но оставлять их без дела я считал не правильным. Когда вернется их «Батя» неизвестно, и потратить это время можно было бы с пользой. Да хотя бы дать возможность нашим курсантам трезво оценить свои силы в сравнении с профессионалами, а то у некоторых, особенно имевших спортивное прошлое, проявляется небольшое превосходство перед коллегами. До некоторых еще не доходит разница между спортивным самбо и его боевым вариантом.

Ладно, в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Может парни затренированы до состояния «не могу» и пользуются передышкой перед заброской. Самое интересное, это понять, кто у них остался за главного не возможно. Все одеты одинаково, знаков различия нет, и по поведению не отличить. Сделав в памяти зарубочку предложить им, возможность использования нашего стрельбища, я занялся составлением рапорта к акту изъятия сберкнижек. Появилась мысль проведения их по смете оперативных расходов. Есть такой интересный приказ с двумя нулями перед его номером, только не знаю, как он в это время называется, а то, что он имеется, я ни капли не сомневался.

Вечером у костра, под чай со сливовой карамелью, собравшиеся командиры слушали рассказ Емельянова о рейде пограничников по немецким тылам от самой границы и наших совместных приключениях, а так же причине задержки их прибытия в Юхнов. Которая оказалась банальна. Какой-то хитропопый генерал Северо-Западного фронта «припахал» их к организации блок поста в тылу своей армии. Мне же было интересно послушать со стороны как мы вместе искали Болдина и выходили к своим. Старший лейтенант подписок не давал и мог говорить свободно, от меня-то присутствующие таких подробностей не слышали, поэтому его рассказ слушали внимательно. Особенно всем понравились действия младшего политрука. О том, что рация майора, с группой которого остался Яша, перестала выходить в эфир, я говорить не стал. Может еще отыщутся.

Ложкой дегтя оказалась информация Старчака о возобновлении практики сопровождения командирами, готовившими группы, своих подопечных за линию фронта до момента их выброски. То есть командованию требовалось подтверждение, что группа выброшена именно в том квадрате, о котором говорится в приказе. С чем это связано можно было только догадываться. Имелись сведения, что несколько групп были уничтожены сразу после приземления или не вышли на связь. Эти разведчики готовились не нами, но кто-то, очевидно, решил перестраховаться. От нас требовалось после сброса делать круг, дожидаясь с земли сигналов, подтверждающих успешное десантирование. Учитывая, как часто стали отправлять людей на задания о нормальном отдыхе можно забыть. Поскорее нужно доделывать все свои дела в Москве.

Глава 2

Оказия выпала буквально на следующий день. С утра я был в Юхнове на встрече с партийным руководством района, по вопросам организации партизанского движения в случае прорыва немецких войск. Командование после потери Белоруссии трезво оценивало силу фашистов и такую возможность не исключало. Что в свою очередь сводило на нет обвинения в трусости и паникерстве. Поэтому подход к проблеме был сугубо деловой. По всему району, в крупных поселениях создавались отряды гражданской обороны, которые поддерживали общественный порядок, охраняли узлы и линии связи, по мере сил помогали с организацией беспрепятственного движения по дорогам. К приему раненых готовили школы и общежития.

Юхновский район – преимущественно сельскохозяйственный в основном ориентированный на производство молока и мяса, с развитым птицеводством и свиноводством. Исторически культивируется выращивание картофеля и льна. Зерновых немного, но на обеспечение собственных нужд хватает. Это я к тому, что с учетом эвакуированного с территории Восточных районов Белоруссии и Смоленской области скота, в случае прорыва немецких войск, дороги будут забиты животными, мешая передислокации войск. Поэтому на повестке дня стоял вопрос о перегоне части скота дальше на Восток. В этом вопросе были как противники, так и сторонники. Те председатели колхозов, у кого пастбищ не хватало, были рады избавиться от чужого поголовья, другие, на которых снабжение войск легло дополнительным бременем, и они, сохраняя свои стада, охотно пускали под нож пришлую скотину, считали возможным потерпеть. Правда, когда встал вопрос заготовки сена на зиму, задумались и те и другие.

Меня же больше волновала организация тайных продовольственных баз, для снабжения партизан и войск, попавших в окружение, а так же как оставить врагу меньше продовольствия. То, что немцы выгребут у колхозников все под чистую, я не сомневался, но как убедить людей не ссыпать урожай в свои погреба не знал. С одной стороны опыт прятать свое, имелся еще со времен продразверсток, но народ у нас такой, что пока на своей шкуре не прочувствуют – не пошевелятся. Пришлось опять доставать из планшетки фотографии казней наших граждан. Проняло всех, и дальше разговор шел в конструктивном русле.

После окончания совещания, узнав, что секретарь райкома выезжает в Москву, напросился к нему в попутчики. У него была старенькая Эмка, но это лучше чем трястись на полуторке. Более комфортную «Шкоду», а тем более наш переделанный ЗИС-6 с пулеметной установкой над кабиной я брать не хотел, что бы ни пугать обывателя и на каждом углу не объясняться с патрулями. Самолета в ближайшее время в том направлении не ожидалось. Оформлять командировку, с недавних пор, нужды не было, так как в канцелярии Пономаренко мне выправили бессрочный пропуск в столицу. Время до отъезда было достаточно, и я пулей метнулся в лагерь переодеться и собирать вещи. Встретиться договорились через два часа за городом, у моста через Угру.

Формальным поводом для поездки служила нехватка взрывчатки. Обещанные пять тон тротила, перехватили армейские саперы. Истребовать с них, что-то назад, задача не реальная, они все сразу раскидали по подразделениям и на «чистом глазу» обещали вернуть при получении следующей партии. Верилось же в это с большим трудом. А то, что мы со старшиной вытрясли из наших запасов, хватало для учебы, но для диверсий в тылу противника, особенно для нарушения его коммуникаций требовалось в разы больше.

По данным всех видов разведки среднесуточное движение по железным дорогам только через Смоленск составляло 16 пар поездов, через Рославль – 12 пар. Плюс относительно неплохая развязка шоссейных дорог, использовавшаяся гитлеровцами для стратегических перевозок. В указанном районе действовало девятнадцать партизанских отрядов и групп общей численностью около восьмисот активных штыков, за редким исключением вооруженных тем, что собрали на местах боев. Поскольку операцию по типу «рельсовая война» в основном планировалось проводить этими силами, то решили просить помощи Пономаренко.

На Варшавское шоссе, к мосту через Угру, я успел раньше назначенного срока, но так даже лучше. Напросится в попутчики, и заставлять себя ждать было бы с моей стороны свинством. Рядом с переправой образовался стихийный перевалочный пункт, где за символическую плату можно было найти попутку в сторону Москвы. Даже присутствовало несколько бойких торговок из местных, что продавали семечки, яблоки, молочную продукцию и нехитрую домашнюю снедь. С прохождением колон пополнения торговля оживлялась. Красноармейцы с разрешения командиров покидали строй, и тогда мини-рынок бурлил, затем наступало некоторое затишье. Среди всего этого хаоса выделялся немолодой человек интеллигентного вида и профессорской бородкой с большим чемоданом. Местным он был явно хорошо знаком, и женщины над ним беззлобно подшучивали. При приближении нашей машины он поднял было руку, но когда понял, что я сам пересаживаюсь на попутку, то потерял к нам интерес. Купив стакан семечек, пересыпанный мне в кулек из газеты, я приготовился к ожиданию. Носить семечки в кармане могли позволить себе далеко не все. Многие это считали неприличным, а вот лузгать их, доставая из кулька вполне допустимым.

Минут через десять, возле меня остановилась секретарская Эмка. Народ, ожидающий попутный транспорт, в ее сторону даже не посмотрел. К моему удивлению предложение подвезти поступило «профессору», но тот энергично отказался.

– Это учитель в нашей школе, – пояснил товарищ Клеймюк. А затем, как бы оправдываясь своей демократичности, добавил, – профессор это Московский. К нам как «пораженец в правах» попал вместе с дочерью и внучкой пару лет назад, после того как закрыли конструкторское бюро, где зять работал.

– А что случилось, неизвестно? – Проявил я любопытство, поддерживая дорожный разговор.

– Почему не известно? Известно, придумали они оружие, что гранатами стреляет, да только испытание не прошли. Главный конструктор шум поднял, что условия на полигоне не соответствовали план – заданию, и пошел правду искать. Ну и нашел на свою голову. Самого расстреляли, а все бюро за растрату народных средств, как вредителей по лагерям разослали. А через год и профессора с семьей за сто первый километр отправили, без права проживания в крупных городах. Так-то вот.

– Фамилию главного конструктора, случайно не знаете? – уже искренне заинтересовался, так как история показалась смутно знакомой.

– В свое время про это даже в газетах писали. Тубин или Шубин, – ответил он немного подумав.

– Таубин? – уточнил я.

– Может и Таубин, – легко согласился он с моей версией, – а нам, считай повезло. Карл Львович любого преподавателя подменить может. Учитель с большой буквы. Старая школа.

Сказано было так, как будто в знаниях профессора есть и его заслуга. Хотя, если честно, то только за то, что разрешили учить детей, уже можно сказать спасибо. Обычно «поражение в правах» подразумевало запрет на профессию и работу в госучреждениях. Кадровики предпочитали не связываться с членами семей репрессированных.

– Что по оружию, – через некоторое время возобновил разговор секретарь райкома.

Речь шла об обеспечении партизанского отряда, создаваемого из числа партийных и государственных служащих района. Кое-какой опыт они имели еще с начала тридцатых годов но, на мой взгляд, явно не достаточный. Однако на предложение пройти переподготовку на базе нашего лагеря, отказались. В случае оккупации они просто должны были собраться в условленном месте, где сейчас готовится база, и приступить к боевым действиям. Боеспособность таких отрядов я оценивал как крайне низкую, отдавая предпочтение тем, где командование было из военных. Уже был известен случай, когда такой отряд развалился из-за того, что его командир не смог договориться с комиссаром о тактике и способах ведения боевых действий.

– Все, как согласовали. Полсотни немецких и польских винтовок, один пулемет «Браунинг М-28», все под Маузеровский патрон, что бы могли использовать взятое с боя. Боеприпасы, два ящика гранат с терочным запалом.

– Этого нам только на первое время хватит.

– Если дойдет до партизанских действий, то придется по местам боев искать. Я и так вам все излишки отдаю, самим впритык остается.

Эмка на трассе уверено держала шестьдесят километров в час, а иногда разгоняясь и быстрее, что для этого времени можно считать отличным результатом. Конечно, были машины и помощнее, и даже гоночные варианты, способные держать «соточку», да только шоссе пустым не было. Колоны грузовиков, телег и пехоты тянулись в обе стороны. Приходилось часто обгонять эти тихоходы. Но как бы то ни было, через четыре часа я входил в здание служебной гостиницы.

Бронь вся была занята, и пришлось довольствоваться номером на четверых. Татьяны на смене не было, и я вздохнул спокойно, расстались мы как-то не по людски. Отношения продолжать я не планировал, но хотелось бы остаться друзьями. Пошловато звучит – переспать с девушкой и остаться друзьями. Для мужика это нормально и в наших мыслях это идеальный вариант – друг, с которым при случае и повторить можно. А вот, что творится в женской голове нам не известно и, чаще всего после такого предложения вы получите для себя персонального недоброжелателя. Считается что самые ужасные фразы при разрыве отношений – это «нам нужно поговорить» и «давай останемся друзьями». Как правило не получается ни того ни другого. Мне наступать на эти грабли категорически не хотелось.

Время шло к ужину, и на сегодня в Наркомат я идти не планировал, несмотря на то, что в связи с военным положением, сотрудники работали до глубокой ночи. Заводы тоже перешли на круглосуточный график, и поэтому, рассчитывая застать нужных мне людей на рабочем месте, я позвонил по оставленному мне номеру, что бы узнать как продвигаются работы по модернизации плавающего танка по моим чертежам. Знакомых мне работников предприятия на связи не оказалось, но сотрудник «режимного отдела» подтвердил наличие пропуска на мое имя и пообещал оставить его на проходной. Пришлось ехать на общественном транспорте с пересадками. Но сначала решил на минутку заскочить к бронепоездостроителям.

Не успел пройти проходную, как был встречен комсомольцами энтузиастами, которые потащили меня к запасным путям, где, под открытым небом, собирался бронепоезд. По дороге вываливая на меня накопившиеся проблемы.

– С началом выпуска нового танка, с более мощным бронированием, – лекторским тоном вещал молодой инженер, выступающий главным конструктором будущего бронированного чуда, – все запасы ранее не востребованной брони у нас забрали, оставив только 10-ти и 15-ти мм котельную сталь, что для полноценного бронирования недостаточно. Это не годится даже для легкого броневагона, – говорил он с возмущением. Как будто это я виноват, что так получилось. – Мы уже заканчиваем каркас и ребра жесткости, но фактически остались без нормального металла.

– Не вижу проблем, – отвечаю, немного подумав, – сваривайте листы между собой.

– Сразу видно, что у вас нет технического образования, – получаю в ответ, с небольшим превосходством в голосе, – это не дает нужного коэффициента жесткости и эластичности металла. И практически не повышает защиту от снарядов.

– Делайте как на танках дополнительные экраны, – вспомнил я защиту на КВ Колобанова. – А, еще лучше, пусть броня будет трехслойной, поместите в середину гофрированный лист, а пустоты заполните каким-нибудь сыпучим наполнителем, да хоть песком.

– Наверное, такой вариант возможен, – задумался инженер, – но требует расчета, и испытаний.

– Считайте, делайте, испытывайте. А еще лучше залейте между двух металлических листов бетонный раствор, – вспомнил я чью-то идею по послевоенному строительству бетонных кораблей. – Да так ДОТы строят, – тут же добавил, увидев обращенные на меня, взгляды комсомольцев, выражавших сомнение в моей умственной полноценности.

И только инженер задумался, видимо просчитывая в уме варианты. Нет, а чего они от меня ждали? Что я как дед Мороз, достану им из мешка 50-ти мм броню. Пусть поэкспериментируют, может и правда получится что-то дельное. Идея в принципе не такая и плохая. Некоторые бетонные ДОТы действительно были выполнены по такой технологии, почему это нельзя применить к бронепоезду? Вот только как он будет называться – бетонопоезд? Следующим был вопрос по вооружению. Находящийся на заводе военпред, на которого возлагались определенные надежды, этим заниматься отказался категорически, сославшись на занятость. И опять эту задачу решили повесить на меня, тем более, что это я предложил использовать в качестве главной ударной силы пусковую ракетную установку. Об орудиях крупного калибра речи уже не шло, побегав по инстанциям и не добившись положительного решения, они были готовы на любые пушки, лишь бы те стреляли. Мне этот «головняк» был тоже не нужен, но у них имелось секретное оружие по имени Катя, которая в отличие от прошлых раз в дискуссии не вступала, зато озорно стреляла глазками. Пришлось скрепя сердцем пообещать, что попробую решить и эту проблему. Орудия не орудия, но где взять пару танковых башен от Т-34 или даже КВ, я предполагал.

Быстро вырваться от настырных комсомольцев не получилось. Поняв, что к танкостроителям не успеваю, договорился по телефону, что заеду к ним пятого числа. Завтра я планировал потратить весь день на посещение Управления НКВД, было несколько вопросов, в том числе по сберкнижкам и загадывать, как сложится, не хотелось. Поэтому оставил себе временной зазор, еще ведь и на полигон заехать нужно. Пора, пора продвигать новые виды оружия, это я про штурмпистоль, который специально взял с собой.

Катя, не желая показывать наши отношения, ушла чуть раньше, и мы «случайно» встретились на трамвайной остановке. От молчаливой и серьезной девушки не осталось и следа, она всю дорогу радостно щебетала, прижимаясь ко мне и ловя взгляд. Как только мы оказались в относительно тихом месте, где нас не могли видеть редкие прохожие, я прижал ее к себе, целуя в мягкие и податливые губы. Дальше так и шли, как подростки страстно целуясь в укромных местах, растянув пятнадцати минутный маршрут на добрый час.

Ладно, Катя – она девушка и для нее такие глупости нормальное состояние, но я-то взрослый мужик, а со стороны наверняка выглядел как полный дурак. Ах, женщины, женщины, что же вы с нами делаете? Еще вчера я отчитывал парней, а сам оказался не намного лучше, попав в «медовую ловушку». Так отчитывал я себя на обратном пути, стараясь успеть на последний трамвай. Родители оказались дома, и все мои планы рухнули, как только мы услышали за дверью их голоса. К этому времени одежда на нас приобрела некоторый беспорядок, благодаря шаловливым рукам обоих. Предвкушая «безумную страсть» в подъезде мы уже еле сдерживались, и тем сильнее был «облом».

В гостиницу успел перед самым комендантским часом, радуясь, что большую часть дороги удалось проехать с отделением прожектористов, так как трамвай уже не ходил. Усталый и недовольный, я поднялся в номер, и застал там двух основательно поддавших мужиков и следы их позднего «ужина». На предложение присоединиться отказался. Они вряд ли рассчитывали на мою компанию, скорее всего их, интересовала возможность пополнить запас «горючего», которого у них оставалось на самом донышке.

Буркнув им, что бы закруглялись, стянул сапоги, сбросил китель и, подхватив гостиничное полотенце, походный набор для бритья, доставшийся когда-то трофеем, направился в душевую. Шаркая по коридору тапочками, входившими в гостиничный набор, вяло думал о том, что нужно было найти в себе силы и принять душ, а не ограничиваться бритьем. Но кто-то другой нашептывал в ушко: – «Да, ладно и так сойдет. Вчера же мылся. Смотри-ка, какой чистюля». Лень уверенно побеждала.

К моему разочарованию горячей воды не было, и та часть сознания, что усиленно сопротивлялась помывке, удовлетворенно вздохнула. Собирая станок, я задумался о том, где буду брать нормальные лезвия, когда закончатся трофейные. К хорошему привыкаешь быстро и мягко скользящее по коже лезвие уже воспринимаешь как данное, забывая, что есть его отечественные аналоги «Спутник» или не дай бог «Нева», которой только карандаши точить. Но ведь как-то пользовался, же раньше и, ни чего. А вот парфюм было не так жалко, местные вообще предпочитали одеколон «Тройной». Не спорю, как дезинфицирующее средство он неплох, но запах, мягко говоря, резковат, а ведь я знавал людей, которые умудрялись его еще и пить. Ужас, даже мурашки по коже пробежались.

Освежившийся я шел по коридору, планируя завтрашний день, и не сразу обратил внимание на открывшуюся дверь комнаты тех. персонала. И только когда в проеме появилась Татьяна, я притормозил и на автомате выдал дежурный комплимент: – Доброй ночи красавица, все хорошеешь, – мысленно выдохнув и порадовавшись, что встретились мы после душевой, не хотелось бы усугублять не простой разговор, идущим от тебя, запахом другой женщины.

– И Вам приятного отдыха товарищ капитан. Умеете же Вы женщине приятное сделать.

Язва, как есть язва. Сказано было таким тоном и с таким выражением лица, что невольно чувствуешь себя виноватым. Ну не получился у нас ужин в ресторане, так в этом моей вины всего ни чего. Немецкие диверсанты по Москве как у себя дома ходят, а я крайний? Сейчас главное не показать слабину, иначе все – сядет на шею и ножки свесит.

– Насчет приятное делать, так я здесь не один такой мастер, – прозвучало пошловато и двусмысленно, поэтому я сразу поправился, пустив в дело грубую лесть, – забыть наши восхитительные встречи невозможно.

– И поэтому ты к малолетке в постель прыгнул, – тут же последовало нападение. Наверное, твердости в моем голосе не хватило, и сработал безусловный рефлекс хищницы.

Признаваться или не дай бог начать извиняться – прямой путь к поражению, причем к безоговорочному. Как только дашь шанс почувствовать свою неуверенность, то и не заметишь, как из тебя начнут веревки вить.

– А я давал повод предъявлять мне претензии? – Теперь моя очередь показывать характер и демонстрировать свою независимость. Правда и доводить до конфликта не хотелось бы, поэтому в интонации допускалась возможность его избежать.

Но у женщин своя логика, и быстро поняв, что режим «ревнивая жена» не сработал, Таня решила перейти к активным действиям, заменив разговор делом. Как я оказался в служебном помещении горничных сам не понял, ну а дальше сопротивляться активным домогательствам, на моем месте, не стал бы ни один мужик. Короче в номер вернулся через полчаса, провожаемый взглядом победительницы, со странным чувством, что это меня только что «поимели».

Мои соседи, допив свой «ужин», уже спали, издавая богатырский храп и наполняя воздух запахом перегара и потных ног. Выбора у меня все равно нет, даже форточку, из-за соблюдения режима светомаскировки, не откроешь – все наглухо задрапировано шторами. Однако усталость взяла свое, и сон принял меня в свои объятия почти сразу, как я нашел удобное положение на продавленном матрасе.

Несмотря на беспокойных соседей, которые кроме храпа, издавали и другие неприятные звуки, проснулся я относительно бодрым. А после водных процедур, так вообще пришел в прекрасное расположение и, насвистывая какую-то мелодию, спустился в столовую на завтрак. В наркомате был свой общепит, но покормят меня там или нет, я не знал, а в гостинице выдавали талончики, по которым кормили бесплатно, правда, довольно однообразно. Сегодня давали кашу «Геркулес» сваренную на воде и какао, к которому прилагалась булочка с джемом.

Поглощая овсянку, я задумался, с какого же времени достаточно калорийная каша, вдруг стала диетической. Ответа не нашел и уже собирался нести посуду на мойку, как в зал зашел Илья Сергеевич, и оглядевшись уверенно направился ко мне.

– Добрый день, – сказал он, присаживаясь, – приятного аппетита.

– Спасибо, не желаете ли присоединиться к завтраку.

Нет, благодарю, – и слегка поморщившись, добавил, – с детства не люблю овсянку. Хорошо, что успел с утра застать, а то бы весь день потеряли. Мне передали, что у Вас какое-то срочное дело к Пантелеймону Кондратьевичу?

– Да, я вчера звонил в секретариат, – начал я выкладывать суть моего приезда, – хотел записаться на прием, но мне ответили, что товарищ Пономаренко убыл на фронт.

– Это действительно так. Ведутся наступательные бои, и он как Член Военного Совета должен присутствовать в войсках. Но я уполномочен принимать решения в эго отсутствие, – и тут, же поправился, – если это не выходит за определенные рамки.

– Планируется проведение крупномасштабных боевых операций в тылу фашистов, по нарушению коммуникаций и путей снабжения их войск, силами партизанских отрядов и диверсионных групп.

– Вы воевали в Испании? – перебил он меня, извинившись.

– Нет, не довелось, хоть и дважды подавал рапорт, – немного удивился я неожиданному вопросу. – А почему собственно…

– Еще раз прошу прощения за бестактность. Просто фашистами называли боевиков Франко в Испании, и поэтому я сделал неправильный вывод. Выражение «немецко-фашистские оккупанты» еще не получило достаточно широкого хождения в прессе. У нас их все больше нацистами называют.

– А в войсках их больше «Гансами» или «Фрицами» обзывают, – пояснил я, – а они нас «Иванами». Но мы отвлеклись.

– Да, да, продолжайте. Я весь во внимании.

– Так вот планируется большая операция во вражеском тылу, – повторился я, сбитый немного с толку, – эффективность ее будет тем больше, чем массовой и скоординированной она будет проведена. Взорвав нескольких десятков мелких мостов на дорогах, которые даже толком не охраняются и железнодорожные пути на большом протяжении, мы парализуем движение противника, не позволив быструю переброску резервов или передислокацию войск. Надолго это немцев не остановит, но позволит планировать и проводить крупные наступательные операции. Прибавьте к этому еще и действия специально создаваемых команд истребителей танков.