Текст книги "Око за око"

Автор книги: Вив Дэниэлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

– Краснокожие индейцы так и не поняли, как работает огнестрельное оружие, – и что с ними стало? – возразил Дэвид.

– В отличие от нас краснокожие индейцы не имели понятия о научных исследованиях и производстве, – покачал головой Раундбуш. – К тому же мы и сами были близки к внедрению радара, когда появились ящеры. У нас уже имелся радар: конечно, не такой эффективный, как у ящеров, но он существовал – тебе об этом известно больше, чем мне. Кроме того, мы и немцы начали разработку реактивных двигателей. Было бы интересно полетать на их «мессершмитте», чтобы сравнить его с нашим «метеором».

– Интересно, где сейчас Фред Хиппл, – вздохнул Гольдфарб. – И жив ли он.

– Боюсь, что нет, – ответил Раундбуш и заметно помрачнел. – Я не видел Фреда после налета ящеров на Брантингторп. Наверное, он погиб вместе с другими офицерами в казарме. Во всяком случае, его не было среди нас, когда нашу команду собрали вновь.

– Я тоже ничего о нем не слышал, – грустно ответил Гольдфарб. – Меня отправили в пехоту.

– Ну, полковника авиации так легко в пехоту не заберешь, к тому же Фред Хиппл им бы сразу объяснил, кто они есть, – проворчал Раундбуш и вздохнул. – С другой стороны, его могли и не послушать. К сожалению, до войны никто всерьез не относился к реактивным двигателям.

– Но почему? – спросил Гольдфарб. – Ведь очевидно, что такой двигатель гораздо эффективнее. Как ни крути, «спитфайр» не может состязаться с «метеором».

– Совершенно верно. Я летая на обеих машинах.

Раундбуш задумался, собираясь с мыслями. Он прекрасно соображал – когда хотел. К тому же он был красивым и смелым. Когда у Гольдфарба случались приступы плохого настроения, он находил это сочетание удручающим. Раундбуш продолжал:

– Причин несколько. Мы сделали крупные вложения в поршневые двигатели, причем не только в заводы, которые их производят, но и в течение почти сорока лет исследовали оптимальные условия их работы. Кроме того, поршневые двигатели доказали свою надежность. Только очень смелый человек решится на такой кардинальный шаг, как переход на новый тип двигателей. Или нужно попасть в отчаянное положение.

– В этом что-то есть, – ответил Гольдфарб. – Против немцев мы бы попытались добиться превосходства, выжимая дополнительные пятьдесят или сто лошадиных сил. Немцы пошли тем же путем. В противном случае «мессершмитты» оказались бы в небе Англии гораздо раньше. Но в борьбе с ящерами необходимо изобрести что-то принципиально новое, иначе мы проиграем войну.

– Это очевидно, – согласился Бэзил Раундбуш. – А теперь перейдем к делу: сумеем ли мы установить радар ящеров на один из наших самолетов? Они небольшие и достаточно легкие. В случае успеха мы сможем видеть так же далеко, как и они.

– Мне кажется, это вполне возможно, если у нас будет достаточное количество радаров, – ответил Гольдфарб. – Они потребляют немного энергии, и нам удалось определить их рабочее напряжение и частоту – примерно две третьих от наших стандартов, ближе к тому, что предпочитают американцы. Мы все еще работаем над калибровкой системы определения расстояния, кроме того, мы еще не решили, стоит ли устанавливать радары на земле, чтобы усилить эффективность противовоздушной обороны. Иногда бывает очень полезно вовремя засечь приближение авиации ящеров.

– Тут ты прав, – неохотно признал Раундбуш. – Но с другой стороны, ракетам ящеров, наверное, будет труднее засечь собственные радары, которые, ко всему прочему, еще и защищены от помех. Во время воздушного боя это может сыграть решающую роль.

– Но и на земле это существенно. – Гольдфарб вспомнил первые дни вторжения ящеров, когда вражеские ракеты безошибочно находили английские радарные установки и уничтожали их. – Уж лучше пытаться обнаружить их бомбардировщики в бинокль, чем пользоваться нашими радарами.

– В бинокль? Старина, уж лучше искать их в небе через монокль. – Раундбуш изобразил олуха аристократа, по сравнению с которым Берти Вустер выглядел королем философов. Выпучив глаза, он выразительно посмотрел на Гольдфарба. – Это разозлит пилота, не так ли?

– Я знаю, что ты давно сошел с ума, – парировал Гольдфарб. – Сэр.

Раундбуш перестал корчить рожи и заговорил без прежней гнусавости.

– Одно мне известно точно: я должен пропустить пинту, а лучше три, когда мы закончим работу. Как называется пивная, в которую ты меня затащил, там еще работают симпатичная блондинка и рыженькая красотка?

– «Белая лошадь», сэр. Не думаю, что Дафна – так зовут блондинку – все еще там работает; она навещала старых друзей.

Гольдфарб знал, что Дафна беременна, но он не стал делиться информацией, с Бэзилом. Он не имел к этому никакого отношения. К тому же Раундбушу явно понравилась Сильвия.

– Значит, пойдем в «Белую лошадь». Ни за что бы не смог вспомнить название, даже за деньги. – Раундбуш выразительно посмотрел на Гольдфарба.

– Впрочем, все остальное про эту пивную я помню. Да и пиво там вполне приличное. А рыженькая… Ах! – И он поцеловал кончики пальцев, как итальянский комик. – Очень мила.

– Не стану спорить, сэр.

Вернувшись в Дувр, Гольдфарб изо всех сил пытался подружиться с Сильвией – а еще лучше забраться к ней в постель. И хотя главную задачу он пока решить не сумел, она уже стала ему улыбаться. Теперь он мог распрощаться с мечтами попасть в квартирку Сильвии. Женщины имели обыкновение вешаться на шею Бэзилу Раундбушу – и обычно он не знал, как избавиться от тех, кто его не интересовал. Если он захочет Сильвию, шансы на успех у остальных упадут до нуля.

Вздохнув, Гольдфарб склонился над радаром. Работа не поможет забыть неприятности, но помешает слишком сильно из-за них переживать. В мире, который с каждым днем становился все более несовершенным, на другое рассчитывать не приходилось.

* * * Поскольку первая бомба, которую создал персонал Металлургической лаборатории, была большой и круглой, ее назвали Толстой Леди. Лесли Гровс смотрел на металлические обводы с таким восхищением, словно они принадлежали Рите Хейуорт note 36Note36
  Звезда Голливуда сороковых годов


[Закрыть].

– Джентльмены, я ужасно горжусь всеми вами, – заявил он. – Теперь нам остается совсем немножко – создать еще одну.

Физики и техники удивленно посмотрели на него, а потом принялись смеяться и аплодировать.

– Мы даже начали беспокоиться, генерал, – сказал Энрико Ферми. – Мы не привыкли к похвалам с вашей стороны.

Другой человек счел бы его слова за оскорбление, но Гровс отнеся к ним совершенно спокойно.

– Доктор Ферми, когда война закончится и Соединенные Штаты одержат победу, я буду превозносить вас до небес и даже выше. А до тех пор у нас слишком много работы, чтобы тратить время на комплименты.

– Никому и в голову не придет обвинять вас в излишней чувствительности, – вмешался Лео Сцилард, вызвав новые раскаты хохота.

Гровс даже заметил, как быстрая улыбка промелькнула по лицу Йенса Ларссена, который стал еще более мрачным и неразговорчивым с тех пор, как вернулся из Ханфорда и обнаружил, что программа создания бомбы успешно продвигается вперед без его участия. Гровс прекрасно понимал, какое это может вызвать раздражение, но так и не смог придумать надежного средства от меланхолии.

Однако сейчас это не слишком его беспокоило. У него были совсем другие приоритеты.

– Я не шутил, друзья мои. При работе над первой бомбой нам не пришлось решать некоторые проблемы: англичане передали нам плутоний, который выделили им польские евреи, те получили его от немцев, при помощи русских отнявших взрывчатый металл у ящеров. В следующий раз нам придется действовать полностью самостоятельно Сколько времени потребуется на создание следующей бомбы?

– Теперь, когда задача уже один раз решена, будет легче; нам не придется повторять прежние ошибки, – сказал Сцилард.

Все, в том числе и Гровс, принялись дружно кивать головами. Любому инженеру известно, как трудно сделать опытный экземпляр.

– Нам не хватает совсем немного плутония на вторую бомбу, – сказал Ферми. – Но после того как она будет создана, все запасы будут исчерпаны. Однако производство плутония постепенно увеличивается. Учитывая, что вскоре будет запущен третий реактор, мы сможем делать несколько бомб в год.

– Именно такие слова я и хотел услышать, – ответил Гровс.

Он и сам знал все это по отчетам, но совсем другое дело – услышать подтверждение выкладкам на бумаге от человека, который отвечает за работу реакторов.

– Теперь, когда у нас есть бомбы, – заявил Сцилард, – возникает следующий вопрос: как доставить их к месту назначения? – Он махнул короткой рукой в сторону Толстой Леди. – Нашему созданию придется сесть на диету, если она решит путешествовать на самолете, а ящеры успеют сбить любой наш бомбардировщик задолго до того, как он достигнет цели.

Ученый был прав по обоим пунктам. Толстая Леди весила около десяти тонн

– бомбардировщик не мог нести такой груз. К тому же любой летательный аппарат, способный подняться в воздух, сразу же привлекал пристальное внимание ящеров. Гровс не представлял себе, как можно существенно уменьшить размеры и массу бомбы, но не сомневался: бомбы вовсе не обязательно доставлять по воздуху – что бы ни думало по этому поводу люфтваффе.

– Я обещаю вам, доктор Сцилард: когда придет время, мы решим и эту проблему, – сказал он и не стал больше развивать тему.

Он не хотел, чтобы план доставки бомбы к месту назначения стал всеобщим достоянием. В отличие от войны с японцами и немцами система безопасности сейчас оставляла желать лучшего; впрочем, ему было трудно представить себе мерзавца, способного выдать тайну американского атомного оружия ящерам. Но Гровс был инженером и понимал, что его воображение имеет пределы. То, что казалось невозможным ему, другим могло показаться самым обычным делом.

– А как мы вообще вытащим ее отсюда? – спросил техник.

Он работал на реакторе и не участвовал в извлечении плутония и производстве бомбы. Гровс ткнул пальцем в деревянную тележку, на которой стояла Толстая Леди. У нее были колеса. Техник смутился.

На самом деле ему не следовало смущаться. Перемещение при соблюдении полной секретности груза весом в десять тонн – достаточно серьезная задача, в особенности если груз начинен сложной аппаратурой. Однако Гровс нашел ответы на большинство вопросов. К концу недели необходимо решить оставшиеся. Впрочем, перевозить очень тяжелые предметы человечество научилось .еще во времена фараонов.

– Наша бомба готова, – сказал кто-то. – А когда сделают бомбу немцы? И когда смогут взорвать вторую бомбу русские? Как насчет японцев?

– Если других вопросов нет, класс свободен, – серьезно объявил Гровс. Послышался смех, на который он и рассчитывал. – Немцы отстают от нас совсем незначительно. И если бы не… несчастный случай, они бы нас опередили.

Информация, которой поделился Гровс, попала к нему не из первых рук. Большую часть он получил от Молотова, когда тот побывал в Нью-Йорке. Гровс не знал, каким образом она стала известна Молотову. В прошлом русские не раз ошибались относительно немцев, о чем им приходилось горько сожалеть.

Гровс подробно рассказал о том, что произошло с немецким реактором, когда ученые попытались достичь критической массы. И хотя немцы недостаточно заботились о безопасности, проблема состояла еще и в том, что управление реактором не всегда зависело от объективных факторов.

– А русские? – осведомился Энрико Ферми. – Они первыми взорвали бомбу, но с тех пор от них давно не было никаких известий.

– Они утверждают, что у них будет бомба к весне, – ответил Гровс. – Я бы не стал на них особенно рассчитывать. Они получили большую фору, когда вместе с.немцами украли плутоний у ящеров. Благодаря этому они сумели быстро сделать первую бомбу. А потом… – Он покачал головой. – У России нет необходимой технологической и научной базы, чтобы самостоятельно довести дело до конца. Во всяком случае пока.

– И сколько им потребуется времени? – спросили сразу трое.

– Ну, я не знаю – может быть, в пятьдесят пятом году, – совершенно невозмутимо ответил Гровс.

Все снова рассмеялись. Конечно, он понимал, что русские решат проблему гораздо быстрее, но относительно следующего вторника он мог не беспокоиться.

– А японцы? – спросил Лео Сцилард, словно опасался, что Гровс о них забудет. – Чего ждать от них? Гровс развел руками.

– Доктор Сцилард, я не имею ни малейшего представления, что вам ответить. Они сумели продвинуться довольно далеко – в противном случае ящеры не стали бы уничтожать Токио. Но мы не знаем, что сталось с их проектом, сколько ведущих ученых погибло, каковы их дальнейшие перспективы. Не стану вам лгать, нашей разведке почти ничего не известно.

Сцилард кивнул.

– Мы понимаем, генерал. К сожалению, люди часто делают вид, что знают гораздо больше, чем в действительности. Приятно видеть, что вы с нами откровенны.

Первый комплимент, который Гровс получил от Сциларда за время их совместной работы. Однако генерал пожалел, что не может дать венгерскому физику более уверенный ответ. Японцы тревожили Гровса. До Пирл-Харбора Соединенные Штаты не принимали Японию всерьез: там живут не белые. Впрочем, не важно, какого цвета японцы – белые, желтые или ярко-синие, – их военные корабли ни в чем не уступают американским, а самолеты даже превосходят американскую авиацию. Да, они маленькие ублюдки с выступающими зубами и раскосыми глазами, но тот, кто думает, что японцы не умеют воевать

– или обладают отсталой военной техникой, – столкнется с жестокими разочарованиями note 37Note37
  Японская военная техника развивалась крайне негармонично. Да, флот. Да, один (на всю войну) очень неплохой истребитель. Но вооружение сухопутных войск оставляло желать лучшего, а воспринимать японские танки как боевые машины мог только безграничный оптимист. – Прим. ред.


[Закрыть].

– Что-нибудь еще? – спросил Гровс.

– Да, – сказал техник, который интересовался, как они вытащат бомбу наружу. – Как насчет стрелки, на которой написано «этим концом вверх»?

– Какой стрелки? – удивился Гровс и тут только сообразил, что техник его дразнит. – Умник, – проворчал генерал сквозь всеобщий смех.

Гровс не обижался. Он прекрасно понимал, что направленные против него выпады помогают команде сплотиться и работать с полной отдачей. До тех пор пока они стараются изо всех сил, он не станет на них обижаться.

Он оставил ученых и техников одних, чтобы они могли на свободе посмеяться над ним, и вышел на воздух. Изо рта шел пар. На западе высились побелевшие Скалистые горы. В Денвере уже несколько раз шел снег, но не в последнюю неделю. Гровс рассчитывал, что такая погода продержится еще некоторое время. Ему даже думать не хотелось о том, что придется перевозить Толстую Леди, когда земля покроется льдом и снегом. Впрочем, и эту задачу он решит, если потребуется. На самом деле заставить бомбу двигаться – не так уж сложно, а вот остановить…

Инженерам фараона не приходилось беспокоиться из-за снега.

«Повезло паршивцам», – подумал Гровс.

В его офисе, находившемся в научном центре, было довольно холодно. Однако Гровс относился к этому спокойно. Совсем как медведь, собирающийся залечь в спячку, он нагулял достаточное количество жира и мог не бояться холода. Во всяком случае, так он себе говорил.

Гровс снял с полки атлас и открыл его на карте Соединенных Штатов. Без самолетов им не удастся доставить бомбу в самое сердце территории, занимаемой врагом. Значит, необходимо отправить ее в такое место, которое находится на границе. Учитывая сложившуюся ситуацию в войне между людьми и ящерами, трудности не казались непреодолимыми.

Где они взорвут Толстую Леди после того, как вывезут ее на грузовике из Денвера? Решение будут принимать другие – его обязанности заканчиваются на погрузке бомбы в поезд. Однако он продолжал размышлять о ее судьбе.

Его взгляд постоянно возвращался к одному и тому же месту. Нигде в стране не было такого мощного железнодорожного узла, как в Чикаго. Конечно, ящеры перерезали многие ветки, но до сих пор поезда могли добраться до окраин города с севера или востока. Поскольку в районе Чикаго продолжаются ожесточенные бои, если взорвать там бомбу, погибнет множество ящеров.

Он кивнул. Да, Чикаго – подходящее место. Может быть, самое подходящее. А где взорвать вторую бомбу? Пока не понятно. Оставалось надеяться, что ящеры понесут максимальные потери.

* * * Остолоп Дэниелс не первый раз видел, как в Чикаго идет снег. Однажды, в 1910 году – или в 1911-м? – во время открытия сезона. Точно он не помнил. Во всяком случае очень давно. Местная команда еще не играла на «Ригли Филдс», матчи тогда проходили на старом стадионе.

Впрочем, когда снег идет в апреле, ты знаешь, что скоро все переменится, и погода станет достаточно жаркой и влажной, даже для человека, родившегося на Миссисипи. Но сейчас создавалось впечатление, что зима пришла всерьез и надолго.

– Ни газового, ни парового отопления, – ворчал Остолоп. – Нет даже приличного камина. Прошлой зимой было то же самое, порядочная гадость, скажу я вам. Слишком холодно.

– С вами не поспоришь, лейтенант, – ответил сержант Малдун. – Хорошо еще, что ящерам это тоже не в радость.

– Тут ты прав. Серьезная причина, чтобы полюбить снег, но у меня почему-то не получается, если ты понимаешь, о чем я. – Остолоп вздохнул. – Моя шинель – неплохая штука, но я бы предпочел гулять без нее.

– Да. – Шинель Малдуна была не такой новой, как у Дэниелса, и от нее сильно несло нафталином. Возможно, она хранилась где-то еще со времен предыдущей войны. Однако сержант умел во всем находить положительную сторону. – У нас нет хорошего камина, лейтенант, зато, видит бог, полно дров.

– Это правда, – кивнул Дэниелс.

Каждый второй дом в Чикаго – а в некоторых районах каждый первый – был разрушен. И в тех местах, где огонь не уничтожил все, что могло гореть, сохранилось много топлива.

Сейчас взвод располагался в одном из таких районов Чикаго: поблизости не осталось ни одного целого здания. С тех пор как началась зима, американцам удалось продвинуться вперед на пару миль. Ящеры прекратили наступление; теперь они только оборонялись. Людям приходилось платить кровью за каждый отвоеванный дом. Впрочем, от холода была еще одна польза – запах гниющей плоти становился менее отвратительным.

Повторяющиеся сражения на одном и том же участке земли привели к возникновению ландшафта, хорошо знакомого Дэниелсу – и Малдуну – еще по Франции 1918 года. Даже землетрясение не приводило к таким чудовищным разрушениям, как бесконечные артиллерийские обстрелы. Однако во Франции, стоило выбраться из города, как ты сразу попадал на природу. Конечно, развороченные взрывами поля не радовали глаз, но видеть ужасающие разрушения в местах, где еще недавно проживало столько людей…

– И еще одно, – заметил Остолоп, – я больше не верю в привидения. – Он подождал, пока раздастся несколько удивленных голосов, после чего пояснил: – Если бы привидения существовали, они бы сейчас орали благим матом, глядя на то, что мы сделали с Чикаго и кладбищами их предков. Однако я не видел ни одного возмущенного привидения – значит, их не существует.

Откуда-то из глубины территории открыла огонь американская артиллерия. Остолоп прислушался к свисту пролетающих над головой снарядов – ободряющие звуки, совсем не похожие на вой бомб, обрушивающихся на твою голову. Снаряды разрывались примерно в двух милях южнее развалин дома, в котором расположился взвод. Здесь грохот разрывов был едва слышен. Остолоп состроил гримасу. Они с сержантом Малдуном знали причину.

– Газ, – проговорил сержант так, словно съел что-то тухлое.

– Верно. – Именно газ стал одной из главных причин, заставивших ящеров приостановить наступление на Чикаго, но у Дэниелса применение отравляющих веществ не вызывало энтузиазма. – Мы устроили в Чикаго ад – гибнут и ящеры, и люди. Стоит ли удивляться, что здесь нет привидений? Полагаю, сейчас они боятся нас больше, чем мы их… – Он почесал в затылке.

– Черт подери, ты помнишь слова песни, которую пел во время прошлой войны Ирвинг Берлин? «Оставайся в родных местах» – да, правильно. Там еще дьявол говорит своему сыну, чтобы тот не появлялся на земле, поскольку там хуже, чем в аду. Может быть, дьявол знал, о чем говорил?

– Вполне возможно, – кивнул Малдун. – Но у нас нет выбора: либо мы делаем то, что делаем, либо ящеры превратят нас в рабов.

– Это точно, – согласился Дэниелс. – Кстати, ты мне напомнил – пора проверить посты, вдруг ящеры придумали какую-нибудь гадость.

– Хорошая мысль, – отозвался Малдун. – Между войнами я вошел во вкус, и мне понравилось жить на свете. Хотелось бы продолжить это занятие. Но вам, лейтенант, следует быть поосторожнее. Ящеры видят в темноте, как кошки.

– Да, я помню, – вздохнул Остолоп. – Уж не знаю, глаза у них такие или специальные приборы. Не имеет значения. Они видят в темноте, это факт, а как – не наше дело.

Большинство офицеров имели пистолеты 45-го калибра. Остолоп служил сержантом и рядовым слишком долго, не мог привыкнуть к новому оружию и не расставался с пистолет-пулеметом Томпсона.

Он немного постоял у развалин дома, в котором расположился взвод, чтобы глаза привыкли к царящей вокруг темноте. Дэниелс не обладал зрением кошки, да и прибора, улучшающего зрение, почему-то никто ему не выдал. Небо полностью затянули тучи, единственным источником света служили тлеющие очаги пожаров – огромный Чикаго все еще продолжал гореть.

Траншеи ящеров начинались примерно в полумиле к югу от позиций американцев. Между ними обе стороны расставили сторожевые посты и натянули колючую проволоку. По странной прихоти судьбы вокруг раскинулись кварталы домов, где жили представители среднего класса. Их развалины делали ничейную землю еще более опасным местом, чем поля Франции в 1918 году, – для снайперов здесь был настоящий рай.

«Как будто война и так недостаточно плоха – отравляющие газы, танки, снаряды, самолеты, пулеметы и прочее дерьмо, – думал Остолоп. – Но нет, ты еще должен опасаться проклятых снайперов, которые только и ждут момента, чтобы всадить тебе в голову пулю, когда ты снимаешь штаны, чтобы облегчиться».

Есть вещи, которые никогда не меняются. Один из его дедов воевал за армию северной Виргинии во время войны Штатов – он тоже жаловался на снайперов.

Обходя часовых, Остолоп шел по маршруту, который позволял ему большую часть времени оставаться под прикрытием стен: он не собирался облегчать снайперам жизнь. Он разработал несколько маршрутов для проверки постов и никогда не пользовался одним и тем же более двух раз подряд. И следил за тем, чтобы часовые тоже принимали самые жесткие меры предосторожности. Его усилия не пропали зря. За последние несколько недель ни один из его солдат не пострадал от снайперской пули.

– Кто идет? – послышался негромкий, но угрожающий оклик.

– Кэп Энсон, – назвал Остолоп пароль. – Как дела, Джейкобс?

– Вы, лейтенант? – Часовой тихонько рассмеялся. – Уж если вы берете имена бейсболистов для пароля, то почему никогда не выбираете Димаджио, Фокса или Мела Отта, о которых мы столько слышали. Вечно вы называете старичков, игравших в незапамятные времена.

Остолоп вспомнил, как впервые услышал о Кэпе Энсоне, еще когда был совсем мальчишкой. Неужели с тех пор прошло так много времени? Ну, если честно, то да.

– Ящерам известно о современных игроках, и они могут вас обмануть, – ответил он.

– Да, конечно, но и мы можем забыть имена старых игроков, – заметил Джейкобс. – И тогда начнем друг в друга стрелять.

«Неужели я так же разговаривал со своими офицерами во Франции?» – спросил у себя Остолоп. Если подумать, именно так и разговаривал. Американские солдаты всегда отличались болтливостью – с этим не поспоришь. Так было раньше, и с тех пор ничего не изменилось. Стоит только вспомнить, как в дедовские времена называли офицеров. Он вздохнул и сказал:

– Сынок, если ты не хочешь, чтобы твои друзья в тебя стреляли, не забывай пароль, вот и все дела.

– Да, конечно, лейтенант, но… – Джейкобс забыл об иронии и принялся всматриваться в темноту. – Что там такое?

– Я ничего не слышал, – ответил Дэниелс.

Однако его голос прозвучал едва слышно. Уши давно служили Остолопу и успели состариться. А Джейкобсу едва исполнилось девятнадцать. Он больше думал членом, чем головой, но слух у него был отменный. Дэниелс убедился, что находится в укрытии. Джейкобс указал направление, откуда доносился звук. Остолоп ничего не видел, но встревожился.

Дэниелс выбрал кусок штукатурки размером с кулак и взвесил его в руке.

– Будь готов, парень, – выдохнул он.

Джейкобс приятно удивил его, не спросив: «К чему?» Лишь поудобнее перехватил винтовку и кивнул.

Остолоп швырнул кусок штукатурки. Он упал футах в тридцати, ударившись, судя по звуку, о кирпичную трубу. Со стороны ничейной земли застрочили автоматы ящеров, пули ударялись в трубу.

Джейкобс и Дэниелс открыли огонь по вспышкам.

– Мы его достали? – нетерпеливо спросил Джейкобс, вставляя новую обойму в свой «спрингфилд».

– Похоже, гаду конец, – ответил Остолоп. В ушах все еще звенело от грохота выстрелов. – К сожалению, далеко не всегда удается так быстро решить проблему. А теперь нужно найти для тебя новую позицию. Мы только что сообщили ящерам, где ты находишься.

– Да, лейтенант, – сказал Джейкобс. – Сам я об этом не подумал, но… пожалуй, нужно срочно рвать когти.

Дэниелс вздохнул. Он привык мыслить стратегически в отличие от многих других.

– Нужно соблюдать осторожность, – прошептал он. – Если мы не прикончили сукина сына, он постарается пристрелить нас. Кажется, там должен быть дом, – он показал правой рукой на запад, – до него около ста ярдов. Я попробую туда сбегать. Если ящер начнет в меня стрелять, постарайся заставить его замолчать.

– Да, лейтенант, конечно, – ответил Джейкобс.

Остолопу вдруг показалось, что солдат нарочно меняет слова местами – видимо, он так развлекался.

Дэниелс пополз на животе, словно рептилия, к развалинам соседнего дома. Часть второго этажа уцелела, что делало здание почти уникальным – отличный наблюдательный пункт, пока ящеры не сообразят, что там кто-то есть. Тогда они вполне могут запустить ракету или даже сбросить бомбу, чтобы уничтожить дом.

В нескольких футах впереди кто-то быстро пробежал мимо. Остолоп застыл на месте, но оказалось, что это всего лишь крыса. Воображение быстро дорисовало картину – толстый довольный зверек, вроде тех, каких он видел в окопах во Франции. Лучше не думать о том, чем они питаются.

Ему удалось благополучно добраться до соседнего здания. Ящеры так и не открыли стрельбу, похоже, они с Джейкобсом прикончили вражеского лазутчика. В доме царила тишина. Когда Остолоп начал подниматься по лестнице на второй этаж, она слегка закачалась. Зато из окошка наверху открывался отличный вид.

Дэниелс вернулся к Джейкобсу:

– Все в порядке. Пойдем со мной, я покажу тебе твой новый пост. – После того как солдат устроился на новом месте, Остолоп сказал: – Я объясню твоему сменщику, где тебя найти.

– Ладно, хорошо, лейтенант, – ответил Джейкобс.

Когда Остолоп во второй раз приблизился к прежней позиции Джейкобса, ящер, устроившийся где-то на ничейной земле, выстрелил в него. Дэниелс упал лицом вниз, над ним со свистом проносились пули и с визгом отскакивали от кирпичных стен.

– Ах ты, подлый маленький ублюдок, – пробормотал Остолоп, нажимая на курок, чтобы дать понять ящеру, что он все еще здесь.

Противник принялся стрелять в ответ. Несколько минут они обменивались длинными очередями, а потом Остолоп отступил; ящер, наверное, тоже.

«Ладно, ящер, – подумал Дэниелс. – Летом ты имел преимущество. А теперь, когда наступили холода, мы вышвырнем твою чешуйчатую задницу из Чикаго. Подожди и сам увидишь».

* * * Тосевитский птенец перекатился по полу лаборатории, которая стала его домом с тех самых пор, как Томалсс начал о нем заботиться. Прошло некоторое время, и детеныш перекатился снова, а потом еще раз. И все три раза в одном направлении. Томалсс пришел к выводу, что он начинает понимать, что такое направление.

Его ужасно интересовал любой прогресс, поскольку маленькое существо развивалось очень медленно. По стандартам Расы птенцы тосевитов вообще не должны были превращаться в Больших Уродов, оказавшихся удивительно опасными противниками. Если бы детеныши тосевитов оказались в изоляции от тех, кто за ними ухаживает, ни один из них не выжил бы. У Расы сохранилось немало историй о диких птенцах, вылупившихся из яиц, о которых забыли, и успешно доживших до взрослого возраста, – многие такие рассказы имели вполне достоверные подтверждения. Среди тосевитов аналогичных историй он почти не встречал, и они больше походили на легенды, чем на факты.

Что-то зашуршало – маленькое существо взяло в руку кусочек целлофана, случайно оказавшегося на полу. Томалсс быстро наклонился и вытащил мусор изо рта тосевита.

– Это несъедобно, – сказал он строгим голосом – во всяком случае он надеялся, что голос прозвучал строго.

Детеныш рассмеялся. Все, что попадало ему в руки, он засовывал в рот, и Томалссу приходилось постоянно за ним следить.

«Просто удивительно, почему все Большие Уроды не отравились и не задохнулись», – не уставал повторять Томалсс.

Он взял птенца на руки – опять весь мокрый.

Томалсс отнес его на стол, где лежали куски ткани, впитывающие (хотя бы частично) влагу. Детеныш довольно залопотал. Иногда Томалссу казалось, что эти звуки напоминают щелканье и шипение языка Расы. Конечно, если бы птенец находился среди Больших Уродов, он бы издавал совсем другие звуки. Похоже, тосевиты обладают лингвистическими способностями.

После того как Томалсс закончил мыть птенца, тот принялся издавать воющие звуки, означавшие, что он хочет есть. Томалсс дал ему пососать из бутылочки, а потом принялся ходить взад и вперед, держа детеныша на руках. Маленькое существо безуспешно сражалось со сном. Наконец Томалсс удовлетворенно вздохнул и положил птенца на мягкую подстилку, где тот спал.

– Хвала Императору, – пробормотал Томалсс, поскольку птенец при этом не проснулся.

С тех пор как он начал ухаживать за маленьким тосевитом, Томалсс стал измерять свое свободное время его сном. Даже в тех случаях, когда Томалсс покидал лабораторию, он всегда носил на поясе монитор. Если Большой Урод начинал кричать, ему приходилось срочно возвращаться и успокаивать его. К сожалению, никто не мог заменить Томалсса – только он обладал необходимыми умениями.

Не успел он на несколько шагов удалиться от подстилки, на которой лежал птенец, как другой психолог, самец по имени Тессрек, постучал когтями по дверной ручке, показывая, что хочет войти. Томалсс разрешил, и Тессрек тут же спросил:

– Как сегодня обходится с тобой юный тосевит, мать? – И он приоткрыл рот, показывая, что шутит.

Томалссу его шутка смешной не показалась. Он уже много раз слышал ее от своих коллег. Многие из них, как и Тессрек, заимствовали слово «мать» из того тосевитского языка, который знали лучше. Получалось, что Томалсс не просто самец, который несет яйца, но еще и тот, у кого вылупился Большой Урод.