Текст книги "Око за око"

Автор книги: Вив Дэниэлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

Одна из команд забила гол, и тут же один из зрителей вытащил из кармана монетку и отдал ее соседу. Англичане просто обожают пари. Игроки принялись обнимать героя, поразившего ворота противника.

Мойше тоже выскочил на поле и подхватил на руки мальчишку, который был слишком мал, чтобы играть в команде. Тот удивленно взвизгнул, а в следующее мгновение радостно завопил по-английски – но Мойше было все равно.

– Папа! – Рейвен внимательно посмотрел на него, а потом спросил: – А что с твоей бородой, папа?

– Противогаз не надевался так, чтобы сидеть плотно, и мне пришлось ее сбрить, – ответил Русецки. Ходить без бороды все-таки лучше, чем глотнуть иприта. Он видел, как это бывает. С бьющимся от волнения сердцем он спросил:

– А где мама?

– Дома, – спокойно ответил мальчик, словно хотел сказать: «А где еще ей быть?» – Ты не мог бы поставить меня на землю? Ребята снова начали играть, я хочу посмотреть.

– Извини, – делая вид, что ему ужасно стыдно, сказал Мойше.

Для него возвращение домой имело огромное значение, но его сын отнесся к этому совершенно спокойно. Мимо его уха просвистел мяч. Рейвен снова потребовал, чтобы Мойше его отпустил. Он поставил сына на разбитый тротуар, а сам начал подниматься по лестнице в свою квартиру.

Из-за двери в противоположном конце коридора доносилась яростная ругань

– ссорились мистер и миссис Стефанопулос. Мойше не знал греческого и не понял ни слова из ругательств, которыми они осыпали друг друга, но все равно остро почувствовал, что вернулся домой. Стефанопулосы очень любили друг друга, настолько, что не жалели сил на отчаянные крики и ссоры. Англичане предпочитали молчание, от которого веяло могильным холодом.

Мойше нажал на ручку двери, и она легко поддалась. Ривка шла из гостиной в кухню. Ее серые глаза широко раскрылись от удивления – наверное, Стефанопулосы так шумели, что она не слышала его шагов в коридоре. Или не сразу узнала мужа в бритом солдате, одетом в военную форму британской армии.

– Мойше? – недоверчиво прошептала она и бросилась к нему. Она так сильно прижала его к себе, что он задохнулся. Уткнувшись ему в плечо, она прошептала: – Не могу поверить, что ты здесь.

– А мне трудно поверить, что ты здесь и Рейвен, – ответил он. – Я молился, чтобы с вами ничего не случилось и мне удалось вас найти, но ты же знаешь, чего в наше время стоят молитвы. Я видел, что ящеры сотворили с Лондоном… – Он покачал головой. – В этой войне мирным жителям за линией фронта иногда грозит большая опасность, чем солдатам. Так было, когда нацисты начали бомбить Варшаву. Я за вас очень волновался.

– Мы в порядке. – Ривка попыталась пригладить волосы. – В кухне полно сажи, мне приходится готовить на дровяной печи, у нас больше нет газа. Я чуть с ума не сошла от страха за тебя. Там повсюду летают пули, падают бомбы и этот ужасный газ… а у тебя даже нет оружия. А бомбежки здесь… – Она пожала плечами. – Ужасно, конечно, но ничего нового. Если бомбы не падают прямо тебе на голову, хорошо. Ну, а когда падают, ты все равно не успеешь ничего понять. Так что все нормально.

– Наверное, – не стал спорить с ней Мойше.

После трех лет голода и болезней в варшавском гетто человек становится фаталистом. Быстрая и наверняка безболезненная смерть в такой ситуации казалась благословением.

– У нас осталось немного… телятины. Может, ты проголодался?

Легкая заминка перед словом «телятина» означала, что, скорее всего, это свинина, а жена пытается защитить его от сознательного употребления запретной пищи. В варшавском гетто он делал то же самое для нее. Сделав вид, что ничего не понял, Мойше сказал:

– Я всегда хочу есть. Нас не слишком хорошо кормят.

Он прекрасно знал, что мирные жители тоже не едят досыта, и оставил большую часть своей порции на тарелке. Жена не ждала его и, наверное, приготовила обед для двоих на несколько дней. Когда он сказал, что больше не может съесть ни кусочка, она взглянула на него искоса, но ничего не сказала. До войны она устроила бы ему целое представление.

Ривка налила ему стакан теплой безвкусной воды из ведра, и Мойше сразу понял, что она кипяченая.

– Хорошо, что ты следишь за тем, что вы пьете, – улыбнувшись, сказал он.

– Я видела, что случается с теми, кто не кипятит воду, – совершенно серьезно ответила она. – Ты ведь все-таки учился на врача, а я твоя жена – это кое-что да значит.

– Хорошо, – повторил Мойше и отнес тарелку и вилку в раковину, наполненную мыльной водой.

Он вымыл тарелку и положил ее рядом с раковиной. Ривка удивленно и немного насмешливо наблюдала за ним, и он, оправдываясь, сказал:

– Видишь, без тебя мне пришлось кое-чему научиться.

– Вижу. – По ее тону он не понял, одобряет она его или возмущена таким поворотом событий. – Чему еще ты научился, живя без меня?

– Тому, что мне не нравится жить без тебя, – ответил Мойше. С улицы донеслись радостные крики, кто-то опять забил гол. Мойше задумчиво проговорил: – Кажется, Рей-вену очень нравится смотреть футбол.

– Мы можем рассчитывать на то, что он некоторое время проведет на улице и нескоро вернется домой, ты это имел в виду? – спросила Ривка.

Мойше радостно закивал. По тому, как его жена захихикала, он понял, что выглядит довольно глупо. Впрочем, он не слишком расстроился, в особенности после того, как она улыбнулась:

– Думаю, можно. Нужно пользоваться случаем, когда он тебе представляется.

Мойше попытался вспомнить, когда в последний раз лежал на кровати. Всего пару раз с тех пор, как его призвали в армию, которая отчаянно сражалась с инопланетными завоевателями, собравшимися покорить Британию. Ему дали форму, аптечку, нарукавную повязку, противогаз и отправили на поле боя. Удобства в список необходимых вещей не входили.

Словно проверяя, что будет, Ривка поцеловала его в бритую щеку.

– Колется, – сказала она. – Борода мне нравится больше – или тебе придется гладко бриться.

– Мне не всегда удается добраться до бритвы, – ответил он. – Я бы никогда не расстался с бородой, но иначе противогаз плохо надевается.

Сейчас, когда он лежал рядом с женой и мог хотя бы ненадолго забыть о войне, ему совсем не хотелось думать ни о противогазе, ни о том, что может случиться, если он неплотно прилегает к лицу. И ему удалось забыть обо всем, кроме Ривки.

Но растянуть счастливые моменты не стоит и пытаться – они все равно заканчиваются. Ривка села и начала быстро одеваться. Она так и не смогла избавиться от воспитанной с детства скромности, а с другой стороны, боялась, что Рей-вен выберет самый неподходящий момент, чтобы заявиться домой. Мойше тоже принялся торопливо натягивать одежду.

Ривка застегнула последний крючок на шее и, словно это движение означало, что прежний мир, полный опасностей, вернулся, спросила:

– На сколько ты приехал?

– Всего на один день, – ответил Мойше. – Завтра мне придется снова отправиться на юг, чтобы помогать раненым в боях с ящерами.

– А как там идут дела? – спросила Ривка. – Когда появляется электричество и газеты, нам сообщают, что мы громим ящеров, как Самсон палестинцев, но самолеты продолжают бомбить Лондон, артиллерийские орудия почти не смолкают, нас обстреливают снарядами. Разве я могу верить тому, что нам говорят?

– Северная армия ящеров разбита – капут, – сказал Мойше, использовав слово, обожаемое немецкими солдатами. – Насчет южной группировки я ничего не знаю. Я видел только сражения, в которых участвовал сам, а это все равно что спрашивать у рыбешки, какова обстановка на Висле. Впрочем, если бы Британия терпела поражение, ты бы сейчас разговаривала не со мной, а с каким-нибудь ящером.

– Наверное, – задумчиво проговорила Ривка. – Но после того как люди проиграли столько сражений, трудно считать победой то, что им удается удерживать ящеров на месте.

– Если подумать, сколько армий людей не смогли не только остановить продвижение ящеров, но и просто его замедлить, можно считать, что мы одержали огромную победу. Я не знаю ни одного случая, чтобы они оставили поле боя – а на северных подступах к Лондону именно это и произошло. Англичане разбили их наголову. – Мойше удивленно покачал головой. – А мы думали, что они неуязвимы.

Неожиданно открылась и с громким стуком захлопнулась входная дверь.

– Я голодный! У нас есть что-нибудь? – крикнул Рейвен. Мойше и Ривка переглянулись и расхохотались. Рейвен появился на пороге спальни.

– И что это вы так веселитесь? – спросил он с возмущенным видом, какой бывает у ребенка, который не понял шутки.

– Так, ничего, – серьезно ответил отец. – Мы тебя обставили, вот и все.

– В каком смысле? – спросил Рейвен.

Ривка быстро посмотрела на мужа и едва заметно покачала головой. Мойше снова расхохотался. Он радовался короткому мгновению счастья, которое ему подарила судьба. Как же хорошо оказаться рядом с женой и сыном! Завтра война снова примет его в свои костлявые объятия. Но сегодня он может наслаждаться свободой.

* * * Внешне серебристый металл ничего особенного собой не представлял. Казалось даже, будто сотрудникам Метлаба удалось получить совсем маленький образец. Впрочем, внешний вид не имел никакого значения для генерала Лесли Гровса. Он знал, что у них в руках: плутоний, которого хватит – если прибавить его к металлу, украденному у ящеров немцами и русскими и доставленному британцами в Америку, – чтобы сделать настоящую атомную бомбу.

Он повернулся к Энрико Ферми.

– Клянусь Богом, мы сделали первый, самый трудный шаг! Дальше будет легче.

– Легче, но не намного, генерал, – ответил итальянец. – Мы еще не решили задачу очистки плутония, затем нам необходимо придумать, как мы сделаем из него бомбу и как доставим ее на место, где хотим взорвать.

– Это задачки для инженеров, – ответил Гровс. – Я инженер; я знаю, что мы с ними справимся. Меня больше всего беспокоили физики… Я сомневался, что нам удастся получить необходимое количество металла. – Он жестом показал на маленький серебристый комочек.

– А со мной все ровно наоборот, – рассмеявшись, заметил Ферми. – Мы давно поняли, что физика – штука простая и бесхитростная, но вот приложить ее законы к производству бомбы – это уже проблема совсем другого рода.

– Мы справимся с любой проблемой, – заявил Гровс. – Мы не можем позволить себе поступить так же, как русские: один выстрел – и все, патроны кончились. Мы будем наносить по ящерам удар за ударом, пока они не запросят пощады.

– Насколько я разобрался в русской модели, удивительно, что бомба у них вообще взорвалась, – сказал Ферми. – Устройство в виде пушки, начиненное плутонием… – Он покачал головой. – Видимо, они построили очень большую пушку, и бомба получила огромное ускорение. Иначе реакция началась бы раньше, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Думаю, им было все равно, какого она размера, – проговорил Гровс.

– Они ведь не собирались грузить ее на самолет. – Он с горечью рассмеялся.

– Во-первых, у них нет бомбардировщика подходящего размера, в их машины даже маленькая атомная бомба не поместится. Во-вторых, если бы даже они и нашли самолет и засунули в него бомбу, ящеры подстрелили бы его, прежде чем он успел добраться до цели. Так зачем им что-то изобретать, если можно было построить очень большую установку?

– Вот именно, – не стал с ним спорить Ферми. – Кстати, то же самое можно сказать и про нас. Мы не сможем перевозить бомбы по воздуху. А доставить их в нужное место, да еще в нужное время будет совсем не просто.

– Знаю. – Гровс потер подбородок рукой. – Русские сказали, что они оставили бомбу там, где через несколько часов должны были появиться ящеры. Потом включили часовой механизм и стали ждать большого бум! Нам будет гораздо труднее отыскать подходящее место.

– Чикаго, – едва слышно сказал Ферми.

– Хм-м-м, может быть, – согласился с ним Гровс. – Там нашим ребятам несладко приходится. Однако я вижу две проблемы: первая – доставить бомбу, когда она будет готова, в Чикаго. Кстати, вывезти ее отсюда хоть куда-нибудь будет нелегко. А вторая трудность состоит в том, чтобы отвести оттуда наших солдат, иначе они пострадают вместе с ящерами.

– А что тут сложного? – спросил физик. – Они просто отступят, позволив ящерам продвинуться вперед, – и тут им крышка!

Лесли Гровс улыбнулся. Всю свою военную карьеру Гровс провел в инженерных войсках; он никогда не вел за собой солдат в наступление – и не хотел бы повести. Но он успел забыть о стратегии гораздо больше, чем Ферми когда-либо шал. Кстати, приятное напоминание о том, что он тоже кое на что годится – а то рядом с гениальными учеными, которыми он командовал, Гровс уже начал страдать комплексом неполноценности.

– Профессор, – как можно терпеливее начал он, – с тех самых пор, как ящеры заявились к нам, мы изо всех сил сражались с ними на подступах Чикаго, а теперь боевые действия переместились на улицы города. Если мы вдруг возьмем и без всякой причины отступим, как вы думаете, они не заподозрят неладное? Я бы обязательно подумал, что здесь нечистая игра, будь я их командующим.

– Хм-м, – протянул Ферми. Несмотря на наивность, глупостью он не отличался ни в коей мере. – Я вас понял, генерал. Русские тогда полномасштабно отступали, и потому ящеры ничего особенного не заметили, когда проходили мимо места, где те спрятали бомбу. Но если мы после упорного сопротивления неожиданно покинем свои позиции, они сообразят, что происходит нечто необычное.

– Именно, – подтвердил Гровс. – Вы все правильно поняли. Нам либо придется убедить их в том, что они нас побеждают и мы драпаем…

– Не понял? – перебил его Ферми.

– Извините, я хотел сказать, быстро отступаем, – пояснил Гровс. Ферми разговаривал по-английски с сильным акцентом, но, как правило, все понимал. Гровсу пришлось напомнить себе, что в присутствии физика ему стоит быть поосторожнее с разговорными оборотами. – Либо мы сделаем так, либо отступим тайно… может быть, ночью. По крайней мере, ничего другого мне в голову не приходит.

– Лично я считаю ваш план вполне разумным, – заявил Ферми. – Когда мы будем готовы, как вы думаете, его примут в Чикаго?

– Должны. Обороной города командуют настоящие профессионалы.

Впрочем, уверенности у Гровса не было. Ферми не слишком хорошо разбирался в том, как истинные солдаты выполняют свою работу. Да ему и не следовало. Но ведь генералы, командующие армией в Чикаго, тоже не представляют себе, на что способна атомная бомба. Расчеты и соображения кучки ученых с линейками, а не с оружием в руках могут показаться им бессмысленными.

Гровс решил, что ему следует заняться составлением официального письма. Не исключено, что его никто не станет читать, но там хотя бы будет стоять имя и должность: бригадный генерал армии Соединенных Штатов. А вдруг кто-нибудь все-таки призадумается? Наверняка он знал только одно: если он не сядет за стол и не напишет такого письма, они просто не поймут, с чем имеют дело. Человеку действия много знать и не нужно.

– Извините, профессор Ферми, – сказал он и поспешил к выходу.

* * * Его ждала машинистка.

Атвар изучал дисплей компьютера, на котором Тосев-3 медленно двигался вокруг своего солнца.

– Равноденствие, – сказал он так, словно это было оскорблением в адрес Императора.

– Да, недосягаемый адмирал. – Голос Кирела тоже звучал не слишком радостно. Он облек причину своего неудовольствия в слова: – В северном полушарии, где еще осталось много не-империй, которые нам не удалось покорить, скоро начнется зима.

Оба высокопоставленных самца некоторое время с самым несчастным видом обдумывали его заявление. Разведывательный зонд, который Раса отправила на Тосев-3 много веков назад, принес данные о том, что зимой на планете погода становится исключительно нестабильной. Однако Раса оказалась не готова к таким климатическим условиям: все единодушно считали, что завоевание мира завершится до того, как климат сможет как-то повлиять на войска. И никто на Родине не мог даже предположить, что тосевиты за такое короткое время сумеют столь далеко продвинуться вперед на пути технологического развития. Кроме того, тосевиты изобрели устройства, предназначенные для того, чтобы справляться с возмутительным разнообразием замерзшей грязи и воды, появляющихся на Тосев-3 зимой, и значительно превосходящие все, что имелось в распоряжении Расы.

– Во время прошлой зимы, – так же мрачно продолжал Кирел, – мы потеряли стратегическое преимущество в большом количестве регионов. Когда наступят холода, Большие Уроды используют против нас множество самого разного хитроумного оружия, которого у них не было два наших года назад. Все это не позволяет мне с оптимизмом ждать результата будущих сражений.

– Уверяю вас, капитан, я расстался с оптимизмом в тот самый момент, когда узнал, что Большим Уродам известно радио, – ответил Атвар. – Однако должен вам напомнить, что мы все-таки имеем некоторое преимущество перед тосевитами. Мы нанесли серьезный урон их производственным комплексам, и теперь они выпускают значительно меньше оружия, чем когда мы прилетели на планету.

– Верно, но эффективность наших собственных производственных комплексов равняется нулю, – заметил Кирел. – Мы в состоянии делать больше боеприпасов, причем весьма неплохих, хотя нам и приходится использовать для этих целей тосевитские заводы. Но кто в самых немыслимых фантазиях мог представить себе, что нам потребуются новые танки и истребители взамен тех, что мы потеряли?

– Никто, но реальность именно такова. Предвидели мы такой поворот событий или нет – теперь не имеет значения, – проговорил Атвар. – Мы значительно ослаблены на обоих материках, а также нам катастрофически не хватает противоракетных снарядов. Нам повезло, что мы вообще взяли с собой некоторый запас. Однако он неуклонно иссякает, а необходимость в ракетах не становится меньше.

– Дойчевиты – пусть скорлупа их яиц станет такой тонкой, что у них никогда не будет птенцов, – не только забрасывают нас своими ракетами, но еще и начиняют их газами вместо обычных взрывчатых веществ. Такие ракеты необходимо сбивать до того, как они достигнут цели, иначе они наносят нам страшный урон. Но количество наших ракет резко уменьшается, и скоро мы вообще не сможем ничего противопоставить тосевитским смертоносным снарядам.

– Нам удалось вывести остров Британия из военных действий против нас на неограниченное время, – заявил Атвар.

Это, конечно, правда, но адмирал и сам прекрасно понимал, что несколько приукрашивает действительность. Кампания против Британии предпринималась с целью захватить остров, однако, как и большинство планов касательно То-сев-3, этот тоже не выдержал столкновения с Большими Уродами. Потери в живой силе и технике оказались просто возмутительными и стоили Расе гораздо больше, чем могла им дать временная нейтрализация Британии.

После длительных раздумий Кирел все-таки сумел найти кое-что положительное в сложившейся ситуации.

– Мы совершенно уверены, благородный адмирал, что СССР имел только одну атомную бомбу, которую он и использовал против нас. Мы можем возобновить наши операции на их территории – по крайней мере пока не наступит зима.

– Да, пока в СССР не наступит зима, – сердито повторил Атвар. – Но до холодов там начинаются дожди, которые превращают местные дороги в море липкой мерзкой грязи. Два года назад осенью, а потом весной, когда вся замерзшая вода, собравшаяся за зиму, растаяла, болотистая почва доставила нам немало неприятностей.

– Вы совершенно правы, благородный адмирал, я об этом забыл. – Казалось, Кирел сжался под тяжестью собственной ошибки. Но ему удалось справиться с собой, и он сердито продолжал: – Большие Уроды в СССР представляют собой стадо ленивых, некомпетентных кретинов. Ни один разумный не станет строить дороги, которыми невозможно пользоваться три четверти года.

– Я бы очень хотел, чтобы они были стадом ленивых, некомпетентных кретинов, – ответил Атвар. – В этом случае они не смогли бы создать и взорвать атомную бомбу, пусть и из металла, украденного у нас. На самом деле

– как нам удалось выяснить у пленных – дороги находятся в столь плачевном состоянии из стратегических соображений: чтобы помешать вторжению дойчевитов с запада. У них имелись все основания опасаться такого вторжения, и принятые ими меры, вне всякого сомнения, остановили нас.

– Вот именно, – зашипел Кирел. – Из всех тосевитских не-империй падение СССР доставило бы мне самую большую радость. Я прекрасно понимаю, что их император был всего лишь Большим Уродом, но свергнуть его, а потом убить… – Его передернуло. – Такое никогда не пришло бы в голову самцу Расы до того, как мы прилетели на Тосев-3. А если подобные мысли у кого-нибудь и возникали, эти самцы остались в столь далеких временах, что о них уже все забыли. Но Большие Уроды вновь возродили ушедшие понятия к жизни.

– Да, я знаю, – грустно проговорил Атвар. – И боюсь, что идеи тосевитов могут заразить нас даже после того, как мы захватим планету, после того, как прилетит колонизационный флот. Работевляне и халессианцы отличаются от нас внешне, но по духу три народа, входящие в состав Империи, вполне могли бы вылупиться из одного яйца. А Большие Уроды – совсем другие, чуждые нам.

– И потому еще более опасные, – сказал Кирел. – Если бы за нами не следовал флот колонизации, я бы выступил за стерилизацию Тосев-3.

– Да, за это ратовал Страха, – проговорил Атвар. – Вы разделяете взгляды предателя?

Его голос прозвучал очень тихо, с угрожающими интонациями; радиопередачи, которые велись с территории Соединенных Штатов и в которых принимал участие Страха, нанесли немалый урон моральному духу самцов.

– Нет, недосягаемый господин адмирал. Я сказал: «Если бы за нами не следовал флот колонизации». Но именно его появление ограничивает наши возможности. – Кирел поколебался немного, а потом продолжал: – Как мы верно заметили раньше, тосевиты, к сожалению, могут действовать без каких бы то ни было ограничений. Если они создадут атомное оружие, они его применят против нас.

– К тому же я сомневаюсь в эффективности использования атомного оружия в качестве меры, которая может их запугать, – проговорил Атвар. – Мы разрушили Берлин, Вашингтон и Токио. Дойчевиты и американцы продолжают с нами сражаться, ниппонцы от них не отстают. Когда советские Большие Уроды взорвали свою бомбу, они заставили нас приостановить все операции на их территории – причем на долгое время. Война с примитивными народами должна проходить совсем по другому сценарию.

– Тосевиты сумели научить нас одной очень важной вещи: технологический прогресс и политика не всегда идут рука об руку, – сказал Кирел. – Мы считаем, что взаимодействие с другими империями должно основываться на принципах, которые описываются в древних книгах, посвященных предыдущим завоеваниям. Для Больших Уродов это факт каждодневной жизни. Неудивительно, что им гораздо легче манипулировать нами. Клянусь Императором, – он опустил глаза, – так было бы, даже если они продолжали оставаться на том уровне развития, о котором сообщали наши зонды.

– Могло быть, но тогда они были слабы, – заметил Атвар. – А сейчас они в состоянии оказать нам сопротивление. Рано или поздно СССР сумеет создать новую атомную бомбу, или Дойчланд, а может быть, Америка – и тогда нам снова придется принимать решение, только на сей раз гораздо более трудное.

– Да, очень трудное, – согласился с ним Кирел. – Мы предполагаем, что дойчевиты, американцы и британцы – и, разумеется, русские – продолжают программу ядерных исследований. Но что, если мы не сможем узнать, где конкретно они проводят свои эксперименты? С ниппонцами нам просто повезло, счастливое стечение обстоятельств, и только. Мы будем вынуждены уничтожить какой-нибудь из городов в отместку за то, что они используют против нас атомное оружие?

– Такой вариант будет рассмотрен, – ответил Атвар. – Нам придется изучить множество самых разных вопросов, над которыми мы не задумывались, когда отправлялись сюда.

Он вдруг ужасно разволновался. Передвигаться в неизвестном пространстве Раса умела плохо. Ей вообще редко приходилось попадать в подобные ситуации, поскольку командиры всегда знали слабости своих солдат и противников. Тосев-3 вынуждал Атвара постоянно принимать решения и делать выбор.

* * * Разрушенный замок из серого камня, перед которым Уссмак остановил свою машину, казался невероятно старым. Умом водитель понимал, что превратившееся в груду камней строение вряд ли простояло больше пары тысяч лет (на самом деле в два раза меньше, если считать по меркам Тосев-3) – одно короткое мгновение в истории Расы.

Но его народ перестал строить подобные сооружения еще но времена, которые давно канули в историю. Ни одно из них не сохранилось; об этом позаботились сотни тысяч лет землетрясений, эрозии и постоянных реконструкций. Пробираясь вверх по склону холма к замку в Фарнхэме, Уссмак чувствовал себя так, будто перенесся в далекие варварские времена.

К сожалению, британцы уже не те варвары, что владели замком. Иначе Уссмаку удалось бы перебраться на другой берег реки, чтобы отправиться на подмогу к самцам, наступающим с севера. Сейчас в северной группировке никого не осталось – кого-то командование успело эвакуировать, но многие погибли или попали в плен к неприятелю.

Сидящий в башне Неджас крикнул:

– Впереди!

Уссмак принялся всматриваться в узкую щель, пытаясь обнаружить цель, которую увидел командир. Он ждал, когда Скуб крикнет: «Обнаружено», но вместо этого стрелок с сомнением спросил:

– Что вы обнаружили, недосягаемый господин?

– Группа самцов тосевитов идет нам навстречу по шоссе, – ответил Неджас. – Ну-ка, давай их обстреляем, пусть знают, что им не следует открыто разгуливать по дорогам.

– Будет исполнено, недосягаемый господин, – ответил Скуб. Автоматическое устройство направило снаряд в ствол пушки. – Готово! – крикнул он, в следующую секунду раздался оглушительный грохот, и танк закачался из стороны в сторону – такой сильной оказалась отдача.

Большие Уроды двигались вперед разомкнутым строем, который делал их менее уязвимыми для артиллерийских снарядов. Но снаряд угодил в самую гущу толпы, и несколько человек упали. Остальные быстро залегли.

– Отлично, Скуб! – вскричал Уссмак. – Один выстрел, и ты их остановил.

– Спасибо, водитель, – ответил Скуб. – Я не привык отступать. Разумеется, я подчиняюсь приказам ради благоденствия Расы, но отступать мне совсем не нравится.

– Мне тоже, – поддержал его Уссмак.

Всякий раз, когда ему удавалось принять небольшую дозу имбиря, его переполняло почти непреодолимое желание устремиться вперед, врезаться в ряды Больших Уродов, давить их гусеницами танка, и чтобы командир и стрелок поливали их огнем из пушки. Он знал, что в нем говорит тосевитское зелье, но желание убивать Больших Уродов от этого не проходило.

– Никому не нравится отступать, – объявил Неджас. – Команды танков возглавляют наступление, первыми идут в сражение, пробивают брешь в обороне противника, сквозь которую могут пройти остальные. А мы сейчас занимаемся тем, что стараемся помешать британцам уничтожить нас, и последними уходим с поля боя. Согласен, это трудно, но если посмотреть правде в глаза, то, что мы делаем, не слишком отличается от нашей первоначальной задачи.

– Вы правы, недосягаемый господин, – сказал Уссмак, – но от этого не становится легче. Прошу меня простить за то, что позволил себе высказать свое мнение в столь откровенной форме, недосягаемый господин.

– Я тебя прощаю, водитель, но хочу еще раз напомнить о том, какую мы здесь выполняем задачу, – заявил Неджас. – У Расы на острове Британия имеется всего одно посадочное поле: оно находится к югу отсюда, недалеко от моря, в местечке, которое называется Тангмер. Если нам удастся не подпустить туда британцев, мы сможем получать боеприпасы и все необходимое, а также вывозить раненых и убитых самцов.

– Вы правы, – повторил Уссмак.

Он, безусловно, понимал, почему и что они делают, но не мог смириться с тем, что Раса уступает свои позиции тосевитам. Дойчевиты, возможно, в техническом смысле лучшие солдаты, чем британцы, но здесь каждый тосевит вне зависимости от того, служит он в армии или нет, является врагом Расы. Он не чувствовал ничего подобного ни в СССР, ни во Франции; там всегда находились желающие помогать армии завоевателей. В Британии дело обстояло иначе. Здесь тосевиты сражались до последней капли крови.

Словно подслушав его мысли, Неджас сказал:

– Мы не можем позволить им подобраться к Тангмеру на артиллерийский выстрел. Иначе они обстреляют посадочную полосу снарядами с газом. – Он немного помолчал, а потом добавил: – Судя по тому, что я слышал, нам еще повезло. Дойчевиты используют газ, по сравнению с которым этот кажется безвредным: один вдох, и ты замертво валишься на землю.

– Недосягаемый господин, – начал Уссмак, – если считается, что нам повезло, тогда мне жаль тех, кто сражается с дойчевитами.

– Мне тоже, – сказал Скуб, а затем, повернувшись к Неджасу, спросил:

– Я вижу Больших Уродов на поле и дороге, к северу от нас. Угостить их парочкой снарядов?

– Цели выберешь сам, Скуб, – приказал командир танка. – Помни только, что наши запасы снарядов не пополняются, а мы должны удерживать эту позицию до тех пор, пока не получим приказ отступить дальше. Возможно, когда подойдет наша очередь эвакуироваться. Однако сначала командование вывезет пехоту. Мы, по крайней мере, защищены броней.

– В тех местах, где мы начинали кампанию на Тосев-3, – сказал Уссмак, и его слова сопровождал грохот пушки, – один наш танк мог стоять посреди открытого поля и без помех обстреливать все вокруг. – Он тяжело вздохнул.

– Теперь все изменилось.

– Здесь уж точно, – заметил Неджас. – В Британии вообще нет открытых пространств. Тут повсюду деревья, живые изгороди, каменные ограды или здания, где могут прятаться Большие Уроды. Когда мы приземлились, у них практически не было противотанкового оружия, ничего, кроме больших пушек, которые легко заметить и нейтрализовать. А теперь любой вражеский пехотинец может вооружиться ракетой или дурацкой взбивалкой для яиц, которая еще имеет пружину… они не опасны для нас, когда нападают спереди, – и они это сообразили. Ударами сзади и с боков британцы вывели из строя достаточное количество машин.

Скуб чуть повернул башню в сторону и снова выстрелил. Два других танка заняли позицию ниже по склону, ведущему к замку Фарнхэм. Они тоже обстреливали наступающих британцев. Снова и снова тосевиты падали на землю, снова и снова те, кому посчастливилось остаться в живых, поднимались и шли вперед.

– Жаль, что среди руин и в городе засело так мало наших пехотинцев, – заметил Уссмак. – Кое-кому из Больших Уродов удастся пройти мимо них – как вы верно заметили, недосягаемый господин, – и тогда они атакуют нас.