Текст книги "Преступления инженера Зоркина"

Автор книги: Виталий Акимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Рассказывать в деталях об амурных приключениях – было слабостью «инженера» Зоркина. Он до самозабвения любил хвастать своими «победами» перед знакомыми и даже малознакомыми людьми.

Николай, читая эти послания, только завистливо вздыхал. Ему тоже хотелось погреться на песчаных и каменистых пляжах Черного моря, вдохнуть полной грудью парфюмерный запах мимоз, сфотографироваться в обнимку со стройным кипарисом. Но «старший брат» строго-настрого приказал не бросать работу. «Чтобы и тени подозрения на тебя не пало – наставлял он Дубенко. – Если не будем беречься, снова угодим за решетку».

– Меня в черном теле держит, а сам гуляет так, что пыль столбом стоит, – бурчал обозленный Дубенко. – Беречься советует... Врет все, просто считает, что я ему не пара в любовных делах. Да и заработки нечестно делит: себе все, а мне крохи выдает. Говорит – я главарь, я объекты нахожу, основную работу делаю, а ты только на стреме стоишь. А отсюда, мол, по разряду и заработок. Тоже мне, умник выискался!

Недовольство в душе Николая Дубенко росло все с большей силой. Он не высказывал его в открытую, боясь Зоркина. Зная верткий ум Василия, он опасался, что тот может придумать какой-нибудь ловкий ход и подвести напарника под монастырь, обрушить на его голову сотни неприятностей. А то и просто пришить – с него станет! Вместе с тем, рассуждая трезво, понимая, что в каждом отдельном случае грабежа Зоркин действительно выполняет львиную долю работы, Дубенко был почти согласен с той мизерной по сравнению с доходом суммой, которую ему назначал главарь. К тому же Василий охотно брал на себя расходы, когда они вместе заходили в ресторан. Покупал на свой счет «младшему брату» одежду и обувь, давал «в долг» по мелочам.

И все же Дубенко хотел большего. Он считал, что раз они с Зоркиным связаны одной крепкой веревкой, значит и делить им пополам не только меру наказания, но и все прелести свободы, которыми можно пользоваться сейчас. У Дубенко в последнее время родилась и крепла мысль сбить спесь с главаря, заставить его хоть на минуту растеряться, принизить хотя бы на вершок. И он нанес напарнику предательский удар в спину.

В этом не было ничего удивительного и необычного, этого следовало ожидать. Тут как бы существовала определенная закономерность. Кто они: Дубенко и Зоркин – друзья? Так они себя называли, даже братьями считали. Но разве настоящий, честный друг позволит себе совершить несправедливость, не говоря уже о подлости, по отношению к товарищу? Да никогда!

А этих двух людей объединяла лишь общая грязная цель – грабеж. Они нужны были друг другу лишь в силу своего воровского ремесла. Зоркин в душе презирал Дубенко, считая его черной костью, слепым исполнителем своей воли. Дубенко, хорошо понимая это, таил вначале обиду, а потом злость вперемежку с бурной завистью к удачливому и видному собой напарнику. «Ты у меня попрыгаешь, красавчик!» – кривя в злой ухмылке обветренные губы и щуря оловянистые глаза-пуговки, злорадствовал Николай Дубенко, вооружившись автоматической ручкой и дописывая последнюю страницу.

Он решил послать жене Зоркина анонимное письмо. Переложив в нем большинство откровений «старшего брата», неведомый автор сочувствовал обманутой женщине и советовал никогда больше не отпускать мужа одного на курорт. Заканчивалось послание обещанием проследить в дальнейшем за действиями «коварного супруга» и сообщить обо всем еще подробнее.

Дубенко пошел дальше. Захватив письма Василия, он отправился в дом к Луизе Ветровой. Луиза в последнее время сильно нервничала. На работе она несколько раз подходила к Николаю, старалась вызвать его на разговор и упорно расспрашивала, где в настоящее время находится Зоркин, почему так давно не приезжает. Дубенко в этих случаях либо отмалчивался, либо ссылался на то, что брат занят работой, много ездит и не имеет возможности часто бывать в Янгигуле.

Когда Николай пришел к Луизе, она поначалу решила, что Василий послал о себе весточку. Но Дубенко начал с другого: он с надрывом заговорил о своей любви, встал на колени, покрывая мокрыми поцелуями ноги и руки удивленной, немного испуганной, но вместе с тем польщенной столь сильным чувством девушки. Со «слезами» на глазах Дубенко поведал Луизе, что брат ее обманывает, что он ее не любит и в доказательство предъявил письма Зоркина.

– Какой негодяй! Какой подлец! – воскликнула девушка, читая письма, красная от возмущения. Но когда Дубенко, подстегнутый этим, осмелился намекнуть на замену Зоркина своей собственной персоной, он был в ту же минуту буквально вышвырнут за дверь, с треском за ним затворившейся.

После приезда с курорта Трускавец Василий Зоркин на второй день примчался в Янгигуль к Дубенко. Вид у него был взбудораженный. «Инженер» будто сразу потерял свой лоск, глаза его тревожно бегали по лицу «младшего брата», словно спрашивали: «Не твоя ли это работа?»

Саша Кравцова рыдала весь вечер, обвиняя мужа в неверности, грозилась пожаловаться на него на работе. «Возьму и пойду в твое геологическое управление, – повторяла она сквозь всхлипывания, часто сморкаясь в платок. – Пусть начальство узнает, какой ты грязный человек!»

Кое-как утихомирив жену, поклявшись, что подобного никогда в жизни не повторится, Зоркин еле-еле дождался исхода второго дня. Через полчаса он был в Янгигуле и, не заворачивая к Николаю, поехал к Луизе Ветровой, надеясь найти у нее успокоение. Но и тут он получил от ворот поворот. Луиза бросила ему в лицо: «Подлец!», захлопнула дверь перед носом.

Он скорчившись сидел на огромном сундуке в комнате Николая Дубенко и, изменив своему всегдашнему правилу – выдержке и спокойствию, – ругался гнуснейшими словами. Он был почти уверен, что виновником его бед является «младший брат», хотя тот отрицал свою причастность к делу, фальшиво сочувствовал другу и грозился прибить Луизу Ветрову за хамское отношение к Василию. Зоркин догадывался, что напарник остро завидует ему, что запросы Николая никак не меньше его собственных и что наступит время, когда Дубенко полностью выйдет из повиновения. Но Николай ему нужен; без напарника Зоркин не в состоянии совершить очередной грабеж. А дело наклеивалось выгодное. Днем, бродя по городу и заново переживая вчерашнюю ссору с женой, вор по привычке внимательно осматривал каждый попадавшийся на пути универмаг. Дойдя до магазина спорттоваров, что расположен на центральной улице Манкента, Зоркин перешел на противоположную сторону. Он давно приметил магазин «Галантерея», большой одноэтажный с широкими дверями, одна из которых выходила на центральный проспект, а вторая – на боковую улицу. Рядом ворота жилого двора. Заглянув во двор, Василий увидел на гладкой стене дома вход на чердак. Мысль заработала в привычную сторону: ночью, когда все спят, проникнуть под крышу, а оттуда попасть в чердачное перекрытие над магазином.

Как следует наругавшись, и этим словно выплеснув из себя море возмущения, но не подавая вида, что подозревает Дубенко в тех неприятностях, что произошли одно за другим на протяжении двух дней, Зоркин заставил себя успокоиться, принять прежний высокомерный вид. Сказал тихо, кивнув в сторону комнаты хозяина:

– Дело есть, «Галантерею» можно сработать!

Дубенко остался безучастным, или, вернее, постарался сделать равнодушное лицо, даже потянулся лениво.

– Ты что, не хочешь? – спросил Василий с угрозой.

– Не хочу! – с вызовом бросил «младший брат». – Задешево, братишка, работать не буду. Мы с тобой одним лыком связаны, плати половину, тогда пойду.

Зоркин скрипнул зубами. Хотел было надавить на напарника, но сдержался от мысли, вдруг пришедшей в голову. Решил: «Пусть ширмач похорохорится, пусть надеется на то, что разделю доход поровну. А на деле перешлю добро в Душанбе к скупщику и сам туда смотаюсь, все деньги себе заберу... Как с женой поступить? А никак! Скандал устрою, заявлю, что не смогу жить с ревнивицей, а посему мол требую развода».

Получив согласие «старшего брата», Дубенко восторжествовал. «Моя взяла!» – ликовал он в душе.

Братья назначили свидание в Манкенте на послезавтра. Ровно в шесть вечера Зоркин должен был ожидать Дубенко у магазина «Галантерея».

ЗНАК ВОПРОСА

На письменном столе большой лист бумаги. В центре тщательно вычерчены карандашом два прямоугольника, соединенные короткой жирной чертой. Внутри одного из них четкая надпись: «Зоркин (Манкент), ул. Зеленая 23», внутри другого – «Дубенко (Янгигуль), ул. Железнодорожная, 19.» От прямоугольников во все стороны разбегаются тонкие лучи-линии, концы которых вонзились в квадраты с фамилиями и адресами. Это – схема внешних связей грабителей; все, что написано и нарисовано на листе, сделано не за один день, и даже не за неделю. В течение долгих трех месяцев оперативники следили за каждым шагом «братьев», и, как только засекали новый адрес, он немедленно появлялся на схеме в виде квадрата.

Сергей Георгиевич Чернов взял линейку и карандаш. Подполковник аккуратно начертил новый квадрат в самом низу листа. Тонкая линия пробежала от него к середине и впилась в прямоугольник – визитную карточку «инженера» Зоркина. После этого Чернов ровными буквами написал в квадрате: «Магазин «Галантерея», а рядом поставил большой знак вопроса. Из последнего сообщения можно было предположить: «инженер» присмотрел объект для грабежа. Зоркин долго ходил около магазина, немало времени провел внутри, тщательно исследовал двор, видимо, высматривал, как лучше взобраться на чердак. Свидетелем всех этих действий Василия Зоркина был переодетый в штатское платье работник уголовного розыска, наблюдавший за преступником от самого дома и передавший наблюдение другому сотруднику в тот момент, когда «старший брат» сел в автобус, идущий в Янгигуль.

Чернов склонился над схемой, почти лег грудью на стол. Он снова и снова скользил светлыми холодными глазами по квадратам, беззвучно шевеля при этом тонкими твердого рисунка губами. Сергей Георгиевич как бы прочитал в десятый, а может быть, в сотый раз ту невидимую запись в памяти, сложившуюся после всех сообщений и докладов подчиненных ему сотрудников.

Три месяца назад, после того, как удалось установить фамилию «братьев», на схеме появились первые два прямоугольника. Через несколько дней в областное управление охраны общественного порядка приехал заместитель начальника Янгигульского горотдела милиции старший лейтенант Хегай и сразу же поспешил в конец коридора, в кабинет начальника отдела уголовного розыска.

Хегай вошел скорым решительным шагом. Поздоровался с Сергеем Георгиевичем, ответил крепким рукопожатием на дружеский жест полковника. Сел за приставной стол.

– Появилась женщина! – начал старший лейтенант без предисловий. – Наши ребята установили, что Зоркин, приезжая в Янгигуль, часто ночует у Луизы Викторовны Ветровой. Молодая, двадцати четырех лет, очень красивая, работает экономистом в стройуправлении, где и Дубенко. Живет одна.

– Сообщница? – спросил подполковник, наморщив гладкий с большими залысинами лоб, произнеся это слово быстро, буквально в четверть дыхания.

Хегай пригладил ладонью черные блестящие волосы и, сузив и без того узкие лукавые глаза, отрицательно мотнул головой.

– Вероятнее всего, только любовница. Удалось также установить, что Ветрова верит в Зоркина – инженера-геолога.

Передохнув, заговорил снова:

– Вчера к секретарю партийной организации монтажного управления пришла строитель Нюра Иванова. Она дружит с Дубенко, хочет соединить с ним свою судьбу. Просила воздействовать на парня. Тот, после приезда двоюродного брата Василия Зоркина, начал часто пить, хвастается, что имеет много денег. Говорит, что его финансирует брат-геолог. Нюра не верит Николаю, боится, как бы снова не пошел по кривой дорожке: ведь всего года полтора прошло, как вернулся из заключения.

Чернов слушал, утвердительно кивая и крутя в пальцах остро отточенный карандаш. Спросил:

– Письменный рапорт подготовили?

– Так точно, товарищ подполковник! Вот он.

– Хорошо! Продолжайте наблюдение. Если заметите что-либо подозрительное, немедленно сообщите по телефону. Каждое действие свое согласовывайте только со мной.

После ухода старшего лейтенанта на схеме, в верхнем углу, появился первый квадрат с короткой записью: «Ветрова (Янгигуль), ул. Новая, 3».

Вслед за рапортом из Янгигуля пришло донесение из Кумыра. «Инженер» Зоркин навестил буфетчицу городского ресторана Веру Голубенко, женщину лет тридцати, мать-одиночку, живущую вместе с сыном, восьмилетним мальчуганом. Голубенко проверена ранее не судилась, подозрительных знакомств не вела, живет замкнуто, дружит с соседкой, работающей на угольном разрезе. Зоркин пробыл у Голубенко двое суток потом вернулся в Манкент. После отъезда мальчик похвалился сверстникам, что мама привела домой дядю-инженера и дядя просил его называть папой. Подарил заводной автомобиль и шоколадку. Обещал, как вернется из экспедиции, купить большой «Конструктор». Мальчик слышал: дядя рассказывал маме, как он и другие геологи ищут в горах золото.

Начальнику отдела уголовного розыска стал известен второй адрес, где мог найти приют и укрыться на случай опасности Василий Зоркин. В итоге на схеме появился новый квадрат с фамилией Голубенко, проживающей в Кумыре.

Группу, сотрудники которой следили за Зоркиным и Дубенко в Манкенте, возглавил начальник оперативного отделения уголовного розыска капитан Файзиев. Тридцатипятилетний человек со стальными мышцами хорошо тренированного боксера, чернявый, с гладко зачесанными назад волосами, очень подвижный и вместе с тем неторопливый и вдумчивый, когда требовало дело, он умело организовал наблюдение. По натуре Мурат Файзиев был прирожденный следопыт, неуемная энергия уживалась в нем с огромным терпением. Если он сам лично следил за преступником, последнему, несмотря на всякие ухищрения, трудно было сбить оперативника со следа. Он первым установил местожительство Зоркина в Манкенте, не возбудив у «инженера» даже тени подозрения. Другие три адреса, куда попеременно заглядывал «старший брат», прихватывая «младшего», добыли подчиненные капитану сотрудники.

Снова и снова оперативники задавались одним и тем же вопросом: нет ли среди пяти женщин, которых посещал Зоркин, сообщницы? А может не одна?

Капитан Файзиев обратился за помощью к участковом уполномоченным, просил дать подробные характеристики интересующих уголовный розыск лиц. В том, что Зоркин добывает деньги нечестным путем, сомневаться не приходилось. Он нигде не работал, хотя в домовой книге было записано: «Инженер-геолог Таджикской геологоразведочной экспедиции» и имелась справка с места работы. «Инженер» целыми днями болтался без дела, обманывая жену, говоря каждое утро, что идет на службу в геологическое управление. На самом деле он проводил время у любовниц в Манкенте или у Дубенко в Янгигуле, сорил деньгами. А несколько дней назад «инженер», провожаемый женой, укатил на курорт в Трускавец. Вместе с Зоркиным в тот же самолет сел старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска капитан Азиз Пулатов. В кармане у него лежала путевка в Трускавец: у капитана в последнее время начала пошаливать печень.

* * *

Азиз Пулатов, высокий жилистый мужчина лет тридцати, опустился на сиденье рядом с Василием Зоркиным и, вежливо улыбнувшись, сказал:

– Тяжело переношу полеты... Мутит.

Зоркин, ответив еще более широкой улыбкой, тут же перевел взгляд в окно, затряс растопыренными пальцами, кивая головой стоявшей впереди всех провожающих Саше Кравцовой. Она сквозь затуманенные слезами глаза сумела разглядеть мужа и, увидев, вспыхнула от радости, замахала платком... Самолет вырулил на взлетную площадку.

Уже в воздухе Зоркин, наконец, оторвался от окна, удобно откинулся на мягкую спинку кресла и в упор несколько коротких секунд рассматривал соседа. Затем, точно вспомнив сказанное Азизом, доверительно заметил:

– Я тоже неважно чувствую себя в самолете. Но у меня на этот случай лекарство. – Он двинул ногой клетчатый баул. – Коньяк и лимоны. Хотите?

– Благодарю вас! Пока пососу леденец, а там видно будет.

За пять часов полета до Москвы попутчики разговорились, назвали друг другу имена и выразили удивление и радость по поводу того, что оба направляются на один и тот же курорт. Было выпито по рюмочке коньяку, расспрошено без подробностей: женат ли сосед, есть ли дети и какое общество предпочитает на курорте – мужское или женское?

Когда Зоркин и Пулатов добрались до Трускавца, их водой нельзя было разлить, так подружились они за это время. Поселились в одной палате, вместе ходили гулять по вечерам, поверяли друг другу сердечные тайны.

Азиз был холост, в женском обществе чувствовал себя скованно и в первый же день признался в этом Зоркину. Василий заиграл бровями, взгляд его сделался ласковым. Он, ободряюще хлопнув нового друга по плечу, горделиво хохотнул:

– Со мной не пропадешь, меня женщины любят!

Капитан внутренне усмехнулся. «Вот она – слабость «инженера» Зоркина, – подумал он. – Что же, посмотрим, как ты поведешь себя дальше, не обронишь ли ненароком словечко о своих грабежах».

Василий представился Азизу Пулатову инженером-геологом, с жаром рассказывал о том, какую большую и интересную работу ведет его экспедиция, разведывая золотоносный участок. Речь его была пересыпана такими словами, как минерал, месторождение, коллектор, шурф, твердость породы по шкале Протодьяконова и множеством других. Не знай капитан Пулатов, кто такой на самом деле Василий Зоркин, поверил бы в то, что он геолог, что любит свою работу, отдает ей чуть ли не всю душу. Зоркин подробно расспросил Азиза, чем занимается тот и, услышав, что Пулатов экономист (капитан перед поступлением в органы охраны общественного порядка закончил финансово-экономический техникум, а теперь учился заочно на последнем курсе юридического института), воскликнул:

– У меня знакомая есть, инженер-экономист. Ох, и девочка, пальчики поцелуешь! Когда в Манкент вернемся, я тебя с ней познакомлю. В Янгигуль вместе съездим.

Пулатов насторожился, он молил про себя: «Говори дальше, назови фамилию Ветровой, произнеси вслух имя Дубенко!.. Но Зоркин, тут же позабыв про обещание, завел речь о том, как провести приближающийся вечер повеселее и с «толком».

– Слушай, Азиз, меня сестра-хозяйка в гости пригласила. Пойдем?

Пулатов замялся:

– Ведь тебя одного приглашали!

– Чего ты скромничаешь? Слушай, там рядом врачиха живет, хорошенькая. Компанию организуем, выпьем, погуляем на славу.

– Брось! – Зоркин отмахнулся, когда Азиз попытался было сказать, что спиртное только повредит им, сведет насмарку лечение. – Я себя сейчас здоровым, как бык, чувствую.

По дороге Пулатов молчал, несколько раз тяжело вздохнул и, наконец, добился своего. Зоркин приостановился, спросил с удивлением:

– Ты чего мрачный, не на похороны идем.

– Понимаешь, Вася, боюсь я пить. Нет, ты не думай, дело здесь не в лечении, а в языке. Ты чего на меня так смотришь, думаешь, заговариваюсь. Видишь ли, я как выпью, несдержанным на язык становлюсь. Так и тянет меня на откровенный разговор. Обязательно вылеплю, что сидел в тюрьме. Был такой грех в юности.

– За что сидел?

– За грабеж. С двумя дружками по ночам на улице прохожих без пальто оставлял. Но, как вышел на свободу, бросил это дело. Ну а люди знаешь как на это смотрят, услышат, что был в заключении, значит бандит, вор, плохой человек. Тебе хорошо, у тебя биография чистая, по лицу видно – интеллигентный мужчина.

Зоркин рассмеялся. Хохотал долго, чуть не до слез, не объясняя причину столь бурного веселья. Капитан хорошо понимал, в чем здесь дело, но, как не было смешно ему самому, он усилием воли сдержал себя и даже постарался сгустить тучи на лице.

– Чудак ты, Азиз! – все еще похохатывая и тряся головой, заметил Зоркин. – Подумаешь, бандит какой выискался. Да ни одна женщина на это внимания не обратит, ты ей не в прошлом виде нужен, а в настоящем.

– А в отношении меня ты прав, – добавил Василий. – У меня, брат, биография чистая, как стеклышко. Я проговориться не боюсь.

С большим искусством умел перевоплощаться Азиз Пулатов; умел расположить к себе самого недоверчивого человека, вызвать на откровенность, добиться признания. Но с Зоркиным дальше поверхностного разговора дело не шло. Единственное, в чем был откровенен «инженер», это в рассказах о своих любовных победах.

Подошел день отъезда. Пулатов и Зоркин упаковали чемоданы, тепло распрощались с многочисленными знакомыми, с которыми подружились на курорте и, записав в блокноты по меньшей мере десяток адресов и номеров телефонов, уехали на вокзал. Через два дня они были в Манкенте.

На аэровокзале «приятели» расстались. Зоркин не пригласил Пулатова к себе, сославшись на то, что ютится с женой в жалкой каморке на окраине города. Но тут же заверил, что как только получит новую квартиру, которую ему обещали дать буквально на днях, то позвонит Азизу домой, пригласит его на новоселье.

Азиз, беседуя с Зоркиным еще на аэровокзале, облегченно вздохнул, приметив знакомую фигуру молодого оперативника лейтенанта Юры Званцева, который стоял далеко в стороне и словно от нечего делать разглядывал прохожих. Каждый, кто обратил бы внимание на зеленого юнца, торчащего на самом солнцепеке и вращающегося словно флюгер вокруг собственной оси, непременно подумал бы. с теплой покровительственной улыбкой на губах: этот юноша с буйной шевелюрой светлых волос, в снежно-белой рубашке с закатанными выше локтей рукавами и в светлых отутюженных брюках явно назначил свидание.

Приближаясь к автобусу, Пулатов краем глаза продолжал наблюдать за Званцевым. Тот смотрел поверх его головы, следя за полетом голубя. Белый турман, купаясь в темно-синем океане, в глубине которого полыхал золотой шар солнца, вдруг камнем пошел вниз. Глаза Юры скользнули за ним, и в этот момент Званцев перехватил условный знак капитана – тот потер пальцами мочку левого уха. Лейтенант повернулся в сторону стоянки такси, провел расческой по взъерошенным волосам и в который раз поднес руку с часами к лицу. Машина, где сидел Зоркин, тронулась с места. За ней рванулось второе такси. Когда «Волга» промчалась мимо Юры, сквозь заднее стекло можно было увидеть мускулистую фигуру и безмятежно спокойное лицо Мурата Файзиева.

Званцев еще раз огляделся, махнул рукой, что можно было посчитать за знак отчаяния: «Она не придет», пошел прочь с площади. Его задача была выполнена.

* * *

Подполковник Чернов с нетерпением ожидал приезда капитана Пулатова. Азиз за время пребывания в Трускавце несколько раз разговаривал с Сергеем Георгиевичем по телефону, передавая в общем, что результатов пока нет, но он не теряет надежды. Теперь Пулатов должен был сделать подробный доклад о поведении «инженера» Зоркина на курорте, а потом на оперативном совещании следовало детализировать каждый факт, каждое слово преступника.

Азиз докладывал по меньшей мере часа два. День за днем, проведенные Зоркиным на курорте, представали перед подполковником словно нарисованные на картине. Чернов и Пулатов снова и снова оценивали каждое движение бровей «инженера», произнесенные им фразы, пытались найти то, что искали, скрупулезно исследуя многословные откровения Василия, которые почти наизусть затвердил молодой капитан.

И когда Азиз коснулся вопроса о деньгах, подробно передав сетования Зоркина на то, что обычно из отпуска возвращаешься домой с последним рублем, подполковник удовлетворенно прикрыл глаза.

– Значит, скоро «инженер» наметит новую кражу, – сказал он, обращаясь одновременно и к себе, и к Пулатову. – Как считаешь?

– К этому идет, Сергей Георгиевич, – ответил Азиз. – Ведь с момента последней магазинной кражи прошло четыре месяца. К тому же незадолго перед отъездом с курорта Зоркин раза два обмолвился, что после возвращения из отпуска надеется получить большую премию якобы за открытие нового месторождения. Вот тогда, – говорит, – приглашу тебя, Азиз, на новоселье. Гульнем на славу.

– Про премию упоминал? – быстро переспросил Чернов. – И Дубенко об этом говорил, ему, видишь ли, за рационализацию большое вознаграждение полагается!

На лицах офицеров в тот же миг вспыхнули иронические улыбки и погасли. Глаза оставались серьезными: подполковник и капитан понимали, что теперь необходимо еще тщательнее следить за грабителями, не выпускать ни на минуту из глаз «инженера»и «техника».

Азиз Пулатов хотел было задать вопрос подполковнику, но Чернов опередил его:

– Вижу, жаждешь узнать, кто на связь с Дубенко вышел. Мурат Файзиев! Вот, почитай рапорт.

Капитан читал, и лицо его то хмурилось, то оживлялось светом восхищения. Молодец Мурат! Недаром он считается самым способным оперативным работником в отделе. Так ловко подцепить на крючок хитрого вора мог только он, никто больше.

А произошло вот что. Файзиев, проверив досконально биографии всех любовниц Зоркина, установил, что одна из них – Зинаида Самойлова, проживающая в Манкенте, – прежде была судима за укрывательство вора-рецидивиста по кличке Милорд, бежавшего из заключения и вновь занявшегося на свободе грабежами.

Преступник был арестован и осужден. Самойлова за укрывательство получила два года. Отсидев, вернулась домой к матери, тяжело переживавшей такое горе и вскоре отошедшей в мир иной по причине сильного нервного истощения и крупозного воспаления легких.

Зина – молодая женщина, не отличавшаяся и прежде скромным поведением, теперь, оставшись одна, повела разгульный образ жизни. Имела отдельную квартиру, к посему выбирала любовников по вкусу и обязательно красивых. Зоркин пришелся ей по душе: двери ее дома были всегда открыты для него и для его «брата» Николая Дубенко.

На оперативном совещании в кабинете подполковника Чернова было высказано предположение: не взялась ли Самойлова за старое, не сообщница ли она преступников, может быть, посвящена в их планы? Сергей Георгиевич решил поручить Самойлову заботам капитана Файзиева и лейтенанта Званцева.

Неделю спустя, возвращавшаяся из кино Зинаида была атакована пьяным парнем, в кепке, натянутой чуть ли не до бровей, в клетчатой рубашке навыпуск и в широких штанах, коленки которых обвисли мешочками. Дыша перегаром в затылок, с налившимися кровью глазами, он тащился за ней от центральной улицы до маленького темного сквера. Зинаида нервничала, ей вовсе не улыбалось знакомство с «кирным работягой», как решила она. Самойлова считала себя интеллигентной девушкой и признавала только солидных мужчин, которые были осторожны в делах любви и имели лишние деньги в кармане.

Но парень не отставал. Заплетающимся языком он бормотал что-то о любви с первого взгляда, о стройных ножках красавицы. На темной дорожке пустынного сквера он схватил Зинаиду за шею и, прижав к пыльному стволу дерева, попытался облобызать. Она отбивалась, что было сил, вертя головой направо и налево и не видя вокруг ни души.

– Пусти, паразит! – бесилась Самойлова, отталкивая парня и остро желая, но боясь стукнуть его по расползшемуся, искривленному лицу: пьяный мог дать сдачи или, что еще хуже, пустить в ход бритву, нож.

Откуда появился человек с плечами борца и гладко зачесанными назад волосами, Самойлова не заметила. Видимо, он вышел из другой аллеи. В тот же момент пьяный был схвачен за шиворот и сильным толчком брошен в сухой арык.

С яростным шипением, точно гадюка, придавленная камнем, парень поднялся, цепляясь за ствол дерева и качаясь пошел на неведомого защитника Зинаиды. Но то ли его поразила ширина плеч противника, то ли что другое, он вдруг повернулся вокруг собственной оси и тут же исчез, словно провалился сквозь землю.

– Разрешите вас проводить? – обратился человек к Зинаиде Самойловой, дрожавшей в нервной истерике и по-прежнему тесно прижимавшейся к стволу дерева.

– Да, да! Прошу вас, пожалуйста! Я так испугалась. Это какой-то бандит, да еще пьяный до омерзения.

Человек хмыкнул, иронически улыбнувшись, и, взяв Зинаиду под руку, пошел с ней из сквера. Самойлова вскоре успокоилась, разглядывала лицо попутчика, скосив в его сторону выпуклые голубые глаза. У человека было бронзовое, крупно вычерченное, медальной чеканки лицо. Он ей понравился, и она чуть крепче, чем позволяло приличие, прижала его руку к своему боку.

– Вы смелый! – сказала Зинаида, не отрывая глаз от его лица.

Он снова усмехнулся, чуть пожал плечами:

– Ерунда. Не с такими приходилось дело иметь.

– Как вас зовут?

– Мурат!.. А вас?

– Зина!

Зинаида задала второй вопрос. Ей захотелось узнать, кто он, ее защитник, крепкий молодой мужчина, такой уверенный в себе, спокойный и вежливый.

Мужчина не ответил впрямую. Он сказал как бы в шутку:

– Моя профессия в списках не значится. Я вольный художник.

– Вы рисуете? Ой, как интересно!

– Не совсем. Я владею искусством добывать деньги. – Мурат приостановился, сунул руку во внутренний карман чесучового пиджака, и перед глазами Зинаиды мелькнула толстая пачка хрустящих ассигнаций.

Самойлову бросило в жар. Все ее существо враз, С пяток до макушки, наполнилось жгучим волнением. В голове замелькали быстрые алчные мысли. «Такой любовник не уступит ее Василию. Его надо приручить во что бы то ни стало, пригласить в дом».

Мысли понеслись дальше с быстротой курьерского поезда: «Интересно, кто он, чем занимается, откуда достает деньги? Свободный художник! Но ведь и тот, прежний ее друг, Эрик-Милорд, из-за которого она узнала путь за решетку, именовал себя человеком свободной профессии... Неужели опять судьба столкнула ее с вором? Плохо это или хорошо? А почему должно быть плохо? Теперь она будет умнее: не предложит преступнику свой кров, пусть он приходит к ней на два-три часа, пусть даже останется на ночь, но не больше.

Зинаида шла, приноравливаясь к широким твердым шагам попутчика. Всего несколько секунд минуло, как она вдруг решила проверить Мурата, убедиться в своей догадке и тогда уже поступить так, как задумала. Она произнесла, улыбаясь с тихой грустью в голосе, словно припоминая и бесконечно сожалел о минувшем:

– Вы похожи на одного моего знакомого. Он тоже называл себя художником, Эрик-Милорд.

Мурат остановился, глаза его, чуть узковатые, похожие на два ярких огонька в темной ночи, вспыхнули подобно вольтовой дуге.

– Милорд? Я его знаю... Подожди, так ты Зинка Тихая?

– Да... А откуда вам известно мое прозвище?

– Милорд говорил. Я – Визирь!

– Я не слышала о тебе, он никогда не называл твоего имени.

– Обо мне не говорят. Я сам называю, если хочу. И имей в виду, если кому обо мне скажешь, дыру во лбу сделаю.

– Да ты что, за кого меня принимаешь! Я Милорда полгода у себя скрывала.

– Знаю, потому и открылся. Но мне твоя хата ни к чему. Да и скрываться не приходится. Уголовка про меня не прослышала, моих следов в картотеке нет и не было.