Текст книги "Око за око"

Автор книги: Вив Дэниэлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

Гровс вернулся к изучению документов, от которых его оторвал Порлок. Для охлаждения атомных реакторов требовалось много воды из Черри-Крик и Саут-Платт. Для выделения плутония из урана используются химические реакции, для которых необходима вода. После ее использования она становится радиоактивной. Радиоактивный след может привести к Денверу – с тем же успехом можно установить для ящеров плакат: БОМБИТЕ ЗДЕСЬ.

Воду очищали мощные фильтры и справлялись со своей задачей достаточно успешно; счетчики Гейгера, установленные ниже по течению за Денверским университетом, показывали, что уровень радиации не превышает нормы. Стекловатa, диатомит и другие вещества в фильтре (в отчете следовало длинное перечисление) через некоторое время сами становились радиоактивными. После замены их следовало где-то прятать. Для захоронения радиоактивных отходов требовались свинцовые трубы и баки.

Майор, написавший отчет, жаловался, что у него не хватает свинца для защиты труб и баков. Гровс нацарапал на нолях: «В нашей стране полно серебряных рудников. А там, где есть серебро, можно найти свинец. Необходимо решить эту проблему».

Если потребуется реквизировать свинец вне города, один только бог знает, сколько на это уйдет времени. Но если он сумеет решить проблему местными средствами, ему удастся контролировать процесс от начала до конца. Он вдруг отчетливо представил себе, как жилось феодальным баронам, которым приходилось производить все необходимое для жизни в своих владениях.

Гровс улыбнулся.

– Удачливые ублюдки, – проворчал генерал Гровс.

Глава 9

Нога Дэвида Гольдфарба, обожженная ипритом, мучительно пульсировала от боли. Брюки лишь на несколько мгновений приподнялись над носками, когда он пробирался сквозь высокую траву возле воронки от разорвавшегося снаряда с ипритом Этого оказалось достаточно.

Он задрал штанину. Несмотря на вязкую мазь, которой санитар смазал пораженное место, опухоль и краснота не проходили Дэвиду показалось, что в рану попала инфекция. Иприт – отвратительная штука. Нога теперь будет долго болеть. Оставалось радоваться, что он был в противогазе, когда неподалеку разорвался снаряд. Мысль о том, что ему пришлось бы дышать обожженными легкими, заставила его содрогнуться.

– Что с тобой, летун? – спросил Фред Стейнгейт.

Он говорил на таком невнятном йоркширском диалекте, что Гольдфарб с трудом его понимал. Стейнгейт был высоким светловолосым парнем и скорее походил на викинга, чем на англичанина. Пулемет системы Стена в его мощных руках с толстыми пальцами выглядел, как пистолет. Стейнгейт был настоящим анахронизмом – гораздо больше ему подошли бы боевой топор и кольчуга, а не грязная солдатская форма

– Надеюсь, я выживу, – ответил Гольдфарб. Стейнгейт засмеялся, словно Дэвид сказал что-то смешное. Похоже, у йоркширцев весьма своеобразное чувство юмора.

– Очень странно, что тебя не вернули обратно, – заявил Стейнгейт. – Странно. – Он повторил это слово, растянув его по слогам

– В Брантингторпе вряд ли что-нибудь останется после того, как ящеры с ним разберутся, – пожав плечами, сказал Гольдфарб.

После первой атаки ящеров на военно-воздушную базу Бэзила Раундбуша сразу же посадили в боевой самолет, но приказа о переводе Гольдфарба так и не пришло Затем ящеры начали бомбардировку Брантингторпа при помощи беспилотных летательных аппаратов, а когда посреди ночи бомба угодила в офицерские казармы, не осталось никого, кто мог бы отдавать Дэвиду приказы Пехотный командир с радостью взял Гольдфарба в свой отряд.

– Ты умеешь обращаться с оружием и знаешь, как выполнять команды, – и это дает тебе огромное преимущество перед парнями, которые встали под ружье совсем недавно.

Гольдфарб с сомнением отнесся к такому преимуществу, но не стал спорить с майором. Он хотел только одного: побыстрее вступить в схватку с врагом.

Дэвид сделал неопределенный жест рукой и сказал:

– И вот мы приближаемся к прелестному центру культурной и деловой жизни Маркет-Харборо со всеми его красотами, которые…

– С чем? – это Фред Стейнгейт.

– Со всем тем хорошим, что в нем есть, – пояснил Гольдфарб.

По сравнению с Брантингторпом Маркет-Харборо, город с населением в пятнадцать тысяч человек, действительно можно было считать крупным центром, хотя в нем едва ли нашлось бы что-нибудь интересное. Несколько раз Гольдфарб приезжал сюда на велосипеде – Маркет-Харборо располагался совсем рядом с Брантингторпом.

– В «Трех лебедях» даже сейчас подают очень приличное пиво.

– О да, точно Теперь я вспомнил. – На лице Стейнгейта появилось блаженное выражение – А на рынке – ну, возле школы – можно купить маслица на хлеб, если знаешь, к кому обратиться.

– В самом деле? – Гольдфарб не знал, к кому обращаться, он даже не представлял себе, что такие люди там есть.

Впрочем, сейчас слишком поздно переживать по этому поводу, даже если маргарин, который он размазывал по хлебу, по вкусу напоминал смазку двигателя ржавого грузовика.

– Да, так было. – Фред Стейнгейт вздохнул. – Интересно, что осталось от тех мест? – Он мрачно покачал головой. – Могу спорить, что почти ничего. Вообще теперь мало что осталось.

– Красивые места, – сказал Гольдфарб, вновь показав рукой на раскинувшийся перед ними ландшафт. Кое-где на зеленых лугах виднелись воронки от разорвавшихся снарядов, но ящеры до сих пор не трогали Маркет-Харборо, и людям еще не пришлось сражаться за каждый дом. – Я представляю себе, как всадники с собаками преследуют лису.

– Ну, я всегда старался поймать лису за хвост, если ты понимаешь, о чем я говорю, когда она принималась охотиться возле моего скотного двора.

– Тогда ты знаешь больше меня, – признался Гольдфарб. – Охоту я видел только в кино.

– Похоже, здесь можно было хорошо порезвиться, если у тебя хватало денег на содержание лошадей, собак и всего прочего, – сказал Стейнгейт. – Ну, а я получал пару фунтов в неделю, поэтому мне не приходилось охотиться с собаками. – Он говорил без малейших следов злобы или обиды, просто рассказывал о том, как жил. Потом Стейнгейт ухмыльнулся. – А теперь я в армии и получаю еще меньше, чем пара фунтов в неделю. Жизнь – мерзкая штука, приятель, не так ли?

– Не стану с тобой спорить. – Гольдфарб поправил каску на голове и положил указательный палец правой руки на спусковой крючок пулемета Стена.

Они вошли в Маркет-Харборо, теперь дома стояли совсем близко друг от друга. Хотя ящеры не заняли город, они бомбили и обстреливали его. Часть снарядов могла не разорваться, и Гольдфарбу совсем не хотелось наступить на один из них.

Многие жители Маркет-Харборо бежали. Гольдфарб не сомневался, что немалая часть населения погибла от бомбежек и обстрелов. Из чего не следовало, что людей в городе совсем не осталось. Наоборот, здесь скопилось множество беженцев из центральных графств – на юге все еще шли ожесточенные сражения. Вокруг старой начальной школы стояли палатки, другие беженцы разложили одеяла на земле. Именно здесь Фред Стейнгейт покупал масло до того, как ящеры вторглись в Великобританию.

За последние несколько недель Гольдфарб видел много беженцев. На первый взгляд, эти люди ничем не отличались от мужчин и женщин, которые уходили на север: усталые, бледные, исхудавшие, грязные. С опустошенных лиц смотрели потерявшие надежду глаза. Впрочем, не все. Медсестры в белом (у некоторых были лишь красные кресты на рукавах) ухаживали за больными с ожогами от иприта, только значительно более серьезными. Другие пытались облегчить страдания людей с обожженными легкими.

– Отравляющие газы – ужасная штука, – заметил Гольдфарб.

– Да уж! – энергично закивал Стейнгейт. – Мой отец воевал во Франции во время прошлой войны, он говорил, что страшнее ничего не было.

– Глядя на беженцев, я готов с ним согласиться.

Гольдфарба тревожил тот факт, что Англия стала использовать отравляющие вещества против ящеров – и не только из-за того, что он сам от них пострадал. Его кузен Мойше Русецки рассказывал о лагерях в Польше, где нацисты испытывали отравляющие газы на евреях. Как можно после этого считать газ легальным оружием, Гольдфарб не понимал.

Но Фред Стейнгейт сказал:

– Если он убивает проклятых ящеров, мне плевать на все остальное. Навоз – грязная штука, но он необходим для сада.

– Верно, – признал Гольдфарб.

Когда в твою страну вторгается враг, ты делаешь все, чтобы заставить его уйти, а с последствиями будешь разбираться потом, после победы. А если ты потерпишь поражение сейчас, у тебя вообще не будет возможности тревожиться о морали. После таких рассуждений применение газа уже не кажется бесчеловечным. Во всяком случае, Черчилль принял именно такое решение.

– Ты прав, мы живем в ужасном мире.

– Кажется, здесь находились «Три лебедя»? – спросил Стейнгейт.

– Да, здесь, – грустно ответил Гольдфарб.

Раньше на гостинице красовалась эффектная вывеска, выкованная еще в восемнадцатом веке. Теперь в канаве валялись ее куски. Снаряд разорвался возле двери, все стекла были выбиты.

– Проклятье!

– Однако они продолжают работать, – заметил Стейнгейт.

Похоже, йоркширец не ошибся. Здание не производило впечатление заброшенного; кто-то повесил одеяла на месте дверей. Они увидели человека в кожаном фартуке бармена, который выскользнул наружу, чтобы посмотреть, во что превратился Маркет-Харборо.

Увидев грязную форму Гольдфарба и Стейнгейта, он поманил их рукой.

– Заходите, парни, я угощу вас пинтой пива.

Они переглянулись. Конечно, идет война, но пинта есть пинта.

– Тогда разрешите мне купить пинту для вас, – ответил Гольдфарб.

Владелец бара не стал отказываться и поманил их внутрь.

В камине уютно потрескивал огонь. Владелец с профессиональной ловкостью налил три пинты.

– Полкроны за мной, – сказал он.

Если учесть положение, в котором находилась Англия, цена оказалась вполне приличной. Гольдфарб засунул руку в карман и выудил два шиллинга. Он продолжал искать шестипенсовик, когда Фред бросил монету на стойку. Гольдфарб хитро взглянул на него.

– Решил сэкономить?

– Именно. – Приподняв светлую бровь, Стейнгейт взял кружку и отсалютовал бармену. – На лучшее я и не рассчитывал. Вы сами его варите?

– Приходится, – кивнул хозяин. – Не успел получить очередные поставки перед появлением ящеров, а теперь – ну, вы лучше меня знаете, что происходит теперь.

Многие владельцы баров и гостиниц начали сами варить пиво. Гольдфарбу приходилось пробовать домашнее пиво. Иногда оно получалось превосходным, а порой больше напоминало лошадиную мочу. А это… Он задумчиво облизнул губы. Пожалуй, «на лучшее я и не рассчитывал», как сказал Фред Стейнгейт, – самая правильная оценка.

Кто-то отодвинул одеяла и вошел в «Три лебедя». Гольдфарб смущенно сглотнул, увидев майора Смайзерса, офицера, который помог ему начать карьеру пехотинца.

Смайзерс, невысокий, коренастый человек, наверняка быстро набрал бы лишний вес, если бы питался получше. Он провел рукой по редеющим, песочного цвета волосам. Гольдфарб ожидал, что майор рассвирепеет, обнаружив, что его солдаты пьют пиво.

Однако Смайзерс легко приспосабливался к обстоятельствам – в противном случае он гораздо серьезнее отнесся бы к синей форме военно-воздушного флота, которую носил Гольдфарб.

– И кружку для меня, приятель, – только и сказал майор, обращаясь к хозяину. А Гольдфарбу и Стейнгейту посоветовал: – Пейте побыстрее, парни. Мы должны двигаться дальше.

Дэвид Гольдфарб допил свою кружку в три глотка и поставил ее на потемневшую от сигаретного дыма стойку бара, испытывая облегчение – он не ожидал от майора такой терпимости. Стейнгейт не слишком торопился, однако прикончил свое пиво раньше Смайзерса.

– Двигаемся дальше – видит бог, мне это нравится!

– В Нортэмптон, – удовлетворенно уточнил Смайзерс и слизнул пену с усов. – Перед нами поставлена трудная задача; там находится крупный отряд ящеров, который защищает город по периметру, к тому же имеются сторожевые заставы к северу от города – линия их обороны проходит через Спраттон, Бриксворт и Сколдуэлл. – Он допил остатки своей пинты, вновь слизнул пену с усов и покачал головой. – Несколько забытых богом деревушек, о которых не слышал никто, кроме людей, которые там живут. Но теперь они появились на карте.

Майор не шутил: он достал карту из походной сумки – военно-топографические съемки – и расстелил ее на стойке бара перед Гольдфарбом и Стейнгейтом. Гольдфарб с интересом принялся изучать карту – поражала точность деталей, он сразу представлял себе радарный портрет земли. Казалось, на карте изображено все, кроме разве что коровьих следов. Бриксворт располагался вдоль главной дороги, ведущей от Маркет-Харборо до Нортэмптона; Спраттон и Сколдуэлл – на флангах.

– Мы сделаем вид, что атакуем в районе Спраттона. Но наши главные силы ударят между Бриксвортом и Сколдуэллом, – сказал майор Смайзерс. – Если нам удастся вышвырнуть ящеров из Нортэмптона, их позиция к северу от Лондона станет уязвимой. – Он взглянул на противогазы, болтавшиеся на поясах у солдат. – Вы сменили фильтры у противогазов?

– Да, сэр, – одновременно ответили Гольдфарб и Стейнгейт.

Гольдфарб поцокал языком. Из слов майора следовало, что англичане вновь собирались травить ящеров ипритом.

– Сэр, а как обстоят дела к югу от Лондона? – спросил он.

– Насколько мне известно, не слишком хорошо. – Смайзерс сделал гримасу, словно у него появился неприятный вкус во рту. – Они послали больше людей – точнее, ящеров, – и им удалось продвинуться вперед. Несмотря на газ, они продолжают наступление с юга и с юго-востока. Я слышал, что они намерены обойти Лондон с запада, чтобы соединить свои силы. Не знаю, правда это или нет, но для нас будет очень плохо, если они добьются своего.

– Из того, что дела идут хорошо в одном месте, еще не следует, что и в остальных все в порядке, – сказал Фред Стейнгейт. Он вздохнул. – Очень жаль.

Майор Смайзерс сложил карту и убрал ее в полевую сумку.

– Нам пора, – сказал он.

Гольдфарб неохотно последовал за ним.

Неподалеку от Маркет-Харборо они прошли мимо батареи семнадцатифунтовых орудий, которые вели огонь по ящерам, засевшим на юге. Артиллеристы, обслуживающие пушки, были голыми по пояс, но никто из них не снимал противогазов.

– Они стреляют снарядами с отравляющим газом, – сказал Гольдфарб и невольно отошел от орудий подальше.

Если один из снарядов случайно разорвется, это ему не слишком поможет, но он ничего не мог с собой поделать.

После того как орудия дали три залпа, артиллеристы прицепили их к грузовикам и быстро сменили позицию. За несколько минут они переместились на двести ярдов и вновь открыли огонь.

Майор и его солдаты едва успели отойти от прежних позиций батареи, как на нее обрушились вражеские снаряды. Гольдфарб залег в воронке. Стейнгейт немного опоздал и свалился на Гольдфарба.

– Ой! – простонал Гольдфарб – Стейнгейт больно ударил его коленом по почкам.

– Извини, – проворчал Стейнгейт. – Мерзавцы времени не теряют, верно?

– К тому же их точности можно позавидовать, – ответил Гольдфарб, пытаясь устроиться поудобнее. – Они с самого начала стреляли практически без промаха. Меня бы не удивило, если бы мне сказали, что на их орудиях имеются радары.

Он не знал, как решается такая задача, но другого объяснения точности и быстроте ответного огня не находил.

Фред Стейнгейт заворочался рядом с Гольдфарбом, лучше его соседу не стало.

– А что такое радар? – спросил он.

– Не имеет значения. Я слишком много болтаю.

Вражеские снаряды перестали падать. Гольдфарб выбрался из воронки. За ним последовал Стейнгейт и с любопытством посмотрел на оператора радарной установки, который почувствовал, что краснеет.

– Верь мне, Фред: тебе Лучше Не Знать.

Стейнгейт распознал заглавные буквы.

– Ах, вот оно что. Ладно, тогда я буду помалкивать.

Мимо них на юг с грохотом промчались три дымящих чудовища на железных гусеницах: два танка «Кромвель» и один тяжелый, «Черчилль». «Кромвели» были усовершенствованными «Крестоносцами», которых и вытеснили, – но значительно уступали танкам, которые начали производить нацисты в последнее время. «Черчилль» обладал мощной броней, но слабым двигателем, да и пушка у него была так себе. Против танков ящеров обе модели не могли устоять note 28Note28
  Парадоксально, но факт: Британия, родина танков, за годы войны так и не смогла создать сколько-нибудь боеспособную броневую машину. Тяжелый «Черчилль» нес броню до 120 мм, но имел пушку 47 мм (!!!) и ползал со скоростью до 20 км/час. Разве что легкая «Валентина» могла сравниться по боевым качествам с немецким Pz-III. – Прим. ред.


[Закрыть]. Однако других танков Британия не имела, приходилось довольствоваться тем, что есть.

Фред Стейнгейт помахал командиру «Кромвеля», который выглядывал из открытого люка. Танкист помахал в ответ. В противогазе он был похож на инопланетянина – ничем не хуже ящера.

– Я и не думал, что у нас на руках осталось столько козырей, – признался Стейнгейт.

– Если мы не пустим их в дело сейчас, – ответил Гольдфарб, – другого случая может не представиться. Наши уродцы успешно сражаются с пехотой ящеров. Насколько мне известно, бороться с танками ящеров удается только при помощи отравляющего газа – еще можно, конечно, забраться наверх и бросить бутылку с зажигательной смесью в открытый люк, если очень хочется.

Чем дальше они продвигались на юг, тем больше попадалось воронок от разорвавшихся снарядов. Они прошли мимо обгоревших остовов нескольких британских танков, а также свежих могил, на которых лежали каски. Затем увидели стоящий посреди поля танк ящеров.

Если бы не люди в противогазах, которые вылезали из чудовищной машины, Гольдфарб умер бы на месте от страха. Танк ящеров оказался лишь немногим больше английских, но выглядел впечатляюще. Гладкая броня с изящным наклоном заставила Гольдфарба подумать о «машинах будущего», которые он видел в научных журналах. Что же до пушки…

– Если это не четырех– или пятидюймовый ствол, то я ящер, – пробормотал Гольдфарб. – Выпущенный из такой пушки снаряд просто не заметит нашего танка, если он попадется ему на пути.

– Однако мы его как-то поймали, – заметил Стейнгейт. – И не похоже, чтобы он горел… Наверное, в их бутерброды попало слишком много иприта. – И он рассмеялся собственной шутке.

– Мне все равно, как его укротили наши ребята. – Гольдфарб надел противогаз и проверил, не нарушена ли герметичность. – А теперь, боюсь, пришло время принарядиться.

Сквозь маску противогаза собственный голос показался Гольдфарбу сдавленным и чужим. И все же Фред Стейнгейт его понял.

– Похоже, ты прав, – сказал он и тоже надел противогаз. – Ненавижу эту проклятую штуку, – проворчал он без особой злобы. Застегнув маску, Стейнгейт добавил: – Но вонючий иприт ненавижу больше, вот что я тебе скажу.

Обожженная нога Гольдфарба дернулась – наверное, согласилась с ним.

На севере вновь заговорила британская артиллерия, которая обстреливала позиции ящеров между Бриксвортом и Сколдуэллом.

– Смотри-ка, а там они напирают, – сказал Гольдфарб, предварительно убедившись, что майор Смайзерс их не слышит.

– Ну, если мы не приветим их хорошей порцией газа, ублюдки устроят нам фейерверк из своих мерзких пушек, – ответил Стейнгейт.

Гольдфарб улыбнулся под противогазом, но его спутник ничего не заметил. Йоркширский акцент сделал последнюю фразу Фреда очень забавной. Но если речь Стейнгейта звучала нескладно, то по сути он был совершенно прав.

Карта Смайзерса показывала, что проселочная дорога идет с северо-востока на юго-запад, связывая Сколдуэлл и Бриксворт. За ней находились передовые позиции ящеров. Точнее, раньше находились. Некоторые ящеры оставались на своих местах и продолжали стрелять по наступающим англичанам, но основные силы отступили, как только окопы наполнились ипритом. Ящеры в большинстве получили тяжелые ожоги и отравления. Гольдфарб еще не успел по-настоящему испугаться, а они уже преодолели полосу колючей проволоки и оказались во вражеских траншеях.

– Клянусь богом, если и дальше так будет, мы прорвемся до самого Нортэмптона, – воскликнул Фред Стейнгейт.

Прежде чем Гольдфарб успел ответить, над полем появилась эскадрилья истребителей ящеров. Летчики могли не опасаться иприта; у них имелся запас кислорода. На англичан обрушились бомбы, снаряды и ракеты. Со всех сторон слышались стоны и крики умирающих и раненых. Несколько танков превратились в пылающие костры. Пехота ящеров опомнилась и усилила огонь из стрелкового оружия.

Гольдфарб быстро вырыл для себя небольшой окопчик.

– Похоже, у нас проблемы.

Окопавшийся рядом Фред лишь грустно кивнул.

* * * Остолоп Дэниелс, сжавшись, сидел под сводами чикагского Колизея, ожидая, что ему на голову рухнет потолок. Колизей построили, использовав фасад тюрьмы Ричмонда, в которой содержались пленные во время войны штатов. Он не знал, как целая стена из Ричмонда могла попасть в Чикаго, но сомневаться не приходилось – он видел ее своими глазами. Он узнал тюрьму и вдруг почувствовал себя солдатом армии конфедератов, оказавшимся узником.

От фасада остались лишь отдельные фрагменты; артиллерия ящеров и бомбардировки с воздуха пробили дыры не только в фасаде, но и в крыше. Разрушение Колизея не слишком тревожило Остолопа, поскольку разбросанные повсюду обломки служили прекрасным укрытием. Если удача не отвернется от американцев, они нанесут здесь такой же урон ящерам, как и во время сражений за чикагские бойни на юго-западе. Ходили слухи, что в некоторых местах до сих пор сохранились очаги сопротивления, откуда снайперы вели прицельный огонь, как только ящеры попадали в зону досягаемости.

– Как дела, лейтенант? – спросил капитан Стэн Шимански, новый командир Дэниелса.

Он был почти вдвое моложе Остолопа (в последнее время старому тренеру стало казаться, что все вокруг него вдвое моложе): светловолосый, похожий на шведа, но коренастый, с круглым лицом и миндалевидными глазами, почти как у японца.

– Со мной полный порядок, сэр, – ответил Остолоп, что было почти правдой. Ему до сих пор не слишком нравилось сидеть на пятой точке, но, с другой стороны, такая возможность предоставлялась ему довольно редко. Возможно, Шимански интересовало, как его новый командир взвода способен переносить нагрузки. – Капитан, я сражаюсь с этими гадами с самого начала войны. И если до сих пор не развалился на составные части, то справлюсь и дальше.

– Ладно, Остолоп, – кивнул Шимански – да, он беспокоился именно об этом. – Кстати, а почему тебя называют Остолоп?

Дэниелс рассмеялся.

– Когда я только начинал играть в бейсбол – примерно в 1904 или 1905 году, – я возил с собой симпатичного щенка. Всякий, кто на него смотрел, тут же говорил: «Какой остолоп». А потом так начали называть меня, в честь собачки. Так что я уже почти сорок лет Остолоп. Если бы не это прозвище, они бы придумали что-нибудь похуже. Бейсболисты – вредные ребята.

– Понятно. – Шимански пожал плечами. – Ладно, я только спросил. – Капитан сообразил, что с прозвищем связана какая-то забавная история.

– Сэр, мы сможем удержать ящеров на этих позициях? – спросил Остолоп.

– Теперь, когда они прорвались к озеру…

– Да, ситуация осложнилась, – глубокомысленно ответил капитан. – Однако они не сумели взять под контроль весь Чикаго. Южная сторона все еще наша. Если они пожелают получить Чикаго целиком, им придется заплатить немалую цену. К тому моменту, когда наступит время решающих сражений, станет ясно, что Чикаго того не стоил.

– Как я на это рассчитываю! – сказал Дэниелс. – Мы уже потеряли множество отличных парней.

– Да. – Шимански помрачнел. – Мой брат так и остался на одном из заводов. Смысл нашей борьбы состоит в том, что здесь, в этих крысиных норах, нам удается удерживать большие силы ящеров – и они не могут перебросить их на другой фронт.

– Я понимаю, сэр. Но когда сам сидишь в крысиной норе, а тебя постоянно поливают огнем, становится как-то не по себе.

– Ну, с этим лучше обратиться к священнику, – заметил Шимански. – Рано или поздно у ящеров кончатся запасы оружия, а мы продолжаем его производить. И чем больше снарядов мы их вынудим потратить, тем быстрее они разорятся.

Остолоп ничего не ответил. Он уже много раз слышал такие песни. Иногда даже верил в них: бывали случаи, когда ящеры явно берегли солдат и снаряды. Но ты быстро пополнишь ряды мертвецов, если положишься на то, что враг будет слишком часто проявлять слабость.

– Кроме того, – продолжал Шимански, – если к наступлению зимы они не смогут овладеть центром города, мы хорошенько им врежем, как в прошлом году.

– Хорошо бы, – согласился Остолоп. – Им не нравится холодная погода. Впрочем, мне она тоже не нравится. Гораздо больше меня тревожит другое. Ящеры, конечно, странные, но они совсем не дураки. Их можно обмануть один раз, но попытайся повторить тот же фокус – и тебе конец.

Капитан Шимански цокнул языком.

– Разумно. Обязательно передам твои слова полковнику Карлу, когда с ним встречусь, может быть, ему твои идеи пригодятся. А сейчас…

– Нам необходимо выжить. Да, я знаю.

Однако ящеры делали эту задачу трудновыполнимой. Вновь заговорили их пушки; снаряды начали рваться к западу от Колизея. Посыпались осколки, и Остолоп спрятался в укрытии. Когда обстрел прекратился, другие солдаты принялись стаскивать куски камня и металла, чтобы укрепить свои позиции.

Остолопу их идея понравилась, он понял, что в его взводе немало ветеранов. Интересно, как обходятся без меня мои разбойники, подумал Дэниелс. Ему не хватало Дракулы Сабо; никто не мог сравниться с ним, когда дело доходило до поисков всяких полезных вещей. Наверное, у кого-нибудь из его нынешних солдат тоже есть такой талант.

Пролетел самолет ящеров, и рядом с Колизеем упала очередная бомба. Грохот был такой, словно наступил конец света. Кое для кого так оно и случилось. Новые куски стены рухнули на землю.

Еще одна бомба пробила крышу и обрушилась на кучи кирпичей и разбитых стульев. Она приземлилась всего в двадцати футах от Остолопа. Он видел, как она падает. Дэниелс прижался головой к стене своего убежища, понимая, что это ему не поможет.

Однако взрыв, который должен был разорвать его на куски, так и не прозвучал. Самолет ящеров сбросил еще несколько бомб к северу от чикагского Колизея, здание несколько раз вздрогнуло, но упавшая рядом бомба не разорвалась.

– Фальшивая! – с облегчением крикнул Остолоп и сделал глоток воздуха, который доставил ему несказанное удовольствие, хотя воздух был наполнен едким дымом и запахами отхожего места. Потом Дэниелс сообразил, что возможны и другие объяснения. – Или она с часовым механизмом, – добавил он уже потише.

Капитан Шимански обратился к ротному связному:

– Гас, соединись со штабом дивизии. Скажи, что нам срочно нужны саперы.

– Есть, сэр. – Довольно крякнув, Гас снял с плеч тяжелый рюкзак с полевой рацией и запасными батареями, быстро набрал номер и приступил к переговорам. Через пару минут он доложил Шимански: – Саперы уже в пути. – Затем он сложил телефон, вздохнул и закинул его за спину.

Остолоп поднялся на ноги и направился к бомбе. Бравада была тут ни при чем: если дурацкая штука взорвется, ему в любом случае конец.

– Не трогай бомбу! – резко приказал капитан Шимански.

– Не трогать? Капитан, возможно, иногда я и веду себя как болван, но еще не спятил окончательно. Я хочу лишь посмотреть на нее – мне показалось, на ней написано мое имя.

– Твое и мое, – проворчал Шимански. – Ладно, Остолоп, посмотри.

Бомба выглядела, как самая обычная бомба: листовой металл, окрашенный в оливковый цвет, хвостовое оперение для улучшения аэродинамических качеств. Если бы не сложное устройство, заменявшее обычный запал, и провода, соединяющие устройство с закрылками в хвостовой части, он бы принял ее за американское оружие.

– Проклятье, – негромко проговорил Остолоп, обойдя вокруг бомбы. – Она не просто похожа на нашу бомбу, она и есть наша, только сверху надет обтекаемый взрыватель ящеров. – Он заговорил громче. – Капитан, я думаю, вам следует взглянуть на нее.

Шимански подошел к бомбе; никто не сомневался в его храбрости. Вслед за Остолопом он обошел вокруг бомбы, потом вернулся на прежнее место и присвистнул.

– Авиационная пятисотфунтовая бомба армии США – или я Майская королева. Какого дьявола с ней сделали ящеры?

– Черт их разберет, – ответил Остолоп. – Однако вы правы, бомба американская. Мне кажется, кто-то должен разобраться в этой загадке. – Он почесал ухо под шлемом. – Надеюсь, саперы сообразят, в чем тут дело, – если, конечно, доберутся сюда живыми.

Они добрались. Саперов было четверо, спокойные, неторопливые мужчины, производившие впечатление людей с железными нервами. Впрочем, если ты будешь нервничать, когда работаешь с бомбами, у тебя просто не будет времени дернуться больше одного раза.

Их лейтенант – на вид сильно за тридцать – кивнул, увидев бомбу.

– Да, мы уже сталкивались с такими штуками, – сказал он. Он передвинул зубочистку в угол рта, возможно, она заменяла ему сигарету. – Да, бомба наша, но дополнительные приспособления делают ее гораздо опаснее.

– Он показал на хвостовое оперение. – Каким-то образом – мы не знаем, как

– ящеры умудряются направлять бомбы на цель. Вам здорово повезло.

– Мы и сами догадались, спасибо, – сухо ответил капитан Шимански. – Вы можете вырвать ей зубы?

Зубочистка слегка дрогнула.

– Сэр, если не сможем, у вас не будет возможности на нас пожаловаться.

– Лейтенант-сапер повернулся и еще раз внимательно посмотрел на бомбу. Стоя спиной к Остолопу и Шимански, он добавил: – Пожалуй, если немного подумать, то выходит, что мы слишком часто с ними сталкиваемся. Сначала я думал, что ящерам удалось захватить наш арсенал, но теперь я понимаю, что они сами производят бомбы – или заставляют нас их делать.

– Даже думать об этом не хочется, – заметил Остолоп. – Как можно ходить на военный завод и целый день там работать, зная, что ящеры используют то, что ты сделаешь, чтобы взрывать других американцев, а потом идти домой спать – и смотреть на себя в зеркало?

– Понятия не имею, – признался сапер.

Саперы принялись за работу. Их разговор напомнил Остолопу беседы в операционной из какого-нибудь фильма, только саперы просили не скальпели и зажимы, а отвертки, плоскогубцы и сверла. Однако настоящая команда врачей, за которой Дэниелс наблюдал в госпитале, была значительно веселее – они показались ему очень похожими на бейсболистов. С другой стороны, если врачи сделают ошибку, они не взлетят на воздух. Так что саперам приходилось полностью концентрироваться на своей работе.

Один из них тихонько крякнул.

– Вот оно, сэр, – сказал он своему лейтенанту. – Запал испорчен намертво. Мы могли бы играть им в футбол – он бы все равно не взорвался.

Лейтенант вздохнул.

– Ладно, Доннели. Мы уже не в первый раз сталкиваемся с такими запалами. – Он повернулся к Остолопу и Шимански. Пот градом катился по его лицу, но лейтенант ничего не замечал. – Полагаю, ребята, которые сделали эту бомбу, занимаются саботажем и надеются, что это сойдет им с рук. Когда ящеры сами делают запалы, их бомбы всегда взрываются.