Текст книги "Око за око"

Автор книги: Вив Дэниэлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

Глава 15

Со свинцового неба лил непрекращающийся дождь. В псковском парке с деревьев осыпались почти все листья и теперь, коричневые и всеми забытые, лежали на желтой траве. Джордж Бэгнолл шел к Крому и думал о том, что деревья и кустарники с голыми ветками выглядят грустными и несчастными, словно скелеты, поднявшие руки перед неизбежностью приближающейся зимы.

Бурные ручьи струились по тротуару, и дождевая вода собиралась в воронках, превращая их в грязные маленькие пруды. Если по невнимательности провалишься в такую воронку, можно промокнуть до пояса – а если не повезет, окунешься с головой. Говорят, в них даже утонуло несколько человек.

Часовые прятались под крышей у входа в Кром, чтобы не промокнуть и чтобы ящеры не засекли их с воздуха. Древняя псковская крепость приняла несколько бомбовых ударов в начале войны с ящерами, потом инопланетяне оставили ее в покое. Все в городе надеялись, что ящеры больше не будут бомбить Псков.

– Кто идет? – окликнул немецкий часовой, а его русский напарник поднял автомат.

Бэгнолл откинул капюшон плаща.

– Англичанин, – сказал немец на своем языке, а потом повторил по-русски.

Его напарник кивнул и жестом показал, что Бэгнолл может проходить.

– Спасибо, – сказал Бэгнолл по-русски.

После месяцев постоянной практики он почти свободно говорил по-немецки, чего нельзя было сказать о русском, поэтому Бэгнолл использовал любую возможность, чтобы потренироваться.

Он поднялся в кабинет командующего немецкими войсками, генерал-лейтенанта Курта Шилла.

– Добрый день, мистер Бэгнолл, – сказал Шилл на превосходном английском. – К сожалению, командиры Герман и Васильев еще не пришли. Благодарю вас за пунктуальность.

Бэгнолл пожал плечами. Если ждать пунктуальности от русских, можно легко сойти с ума.

– Они придут, генерал, – сказал он.

Они придут – через пять минут, полчаса или два часа. Если вы договорились с ними на 9.00, они считают, что должны прийти утром. Ничто другое человеку с русским менталитетом недоступно.

Партизанские лидеры появились без двадцати десять. Если они и поняли, почему рассержен Курт Шилл, то виду не подавали.

– Итак, – сказал Николай Васильев, – давайте обсудим наши действия против империалистов из другого мира. Мы сумеем изгнать их из Пскова, пока нам помогает зимняя погода.

Его товарищ Александр Герман перевел слова Васильева на идиш, который был достаточно близок к немецкому, чтобы Шилл и Бэгнолл его поняли.

От себя Александр Герман добавил:

– Они слабеют зимой даже еще больше, чем вы, немцы, в первый год войны.

Шилл успел привыкнуть к подобным выпадам и в долгу не остался.

– Однако у нас хватило сил, чтобы не пустить вас в Псков, – с холодной улыбкой ответил он, – а с тех пор мы сумели приспособиться к холоду. Надеюсь, ящерам не удастся.

– Думаю, ящерам будет трудно зимой, – по-немецки сказал Бэгнолл; Александр Герман перевел его слова Васильеву. – Ящеры очень медленно приспосабливаются к изменяющимся обстоятельствам.

– Однако они достаточно опасны, – заявил Васильев при помощи Германа.

– Им не хватает воображения. – Неожиданное заявление в устах русского, которые славились косностью своих военных доктрин. – Однако, обладая таким преимуществом в оружии и технике, им не о чем беспокоиться Нам еще повезло, что мы так долго сопротивляемся.

– Ну, должен заметить, что они не слишком здесь стараются, – заметил генерал Шилл. – Приложив определенные усилия, они могли бы легко прорвать линию фронта. Ясно, что их гораздо больше интересуют другие направления.

Николай Васильев выпятил широкую грудь. Темная курчавая борода делала его похожим на главаря разбойников – что во многом соответствовало истине. Мерцающая керосиновая лампа лишь усиливала впечатление. Но он оставался советским гражданином и гордился этим.

– Смертоносная бомба великого Сталина, сброшенная к югу от Москвы, научила ящеров, что им лучше с нами не связываться, – заявил Васильев.

Бэгнолл посмотрел на генерал-лейтенанта Шилла. Офицер вермахта выглядел так, словно съел что-то очень кислое. Немцы всегда гордились своими научными достижениями. Слушать рассуждения русских о превосходстве советской науки было для него унизительно – к тому же нацистам пока не удалось создать свою бомбу.

– Мы не можем рассчитывать на то, что ящеры будут вечно оставаться на одних и тех же позициях. Нам необходимо заставить их отступить, отобрать у них территории, принадлежащие нашей родине. Генерал Шилл, не могли бы ваши люди вместе с нами сражаться против общего врага – как в прошлом году?

«Вот только в прошлом году вы стреляли друг в друга», – отметил про себя Бэгнолл.

Несмотря на это, он посмотрел на генерала Шилла, рассчитывая, что тот поддержит русского. В противном случае зима не принесет им ничего хорошего. У русских в Пскове больше солдат, чем у немцев, но они вооружены лишь винтовками и автоматами. Пулеметов совсем мало. А у немцев имеются артиллерия, грузовики, бронетехника, которую они очень берегут, и даже бензин.

– Я должен оценить стратегическую ситуацию, – заявил Шилл. – Возможно, занимать оборонительные позиции до начала весны будет разумнее.

Васильев и Герман принялись орать на генерала. «Трус» – один из самых мягких эпитетов, которыми они его наградили. Бэгнолл потерял дар речи. До сих пор Шилл всегда действовал агрессивно и с готовностью платил жизнями своих солдат за отвоеванную территорию. Конечно, в районе Пскова и русских погибло очень много…

Но Шиллу приходилось мириться не только с потерями в живой силе. Немцы были ограничены в ресурсах. Немецкий гарнизон в Пскове уже давно участвовал в тяжелых сражениях, а ящеры заняли Польшу и отрезали войска Шилла от родины (когда-нибудь Бэгнолл обязательно попытается сравнить немецкое и русское понимание слова родина, но не сейчас).

– Как обстоят ваши дела с запасами продовольствия и оружия? – небрежно спросил Бэгнолл.

– Если учитывать общую ситуацию, совсем неплохо, – ответил Шилл.

Бэгноллу доводилась слышать и более определенные ответы. Однако по лицу немецкого офицера он прочел истинный ответ; оно напомнило ему взгляд опытного игрока в покер, у которого образовалась сильная комбинация, и ему необходимо убедить соперников, что у него всего лишь пара девяток.

Голос Александра Германа перестал быть пронзительным, он заговорил спокойно и убедительно.

– Генерал-лейтенант, вероятно, мы сможем вам предложить ресурсы Советского Союза. Конечно, объемы поставок не так велики, как нам всем хотелось бы, но они существуют. Не сомневаюсь, что ваши хорошо подготовленные солдаты сумеют быстро приспособиться к советскому оружию.

– Конечно, мы хорошо с ним знакомы, нам удалось захватить не один ваш арсенал, когда мы продвигались к Пскову.

Шилл говорил с апломбом, но Бэгнолл понимал, что он не настолько уверен в собственных силах, как ему хотелось бы. Да, генерал Шилл – очень не простой человек. Когда он заговорил вновь, то сразу перешел к обсуждению главной проблемы:

– Если я соглашусь взять ваше оружие, то стану от вас зависеть. Очень скоро мне придется выполнять советские приказы.

– В противном случае у вас не останется ресурсов, и уже не будет иметь значения, чьи приказы вы выполняете, поскольку потеряете боеспособность, – заявил Александр Герман.

Глаза Николая Васильева вспыхнули яростным огнем:

– А когда у вас не останется ресурсов, наше перемирие потеряет смысл. Мы вернем Псков родине и припомним вам все, что вы здесь сделали.

– Вы можете попытаться в любой момент, – спокойно ответил Шилл. – Мы загоним ваших партизан в лес – или в могилу. Так что попробуйте нарушить перемирие.

Немецкий генерал смотрел Васильеву прямо в глаза. Бэгнолл видел, что он готов в любой момент обратить оружие против русских.

– Достаточно! – воскликнул Бэгнолл. – Вам не следует забывать, что от вашей вражды выиграют только ящеры. Можете ненавидеть друг друга потом, когда мы одержим победу в борьбе с общим врагом.

Курт Шилл и Александр Герман посмотрели на него так, словно он говорил на суахили. После того как Александр Герман перевел его слова Васильеву, тот тоже с удивлением уставился на англичанина. Но потом все трое задумались и кивнули.

– Вы правы, – сказал Шилл. – Нам следует об этом помнить.

– Да, – согласился Александр Герман, но не удержался, чтобы не повернуть нож в ране. – Но правда и то, генерал-лейтенант, что ваши запасы оружия рано или поздно подойдут к концу. И тогда вам придется воспользоваться ресурсами Советского Союза – в противном случае вы перестанете быть солдатами.

На лице у генерал-лейтенанта появилось такое выражение, словно он обнаружил в своем яблоке червяка – или, еще того хуже, половину червяка. Перспектива подобного сотрудничества с Советским Союзом его совсем не вдохновляла.

– У нас может получиться, – не сдавался Бэгнолл, обращаясь не только к офицеру вермахта, но и к русским партизанам.

И все же вовсе не шаткий мир между немцами и русскими вселял в него уверенность в благополучном исходе. Главная надежда заключалась в страстном романе, который завязался между немецким механиком, прилетевшим в Псков вместе с Людмилой Горбуновой, и русским снайпером Татьяной Пироговой (к огромному облегчению Бэгнолла и Джерома Джоунза). Они с большой подозрительностью относились друг к другу, но проводили время вместе всякий раз, когда у них появлялась такая возможность.

«Это должно послужить уроком для всех нас», – подумал Бэгнолл.

* * *

– Это должно послужить уроком для всех нас, – заявил Атвар, глядя одним глазом на изображение фабрики по производству противогазов в Альби, а другим на Кирела. – Всякий раз, когда наши системы безопасности подвергаются проверке, оказывается, что они недостаточно эффективны.

– Верно, благородный адмирал, – ответил Кирел. – И все же, разрушения оказались бы не слишком серьезными… если бы не отравляющий газ… Теперь, когда фабрика очищена, она может вновь начать работать.

– Да, физически. – Атвар чувствовал, что готов кого-нибудь покусать. Сейчас единственным подходящим объектом был ни в чем не повинный Кирел. – Конечно, дезактивация стоила нам жизней самцов Расы, и потери невозможно восполнить. Конечно, газовая атака уничтожила целую смену квалифицированных Больших Уродов. Конечно, Большие Уроды, которые работали в двух других сменах, боятся возвращаться на фабрику: во-первых, они нам не верят, во-вторых, опасаются новых атак дойчевитов – разве мы можем их винить, если сами боимся того же самого? Если обо всем этом забыть, фабрика действительно может быть запущена в любой момент.

Кирел съежился, словно опасался нападения Атвара.

– Благородный адмирал, нужно найти других тосевитов, которые обладают необходимой квалификацией; или объяснить местному населению, что они умрут от голода, если не станут на нас работать.

– Перевозить тосевитов из одного места в другое здесь гораздо сложнее, чем в цивилизованном мире, – сказал Атвар. – Дело в том, что все они разные. Есть французские и итальянские тосевиты, оккупационные и так далее. У каждого вида своя пища, свои языки, свои обычаи – и каждый вид считает, что он самый лучший. В результате они начинают враждовать. Мы пытались, Император тому свидетель. – Он опустил взгляд, но не столько из почтения, сколько от отчаяния. – И ничего не получилось.

– Значит, нужно применить другой подход, – предложил Кирел. – Большие Уроды, откуда бы они ни происходили, должны что-то есть. И если они не захотят производить противогазы, то умрут от голода.

– Хорошая мысль, но боюсь, это не решит наших проблем, – сказал Атвар. – Уровень саботажа на тосевитских фабриках, производящих для нас любые товары, чрезвычайно высок. Всякий раз, когда мы пытаемся заставить рабочих увеличить производительность или ухудшаем условия труда, они становятся практически неуправляемыми. Мы не можем этого допустить – ведь речь идет о производстве противогазов, которые имеют для нас огромное значение.

– Верно, – устало сказал Кирел. – Отравляющий газ Больших Уродов привел к снижению морали сражающихся самцов до такой степени, что они с большой неохотой отправляются в бой, если речь идет о территориях, граничащих с дойчевитами… германцами… А теперь и американцы начали повсюду применять газ. Если самцы не будут уверены в защите, их боевой дух упадет еще сильнее, и тогда трудно предсказать последствия.

– Да, этого допускать нельзя, – сказал Атвар.

А что, если самцы откажутся сражаться? Он не мог себе такого представить. Ни один командующий в истории Расы (да и в доисторические времена тоже) не сталкивался с такими проблемами. Дисциплина самцов Расы всегда оставалась на высоком уровне – но еще никогда она не подвергалась столь суровым испытаниям.

– Если самцы дрогнут, благородный адмирал, – заявил Кирел, – возможно, мы сможем поднять их боевой дух при помощи тосевитского растения под названием имбирь.

Атвар посмотрел на Кирела двумя глазами сразу.

Кирел согнулся еще сильнее.

– Я только пошутил, благородный адмирал, ничего более.

– Плохая шутка, – прорычал Атвар.

Однако идея была далеко не самой худшей в сложившихся обстоятельствах

– и это испугало его больше всего.

* * * В Лодзи прозвучал сигнал воздушной тревоги ящеров. Но он не имел ничего общего с воем сирен – как у людей. Сигнал напомнил Мордехаю Анелевичу шипение котла с жиром – котла размером с половину Польши. Немного подумав, он пришел к выводу, что это многократно усиленный звук, который издает напуганный ящер.

Все это мгновенно промелькнуло у него в голове – и он, не теряя времени, натянул противогаз. Затем вместе с остальными евреями, сидевшими в кабинетах над пожарным депо, бросился в герметично закрытое помещение. Люди бежали, толкая друг друга, ругаясь, спотыкаясь и падая.

Анелевич оказался в убежище как раз в тот момент, когда взорвалась нацистская ракета. Мордехай попытался по звуку определить, как далеко она упала, но несущие отравляющий газ ракеты взрывались не так громко, как обычные снаряды. Зато боялись их гораздо сильнее.

– Закройте дверь! – крикнули сразу четыре человека.

Раздался громкий стук. Люди набились в комнату, как сардины в бочку. Мордехай стоял спиной к входу и не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто закрыл дверь. Тогда он поднял голову и взглянул на потолок. Свежая побелка скрывала многочисленные трещины. Стены также были недавно оштукатурены, а стыки с полом тщательно заделаны. Даже если ракета с отравляющим газом разорвется совсем близко, запечатанная комната – во всяком случае, все собравшиеся здесь очень на это надеялись – позволит людям выжить, пока ветер не развеет смертоносное вещество.

Послышался плеск воды – люди, оказавшиеся возле двери, укладывали мокрые тряпки в щели между дверью и полом. Немецкий отравляющий газ отличался большим коварством. Если в защите окажется трещина, газ ее обязательно найдет.

Шипение сигнала воздушной тревоги ящеров не прекращалось. Очень нескоро к нему присоединился вой обычной сирены.

– Ну, и что это значит? – спросила секретарша. – Неужели люди настолько отупели, что не могут вовремя включить сирену?

– Мы выясним, – ответил Анелевич.

В последнее время нацисты нашли способ мешать ящерам и людям в Лодзи делать хоть что-то полезное: они регулярно обстреливали город ракетами с отравляющим газом, заставляя людей прятаться в убежища. Далеко не у всех были герметичные комнаты, обстрелы полностью парализовали жизнь в городе.

– Жаль, что ящеры перестали сбивать ракеты, – сказала какая-то женщина.

– У ящеров практически не осталось собственных ракет, – ответил Мордехай. – Теперь они их используют только в тех случаях, когда немцы умудряются попасть в казармы.

Такое случалось далеко не каждый день; ящеры умели направлять свои ракеты в заданную точку, но нацисты не отличались особой меткостью.

– Если ракета разорвется посреди Лодзи, что ж, значит, людям не повезло.

– Раса делает для нас все, что в ее силах, – заявил Давид Нуссбойм.

Кое-кто энергично закивал, признавая его правоту. Мордехай Анелевич закатил глаза. Он подозревал, что многие поступили так же, но поскольку на всех были противогазы, ничего определенного сказать не мог. Еврейская администрация и бойцы Сопротивления в Лодзи находились в сложном положении. Им приходилось сотрудничать с ящерами, а некоторые – в том числе Нуссбойм

– до сих пор делали это искренне. Другие старались при каждом удобном случае вредить инопланетянам, если рассчитывали, что их саботаж не будет обнаружен. Следить за окружающими людьми, чтобы знать, к какому лагерю они принадлежат, было утомительно.

Раздался новый взрыв – он прозвучал так близко, что пожарное депо вздрогнуло. Когда с неба на землю обрушивается несколько тонн металла, даже без мощного заряда взрывчатки, удар получается впечатляющий. Анелевич поежился. Для того чтобы противостоять ящерам, ему приходилось сотрудничать с нацистами, которые убивали евреев Лодзи своим отравляющим газом. А некоторые евреи перешли на сторону ящеров из-за того, что не могли работать рука об руку с нацистами.

Анелевич понимал их и сочувствовал им, но для себя выбрал иной путь. Нацисты уничтожали польских евреев в газовых камерах еще до появления ящеров и продолжали свое черное дело даже после того, как ящеры оккупировали Польшу. Нацисты – настоящие ублюдки, тут не может быть никаких сомнений, однако они люди.

Медленно проходили минуты. Мордехай надеялся, что скоро прозвучит сигнал отбоя воздушной тревоги, но раздался новый взрыв. Сирена продолжала выть, не прекращалось и отвратительное шипение ящеров. Становилось тяжело дышать. Болели ноги. Единственным местом, где можно было присесть – точнее, опуститься на корточки, – оставался отгороженный угол с ведром – там справляли нужду. Но добраться до него практически не представлялось возможным.

Наконец шипение стихло, затем смолкла сирена.

– Все, – сказал кто-то. – Пора выходить.

– А это безопасно? – спросил кто-то другой. – Обстрел прекратился, но газ еще мог не рассеяться.

– Мы не можем оставаться здесь вечно, – заявил Мордехай. – Я выйду и посмотрю, нет ли поблизости людей, пострадавших от газовой атаки. Если через пять минут я не вернусь… значит, мне не следовало выходить.

И он начал протискиваться к двери, мрачно улыбаясь.

Выйдя на улицу, Анелевич с облегчением обнаружил, что рядом с пожарным депо никто не пострадал. Он не слишком удивился; все-таки снаряды рвались довольно далеко. Однако не следовало забывать, что отравляющий газ отличается изощренным коварством – иногда он выбирает какое-то одно направление и полностью игнорирует другие. Стоит решить, что тебе ничто не угрожает, – а он тебя настиг!

Анелевич огляделся по сторонам. Над польской частью города, которую до появления ящеров немцы называли Лидсманштадт, поднимались клубы дыма. Теперь немцев там почти не осталось; поляки и евреи воспользовались возможностью отомстить. Мысль о том, что нацисты отравляют газом немцев, показалась Анелевичу весьма привлекательной – нечего было оккупировать чужую страну.

Затем он заметил, что дым поднимается над одним из еврейских кварталов. «Наверное, взрыв именно этой ракеты заставил содрогнуться стены пожарного депо», – подумал Мордехай и сразу помрачнел. Даже сейчас, сражаясь с ящерами, нацисты продолжают убивать евреев. Наверное, считают это отличной шуткой – а если часть евреев сотрудничает с ними в борьбе с ящерами, тем лучше, шутка становится еще более изощренной.

Он вернулся в убежище, прежде чем оставшиеся там люди решили, что он погиб.

– Можно выходить, – сказал Анелевич. – К сожалению, одна из ракет разорвалась в гетто.

Теперь, когда немцы ушли из Лодзи, гетто как таковое перестало существовать, но название осталось.

– Пожарная машина справится со всеми проблемами, – заявил Давид Нуссбойм. – Я готов туда поехать.

Смелый поступок. Немецкий газ убивал, не только попадая в легкие, – даже капельки отравляющего вещества на коже приводили к смерти.

Анелевич предпочитал считать всех коллаборационистов жалкими трусами. Нуссбойм усложнял картину мира.

Он хотел поехать вместе с Давидом, чтобы показать: у Сопротивления мужества ничуть не меньше, – но заставил себя промолчать. Без Нуссбойма остальные смогут высказываться более откровенно.

– Поехали, – сказал Соломон Грувер, крупный дородный мужчина, который командовал пожарной командой. Он, Давид Нуссбойм и пожарные побежали к лестнице.

– Надеюсь, жители квартала уже начали поливать улицы и здания водой,

– сказал Анелевич. – Пожарная машина смоет большую часть газа в канализацию. – Он засмеялся, но его смех прозвучал не слишком искренне. – Мы так привыкли иметь дела с чудовищными ситуациями, что выработали для этого специальные процедуры. Из чего следует, что мы хорошо и быстро соображаем – или что наша раса проклята. Или и то и другое.

Послышался рев двигателя пожарной машины, зазвонил колокол.

– Как вы думаете, можно снять противогаз? – спросила женщина по имени Берта Флейшман.

Она была ужасно похожа на серую мышку – ни люди, ни ящеры ее попросту не замечали. Берта являлась одним из опытнейших шпионов в Лодзи: она умела проникать в самые надежно охраняемые места и возвращалась с бесценной информацией.

– Сейчас узнаем, – сказал Анелевич и снял маску.

Он сделал несколько глубоких вдохов, затем застонал и упал на пол. Однако никто не закричал в испуге – все принялись дружно ругаться и оглядываться по сторонам, подыскивая что-нибудь подходящее, чтобы швырнуть в него. Когда Мордехай в первый раз устроил представление, все ужасно перепугались. Теперь от него ждали подобной выходки, хотя он проделывал это не каждый раз.

Все принялись снимать противогазы.

– Тьфу! – проворчал кто-то. – Здесь так же душно без маски, как и в ней.

– Что будем делать? – спросила Берта Флейшман. – Если мы избавимся от ящеров, вернутся немцы. Нам сразу станет хуже, хотя для человечества победа немцев над ящерами будет благом. После всего, что нам пришлось перенести, неужели мы никогда не сможем жить спокойно? – Ее голос звучал печально.

– А почему нынешнее время должно отличаться от другого? – спросил Анелевич. Его слова, созвучные первому из четырех вопросов еврейской Пасхи, требовали совсем другого ответа, и все в комнате тяжело вздохнули. Он продолжал: – А почему бы не задать себе другой вопрос: что мы будем делать, если ящерам надоест терпеть атаки нацистов и они обрушат всю свою мощь на рейх?

– Они попытались расправиться с англичанами, но у них ничего не вышло,

– ответил один из мужчин.

– Благодарение Богу, – сказал Мордехай, вспомнивший о Мойше Русецком

– неужели он послал рабби навстречу еще большим опасностям? – Но у ящеров в Англии возникли проблемы со снабжением. Им приходилось доставлять солдат и снаряжение по воздуху из южной Франции, что существенно осложняло задачу. Если они бросят большие силы против нацистов, им будет легче. Их базы в Польше и Франции – совсем рядом.

– В любом случае сейчас, пока лежит снег, они ничего не станут предпринимать, – вмешалась Берта Флейшман. – Они ненавидят холод. Но когда наступит весна, у нас появится повод для беспокойства. А пока они будут занимать оборонительные позиции, отражая удары немцев.

Анелевич обдумал слова Берты и кивнул.

– Возможно, ты права, – согласился он. – Но это ничего не меняет – просто у нас будет больше времени, чтобы отыскать ответ на главный вопрос.

* * * Теэрц не любил летать над Дойчландом. Впрочем, над Британией он тоже не любил летать, причем по той же причине: тосевитских истребителей становилось все больше, а огонь зениток иногда бывал таким плотным, что он мог бы выйти из своего самолета и идти, перешагивая с одного разрыва на другой.

Он раскрыл рот в ироническом смехе. Огонь зениток Больших Уродов практически не причинял вреда его истребителю – в худшем случае несколько дырок в обшивке. Насколько он понял, ему ужасно не повезло в тот единственный раз, когда его сбили, – пули невероятным образом почти одновременно поразили оба двигателя… И удача окончательно покинула его, когда он приземлился на территории ниппонцев.

Он больше не собирался попадать в плен.

– Уж лучше умереть, – сказал Теэрц.

– Недосягаемый господин? – сказал Ссереп, его ведомый.

– Все в порядке, – смущенно ответил Теэрц, который забыл про включенный микрофон.

Он проверил радар. В воздухе находилось несколько истребителей дойчевитов, но до них было слишком далеко. Однако Теэрц продолжал внимательно наблюдать за летательными аппаратами тосевитов, чтобы не прозевать беспилотные машины, с которыми он уже столкнулся над Британией. С каждым днем приказы о необходимости беречь самонаводящиеся ракеты становились все категоричнее. Он ждал, что вскоре получит примерно такое указание. «Если тебя сбили и ты мертв, разрешается использовать одну ракету против вражеского самолета, который это сделал; если будет затрачено две ракеты, тебя ждет суровое наказание».

Он заметил темно-серый столб дыма, поднимающийся над землей, и радостно зашипел. Теэрц узнал двигатель локомотива, который работал на удивительно ядовитом топливе, столь любимом тосевитами. Что бы ни тащил за собой локомотив – Больших Уродов, оружие или продукты, – это отличная цель. Он переговорил с Ссерепом и Ниввеком, своим вторым ведомым, обратив их внимание на вражеский состав, а потом сказал:

– Давайте его уничтожим.

Он начал снижаться и сбросил скорость, чтобы было удобнее заходить в атаку. Его коготь нажал на гашетку пушки.

Из носа истребителя вырвалось пламя, от мощной отдачи дрогнул корпус.

Теэрц радостно завопил, когда из вагонов повалили клубы дыма. Поразив локомотив, он потянул рычаг управления на себя, чтобы набрать высоту и сделать еще один заход. Ускорение прижало его к креслу, и на несколько мгновений мир вокруг стал серым. Затем Теэрц развернул истребитель на девяносто градусов, чтобы посмотреть на поезд, и снова радостно закричал; то ли Ссереп, то ли Ниввек сумели поразить двигатель локомотива, поезд тормозил. Теперь он вместе с двумя ведомыми самцами мог, не торопясь, завершить дело.

На экране радара появилось с полдюжины точек, которые поднимались вертикально вверх – но пока находились довольно далеко.

– Что это такое?! – воскликнул Ниввек.

– Думаю, нам не о чем беспокоиться, – ответил Теэрц. – Наверное, дойчевиты экспериментируют с самонаводящимися ракетами, но им еще многому нужно научиться.

– Вы правы, недосягаемый господин, – ответил Ниввек, в голосе которого отчетливо слышалась усмешка. – Ни одного нашего самолета нет поблизости от этих… уж не знаю, как их называть.

– Точно, – отозвался Теэрц.

Если это ракеты, то какие-то совсем хилые. Как и другие тосевитские летающие машины, они не способны превысить скорость распространения звука в атмосфере. Они поднимались по широкой дуге, и их траектория показалась Теэрцу баллистической… а потом он забыл о них, переключив все свое внимание на поезд.

Он вез пехоту, возможно, какие-то грузы. Первого захода оказалось недостаточно, чтобы уничтожить всех; многие тосевиты сумели выбраться из поврежденных вагонов. Серо-зеленая одежда мешала Теэрцу разглядеть их на фоне земли, но благодаря вспышкам он видел, что тосевиты ведут огонь по его истребителю. Воспоминания о ниппонцах заставили его вздрогнуть, темное облако страха туманило взгляд – что, если Большим Уродам повезет еще раз?

Однако удача на сей раз от них отвернулась. Его истребитель вышел на идеальную позицию, и Теэрц принялся поливать врага огнем своих пушек. Снаряды взрывались среди пехоты Больших Уродов; пламя ревело, словно волны огромных океанов Тосев-3. Теэрц надеялся, что ему удалось уничтожить сотни врагов. Конечно, они не были ниппонцами, но являлись Большими Уродами, поднявшими оружие против Расы. Никакие угрызения совести по поводу того, что он убивает гражданских людей, не мешали ему наслаждаться местью.

Он вновь потянул рычаг на себя. Поезд горел уже в нескольких местах; еще один заход, и он будет уничтожен. Теперь, когда нос его истребителя был вновь направлен вверх, Теэрц проверил экран радара, убеждаясь в том, что к нему не приближаются истребители дойчевитов.

Должно быть Ссереп сделал то же самое, поскольку он закричал:

– Недосягаемый господин!

– Я вижу, – мрачно ответил Теэрц.

Машины дойчевитов, которые он посчитал экспериментальными – и не представляющими опасности, – преследовали его истребитель. И, как ему показалось, ими кто-то управлял. Из чего следовало, что внутри находились пилоты – тосевиты не имели автоматических систем наведения.

Пораженный Теэрц обнаружил, что тосевитский летательный аппарат движется с более высокой скоростью, чем его истребитель. Во всяком случае, в данный момент, что давало ему возможность выбирать время и место встречи – редчайший случай в воздушных боях с Расой. Теэрц включил максимальную тягу, ускорение прижало его к спинке кресла. Большие Уроды недолго будут радоваться своему преимуществу в скорости.

– Я выпускаю ракеты, недосягаемый господин, – заявил Ссереп. – Когда мы вернемся на базу, я отчитаюсь перед самцами, которые отвечают за боеприпасы. По-моему, они тратят все свое время, подсчитывая кусочки скорлупы. Проблема состоит в том, чтобы суметь вернуться на базу.

Теэрц не стал спорить. Ракеты пронеслись мимо его истребителя, оставляя за собой клубы дыма. За летательными аппаратами тосевитов также тянулась струя дыма, но более густая и темная. С ужасающей скоростью они превратились из точек в истребители со стреловидными крыльями удивительной конструкции – перед тем как нажать на гашетку, Теэрц успел подивиться, как они умудряются сохранять равновесие без хвостовых стабилизаторов.

Однако инженеры, построившие диковинные летательные аппараты, разбирались в аэродинамике – истребители обладали устойчивостью. Один из них сумел ускользнуть от ракеты. Даже для электронной системы это совсем не простая задача; для существа из плоти и крови такой маневр подобен чуду. Вторая ракета Ссерепа поразила вражеский самолет в самый центр фюзеляжа, превратив его в сияющий огненный шар, Теэрцу даже пришлось прикрыть глаза. Во имя Императора, какое топливо используют Большие Уроды?

Теэрц принялся стрелять в необычную машину, устремившуюся прямо к его истребителю. Мерцающие вспышки на крыльях показывали, что противник ведет ответный огонь. На самолете дойчевитов стоит пушка, значит, они могут причинить его истребителю существенный вред, если попадут.

Без всякого предупреждения летательный аппарат Больших Уродов взорвался, как и первый, превратившись в огненный шар.

– Да! – закричал Теэрц.

Только вкус имбиря мог сравниться с триумфом во время воздушного боя.

– Недосягаемый господин, должен с огорчением сообщить, что мой истребитель поврежден, – сказал Ниввек. – Я слишком поздно выпустил ракеты, и они пролетели мимо тосевитов: противник оказался так близко, что я не успел подорвать боеголовки. Я теряю скорость и высоту. Боюсь, мне придется катапультироваться. Пожелайте мне удачи.